Текст книги "Проклятые в раю"

Глава 5

Изабелле было необходимо подышать воздухом, поэтому мы вышли, пока Дэрроу разговаривал с Талией Мэсси – ни о чем, прямо связанным с делом, так, легкая беседа о военно-морской жизни в Перле и о предпринятой ею попытке поучиться в Гавайском университете, даже выудил у нее рекомендации относительно ресторанов в Гонолулу. Дэрроу любил, чтобы клиенты чувствовали себя с ним непринужденно, думал о них как о друзьях.

И хотя фактически Талия не была его клиенткой, ее роль в этом деле была решающей. Дэрроу использовал все свое обаяние и теплоту, чтобы расшевелить эту явно хладнокровную девицу.

– Как там Тало? – спросил Поп Олдс.

Лейтенант сидел на ступеньках парадного крыльца, поблизости валялись втоптанные в землю окурки сигарет.

– По-моему, нормально, – сказал я. – Трудно сказать... она очень сдержанная молодая женщина.

Олдс поднялся, покачал головой.

– Ей здесь нелегко. Она очень одинока.

– Разве она не видится с мужем? – спросил я. – Я понял так, что он и остальные содержатся под арестом на военно-морской базе, а не в местной тюрьме. Разве она не может с ним встречаться?

– О, может, – сказал Олдс. – С этой стороны все обстоит прекрасно. Томми и миссис Фортескью и двое матросов находятся на корабле Соединенных Штатов «Элтон».

Я удивился.

– Что, в открытом море?

Он усмехнулся.

– Нет. Это старый военный корабль, который засадили в ил в гавани. Его используют как временное жилье для временного персонала.

– По-моему, для ее здоровья плохо, – заметил я, – что она находится здесь в изоляции. Она напускает на себя черт знает что, но...

Изабелла сжала мою руку.

– Может, ей будет лучше оттого, что я здесь.

– Может. Нам совершенно ни к чему, чтобы наша главная свидетельница наложила на себя руки.

У Изабеллы перехватило дыхание.

– Наложила на себя руки...

– Что-то такое носится в воздухе, – сказал я. – Ей нужна компания. Нужно участие.

– Вообще-то, – задумчиво начал Олдс, – склад боеприпасов находится на островке посередине гавани, там же я и живу. Мы с женой живем в одном из домиков, принадлежащих базе.

– У вас найдется комната для Талии? – спросил я.

– Разумеется. Но я не уверен, что мы сможем разместить и мисс Бел...

Я похлопал Изабеллу по руке.

– Я думаю, что мистер Дэрроу сумеет устроить мисс Белл в «Ройял Гавайен».

Печать тревоги по-прежнему лежала на лице Изабеллы, но теперь она с энтузиазмом сжала мою руку.

– Но, – начала она, стараясь казаться разочарованной, – мне бы очень хотелось быть рядом с Тало...

– Вы будете желанной гостьей в Перле – в любое время, – сказал Олдс. – Если хотите, может хоть целые дни проводить со своей кузиной. Вам просто придется найти место для ночлега.

– Мы это уладим, – заверил я, придав своему лицу выражение искренности. – Я изложу свою мысль мистеру Дэрроу и дам вам знать до нашего отъезда.

Дэрроу предложение понравилось, Талия тоже одобрила эту идею. Поп Олдс сказал, что тут же начнет действовать – адмирал Стерлинг наверняка даст добро, – а пока Изабелла поживет с Талией. Вещи Изабеллы доставят именно сюда.

Она проводила меня до лимузина, куда наш военно-морской водитель помогал забираться Дэрроу. Ветерок трепал прелестные пряди ее светлых волос. Ее рука покоилась в моей, она заставила меня наклониться, и ее губы почти коснулись моего уха:

– Не могу решить, ты чудесный или ты ужасный, – прошептала она.

– И никто не может, – прошептал я в ответ. – В этом мое очарование.

В лимузине я спросил:

– Куда теперь, К. Д.?

