Текст книги "Проклятые в раю"

Эти «приключения», разумеется, имели отношение к попыткам заговорщиков утопить завернутое в простыне обнаженное тело Кахахаваи. Их задержала полиция, когда, с телом на заднем сидении «бьюика», они направлялись в сторону залива Ханаума.

Кажется, второй туземец, «маленький парень», который шел к зданию суда вместе с Джо Кахахаваи, был двоюродным братом Джо по имени Эдвард Улии. Ему показалось подозрительным, что Джо запихали в «бьюик», и он тут же сообщил об этом полиции как о возможном похищении. Когда радиофицированный автомобиль засек «бьюик», мчавшийся к «Голове Коко» с зашторенными окнами, для миссис Фортескью настало время держать ответ.

– Буду только рада, мистер Дэрроу, – сказала миссис Фортескью.

И вскоре мы уже шли по старой орудийной палубе крейсера, мимо пустых орудийных портов. Дэрроу шагал впереди, приобняв миссис Фортескью, Мэсси шел следом, как щенок.

– Возможно, это самое простое дело об уголовном убийстве, на которое я мог рассчитывать, – прошептал мне Лейзер. – Преднамеренность с самого начала...

Я коротко рассмеялся.

– А зачем, вы думаете, К. Д. вытащил из шляпы этого кролика временной невменяемости?

– Должен признаться, я был шокирован, – сказал Лейзер, качая головой. – Склонение к лжесвидетельству – он остановился на самом краю. Никогда не видел более вопиющего нарушения этики за все время своей работы.

– Поезжайте в Чикаго, – посоветовал я. – Там у нас вы и не такое увидите.

– Вы не обиделись?

– Ничуть. – Я кивнул в сторону Мэсси и его тещи, идущих с Дэрроу. – Вы считаете, что эти две заблудшие души заслуживают жизни в тюрьме?

– Возможно, они заслуживают хорошей порки, но... нет.

– К. Д. тоже. Он только делает то, что может обеспечить им самую лучшую чертову защиту, на какую он способен.

Мы шли на звук разносившегося эхом смеха туда, где Джоунс и Лорд вдохновенно играли в пинг-понг. В комнате, где стояли две неубранные кровати, можно было поставить в десять раз больше коек. Охраны не было. Оба матроса были невысокого роста, мускулистыми, приятной внешности ребятами, немного старше двадцати.

Темные волосы Джоунса, нахального жилистого парня, были зачесаны на квадратной голове назад, а Лорд оказался кудрявым, слишком массивного сложения для своего небольшого роста. Увидев нас, они прекратили игру и нахлобучили матросские шапки.

Несколько величественно миссис Фортескью произнесла:

– Позвольте представить вам мистера Дэрроу.

Мы опять обменялись по кругу рукопожатиями, а Дэрроу снова представил нас и объяснил матросам, что пришел пока только познакомиться, а не расспрашивать о деле.

– Что ж, рады видеть вас, – сказал Джоунс. – Сочувствую другой стороне!

– Для нас честь познакомиться с вами, сэр! – сказал Лорд.

– Покажите им вашу памятную книжку! – поощрила Джоунса миссис Фортескью.

– Один момент, миссис! – сказал Джоунс и вытащил из-под одной из незастеленных кроватей альбом для наклеивания вырезок. – Как раз сегодня я наклеил еще несколько.

Лорд и Мэсси отошли в другой угол комнаты, закурили и стали болтать, смеясь и дразня друг друга. Я нашел стул и сел, а Лейзер прислонился к переборке и молча качал головой.

А Кларенс Дэрроу сел на край койки рядом с ухмылявшимся Джоунсом, который переворачивал уже заполненные наклеенными вырезками страницы. Миссис Фортескью стояла, сложила руки на животе, и с удовольствием наблюдала, как переговариваются ее спаситель и один из ее слуг.

– До этого моя фамилия никогда не появлялась в газетах, – с гордостью сказал матрос.

Интересно, был ли такой же альбом с наклеенными вырезками у спортивной звезды Джо Кахахаваи. Он-то попадал в газеты множество раз. В основном, на спортивные страницы. И снова попадет в прессу – в ближайшие недели.

