Текст книги "Парень с границы"

Глава 40
Антонио Перес высказывается начистоту

Выскочив из дома, Рикардо наткнулся в потемках на доктора.

– Куда они пошли? – задыхаясь, спросил его.

– Кто?

– Ну, эти четверо.

– Мексиканцы-то? Да вон туда. А зачем они тебе?

– Все рухнуло! – со стоном выдохнул Рикардо и бросился в направлении, указанном доктором.

Сломя голову он пронесся сквозь заросли и увидел всю четверку, медленно бредущую прочь, ибо убитый горем старый Антонио не мог идти быстро, его поддерживали сыновья. Приблизившись, Рикардо услышал громкие проклятия Винсента и до боли родной голос погонщика мулов, что-то возражающего сыну. Наконец юноша поравнялся с ними. Все четверо, остановившись, молча уставились на него, хотя в темноте не могли хорошо видеть его лица.

– Хуан, это сделал ты! – вскричал Рикардо. – Это ты привел их сюда, чтобы погубить меня!

– Хуан не виноват, – заступился за младшего сына погонщик мулов. – Это я вытянул из него правду и узнал, что ты встал на дурной путь, уйдя из дома. Я заставил его рассказать все, что он про тебя узнал. И разве после этого мы не должны были прийти за тобой, чтобы попытаться спасти тебя от худой участи? Мы бросили работу и пришли.

– Вы что, проделали весь этот путь пешком? – удивился Рикардо.

– Господи, да разве же я мог позволить, чтобы мы ехали сюда на мулах?! На мулах, купленных на украденные деньги! Я отдал их обратно и теперь начну все сначала, потому что зло никогда еще не порождало добро. Отравленные семена дают лишь отравленные всходы.

– Хуан, послушай хоть ты меня, если другие не хотят, – взмолился Рикардо. – Кстати, Педро, ты тоже послушай!

– Ладно, послушаю. Ведь когда-то ты был моим братом, – согласился Педро.

– Я и остался им, – со всей серьезностью заверил юноша. – Я по-прежнему твой брат. Ты просто не понял… Эта девушка, что была в доме…

– Да, я видел, как она прижалась к тебе. Видел, как глаза ее светились любовью, – перебил его Антонио Перес. – Я все понял. Ты собираешься на ней жениться. Она очень богата, у нее много денег, на них можно купить три такие деревни, как наша, и даже больше.

– Вот видите! – воскликнул Рикардо. – Вот почему я был вынужден вроде как отречься от вас! А вы подумали, что я вас забыл! Да разве я могу? Пока кровь течет в моих жилах, я никогда этого не сделаю! А когда стану богатым, и вас сделаю богатыми. Я хочу, чтобы у вас было все, абсолютно все, что нужно. Это доставит мне радость. Хочу, чтобы моя мать ходила в шелках, носила золото и изумруды! Вот почему мне пришлось отречься от вас сегодня! Только поэтому. Я был вынужден назвать вас…

– Вымогателями! – подсказал Винсент.

– Молчи! – одернул его Педро. – Пусть отец скажет.

– А ты что думаешь, Педро? – спросил погонщик мулов.

– Я еще недостаточно пожил на свете и не так умен, – ответил Педро, – поэтому буду думать и делать так, как скажешь ты, отец. Но я видел прекрасную леди. Она, кажется, и впрямь богата. Так почему бы Рикардо не жениться на ней? Нет, нет, не подумайте, что я рассчитываю хоть что-то получить от него! А то, что он женится на ней под чужим именем, так в этом нет ничего страшного – ведь он имеет на него столько же прав, как и на имя Пересов, ибо никто, собственно, и не знает его настоящего имени.

– Я так и думал, что ты это скажешь! – проговорил погонщик мулов. – Ну а ты, Винсент? Какое твое мнение?

– Никакое! Вот только не могу забыть, каким волком он смотрел на нас… Да еще обозвал нас мошенниками!

– Молчи! – прервал его Педро. – Он говорил так только для того, чтобы сначала спастись самому, а потом помочь нам.

– Ну а ты, Хуан? – обратился отец к младшему сыну.

