Текст книги "Археология"
Автор книги: М. Добровольская
Жанр: Педагогика, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
§ 3. Процессуальная археология: Колин Ренфрю и школа Энтони Снодграсса
Процессуальный подход предполагает изучение социума путем выявления и отдельного рассмотрения различных процессов, происходивших в обществе и между сообществами. Особое внимание процессуальный подход уделяет окружающей среде, средствам к существованию и экономике, а также социальным отношениям в обществе и воздействию идеологии и системы верований на все эти детерминанты.
В 1967 г. Кент Флэннери так описал процессуальный подход: «Ученые процессуальной школы рассматривают жизнедеятельность человека как перекресток между большим количеством систем, каждая из которых заключает в себе культурные и внекультурный феномены, последний часто превалирует[14]14
Внекультурным феноменом Флэннери называет окружающую среду.
[Закрыть].
К примеру, индейская группа может участвовать в системе, в которой маис растет на речной долине, медленно подвергающейся эрозии. В то же время индейцы находятся в системе, включающей популяцию диких кроликов, чье поголовье под влиянием хищников и болезней меняется за десятилетний цикл. Кроме того, группа индейцев может находиться в системе обмена с соседней индейской группой, занимающей другую область, откуда в определенное время года индейцы первой группы с помощью обмена получают важные ресурсы. Все эти системы требуют времени и энергии конкретного индейца. Поддержание средств к его существованию зависит от баланса между этими системами. Соответственно, культурные изменения происходят через малые вариации в одной или более системах, которые растут, сменяют друг друга или дополняют другие системы»[15]15
Flannery K. V. Culture history vs. cultural process: a debate in American archaeology // Scientifc American 217, 1967. – P. 120.
[Закрыть].
Иными словами, процессуальный подход рассматривает различные общественные и естественные процессы по отдельности и таким образом изучает закономерности в развитии общества. Прежде чем перейти к характеристике школы Энтони Снодграсса о развитии раннего железного века в Греции и возникновению полисов, обратим внимание на Эгейский регион в бронзовом веке, так как между обществами в эти периоды в данном регионе существовал определенный континуитет.
Колин Ренфрю в 1972 г. в рамках процессуального подхода охарактеризовал становление и развитие минойской и микенской цивилизаций[16]16
Renfrew C. The Emergence of Civilisation. The Cyclades and the Aegean in the Third Millenium B. C. / Methuen. – London, 1972.
[Закрыть], рассмотрев следующие подсистемы культурной системы (цивилизации):
1. Продукты питания – подсистема, взаимодействие общества с которой относится к продуктам питания и наличию данных ресурсов в регионе.
2. Техническая подсистема – определяется материальной культурой.
3. Социальная подсистема – определяется взаимодействием между членами общества (отличным от тех, что представлены в предыдущих подсистемах).
4. Символическая, или проекционная, подсистема – включает в себя религиозную жизнь общества, искусство и науку, всю ту активность, через которую люди выражали свои знания о их взаимоотношении с миром, чувства и верования.
5. Подсистема внешней торговли и связей – определяется информацией или материальными благами, которые передаются через границы общей системы.
6. Население (демография).
Каждая из этих подсистем может быть рассмотрена в отдельности. К примеру, возьмем подсистему продуктов питания. Пшеница и ячмень были главными сельскохозяйственными культурами в неолитический период (6500–3000 гг. до н. э.), а овцы и козы – главными видами в животноводстве. Ренфрю считает, что новые сельскохозяйственные культуры (оливы и виноград) получили здесь особое распространение и значение в раннем бронзовом веке и еще больше укрепились во время расцвета дворцов в позднем бронзовом веке. Именно эти новые культуры, по мнению Ренфрю, привели к разнообразию сельскохозяйственной деятельности и позволили индивидуальным крестьянским хозяйствам перейти к специализации труда. Обмен продуктами стал необходим, и в этом обмене дворцы могли играть центральную распределительную роль.