А потом скорей всего, больше уже никогда.

Глава 7

Отель, подобный отелю Александра Янга – массивное, коричневое здание из крупного камня, два шестиэтажных крыла отходят от основного здания в четыре этажа, – вы могли бы встретить в центре какого-нибудь города в штате Милуоки, а может, и в Кливленде. Как и многие здания, построенные на рубеже веков, одной ногой оно стояло в прошлом, другой – в настоящем: нарочито лишенное украшений, это сооружение не было ни современным, ни старомодным. Отель Янга был коммерческим предприятием, и единственным напоминанием о том, что находится он все же в раю, служили несколько пальм в кадках и случайные, выбранные без души вазы с яркими цветами в не терпящем легкомыслия холле.

Газетчики уже ждали, когда в середине дня мы приехали в отель, и окружили нас плотным кольцом, пока в сопровождении управляющего отелем мы медленно продвигались к лифтам. Маленький усатый человек встретил нас у автомобиля не только для того, чтобы поприветствовать, но и чтобы сообщить К. Д. и Лейзеру номера апартаментов, где их ждали жены.

– Я побеседовал со своими клиентами, – сказал репортерам Дэрроу, пока мы шли, – и узнал достаточно, чтобы выстроить свою линию защиты. И это все, что я могу в настоящее время сообщить по данному поводу.

Многочисленные просьбы прояснить дело звучали весьма невразумительно, но слова «неписаный закон» проскальзывали в них довольно часто.

Внезапно Дэрроу остановился, и газетчики натолкнулись друг на друга, как автомобили в заторе.

– Я здесь для того, чтобы защитить четырех человек, – сказал он, – которых обвиняют в преступлении, которое я преступлением не считаю.

Затем он продолжил движение, а журналисты, застыв на мгновение от столь загадочного заявления, бросились следом, однако старик проворно шагнул в ожидавший лифт. Мы с Лейзером успели сделать то же самое, а управляющий остался, сдерживая представителей прессы, как уличный регулировщик.

Один из репортеров прокричал:

– Гавайская юрисдикция должна согласиться с вами – они только что сделали изнасилование преступлением, за которое полагается смертная казнь.

– Ну разве не дивный пример законотворчества, – с горечью произнес Дэрроу. – Теперь человек, совершивший изнасилование, знает, что понесет такое же наказание, если при этом еще и убьет свою жертву. Поэтому он вполне может так и поступить – и избавиться от свидетельства своего преступления!

Лифтер закрыл двери лифта, и кабинка начала подниматься.

Оказавшийся рядом со мной Дэрроу тряхнул своей большой головой, запятая седых волос упала на лоб.

– Проклятое дело Линдберга, – пробормотал он.

– А что такое с делом Линдберга, К. Д.? – спросил я.

Я потратил на него слишком много времени, чтобы считать уже в какой-то мере своим.

– Оно открыло двери жажде крови среди масс. Кто бы ни похитил этого бедного ребенка, он открыл дорогу для смертной казни за похищение людей... и сколько еще жертв похищения погибнут из-за этого?

Руби Дэрроу встретила нас у дверей номера. Ее приветливая улыбка моментально сменилась озабоченной.

– Кларенс, ты выглядишь ужасно усталым... ты просто должен отдохнуть.

Но Дэрроу и слышать ничего не хотел. Он пригласил нас в гостиную своих апартаментов, где опять же не чувствовалось никакого гавайского колорита: темная мебель, восточный коврик, светлые стены с деревянной отделкой. С таким же успехом мы могли находиться в подобном заведении на материке, хотя ласковый ветерок, задувавший в открытые окна, явно указывал, что мы в другом месте.

– Это ожидало тебя внизу, – раздраженно сказала Руби и протянула ему несколько конвертов.

Он просмотрел их, словно утреннюю почту дома, и бросил на столик у двери. Затем снял тяжелый мешковатый пиджак и кинул его на спинку стула. Мы с Лейзером последовали примеру К. Д. и тоже сняли пиджаки, но обошлись с ними более бережно – сложили на кофейный столик поблизости от удобной софы, узор обивки которой единственный во всем номере нес на себе хоть какой-то островной отпечаток. К. Д. уселся в мягкое кресло, ноги положил на диван и принялся скручивать сигарету. Мы с Лейзером расположились на софе, а совершенно расстроенная Руби, покачав головой, удалилась в спальню, но дверь за собой закрыла, не хлопнув ею.

