Текст книги "Парень с границы"

Глава 16
Братья

Дождавшись, когда Уильям Бенн скроется из виду, и заметив, что брат снова уткнулся в книгу, Хуан, словно лиса, осторожно крадущаяся к клетке кролика, которую охраняют сторожа и свирепые псы, начал приближаться к Рикардо.

Перебегая от куста к кусту, он наконец добрался до перил, окружающих беседку, и встал за одним из ее столбиков с прильнувшим к нему молодым кипарисом, так что никто не мог бы увидеть его со стороны дома. Осторожно выглянув из своего нового укрытия, Хуан с серьезным любопытством наблюдал за братом, склонившимся над книгой и многочисленными листками бумаги, исписанными быстрым, разборчивым почерком. Хуан даже на мгновение зажмурил глаза и тут же снова открыл их, чтобы убедиться, что все это не сон и что вот этот ученый и благовоспитанный юноша и есть его брат, которого он знал ленивым деревенским оборвышем.

Хуан встряхнул головой, и Рикардо тут же вскочил с места, словно кошка, прыгающая со стола при малейшем звуке опасности, настороженно огляделся вокруг.

Заметив Хуана, он немного изменился в лице, хотя тому показалось, что глаза брата остались чужими и холодными.

И все же он схватил Хуана за руки, втащил его в беседку, силой усадил на стул и встал перед ним, смеясь.

Как Хуан попал сюда? Как нашел его? И как странно, что их встреча произошла именно таким образом! И что он будет делать, если его застанут здесь в самый неподходящий момент?

Вопросы слетали с губ Рикардо один за другим, однако нельзя было сказать, что Хуану это нравилось. Он помнил другого Рикардо – молчаливого, неразговорчивого, привыкшего выражать свои мысли взглядом.

И Хуан просто сказал:

– Я видел, как Уильям Бенн ехал сюда, вот и последовал за ним.

– И как долго ты был здесь?

– Я только что пришел, – солгал Хуан, который никогда не говорил правды, если можно было соврать. – Я ждал около дома, но он долго не выходил, тогда я направился сюда и увидел тебя как раз в тот момент, когда он уезжал. Вот и решил подойти.

Выражение удовлетворения, промелькнувшее на лице Рикардо, не могло скрыться от глаз Хуана.

– Стало быть, ты только что пришел? Ну что ж, Хуан, мне нужно многое тебе рассказать. Но сначала скажи мне все о матери, отце, Винсенте и о нашем могучем Педро.

В голосе Рикардо слышались звенящие нотки, но в них не было искренности – проницательное ухо Хуана, обостренное его собственной любовью к только что упомянутым людям, без труда могло отличить фальшь от правды.

– Все они сильно болели, – сообщил Хуан. – Деньги кончились. Отец, едва живой, сейчас в больнице. У матери больше нет сил, а Винсент и Педро мыкаются в поисках работы. Но все, на что они способны, – это найти случайную работу, а мне и этого не удается. С тех пор как ты ушел от нас, Рикардо, мы живем как собаки.

Рикардо шумно вздохнул. С явным огорчением. Затем поспешно вытащил бумажник, перевернул его и потряс – оттуда вывалилось несколько банкнотов.

– Вот, здесь почти пятьсот долларов. Это все, что у меня есть. Отнеси им эти деньги, Хуан, а я потом пришлю еще.

– Для них эти деньги будут все равно что дар небес, – сказал Хуан, неохотно забирая банкноты негнущимися пальцами. Сам он отродясь не держал столько денег за один раз. – Но не думаю, что мать могла бы принять от тебя такую большую сумму, – серьезно проговорил он.

– Но почему? – вскричал Рикардо, снова переходя на сбивчивую, торопливую речь. – Не сомневаюсь, она возьмет, а я постараюсь раздобыть еще и прислать чуть попозже. Ну конечно же я раздобуду еще денег! Скоро их будет у меня не меньше, чем листьев на деревьях! – Он рассмеялся, и в его смехе прозвучало скорее ликующее предвкушение, нежели стыдливые, извиняющиеся нотки. – Видит Бог, мне хотелось бы самому отправиться к ним и самому обо всем позаботиться. Но ты же видишь, как я занят. Мне приходится работать как каторжному, Хуан. Даже наш отец, работая в свое время, не вкалывал столько, сколько я теперь. Ты же знаешь, он любит поговорить о былых временах. Но рано или поздно я покончу с этим.

