Текст книги "Седьмое чувство. Сборник юмористических фантастических рассказов"

18:24:49

Река железных коней – гнедых, белых, каурых – без начала, без конца раскинулась по проспекту. С флангов к ней приходят новые ручейки… но река та стоит… это не река вовсе, а так… болотце… застывший поток… Дым сизый столбом, гул, таинственные мигающие огоньки светофоров и недовольные крики на подвернувшихся под колёса пешеходов…

А часики-то тикают… Нет, я так не выберусь… Бросаю машину прямо посреди проспекта, бегу к метро… Так, подарок я купил, конфеты, шампуза, цветы… цветы по дороге… Ну а под землёй та же река… но это кишащая масса, люди толкутся, люди спешат, людей закручивает в людовороты… Тик-так, тик-так… Выпрямляюсь, втягиваю плечи и в омут с головой…

Завести хронометр, вращая головку вала по часовой стрелке…

Если бы вам дали возможность повернуть время вспять?.. Ну, не так чтоб сразу… Ну, не так чтоб жизнь сначала начать… Ну, не так чтоб все тайны да интриги вам на блюдечке достались… Но всё же!.. Один день, всего лишь один, с пробуждения… Сделаете-то что? Ответ ясен: будь то день-деньской, будничный, то… такой и вспоминать не стоит… а вот если день поворотный, день важный, день провальный… То-то же… Впрочем, я забежал вперёд… теперь мне это свойственно…

Мир вокруг меня помутнел, зазвенел, лампы вытянулись в светящиеся струны, окружающее лица завертелись как в калейдоскопе… И раздалось громкое тиканье… тик-так… тик-так… Что-то не так…

Я проснулся в своей кровати… Потряс головой, пытаясь смахнуть виденье со старичком, раритетным хронометром, погрязшем в сизом дыме кабаком… Но рядом со мной сопела – у беременных почему-то всегда насморк… Рыжий локон выбился из пряди и повис на лбу… На лице застыло угрюмое выражение. Сон дурной видит… Да… она снова была со мной… Да, вернулся тот злополучный день… Солнце встало для меня второй раз, оно дало мне шанс! Шанс всё исправить!..

А в руке моей зажат серебристый хронометр с гравировкой на крышке… И он тикал… Секундная стрелка беспокойно двигалась… Отмеряла оставшееся мне время… Шестнадцать часов в моём полном распоряжении… Тик-так… И двадцать четыре минуты… Тик-так… И сорок четыре секунды… Тик-так… Вагон времени… Но это время не подчинялось законам Мироздания… Оно не зависело ни от Солнца, ни от Луны, ни от звёзд, по нему не капала вода, не сыпался песок, не горели полосатые свечки… оно зависело лишь от меня… как я распоряжусь им и смогу ли свернуть с этой колеи…

22:18:04

В тяжёлых и непродолжительных боях со спешащей людской массой был потерян подарок… бутылка шампанского убита вдребезги… однако сладкая часть осталась… но пользы от неё никакой… так… традиционная мелочь… Ей всё равно нельзя шоколад… Но я всё же иду!.. И меня ничто не остановит! Спешит хронометр, я спешу… Тик-так… Шлёп-шлёп…

По дороге забегаю в киоск за цветами… хватаю первые попавшиеся… кидаю тётке пару бумажек, шикарно бросив «Сдачи не надо!..» Лечу дальше…

В схватке с домофоном было решено пожертвовать и конфетами… Цветы контузило… и они последовали на шершавую плитку лестничной площадки… Время дороже… Через три ступеньки взлетаю на родной этаж… Расправляюсь с замком…