– В Перл-Харбор, – был ответ, – познакомиться с нашими клиентами.

– Могу я внести предложение?

Дэрроу глянул на Лейзера, который сидел рядом со мной на просторном заднем сиденье «линкольна».

– Вы, вероятно, обратили внимание, Джордж, что этот парень нисколько не стесняется разглашать свои мысли.

Лейзер улыбнулся в мою сторону.

– Обратил. И отношусь к этому с уважением. Нас троих ждет поистине непростое дело, и я не думаю, что нам стоит таиться друг от друга.

– Согласен, – сказал Дэрроу. – Какое у тебя предложение, Нат?

– Давайте немного отклонимся от маршрута. Бунгало, которое снимала миссис Фертескью, находится в нескольких кварталах отсюда. Нам, видимо, не удастся войти туда, но давайте хотя бы осмотрим его снаружи.

Менее чем через три квартала, не доезжая одного дома до пересечения Коловалу-стрит с Ист-Маноа-роуд, стоял неопределенного, скорее даже сомнительного вида белый каркасный домик – лишенный всякого очарования коттедж, окруженный неважнецкими деревьями и неухоженной живой изгородью. Со своей двускатной крышей он казался пародией на домик-мечту супругов Мэсси. Двор слегка зарос и казался бельмом на глазу в этом благопристойном жилом районе.

Никаких сомнений – если требовалось найти на улице дом, где было совершено убийство, вот это место.

Водитель-моряк остановил лимузин напротив, мы все вышли, перешли тихую улицу и произвели осмотр.

Уперев руки в бока, Дэрроу изучал бунгало подобно врачу, рассматривающему рентгеновский снимок. Он стоял, по щиколотку утонув в мягко колыхавшейся траве, напоминая собой несколько великоватое украшение на лужайке.

– Интересно, снимают ли его, – проговорил Лейзер.

– Да что-то непохоже, – сказал я. – Сейчас выясню у соседей.

В соседнем доме, прервав производимую с помощью пылесоса уборку, мне открыла белая хозяйка. Это была привлекательная брюнетка в голубом домашнем платье, волосы она подобрала под косынку местного производства. Я тоже показался ей симпатичным. Она вытерла выступившую над верхней губой испарину и ответила на мои вопросы.

Нет, дом не сняли, он пока пустует. Хотя агент по недвижимости начал показывать его. Ключ у нее, если мне интересно...

Я вернулся, ухмыляясь и неся свой приз на цепочке для ключей.

Вскоре мы уже были в маленьком домике, действительно маленьком: всего четыре комнаты и ванная – гостиная, кухня, две небольших спальни. Мебели здесь было больше, но худшего качества, чем в доме Мэсси, никаких фотографий в рамках, никаких безделушек. Не было ни радио, ни фонографа. Чертова уйма пыли. И только окаменелые останки двух жареных яиц в сковородке на плитке и накрытый на две персоны кухонный стол свидетельствовали о том, что здесь вообще кто-то жил.

Однако цепочка пятен крови ржавого цвета в хозяйской спальне указывала на то, что здесь кто-то умер. Старые пятна на деревянном полу, похожие на неотмеченные на карте острова...

В ванной комнате не было ни пятнышка, даже в ванне, где обмывали и заворачивали тело Джозефа Кахахаваи.

– Миссис Фортескью здесь не жила, – произнес с порога ванной комнаты Лейзер, пока я обследовал сияющую ванну.

– То есть? – спросил я.

– Она лишь остановилась здесь. Как останавливаются в гостиничном номере. Не думаю, что мы здесь что-нибудь найдем.

– Нашел что-нибудь стоящее, сынок? – окликнул меня из тесного холла Дэрроу.

– Нет. Но кое-что учуял.

Дэрроу с любопытством вздел бровь. Лейзер тоже пристально смотрел на меня.

– Смерть, – сказал я, отвечая на вопрос в их глазах. – Этот человек был убит здесь.