– А что ты изучаешь, Рикардо?

– Все, что поможет мне в работе для сеньора Бенна.

– И чем же он занимается, Рикардо?

– Импортом и экспортом. А это означает, что он имеет дело с самыми разными вещами. Мне еще предстоит ознакомиться с этим. Там нужна и математика, и все остальное… В общем, понимаешь? – И он показал на листы бумаги, исписанные цифрами.

– Бедный Рикардо! – проговорил Хуан, чувствуя, что сердцем его овладевает суровость. – Стало быть, ты нашел не теплое местечко?

– О да! – воскликнул Рикардо. – Как часто я вздыхаю по счастливым, беззаботным временам, когда жил с вами в деревне. Иногда мне так хочется все бросить и вернуться назад, туда, к вам.

– И снова начать драться с гринго?

– С гринго?… Ах, ну да, – поспешно проговорил Рикардо. – А сейчас позволь мне сказать тебе, что было бы самым лучшим, что ты мог бы сделать.

– Что же?

– Отправляйся с этими деньгами прямиком домой, успокой мать и скажи, что я пришлю еще…

Хуан поднялся, сложил деньги на столе аккуратной стопкой и придавил их краем книги, чтобы купюры не разлетелись.

– Ты прав, – заявил он. – Мне нужно возвращаться домой, но вряд ли я смогу принять эти деньги.

Рикардо нахмурился:

– Почему?

В былые времена его хмурое лицо означало для Хуана многое, но сейчас злость и горе придали ему духа.

– А потому, – смело ответил он, – что, насколько мне помнится, мы всегда жили только на честные деньги!

Братья долго угрюмо смотрели друг на друга. Наконец Рикардо промолвил:

– Итак?…

Хуан ничего не ответил, он уже сказал все, что хотел. Поэтому протянул брату руку и проговорил:

– Мне кажется, нам лучше попрощаться друг с другом. – Сердце его отозвалось глухой болью, но, совладав с горем и собрав всю свою гордость, он постарался, чтобы его слова прозвучали с достоинством.

– Ну что ж, возможно, ты и прав, – отрывисто произнес Рикардо. – Стало быть, до свидания, брат!

Они пожали друг другу руки, и Хуан отметил, что пожатие Рикардо, как и прежде, мягкое, словно у женщины, но с едва ощутимой стальной хваткой, таящейся глубоко внутри.

Хуан повернулся на каблуках и пошел прочь, ничего не видя перед собой, потому что глаза ему застилали слезы. Он уже вышел из беседки и добрался до живой изгороди, когда услышал за спиной шаги и почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо.

Он повернулся, не в силах выговорить ни слова.

– Хуан! – вскричал Рикардо, простирая к нему руки.

Хуан бросился в объятия брата и расплакался у него на плече.

Рикардо снова отвел его в беседку, Хуан даже не помнил как. Там он сел на стул и вытер слезы.

– Ты пришел сюда раньше. Ты слышал мой разговор с Уильямом Бенном. Так ведь? – спросил Рикардо.

– Да, я все слышал.

– Тогда, стало быть, ты понял, что я солгал тебе?

– Увы, это так, – с горечью признался Хуан. – И я понял многое другое.

– Скажи мне, что именно.

– Теперь я знаю, что ты изучаешь и кем хочешь стать.

– И кем же?

– Вором и подлецом.

Он слегка отшатнулся, словно ожидая удара в ответ на свои слова, но Рикардо кивал, улыбаясь. И была в этой улыбке огромная, бесконечная боль. Сейчас он казался намного старше и мудрее своих лет.

Хуан схватил брата за руку и воскликнул:

– Возвращайся со мною! Давай вернемся домой! Мы любим тебя, а этот Уильям Бенн только использует тебя в своих целях. Я слышал, что он говорил. Это нехороший человек, я уверен. Давай вернемся домой, Рикардо! О Господи, как мать будет плакать от радости, увидев тебя! И Винсент, и Педро. А отец…

Он обязательно поправится. С тех пор как ты ушел, удача отвернулась от нас. Да и от тебя тоже, ведь я же вижу, что случилось с тобой и кем ты собираешься стать!

