Текст книги "О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованная и не описанная, по вдохновению божьему и опыту собственному. Часть 1"

Веденуто, первый король прусский и тех земель, где Литва, Жмудь и Латвия, единодержавец, по старым хроникам цымбрыйским, в году от рождества Христова 373

 
Из тех готов Веденуто король в Пруссии царствовал,
Двенадцать сыновей наплодил, которых так именовал:
Литво, Саимос, Надро, Барт, Славос, Галинт, Кальмос,
Судо, Огос, Помезо, Натанго и Вармос,
После раздела государства каждый свою державу
Назвал, как наследство справедливое.
От тех в Пруссии: Натага, Бартенланд, Вармия,
Надравия, Кульма, Гогрланд, Помезан, Самбия,
А Зеймо Жмудь своим именем назвал,
В которой от курских озер по Двине царствовал.
Литво при Руси Литве прозвище дал,
И Латвию над Балтийским морем тоже размножил.
Половцы, где Подолия, с гепидами жили,
Ятвяги в Подляшье отчизну имели.
Умерли мужественно, удирать, хоть могли, не хотели.
Еще сегодня по Истерборг половцы от Райгорода,
Ятвягам тем наглым есть частично родня.
Холопы высокомерные, наглые, ибо и со мной поругались,
Под их натиском я едва от смерти удрал.
Там на создание мне тех стихов от Фебуса охота была,
Калиопе и Клио мысль мою грустную тешили
Деревня Дзивин, городок Крос сохраняют знаки присутствия ятвягов,
И в новогродских волостях потомство их знают[20v].
Литва, Латвия, пруссы вместе с готолянами
Жили, как и сейчас, при Руси с аланами.
Определенности своих поступков письменно не дали
Ибо лучше разбирались в саблях, нежели в письме.
Но это был один народ: Литва, Курляндия,
Латвия, Жмудь с ятвягами, половцы, пруссы.
Отчего сегодня общие границы, один язык имеют,
Одежды и обычаи об этом же скажут.
И сегодня аж за Кролевцом слышен этот литовский язык,
В Латвии, в Курляндии, в Пруссии, почти одни слова.
В Самбийской и Струсской волостях этот же народ живет,
Тем самым о близости Литва с Пруссией, давно говорят.
Птолемей в тех странах исток различных народов
Кладет, из разных мест их приход и дела:
Галинды, карыйоны, генимы, содимы,
Марсагаты, стабаны, аланы, бодины,
Тех сегодня нет и знака, ибо перемешались,
А со временем и место, и язык меняли,
Что сегодня Латвия разный язык с Курой имеет,
И Жмудь с Литвой немного языком разнятся.
И из готов народы великий исток имеют,
Которых историки странно прозвали,
Аланы тоже из их рода, при море живя,
Литалянами назывались, ли-тла-лян слагая.
Но скорее Зеймо Жмудь окрестил от себя,
И Литва также, литовцы имеют имя от себя.
Как от Леха – ляхи, от Чеха – чехи,
Русь – от Руса, от Пруса пошли пруссы.[21]
В прусских историях Эразм Стелла так говорит,
И Деций в «Древностях польских» с этим согласен.
Как кто хочет, пусть излагает, если писание не мешает,
Нопослушай, как итальянский народ здесь себя ведет.
 

О приходе итальянцев в Литву с Палемоном или, вероятнее, Публием Либоном и с дворянами римскими.
Мнения, цели, доводы и причины разные

 
О разных пишу причинах и разных мнениях,
Римских мужей в страну литовскую путешествия под парусами.
Как по пенистому морю и земле пешеходной
Мыкались, собственность ища свободную.
Муза, вспомни давние времена! Зачем бы милостивый
Меценат мог предков своих узнать исток истинный.
Меценат, без которого парнасские родники
Высохнут и сады увянут, Геликон, твои.
Ибо знаю, что велика слава стихов Гомера,
Мне нужны и большие ритмы Мароновы,
Не смею без весла искушать Нептуна,
Орионова где только взялась благодарная струна,
Однако, добродетельное рыцарство мой плохой стих полюбило,
И их ради с веком искренне обвенчался,
Крылатой славе отдать мужественные их деяния
Хочу и из праха вывести на поверхность для достойной ясности.
 