– Руби думает, что в один прекрасный день я умру, – сказал Дэрроу. – Я могу просто-напросто надуть ее. Джордж, вы были необыкновенно молчаливы с момента пребывания в Перл-Харборе. Могу я предположить, что вы разочаровались во мне?

Лейзер выпрямился. Софа, на которой мы сидели, располагала к непринужденным позам, поэтому, чтобы сесть прямо, требовалось усилие.

– Я ваш советник. И я здесь для того, чтобы помогать вам и следовать вашим указаниям.

– Но...

– Но, – продолжал Лейзер, – взять Томми Мэсси подобным образом за руку и навести его на апелляцию к временному помешательству...

– Джордж, у нас четыре клиента, которые, вне всякого сомнения, способствовали смерти Джозефа Кахахаваи в результате преступного сговора. Против них выдвинуто обвинение в убийстве второй степени, и должен быть представлен разумный довод, чтобы присяжные не засудили их в первую очередь за убийство.

– Согласен.

– Поэтому у нас нет выбора – нам приходится искать смягчающие обстоятельства. А какие смягчающие обстоятельства сами идут нам в руки? И безусловно, подорванное стрессом психическое состояние Томми Мэсси – лучшее из всех, возможно, наш единственный выход.

– Естественно, я не захотел бы пытаться доказать безумие миссис Фортескью, – с усмешкой проговорил Лейзер. – Я мало встречал людей настолько уверенных и контролирующих себя, как она.

– И двое этих матросов тоже не дураки, – вставил я. – Они просто идиоты.

Дэрроу кивнул.

– А идиотизм – не защита... а вот временное помешательство – защита. Все четверо находились в сговоре для совершения преступления – похитить Кахахаваи и, используя огнестрельное оружие, запугать жертву...

– Тут все ясно, – прервал я. – Томми самая лучшая кандидатура убийцы, которая сможет вызвать жалость у присяжных.

– Я согласен, – сказал Лейзер, при этих словах он размеренно поглаживал тыльную сторону одной руки ладонью другой. – Но предумышленное убийство все равно превалирует, все четверо виновны в равной мере, и неважно, кто из них спустил курок.

– Нет! – воскликнул Дэрроу. – Если Томми Мэсси, будучи невменяемым, выстрелил, он не виновен... а если Томми не виновен, невиновны и все остальные, потому что преступления нет! Преднамеренность испаряется, а с нею и преднамеренное убийство.

Лейзер широко раскрыл глаза, потом вздохнул и закивал.

– Очевидно, что эти неуклюжие болваны не имели намерения убивать Кахахаваи.

– Они такие же жертвы, как и Кахахаваи, – веско произнес Дэрроу.

– Я бы не стал заходить столь далеко, К. Д., – сказал я. – Миссис Фортескью и эти ребята не на дуэли дрались.

В комнате был слышен только шум работающего под потолком вентилятора.

– У меня у самого дурные предчувствия, – признался Дэрроу, тяжко вздохнув. – В конце концов, я никогда не строил защиту на невменяемости...

– Неужели, К. Д.? – сказал я.

Неужели он совсем потерял память? Как он мог забыть свой самый нашумевший процесс?

– Ты имеешь в виду Леба и Леопольда? – Он спокойно улыбнулся, покачал головой. – Я признал этих ребят виновными, и просто использовал невменяемость как смягчающее обстоятельство, рассчитывая на милость судьи. Нет, это полноценный случай защиты исходя из невменяемости, и нам понадобятся эксперты в области психиатрии.

Лейзер кивнул.

– Я согласен. Есть какие-то предложения?

Дэрроу разглядывал вращающийся вентилятор.

– Вы следили за процессом Уинни Рут Джадд?

– Естественно, – сказал Лейзер. – А кто не следил?

– Те психиатры, которые свидетельствовали в защиту миссис Джадд, соорудили чертовски хорошее дельце, утверждая, что она должна быть сумасшедшей, чтобы расчленить тех двух девушек и запихать их в сундук.

