Текст книги "Бабочка на булавочке, или Блинчик с начинкой. Любовно-иронический роман"

Фактурная Санина мускулатура по красоте соперничала с рояльной клавиатурой. Все были счастливы. Артистично поигрывая мышцами, Шашок двигал филармонические рояли-фортепьяны, пока не влюбился в прекрасную Элизу, которая не шла ни в какое сравнение с прозрачными балеринками, заумными поэтессами, эксцентричными певичками, издерганными цирковыми гимнастками и сумасбродными канатоходками. Но Элиза категорически не желала иметь дело с людьми творческих профессий и собиралась замуж за будущего академика. Опять же по блату, Шашка пристроили в авторемонтный сервис. Вместе с заказами на Саню посыпались деньги, а на Лизу от Сани посыпались «Шанели №5» вместе с предложениями стать мадам Шашковской. Вот почему Миша Ривкин был отодвинут на дальний план с вердиктом «непригоден», но пока (до окончательного Лизиного решения) с чаши весов не сброшен.

Делая вид, что блуждаю в математических дебрях (и заглядываясь на ямочку на Мишином подбородке), я продумывала свои варианты, потихонечку фантазируя, как здорово было бы оказаться с Мишей на необитаемом острове. Вокруг – никого, только он да я. Он смотрел бы только на меня. И увидел бы в моих глазах звезды. Но где найти тот необитаемый остров? И как там затеряться вместе с Мишей?

Более реальный вариант – Лиза не пойдет с ним в кино, а билет будет пропадать и достанется мне. Мы сядем рядом в темноте кинозала, Миша будет нежно сжимать рукой мою руку и трогать ногой мою ногу…

– Линчик, какие холодные у тебя ноги. Ты что, замерзла? Я сейчас тебе теплые тапочки принесу. Сиди, не вставай! – сказал Миша, прервав объяснение уравнений.

Какой ужас, никакой романтики! Мне хотелось покрутить пальцем у виска и назвать его балдой, как Витьку. Ах, Винни! Ты просто обязан согреть меня своим теплом, а не какими-то прозаическими домашними тапочками на три размера больше, в которых (никакой эротики!) мои балетные ноги будут еще больше напоминать лыжника на старте.

Мечтать-то я мечтала, но не радовалась, что из Лизиной собственности Миша становился «бесхозным» третьим лишним, ведь сердце объекта моей любви по-прежнему лежало у Лизиных ног. Вытирая царственные ножки об этот страдающий коврик, Лиза не испытывала неудобства. Состояние Мишиного сердца волновало ее не больше, чем съеденный пирожок, а мне было жаль было жертву этих бессердечных экспериментов. Видимо, во мне все же имеются и мамины гены: принимать близко к сердцу проблемы ближнего – наша фамильная черта.

И чем только занимается мировая наука? Ну почему до сих пор не изобрели машину времени? Так хочется заглянуть в будущее, но как? Не вылавливать же из аквариума золотую рыбку, шантажируя на исполнение желаний? В детстве я, кстати, пыталась. Бедная рыбка молча трепыхалась в сачке, «сбыча мечт» не происходила.

Выпустив рыбку назад в аквариум, я придумала машину времени, правда, очень несовершенную. На ней можно было путешествовать только в прошлое. Что поделать, если ученые бездействуют в этом направлении? Пульт управления хранился в потаенном месте. На невидимом экране – фрагменты из фильма «Моя жизнь». Включила. Перемотала. Замедлила. Ускоренная перемотка! Выключила. Спрятала.

Иногда я беру в руки этот невидимый пульт, просматриваю свое прошлое, не видимое никому, кроме меня, И понимаю: никакое это не научное открытие. Это просто воспоминания. Ну почему до сих пор не изобрели машину времени? И чем только занимается мировая наука???

Во дворе, рядом с беседкой из сирени и дикого винограда, росла яблоня «белый налив». Посаженная папой в честь моего рождения, ровесница-яблонька росла вместе со мной и была прелесть как хороша в любое время года: зимой – в снежной шубке, весной – в кружевном платьице, в середине лета – под тяжестью налитых соком яблок, которыми угощались все наши соседи и родственники. Ей было столько лет, сколько мне: семнадцать, но семнадцать лет для девочки – это юность, а для плодоносящего дерева – зрелость и мудрость.