На это Рикардо ответил:

– То, что ты говоришь, может быть, и правда. Но вот что я скажу тебе, Хуан. У тебя ясный ум, и думаю, ты поймешь. Однажды мне рассказали историю про человека, который научился дышать так, что мог жить под водой. Понимаешь? Он мог жить под водой и дышать как рыба. Но с тех пор, как он стал жить в воде, он уже не мог вернуться на сушу. Это история обо мне. Я научился быть дурным человеком. Ты все видишь и понимаешь, Хуан, и сегодня, думаю, убедился, что я вырвал вас из моего сердца. Я раз и навсегда решил порвать со старой жизнью и не намерен отступать от моего решения. Ничто из того, что ты говоришь, не может убедить меня вернуться к старому.

– Даже если мать, отец, Винсент, Педро и я встанем на колени и будем умолять тебя?

– Даже тогда! Да простит меня Господь!

– Да, конечно, – пробормотал Хуан, – Господь простит тебя, потому что даже я могу тебя понять. Ты стал свободным человеком и теперь стремишься только к одному. Ты поддался злу, позволил ему увлечь себя, а учит тебя этому Уильям Бенн.

– Рикардо! – послышался голос из-за живой ограды.

– Уходи скорее, – прошептал Рикардо. – Сюда идет доктор. Он проницателен как дьявол и, если увидит в моих глазах слезы, сразу обо всем догадается. До свидания, брат. Возьми эти деньги, только не говори «нет», если не хочешь разбить мое сердце. Передай отцу и матери, что когда-нибудь я вернусь и осыплю их золотом.

– Эх, Рикардо! – печально проговорил Хуан. – Не надо золота, лучше возвращайся сам.

Глава 17
Совет доктора

Подойдя к Рикардо, доктор спросил:

– Знаешь ли ты человека с кустистыми, выгоревшими бровями и шрамом на щеке?

– Нет, хотя описание мне знакомо.

– Этот человек сейчас в доме, он хочет поговорить с тобой. Тебе лучше увидеться с ним, раз он знает тебя.

– Откуда он может меня знать? – удивился юноша. – Ведь он спрашивал про Манкоса, не так ли?

– Да, это верно. Но говорил так, словно в его словах есть второй смысл. Наверное, мне лучше сказать ему, что сегодня ты не сможешь с ним увидеться, а вот завтра… ну, скажем, завтра вечером?

– Хорошо.

Доктор ушел, а когда вернулся, Рикардо по-прежнему сидел за книгами, нисколько не продвинувшись в своих занятиях.

Хамфри Клаусон имел обыкновение сразу переходить к делу. На этот раз он начал так:

– Сегодня ты приглашен на ужин, где будет много молодых американцев и несколько мексиканцев.

– Мне это совсем не нравится, – отозвался Рикардо. – Слишком много гринго и…

– Тебе лучше не употреблять это слово, – сухо заметил доктор.

– Все время забываю. Я хотел сказать, что, когда собираются одни американцы, они ведут себя так, словно мексиканцы люди второго сорта. Можно подумать, мы недостаточно хороши для них.

– Опять ты за свое! Я тебе уже однажды доказал, что нет никаких оснований думать, что в тебе течет мексиканская кровь.

– Мой отец и мать мексиканцы, – упрямо возразил юноша, – и я не собираюсь от них отказываться, если только они сами этого не сделают.

– Упрямый юнец! – небрежно буркнул доктор. – Ну да ладно, мне нет до этого дела. Вот только не нравится, когда ты становишься таким эмоциональным.

– Хорошо, хорошо, – послушно проговорил Рикардо. – Что я должен делать?

– Есть надежда, что у тебя будет шанс кое-что сделать. Сегодня ты отправишься на этот ужин. Там будут танцы.

– Прекрасно. Я пойду туда, если это так важно.

– Ты молод, друг мой, и это важно. Девицам, как правило, нравятся молодые люди, во всяком случае, на танцевальных вечеринках.

– Да, я молод, это так.

– И красив.

– Тоже верно, – согласился Рикардо, не хвастаясь, а всего лишь признавая очевидный факт.

– Ты хорошо танцуешь.

– Совершенно верно.

– Умеешь беседовать с девушками.

– Само собой разумеется.