Лейзер снова закивал.

– Уильямс и Орбисон. Но миссис Джадд был вынесен обвинительный...

– Да, – с обаятельной улыбкой согласился Дэрроу, – но я ее не защищал. На меня произвели впечатления их показания. Вы можете разыскать их по телефону, Джордж?

– Разумеется, но сомневаюсь, чтобы они занимались благотворительностью...

– Узнайте, свободны ли они и каков их гонорар. Завтра, во время личной беседы с миссис Фортескью и Томми, я дам им понять, насколько важно привлечь к делу их защиты психиатров. Они найдут деньги у своих богатых друзей. Вы можете начать прямо сейчас?

Лейзер кивнул и поднялся.

– Я позвоню из своего номера. Энн, наверное, уже меня потеряла.

– Если можете, возвращайтесь к половине пятого, Джордж. Мы встречаемся с местными ребятами для дальнейшего обсуждения.

Дэрроу имел в виду Монтгомери Уинна и Фрэнка Томпсона, адвокатов из Гонолулу, которые занимались делом до прибытия Дэрроу. Большую часть материалов, которые мы просмотрели на «Малоло», подготовил Уинн.

Когда Лейзер ушел, Дэрроу сказал:

– По-моему, мы задели тонкие чувства Джорджа в отношении соблюдения законности.

– Тяжело обнаружить, что твой герой стоит на глиняных ногах, – сказал я.

– Это у меня?

– От земли и до колен.

Он заржал. Потом подался вперед и положил сигарету в пепельницу, стоявшую на столике у его кресла. Сложил руки на коленях, сонно посмотрел на меня.

– Давай перейдем к делу, сынок, – произнес он. – Я собираюсь произвести много шума – с помощь прессы – касательно того, что неважно, был ли на самом деле Джо Кахахаваи со своими дружками виновен в изнасиловании Талии Мэсси или нет. Что совершенно неважно, была ли это какая-то другая островная банда, или больное воображение Талии Мэсси, или адмирала Стерлинга и всего Тихоокеанского флота. Важно только то, что Томми Мэсси и миссис Фортескью и эти двое матросов поверили, что Кахахаваи был одним из тех, кто напал на нее... негодяй, сломавший бедной девочке челюсть и не позволивший ей молиться. И до Страшного суда я буду трубить в Гонолулу, что мы не отзываем, и не отзовем, дело Ала-Моана из суда.

– Это вы будете говорить прессе.

– Верно. Но это – товарный вагон дерьма. О, технически, с юридической стороны, здесь все законно, но что нам надо для того, чтобы освободить наших клиентов, – это доказать, что они убили того, кого следует. Это дает им моральное право на этот аморальный, бессмысленный акт, который они совершили.

– И тут в дело вступаю я.

Он озорно прищурился и кивнул.

– Совершенно верно. Я хочу, чтобы ты зарылся в это дело об изнасиловании, в дело Ала-Моана. Расспроси свидетелей, военно-морской персонал, представителей местных властей, простых людей с улицы, если понадобится. – Он простер руку, указывая на меня пальцем. Ощущение было такое, словно в тебя ударила молния. – Если ты сможешь найти новые свидетельства вины этих насильников – а я верю Талии Мэсси, я верю ей, основываясь на ее словах и ее поведении, и, если ничего другого не останется, на чертовой табличке с номером машины, где она ошиблась всего на одну цифру, – тогда мы сможем сделать из несчастного создания по имени Томас Мэсси героя. И сможем освободить их всех!

Я сидел, наклонившись вперед и сцепив руки между раздвинутых колен.

– Что мы будем делать с новыми доказательствами, если я их обнаружу?

Он подмигнул.

– Об этом позабочусь я. Я прослежу, чтобы об этом узнали присяжные и газеты. Естественно, в этом случае, я отзову дело Ала-Моана, потому что оно указывает на мотивы и психическое состояние Томми Мэсси. Ни один прокурор не сможет сбросить это со счетов... Далее – завтра утром я собираюсь в суд, чтобы попросить там неделю на подготовку дела, судья ее мне предоставит.

– Да уж, конечно. Вы же Кларенс Дэрроу.