– Давай, не будем употреблять эти слова, сынок – «убийство».

– Тогда, казнен. Эй, я целиком и полностью за то, чтобы вытащить наших клиентов. Но, господа, давайте не будем забывать запах этого дома. И то, как по вашему чертову телу ползут от него мурашки.

– Нат прав, – сказал Лейзер. – Вариантов нет. Этот человек умер здесь.

– След взят, – проговорил Дэрроу, и его голос прозвучал приглушенно мрачно.

Семимильная дорога, отделявшая Гонолулу от военно-морской базы в Перл-Харборе, оказалась хорошо укатанным бульваром, огражденным с обеих сторон стенами из темно-красных стволов сахарного тростника. Ветерок шевелил шуршащее тростниковое поле, рождая вибрирующую музыку.

– Мне понравилась Талия, – сказал после долгого молчания Дэрроу. – Она умная, привлекательная, скромная молодая женщина.

– Она жутко бесчувственна, – добавил Лейзер.

– Она все еще в состоянии шока, – отметая это замечание, сказал Дэрроу.

Лейзер нахмурился.

– Через семь месяцев после случившегося?

– Тогда назовите это состоянием отрешенности. Так она справляется с трагедией, защищая себя. Она воздвигла своего рода стену. Но говорила она правду. Я всегда вижу, когда клиент мне лжет.

– Меня беспокоят две вещи, – сказал я.

Бровь Дэрроу взлетела.

– И какие же?

– Она все время утверждала, что у нее кружилась голова и она была не в себе, но кошмарную картину нарисовала... убедительно.

Дэрроу значительно кивнул.

– Для женщины в ошеломленном состоянии она запомнила дьявольски много деталей. Она описала все, кроме разве что меток прачечной на их чертовой одежде.

– Возможно, ужасное событие впечаталось ей в память, – предположил Дэрроу.

– Возможно.

Лейзер спросил:

– А что второе вас беспокоит, Нат?

– Может, в этом ничего и нет. Но она сказала, что ее мать взяла на себя заботы по ведению домашнего хозяйства...

– Да, – согласился Лейзер.

– А потом, когда Талия встала с постели, дом внезапно оказался для них слишком тесным, она снова смогла заняться домашним хозяйством, поэтому ее мать съехала от них.

Дэрроу внимательно слушал.

– Только вот теперь, – продолжал я, – занимающаяся домашним хозяйством Талия держит прислугу, приходящую к ней каждый день.

– Если есть комната для служанки, – сказал Лейзер, поднимая бровь, – то почему нет комнаты для мамы?

Я пожал плечами.

– Я просто думаю, что у Талии с матерью немного натянутые отношения. Изабелла рассказала мне, что Талия росла практически предоставленная сама себе, ее мать постоянно отсутствовала. Не думаю, чтобы они вообще были близки.

– Тем не менее мать обвиняется в убийстве, – с иронией произнес Дэрроу, – совершенном, чтобы защитить честь дочери.

– Да, забавно, не правда ли? Предположим, что они не могут поладить – не могут ужиться под одной крышей, но почему тогда мама Фортескью примчалась на край света из-за своей дочки?

– Может быть, она вступилась за фамильную честь? – высказал предположение Лейзер.

– А может быть, миссис Фортескью чувствует вину из-за того, что уделяла слишком мало внимания своему ребенку, – сказал я, – и наворотила черт знает чего, лишь бы как-то помочь дочери.

– Матери и дочери не обязательно любить друг друга, – терпеливо, словно ребенку, начал объяснять Дэрроу, – чтобы заговорил материнский инстинкт. Защищая жизнь своего отпрыска, мать забывает о себе. Это чистая биология.

На перекрестке Перл-Харбора наш лимузин устремился вперед, прямо к въезду на военно-морскую базу – к безобидным воротам из белых реек, красовавшимся в сетчатом заборе, который не смог бы удержать даже скаутов-девчонок. Наш водитель отметился там у военно-морского полицейского, который справился о нас в своих записях и разрешил въехать в удивительно убогое место.