– Я так думаю, одни работают руками, другие – головой, – заявил Хуан. – Лично я считаю, что Рикардо заслужил право жениться на этой прекрасной леди. Он ездил в Бэк-Крик и убил того страшного человека, значит, как бы достоин награды. Да и леди, похоже, любит его. Даже я заметил это…

– Ах ты лиса! – добродушно отозвался отец. – Все видишь, все замечаешь! А теперь, Рикардо, после того, как ты выслушал братьев, послушай и меня. Если бы твою мать спросили, она бы, конечно, согласилась с сыновьями, потому что тоже желает тебе счастья и богатства. Но я скажу так: у кого руки в саже, тот все вокруг перепачкает. – Он невольно повысил голос, который всегда, когда Антонио Перес был взволнован, становился похожим на львиный рык. – Я ни за что на свете не продал бы свою честь даже за тридцать мулов, груженных золотом! Я – честный человек, меня нельзя купить. Никогда бы не стал лгать, чтобы приобрести богатство, никогда бы не навредил ближнему! И никогда я не держал в руках грязных денег, кроме тех, что прислал мне ты, Рикардо… Да простит меня за это Господь, ибо я тогда не знал, что это за деньги!

Простые, но искренние слова старика потрясли душу Рикардо. Покачиваясь от неожиданно нахлынувшей на него слабости, он произнес:

– Отец, я знал, что ступил на неправедный путь. Но не думай, что я женюсь на этой девушке из-за денег. Я люблю ее всем сердцем!

– Э-э… Если так, то дайте и мне кое-что сказать, – вмешался Винсент. – Прости меня, Рикардо, за то, что я наговорил тебе столько злых слов. – Он шагнул вперед, нащупал в темноте руку брата и с силой потряс ее. – Мы снова братья! Братья, и навсегда!

Ком встал в горле Рикардо, слезы застлали глаза.

Но тут снова заговорил погонщик мулов:

– Ты любишь эту девушку и при этом позволяешь себе ей лгать. Как же ты можешь жениться на ней?! Как можешь допустить, чтобы между вами встала ложь?! Ведь ты не Манкос, и, выйдя за тебя, она выйдет за пустое место. А ты еще говоришь, что любишь ее! Неужели ты и в самом деле уже конченый человек, Рикардо, и у тебя нечистая душа?

– Отец, я знаю, что оступился, но потом собирался делать только хорошее. Потом, когда бы это все закончилось, я хотел делать только добро тебе, матери, моим братьям.

– Я скорее готов увидеть моих сыновей мертвыми, чем позволю им взять у тебя хоть грош! – торжественно заявил Антонио Перес. – А кроме того, знай: ступить на дурной путь куда как легче, чем свернуть с него. Это как ложь – если уж начал врать, то не остановишься. Ложь не вырвешь с корнем, она как сорняк, чье семя, упав однажды на поле, вскоре заполняет его целиком. То же самое произойдет и с тобой. Ты думаешь, тебе удастся вырваться? Вскоре сам убедишься, как зло поглотит тебя. Оно сделает твою душу черной, и ты окончательно падешь в глазах нормальных людей. Надеюсь, я не доживу до этого времени.

– Вы готовы выслушать меня, если я скажу всю правду? – в отчаянии воскликнул Рикардо.

– Да, – отозвался погонщик мулов. – Даже если бы лежал при смерти, я все равно постарался бы выслушать тебя. А сейчас, сынок, я и впрямь чувствую, будто во мне что-то умирает.

Рикардо со стоном выпалил:

– Я попал в руки очень умных и очень страшных людей. Если я откажусь делать то, что они мне велят, меня просто убьют. Я не могу свернуть с этого пути, отец!

Антонио Перес невозмутимо возразил:

– Все вокруг только и говорят о Рикардо Манкосе и о том, как он застрелил этого Перкинса, погубившего немало душ. Значит, когда ты ехал в БэкКрик, ты был смелым. А сейчас? Трусишь? Ты не побоялся отправиться в Бэк-Крик к этим головорезам, так неужто боишься жалкой горстки окруживших тебя людей?

Рикардо молчал. Педро, сочувственно вздохнув, приблизился и обнял его за плечи. Юноша вздрогнул.