– Милая, прости, что без подарка, но сегодня был такой сумасшедший день…

– Без подарка?.. – сверкая глазками произносит она. – Без подарка, да?! А это вполне сойдёт за подарок! – поворачивает лихо ко мне ноутбук. А на экране… У каждого есть дурацкие фотографии, за которые стыдно… Сделаны они случайно, подловленная каким-нибудь маньяком ваша рожа… нелепый взгляд… нелепая поза… И вот готов шедевр типа «только бы знакомые не увидели»… Но это же с корпоратива, часть истории компании всё-таки… И выложено где-нибудь на самом видном месте… И никого не интересует, что и Игорь Иванович, и его секретарша Леночка терпеть друг друга не могут… да сосуществуют вместе, ибо не найдут друг для друга лучшей замены… Но здесь они полупьяные, здесь они развесёлые, пьют на брудершафт… идиллия, одним словом…

И пока я соображаю как же эта картинка возникла пред очами беременной и впечатлительной девушки… Сама же будущая мать собралась уж с чемоданами и стоит у двери.

– Погоди, я всё объясню…

– Не нужны мне твои оправдания… Будто я ничего не знаю!.. Задержался он… Я, главное, всё приготовила, жду… И вот на тебе!.. Поглядите, чем ваш Игорь Иванович на гулянке занимается со своей секретуткой…

– Милая, это же просто чудачество…

– Ах, это теперь так называется?! И то, что она к тебе в постель заскочила… Это как называется?!.. Пустячок?! Продвижение со службе?!..

– Постой… Тебе ведь нельзя…

– Сделал подарочек, устроил праздничек… Спасибочки… Видеть тебя не могу!..

Х-х-хлоп… Чёрт… Опять… И вот я уже сижу один посреди пустой квартиры, разбитый… Я попросту опоздал… Я попросту не предусмотрел… Ведь знал же, что фотка должна прекратить своё существование… Будто ждал именно этого чудесного появления… В самый подходящий момент!

24:00:00

Но я всё могу исправить… Я достаю из кармана хронометр… Всего за каких-то пару минут стрелки пробежали полтора часа… Хронометр встал… Все три его стрелки встали абсолютно вертикально… Хронометр Судного дня (я бы сказал Судного часа) остановился… Ни тебе «тик», ни тебе «так»… Но я всё исправлю, я всё предусмотрю, я всё изменю… Я снова заведу хронометр… Я буду лучше!..

Будний судный день

В тот день, когда по небу проскачут Четыре Всадника Апокалипсиса… Когда с небес польётся сера и чего похуже… Когда на поле Армагеддон в кровопролитнейшей битве схлестнуться воинства Добра и Зла… В тот самый день на Страшный Суд приведут и меня.

– Что сделал ты хорошего? – спросит тогда меня Бог.

– Ничего, – совру я.

– А плохого?

И тут меня понесёт. Я придумаю Господу кучи невинноубиенных мною младенцев, очереди изнасилованных и совращённых мною женщин да детей, ряды вырезанных собственноручно из камня кумиров, украденные триллионы в любых валютах конвертируемых и не очень, отобранные у детей леденцы, всякие упоминания имя Судьи всуе и с матом в придачу, гурты отведённых от лица Господа праведников… Кто проверит? Бог-то один, а я один из семи миллиардов!.. И я буду довольно глядеть на, взгромождающиеся на лбы, глаза апостолов. На то как чёрная чаша весов моих будет опускаться всё ниже и ниже, как под ней будет прогибаться стол из ливанского кедра сделанный руками самого Иисуса… И я буду доволен своей уже неслучившейся активной жизнью. Жизнью героя! Тирана! Маньяка! Вора! Не мелкого, кстати сказать, хулигана! Et caetera…

– В Ад! – громогласно перебьёт меня Господь Бог.

И, спускаясь по каменным ступеням в Чертоги Ада, я буду рад. Рад, что хоть один день прошёл так, как я хочу!

Папа Федя

– …Папа, папа, за мною папа пришёл! – орал во всё горлышко Павлик, припадая на одну ногу, ибо ейный сандалик совершенно сам расстегнулся и покоился где-то в куче-мале вопящих ребятишек. – Мой папа!.. Иришь Ляксандовна… Папа…

Воспитательница Ирина Александровна оглядела полуобутое чадо, старательно вытерла ему носик, застегнула пуговку на лямке и молвила серьёзным голосом:

– Павлик, как зовут твоего папу?