Был месяц май. Цветущие яблоневые ветки заглядывали прямо в окно, ветер пригоршнями сыпал яблоневые лепестки на мою подушку. Под яблоней маячила Мишина спина, так долго и терпеливо ждущая Лизу, что яблоневый цвет, упавший на Мишины волосы и плечи, белел даже в густых синих сумерках. Не находя себе места, Миша то садился на лавочку, то вставал, переминаясь с ноги на ногу. И все перекладывал из руки в руку большую белую коробку с тортом. Кроме одноглазого дюндиковского кота Циклопа, названного в честь Мишиного коллеги-математика, во дворе не было ни одной живой души, а я, не обнаруживая присутствия, наблюдала из окна, как из запредельного далека. Не пойду же я скрашивать его ожидание, воркуя о логарифмах?

Лиза демонстративно не выходила. Обычно спокойный, Миша резко встал и пошел прочь, с силой отшвырнув в сторону коробку с дурацким, никому не нужным тортом. Торт выпал из коробки. Мишина спина стремительно удалялась. Я стрелой рванула на помощь. Только бы успеть остановить, не дать уйти в таком подавленном настроении!

Сделав вид, что вышла прогуляться на свежем воздухе, я затараторила без умолку, складывая в коробку то, что было тортом:

– Миш, привет. Ты чего мусоришь, тортами разбрасываешься, добро переводишь? На морде соперника этот тортик смотрелся бы просто потрясающе, как маска для лица! А если применить сноровку-тренировку… Да здравствует новый вид спорта – зимнее спортивное тортометание! Ты спрашиваешь, почему зимнее? Эх, учитель, твоя ученица скоро превзойдет тебя в законах физики! Лучше всего заниматься спортивным тортометанием – зимой, когда торты превращаются в мороженое и летят, как бомбообразные тарелки. Но сейчас не зима, надо есть, растает! Не дадим добру пропасть!

В ответ раздалось умиротворенное мурлыкание проныры Циклопа, который первым одобрил вкусовые качества торта и, не давая добру пропасть, вовсю пользовался моментом, нагло треская за милую душу все, что осталось на земле. У Миши был вид человека, получившего смертный приговор. Перескакивая с темы на тему, как горная козочка, я молола все, что приходило в голову. Не дать ему опомниться, заболтать плохое настроение!

– Лучше скажи, дорогой Михаил Маркович, имеет ли дама право наслаждаться тортом, если джентльмен, вместо того, чтобы угостить даму, зажал угощение и скормил тортик одноглазому коту? У кота есть столовый прибор – язык, а как быть даме? Чем я хуже Циклопа? Имеет ли право дама слизывать крем с пальцев или ей дожидаться, пока подадут столовое серебро?

Обессиленный перееданием Циклоп, прижмуривая глаз, урчал с раздутым животом. Белый крем поэтично смешался с яблоневыми лепестками. Мы сидели на лавочке у раскрытой коробки и, ловко орудуя пальцами, доедали остатки торта «Птичье молоко». Обалденно-вкусного, сделанного на заказ в кондитерской «Сладкоежка». С надписью «Элизе с любовью».

– Миша, как ты думаешь, может ли джентльмен, заботясь о санитарном состоянии, слизывать крем с пальцев дамы?

– Он имеет право слизывать его даже с ее носа! – повеселевшим голосом отвечал Миша, поглядывая краем глаза на Лизино окно.

Я подцепила пальцем розочку из белого крема. Белые лепестки яблоневого цвета с розовой серединкой смотрелись на ней, как изысканное украшение. Если бы у меня хватило смелости, я бы спросила: «А не кажется ли тебе, что это выглядит, как любовные безумства?» А вдруг бы он ответил: «Они самые и есть, а что же это еще?»