Не то чтобы военно-морская часть не имела своих привлекательных моментов. Как, например, огромнейшая зацементированная яма для осмотра военных кораблей с надписью – «ДОК. 14-й ВОЕННО-МОРСКОЙ ОКРУГ» или угольная станция с причалом, железнодорожной колеей и подъемниками. Или Форд-Айленд, как объяснил наш водитель, где располагался аэродром и стояли неуклюжие самолеты.

Но деревянные бараки с вывесками «Гироскоп», «Электромастерская», «Столовая», «Дизельная мастерская» скорее походили на захудалый летний лагерь, чем на военную базу. Железные навесы, укрывающие автомобили военных, имели дешевый, временный вид, а стоянка подводных лодок, которой полагалось бы быть внушительным сооружением, представляла из себя пару дюжин крошечных субмарин, запутавшихся в шатких сетях деревянных причалов.

Флот определенно находился в море. В гавани не стояло ни одного военного корабля. Единственным судном в поле зрения был надежно засаженный в ил «Элтон», на борту которого содержались под стражей наши клиенты.

Но сначала мы остановились у штаба базы, еще одного скромного белого здания, находившегося в несколько лучшем состоянии. Наш молодой шофер по-прежнему служил нашим гидом и провел Дэрроу, Лейзера и меня в большую приемную. Подъемные жалюзи на многочисленных окнах пропускали в комнату полоски солнечного света, мужчины в белой форме сновали взад и вперед с бумагами. Шофер сказал о нас дежурному. Не успели мы присесть, как атташе распахнул дверь и вызвал нас со словами:

– Мистер Дэрроу? Адмирал примет вас.

Помещение оказалось просторным, обшитым светлыми деревянными панелями, мужским по духу. Тут и там висели награды, почетные значки и фотографии в рамках. Почти вся стена слева от входа была занята картой Тихого океана. В стене за спиной адмирала находились окна, тоже с жалюзи, но здесь они были плотно закрыты, не пропуская ни лучика света. Справа от адмирала, по стойке «вольно», стоял американский флаг. Стол красного дерева, довольно уместный в этой обстановке, был большим, как корабль, и походил на него – ручки, бумаги, личные вещи лежали в таком порядке, будто ожидали инспекции.

Адмирал тоже походил на корабль – узкий мужчина хорошо за пятьдесят, – он стоял за своим столом, упершись одним кулаком в бок. В белой форме с высоким воротником, эполетах, медных пуговицах и нашивках за участие в военных кампаниях он выглядел таким выхоленным, как официант в по-настоящему высококлассном заведении.

Одутловатые веки над серовато-голубыми глазами придавали его лицу спокойное выражение, чему я не поверил. С другой стороны, продубленное под солнцем и ветром лицо оказалось довольно суровым – крупный нос, длинная верхняя губа, квадратная челюсть. Он улыбался. Чему я тоже не поверил.

– Мистер Дэрроу, не могу передать, как я рад, – проговорил адмирал густым голосом, в котором сквозил мягкий южный акцент, – что миссис Фортескью послушалась моего совета и воспользовалась вашими любезными услугами.

Второй за сегодняшний день морской офицер, который приписывал себе эту заслугу.

– Адмирал Стерлинг, – сказал Дэрроу, пожимая протянутую хозяином кабинета руку, – хочу поблагодарить вас за ваше гостеприимство и помощь. Разрешите представить моих помощников?

Мы с Лейзером обменялись рукопожатием с адмиралом Йетсом Стерлингом, выразили друг другу признательность и по знаку адмирала заняли три кресла напротив его стола. Одно из них, обитое кожей капитанское кресло, явно предназначалось Дэрроу, и он с важностью в него уселся.

Адмирал сел и откинулся на своем вращающемся стуле, положив руки на подлокотники.

– Можете рассчитывать на всестороннюю помощь как моих людей, так и мою, – заверил Стерлинг. – И конечно, на беспрепятственный доступ к вашим клиентам в любое время дня и ночи.

