Текст книги "Учения от Иоанна"

1:4

У моей головы начинается новая жизнь,

Все вокруг кувырком, а мне хочется с нею дружить.

«Это дело привычки, я сам был таким», – говорил мне знакомый вампир. —

«Только вниз головой ты поймешь перевернутый мир».

Владимир Ткаченко, Максим Кучеренко

Не так сложно было найти пророка, сколько добиться его открытой двери. Сатаниэль и Урий намеренно не выдали мне его адреса, считая моё вознаграждение достаточно большим, а работу простой. Но для инженера разыскать человека в городе – дело плёвое. Потоптался я только в Институте Фундаментальной математики, куда и был приписан Фефелов. Работал он дома, а адрес мне наотрез отказались выдавать. Хорошо, что у меня есть сила внушения, и меня снабдили необходимой информацией, не забыв добавить «Это не те дроиды, которых мы ищем». И да простят мне это хулиганство, но уж так у меня повелось.

– Кто там? – наконец-то раздалось глухое из-за двери.

– Esse homo!44
  Это человек! (лат.)


[Закрыть] – ответил я и не соврал. – Геннадий Константинович, есть небольшой разговор.

– Говорите через дверь…

Через глазок, конечно, можно попытаться внушить… но что-то меня останавливало.

– Я могу решить вашу проблему с ангелами и демонами, – выпалил я, оглядевшись на площадке. Не ровён час подумают, что я сектант или экзорцист. Тогда или сдадут куда следуют, или отведут решать проблемы с барабашками.

Дверь осторожно приоткрылась насколько позволяла цепочка, в щель я увидел одутловатое близорукое лицо, тут же на меня пахнуло и перегаром. Эти силы света и тьмы кого угодно до запоя доведут. Глаза пророка аккуратно огляделись, дверь открылась.

– Проходите, – и он икнул. Шагал он по квартире, как все пьяные, желающие убедить окружающих в своей кристальной трезвости – уж больно прямо.

– Вы только не расстраивайтесь со всей этой чертовщиной и ангельщиной, но такова судьба… – говорил я проходя и осматриваясь.

– «Судьба», «судьба», – передразнил он и сел на кривоватую табуретку. – Всё же можно изменить…

– Кое-что у нас с вами изменить нельзя, – я посмотрел в его глаза.

– О… только заметил, у вас гетерохромия!

– Меня зовут Святослав.

– Геннадий, – он протянул слегка трясущуюся руку.

– Геннадий, у нас с вами есть рок, не дающий спать нам спокойно. Они выбрали вас, как некогда выбрали меня. Но со мной несколько другая история. Вы стали нейтралом, а со мной перестарались обе стороны.

Тут пришлось оголить торс и раскрыть свои белые крылья.

– Я сочетаю в себе оба лагеря, Геннадий.

– А можно крылья потрогать?

– Можно…

– И вы летаете? – спросил он, ощупывая перья.

– Могу, но не так часто, как это того требует. Когда для ангелов придумывали свойства, никто не думал про закон о малой авиации и радарах ПВО. Поэтому только по вечерам и низко. Геннадий, поймите меня правильно, но есть вещи, которым мы сопротивляться не в силах. Это наше с вами предопределение, если хотите…

– Кто вы такой?

– Как я сказал, я – результат работы сил тёмных и светлых. Но они настолько перестарались, что я стал арбитром этих сил. Ни одна из сторон во мне не победила. С вами же ситуация обратная: вам и не дали ничего, но теперь каждой из сторон вы необходимы как Пересвет, или Челубей. В зависимости от того, чью сторону вы примете.

– Так… мне нужно проверить сосуды… – он повернулся к колонаде бутылок на подоконнике, поднял одну, перевернул, другую, перевернул. – Ай… – он прикоснулся аккуратно к стеклянной ёмкости и внутри тут жезаплескалось вино, потом взял со стола чёрствый кусок хлеба и разломил его, один протянул мне. Стоит ли говорить, что куски у нас были одинаковые?

– Учения Судного Дня – не шутка, а мероприятие к которому готовились не одну тысячу лет…

– Ну, Гена, будь здоров, – не обращая внимания на меня, пророк опрокинул в себя кружку с логотипом конференции, до краёв наполненную красным вином и тут же закусил куском хлеба. – Это я вычитал… Каждый сам себе Иисус Христос, но не каждый превращает воду в вино.