При характеристике становления обществ государственного типа в Эгеиде Ренфрю обозначил и уделил внимание «умножающему эффекту»: изменения или инновации, происходящие на одном поле человеческой активности (в одной подсистеме культуры), иногда приводят к изменениям на других полях (в других подсистемах). Причем вызванные изменения сами усиливают первичные изменения в подсистеме, их вызвавшей.
Рассмотрим изменения в некоторых подсистемах, приведших к развитию в металлургической подсистеме (относится к технической подсистеме у Ренфрю). В технической подсистеме, в ремесле произошли серьезные сдвиги, в первую очередь состоялись пиротехнические открытия в гончарном деле, которые дали толчок развитию металлургии. Затем ряд изменений в социальной подсистеме затронул металлургию. Во-первых, возросла потребность в металлическом оружии, что было вызвано увеличением военной агрессии (документировано археологически обнаружением фортификации раннего бронзового века). Во-вторых, рост спроса на предметы роскоши из золота и серебра. В-третьих, появление обычая погребения ценных металлических предметов с покойным, что опять-таки увеличивает спрос на рынке для таких предметов. Подсистема внешней торговли также способствует развитию металлургии, поскольку через торговлю становится доступно дополнительное сырье для металлургии.
Модель Колина Ренфрю показывает, что главным двигателем развития и изменений в Эгейском регионе бронзового века стало не действие какого-либо одного фактора, а взаимодействие различных подсистем через «умножающий эффект». Тем не менее следует выделить важность определенных процессов – развитие металлургии и конкретных сельскохозяйственных культур (олив и винограда)[17]17
Renfrew C., Bahn P. Archaeology: Theories, Methods, and Practice / Thames and Hudson Ltd. – London, 1996. – P. 458–459.
[Закрыть].
Теперь обратимся к школе Энтони Снодграсса, который был учеником Джона Бордмана и закончил Оксфорд. Тема его исследования – вооружение периода «Темных веков» – достаточно традиционная для археолога, поскольку имеет дело с определенным классом материальной культуры.
Однако Снодграсс двинулся в нетрадиционном направлении, так как развитие его темы много значило для вопроса гоплитской реформы (появление фаланги тяжеловооруженных воинов), что было полем деятельности для социальной и экономической истории. Снодграссу требовалось расширить сферу применения классической археологии и сосредоточиться не только на артефактах, но и на контекстах, в которых они находятся.
Таким образом, Снодгассу удалось объединить античную историю и археологию, опираясь на комплексный анализ источников – как литературных, так и археологических, используя новейшую для 1970-х годов социальную и антропологическую теорию. В своей инаугурационной лекции в качестве профессора классической археологии в Кембридже в 1977 г.
Снодграсс представил проект развития социальной археологии по исследованию становления греческих городов-государств. Суть проекта заключалась в том, что Энтони Снодграсс решил представить системную модель социальных изменений в «Темные века» и в период архаики.
Греческое общество рассмотрено в виде социальной системы – сети взаимодействующих подсистем, влияющих одна на другую. Расставив системные факторы, Снодграсс предложил модель, где главной силой по становлению города-государства стал демографический фактор, который через серию «умножающих эффектов» повлиял на всю социальную систему в целом[18]18
Snodgrass A. M. Archaic Greece: The Age of Experiment / Dent. – London, 1980.
[Закрыть]. Используя количественный анализ поселений и погребений, он показал сокращение численности населения в начале «Темных веков» и демографический взрыв в VIII в. до н. э., где, по его подсчетам, между 780 и 720 гг. до н. э. количество погребений на поколение возросло в семь раз (рис. 1).
Рис. 1. Количество погребений по поколениям (одно поколение – 30-летний цикл) в Афинах, Аттике и Аргосе.
Источник: Snodgrass A. M. Archaic Greece: The Age of Experiment / Dent. – London, 1980. Figure 4.