– Федя…

– А по отчеству?..

– По-от-се-стфу?.. – удивился Павлик.

– Ну у всех есть отчества… – воспитательница взяла павликову ручку и повела к выходу. – Моего папу звали Саша или Александр – значит, я Александровна. Ты, Павлик, Фёдорович… А как твоего дедушку зовут, папиного папу?..

– Мой папа просто Федя…

– Ой, горе луковое… Чиполлино, – она потрепала золотистую макушку Павлика. – Просто Федя… Вот я сейчас подойду к твоему папе и скажу просто… Федя, ваш сын…

– Сан-сан-далик… – заголосил Павлик, тут же высвободился и подпрыгнул к утерянной обувке.

– Ой, горе луковое… – вздохнула воспитательница, застёгивая вновь обретённую обувь.

– Это не мой сандалик… – по-деловому ответил мальчик лишь по завершении операции.

– А чей? – стараясь держать себя в руках, спросила Ирина Александровна.

– Не знаю…

И, правда, Павлик оказался обут в два левых сандалика разных цветов. Ирина Александровна осмотрела детские ножки, надеясь найти также по-разноцветному обутого ребёнка.

– Полиночка, Полиночка, подойди сюда… Ну подойди, покажу что…

Девочка-Полиночка с большим сиреневым бантом застенчиво прикусив губку и пряча за спиной что-то дотопала до воспитательницы.

– А что у тебя в руках, Полиночка?..

– Не-е… сначала ты… – протянула девочка с тем же таинственным видом заговорщика.

Ирина Александровна потрясла карманы и извлекла на свет небольшую дежурную конфету. Совершенно ординарная сладость разочаровала девочку с сиреневым бантом, но она всё ж взяла её да той же ручкой, в которой у неё находился сандалик.

– Меняемся? – ухватилась за обувку Ирина Александровна.

– Меня… мся… – ответила Полиночка да отпустила-таки сандалик, тут же раскрашенными фломастером руками она развернула обёртку, и конфетка проследовала за щеку.

– Так… – задумчиво вымолвила воспитательница, разглядывая разукрашенную обувку. – Это ещё что такое?..

– Флоник…

– Полина, ну сколько раз тебе говорить?..

И три ручья слёз заструились по щекам Полиночки.

– У… него… него ше… уфки… – ревела новоявленная художница.

– И не только…

Слоник-сандалик имел ещё как минимум глазки, хвостик и половину хобота, почему-то ровно левую…

– Папа… – напомнил Павлик.

– Конечно, папа… – воспитательница застегнула «слоника» на правой ножке Павлика, взяла его за руку и повела к раздевалке…

Среди суеты переодевающихся малышей, ворчащих мамаш, потерянных вещей, слёз и пустых обещаний высокий молодой мужчина в костюме и при галстуке казался чужим. Будто он не из этого мира вовсе. Сидел он сгорбившись на лавочке и разглядывал настённую детскую живопись…

– Уга-угадай кто… – это Павлик вырвался окончательно из цепкой лапки Ирины Александровны, подкрался незаметно и закрыл отцу глаза.

– Мама?..

– Не-а…

– Папа?

– Не-а…

– Баба?..

– Не-а…

– Павлик?..

– Аха… – залился звонким смехом малыш.

Папа взял Павлика за руки, поднял и тут же опустил.

– О!.. Тяжёлый какой… Да ты ж хорошо сегодня кушал, Павлик… – изумился он.

– Аха… – и вновь звонкий смешок.

– Фёдор, простите не знаю отчества… – кашлянув начала Ирина Александровна.

– Можно просто Федя…

– Фёдор, – смущённо продолжала воспитательница. – Ваш сын вёл себя сегодня очень хорошо… Сандалик только… Это у нас тут есть одна художница… – щёки воспитательницы предательски покраснели… Ох, как же она завидовала матери Павлика… Как бы хотела оказаться на её месте… – Ну, Пьер Карден просто… – она засмеялась от собственной глупой шутки. Папа Федя улыбнулся. Тут же Ирина Александровна посерьёзнела, даже побледнела слегка. – Но Павлик просто молодец…

– Молодец?.. – папа Федя перевёл взгляд на сына. – А если молодец… то что тогда для молодца?