Пить пророк не умел, это точно, а на такое чудо пошёл исключительно из эксперимента. Но вдруг, почуяв неладное в чреве, он сбежал в туалет, даже не заперев дверь. Может с консистенцией ошибся? Я понюхал хлеб. Ничего подозрительного. Взял в руку бутылку. Квадратная зелёная. Вино в такие разливают разве что оригиналы. Но этот сосуд хранил в себе некогда оливковое масло. С другой же стороны, концентрация масла не такая уж великая. В любом салате в десятки раз больше…

А меж тем из туалета раздавались неприятные звуки мучимого поносом пророка.

Тут ангелы и демоны дали промашку. Нейтрал оказался слаб душой: создав вино, он сам себя убедил в слабительных его свойствах. Чую, Учения на этой ниве пройдут бессмысленно и беспощадно…

Тут из туалета вышел пророк. С не совсем твёрдой пищей его покинул и алкоголь, так что глядели на меня протрезвевшие глаза.

– В конце концов, – продолжил я, – можно это время провести с пользой. Я в юности тоже поработал на тех и других, вроде как тест-драйв. В итоге, покатался по свету за их счёт, так сказать.

– И вы мне предлагаете на гору Мегиддо забраться?

– Ну, Армагеддон в конце концов случится… А пока вознесётесь в небеса или… спуститесь в Ад…

– Да-да, там у меня поразительно много знакомых пребывает на текущий момент, – он осторожно присел рядом, прислушался к себе. – Сами-то какую сторону выбрали?

– Я остался человеком. Ни ангел, ни демон.

– Вот и я хочу остаться человеком.

– Но ведь Учения. Они вам дали это вино, этот хлеб.

– И это, – он открыл холодильник до отвала заполненный банками бычков в томате. – Это я тоже вычитал, но рыбы дома не оказалось. По финансовым причинам я раньше ел только курицу, а говядина доставалась лишь в быстрорастворимой лапше, да и то с глутаматом натрия. Теперь вот банок дома завались… В сущности: общество потребления, не больше…

– Христос помогал страждущим.

– Тяжело, как же это тяжело, Святослав. Этот выбор, – тут он заговорил как алкоголик, разрушивший свою жизнь, но никак не решившийся расквитаться с алкоголем.

– Выберите сторону, которая ближе к вам по душе.

– В том-то и дело, что я не знаю. А если победит не та сторона и всё благодаря мне?!

– Не победит, это же понарошку.

– В математике ничего не бывает понарошку, когда она превращается в бухгалтерию или статистику, формулы и цифры обретают ад. И с этими учениями то же самое. Есть тонкая грань, между иллюзией и реальностью. Как лезвие бритвы, превращающая формулу в наличность в твоём кошельке или сводки погибших в катастрофе. Я, когда пришёл к этой мысли, то понял: ничего сделать не могу. Только чудеса эти мне и под силу. А кого я готов видеть перед собой на горе, а кого ощущать спиной – то мне неизвестно. Нет опоры, в которой я уверен…

Да уж, психоаналитик из меня не очень. Особенно, если учесть предыдущую работу Сатаниэля, Урия со товарищи.

С пророком я тихо попрощался и ушёл опустошённый. Человек неуверенный в себе сделал таковым и меня. Если я раньше понимал свою человечность из-за равновесия тёмного и светлого в моём естестве, то сейчас эти монохромные силы показались мне настолько ничтожными, что и связываться с ними не хотелось…

А мы переходим ко второй части пармезанского балета.

Часть вторая. Сила переубеждения

Когда человеку кажется, что все идет наперекосяк, в его жизнь пытается войти нечто чудесное.

Далай-Лама XIV

2:1

У каждого человека бывает только одна любовь… Если он ее упустит, то бродит потом по свету как неприкаянный…

Морис Метерлинк

Тут мне стоит уйти в лирическое отступление и рассказать о ещё одной героине нашего повествования – Аглае.