– Рикардо, – проговорил погонщик мулов, – ты видел и богатство, и мошенничество. Скажи мне, неужели они тебе дороже пяти любящих сердец, всегда ждущих тебя в нашей маленькой хижине?

– Что я должен сделать? – спросил Рикардо сломленным голосом.

– Возвращайся в тот дом и пади на колени перед той девушкой. Ты любишь ее, поэтому должен сказать ей всю правду. Сказать, что ты найденыш, что вырос в семье погонщика мулов и что лгал ей с самого начала. Скажи ей все это, а потом уйди из ее жизни. И выброси все деньги, что лежат у тебя в карманах. Это грязные деньги, выброси их и возвращайся ко мне. Я научу тебя жить и работать честно. Честный труд очищает душу. Вода смывает грязь с нашей кожи, а труд отмывает душу. Ступай и делай так, как я тебе сказал. Ибо я желаю тебе только добра. Сейчас, когда сердце мое изнывает от боли за тебя, я знаю, что Господь не позволит мне ошибиться.

Рикардо замялся в нерешительности. Он вспомнил Уильяма Бенна с его демонической улыбкой, вспомнил бледное и вечно угрюмое лицо доктора, а потом светлую и чистую Мод Рейнджер. Из темноты до него донесся удаляющийся голос погонщика мулов:

– Ступай и не медли! Иной раз праведный путь становится неправедным, если слишком медленно идти. Ступай, Рикардо! Да поможет тебе Бог! Педро пойдет с тобой. Храни тебя Господь, сынок!

Рикардо повернулся и вместе с Педро медленно побрел обратно.

Глава 41
Обновленный Рикардо

Это возвращение на ранчо, с которым Рикардо связывали самые радужные надежды, было мучительным.

Тем не менее, оставив Педро внизу, он поднялся в дом. На веранде сидел доктор с сигарой в руке.

– Опаздываешь к ужину, – буркнул он.

Ничего не ответив, Рикардо, пошатываясь, словно пьяный, прошел мимо и в тесной прихожей столкнулся с Уильямом Рейнджером, его супругой и Мод, которые о чем-то весело болтали.

– Поспешите, юноша, вы опаздываете к ужину, – напомнила миссис Рейнджер.

Рикардо схватился рукой за стену, чтобы тверже держаться на ногах, и окинул их пристальным взглядом. Совсем как орел, смотрящий сверху на свои жертвы!

– Я не останусь на ужин, – через силу вымолвил он. – Я уезжаю и пришел попрощаться.

Девушка, ничего не понимая, улыбаясь, смотрела на него.

– Вы пришли попрощаться? – воскликнул Уильям Рейнджер. – Да что такое случилось?

– Я хотел скрыть от вас все, но оказалось, что не могу, – тихо произнес Рикардо. – Более того, я здесь только для того, чтобы признаться… Я не Манкос. Просто носил это чужое имя… Я пытался завладеть Мод нечестным путем, я…

Рикардо замялся, потому что признание, слетевшее с его губ, неожиданно открыло ему самому всю отвратительную греховность того, что он чуть было не совершил. И это его потрясло.

Теодора Рейнджер встала рядом с племянницей, обняла ее одной рукой. Однако Мод вовсе не собиралась плакать или падать в обморок. Нет, она выпрямилась и с невероятным мужеством восприняла правду о своем возлюбленном.

А Рикардо продолжал:

– Все было ложью. Я не убил Чарльза Перкинса, только ранил его в ногу, отчего он упал. А его пуля попала мне в голову. Затем он пополз ко мне, в тот момент совершенно беспомощному. И тогда из укрытия вышел мой друг и убил его. Все дело в том, что я связался с шайкой мошенников, они помогали мне. Я должен был жениться на Мод, завладеть ее деньгами и поделиться с остальными. – Рикардо помолчал, потом каким-то механическим голосом закончил: – Мне больше нечего сказать. А Антонио Перес говорил правду. Он мой отец. Названый отец. И я собираюсь вернуться к нему. Да простит меня Господь за то, что я намеревался причинить вам вред!

Он вышел за дверь, и тут же его за рукав схватил доктор.