– Мо-ро-женное!.. – выдал Павлик.

– Верно…

– Спасибо вам…

– Ирина Александровна… – подсказала воспитательница.

– Спасибо вам, Ирина Александровна… До свидания… – папа Федя присел перед сыном на корточки. – Ну, молодец, переодевайся и марш до дому… Мама нас с ужином ждёт…

Ванильный рожок Павлик вертел руками, водя по белой сладости языком, так что выходило некое подобие токарного станка, а сам рожок на глазах «стачивался». Папа Федя же шагал рядом, погружённый с головой в список купленных продуктов. Вроде как выходило: всё купили, однако гложило сомнение, что чего-то не хватает. Оно так всегда бывает, если затеваешь поход в магазин. И лишь проход по пунктам списка поможет сообразить чего не запамятовал, а чего лишнее…

– Кан-цел-яр-и-я… – прочёл по слогам Павлик. – Папа, а что такое кан-цел-яр-и-я?

– А? – отвлёкся папа от списка.

– Кан-цел-яр-и-я, что такое?

– Контора, Павлик, контора…

– А что такое «кан-тора»?

– Учреждение такое, где перекладывают бумажки и рисуют в них буквы… Мы груши купили?

– Аха… три штуки…

– Эт замечательно…

– Пап, а давай тоже будем этой самой кан-то-рой. Я умею рисовать целых восемь букв… – он продемонстрировал озвученное число заляпанных сладким липким белым соком пальчиков.

– Ну, Павлик, этого мало…

– Ну, я ещё могу перекладывать бумажки…

– И этого мало, Павлик… Мы сухарики купили?

– Кусарики мы купили…

– Это хорошо… А курагу?

– Да купили мы эту противную курагу… Ты мне лучше скажи, почему мы не можем сделать кан-то-ру?

– Ну… – папа Федя задумался не на шутку и даже приостановил шаги. – М-м… Для того должен ты быть повыше слегка… самую капельку… потом у тебя должен быть серьёзный вид… ещё быть может отпустить усы или нацепить очки понадобится… нужен к тому же костюм… серый, официальный… белая рубашка… И тогда только тебе разрешат перекладывать бумажки и рисовать в них буквы…

– У… – взвыл Павлик.

– Но тогда тебя все будут уважать или даже бояться…

– Круто… – обрадовался малыш, при том сделав соответствующий жест.

– Павел, что за слова?! Кажется, мы говорили уже по этому поводу…

Мальчик потупил виновато взор:

– Извини… Я хотел сказать: здорово…

– Так-то лучше… О!.. Да ты измазался весь… Дай-ка я тебя вытру.

Синий в коричневую полоску отцовский платочек смахнул с лица дитятки остатки белого сока.

– А бумажку? – спросил папа, тыча пальцем в распластанную от рожка фольгу, ныне чем-то напоминавшую цветок.

– В мусорку… Вон одна…

– Ну, иди… иди…

Однако добежать до урны Павлик не успел. Дверь подъезда с дребезгом распахнулась и прямо на ребёнка вылетело белое пятно, тут же принявшее очертания соседского стаффордширского терьера. Собака упруго встала на четыре лапы, приняла боевую стойку и оскалилась. Павлик отскочил к отцу, выронив цветастый бутон обёртки…

– Не бойся, Павлик, он не укусит, – без особой смелости попытался успокоить его отец. – Это соседский Стиф… Мы же знаем его, правда… Он только гуляет почему-то без хозяина… и намордника тоже… Он нас не укусит… – заслонив ребёнка, папа Федя двигался мелкими шажками к подъезду. – Блин, да где ж этот хозяин-то его?.. Где сосед?..

– Блин… – повторил Павлик.

– Э-это нехорошее слово… – на полном автомате поправил его папа.