Он ничего бы не ответил, а я ничего не сказала. Что может сказать зеленый влюбленный подорожник, которому с детства вбивали в голову, что скромность красит человека? Порывы скромного подорожника, способного излечить любые сердечные раны, остались незамеченными. Лишь ночные фиалки пахли так звонко и щемяще-пронзительно, будто от имени подорожника пытались сказать то, о чем он молчал.

 
Я очарована тобой!
Насыплю щедрою рукой
Тебе – не злато-серебро,
А всей души моей добро.
И если мимо не пройдешь,
То ты поймешь, как мир хорош!
 

Зарывшись по пояс в душистый влажный куст сирени, я отыскала цветок с пятью лепестками и отдала Мужчине Моей Мечты. Пусть сбудется его желание.

Я пригласила Мишу на свой день рождения. Там будет Лиза, вдруг им удастся наладить отношения?

День рождения как экстремальное событие. Да здравствует ЛИНИНИЗМ! Сон в летнюю ночь, ожог крыльев – и жемчужины, не найденные в горстке пепла

Кто отмечал день рождения дома, знает, какой выносливостью нужно обладать, чтобы все это благополучно пережить. По степени напряженности, ответственности и глобальности масштабов дни рождения приравниваются к стихийным бедствиям и экстремальным событиям.

Каждая хозяйка на кухне – королева. Когда готовит мама, королевская кухня превращается в небольшое промышленное предприятие, где королева священнодействует, нарезая-смешивая-обжаривая-запекая и переживая: вкусно ли, хватит ли, не пересолено ли? Еды – как на парочку полковых дивизий, но надо еще. А вдруг не хватит?! А вдруг гости останутся голодными?! Виновница торжества золушкой бегает на подхвате, подавая, принимая, взбивая, указанья получая и подвергаясь граду критических замечаний, невзирая на статус именинницы!

Пир нюха! Сходя с ума от празденства обоняния, соседи наведываются то за солью, то за спичками, то с жизненно-важным вопросом, «который час». Попутно (раз уж пришли), надо продегустировать качество блюд, распробовать (после третьей штучки), «чем это таким вкусненьким пахнет». Чтобы не мешать молодежи и подсластить пилюлю соседям, упорно проникающим на камбуз, мама совершает царский жест, уводя всю компанию в кино. С оплатой билетов! С сожалением оторвавшись от маняще-дурманящих запахов, соседи отправляются в культпоход, предварительно выторговав концерт по заявкам на завтра.

Именинница использует временное затишье, чтобы навести красоту и отдышаться. Вдох, выдох… Первые гости уже на пороге! С высокохудожественной купюрой в «Один линчик», где все гости мелким почерком написали поздравления и пожелания. Подумать только, в мою честь создали новый вид валюты! Мне выдали паспорт гражданки страны Линляндии со столицей Лининградом. Королевский подарок!

Столпившись в коридоре, все дружно достают из карманов хлопушки и начинают палить в воздух… Салют! Разноцветные кружочки конфетти летают по всей квартире. И зачем я вылизывала полы и ковры? Мне торжественно вручают веник, приходится подметать, куда деваться? Все злорадно любуются, как я с постной физиономией волочу веник, сметая в совок остатки салюта. Друзья называется, вон какое свинство удружили. Пользуются тем, что хозяйка должна быть любезной и не рявкать на гостей.

Открывается дверь. На пороге – Витька с Мишей. Делая вид, что пошатываются под непосильной тяжестью, втаскивают огромную коробку. В коробке – пылесос. Веник у меня тут же отобрали. Так вот для чего понадобилось сорить хлопушками! Романтический подарочек, приданое для будущей семейной жизни. От всех, вскладчину! Ну-ка, проверим, как работает… Пропылесосим! Все хотели пылесосить, пылесос переходил из рук в руки и бодро гудел, заглатывая конфетти. Полы стали краше, настроение – бодрее. В жизни раз бывает восемнадцать лет! Всех ждет накрытый стол!

Именинница весь вечер на подиуме… Проворно курсируя от кухни к накрытому столу, как вальсирующая лошадь, нагруженная блюдами, подносами, салатницами и противнями с аппетитным содержимым.