– И это все, что я рассчитываю получить в этом деле за счет своей славы, но будь уверен, это получу обязательно. Затем я возьму еще неделю, чтобы выбрать присяжных... Я намерен твердо стоять на своем.

– Таким образом, вы даете мне две недели.

Он кивнул.

– Я хочу, чтобы во время суда ты находился рядом со мной, за моим столом. Ты будешь нужен мне именно там, а не гоняющийся по белому как снег пляжу за девочками.

– Значит, в вашем представлении я так провожу время?

– Частично. Разумеется, ты уже уложил эту девочку Белл. Прелестная молодая женщина. Ты обработал глупышку в первую же ночь на корабле, верно?

– Признать это было бы не по-джентльменски.

Он вздернул голову, взгляд его глаз сделался тоскующим.

– Без купальника она выглядит так же хорошо, как в нем, сынок?

– Лучше.

В ответ на это Дэрроу с удовлетворением вздохнул, затем поставил свое усталое тело на ноги – впечатляющая процедура, словно собрал себя по частям. Нашаривая что-то в кармане мешковатых штанов, он сделал мне знак подняться, что я и сделал, и проводил меня до двери. Обнял одной рукой за плечи, а другой сунул мне в руку ключи.

– В гараже отеля стоит для, тебя машина. Миссис Фортескью поспособствовала.

– Какой-то особый автомобиль, или мне искать путем подбора ключей к зажиганию?

– Синий двухместный «дюран». Он настроит тебя на рабочий лад – именно в нем она приехала к зданию суда в тот день, когда похитили Кахахаваи.

Я усмехнулся.

– Ну хоть не тот, в котором везли тело несчастного ублюдка.

Он шагнул в сторону, чтобы взять один из конвертов со столика у двери.

– Это тоже для тебя, сынок... Здесь твоя временная лицензия частного детектива и разрешение на ношение огнестрельного оружия на территории Гавайев.

– Какого черта, – ругнулся я, бросив взгляд на документ, подписанный начальником полиции. – Я же работаю официально.

Он потрепал меня по плечу.

– В основном я буду сидеть здесь, в этой норе, работая с Джорджем. Звони мне по телефону, встречаться будем каждый день или по мере надобности. А теперь я хочу, чтобы ты держался подальше от этого отеля... я не хочу, чтобы за тобой таскались репортеры. – Он порылся в кармане. – Вот деньги на расходы...

Я взял протянутые мне пять десяток и сказал:

– Чья была идея нанять меня? Ваша или Эвелин Уолш Маклин?

– Так ли уж важно, кому первому пришла в голову гениальная идея?

– Только не говорите, что это она оплачивает мои расходы...

Он прижал к впалой груди растопыренную пятерню.

– Ты обидел меня, по-настоящему обидел. Ты же знаешь, я забочусь о тебе... как о своем родном сыне!

– Вы хоть сколько-нибудь заплатили за то, чтобы я приехал сюда?

– Конечно, Нат. Разве я достал деньги не из своего кармана?

– Да, только я не знаю, чьи деньги вы достали.

Серые глаза взглянули проказливо.

– Отчего же, твои деньги, Нат. Теперь уже твои.

Я снова усмехнулся.

– Я бы заставил вас принести присягу, но что с того?

– Ты о чем?

– Какой смысл заставлять агностика клясться на Библии?

Он усмехнулся этим словам, закрывая за мной дверь.

* * *

Верх «дюрана» был откинут, так я его и оставил. Автомобиль оказался на удивление спортивным для такой светской львицы, как Грейс Фортескью, даже если она и была склонна к убийствам. Машина прекрасно слушалась руля, и дорога из Гонолулу в Вайкики длиной в три с половиной мили – по Кинг-стрит и далее по Калакауа-авеню – явилась приятным сочетанием затененной пальмами проезжей части, местных пешеходов и процветающей торговли. Я бросил шляпу на пол рядом с пассажирским сиденьем, потому что встречный поток воздуха при езде сорвал бы ее с головы, и с удовольствием ощутил, как ветер шевелит волосы. Позвякивающий трамвай разделил непрерывный поток машин, который периодически останавливался дорожными полицейскими-полинезийцами, державшими в руках таблички с надписями «стойте» и «идите» – на улицах Гонолулу не было светофоров, хотя уличные фонари имелись. Очень скоро кораллово-розовые оштукатуренные шпили отеля «Ройял Га-вайен» начали вырисовываться за деревьями, словно играющее в прятки видение.