С ней я познакомился в тот период пробы сил тёмных и светлых. Она была на побегушках у ангелов, ввиду своего ангельского возраста в тысячу лет. Но меня она привлекла прежде всего своей «неотмиратогошностью»: ничего не могла сделать идеально. Даже задания ко мне приходили в перевязанных ажурной лентой конвертах и с синим сургучом. Влюбился я в неё в пятнадцать лет. Но уж где я и тысячелетняя ангелесса? Впрочем, такие мысли возникают у всех подростков, положивших глаз что на свертсниц, что на барышень старше себя. В конце концов, я не был ни небесным подростком, ни исчадием, а потому поразить Аглаю чем-нибудь и не мог. Да и только в мыслях своих. Как потом оказалось, я ей тоже приглянулся, тогда как раз своей непосредственностью – сколько на меня не давили те и другие, я остался человеком.

Уже оставленный в покое лет в восемнадцать, я вдруг встретил Аглаю посреди горного кряжа Алтая. Она стояла непринуждённая и глядела вдаль. А её белокурые волосы разбрасывал суровый ветер. Высота меж тем около трёх с половиной километров над уровнем моря, из растительности встречались только мхи, а даль проглядывалась до самих Казахстана и Монголии.

– Доброй дороги, – сказал я ей.

– Доброй, – ответила она как всегда непринуждённо.

Мои однопоходники уже давно прошли вперёд, представляя собой вереницу, распластавшуюся по соседнему хребту.

Я же посмотрел в её глаза, а она в мои.

– А можно я в тебя втрескаюсь? – набравшись наглости спросил я. В конце концов, мне уже не пятнадцать, и я не мальчик по кое-каким показателям. Ждал любых возмущений, но услышал лишь краткое:

– Можно!

Ощущение какое-то, даже странное. Вот говорят, что любовь окрыляет. Ну, крылья у меня, допустим, есть. И куда дальше? Хотя пёрышки бы мне не помешали, а то ведь похожи на крылья летучей мыши-альбиноса.

– Кто-то там наверху меня любит, – сказал тогда я.

– Я же здесь, – ответила она.

– А да, забыл совсем…

И у нас завертелось.

Те недолгие встречи не испорченные бытом, те непринуждённые общие дела. Мы не таили наши отношения от ангелов и демонов, от них ничего не скроешь и так. В условиях их общей прозрачности и всезнайства, я и Аглая дезинформировали всех и вся. Как только сами не запутались – то удивительно.

Все эти годы мы, как и все порядочные влюблённые, служили друг для друга отдушиной. Тот день не стал исключением.

– Свет что ли, на вашем пророке сошёлся клином? – возмутилась Аглая с места в карьер.

– Да! И Тьма тоже!

– Ох, Слава, и связался же ты с ними… – она провела пальцами по коре приютившего нас дерева.

– У меня выбора не было…

– «Выбора не было»… Эти двое тебя запросто вокруг пальца обведут, ты и не заметишь. Если они так упёрлись в одного, а он им ничего с собой не позволяет сделать – значит дело нечисто.

– Делать он с собой ничего не позволяет, потому что он не так прост, каким кажется. Упрямство упрямством, но сила у него есть, теперь он свой слабенький характер проявляет как трёхлетка. Только силы у него больше, чем топать ногами лишь бы соседи не услышали.

– Видим мы с тобой только верхушку айсберга. Пророк заглянул чуть глубже. Но… Надо его поднимать, надо, Слава. Попробуй пообщаться с гуру.

– Ох, и тяжко это.

– Всё же лучше, чем ничего. Ты вернулся с пророком откуда начал, быть может, гуру тебе чего и подскажет.

– Я думал это сделаешь ты, Аглаюшка…

– А я и сделала. Перевела стрелку!..

– Я тебя люблю, стрелочница моя.

– Я знаю… – и мы поцеловались.

2:2

Если у жизни не учиться, она перестает учить и принимается наказывать.

Александр Вяземка

В жизни каждого есть личность на него повлиявшая больше всего. Для разнообразия лучше учиться у нескольких, чтоб потом не говорили о «рассаживании этой парочки».

Для меня же в сильной мере стал таким Гуру. С ним мы познакомились аккурат после «тест-драйва» сторон в моём подростковом возрасте. Размотанный донельзя делами высших сил, я пускался во все тяжкие и добрался до него.

Если со времён Битлов мы представляем себе духовных наставников сидящими в Гималаях в позе лотоса, мой же пребывал в казино и грабил потихоньку одноруких бандитов. Не обладая везением и интуицией, он логично ждал выигрыш и всегда выходил в небольшом плюсе, зная где остановиться.

На мои напрашивания на разговор он терпеливо ответил: «Ну, прилетай…» И я расправил крылья.