– Боже, какой натюрморт! Полный ассортимент…

– Нам будет нелегко! И даже очень! Но мы с честью справимся!

– Мы-таки съедим все! Партнеры по кулинарному духу, кулинарно объединяйтесь – и объедайтесь! Объедайтесь!

– Тут вам не Франция с лягушачьими лапками. Нам подавай курочку-рябу из духовочки…

– А давайте всей нашей «Могучей кучкой» бурно поприветствуем эту румяную курочку? Эх, хороша, как актриса варьете! Красавица! Споем «Ничто не сравнится с Матильдой моей»…

– Ого! Чайковский, «Иоланта»… Но курочка стоит этих почестей, куда там Матильде с Иолантой!

– Так много всего, глаза разбегаются!

– Что-то нас маловато, еще не все пришли… А где Лиза? Задерживается? Ты ждешь, Лизавета, от друга привета…

– На сытый желудок легче поется. Если больше никто не придет, нам больше достанется.

– А как насчет рыбки жареной? Вкусная-я-я-я!!! С плавниками и хвостиками! Необгрызенными!

– Ой! Пирожочки! Сяду на пенек, съем пирожок… Лучший вид спорта – это поесть, особенно, если пирожочек – размером с лапоточек!

– А кто на кухне был? Там – торт величиной с велосипедное колесо!

– У кого с собой фотоаппарат? У Михаила Марковича? Миша, снимай торт! Приобретай полезную привычку: прежде чем съесть – заснять на память! Ха-ха… Пока прицеливаешься, глядишь, все съели!

– Наливай! Напьемся до чертиков… Или до белой горячки… Не откажем себе ни в чем!

– Не будем себя сдерживать. Налетай! Эх, прощай, фигура!

– Ага! Что в духовке? Еще одна курица? Ой, как пахне-е-е-т-т… Ах, это уточка?! Сюда ее, сюда, не то выскочит из духовки и выклюет наше пиво!!!

– Бутербродики с икоркой… М-м-м… Фантастика…

– Пока все не съедим, с места не сдвинемся! Будем держать оборону до последнего глотка водки и куска колбасы!

– Добрый вечер всем! Это – мой жених Александр Шашковский, – победно пропела Лиза, появившись в разгар застолья. Для пущего эффекта она всегда опаздывала. И пришла не одна! Чтобы лишний раз не объясняться с Мишей и окончательно расставить все точки, привела Саню Шашковского на мой день рождения. Так действует киллер, делающий контрольный выстрел, чтобы добить окончательно. Боже, если бы я была тетей Марой, я бы сказала: «Меня сейчас парализует». Я – в предобморочном состоянии. Моя затея «Миша + Лиза = любовь» – безуспешно провалилась!

Лиза умело управляла своими чувствами, если это были чувства. Ей не стоило больших усилий выключить любовь к Мише и включить любовь к Саше. Окрыленный Саня, получивший пожизненный допуск вкушать райские яблоки из райского сада с райской жар-птицей, не верил своему счастью. Такую красотку отхватил, куда там филармоническим девочкам.

– Всем ба-а-льшой привет! Поздравьте нас, оформляем документы на Америку! Автомеханик – профессия в самый раз для загнивающего капитализма! Антикварные машины американских миллионеров ждут меня! Ох, и загнием! Вперед, к светлому будущему!

– За безумство любви! Горько! – блистательная Элиза умудрилась превратить мой день рождения в свою помолвку.

Непривычный к роли отвергнутой стороны треугольника, Миша мрачнел на глазах, сооружая причудливую, как старинный замок, конструкцию из бумажных салфеток. Высота замка, странным образом не распадаясь, росла, достигнув метровой высоты. Сооружение создавалось в полном соответствии с законами физики и математики, но вопреки законам математики, в любовном треугольнике Миша-Лиза-Саша была четвертая сторона, не замеченная никем. Возможно ли такое с точки зрения геометрии? Наверное, возможно, если углы тупые. Или слепые. А яблонька – не в счет.

– Кто еще не охвачен шашлыками? Если есть что-то есть, надо поесть! Вот это каламбурчик!