Таким образом, полисная система для Снодграсса была создана как ответ на демографический вызов, ведь рост населения повлиял на коммуникацию между сообществами и разделение труда. Все это потребовало социальных и политических изменений.
Снодграсс отмечает, что полис был не собственно городом, а скорее идеей. Новая политическая форма в своем начальном развитии являлась скоплением деревень. Ранняя фортификация характерна для Смирны, но не для других поселений, где фортификация встречается только ближе к концу архаического периода.
Следовательно, урбанизация не является обязательным критерием для раннего греческого полиса.
Что касается других системных факторов, повлиявших на социальные и политические изменения, то Снодграсс выделяет развитие металлургии, что привело к развитию экономики и выразилось в религиозной сфере в форме роста посвящений в святилищах в VIII в. до н. э. Снодгасс опять использует количественный анализ и представляет таблицы с подсчетом артефактов в святилищах, сравнивая их с богатыми погребальными дарами.
Новая архитектура представлена монументальными храмами. Общегреческие святилища стали средством взаимодействия аристократических родов, а также средоточием героического идеала, физической силы и соревновательного духа. Дельфы стали центром информации, который влиял на Великую греческую колонизацию. Жречество стало политическим арбитром.
Развитие полиса связано у Снодграсса также с экономическими изменениями – от пастушеского хозяйства к земледелию. Мир Гомера – еще мир пастухов, а мир Гесиода – уже мир небольших земледельческих хозяйств.
Соответственно, такие изменения привели к значимости владения землей. Население и фактор нехватки земли (с учетом значимости владения землей) привели к колонизации, начавшейся в 735 г. до н. э., когда был основан сицилийский Наксос. Ремесленные технологии (производство треножников, металлургия и керамическое производство) связаны по Снодграссу с религией (религиозные институты – главный потребитель благ). Вооружение и изображения раскрывают военное дело как центральный элемент самой идеи полиса.
В VII в. до н. э. изменения привели к появлению фаланги, где ключевым элементом стали зажиточные граждане, но не аристократы. Политическая нестабильность способствовала появлению законодательства и новой публичной политической сферы в жизни общества. Нельзя забывать, что развитие военного дела, а также экономическая экспансия в сочетании с колонизацией и новыми политическими формами привели к развитию рынка, где появилась также рабская сила – составная часть материальной базы для полисной экономики.
Снодграсс перечисляет ключевые изменения: гражданство доминирует над родством; сдвиг от скотоводческой к земледельческой экономике; рабство; племенная монархия уступает дорогу государственным институтам; рост независимого государства вследствие ухода от аристократического доминирования к гражданскому обществу; торговля, развивающаяся от престижной экономики к меркантилизму. Таким образом, Энтони Снодграсс показал понимание археологического материала в терминологии социального процесса[19]19
Shanks M. Classical archaeology of Greece: experiences of the discipline / Routledge. – London, 1996. – P. 130–133.
[Закрыть].
Вопросы и задания для самостоятельной работы
1. Охарактеризовать процессуальный подход к истории и археологическим исследованиям.
2. Рассмотреть модель Колина Ренфрю по становлению минойской и микенской культур, выявить ее сильные и слабые стороны.
3. Рассмотреть модель Энтони Снодграса по становлению древнегреческих полисов и определить ее сильные и слабые стороны.
4. Определить процесс, показанный на рис. 1. Как можно его интерпретировать?
§ 4. Ян Моррис и социальная археология: на пути п к постпроцессуализму
Системная модель Энтони Снодграсса применяет к классической археологии принципы процессуального подхода. Однако еще с конца 1970-х годов процессуальная археология стала подвергаться критике.