Первая причина прихода итальянцев в эти страны

 
Испанская история первую причину дает,
О засухе в той стране на западе известно.
В Италии, в Сицилии, в королевстве испанском
Дождя не было многолет. Наверняка, из -за божьего гнева. [21v]
Пылающий Сириус пашни крошил на куски,
И в реках вод не было у чешуйчатых рыб.
Года, смерть приносящие, людей и зверей мучили,
А от бледного голода иссякали силы.
Измученные леса и пашни голодными стояли,
Хлеба колосья сгоревшие людям не давали.
Дары Цереры высохли, в виноградниках – Бахуса,
Не найти было в садах сторожа Приапа.
Все с пропитанием связанное, с виноградниками
Выжжено огнедышащим солнцем с корнем.
Оттуда большинство людей зимой, в северные Трийоны
Отправилось, родные оставляя стороны.
И как готы, аланы, гепиды с цымбрами
Были изгнаны из этих стран наводнением,
На запад, в западные и северные страны.
Из-за засухи туда пришли. Бьюсь об заклад.
С Эурусом глухим Нотус соленые гонит валы.
Палемон, князь римский, по прозвищу Публий
В западных странах, удрученными будучи засухой,
Желая народ свой сохранить и домашних богов,
Должен был дальше плыть от этой тревоги.
И так с пятьюстами людей, итальянцами, дворянами,
И патрициями из сената римского,
Из отчизны своей плывя морем Средиземным,
Прибился в западный порт с ветром приятным,
А когда Гадес, Испанию с Лузитанией минул,
К порту английскому удачно приплыл
И мыслил там бы высадиться, но море штормовое
С Эурусом воинственным паруса взяло во власть.
Вал за валом пенистым с шумом бьет,
А северный с западным ветра страх все больший навевают.
Вот кривые якоря из грунта вырвались,
А паруса в северный край ход свой направили,[22]
Палемон на запад хотел, ветры не слушаются.
Шум морской, что команда уши затыкает,
Временами их вал пенистый под небо заносит,
Порой будто в Ахеронские глубины упадут на самое дно.
Крик мужчин, биение весел, гулы валов шумящих,
Страшные киты и дельфины, вокруг судов скачущие.
Итальянцы кричат: «Нептун, из-за чего на нас бурей обрушился неожиданно,
И уставшим раздираешь уже порванные паруса?»
Ты бы видел тревогу, которую там испытали,
От работы спасая здоровье, иные уставшими притворялись.
Иные с кораблей валы выливали,
Иныепаруса латали и дырки досками сбитыми [22v]
С громыханьем шквал бури, море с вихрем страшным,
А Фебус скрылся в небо с возом златоясным.
После Эол ветры из темной достал горы,
С Эурусом глухим Нотус соленые возмущает валы
Субсолян, Цирцей, Вультурн тоже с ними.
Цеций темнохмурый с облаками черными
Теребят ветра, которые дружно вызвали непогоду,
Вспыльчиво поднимает гулкие морские волны.
Африку уже прибился под фландрийские скалы,
Которые голубых облаков верхом достигали.
Аквила их же поднял в вихрях прожорливых,
Где смерти были страхи страшные.
Облако потом тучное, бурю неся, влекло,
А дождь внезапный с градом и с молнией лило.
Весь в темноте почернел океан шумящий,
Отчего люд римский отчаялся, в неприятных предчувствиях дрожа.
Но их хриплый ветер прибил под шотландские скалы,
Которые звуками ветров упорно шумели.
Палемон на мостик вступил, сам ведет корабль,
Пробуждая к труду других, от скал направляя
А потом, вознеся в небо заплаканные глаза,
И руки ломая, тяжелым веслом натруженные, сказал:
«О, как семикратно счастливы они,
Кто в отчизне лежит погребенный!
Счастливейшие те, кто пред глазами предков полегли
В мужественном бою, когда права римские стерегли.
Лучше, чем из-за бури было здоровье потерять,
И славу бессмертную потомкам оставить».[23]
Потом утешал своих: «О, мужественные – говорит – о, товарищи мои!,
Не тревожьтесь, ибо гнев Нептуна когда-то закончится.
Сохраняйте спокойствие и спасайтесь. Во времена счастливые
Не помешает вспомнить приключение, полное забот».
Когда это сказал, вихристые валы понеслись,