– Налетайте на блинчики. Объеденье. Я лопну…

– Как хорошо жить на первом этаже: у соседей не обвалится потолок!

– Кушаем фаршированных голубочков! Не дадим им склевать наши салатики! Поём на мотив «Интернационала»: «Нас именинница наша любимая всех к торжеству лининизма веде-е-е-е-т»… Да здравствует ЛИНинизм! От слова «Лина»!

– А как насчет империокритицизма? Ай да мы! Раз выговариваем это слово, значит, еще не дошли до кондиции! Под такую закусь…

– А кому селедки под шубой и холодца?

– Не расслабляемся… Хряпнем водочки…

Как такое количество еды и питья помещается в организм и не льется через край? Все активно налегали на выпивку, а я – на закуску. Невыпитое спиртное я тихо-незаметно (вспомните шпионские игры) у всех на виду сливала во вместительный высокий стакан чешского стекла. Вернее, в два стакана: в один стакан – водку, которая в прозрачном стакане выглядела, как обычная минеральная вода, а в другой – шампанское, пиво и белое вино. Выглядел этот «ерш», как безобидный лимонад. Все наклюкались сверх меры. Единственная трезвая в этой компании, я с интересом наблюдала метаморфозы. Блестящие глаза гостей посоловели-помутнели, лица побагровели, языки стали заплетаться, но жевательно-певческие функции были в полном порядке, а носы, как и положено носам, принюхивались: что еще принесут, чем еще вкусненьким порадуют?

Бесперспективный для Лизы Миша и перспективный для Лизы Саша цивилизованно, без мордобития, упорно соревновались, кто кого перепьет. Лиза наблюдала за обоими почти с материнской нежностью и комментировала, подражая Озерову:

– Значит, так. Гены безалкогольные, оба в меру упитанные. Щас дойдут до кондиции… И пора уводить. Как только Шашок начнет шпарить Маяковского, это сигнал.

Саня, как по заказу, принял картинно-пафосную позу: выставил ногу вперед, поднял руку и указал пальцем наверх, в квартиру Антоненко-Антониони:

– В тебе прокиснет кровь отцов!!! – выдал он, вложив в эту громогласную фразу всю свою громогласную душу.

– Ой, жуть. Это разве Маяковский?

– Нет, это какой-то Э. Верхарн, – ответил Шашковский, который, будучи когда-то приближенным к миру филармонического искусства, знал много всякого и разного. – Маяковский – вот: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза…» – Саня проникновенно гремел Маяковским, размахивая таранькой. Кондиция – налицо.

– Самое время уводить Шашковского с Маяковским. Дорогой, попрощайся с гостями! Ария уходящего гостя! – невозмутимо объявила Лиза, уводя декламатора, который двигался, как робот, не снимая со рта автомеханической улыбки. Наверное, заклинило фирменную челюсть.

У раненого навылет Миши, видимо, пересохло в горле. Он подошел ко мне и деревянным голосом спросил:

– Это вода? Можно, я выпью?

Я не успела ответить! Он залпом опрокинул стакан с моей «минералкой» и запил «лимонадом» со второго стакана с ершом. После такого адского коктейля глаза объекта моей любви манекенно остекленели. Видела бы сейчас Мишу его мама…

– Ай да пьянка, удалась! Хорошо посидели!

– А когда мы сидели плохо? Переели селедки под шубой и холодца…

– А давайте пойдем к речке! Раков наловим, да под пивко…

Компанию явно тянуло на подвиги и в ту степь.

– У меня не такая большая задница, чтобы искать на нее приключений! – благоразумно ответила я. – С полным пузом – ловить раков? Буду мыть посуду!

Гора грязной посуды (прощальный подарок гостей) впечатляла. Догадливые гости заботливо сказали: «Не забивай голову ерундой! Помоешь завтра!»

И быстро растаяли в прохладе июньского вечера.

Да уж! Столько посуды одной не одолеть. Мама придет, поможет. Именинница я или кто?