– И в довершение ко всему ты принадлежишь к древнему, прославленному роду Манкосов.

– Ну конечно! – усмехнулся Рикардо.

– Ты напоминаешь Бенна, когда вот так улыбаешься, – хихикнув, заметил доктор. – Так вот, на этой вечеринке среди гостей будет Мод Рейнджер.

Рикардо хмыкнул:

– Бенн немного рассказывал мне о ней. Так сколько у нее денег?

– По нашим подсчетам, около семи миллионов. Быть может, чуточку больше, но уж никак не меньше.

– Стало быть, одних процентов – триста пятьдесят тысяч в год, – пробормотал Рикардо. – Человек может жить и на половину этих денег.

– Господь не обделил тебя умом, – улыбнулся доктор. – Ты умеешь умножать семь на пять и оставлять половину друзьям.

– Разумеется.

– А теперь я хочу рассказать тебе об этой девушке.

Рикардо не сдержался и воскликнул:

– Неужели вы знаете все на свете?! Когда я спрашиваю вас, как называется звезда, вы называете ее. Задаю вам вопрос из книги, и вы знаете ответ. О людях вы тоже все знаете. Даже о юных девицах!

– Я стараюсь знать все, что касается моего дела, – пояснил доктор. – Однако продолжим разговор о Мод Рейнджер. Ей восемнадцать лет, она весьма и весьма хороша собой и…

– Хотя довольно тощая, – заметил Рикардо.

– Ну что ж, это даже хорошо, – возразил доктор. – Значит, не растолстеет потом.

Юноша что-то нацарапал на листке бумаги.

– Что ты пишешь? – поинтересовался доктор.

– Заметки.

Доктор рассмеялся.

– Ты можешь подшучивать надо мной сколько угодно, дружок, но позволь мне все-таки дать тебе несколько советов, прежде чем ты с ней познакомишься.

– Конечно.

– Мод владеет семью миллионами, это известно каждому. После смерти отца она исправно посещает званые вечера и приемы, и все же, несмотря на то что ведет себя по отношению к молодым людям весьма благосклонно, она никогда ни с кем не была помолвлена, что в наш разнузданный век кажется весьма странным.

Рикардо молча слушал.

– Молодые хлыщи разом повлюблялись в нее, то есть в ее деньги, – продолжал доктор, – но никто из них не добился успеха. Трое ухажеров умерли внезапной смертью и при довольно странных обстоятельствах. Раны, полученные ими, свидетельствуют о перестрелке, кто убийцы – неизвестно.

Рикардо прищелкнул пальцами.

– Мне кажется, тут все ясно, – заявил он. – Один из ее поклонников решил устранить остальных и воспользовался для этого оружием.

– Неплохое предположение, – одобрил доктор. – Однако если влюбленные молодые люди и способны совершить одно убийство, никто из них скорее всего не отважился бы на целых три.

– Между честной схваткой и убийством есть разница.

– Можешь называть это как тебе угодно. Я-то всего лишь хотел отметить, что все это очень и очень странно.

– Разумеется, странно.

– Только представь себе, насколько это странно. Три человека умирают, причем с небольшим интервалом. А теперь представь другую вещь. Девица жила в доме своего отца, как невинное дитя, пока он не умер. Никогда никуда не выходила и вдруг начинает выезжать. Она принимает все предложения, благосклонна к многочисленным ухажерам… Что ты скажешь на это, Рикардо?

– Не вижу здесь никакой загадки. Просто отец ее был очень строгим человеком и держал девчонку в узде. Некоторые отцы поступают именно так. Разве нет?

– Разумеется.

– После его смерти она вырвалась на свободу. Чем не объяснение?

– Да, это могло бы быть объяснением.

– Полагаю, она как молодая кобыла, которую держали в загоне, а убрали барьеры, и она бросилась носиться по просторам.

– Все, что ты говоришь, вполне могло бы быть именно так, – признал доктор. – Но в данном случае, боюсь, ты совершенно не прав. Эта Мод Рейнджер на редкость спокойная и скромная девица. Она очень любила отца, и никто не понимает, почему вдруг перестала сидеть дома и оплакивать его смерть. В этом кроется какая-то тайна. Я должен предостеречь тебя, прежде чем ты познакомишься с нею. Потому что, если рано или поздно она обратит на тебя внимание, ты, мой друг, можешь попасть в беду, которая может даже означать твой конец, если, конечно, мы с Бенном не придем тебе на помощь. Я даже считаю, что ты рискуешь жизнью, знакомясь с этой девушкой. Так что, если хочешь, можешь отказаться, пока не поздно.