Так, одни исследователи считали процессуальный подход слишком узкой теорией, обобщающей исторический процесс и сводящей его к универсальным законам общественного развития. По мнению других, большее внимание следовало уделять идеологическим и символическим аспектам древних обществ. Третьи высказывались, что процессуальный подход игнорирует роль личности в истории[20]20
Renfrew C., Bahn P. Archaeology: Theories, Methods, and Practice / Thames and Hudson Ltd. – London, 1996. – P. 461.
[Закрыть].
Исходя из этой критики, ряд британских археологов (в особенности Ян Ходдер, Майкл Шэнкс и Кристофер Тилли) попытались сформулировать новые подходы, которые собирательно можно назвать постпроцессуальной археологией. Идеологической основой движения постпроцессуалистов стали взгляды неомарксистов (Луи Альтюссера, Этьена Балибара), постпозитивистов (анархистский взгляд на науку философа Пола Фейерабенда), теория структурализма (Клода Леви-Стросса), герменевтический подход (Вильгельма Дильтея, Робина Коллингвуда и Поля Рикёра), критическая теория философов Франкфуртской школы (Герберта Маркузе и Теодора Адорно), идеи постструктурализма (Ролана Барта, Мишеля Фуко и Жака Деррида), структурационная теория (Энтони Гидденса), а также идеи Пьера Бурдьё и гендерные подходы к археологии.
Цель постпроцессуалистов – преодолеть рамки процессуального подхода, показать уникальность каждого конкретного общества, используя весь возможный инструментарий. Отметим, что, несмотря на критику процессуального подхода, постпроцессуалисты используют и развивают его методы, причем интерпретация одних и тех же памятников, а также социального развития одних и тех же культур зачастую у постпроцессуалистов бывает разной[21]21
Например, в случае с европейскими мегалитами неолитического периода. Так, в 1980-х Кристофер Тилли предложил интерпретацию мегалитов в Швеции, связав их с укреплением власти отдельных лиц, через использование этих мегалитов как элемента ритуальной практики. Смешение частей тела разных людей в одной гробнице выражает, по Тилли, единство общества, отвлекая таким образом внимание от неравенства и власти, которые уже реально существуют (Тилли использует марксистский подход, показывая власть и эксплуатацию, а также неомарксистский подход, когда говорит о сокрытии эксплуатации идеологическими и ритуальными средствами). Другой представитель постпроцессуальной археологии – Ян Ходдер рисует иную картину, выражая символический аспект, что многие гробницы символически связаны с домами более раннего и современного им времени. См. Renfrew C., Bahn P. Archaeology: Theories, Methods, and Practice / Thames and Hudson Ltd. – London, 1996. – P. 466–467.
[Закрыть].
Что касается классической археологии, то можно выделить постпроцессуальную критику по отношению к процессуалистам в работах Майкла Шэнкса[22]22
Shanks M. Classical archaeology of Greece: experiences of the discipline / Routledge. – London, 1996.
[Закрыть]. Однако ничего кардинально нового в интерпретации античной истории с помощью классической археологии в рамках постпроцессуального подхода не предложено. Здесь все движется по процессуальной схеме, с развитием в сторону символического аспекта.
В этом отношении характерно исследование Яна Морриса в области социальной структуры общества через ритуальные практики. Моррис использует теорию и метод «погребального анализа», разработанного американскими археологами, в частности Льюисом Бинфордом, применяя его к погребениям Аттики. Погребение рассматривается как отражение социальной структуры и ментальной культуры общества. Задачей Мориса было найти это отражение в погребениях и прочитать через них изменение социальных структур.
Для этого Моррис анализирует возрастную структуру кладбищ, демографические показатели, выявляя погребенные группы населения, рассматривает возможность исключения определенной части населения из формального погребения на погостах, проводит различия между кладбищами, учитывает погребальные дары и символы богатства.
Главным тезисом в его работе «Погребение и древнее общество» (1987) является то, что с 1050–750 гг. до н. э. по большей части материковой Греции (а в Аттике еще и с 700–510 гг. до н. э.) кладбища и небольшие могильные наделы представляли собой ограниченные погребения по ранжированным группам[23]23
Morris J. Burial and Ancient Society: The Rise of the Greek City State / Cambridge University Press. – Cambridge, 1987.