Дэрроу скрестил ноги.

– Ваша преданность своим людям выше всякой похвалы, адмирал. И я признателен, что вы нашли для нас время.

– О чем вы говорите, – сказал адмирал. – Надеюсь, что, несмотря на мрачный характер вашей миссии, вы сможете по достоинству оценить эти прекрасные острова.

– Нельзя и пожелать более приятного дня для нашего прибытия, – ответил Дэрроу.

– А между тем, самый обыкновенный день на Гавайях, мистер Дэрроу... один из тех дивных дней, когда почти забываешь о существовании некоторых подлых людей, которым слишком доверчивое провидение позволяет обитать на этих божественных берегах... Если желаете курить, господа, прошу не стесняться.

Адмирал набивал табаком пенковую трубку цвета слоновой кости. Табак он брал из деревянной коробки с вырезанным на ней якорем. Он не уронил ни крошки табака на абсолютно чистую поверхность стола.

– Полагаю, вы говорите, – непринужденно сворачивая самокрутку, заметил Дэрроу, – о пяти напавших на миссис Мэсси насильниках.

– Это лишь внешнее проявление недуга, сэр.

Стерлинг раскуривал трубку с помощью кухонной спички. Попыхтел ею и выпустил клуб дыма, как дымовая труба буксирного судна. Затем откинулся на стуле и задумчиво заговорил.

– Когда я впервые побывал на Гавайях, задолго до рубежа веков и задолго до того, как мог предположить, что займу здесь пост командующего, эти жемчужины Тихого океана управлялись темнокожей гавайской королевой. С тех пор когда-то гордая полинезийская раса была вытеснена пришельцами с Востока. Живописная и простая гавайская цивилизация ушла в небытие и никогда не вернется...

Я знал, что Дэрроу не терпел подобной расистской чуши, но я также знал, что ему было необходимо сохранить хорошие отношения с адмиралом. Тем не менее я понимал, что он этого так не оставит...

– Да, очень жаль, – сказал Дэрроу, зажигая спичкой свою сигарету, в его голосе не было ни сарказма, ни обвинения, – что так много дешевой желтой рабочей силы было завезено для работы на плантациях белого человека.

Адмирал только кивнул, строго пыхнув трубкой.

– Огромное число людей с чуждой этим островам кровью лежит грузом тяжелой ответственности на совести правительства. Почти половина живущих здесь – японцы!

– Совершенно верно.

– Даже если взять наш двадцатитысячный персонал, кавказцы составляют в нем чуть больше десяти процентов. Опасности внутри такой многоязычной группы очевидны.

– Совершенно с вами согласен, – сказал Дэрроу. – Итак. Адмирал...

– Гавайи обладают для нас первостепенной стратегической важностью. Они должны быть неуязвимы для нападения, иначе враг приставит нож к горлу нашего тихоокеанского побережья. Вот поэтому, каким бы странным это ни казалось, злополучное дело Мэсси может оказаться для нас неожиданным благословением.

Дэрроу внезапно заинтересовался расистским выступлением Стерлинга.

– Каким же образом, адмирал?

– Как я уже ясно дал понять, я не сторонник экспериментов по смешению разных рас. Уже в течение некоторого времени я выступаю за то, чтобы США ограничили избирательное право на Гавайях. Я уже давно выразил свою твердую убежденность в том, что местное правительство должно находиться под юрисдикцией военно-морских сил или армии.

– Публикации в прессе на материке, – мягко начал Дэрроу, – сообщающие о том, что женщины на местных улицах не чувствуют себя в безопасности, что преступные элементы держат в своих руках Гонолулу... это дало Вашингтону повод поставить на рассмотрение вопрос о смертной казни?

Адмирал едва заметно нахмурился.