Гуру сидел посредидолгостроя областной прокуратуры и пускал бумажные самолётики, всякий раз сворачивая их по-новому.

– Здравствуй, учитель!

– Привет, Слава! – сказал он, глядя на секундомер. – Что привело?

– Про Учения Судного дня что-нибудь известно?

– А… Свежо предание… – гуру прошёлся языком по сгибу крыла и сильней его согнул. – Только даты и содержание предсказаний меняются.

– Апокрифами славен наш путь…

– Почему же? Всё взаправду. Меняются планы, меняются предсказания. «И станет белое чёрным, и пламя с неба воспалит всё живое… И город останется Соддомо-Гоморск, с соляными столбами в честь женщин, оглянувшихся на торговые центры…» Или около того… – он запустил самолётик и включил секундомер. Бумажный птенец вдруг свечкой взлетел, но как только кинетическая энергия иссякла, совершил переворот и по винту стал спускаться.

– Что за чёрное такое?

– Тсссс! – он поднял указательный палец вверх. И только когда самолёт достиг земли продолжил: – Шестнадцать сорок девять. До мирового рекорда секунды не хватает… – вдруг он поменялся в лице и продолжил с места остановки. – Я вот всё думаю, что хуже: три слепых мудреца, лапающих слона, или тот момент, когда один из них катаракту-то на одном глазу вылечил?!

– Смотря с какой стороны посмотреть…

– Смотри со стороны слона!

– Мне бы было неприятно, что меня щупают.

– Думаю, истине тоже.

– Вернёмся к нашим чёрным, белым и возможно баранам. Что это всё значит?

– Это же предсказание. Ничего конкретного! Скорее, намётки, а уж они потом объяснят, что и зачем. Задним числом, так сказать. А то ещё не попадут…

– Но что они сделают-то?

– Как бы уничтожат мир и как бы устроят Страшный Суд.

– Да здравствует наш Суд, самый Страшный Суд в Мире!

– Именно. Идём отсюда, Слава, сегодня что-то ветер не тот.

Мы оказались на улице. Промозглая погода наводила на депрессивные мысли. Я и гуру шагали в ногу и рассуждали обо всём на свете:

– Только стоит от этой компашки держаться подальше, Слава. Ангелы и демоны ничего не могут скрыть друг от друга, они прозрачны как рыбка-голомянка…

– Она не совсем прозрачна.

– Да, каких-то пятнадцать процентов. Можно даже книгу читать. Вот и с этими рогатыми да пернатыми такая же история: немного могут скрыть, но до поры до времени. Тридцать три года демоны не могли тебя укрыть, а ангелы не могли укрыть свои приложенные к тебе крылья. Что же им остаётся?

– Ещё больше зарыться в песок и там ручками шалить…

– У тебя ассоциации порой направляют к Фрейду, ей богу.

– Главное, что мы поняли друг друга.

– Поняли, поняли… Только зарываться не получится глубоко…

Тут к нам пристал человек-сендвич. На картонной плоскости его красовалось католическое распятие, храм и цитата из Библии: «Ворожеи не оставляй в живых. // Исход (20:18)»

– Экстрасенсам не место на нашем телевидении, – с этими словами рекламщик пытался всучить нам листовку. – Мы защищаем Бога от посягательств!

– По-моему, Он не нуждается в защите, Он сам может за себя постоять, почитайте Ветхий Завет, – сказал гуру. – Я не зря говорю «почитайте», потому что, судя по вашему плакату, вы с ним не знакомы! Поначалу вы боролись с римлянами, потом с язычниками, потом с еретиками (они имели наглость трактовать Учение не так), затем с иноверцами… ну а потом. Иноверцев не победить, язычников только больше стало, римляне вообще обнаглели – вымерли, поехали с оскорбителями и экстрасенсами! Сарынь на кичку! – мы оставили в покое и недоумении верующего. – Ох, Слава, как же мне охота наказать этих активистов, но, боюсь, после этого столько атеистов поверят в Бога и высшую справедливость… Давно пора этих святош проверить на причастность к вере, – тут он обернулся и крикнул недавнему собеседнику. – А ваши действия, дорогой, можно назвать PR-авославием! У вас там храм нарисован, там живёт Бог, но его там нет. Я проверял!