Казалось, сам Стиф растерян и напуган не меньше папы Феди с Павликом. Он рычал, скалился, держал стойку, а что там надо дальше и не подозревал. В то же время двое потенциальных посягателей на жизнь вожака его стаи двигались в сторону норы, где они с вожаком, его волчонком и волчицей обитали…

В проёме подъезда возник волчонок – подросток пятнадцати лет без определённых целей и жизненных идеалов. Он размахивал необходимыми поводком и намордником.

– Женя, ты бы убрал собаку… – его попросил папа Федя.

Волчонок произвёл пару движений челюстью, необходимых, чтобы оценить ситуацию и свою роль в ней, да тут же принял гордый вид:

– А чё, пугает, чё ли?

– Ну, немного да… Возьми Стифа на поводок… пожалуйста…

– У нас Свобода! Хочет гуляет как хочет…

– Женя, сейчас не до споров… Стиф уже напугал Павлика… Возьми его на поводок… пожалуйста…

– Ладно, ладно… – Женя оглядел двор, лишних свидетелей ему сейчас только не хватало… И вот цепляя карабин к ошейнику он, будучи полностью уверенным, что их никто не видит, в шутку скомандовал: – Фас!..

Надеялся-то он напугать, а оказалось… Стиф только и ждал команды, рванул поводок и вцепился в лодыжку папы Феди. С криком Павлик отскочил метров на пять. Собака же терзала, не понять отчего, ставшего вдруг таким опасным врага стаи. На траву повалились продукты, упала кепка с головы папы Феди, золотистыми хлопьями асфальт раскрасили опилки…

– Фу!.. Стиф, фу! – кричал волчонок. – Фу, кому сказал?!.. Папа! Папа!.. – гавкал он навзрыд.

В трениках с пузырями и майке на крыльцо влетел сосед, сразу схватил волочащийся по земле поводок и с матами, перемежающимися всеми известными командами, оттащил-таки Стифа.

– Уф… – отдышался папа Федя, приходя в себя. Нашарил на асфальте кепку, водрузил её на приличествующее место.

Сосед не проводя допросов и экспертиз тут же вздёрнул собаку по команде «К ноге», дал подзатыльник сыну и извинился. Каков хозяин такова и собака…

– Папа… – завопил Женя-волчонок.

– Сколько раз тебе, ублюдку, говорить, чтобы держал собаку на поводке?!

– Но папа…

– В морду в следующий раз дам!.. «Папа»! Нюни распустил…

– Он… он… – приходя в себя заговорил Павлик. – Он ещё «фас» сказал…

Женя заслуженно заработал второй подзатыльник.

– Мы что, с матерью сами должны с твоей собакой гулять, а?.. Мало того, что по ветеринарам ходим, стригём, убираем… Кто её себе хотел, а?.. Он денег стоит!?.. Мне на него месяц горбатиться на этой работе, а ты?!..

– Папа…

– Марш домой… Дома поговорим…

Папа Федя не вдаваясь в чужую семейную сцену поднялся, отряхнулся, собрал сумки, проверил на предмет потерь и поглядел на порванные плюшевые клетчатые брюки.

– Сосед, сосед, ты уж извини, а? – засуетился волк-вожак. – Распоясался, сладу с ним нет, во.

– Ничего, ничего, дело житейское…

– Сильно хоть? – кивнув на лодыжку, спросил волк.

– Ничего… не сильно… собака не виновата…

– Конечно, не виновата, во… – на том сосед и исчерпал инцидент да в тапках пошёл прогуливать Стифа вокруг дома.

– Павлик, ты-то хоть цел?

– Аха…

– Ну и хорошо… пошли домой… Мама волнуется…

– Пошли…

– А ты смелый… Другой бы и лужу напустил… нюни распустил… Я сам испугался, честно…

Павлик зарделся.

– Ну, немного испугался… самую капельку…

Они уже вошли в подъезд, как Павлик вдруг вернулся и довершил своё дело с красным фольговым цветком от рожка…

– Павлик, Федя, да где ж вы ходите-то?! Два раза уже разогревала… – такими словами встретила их мама.