[Закрыть].
По Моррису, около 750 г. до н. э. образуются греческие полисы, появляются политические сообщества и идеология, сглаживающая различия в социальном статусе, что повлияло на количество и характер погребений[24]24
Прямой вызов демографическим вычислениям и модели Энтони Снодграсса.
[Закрыть].
Таким образом, картина погребений отражает классовую борьбу между аристократией и социальными низами, которая закончилась с рождением полиса, когда низшие классы практически перестали зависеть от аристократии. Изменение погребального обряда, по Моррису, выявляет идеологическое объединение αγαθοί (знатных) и κακοί (низких) в оппозиции к новому классу рабов.
Афины времен Солона и тирании Писистрата – особый случай. По Моррису, Афины начали развиваться как полисная система, но затем, около 700 г. до н. э., вернулись к прежнему общественному состоянию. Однако следует отметить, что для Морриса археологический материал – лишь средство увидеть изменения в обществе, но значение этих изменений должно исходить не от археологии. Для этого Моррис обращается к этнографическим аналогиям и литературным источникам, прежде всего к Аристотелю.
Проиллюстрируем подход Яна Морриса к возрастной структуре в погребениях. Письменные свидетельства о возрасте погребенных в древности весьма противоречивы. Богатый источник – римские эпитафии, но и на них нельзя до конца положиться.
В результате исследователи обращаются к статистическим таблицам дожития, составленным по близким к нам прединдустриальным сообществам, допуская, что они могут представлять аналогию к древнему населению. Но и у этих таблиц есть свои ограничения. Они выполнены без учета миграций, роста населения или его сокращения.
К примеру, средняя продолжительность жизни в Риме периода Поздней республики, где численность населения резко увеличивалась из-за роста иммиграции и где условия жизни должны были дать более высокий показатель смертности, чем рождаемости, будет отличаться от средней продолжительности жизни в Эллинистической Беотии, где население сокращалось.
Таким образом, мы можем использовать эти таблицы продолжительности жизни для древней демографии только при высоком уровне обобщения, не пытаясь проводить различий между регионами и временными рамками. Для более детального демографического исследования требуется обратиться к костякам. Костяки при надлежащей их сохранности могут быть датированы весьма точно до 25 лет по зубам и прирастанию эпифизов. Определить возраст дальнейших возрастных групп сложнее. Между тем Боке-Аппель и Массе считают, что определение возрастной группы костных останков взрослых древних на основе возрастных показателей современных людей ведет к постоянным ошибкам[25]25
Bocquet-Appel J.-P., Masset C. Farewell to paleodemography // JHE 11, 1982. – P. 321–333.
[Закрыть].
Их критика была встречена в штыки, однако некоторые исследователи, занимающиеся средневековьем, также почувствовали, что во многих случаях костный анализ показывает средний уровень смертности в 10–15 лет, что является очень малым возрастом. Различный уровень сохранности костяков также представляет типичную проблему для исследователя.
Что касается Древней Греции, то антрополог Энджел выбрал прагматичный подход, оставив в стороне таблицы дожития и сосредоточившись на средней смертности взрослого населения[26]26
Angel J. L. The People of Lerna: Analasis of a Prechistoric Aeean Population. – Princeton, 1971; Angel J. L. The cultural ecology of general versus dental health // Bevölkerung Biologie (G. Fisher, ed.). – Stuttgart, 1974. – P. 382–391.
[Закрыть]. Данные показали, что средняя продолжительность жизни взрослого населения постепенно возрастала от 33,6 лет для мужчин и 29,8 лет для женщин с Раннего неолитического времени до 44,1 для мужчин и 36,8 для женщин в классический период, а ко II в. н. э. опять сократилась – до 38,8 для мужчин и 34,2 для женщин.