Я вышла в зал… Вот это сюрприз. Вдохновляющая картина. Главный подарок на день рождения ждал меня впереди! Подарок и гость – в одном лице. В темноте, на мамином диване, лежал Винни-Пух собственной персоной в состоянии полного алкогольного опьянения. Позабытый-позаброшенный, скорее мертв, чем жив. Я наклонилась над ним: дышит или не дышит? Пульс присутствовал. Я проверила, прикоснувшись губами к виску.

Ослик Иа сказал бы: «Душераздирающее зрелище». Глупый, глупый ослик. Надо бережно обращаться с подарками. И с гостями, раненными в самое сердце. Я тихонечко погладила Мишины волосы. Они были упругими и завивались в крупные колечки. Именно такими должны быть волосы у Мужчины Моей Мечты. Впрочем, сравнивать не с чем: у меня же не было много мужчин-мечт. Мне давно хотелось потрогать ямочку на его подбородке. Она оказалась чуть колючей и приятно щекотала губы. Я взяла Мишину руку и положила на мою талию. Большая и теплая рука как будто обнимала меня. Очень слабо, но обнимала. Вторую Мишину руку я положила себе на грудь.

И вдруг мечта начала сбываться. Я была с Мишей, а он – с Лизой, потому что Мужчина Моей Мечты думал, что я – это она. Он говорил: «Лиза», а мне слышалось: «Лина». Он хватался за меня, как утопающий за соломинку, он так ошеломленно бормотал: «Лиза, я знал, что ты придешь», что отказать человеку в спасении было бы с моей стороны большим свинством.

Кружилась голова. Я затерялась где-то вне реальности. Со мной – Миша, это происходит со мной, и я утопаю в любви и нежности. Что было дальше, знает только яблонька. Мне было больно. Мне было неприятно. Но это же был Мужчина Мечты. Мне даже в голову не приходило обвинить его в чем-то таком, в чем он, по моему рассуждению, не был виноват. В эти романтические минуты я прозаически думала о том, как бы не испортить светлую обивку маминого дивана. Наташка Казакова говорила, что у нее в первый раз была крови – полная кровать! Крови не было совсем. Если не считать каплю величиной со спичечную головку.

Так я, неопытная девочка, соблазнила самого потрясающего мужчину в моей жизни. Видимо, мама права. У меня – ужасные гены и нельзя давать им волю.

Мужчина Моей Мечты повернулся спиной к стене и захрапел. Я ушла в свою комнату. Какой там сон! Я вспоминала каждое Мишино прикосновение. Я, как бабочка, взмахнула крыльями, вылетела в открытую форточку и заскользила в объятиях ночного июньского ветра на душистой волне «белого налива» и ночной фиалки. Я могла бы взмыть выше крыши! Я могла бы взлететь к звездам и в порыве чувств унестись в стратосферу!

Меня останавливало только то, что с ориентировкой на местности мои дела обстояли не лучшим образом. Заблудиться в межпланетном пространстве – не хотелось. А вдруг вместо живого земного Мужчины Моей Мечты в другой Галактике мне встретится сине-зеленый рогатый монстрик? Я вернулась, чтобы не сбиться с пути. Меня ждал прекрасный новый день.

Из своей комнаты я услышала скрип закрывающейся двери, Мишины удаляющиеся шаги… Я посмотрела часы. Был час ночи. В половине второго вернулась мама и заглянула в мою комнату. Я делала вид, что сплю, но боялась проспать, чтобы не пропустить волшебный миг, когда я увижу в его глазах звезды.

Я не знала, что быть счастливой мне оставалось до половины следующего дня.

«Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви!» (Песнь Песней царя Соломона)

С утра мама занималась спасением дяди Левиного сына Вовы и его второй жены от бывшего мужа второй жены. Чего там они не поделили? С туманно-расплавленной головой и душой, переполненной сентиментально-мажорными эмоциями, я расставляла в серванте парадную посуду. Что я скажу Мише? Что он скажет мне?

У меня перехватило дыхание: Миша пришел сам! Кинулся ко мне навстречу, схватил меня в охапку. В его глазах сияли звезды! Я задохнулась от восторга! Я взлетела на воздух в его руках! Он закружил меня в своих объятьях, чмокнул меня в нос и, ликуя от счастья, по-братски шепнул на ухо:

– Кажется, у нас с Лизой все налаживается!

