Текст книги "MEI NOVEM. Рассказы"

– Тихо, пойдёмте отсюда.

– Кто Вы? – спросил Андрей, всё ещё готовый к драке.

– Меня зовут Арсений. Арсений Петрович. Я живу недалеко от ворот парка, прямо у дороги. Мне было видно из окна, как вы идёте в усадьбу, и когда мне показалось, что нет вас достаточно долго, я пошел следом. Не стоит здесь бродить по ночам, это место не туристическая достопримечательность… – незнакомец махнул рукой, увлекая парня с девушкой за собой из таинственного здания.

– Откуда там…

– Зайдём в дом, – перебил вопрос местный житель. То и дело он осторожно оглядывался, внимание его привлекал каждый шорох. Арсений Петрович привёл их к своей деревянной избе. Покосившийся слегка забор напоминал редкие зубы древнего старика. Будто одноглазая старческая голова смотрелась тёмная изба за ним. Возвышался над ней ночным колпаком чердак. Войдя в дом, хозяин скинул шапку и полушубок, сел за стол и жестом предложил гостям последовать его примеру. Сняв верхнюю, запорошенную снегом, одежду, Лена и Андрей сели на сколоченные из досок крепкие табуреты.

– Вы зачем туда пошли так поздно? – прямо спросил Арсений Петрович. Его уставшее лицо пересекали многочисленные морщины. Это был мужчина средних лет, повидавший за свою жизнь много лишений. Своей густой, окладистой, тёмной бородой и исполинским телосложением хозяин избы напоминал Святогора из русских былин. В лице его отражалась какая-то вечная безысходность.

– Интересно было… – неуверенно пробормотала Лена, внезапно почувствовав себя под тяжёлым взглядом Арсения Петровича маленькой девочкой, которую отчитывают за безрассудную глупость.

– Чего интересного в этих руинах?– удивился тот.

– История. Усадьбе ведь две сотни лет. Было бы обидно уехать, не взглянув на неё. К тому же мы набрели на неё случайно и не смогли просто уйти, – кивнул Андрей.

– У нас тут не всё так тихо, как кажется, – заметил мужчина, – Вам следовало бы быть немного осмотрительнее.

– Если Вы имеете в виду легенду о фонарщике, то мы её уже слышали, – сказала Лена.

– Некоторые считают, что усадьбу облюбовал сам дьявол. Мол, он и зажигает в ней огни, но они не правы, – в комнате воцарилась тишина. Несколько секунд Андрей и Лена сидели молча. Арсений Петрович явно знал больше, чем Никита и Женя из гостиницы. Внезапно сверху послышался громкий звук, словно что-то упало. Лена вздрогнула, а Андрей в замешательстве посмотрел на потолок.

– Это кошка по чердаку бегает, – успокоил гостей хозяин, вернув их внимание себе, – Пусть говорят что угодно, но я живу возле этой усадьбы много лет, и я точно знаю, что здесь происходит.

– Что же?! – после секундного замешательства воскликнула девушка.