– Что я слышу? – возмущенно прошипел он. – Что за чушь ты здесь мелешь? Ты что, совсем свихнулся? Ах ты, рыжая крыса! Ты что же, хочешь, чтобы все полетело к чертям?! Все – и время, и силы, и деньги, которые мы на тебя ухлопали?!

Рикардо взял его за горло и с размаху припечатал к стене:

– Это все вы и Уильям Бенн! Это вы сделали меня таким! Я был нормальным хорошим парнем, пока не повстречал вас. Это вы научили меня всему дурному. Если бы ваша рука не была ранена, доктор, я бы с вами рассчитался сполна. Но мы еще встретимся и тогда окончательно разберемся… Я знаю, во всем виновен Уильям Бенн! Буду ждать того дня, когда увижусь и с ним! Нам есть о чем поговорить. Передайте это ему! – И он оттолкнул доктора.

Этот ужасный человек, которого Рикардо всегда считал каким-то чудовищем, вдруг показался ему мелким ничтожеством. Юноша отвернулся от него и через веранду вышел на улицу, где его поджидал Педро.

– А знаешь, Рикардо, ты даже стал как-то выше и сильнее! – подбодрил он брата.

Тот ничего не ответил. Они шли молча, пока не догнали погонщика мулов и его сыновей.

– Я сделал так, как ты велел мне, отец, – сказал Рикардо.

– Я знал, что ты все сделаешь как надо, – кивнул Антонио Перес. – А теперь пойдемте домой. Нам предстоит неблизкий путь.

Вскоре они дошли до Эль-Реала и, не дожидаясь рассвета, забрались в пустой товарный вагон. Поезд довез их до станции, где располагалась деревушка, которую Рикардо считал своей родиной.

Выпрыгнув из вагона, они стряхнули с себя пыль, и Антонио Перес заметил:

– Для здешних мест ты слишком хорошо одет, сынок.

– Не думаю, что люди будут тыкать в меня пальцами и останавливать на улице, – возразил Рикардо, и было в его голосе нечто такое, отчего отец и трое его братьев серьезно посмотрели на него. Стройный и сильный, он легкой походкой гордо шел по улице «белого» квартала. Двое парней, проезжавшие мимо на мустангах, завидев его, закричали:

– Рикардо вернулся!

Один из них развернул лошадь, остановился и спросил:

– Никак разбогател и прославился, Рикардо, а?

Замедлив шаг, юноша подошел к нему и положил руку на круп мустанга.

– А теперь повтори-ка еще раз, что ты сказал, – с улыбкой проговорил он, вызывающе глядя на него.

Усмешка сползла с лица парня, глаза его опасливо расширились. Он лихорадочно дернул поводья и направил коня прочь.

Больше никто не задирал Рикардо. Он быстро догнал отца и братьев, и они спокойно перебрались через реку в мексиканскую часть селения. А там все – и стар, и млад – уже ждали возвращения парня, о котором в последнее время ходило столько слухов! Он дружески пожимал руки односельчанам, весело перебрасывался с ними шутками.

Когда они поравнялись с домом кузнеца, юноша с особой сердечностью поприветствовал соседа.

– Конечно же теперь у тебя карманы полны денег, – полушутя – полусерьезно заметил тот.

Рикардо от всей души рассмеялся:

– Да нет у меня ни гроша!

– Вот тебе на! Так что ж ты с собой принес из дальних странствий, парень?

– Знания. Теперь я знаю, что раньше был ослом, – ответил тот. – Только это, больше ничего. – И он двинулся дальше, к небольшой лачуге, которая и была его домом.

Жена погонщика сидела на полу, скрестив ноги, и лепила лепешки. Увидев Рикардо, она вскочила и бросилась ему навстречу с широко распростертыми руками. Он нежно обнял мать.

Потом они долго и оживленно говорили, а Антонио Перес даже сбегал в лавку и накупил разных угощений по случаю такого праздника. В лачугу то и дело заглядывали соседи – всем хотелось посмотреть на ставшего знаменитым Рикардо. Пришел даже сам шериф. Он не стал заходить в дом, а вызвал юношу на улицу.