– Извини, дорогая, задержались в пути. Купить много…

– Павлик, деточка, разувайся скорей… давай же… – стала мама расстёгивать наманикюренными пальчиками сандалики. – Стоп! – она принюхалась. – Вы опять ели мороженное?

– Он заслужил… – развёл руками папа Федя.

– Вот сляжет со скарлатиной и всё! – она надула губки и заплакала. – Оглохнет как Циолковский… – сквозь слёзы всё же она продолжала схватку с непокорными застёжками.

– Один раз не страшно…

– Эпидемия бродит…

– Мама, дай я сам, я умею… – Павлик живо высвободил другую ногу из сандалика, поднял его за ремешок и расстегнул застёжку.

– Вот тебе, Федя, «на вырост берём»… – вытерла слёзы мама. – Мозоль ещё натрёт… А ну марш есть!.. Третий раз греть не буду!..

Павлик с отцом проследовали на кухню.

– Так, а это что?! – мама показала на золотистую линию на ковре. – Ох, горе вы моё, горюшко!.. Убирать за вами ещё! – мамин взгляд проскользил до отверстия в плюшевых брюках. – А это ещё что за новая дырка?!

– Это Стиф! – опередив импровизацию папы Феди, выдал Павлик.

– Ох, опять он… Ох, он у меня попляшет, ох, он у меня дождётся… Я на них напишу… Он у меня будет накоротке ходить в наморднике… со всей их фашистской семейкой…

– Да ну, дорогая, зачем тебе эта собака? – возразил папа Федя, усаживаясь за стол.

– Мне-то он незачем… но он будет слушаться МЕНЯ! Поскольку от его хозяев толку мало… Хоть до мэра дойду…

– Мы оба знаем, что в гневе ты страшна…

– Руки мыли? – вернулась с небес на землю мама.

– Мыли-мыли… – Павлик продемонстрировал красные от горячей воды ручонки.

– Ну, тогда приятного аппетита…

– «…По воде еще плыли доски и рейки, а невдалеке качалась маленькая деревянная кадка, над которой был раскрыт пестрый летний зонтик. Джиму и в голову не могло прийти, что внутри сидит Пинг Понг», – папа Федя закрыл книгу и поглядел на Павлика. – А теперь спать, бесштанная команда!

– Но папа, что там дальше будет?! Там же самое интересное…

– Потерпи до завтра, узнаешь… Уже полдевятого, хорошие мальчики в это время спят… А ты хороший мальчик?

– Нет, я не хороший мальчик, я – молодец… А мы будем ещё есть мороженное?

Папа бросил опасливый взгляд в сторону родительской спальни, наклонился к мальчику и прошептал:

– Да, обязательно… Только ты должен себя вести очень хорошо…

– Я буду…

– Ну вот и славно… – папа Федя поправил одеяльце, поднялся с пуфика, положил книгу на полку. – Спокойной ночи…

– Спокойной ночи… – Павлик замялся. – Папа…

– Что, Павлик?

– А ты купишь мне собаку? Не такую как Стиф. Маленькую, я её буду с собой носить… Она меня не укусит… честно-честно…

– Я подумаю, спокойной ночи…

– Спокойной ночи…

– Так, а теперь снимай штаны, герой, – в спальне сказала ему мама. В каждой руке она держала по иголке с ниткой. Только одна нить – телесного цвета, другая – коричневого, под цвет подранных плюшевых брюк. – И откуда ты такой выискался, герой – голова с заплатой?.. С собакой он связался… Твоего роста никого не было случаем?!..

– Дорогая, его Женя натравил…

– Ну да… А ты ни при чём?..