…Только что я была на крыльях! И в облаках! И медленно-медленно, как в замедленной съемке, опускалась в кузов самосвала, нагруженного радужными надеждами. Я не зря выбрала вместительный самосвал, – надежд было столько, что, казалось, не хватит места…

Мои крылья напряглись и замерли. Я врубила тормозную систему и стала надеяться на лучшее.

Перескакивая по две степеньки сразу, он понесся на вожделенный второй этаж. Дверь открыла Лиза. Страдальчески вздохнула и раздраженно съехидничала: «Миша, неужели у тебя совсем нет ни гордости, ни самолюбия?» Сашин голос великодушно пригласил Мишу помогать: паковать чемоданы.

Мои крылья затекли от напряженного ожидания и стали болеть. Какие полеты? Полеты отменялись в связи с нелетной погодой и невзлетным настроением.

Миша спустился вниз, останавливаясь на каждой ступеньке. Он сник, увял. Из его глаз исчезли звезды.

– Она меня бросила! – простонал объект моей любви. Вид у него был тусклый, будто припорошенный слоем пыли от разбившейся вдребезги хрустальной мечты.

Миша выглядел, как ребенок, которому подарили игрушку и тут же коварно лишили подарка. Он не знал, что сам, своими собственными руками, отобрал у меня намного больше. Хотелось его взять, встряхнуть. Стряхнуть с него этот пыльный налет. И окатить ведром холодной воды, чтобы привести в сознание.

А я? Невозможно разбить то, чего нет. Я же не была его хрустальной мечтой. Просто все взаимосвязано: Лиза наступила ногами на его рай, а он – на мой. Щавель – и есть щавель. Или подорожник. Без разницы.

Я подошла к Мише. Каждый шаг давался с таким трудом, будто к ногам привязали свинцовые гири. Я все еще надеялась на ответный огонь. Никакого огня не было, тут не помог бы даже огнемет. Веяло суховеем. На выжженных участках – только пепел, который Миша ворошил безрезультатно, и в котором не сумел разглядеть ту самую жемчужину. А у меня не хватило смелости сказать, что искал он плохо и не в том месте. Нужно уметь находить жемчужины в горстке пепла и знать, что сжатое в комок страдающее сердце отогревается в теплых любящих ладонях.

Вопреки системе противопожарной безопасности я сгорела на прощальном костре неразделенной любви. Белые пушистые романтичные облака прямо на моих глазах стали превращаться в прозаические пуховые подушки, своей тяжестью вытесняющие невесомые радужные надежды. Ни в чем не повинные надежды лопались, как мыльные пузыри. Завалив грузовик доверху, громоздкие подушки валились за борт и грузно шлепались, роняя перья. То ли лебединые, то ли голубиные, то ли жар-птичьи, – перья взлетали вверх, опадали вниз и втаптывались в грязь. Легкий облачный пух спрессовался в плотный войлок. Я споткнулась о жесткую кучу, всего полчаса назад казавшуюся пенистыми облаками. Небо пролилось слезами. Спасительный дождь хотел смыть все следы и так больно хлестал по лицу, будто пытался привести меня в чувство.

«Солнце освещает путь, но оно же и слепит». (Э. Кроткий)

СКАЗКА О БАБОЧКЕ (продолжение).

Жизнь обитателей Большого Луга шла своим чередом.

В один прекрасный день солнечные зайчики, перепрыгивая с ромашки на ромашку и с василька на василек, принесли юной бабочке корзину, доверху заполненную воздушными поцелуями:

– Поздравляем с Днем рожденья! Настал твой час! Ты больше не гусеница! Ты – самая настоящая бабочка, и сегодня – твой первый бал!

Бабочка заглянула в серебряную каплю утренней росы, как в зеркало…

– Неужели это я? Ура! Да здравствует жизнь летучая! Прощай, жизнь ползучая! Я взлетаю… Я почти как птица! – ликовала именинница.