– Если на то пошло, – ответил Рикардо, стиснув зубы, – я впервые в жизни по-настоящему заинтересовался. Сегодня вечером я там буду.

– На том и покончим, – резко подвел итог Хамфри Клаусон. – Ну а как продвигается сегодня работа?

– Вот, посмотрите.

Доктор окинул взглядом кипу бумаг:

– Это ты за сегодня сделал?

– Да.

– А когда начал?

– В шесть.

– В шесть утра?!

– Да.

– Много успел. И не отдыхал?

– Только провел пару часов в горах – стрелял.

– А все остальное время просидел за книгами?

– Да.

– И как у тебя голова после этого?

– Ясная и свежая.

Клаусон присвистнул.

– Пошли со мной в дом, – предложил он. – Бенн не прав, заставляя тебя продвигаться такими темпами. Какой-нибудь год, и я полностью подготовлю тебя к великим свершениям. На свете немало головастых людей, но далеко не многие из них способны шевелить мозгами по многу часов ежедневно. Умственный труд, он как точильный камень, придающий ножу остроту. Ну да ладно, что это я занудствую, словно пожилая тетка. Пошли!

Они собрали книги и направились по тропинке к дому.

– Ты сегодня какой-то задумчивый, Рикардо.

– Я думаю о моей семье.

– О твоей семье? – удивился доктор.

– Ну… об усыновившей меня семье, если вам хочется, чтобы я называл ее так. Как бы то ни было, а я думаю о ней. Мне хочется что-нибудь сделать для отца, матери, братьев.

– Ну что ж, разумная мысль, – согласился доктор. – Я рад, что она пришла тебе в голову.

Горькие чувства вдруг нахлынули на Рикардо.

– С чего бы это, интересно?! – воскликнул он. – Ведь вам вообще ни до кого нет дела. Так почему же вы говорите, что рады моему желанию помочь им?

– А потому, мой мальчик, что у тебя еще не окончательно окаменело сердце, – пояснил доктор с невозмутимой улыбкой. И он тихонько рассмеялся, будто бы говорил сам с собою. С ним такое случалось – в самом разгаре беседы могло показаться, что у доктора нет собеседника.

Глава 18
Рикардо участвует в танцах и… драке

Было решено, что в помощь семье Рикардо будет незамедлительно отправлено пятьсот долларов. Такая сумма должна была показаться Антонио Пересу целым состоянием. На эти деньги он мог приобрести пару хороших мулов, выплатить большую часть долгов и быстро поправить свое положение.

– Если бы я только знал, как вас благодарить… – начал было взволнованный Рикардо.

Но доктор оборвал его, сухо отрезав:

– Не утруждай себя словами, друг мой! Прибереги их для Бенна. Это он дает деньги. Однако теперь, когда ты можешь быть спокойным за свою семью, постарайся взять себя в руки и приготовься к встрече с Мод Рейнджер.

И если до сих пор Рикардо искренне терзался угрызениями совести, то сейчас практически успокоился. Даже прекрасно понимая, что втянут в самое что ни на есть хладнокровное злодейство, он все-таки утешал себя тем, что будет всего лишь одним из бесчисленной армии ловцов удачи. А что касается доктора и Уильяма Бенна, то юноша успокоился тем, что, если эти люди проявили готовность помочь его голодающей семье, да еще в столь щедрой манере, значит, они не такие уж злодеи.

Точно так же действует четко отлаженная политическая машина, управляемая боссом, который заботливо распределяет свою доброту и благосклонность между всеми, кто от него зависит, пока в конечном счете намертво не привяжет их к себе своего рода псевдолюбовью и духом единой упряжки.

Щедрость Уильяма Бенна полностью уничтожила все сомнения, терзавшие душу Рикардо. Когда вечером он явился на прием, то ярким огнем горели не только его волосы, но и лицо, а увидев Мод Рейнджер, Рикардо сказал себе, что перед ним не просто женщина, а еще и семь миллионов долларов.