Киты к штурвалу отчаянно рвались,
Хребты которых, вознесенные к верху,
Будоражили парусоносное море.
Потом дракон, огнистыми глазами сияя,
Плывет, морскою пастью страшной зевая.
Цетус из иной стороны пришел, вздымаясь,
Римские со всех сторон тревожа невыносимо суда,
Римляне, даром что сильные, в них не стреляют,
Копьями от судов другие отгоняют.
Так, когда оружием никаким отбиться им не удалось,
Картины бестиям метали,
Ими позабавились киты прожорливые,
Ибо их изображения были так похожи на живых.
Там увидел бы римлян, правильно нарисованных,
Давнюю историю и войны знаменитые.
Как Эней Турнуса победил Марсом кровавым,
И, Лавинию взяв, стал королем правильным, законным.
Как Ромул основывал, Рим, стены твои,
И как из-за Сабины кровавые часто начинал бои.
Другими картинами, в большом числе выброшенными в море,
Дивам морским мило играть.
Этой уловкой римляне ушли от страшной опасности,
И Титан показал головы луч ясный.
Дальше их паруса несут в Северные стороны,
Пришли в порт Дитмарсии, издавна заселенный. Солнце погасло.
Итальянцы на берегу зеленом
Уселись, отдых давая членам, в трудах утомленным. [23v]
Ночь была, и Палемон сладким сном усыпленный
Лежал, стесняясь прошлых тревог.
Те, которых вывез из Италии, домашние боги
Сквозь сон его утешали в ласковом разговоре:
«Князь славный, мы тебя всегда стережем
И отгоняем тревогу твою каждую.
Мы сюда из Италии тебя ведем через пенистые воды,
Желая тебе с великими потомками размножить народы.
Но здесь не задержишься, дальше должен плыть,
Ибо пророчеству божьему тебе нужно служить
Счастьем тебя злое наградить хочет тиранство,
И обильную, щедрейшую дать отчизне твоей вотчину.
Есть земля долинами очаровательными украшенная,
И щедростью еды нет на нее похожей,
И сама Церес, кажется, в ней должна быть рождена.
Пруссией, Русью, Мазурией, Лехией ограждена.
Государство славное, боевое, в котором с давних времен
Ветвистых, зверями полных, много лесов.
Гепиды там, потомки готов добродетельных, живут,
И без начальства в лесах, в пущах густых слоняются
Это тебе с землей бог дает, своей судьбой ласковый,
Похожее из непохожих делает.
Встань, и паруса ветрам доверь! Сам их бог ведет
И быстро на увиденный берег тебя доставит».
Сорвется вдруг Палемон, о видении рассказывает,
Которое астроном объясняет,
Говоря, хоть невозможно итальянцам те края
Заселить, и нам сам Бог волю свою через посланца передает,
Бога при этом должны слушать, достаточно мыкаемся,
Потому пренебрегать тем не нужно, что богами дано.[24]
Убедившись в этом, сразу же все паруса поднимают,
И от дитмарских берегов суда отчаливают
В большое море ушли, уж берегов не видят,
Воздушные корабли с вала на вал скачут,
Астроном их компасом точно ведет,
Кормчий тоже к датскому порту умело направляет,
Так их ветра в датский Сунд тесный пригнали,
Сразу же западные, северные ветра встали,
Прибились точно к порту прусскому,
Что по воле божьей близ озера курляндского,
Потом Нептун, с трезубцем успокаивая море, летит,
Эол ласковый запер ветра в темнице
Итальянцы радуются, как будто вновь родились,
От оной тревоги быстро воспряли
Уже погожий ветер паруса распятые гладил,
И воздух ласковый Феб шлифовал
Все противоположные ветра сразу же прекратились,
Дельфины тоже с радостью по морю играли
Издали Палемон лес увидел зеленый,
С моря и берег горами криво огражденный.
Воскликнул голосом радости: «Вот обещанная
Земля, вижу, светится, нам богами данная!»
После этого суда бегут, быстро опускают паруса,
Дабы не разбились вдруг, к берегу пригнанные,
Там Гилию, Немана устье увидев,
Гребцы проворно веслами работают, прямо пустившись,
Где быстрым путем в море, песок неся, впадает
И птиц щебечущих над ними большое число кружится,
Леса с обоих берегов темно заросшие,