Повернув с Калакауа направо, на дорожку, ведущую к отелю, я оказался на тщательно ухоженной территории, окруженной роскошной зеленью и щедро сдобренной буйством цветов. По обсаженной пальмами мягко изогнутой асфальтовой дорожке я добрался до парадного входа Розового дворца, где чуть не врезался в одну из внушительных колонн, обрамлявших вход, потому что глазел по сторонам.

Белая униформа и кепка швейцара-японца произвели на меня даже большее впечатление, чем мундир адмирала Стерлинга. Когда он наклонил ко мне свое круглое лицо, я спросил, где можно поставить машину, а он ответил, что они сами поставят «транспортное средство».

Я оставил мотор включенным, взял из багажника сумку, получил корешок квитанции – представьте себе, что вы отдаете автомобиль, словно сдаете в гардероб шляпу! – дал швейцару на чай и направился внутрь. Китаец-посыльный в восточной одежде попытался взять у меня сумку, когда я стал подниматься по ступеням, но я отмахнулся от него, не так-то много у меня чаевых денег.

В холле было прохладно и просторно, сквозь двери без створок в помещение долетало приятное дуновение ветерка, слышался щебет птиц, шелест прибоя. Толстые стены, угрожающего размера арки, высокие потолки, люстры, по сравнению с которыми пальмы в кадках казались мелкими, причудливые лампы и плетеная мебель. О людях нечего было и говорить – обслуживающего персонала, частью в восточной одежде, напоминающей пижаму, частью в обычных красных куртках и белых штанах, с лицами всех оттенков желтого и коричневого, хватило бы набрать футбольную команду, да и поиграть где было – на сплошь застланном персидском ковром полу.

А вот проживающих в отеле было поразительно мало. Строго говоря, в тот момент, когда я шел к расположенной слева регистрационной стойке, я был единственным гостем в обозримом пространстве. Пока я расписывался, спустилась, держась за руки, чета новобрачных, одетая для игры в теннис. Вот, пожалуй, и все.

Даже в шикарных магазинчиках в холле, где продавался жадеит, шелка и одежда последних моделей для богатых мужчин и женщин, были только продавцы.

Лифтер поднял меня на второй этаж, где я очутился в такой просторной и прекрасно обставленной комнате, что каюта на «Малоло» показалась мне той самой моей однокомнатной квартиркой в Чикаго. Плетеная мебель, зелень и цветы, жалюзи на окнах и балкон с видом на океан...

Перевалило уже далеко за полдень, и купальщики и любители загара в основном покинули пляж, серфингисты оживленно играли в поло, но и только. Никаких каноэ с выносными уключинами, никаких занимающихся серфингом собак.

День клонился к вечеру, и я, по правде говоря, чувствовал себя измученным. Я опустил огромную штору, которая одна собственно и отделяла балкон от комнаты, приспособил ее так, чтобы добиться наибольшей темноты, разделся и нырнул в постель.

Разбудил меня звонок.

Я включил ночник. Моргая, посмотрел на телефон на ночном столике, он посмотрел на меня и зазвонил снова. Еще не совсем проснувшийся, я поднял трубку.

– Алло.

– Нат? Изабелла.

– Привет. Сколько времени?

– Сколько-то девятого.

– Сколько-то девятого вечера?

– Да, сколько-то девятого вечера. Я тебя разбудила? Ты спал?

– Да. Старина Кларенс Дэрроу вымотал меня до черта. Где ты? Здесь в отеле?

– Нет, – сказала она разочарованным голосом. – Все еще у Талии. Она переедет в Перл-Харбор только завтра, поэтому сегодня я останусь ночевать у нее.

– Очень плохо... компания мне не помешала бы. Похоже, я один живу в этом сарае.

– Ничего удивительного. Я слышала, что после Краха дела у «Ройял Гавайен» идут ужасно.

Я сел.