Она же весь вечер уделяла немало внимания истинному сыну западной границы – крепкому, широкоплечему человеку, чьи ноги свидетельствовали о том, что ему подолгу приходилось бывать в седле. Глядя на его обожженное солнцем лицо, особенно в области щек и носа, можно было легко догадаться, что он привычен к любой погоде. Судя по всему, он был очень горд вниманием, которое оказывала ему Мод Рейнджер; Рикардо же наблюдал за девушкой с наиживейшим интересом. В ней было куда больше характера, выразительности и очарования, чем ему казалось раньше, хотя в ее внешности и манере держаться ощущалась почти мужская независимость. Чувствовалось, что она способна сама заарканить дикую лошадь и даже скакать на ней как самый настоящий ковбой. Рукопожатие у нее было таким же крепким, как у мужчины, а взгляд прямым и открытым. Мод представила своего собеседника щеголевато одетому Рикардо, и тот, смерив юношу уничтожающим взглядом, сразу же спросил:

– Вы мексиканец?

Рикардо холодно улыбнулся пышущему здоровьем юноше. Все последние месяцы он выбирался из дому и оказывался среди сверстников не столько для того, чтобы развлечься и получить удовольствие, сколько для того, чтобы отшлифовывать свои манеры. Он все еще находился, так сказать, в процессе обучения.

Однако сейчас почувствовал, что период ученичества подходит к концу. Отправляя Рикардо на эту вечеринку, доктор напутствовал его такими словами: «Поступай так, как сочтешь нужным, и не считай, что ты на привязи. Но обязательно покажи ей, что ты мужчина».

Прямой и оскорбительный вопрос ковбоя заставил сердце парня забиться, как в былые времена, когда он бродил по улицам своей деревушки, словно тигр в поисках добычи. Но, сдержав охвативший его гнев, он спокойно проговорил:

– Все зависит от того, что вы под этим подразумеваете. Когда этот вопрос задает американец, он может иметь в виду испанца или даже кастильца, а иногда индейца-полукровку или вообще желтого. – Последнее слово он нарочно выделил, произнеся его медленно и отчетливо, с насмешливой улыбкой, в которой содержалось не что иное, как открытый вызов.

Ковбой пристально посмотрел на него, затем многозначительно протянул:

– Я объясню вам это позже.

– Благодарю вас, – снова улыбнулся Рикардо и отошел в сторону. Сейчас у него не было ни малейшего желания разговаривать с Мод Рейнджер, он весь буквально светился от предвкушения предстоявшего выяснения отношений. Но через несколько минут совершенно случайно оказался лицом к лицу с девушкой.

– Вы собираетесь иметь неприятности с Диком Джонсом? – поинтересовалась она со свойственной ей прямотой.

– Надеюсь, что нет, – ответил Рикардо, хотя горящий в глазах огонек конечно же выдавал его истинные намерения.

Потом они танцевали, и Мод расспрашивала Рикардо о его прежней жизни. Она была наслышана, что он вырос в диких горах Мексики, и Рикардо рассказал ей то, чему его научили доктор и Уильям Бенн, – о кочевой жизни, о диких нравах людей, живущих в постоянной опасности…

Мод слушала с таким интересом, что они протанцевали еще один танец.

– Я хочу сказать вам о Дике Джонсе, – вдруг заявила она. – Надеюсь, у вас не будет с ним стычки. Его здесь считают человеком суровым и даже опасным.

Рикардо вежливо поблагодарил ее за предупреждение. Она отошла в сторону, а через некоторое время уже танцевала с этим крутым на вид парнем, смеясь и весело о чем-то болтая.

Рикардо вышел в сад, как кошка запрыгнул на четырехгранный пилон и уселся там, подтянув колени к подбородку. Он был более чем доволен. Жизнь по режиму, установленному Бенном, оказалась очень напряженной, сейчас же его охватило чувство радостного возбуждения, душа пела в предвкушении предстоящего события. Ему хотелось громко хохотать, но вместо этого он поднял глаза к звездам и стал тихонько напевать себе под нос.

Гости, время от времени выходящие в сад освежиться, почти не обращали на него внимания, и лишь изредка кто-нибудь тихонько хихикал, проходя мимо или показывая пальцем: «Смотрите, вон сидит этот дикий мексиканец!»