И ручьи из лесов вытекают ясно прозрачные
Так Неманом плывут вверх. Удивляются воды,
Незнакомые на себе неся народы,
Удивляется и Неман, волнами возмущенный,
Неся своим течением итальянские, непривычные суда.
Удивляются и леса гостям невиданным,[24v]
Оружию блестящему и судам римским рисованным.
Удивились и рыбы, по воде скача,
Умолкли и птицы, новых людей видя,
И в полях низкие холмы, в которых в оные времена
Гепиды от потомства готов порой жили,
Тут и там по горам в лесах множились.
Римляне суда далее ведут, и вдруг увидят
Людей каких-то дикарей, а они по берегам скачут,
Другие лык из деревьев режут, обувь из него делают
Иные из луков зверей в лесах для прокорма стреляют,
Все в лыковой обуви, в выделанных шкурах,
Вдруг увидели суда с парусами,
И из лесу выходят. С Немана сразу в тревоге
Внезапно в пущи темные пустились ноги.
Испугались сильно, когда в первый раз суда
Увидели и паруса развевающиеся,
Как дикие в свои пещеры разбегаются.
Итальянцы им напрасно – «Останьтесь», – кричат.
Как ловцы по лесу зверь гонят,
И оленей быстрыми борзыми со всех сторон травят
Оные стремительными обороняются ногами,
Рассыпаясь тут и там перед ловцами,
Как серны с высоких гор на борзых смотрят,
Как они, в шкуры свои прячутся,
Так тоже тот люд от итальянцев убежал врассыпную, перепуганный,
Видя то, чего никогда не знали в их стороне.
И вдруг первый корабль встал,
Так как далее мели, не мог их Неман вести.
Потом все встали, на берег высаживаются,
И богам своим родным благодарность возносят. [25]
Палемон удивляется незнакомым странам
С итальянцами своими, и новым в плавании обычаям,
Ибо люд грубый, лесной, по полям блуждает,
Трудно с ними сговориться. «Ka, kur, keip, ku^o» – болтает.
И итальянцы удивляются, по пустошам ходя,
И к дружбе гепидов призывая,
Оные тоже, видя гостей к себе ласковых,
С итальянцами знаками какое-то общение заводили.
Как некогда Эней, даже не надеясь
Цеплял якорем африканский берег,
Где его красивая в Карфагене приняла Дидона,
Так тоже литовский народ принял Палемона.
На берег жмудский придя, увидел зубров стадо,
И оленей, которым войско итальянское радо,
Палемон сразу лук взял с быстрыми стрелами,
И убил трех, что этих стад вожаками.
Урсын, Колумна, Проспер восьмерых подстрелили,
Половину которых на обед между всеми поделили.
Одни со зверя шкуры снимают, другие на куски режут,
Те пекут, другие котлы с водой ставят.
Там же на кривом берегу лагерь основав,
Неожиданным отдыхом от трудов усилившись,
Дальше пошли, заметили волов стадо большое
И шерстеносных овец, зверя стада всякого,
На цветущих лугах без сторожей пасущихся,
И серн ветроногих по горам скачущих.
Удивляются итальянцы, ибо аузонская сторона
Не родит таких даров, только гроздья виноградные.
Потом пчел медоносных видят рои щедрые,
И коней большие стада к бою пригодные,
Рыб разнообразных в реках полно, обилие хлеба,
Видя избы, думают, что попали на небо. [25v]
И воскликнули все разом: «O pagеs siс bеlli!»
Видно, что в походе таких удовольствий не имели
Другие: «La Italia, Litalia» кричат,
Другие мед для пития с водой сладкой цедят,
Там бы насмотрелся на украшенные шатры
Которые в полях разбили, отдохнув от хлопот.
Увидел бы и гербы римские древние:
Колумнов, китаурусов, роз, орлов славных.
Полюбили над морем ветвистые леса,
Найдя в них все для пропитания в изобилии..
Вкушая Бахусовые дары медоносных пчел,
Решили, что Церера им столы накрыла
Долго блуждали по морям, по земле,
С женами, с детьми, с богами домашними,
И много пережив злых напастей.
Так великую Литву было нелегко основать.
И нелегко итальянцам было сюда свой народ привести,
Нужно, дабы потомки эту землю стерегли,
В которой Палемон жмудскими берегами овладел,
И с большим трудом из Италии родной сюда приплыл.
 