– Ну вот что, сынок. – Шериф предостерегающе поднял указательный палец. – Раньше ты доставлял мне немало хлопот, но тогда ты был просто мальчишкой. Теперь, похоже, повзрослел и остепенился. Я заскочил всего на минутку, чтобы предупредить тебя: больше никаких драк!

Рикардо улыбнулся.

– Если я нарушу закон, то придите и скажите мне об этом. Только, – прибавил он, холодно усмехнувшись, – приходите не один!

Шериф смерил его пристальным взглядом прищуренных глаз, потом кивнул, словно бы убедившись в правильности своих подозрений, и, развернув лошадь, поехал прочь по пыльной дороге.

В это время в доме мать шептала Хуану:

– Что они сделали с нашим Рикардо?

– Что ты имеешь в виду?

– Он был такой хороший мальчик, пока не уехал от нас. А теперь сам посмотри, каким он стал…

– А что, не очень хороший?

– Да нет, может, и хороший, да только настоящий тигр. Он стал настоящим тигром, Хуан! Я прямо дрожу, глядя на него. И совсем не смотрит в глаза! О Боже, в этом юном теле такая старая душа! Что они сделали с ним, Хуан?

– Не знаю, – невнятно пробормотал тот, встревоженный этим вопросом. – А по-моему, он держится бодро. И улыбается чаще, чем раньше.

– Да что такое улыбка, сынок?! – всплеснув руками, горестно воскликнула мать. – Улыбка мало что стоит. – Она помолчала. – Ладно, забудем об этом. Давай веселиться и радоваться, пусть и Рикардо почувствует себя хоть немножко счастливым. Одно только скажу тебе напоследок – что-то еще будет… Ох, что-то будет! Страшно мне, сынок, ох как страшно!..

А праздник был в полном разгаре. Соседи шли целыми семьями, заходили старые друзья и просто знакомые. И все же какой-то слушок, видимо, пробежал по деревне, потому что гости не приставали к Рикардо с расспросами, предпочитали любоваться им на расстоянии… Причем с явным уважением.

Глава 42
Время берет свое

Доктор удобно расположился на прохладной веранде дома Уильяма Бенна, выставив руку на солнышко, чтобы теплые ласкающие лучи прогрели и заживили рану. У стены, откинувшись на спинку кресла, сидел сам Уильям Бенн. На его угрюмом лице лежала печать усталости, глаза были полузакрыты, одна рука лениво покоилась на коленях, другая – на подлокотнике.

– Ничего не имею против того, чтобы немного помолчать, – заявил доктор. – Это никогда не вредит хорошей беседе. Но, по-моему, тебе есть что сказать, Бенн. Так говори! И покороче, если можно.

Уильям Бенн открыл глаза.

– Все равно никак не пойму, – произнес он.

– Никак не поймешь чего? – нетерпеливо переспросил Клаусон.

– Обычно предчувствия меня не подводят.

– О каком предчувствии, интересно, ты говоришь?

– О кувшине с золотом, вот о каком.

– Ты, часом, не пьян? – поинтересовался доктор.

– Когда я впервые увидел мальчишку…

– Ах вот оно что! Ты подумал, что он настоящий клад. Это еще раз доказывает, мой друг, что все эти дурацкие идеи ничего не стоят.

Бенн задумчиво покачал головой:

– Ошибаешься. Из него наверняка должно что-то выйти, вот только я не знаю что.

– Так ты виделся с этим молодым дурачком? – спросил доктор.

– Да, это оказалось очень просто.

– Ходил к нему домой?

– Нет, нашел его за работой.

– За работой?!

– Да, на мельнице. Он таскал и складывал мешки с мукой.

– Долго он там не продержится, – со знанием дела заметил доктор.

– Это почему же?

– Потому что он отродясь не любил работать и к тому же успел вкусить другой жизни.

– Долго он там не продержится, но совсем по другой причине, – возразил Уильям Бенн.

– По какой же это, интересно? Если, конечно, можешь ее назвать.

– Могу, почему бы и нет? Это не так уж и трудно.

– Так по какой же, Бенн?

– Он растратил силы. У него ничего не осталось в жизни, кроме горечи разочарований. Когда он увидел меня, мне показалось, что он вцепится мне в горло!