– Это может случиться, хотя не доставит мне никакого удовольствия, мистер Дэрроу. До этого события у меня всегда были хорошие, сердечные отношения с губернатором Джаддом... Мы часто выходили в море на моторном сампане наших общих друзей, плавали в разных местах вокруг островов, чтобы половить глубоководную рыбу.

Ну разве не замечательно.

– Но, – продолжал адмирал, – именно безответственность территориального правительства, коррумпированность и некомпетентность местной полиции привели к тому, что дело Мэсси из обычного преступления переросло в большую трагедию.

– Адмирал, – рискнул спросить я, – вы не против того, чтобы объяснить нам, как, по-вашему, это произошло?

– Да, – поддержал Лейзер, – мы ознакомились с материалами дела, но нам необходима точка зрения постороннего.

Адмирал покачал головой, дым из его трубки спиралью поднимался к потолку.

– Теперь уже трудно описать, насколько сильно эта новость поразила базу... что банда полукровок изнасиловала на Ала-Моана одну из наших молодых женщин. Талия Мэсси подруга моей дочери, знаете ли... миссис Мэсси скромная, привлекательная, сдержанная и милая молодая женщина.

– Мы встретились с ней, – кивнув, сказал Дэрроу. – Согласен с вашей оценкой, сэр.

Зажатая в руке трубка выпустила облако дыма.

– Вообразите тысячи молодых офицеров, матросов и морских пехотинцев на военно-морской базе, на кораблях, которые, как американская молодежь, были воспитаны на осознании святости чести своих женщин.

– Моим первым побуждением, – продолжал адмирал, и его глаза под одутловатыми веками сделались жесткими, – было схватить мерзавцев и вздернуть их на суку. Но... я преодолел это желание, чтобы дать закону возможность осуществить правосудие.

Дэрроу, казалось, хотел что-то сказать, казалось, он сейчас взорвется, и одобрение адмиралом суда Линча не сошло бы тому с рук, даже во вред делу...

Поэтому я вклинился:

– Вам следует отдать должное местной полиции, адмирал Стерлинг... они чертовски быстро схватили этих бандитов.

– Всего лишь по воле провидения, – сказал адмирал. – В предоставленных вам материалах были подробности их задержания?

Дэрроу глянул на меня, он не знал.

– Нет, – сказал я. – Там просто сказано, что преступники совершили еще одно нападение, ранее той же ночью. Это тоже было изнасилование?

Адмирал отрицательно покачал головой. Его трубка потухла. Он снова разжег ее и сказал:

– Примерно через сорок пять минут после полуночи, всего лишь около часа с четвертью спустя после того, как миссис Мэсси ушла из клуба, автомобиль, в котором находилось четверо или пятеро пьяных юнцов, помял бампер машины, в которой был белый мужчина и его жена-"канака".

– «Канака»? – переспросил я.

– Уроженка Гавайев, – пояснил адмирал, взмахнув кухонной спичкой. – К сожалению, смешанные пары здесь не редкость. Во всяком случае, один из темнокожих вышел из машины со словами: «Дайте мне добраться до этого белого!» Но женщина, очевидно бойкая островитянка, выскочила и набросилась на обидчика. Она дала ему несколько оплеух, и он ретировался, и вся компания уехала. Но женщина запомнила номер автомобиля и сразу же сообщила о стычке в полицию. К трем часам ночи все пятеро пассажиров этой машины были задержаны и посажены под арест.

– По мне, полиция сработала отлично, – сказал я.

– В управлении есть достойные офицеры, – согласился адмирал. – Возможно, вы слышали о Чанге Апане... он что-то вроде местной знаменитости. Герой детективных историй детектив-китаец Чарли Чан списан с него.

– Надо же, – сказал я.

Я прочел несколько рассказов из этой серии в «Сатердей ивнинг пост», а еще у меня было несколько занятных бесед с Уорнером Оландом, забыл его звание, с которым я встречался в прошлом году на Востоке. Вполне стоящий парень.

– К сожалению, Чанг Апана приближается к пенсионному возрасту, – сказал адмирал, – и его участие в деле Мэсси оказалось минимальным. Но могут ли даже его суждения не быть подозрительными?