Вторая причина

 
Так Палемон или, возможно, Либо, князь славный,
Заселил прусские берега и жмудские порты народа давнего,
Потом в Литве, в Лифляндии соединился с готами.
Расстались итальянцы с римской роскошью,
Вероятно, уходя от тиранства Нерона сурового,
Или из-за возмущения Италии Атиллой,
Или из-за невзгод внутренних в те северные страны,
Или голодной засухой были заброшены.
Если же из-за Нерона, это вероятно,
Суровость которого была выше других, [26]
Ибо матери собственной тело распорол, желая знать, где лежал,
Сенеку, учителя своего, к тому же в ванной зарезал.
Рим приказав зажечь, и, смотря на это, наслаждался
Приятелей, родню, всех истребил, убил.
Петра и Павла убил, верных, преследуя,
Рим уничтожил, дворец свой, большой строя.
Другие несносные тиранства мерзкие плодил,
Из-за которых не один дворянский дом уходил.
Палемон, родственник его, тоже должен был так учинить,
Из отчизны милой из-за тирана уйти.
 

Третья причина

 
И если из-за Аттилы, и это тоже может быть,
Который всю Европу с гуннами покорил неистово,
Из Татарии, из Угры – страны, которая в Москве лежит,
Придя, занял Венгрию, и счастье с ним бежит:
После троекратных побед над императором Марцианом,
И у Матернуса, разрушая, все портил,
Тракию, Ахаю и Македонию,
Разрушил Сербию, Словакию, Боснию и Болгарию.
И с Эцием римским, и с Теодориком
Визиготским бой повел кровавым строем.
Где сто восемьдесят тысяч мужей погибло
С обеих сторон, даже озеро кровью в полях пылало.
Потом французские города вширь и вдоль завоевал,
И земли над Балтийским морем честь ему воздали
Алетаны, ортманы, оландры с цымбрами,
Фризы, морины, саксонцы (Sasу), поморцы с пруссами.
Гиуле, гетмана своего, под Кольно отправил,
Который лагеря свои на четверых расставил,
И так добывал города, днем и ночью штурмуя,
Деревни, волости до нитки опустошая.
 

В то время Этереус, сын короля английского, начал [26v] хлопотать о браке с Урсулой, британского короля единственной дочерью, послав со словами великой страсти послов к ее отцу. Тот не знал, какой ответ следует дать, и Урсула его с печалью и заботой убеждала, чтобы дал французам мир, обручив ее с Этереусом, говоря, что было на то явление Божье, в котором велено ей было не отказываться от этого брака, но чтобы были ей даны до этого еще три свободныхг ода, чтобы осуществила свой обет: пойти в Рим, имея при себе десять тысяч девушек. И при этом она так того добивалась, чтобы и отец, и Этереус, жених ее, вместе старались найти для нее десять девушек особой чистоты и достоинства, и каждая из них чтобы имела при себе тысячу девушек, и чтобы сама Урсула также имела тысячу, и все чтобы были особенной добродетели и чистоты. Послы, получив от отца Урсулы такой ответ, радостно отправились в обратную дорогу.

Так тогда Этереус и британский король, отец Урсулы, собрав, согласно уговору, нужное число девушек, дали их Урсуле в компанию. Она, приняв столь солидную компанию и снарядив одиннадцать больших судов и другие вещи приготовив, на дорогу столь далекую нужные, пустилась морем из Британии вплоть до того места, где Рейн в море впадает, где сейчас часть Голландии находится. Отткуда, двигаясь против течения, рекой прибыла в Кельн Агрипину, к большой радости мещан, и из Кельна в Базилию. Там, оставив корабли и другие вещи, шла пешком в Рим. Она, обойдя потом и осмотрев все места в Риме, как обещала, возвратилась в Базилию, а папа Цырыяк проводил ее с большим почетом. Тогда, сев в Бразилии на корабли, Рейном, рекой, съехала вниз до Кельна. Там же вышла на берег неприятеля, опасности не ожидая и думая, что все так же безопасно [27], как и было раньше. Когда к городу начала приближаться, внезапно венгры ее со всех сторон окружили и со всеми девушками жестоко убили.

Так эта благородная девушка с Этереусом, женихом своим, который узнав, что Урсула назад едет, с матерью и сестрой Флорентиной, и с некоторыми епископами, в Кельн навстречу к ней поехал, и с тем Цырыяком, папой, и со всеми девушками с корабля сошла, и чистоту свою Христу, настоящему жениху девственности, пожертвовала. Кости этих девушек лежали в Кельне, а потом их кости в большой склеп были положены. Этой историей потому речь прервал, потому что в литовских старыхлетописцах (хочу сказать баснописцах) о завоеваниях Аттилы, избиении этих одиннадцати тысяч девиц и причинах прихода итальянцев с Палемоном в Литву лишь как бы сквозь сон, вспоминают. Потому я как бы inter parentes сам изложил.