– Попробовал бы только, получил бы хороший урок!

– Ты так думаешь? По-моему, доктор, ты его явно недооцениваешь. Он сильнее разъяренной пумы! Он не выполнил того, что мы от него хотели, поэтому ты ненавидишь его.

– Да ты спятил!

– Но почему бы не назвать вещи своими именами, раз уж ты хочешь откровенности? Да, мы оказались ослами!

– Это уж точно. Доверить такой грандиозный план этому безмозглому юнцу!

– Безмозглому? Ты снова не прав. Мы знаем его как облупленного. Честность… Вот что сгубило его и наш гениальный план! И все равно он выиграл. Ты должен признать, что он держал всю игру в своих руках, ему удалось обвести вокруг пальца и девчонку, и ее семью. И все же совесть взяла верх там, где не смогли взять верх ни Перкинс, ни Гуадальва. Так что же, ты называешь честность глупостью?

Доктор молчал, он был явно расстроен.

– Сегодня я тебя что-то не совсем понимаю, – наконец проговорил он. – Но скажи, ты хоть пытался его вернуть?

– Допустим, я скажу, что он наплевал на мельницу, собирается вернуться к нам и смешать свои карты с нашими, чтобы играть на одну руку…

Доктор вскочил:

– Значит, мы снова заполучим рабочее оружие, которое откроет нам путь к миллионам, да, Бенн?

Тот только усмехнулся:

– В этом-то все и дело! Ты бы ценил его очень высоко, если бы он вдруг вернулся. Но он не вернется! Он никогда не вернется к нам! Кстати, Рикардо сказал мне, что думает о тебе! Да, да, о тебе. И обо мне тоже. Заявил, что, если бы не страх потерять работу, он нашел бы время снести нам обоим головы! И в подтверждение своих слов даже коснулся пистолетов, спрятанных у него под курткой. Нет, он никогда не вернется к нам. Ему приятнее горбатиться на этой паршивой мельнице.

– Да хватит ли ему честности?

– Ну как же ты не понимаешь, Хамфри? Он не может смотреть на людей без презрительной усмешки. Его душа отравлена. Все нутро у него горит, словно в лихорадке!

– Это, наверное, потому, что он не привык трудиться.

– Нет, потому, что он полюбил эту девушку.

Доктор присвистнул:

– Что, в самом деле полюбил? А по-моему, он полюбил ее семь миллионов. Думаю, в этом-то и все дело.

– Ты чересчур умен, доктор, – не без сарказма заметил Уильям Бенн. – Ты так глубоко проникаешь в суть вещей, что не замечаешь самых простых фактов. Он полюбил девушку и любит ее до сих пор. Причем втайне сильно страдает.

Доктор ухмыльнулся.

– Это ненадолго, – уверенно проговорил он.

– Ненадолго только потому, что очень скоро он не выдержит, и тогда, вот посмотришь, наверняка уложит одного или двоих, прорываясь к своей цели. А кстати, что с той девушкой?

– С Мод Рейнджер?

– Ну да, с нею.

– Собирается в путешествие по Европе. Италия, Франция… А почему бы и нет? Сменить климат ей бы не помешало. – Доктор язвительно ухмыльнулся.

Но Уильям Бенн выказал такой живой интерес к его сообщению, что резко наклонился вперед и возбужденно воскликнул:

– Это правда? Она едет в Европу?

– Да, едет. А почему бы и нет?

– Но, Хамфри, неужели ты не понимаешь, что это значит?

– А почему, интересно, я должен что-то понимать?

– Едет в Европу! Ей было мало узнать, что ее возлюбленный оказался мошенником и человеком без роду и племени! Эта новость не излечила ее. Ей требуется объехать пол земного шара, чтобы раз и навсегда забыть его!

Доктор пожал плечами и зевнул.

– Не вижу здесь ничего, что бы могло представлять интерес для нас, – буркнул он.

– Когда она уезжает? – полюбопытствовал Бенн.

– Сегодня.

– Сегодня?!

– Да, сегодня. А что, разве это так важно?

– Сколько сейчас времени?

– Четыре.

– Стало быть, восточный экспресс прибывает через полчаса или около того?