– Слушай, я хочу еще раз поговорить с Талией... без К. Д. и Лейзера. В этой проклятой забегаловке почти никого нет... может, вы с ней приедете на завтрак. Не думаю, чтобы сюда сбежалось слишком много ротозеев.

– Подожди, я спрошу, – сказала Изабелла. Ее не было с минуту или около того, потом она вернулась: – Талия приедет с радостью. Во сколько?

– Может, в девять. Секундочку, дай-ка я посмотрю... – На ночном столике лежала карточка с информацией об обслуживании, ресторане и тому подобном. – Встретимся на Веранде прибоя. Спросишь у дежурного и вам покажут куда идти.

– Звучит восхитительно, Натан. До завтра. Люблю.

– Я тоже.

Я снова лег, потянулся и громко зевнул. Хотелось есть. Может, натянуть штаны, спуститься вниз и заказать прорву всякой вкуснятины. Можно спустить пятьдесят баксов в неделю и таким образом.

Потянув за шнур, я поднял большую оконную штору и впустил в комнату ночной воздух, а сам вышел на балкон в трусах и в носках, чтобы выпить в темноте. Пурпурное небо было усеяно звездами. Полная, почти золотая луна изливала мерцающий свет на черный океан. «Алмазная Голова» была едва различимым, неясным силуэтом. Я вдохнул морской воздух, наслаждаясь красотой набегающих волн.

– Прошу извинить за вторжение, – раздался негромкий голос.

Я чуть не упал с балкона.

– Не хотелось вас беспокоить.

На плетеном стуле слева от меня, в глубине балкона, сидел маленький худощавый китаец в белом костюме и черном галстуке-бабочке, на коленях у него лежала панамская шляпа.

Я шагнул вперед, сжав кулаки.

– Какого черта ты делаешь в моей комнате?

Он встал, в нем было не больше пяти футов роста. Поклонился.

– Взял на себя смелость подождать, пока вы проснетесь.

Его голова была похожа на череп, сходство подчеркивалось высоким лбом и тонкими и редкими седеющими волосами. Нос у него был ястребиный, рот – длинная узкая линия над квадратной челюстью. Но самыми замечательными на его лице были глаза, глубоко посаженные, яркие и настороженные, над правым глазом и под ним шел ужасный шрам, внутренняя поверхность глазницы была бесцветной, словно глаз вырастал прямо из плоти. След от ножа, подумал я, и ему еще повезло, что он не лишился глаза.

– Кто ты, черт тебя побери?

– Детектив первого класса Чанг Апана. Показать вам значок?

– Не надо, – полуулыбнувшись-полувздохнув, сказал я. – У Чарли Чана вполне получилось бы проникнуть сюда, не разбудив меня. Есть какие-то особые причины на то, что вы пробрались сюда без предупреждения?

– Окольная дорога часто кратчайший путь к цели.

– Кто это сказал? Конфуций?

Он отрицательно покачал головой.

– Дерри Биггерс.

Впервые услышал о таком.

Я спросил:

– Не возражаете, если я надену штаны?

– Ну что вы. Не возражаете, если я закурю?

Мы уселись на балконе на плетеных стульях. Пока мы разговаривали, он непрерывно дымил, прикуривая следующую сигарету от предыдущей. Не очень-то он походил на Чарли Чана, насколько я помнил, детектив из книги был эдаким бодрячком. Но может быть, Чанг Апана и его книжный собрат были схожи в чем-то другом.

– Что вы здесь делаете, детектив Апана?

– Вы работаете здесь вместе с известным адвокатом – Кларенсом Дэрроу. По делу Мэсси.

– Верно. Но я еще не начал совать свой нос во все дырки. Как же вы узнали?

– Начальник полиции показал мне бумагу, дающую вам разрешение на ношение оружия и ведение здесь расследования. Вы полицейский из Чикаго?

– Совершенно верно. Я взял отпуск, чтобы помочь мистеру Дэрроу. Мы старые друзья.

Легкая улыбка нарушила строгую линию его рта.

– Вы совсем не стары, мистер Геллер. Я работаю детективом тридцать семь лет.

Я удивился, но, глядя на трещины, покрывающие похожего на скелет парня, подумал, что это вполне возможно.