– Вы уже слышали о фонарщике… но мало кто расскажет вам то, что могу рассказать я. Это случилось очень давно, когда электричества ещё не было, и, чтобы зажечь уличный фонарь, к нему приходилось подниматься по шаткой лесенке, чтобы открыть стеклянную дверцу и поджечь масляный фитиль. Поначалу только в усадьбе стояли фонари, но, когда городок достаточно разросся, их поставили и на некоторых городских улицах. Тем не менее одного человека хватало, чтобы обслуживать их все каждый вечер и каждое утро. Фонарщиком был сильный бородатый мужчина, живший в маленьком домике на территории усадьбы. Он был нелюдим, угрюм и, как многие считали, изрядно жесток. Люди не любили его и потому сторонились. У немолодого уже барина в доме жила красавица-дочь. В первую же встречу она растопила сердце фонарщика. При виде её в нём просыпалось что-то светлое. Девушка была чуткой, нежной и невинной. Одинокий, озлобленный на весь мир, фонарщик нашёл в её образе утешение для своей пусть чёрной, но всё же многострадальной души. Он редко видел её, лишь когда девушка выходила погулять в сад, жил ожиданием этих встреч, но рано или поздно это должно было закончиться. В дом стали приезжать кавалеры, фонарщик стал замечать её в компании щёголей офицеров, прогуливающихся с ней по парку, во время очередного бала. Он страдал, когда она оказывала кому-то малейшие знаки внимания, даже просто дружеский взгляд её, брошенный в чью-то сторону, заставлял его ужасно мучиться. В нём закипала ревность, ненависть, он физически не мог это выносить, с каждым днём становясь всё мрачнее. Однажды в городе появился таинственный человек… многие считали его колдуном… К тому времени фонарщик понял, что только самой невероятной магией можно было преодолеть пропасть между ним и его возлюбленной. В пасмурный вечер он встретил колдуна на улице и заговорил с ним. Тот быстро увидел, скольких усилий стоит ему балансировать на грани черноты своей природы и света любви к девушке, и столкнул фонарщика во тьму. Странник рассказал о чёрном ритуале, позволявшем запереть душу человека в предмет, покрыв его кровью медленно убитого хозяина. Сказал, что если подарить чужую душу деве, то ненависть убитого, перельётся в неё, но преобразится в любовь. Колдун научил фонарщика этому страшному ритуалу и уехал, а в городке начали пропадать люди. Жуткий кровавый дар, преподнесённый фонарщиком, напугал девушку, но завороженная его неведомым могуществом, она не смогла от него отказаться или рассказать об этом отцу. Так продолжалось несколько месяцев. Но однажды она сказала ему, что помолвлена. Девушка думала, что испугавшись её будущего мужа, фонарщик оставит её, но он рассвирепел. Не в силах владеть собой, он схватил девушку. От испуга она наотмашь ударила мужчину. Любовь, ставшая уже одержимостью, обрушилась на него волной всепоглощающей ярости. Не помня себя, фонарщик схватил её и уволок в старую церковь, руины которой стояли за городской чертой. Он долго пытал дворянку, прежде чем убить, а потом заключил её светлую душу в её же собственное платье, окрасив его девичьей кровью. Барин был вне себя, когда пропала его дочь. Через несколько дней фонарщик осознал, что не только забрал жизнь ни в чём не повинной девушки, но убил самое дорогое, что у него было. Муки ревности теперь казались ничем и, хоть он слышал исходящие от платья тихие, едва заметные, стенанья любимого голоса по ночам, он не мог найти себе покоя. Через несколько недель невыносимых мук, фонарщик спрятал где-то в усадьбе все свои кровавые творенья, потому, что боялся, что их найдут и уничтожат. Он положил в тайник и шило, которым убивал всех этих людей. Вспоров себе вены на руке, он окропил орудие собственной кровью и провёл дьявольский ритуал, после чего отправился сдаваться барину, – рассказчик задумался на миг, словно бы проверил, не упустил ли он каких-то деталей, затем продолжил, – Фонарщика тайно казнили в тот же день в лесу с особой жестокостью. Конечно, отцу это не принесло покоя, он лишь начал терзать себя мыслями, не мог ли он покончить со злодеем ещё более жестоко, причинив тому больше мучений напоследок. Фонарщик рассчитывал, что он запрёт себя в собственном шиле и проведёт остаток вечности рядом с душой любимой, но… ритуал не подействовал на него самого. Через несколько недель в подвале старой церкви обнаружили обескровленные тела всех его жертв.

– Откуда Вы столько знаете? – удивилась Лена, поёжившись от ужаса. Арсений Петрович вздохнул.