– Ты же знаешь, он меня не любит…

– Не любит… Все тебя любят… продавщица в супермаркете обожает, дворничиха улыбается, сантехники глазки строят, а лысый белый урод на четырёх лапах ненавидит… Да не вертись ты… Вот стёжка пошла кривая…

– Мужчину красят шрамы…

– Что верно то верно, мужчину красят… Вроде вышло… Неровно конечно… нога теперь будет слегка хромать… Опилок потерял немного, я их ватой заменила… В Burda Menschen советуют такое донорство, если потеряно немного…

– Даша, он щенка попросил…

– Ножка хромать может, опилки это тебе не вата… Я тебе на второй раз шов сделаю, чтобы уж наверняка… – тут мама возвратилась в этот мир из реальности полезных советов. – Погоди-погоди, какого ещё щенка?

– Маленького, чтобы носить…

– Нет, нет!

– Не кричи, разбудишь!..

– Мне хватает ваших взаимоотношений с этим белым лысым уродом из четырнадцатой!.. – иголка заходила по шву быстрее, вверх-вниз, вверх-вниз. – Опять же, это шерсть по всему дому… Мусор… и чего похуже… постоянные споры кому гулять… Нет, нет… У меня в детстве была собака, одного раза предостаточно… А вдруг у него аллергия окажется, не отдавать же обратно… Мороки… А если он его покусает?.. Нет, и не проси… когда ему нужен был отец – появился ты… – игла сделала прощальный реверанс и образовала на ткани телесного цвета небольшой узелок. – Этого достаточно…

– Но ему нужен кто-то рядом… Мы – его… м-м… родители… Но ему нужен кто-то его роста…

– Хорошо, предлагаю ходить перед ним на коленках…

– Ты не понимаешь, ему нужна сестра… или брат…

Иголка в руках мамы остановилась.

– Зачем? – наконец спросила она.

– Папа-мама – это не вся семья всё ж… А один ребёнок – не ребёнок…

– Верно, что в голове у тебя опилки… – игла с коричневым хвостом вновь зашагала по брюкам. – Будто я не знаю, что нужна… Но нам двоих-то не выкормить… Я со своим шитьём, ты со своей работой…

– Это так только кажется, ты боишься зря…

– Хорошо, хорошо, я что-нибудь придумаю… Гляди, вроде ничего вышло, он тебя драл аккуратно, но без умения, вон как зубки-то легли… На меня, помню, Булат как-то набросился из-за кости… двенадцать простых швов вышло… – мама аккуратно отрезала нитку и поглядела на творение рук своих. – Но штанам ещё две такие встречи и «капут». Так что не геройствуй больше… Ложись спать, завтра вставать рано…

Папа Федя расположился на кровати солдатиком и мгновенно уснул, и даже не захрапел – он не умел этого в принципе… Мама Даша же забравшись на табуретку сняла со шкафа стопку запылившихся глянцевых журналов Burda Menschen, раскрыла один как это полагается сзади и начала шарить по оглавлению.

– Мальчики… мальчики… Хотелось бы, конечно, девочку… Так, здесь нет… В этом умном журнале лишь мальчики… Задумка-то хорошая у них была, у немцев-то, только на угоду их фрау, которых и так мало осталось… и тут только мальчиков им подавай… – за долгие годы одиночества у мамы Даши выработалась привычка разговаривать с самой собой, пока никто не видит, а то, не ровён час, упекут в жёлтое заведение. – Ну вот а дальше: традиции Вуду, к ним пришиты немецкие… Наполнение – чисто опилки, движения – чисто Вуду… И тут мальчики… А дальше дело вкуса, какая хочешь выкройка, какая хочешь материя… лепишь что хотишь… Так, двухметровый швед, китаец-эконом… финн-рыжий… мулат из лоскутков… Всё для ихних фрау… Ага, вот и девочки… Белокурая… Фасон «Гретхен»… Пять метров… М-да, где ж столько плюша-то найти?.. Ларка говорила, где-то у неё было… Ну, поскребу по сусекам… выйдет слегка мулаткой… но чем богаты… А размер? – она бросила взгляд на сопящего папу Федю. – Сорок второй, с выростом до сорок восьмого… – она вздохнула. – Пусть будет такой… – она развернула белые листы исчерканные клубком разноцветных линий, достала рулон с калькой, карандаш и, конечно, ножницы. – Ну, будем считать, в папу…