– Вы так и не сказали, что привело вас сюда, детектив Апана.

– Прошу вас. Зовите меня Апана, или Чанг. Я здесь для того, чтобы предложить помощь и информацию брату полицейскому.

– Что ж, почему бы вам тогда не называть меня Нат, Чанг. Почему вы хотите мне помочь? Кстати, на чьей вы стороне в деле Мэсси?

Он поднял брови.

– Зависит от того, какое из дел. В деле Томми Мэсси, его тещи и матросов все ясно. Человек, которого они похитили, был убит.

– Все далеко не так просто...

– Совсем не просто. Над этим островом нависли тяжелые тучи, Нат. Лишимся ли мы самоуправления? Лопнет ли наша государственность, как мыльный пузырь? Все это зависит от исхода процесса... и тем не менее все это не имеет никакого отношения ни к закону, ни к правосудию.

– А в другом деле на чьей вы стороне? В деле об изнасиловании Ала-Моана?

– Я сконфужен.

– Почему?

– Потому что управление, в котором я прослужил тридцать семь лет, опозорило себя, совершив много ошибок. Например... инспектор Макинтош арестовал пятерых парней, потому что в ту же ночь они совершили еще одно «нападение»... это нападение было незначительным автомобильным столкновением и стычкой. Не изнасилованием. Но Макинтош арестовал их на этом основании, а затем построил дело. Этот же инспектор доставляет автомобиль подозреваемых на место преступления, чтобы сравнить следы колес, и стирает имевшиеся там следы.

– Да, я читал об этом в отчете о суде. Совершенно невероятный поступок.

– Невероятное получается и с Талией Мэсси, когда ее память вдруг невероятно проясняется. В ночь нападения, она сказала полиции, что ушла из «Ала-Ваи Инн» между половиной первого и часом ночи. Позднее, когда инспектор Макинтош не смог увязать это с твердым алиби подозреваемых, миссис Мэсси изменила время на половину двенадцатого. В ночь нападения она сказала полиции, что не может опознать преступников, потому что было слишком темно. Сказала также, что не видела номера машины. Впоследствии ее память чудесным образом восстановилась по всем вопросам.

– Вы считаете, что Кахахаваи и остальные невиновны?

Он пожал плечами.

– В отличие от инспектора Макинтоша, Чанг Апана предпочитает делать умозаключения после завершения расследования. «Разум, как парашют, работает только когда раскрыт». – Он достал из кармана пиджака визитную карточку и подал мне. – Если вам понадобится моя помощь, позвоните в управление или ко мне домой на Панчбаул-хилл.

– Почему в этом деле вы хотите помочь защите?

– Возможно, я лишь хочу помочь брату полицейскому из большого города Чикаго. Возможно, слава Кларенса Дэрроу достигла и этих берегов. Кларенса Дэрроу, который защищает людей, невзирая на цвет их кожи.

– Насколько я понял, вы напрямую не участвовали в этом деле.

Длинная линия рта изогнулась в ослепительной улыбке.

– Нет. Чанг Апана скоро уходит на пенсию. Он почетный старик управления. Сидит за своим столом и рассказывает свои истории... но он еще и слышит истории. Истории о пьяном морском офицере, которого в ночь изнасилования подобрали около дома Мэсси с расстегнутой ширинкой. Истории о том, что миссис Мэсси велела офицеру не волноваться, мол, все будет хорошо. Истории о том, что полиции пришлось открыть огонь по автомобилю миссис Фортескью, прежде чем он остановился. Истории о гордости лейтенанта Мэсси за содеянное, когда тело Кахахаваи нашли на заднем сидении автомобиля...

Он поднялся.

– Если вы захотите поговорить с полицейскими, которые были свидетелями этих событий, Чанг Апана поможет это устроить. Если вы захотите узнать правду, Чанг Апана откроет вам двери.

Я встал.

– Ловлю вас на слове, Чанг.

Он снова поклонился и нахлобучил свою панамскую шляпу, ее загнутые кверху поля казались нелепо широкими, походя на слишком большую супницу. Длинную прямую линию, которая была его ртом, тронула улыбка.

– Добро пожаловать в рай, – сказал Чанг и ушел так же тихо, как, должно быть, пришел.