Тем и сразил наповал: активист принялся делать вид, что ни при чём и даже отшатнулся от проходящего мимо полицейского.

– Одним атеистом больше не станет, – спокойно сказал я.

– И меньше тоже… 13 августа 1966 года радиостанция Klue организовала в Техасе аутодафе пластинкам The Beatles, за фразу про то, что битлы лучше Христа. На следующий день в башню радиостанции ударила молния, разразился пожар, а директор попал в больницу. Господь дал понять, что такие защитнички ему ни к чему…

– Меня больше волнует пророк.

– А почему он должен тебя волновать? Тут Holy War55
  Святая война. (англ.)


[Закрыть] не выдержит троих! Твоя роль в битве – Пересвет… то есть Челубей. Хотя это с какой стороны. Но всё же Челубей. А уж пророк – он фельдмаршал. И уж кто захватит пророка в руки, тот в дамках сразу.

– Только в этой битве Челубеепересвет должен не столько притянуть, сколько заставить его перейти к одной или другой стороне…

– У каждого своя роль в этом бедламе…

Мы попрощались с пророком на повороте без слов.

В жизни каждого должна быть личность, с которой не поговоришь по делу, но что делать тебе дальше станет яснее ясного.

2:3

Утверждаю: наскок Дон-Кихота на ветряную мельницу – одно из самых результативных сражений в истории человечества…

Генрих Альтов

В тот день я дико возненавидел весенние каникулы. Слетевший с оси датчик при автоматических дверях, не желал их открывать. Сколько мы ни говорили уборщицам о бережном обращении – ничего не помогало. Но когда ж я наконец собрал все воедино, разрозненной толпой на утренний сеанс пошли школьники.

Ко всему прочему прогуливались арендаторы. Одна пристала ко мне с интернетом – у них скоро презентация и будут отправлять изображения на специально обученный экран. Для этих целей нужно беспроводное соединение, о котором никто не подумал и теперь просили слёзно у торгового центра лишнюю точку доступа (сами эти собаки на сене приобрести её скупились). Естественно ничего свободного у нас не имелось, но начальство решило ублажить крупного клиента и обещало выделить денег на девайс. Обещало, но всё затягивало.

– Святослав Никанорович, принесите её, пожалуйста, нам ещё отлаживать. А то у нас сроки горят…

«Горят, горят… Горите, вы, в Аду!» – подумалось мне, но сказалось совершенно другое:

– Сделаем!..

Замерев, наконец, я быстро открыл и закрыл дверь вручную, захлопнув крышку, обнаружил склонившегося надо мной Сатаниэля. Вот так-то, не поминай утром Ад!..

– Не-не-не, это не мои п'годелки, – поспешил он отнекаться. – Это чьи-то к'гивые руки.

– А то я не знаю. Дон Кихот сражался с мельницами, а я вот с дверьми. С чем пожаловал?

– Узнать как успехи, какие планы…

– Успехи не очень. Да, я думаю, ты и знаешь об этом.

Он кивнул.

– Явка провалена?

– Сатаниэль, не думай обо мне стандартно, иначе я рискую тебя крупно разочаровать! – мы вышли на улицу. Я постоял перед дверьми и полюбовался как глупый механизм рад, открывая перед каждым встречным чертоги торговли. – Сатаниэль, я вот бороду хочу отпустить, но она через неделю чесаться начинает?

– Те'гпи! П'госто организму нужно объяснить, что кожа, отслаивавшаяся от выб'гитых щёк тепе'гь – пе'гхоть, и от неё надо избавляться путями между волос. Поначалу почешется, а потом п'гойдёт… Ты меня уже «газоча'говал… Я – се'гёзный бизнесмен, а вожусь во всяких бывших делишках…

– Выполняешь долг перед одним из создателей… – передразнил я.

– Долги-долги, если бы не они, то давно бы уже веткой пок’гупнее «гуководил, вы’гвался в «Адские само’годки»… Я даже адский номе'г66
  То есть:+6-666-666-66-66.


[Закрыть] на мобилу чуть не купил «гади этого! Каких-то ста тысяч зелёных не хватило!..

– Ну, так отобрал бы.

– Не в моих п'гавилах. Но «Адские само'годки», я этого конто'ге никогда не п'гощу…

– Это ты кого выродком назвал?! – раздалось неподалёку.

Некто искавший приключений на свои кулаки прямо с утра шёл на Сатаниэля.