 
В Венгрию завернув, Буду перебил,
Брата, что Сикамбрию по своему имени именовал.
Буда, которую сейчас, однако, Будзином зовут,
Над которой (ах, венгры) турок сейчас головой стоит.
Затем мощью огромной в Италию отправился,
Стирию, Каринтию, Истрию саблей порубил.
Далмацию с городами погромил, с селениями.
Кто назовет убитых? Кто посчитает потери?
А когда в Аквилей с лагерями шел,
Гетман римский с войсками дорогу преградил.
Аттила его отряды итальянские посек, поубивал,
Еще Валентиниан, цезарь, трижды делался хромым,
Оттуда венеты, будучи рода троянского,
Населили острова моря Адриатического,
Где Венецию, город славный, построили,
Другие также, как могли, здоровье сохранили.[27v]
Потом Аквилию осадил большой силой,
Разрушив и спалив близ фольварков волость большую.
Много времени под стенами провел, силой ее добывая,
И штурмы регулярно хитрые обдумывая.
А что так мощна была, уж начал было отходить,
Но его аист своим гаданием вернул,
Который из города вынес детей голых своих,
Видя будущее падение города от венгерского оружия.
Аттила, сейчас же своих усилив,
И из седел огонь вокруг стен разведя,
Ломал стены и после многих штурмов, взял город.
После этого Таруис, Верону взял и Конкордию,
Мантую, Бергом, Кремону, Фереш и Бриксию,
Вицентию, Ровенну, Тицин, Плацентию,
Мейлан, Падую, Мутину, Парму, Апулию.
Так почти всю итальянскую землю завоевал.
Итальянец: «O Diо! O Diо!» каждый кричал.
Другие: «La dоna nоstra!» – крича, убегали,
А венгры: «Bеstе frеnk» – бьют, догоняя.
А когда к Риму шел, Лев папа святой,
Отвел его умысел злой, на такое [завоевание] направленный.
После этого назад повернул, разоряя и убивая,
И не один при этом жался, грядущую чуя тревогу.
Палемон, который тоже отдыха хотел, как и другие,
(Кто, будучи в состоянии, не спасается, сам виноват)
Мог, избегая тревоги, в эти северные земли
Завести долгим путешествием итальянского дворянства племя.
 

Пишется в старой истории о делах Аттиловых, что Гардерик, король гепидов, очень богатый и воинственный, а для достойных дел славный, с Аттилой по– приятельски [28] в подчинении во всякой нужде бывал. Мужественно и удачно с гепидами своими в походах как во Францию, так и в Италию и Тракию участвовал, как и в той битве, которую имел Аттила с Эцием римским. Так пишут, что Валамир, или Владамир, на правом крыле с остроготами восточными (которые были из тех стран, где сейчас Волынь, а Острог сегодняшних князей Острожских – если можно верить мнению – главным городом их был) на Эция римского и римские ряды меткое острие направлял. Также и Гардерик, король гепидов, Теодорика и визеготов мужественно направлял, и так что – как история рассказывает – сто и восемьдесят тысяч мужей пало.

А гепиды, будучи с готами воинственными одного вида, которые из Скандии северной до Сармации европейской плыли, были, без всякого сомнения, предками народа литовского. Часть их в Пруссии осталась, над морем, с которыми долго крестоносцы войну вели, пока их не искоренили. У них королем был первый, как говорили, Веденуто. Другие, где сегодня Жмудь, Литва и Латвия, в пустошах осели. Другие, как ятвяги, на Запад потянулись, у Подляшья родину себе выбрали. А другие на юг до полей дошли, где там размножались, и половцами, от полевого местопребывания, были названы.

Так эти гепиды, предки литовцев, как народ воинственный, хищный и разбоем жить приученный, добровольно с королем своим Гардериком к Аттиле, как к королю воинственному, пристали. Также Валамир, или Владимир, это имя по-русски означает «владеющий миром», остроготов, на восток солнца живущих, король, где сейчас волынские княжества, при Аттиле с рыцарством забавлялся. Еще нашел в истории литовской, имея желание более основательно дела литовские изучить, что Аттила, дабы мог знать, что в разных странах делается, поставил в [28v] четырех местах почты или подводы, одну в Кельне, что зовут Агрипиной, другую в Ядере, городе Далмацком, третью в Литве, четвертую у реки Танаис. Из этих мест со всего мира вести, через упомянутые почты, в Сикамбру к нему приносились, а он всех знакомил со своей волей. Тут уже упоминалось, что в Литве тоже имел свою почту, знать, что тогда уже литовская земля была гражданами населена, при Аттиле, вгоду 418.

Титул Аттилы был: Аттила, сын Бендегера, внук великого Немрота, в Энгарде вос питанный, по божьей милости король венгерский, медийский, готский и датский, страх мира, бич божий, и т.д.