Энджел также продемонстрировал снижение детской смертности. В микенском кладбище в Лерне пропорция младенец (0–5 лет) – ребенок (5–15) – взрослый (более 15) в погребениях соотносится как 8:5:10, а для IV в. до н. э. в Олинфе – уже 5:3:10. Однако данная конструкция может измениться, если в этих местах будут найдены кладбища, где хоронили какую-либо одну возрастную группу, или если мы учтем, что микенцы в Лерне часто обходились без формального погребения своих стариков, или что в Олинфе так же поступали с младенцами. Таким образом, Моррис подчеркивает, что мы не можем детально знать местных обычаев погребения, представляет график частоты взрослых и детских погребений в Аттике с 1125 по 400 г. до н. э. (рис. 2). В V в. до н. э. соотношение погребенных взрослых и детей составляет примерно 1:1. На афинском кладбище в Керамике 510 из 1009 опубликованных погребений V в. до н. э. принадлежит юным или взрослым, а 445 – младенцам или детям; кроме того, есть еще 54 неясных случая.
Рис. 2. Погребения детей и взрослых в Афинах 1100–450 гг. до н. э.
Источник: Morris J. Burial and Ancient Society: The Rise of the Greek City State / Cambridge University Press. – Cambridge, 1987. – Figure 22.
Таким образом, из рис. 2 непонятно, почему 90–95 % раскопанных погребений, датированных ок. 925–725 гг. до н. э. относятся только к взрослым. Объяснение этого феномена плохой сохранностью детских погребений сегодня выглядит неубедительным, тем более что их количество неожиданно возрастает примерно до 53 % от общей массы в 725–700 гг. до н. э. и эти дети похоронены в основном на тех же кладбищах, что и взрослые раннего периода.
Нет оснований считать, что почва вдруг стала более щадящей к детским костным остаткам после 725 г. до н. э. Более того, в афинских кладбищах сельской местности, а также в Аргосе, где погребальные обычаи различались, детские погребения также очень редки вплоть до 725 г. до н. э., и вдруг резкий скачок: с 8 до 59 % в Аттике и с 12 до 43 % в Аргосе. Причиной этого некоторые исследователи (в их числе и Энтони Снодграсс) считают существенный демографический рост (до 4 % в год) в Греции в VIII в. до н. э. По мнению же Яна Морриса, данный факт связан с изменением погребальных обычаев для усопших детей, что облегчило археологам поиск таких погребений по сравнению с захоронениями предшествующих веков.
Ряд исследователей полагают, что к младенцам и детям в разные исторические периоды часто относились не как к личностям, не как к маленькому взрослому, что отражалось и на менее пышном погребении, чтобы снизить негативный психологический эффект от потери. В этой связи Ян Моррис приводит слова Плутарха о том, что в его время не делали приношений тем, кто умер в младенчестве, и не ставили им памятников, так как младенцы не причастны к делам этого мира, закон запрещал их оплакивать, что косвенно подтверждает выбранную Моррисом интерпретацию (Plut. Mor. 612A)[27]27
Morris J. Death-ritual and social structure in classical antiquity / Cambridge University Press. – Cambridge, 1992. – P. 72–81.
[Закрыть].
Вопросы и задания для самостоятельной работы
1. Охарактеризовать постпроцессуальный подход к истории и археологическим исследованиям.
2. Описать принципы исследования погребений по Яну Моррису. Как эти принципы могут пролить свет на социальную историю и древнее общество?
3. Сравнить рис. 1 и рис. 2, объяснить различия в подсчете погребений и на этом основании разницу интерпретации социальных процессов древнегреческого общества у Энтони Снодграсса и Яна Морриса.
Интернет-ресурсы
1. http://www.princeton.edu/%7Epswpc/papers/papers.html – публикации западных исследователей, в том числе Яна Морриса на официальном сайте Принстонского университета.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.