– Никого, – отрезал демон.

– Нет, ты мне скажи, ты кого тут выродком назвал?..

– Гражданин… – попытался я его урезонить. Мне на холоде стало неуютно. Дверь-то я проверил, пора и в тёплой комнате дремать под мерные перепалки коллег. И к моей беде гипноз не действовал на пьяных. Сатаниэль давно обещал пропатчить мой эйдос, но в связи с отказом от работы на адские силы, никто ничего и не сделал… – шли бы вы своей дорогой…

– Нет, пусть он мне скажет, – не унимался отчаянный, слабо понимая на кого он крошит булочку. Если многие боятся чёрных кошек, то вот сами хвостатые пушистые антрацитовые бояться Сатаниэля. Причём особо набожные (а кошки набожные, что бы про них не говорили) даже крестились.

– М-дэ… я – деловая личность, мне «гассусоливать некогда, – Сатаниэль достал ежедневник и принялся его листать. Надо отдать должное недоумению пьяного, оно так и не запустило его разум хотя бы на малых оборотах. – Вст‘гетимся для беседы че‘гез т‘ги дня в шесть часов вече‘га… В Аду! У меня как раз в это в‘гемя окошко… А сейчас: сделай так, чтобы я тебя не видел, г‘гажданин! – и щёлкнул пальцами.

– Э… Ты куда исчез?.. – хлопал глазами недавний драчун. – Куда он делся-то? – спросил он меня. Я лишь пожал плечами. – Одна тень осталась… Лишь из-за угла торчит77
  Тень Сатаниэля его боялась и всегда ошивалась неподалёку.


[Закрыть]…

– Ох-ох, опять этот бина‘гный сдвиг! – запричитал Сатаниэль и щёлкнул пальцами повторно.

– Понял… – кивнул хулиган, развернулся и ушёл.

– Ну зачем ты так? Человека в Ад отправил… – сказал я демону.

– Не люблю конку‘гентов. Я даже деньги в детские дома же‘гтвую, потому что чинуши всю «гепутацию нам по‘гтят, а их наворованное девать куда-то надо. А «гебёнок он что, из него что-нибудь хо‘гошее вы‘гасти может. Или плохое. Как повезёт. Душу потом ещё п’годаст…

Мы зашли внутрь, на благо моей коже, покрывавшейся цыпками на тот момент. Я ещё раз полюбовался работой дверей, поприветствовал систему подсчёта посетителей и поймал на себе недоумённый взгляд демона.

– И это сов`геменный Иисус Х`гистос? Этот тупица и есть сов`геменный Иисус Х`гистос? – пробормотал он куда-то в пол.

– Это ты кому?

– Не твоё дело…

– Довольно странно видеть разговаривающего с самим собой демона, некогда вытащившего из Рая Льва Толстого и показавшего ему мародёрствующих в Германии советских солдат со словами: «Ну, Лев Николаич, вы так и считаете, что война – это проявление лучших черт и качеств человека?»

– Это было давно и неважно… Слава, твой к`гестовый поход п`говалился, как и сам ты… – как-то лирично сказал он. – И нам п`гидётся действовать своими методами.

– Раньше ваши методы ни к чему не привели, мой метод ни к чему не привёл. Боюсь, вам придётся перепиливать взгляды на жизнь.

– Вот именно, план «Ё» пойдёт в дело.

– Какие вы предусмотрительные!..

– По`габотай с моё, до твё`гдого знака пойдёшь… – он вдруг поднял глаза и зацепился ими за какую-то блондинку. – П`гощай, Слава! На этот `газ навсегда… – и убежал к ней покупать душу. Краем уха я даже зацепил их диалог:

– А в вашем Аду есть солярий? – спросила она.

– Весь Ад – это один сплошной солярий!

– Тогда я подпишу!

Всё же, к человечеству я отношусь с оптимизмом.

Я вернулся в нашу каморку. Константин Александрович жевал батончик и одновременно изучал его этикетку:

– «Продукт молокосодержащий»… – и задумался. – Вот захватят нас инопланетяне-людоеды, Слава, поместят тебя в блистер и напишут: «Продукт человекосодержащий».

Я так и сел. Столько пытался выдать себя за человека и, после прощания Сатаниэля, им стал более чем, а теперь я всего лишь «продукт человекосодержащий»…

Но тут резко открылась дверь…