Вдруг кто-то похлопал его по ноге. Рикардо отвлекся от своих мыслей, глянул вниз и встретился со взглядом Дика Джонса. Вокруг больше никого не было, из дома по-прежнему лилась музыка, гости вернулись туда.

– А вот теперь можно и поболтать, – угрожающе проговорил ковбой.

– Почему бы и нет?

– О желтых?

– И о гринго.

– Мне было бы удобней беседовать с тобой, если бы ты соизволил спуститься на землю.

Рикардо спрыгнул вниз.

– Ну и с чего начнем? – поинтересовался он.

– С челюсти слева! – прорычал Дик Джонс и взмахнул кулаком, намереваясь нанести мощный удар в лицо Рикардо, но промахнулся. Его кулак просвистел мимо головы юноши, и тут же оба, сцепившись, покатились по земле. Когда наконец они разжали объятия, ковбой встал, покачнулся и прислонился к колонне, беспомощно, словно плети, свесив руки. Но через мгновение пришел в себя и, тяжело дыша, спросил:

– Что это? Что это было? – Но тут же, увидев Рикардо, снова поднял руки для драки. – Паршивая мексиканская собака! – прохрипел он и закачался в нерешительности.

Рикардо ударил его по рукам и снова занес правый кулак.

– Тебе лучше пойти домой и смыть кровь, – посоветовал он.

Дик Джонс провел ладонью по лицу и посмотрел на нее – она была в крови.

– Ты из меня чуть отбивную не сделал, – почти дружелюбно проговорил он. – А кулаки у тебя ничего, парень! Казалось, меня на клочья раздирают. Пожалуй, действительно лучше пойти домой, пока барышни не увидели меня в таком виде. Пока, Манкос! Здорово ты меня отделал, но я на тебя зла не держу.

Рикардо недоуменно пожал протянутую ему руку, с трудом представляя, как сам он с его необузданной натурой мог бы поступить так же. И не мог не восхититься великодушием Дика Джонса.

Когда ковбой удалился, Рикардо прошел в дом, вымыл руки, вернулся в зал и тут почувствовал, что вполне удовлетворен – вечеринка была ему по душе. Вскоре он снова встретился с Мод Рейнджер.

– Вы мало танцуете. Вам скучно? – полюбопытствовала она.

– Нисколечко. Я просто наблюдаю и восхищаюсь.

– Здешнее общество напоминает пирожное с шоколадной прослойкой, – заметила девушка. – Американцы глуповаты, а мексиканцы все такие серьезные, угрюмые… Кстати, я что-то не вижу Дика Джонса. Не знаете, где он?

– Кто-то позвал его, и он ушел, – ответил Рикардо.

– У вас содрана кожа на костяшках, – заметила она.

– Да, поцарапался о колючки в саду, – пояснил он, глядя на Мод невинными глазами и при этом отмечая, что она приятно удивлена.

Это немало озадачило Рикардо, но, по-прежнему готовый к тому, что сначала получит отказ, он решил выждать, немного понаблюдать и постараться найти ключ к загадке, о которой говорил доктор. В то же время держался с девушкой весьма любезно, что, впрочем, не составляло особого труда, ибо теперь Мод полностью переключила свое внимание на него. Они танцевали, беседовали и вместе прогуливались по саду.

Никто не пытался им помешать, хотя Рикардо показалось, что двое или трое молодых людей бросают в его сторону угрюмые взгляды. В этом не было ничего удивительного, ибо из всех присутствующих девушек Мод выглядела самой привлекательной. Рикардо постарался присмотреться к ней попристальнее, но так и не смог обнаружить ничего, к чему можно было бы придраться.

И хотя в прямолинейности, раскованной манере держаться Мод было что-то мужское, это ее совсем не портило. Зато чувствовалось, что она не нуждается в слащавых, льстивых ухаживаниях. Говорить Мод старалась на близкие Рикардо темы – о его родной Мексике, но, в свою очередь, рассказывала ему о своем ранчо, которое, как она выразилась, для ее отца было «родной стихией». Даже высказала пожелание, чтобы Рикардо как-нибудь навестил ее там. Ему, безусловно, очень понравится такая поездка. Впрочем, зачем же откладывать ее надолго? В следующие пять минут они решили совершить ее завтра же.