Я не смог удержаться от улыбки.

– Вы хотите сказать, что нельзя доверять даже Чарли Чану?

Адмирал поднял бровь.

– Он китаец. Его симпатии вполне могут быть на стороне цветных осужденных. А большая часть полицейских – гавайцы или имеют примесь гавайской крови... существует давно устоявшаяся патронажная система, дающая возможность таким людям попадать на полицейскую службу.

Если предполагалось, что я вознегодую по поводу полицейского патронажа, адмирал не на того нарвался – интересно, как, по его мнению, я попал в Полицейское управление Чикаго?

– Из-за дела Мэсси, – говорил тем временем адмирал, – полицейское управление Гонолулу разделилось. Говорили, что за те полтора месяца, которые потребовались миссис Мэсси, чтобы оправиться и быть в состоянии пройти через суровые испытания судебного процесса, многие офицеры подали отчеты адвокатам защиты, а не окружному прокурору.

Дэрроу искоса глянул на меня, его взгляд ясно говорил: «Где бы дома мне найти таких полицейских?»

– И таким образом, – продолжал адмирал, – эти ублюдки заполучили лучшие юридические умы территории – Уильяма Хина, сенатора от территории и бывшего окружного судью, и Уильяма Питтмана, брата сенатора США Кея Питтмана.

Я спросил:

– Каким образом кучка юных бандитов смогла позволить себе такие расходы?

Адмирал вздохнул.

– Двое из пяти преступников были чистокровными гавайцами, поэтому ничего удивительного, что признанная глава расы – принцесса Эбби Кавананакоа оказала им финансовую поддержку. В конце концов, ее собственный сын принадлежит к числу пляжных бандитов и сидит в тюрьме Оаху по обвинению в убийстве второй степени.

– Значит был создан фонд защиты? – спросил Дэрроу.

– Да. И имейте в виду, что оба подзащитных гавайца были профессиональными спортсменами. Устроители спортивных соревнований тоже помогли финансировать защиту.

– Двое из напавших были героями спорта?– спросил я. – Но вы сказали, что они были хулиганами...

– Так и есть, – жестко проговорил адмирал, крепко зажав в зубах трубку. – Бен Ахакуэло – популярный местный боксер... вместе со своим закадычным дружком Чангом он был обвинен в попытке изнасилования в 1929 году... Губернатор Джадд поручился за него, чтобы в прошлом году тот смог представлять территорию на Национальном чемпионате боксеров-любителей в Мэдисон-сквер-гарден. Покойный Джозеф Кахахаваи был звездой футбола... и уголовным преступником... в 1930-м он отсидел месяц за ограбление первой степени.

– А остальные двое? – спросил Дэрроу.

– За ними ничего преступного не числилось, – пожав плечами, ответил адмирал, – но в полиции они были известны как трудные ребята, без всяких видимых средств к существованию. И вскоре все пятеро оказались на свободе благодаря принцессе Эбби и фонду защиты. Ахакуэло и Кахахаваи возобновили игру в футбол по воскресеньям, их имена не сходили с первых страниц местных газет... – Он вздохнул, тряхнул головой. – Несмотря на жесткую дисциплину, которую я поддерживаю на базе, я почти ожидал, что этих дикарей повесят на суку где-нибудь в долине Нууана или на Пали.

– И конечно, – мрачно сказал Дэрроу, – один из подзащитных таки был схвачен и избит военными моряками...

Адмирал рассеянно кивнул.

– Да. Хорас Ида, и жестоко. И я верю, что только жесткая дисциплина, царящая среди наших людей, спасла его от более ужасной расправы. Они пытались добиться признания...

Дэрроу поинтересовался:

– И добились?

– Говорят, да... но показания под давлением не берутся во внимание. Кстати, я позволил привезти сюда Иду, чтобы он ночью спокойно рассмотрел наших матросов, но он не смог никого узнать.