– Да. Но он всегда опаздывает.

– Значит, опаздывает, – эхом повторил Бенн. – Этим-то шансом я и постараюсь воспользоваться!

Он вскочил с кресла и сломя голову бросился в конюшню, где Лу поспешно оседлал для него лошадь. Бенн вскочил в седло и помчался, пустив жеребца во весь опор. Путь его лежал в Эль-Реал.

Копыта лошади гулко звенели по мостовой города, когда он гнал ее по извилистым улицам. Наконец, Бенн остановился перед вокзальной площадью, от которой разбегались вдаль стальные нити рельсов.

Он спрыгнул на землю и, оставив взмыленную, покрытую пеной лошадь, бросился к перрону. Вдалеке с западной стороны уже приближался поезд, который пока еще казался всего лишь крохотной точкой на горизонте.

Понимая, что времени у него совсем мало, Уильям Бенн чуть ли не бегом направился в зал ожидания, где сразу же увидел Мод и миссис Рейнджер, которые как раз поднялись со своих мест. Носильщики уже подхватили их чемоданы.

Продираясь к ним сквозь толпу, Бенн наконец-то добрался до девушки и, склонившись к ее уху, прошептал:

– Рикардо!

Она дернулась, словно испуганная лошадь от удара кнута, потом повернулась к нему. Лицо ее исказила гримаса отчаяния.

И тогда Уильям Бенн выпалил:

– У меня есть полминуты на то, чтобы сказать вам правду. Правду о Рикардо. Меня зовут Уильям Бенн, я – преступник!

Она закрыла глаза, но через мгновение вновь решительно открыла их:

– Я слышала о вас!

– Это я нашел Рикардо. Его рыжие волосы показались мне кувшином с золотом, и я подумал, что найду с ним удачу. Обманом я увел его из дома, потом, частично обещаниями легкой жизни, частично угрозами, шаг за шагом заставлял его делать то, что мне надо. Я учил его быть мошенником, я надоумил его жениться на вас, я подстроил встречу с Перкинсом. Он ранил его, а я добил и постарался сделать так, чтобы вся слава досталась Рикардо.

Поезд с грохотом приближался.

– Мод, поторопись! – позвала ее тетя, ожидавшая за дверью вокзала.

– Пожалуйста, продолжайте, – умоляющим голосом попросила девушка.

– Я постараюсь изложить все как можно быстрее. Как он публично отрекся от своего названого отца, вам известно…

– Названого отца? – изумилась Мод.

– Бог ты мой! Да неужели вы думали, что он может быть родным сыном погонщика мулов? Ведь он такой же белый, как и вы, мадемуазель!

Она покачнулась и схватилась за его рукав.

– Мод! Мод! – снова позвала ее тетя.

Девушка покачала головой.

– Названый отец! – прошептала она. – А сейчас… Где Рикардо сейчас?

– Он вернулся к прежней жизни, к труду… Работает на мельнице, и сердце его болит из-за вас все сильней и сильней.

– А что потом?

– А потом он не выдержит. Сейчас он глубоко страдает, а потом не выдержит. Очень скоро всему этому придет конец. Ужасный конец!

– Но отчего он так страдает?

Уильям Бенн поднял указательный палец и наставил его, словно пистолет, на девушку.

– Собственно, мне-то теперь до этого нет никакого дела, – пояснил он. – Сейчас мне безразлично, что будет с ним и, тем более, что будет с вами. Но если я скажу вам, отчего он страдает, вы скажете мне, отчего страдаете сами?

– Мод, мы опаздываем! Поезд отходит! Мы уже не успеваем на него! Мод, ты что, сошла с ума? Ты глухая, Мод? Ты слышишь меня?

Но Мод уже ничего не слышала. Лицо ее раскраснелось, глаза расширились и потемнели. Она пристально смотрела на Уильяма Бенна, потом губы ее приоткрылись, и она широко улыбнулась.

Уильям Бенн повернулся и зашагал прочь, а миссис Теодора Рейнджер подскочила к племяннице и начала ее трясти, словно маленького ребенка.

– Мод! Мод! – пыталась она докричаться до девушки. – Да о чем ты думаешь?

– О небесах! – ответила та.