Бабочка устремилась к свету. Легкие изящные крылышки под хрустальный перезвон синих колокольчиков уносили нашу бабочку в заветную небесную высь.

Внизу копошились букашки и козявки: ползучие, летучие, полосатые и в крапинку.

Важ-жные жуки ож-живленно обжужжали с божьими коровками ж-животр-репещущую тему ж-жуткой молодеж-жи. Муха-Цокотуха по прозвищу «Муся с тусей» начищала до блеска фирменный самовар. На широком листе лопуха утонченные стрекозы давали мастер-класс аэробики для муравьев и кузнечиков. Стрекочущие кузнечики азартно выстреливали прыжками высоко вверх, но прыгать – не летать! Полосатая осино-шмелиная мафия во главе с бдительным атаманом Осей Шмульевичем совершала облет своих владений.

Бабочка парила, наслаждаясь полетом.

– Что я вижу? Откуда взялись эти незнакомые огненные цветы с ярко-оранжевыми лепестками, похожими на язычки солнца? Они извиваются в причудливом танце, они манят, они притягивают к себе… – Бабочка завороженно потянулась навстречу пылающему чуду, впитывая свет каждой клеточкой.

– Вы только посмотрите!

– Куда ее несет? Она же летит прямо на огонь!

– Сгоришь, глупенькая!

Поцелуи волшебных цветов оказались слишком жгучими. Нежные крылышки опалило жаром. Окутанная шлейфом дыма, бабочка упала с небес на землю. Вместо струй сияющего света вдруг — чернота.

– Ну, что? Вз-злетела? И где ж-же теперь твои крылья? Болят, обожженные? Будешь з-знать, как с-своевольничать… Огня ей з-захотелось, горения, парения… Мы ж-же говорили! Мы ж-же предупреж-ждали! Ж-жуткая молодеж-жь! – монотонно жужжали жуки.

У каждого свои проблемы. Экстравагантные модницы-стрекозы, прихорашиваясь перед дискотекой, кокетничали с муравьями и кузнечиками. Паучиха сентиментально вздыхала, поглаживая сытое брюшко.

Первый бабочкин бал закончился, так и не успев как следует начаться. Наступил вечер. Из полутьмы слабым огоньком высветился скромный тихий Светлячок и сказал бабочке:

– Выкарабкивайся, дорогая! Потеря крыльев – не самое страшное. Главное, что они у тебя были, и ты летала над большим лугом! Не грусти, милая, улыбнись! И живи дальше. Пусть будет светлой твоя грусть. Умей ждать, и ты увидишь: там, где Огненные Цветы, отгорев, превратились в пепел, там, где сейчас обожженная безжизненная пыль и зола, – пробьется когда-нибудь молодая нежно-зеленая травка… Бабочки – почти как птицы. Восстала же из пепла птица Феникс? И твои крылышки когда-нибудь дадут тебе радость полета.

– Вы посмотрите на них. Он – разглагольствует, она – размечталась! Э-эй, красотка! Ты обожглась? Мало одного раза? Сиди теперь, не рыпайся, знай свое место и бери пример с нас. Учти, нам падение не грозит. Лучше всего – у нас, под землей! Полная тишина, уютный мрак, восхитительная сырость. Чем плохо? Ни шума, ни суеты, ни пыли. Темно? Безрадостно? Зато безопасно. С высоты можно упасть и больно разбиться. Поймите же вы все: счастье – ползать! Неужели до сих пор еще кто-то сомневается, что счастье – быть в земле?! – злорадствовали червяки, не уставая пропагандировать гусеницам теорию преимущества подземелья над поднебесьем.

Светлячок не верил червякам. На ползущего можно наступить. И раздавить. Светлячок знал, что такое настоящая мечта. Он мечтал светить так же ярко, как маленький электрический фонарик, который в свою очередь, завидовал большому уличному Фонарю. Но до комплекса неполноценности всем им было далеко. Как бы тускло и мало не светили они, их свет все равно был ярче огонька сигареты. А сигареты, одну за другой, – нервно курил молодой некурящий математик по прозвищу Винни-Пух. Казалось, это было давно. Так давно, как будто никогда этого не было.