Ничего удивительного. Вы знаете, что они говорят – все белые на одно лицо.

Адмирал продолжал:

– И это было не единственное столкновение между военными моряками и преступными элементами...

– И насколько сильно ситуация вышла из-под контроля? – спросил Лейзер.

– Чтобы обезопасить людей, уединенно живущих в долине Маноа и других пригородах, я отрядил большее число пеших патрулей и направил в районы, где живут семьи военно-морских офицеров, радиофицированные военно-морские автомобили.

– А почему этого не сделала полиция? – спросил я.

– Единственно могу сказать, что все это было сделано по просьбе мэра и шерифа. А результатом давления, которое мне пришлось выдержать, стала перетряска сил в аппарате мэра – новый шеф полиции, почти всему управлению дан годичный испытательный срок.

– Как вам это удалось? – потрясенный, спросил я.

Улыбка адмирала была скромной, но говорила о большом самодовольстве.

– Существуют некие... рычаги, на которые пришлось нажать военно-морским силам.

– Что же это за рычаги? – поинтересовался Дэрроу.

Адмирал и глазом не моргнул.

– Несколько раз, пока тянулось это злосчастное дело, нам пришлось отменить отпуска на берег. Когда флот находится на базе, господа, доходы Гонолулу поднимаются. А если перекрыть эти поступления в казну, что ж... можете представить себе последствия.

– Вы несомненно с самого начала старались оказать положительное влияние на ход этого дела, – сказал Дэрроу. Даже я не смог уловить в его голосе сарказма.

Припухшие адмиральские глаза сузились.

– Этот сексуальный дегенерат Кахахаваи был бы сегодня жив, если бы губернатор Джадд и министр юстиции послушались меня.

Дэрроу задумчиво наморщил лоб.

– Это вы о чем?

– После того как жюри присяжных не пришло ни к какому решению, я предложил, чтобы этих насильников подержали под замком, пока не состоится второй суд. Но они настояли на том, что поднимать сумму залога выше того, что может заплатить человек, незаконно. Вы же понимаете, что это нарушение их гражданских прав. По случайности рождения, эти существа, знаете ли, «американцы»... Что ж... полагаю, господа, вам не терпится встретиться с вашими клиентами.

– С вашего любезного разрешения, – сказал, поднимаясь, Дэрроу. – Кстати, адмирал... как вам удалось оставить наших клиентов под своим неусыпным наблюдением?

– Вы хотите сказать, почему они не в тюрьме? – Он позволил себе широко улыбнуться. – Боже, да у судьи не хватило духу взять на себя ответственность за то, что могло бы случиться с миссис Фортескью и остальными при всех этих угрозах террористических актов и насилия со стороны толпы. Я предложил, чтобы судья привел одного из моих офицеров к присяге как особого офицера гражданского суда, с тем чтобы он мог надзирать за обвиняемыми на борту «Элтона». Я пообещал, что обвиняемые будут предоставлены в распоряжение суда в любой момент.

– Отлично сработано, – сказал Дэрроу, нисколько не кривя душой.

Адмирал поднялся, но остался стоять за своим столом.

– Знаете, мистер Дэрроу, во время суда над этими отвратительными насильниками присяжные совещались девяносто семь часов... Семеро признали их невиновными, пятеро – виновными. Точно соответствует соотношению желтых и коричневых и белых членов жюри присяжных. В этом деле вы, без сомнения, столкнетесь с таким же разноцветным жюри...

– На этот раз такого не случится, – предсказал Дэрроу.

– Вы выступаете против обвинителя Джона К. Келли... он молодой и горячий. Нападает яростно...

– А я контратакую с оливковой ветвью в руках, – сказал Дэрроу. – Я здесь для того, чтобы засыпать пропасть, которая разверзлась между расами на этих островах-садах, сэр. И чтобы в дальнейшем эта зияющая рана больше не открывалась.

И мы ушли, оставив адмирала обдумывать слова Дэрроу.