– Я потомок семьи, что жила в усадьбе. Мои предки служили здешним господам, – ответил он, – Мой далёкий прадед как-то поздним вечером возвращался домой и услыхал бормотание из домика фонарщика. Движимый юношеским любопытством он подошёл посмотреть: угрюмый бедняк стоял на коленях, склонившись над окровавленным платьем дочки барина и плача говорил с ним. Прадед выслушал всю его историю, но собравшись уходить, выдал себя неосторожным шагом. Хозяин домика выскочил наружу и схватил мальчишку, но внезапно ослабил хватку и посмотрел ему прямо в глаза… «Я сам скажу», твёрдо сказал он и вернулся в дом. Мой прадед смертельно боялся проронить хоть слово и рассказал эту историю только когда фонарщика убили.

– Эту легенду передавали из поколения в поколение в вашей семье? – догадался Андрей.

– Да, – подтвердил Арсений Петрович, – После смерти фонарщика барин вскоре умер. Он не смог жить после того, как погибла его дочь. Усадьба запустела… Несколько лет спустя прадед случайно забрёл в усадьбу. Вдруг он услышал чей-то голос. Жуткий, леденящий душу голос, который напевал песню о фонарщике… Ту самую, которую сейчас знает почти каждый в нашем городке. Он напел её другим. Так песня осталась жить в народе, но он не знал, что каждый, кто слышал эту жуткую мелодию хоть раз, мог ожидать, что фонарщик придёт в его сны. Его чёрная душа так и не смогла покинуть этот мир. Чувство вины перед девушкой накрепко привязало его к руинам. Появляясь во снах, он заставлял людей идти в усадьбу и зажигать свечи. Прадед считал, что он хочет найти девушку, которая наденет окровавленное платье его возлюбленной, и в этом теле воскреснет её душа. Фонарщик жаждал вернуть возлюбленной отнятую жизнь. До сих пор время от времени, околдованные силой фонарщика приходят люди в усадьбу и возжигают свечи, а потом ничего не помнят. Зимой такие ходоки умирают от обморожений в руинах, выходя из дома в том, в чём спали… Я живу к усадьбе ближе всех и видел много случаев, которые хотел бы позабыть.

– А вам не снился фонарщик? – неожиданно спросила Лена, прервав задумчивое молчание Арсения.

– Ох… – смутился мужчина, – Кому он здесь не снился… Почти каждый здесь хотя бы раз слышал зловещую песенку. А уж после всего, что я видел, пока жил здесь… Одно могу сказать: я никогда не зажигал свечей в усадьбе, – тихо закончил он. Муж с женой переглянулись. Оба решили, что зря выбрали для отдыха этот городок.

– Сегодня у меня заночуете, – стукнул по столу ладонью Арсений, – Нет вам резона до жилья по темноте идти. У меня место есть. Ляжете здесь, – Арсений Петрович разложил диван и постелил постель. Сам же отправился к себе в спальню и задёрнул шторку, разделяющую комнаты.

– Нужно уезжать отсюда, мне так тут неуютно, – прошептала жена Андрею, – Пожалуйста, давай купим билеты завтра же. На самый ранний рейс!

– Согласен, – кивнул парень, – Что-то неладное случилось в усадьбе, со мной никогда такого не было, лучше уехать домой.

– У меня плохое предчувствие. Я видела, как загорался фонарь, когда в парке гостиницы не было электричества… Я боюсь, Андрей… обними меня, – Лена, словно беззащитный щенок прижалась к мужу, – Мне так страшно здесь иногда. Скорее бы оказаться в автобусе, – проговорила она, уткнувшись лицом ему в грудь.

– Ничего, родная моя. Всё будет хорошо. Совсем скоро.

В эту ночь убывающая луна светила в окно удивительно ярко. Слабый, отдающий голубизной, свет её проникал в комнату, полупрозрачной шалью ложась на окружающие предметы. Андрей никак не мог заснуть. С трепетом смотрел он на спящую жену. Елена лежала на спине, рассыпав по подушке свои густые, немного вьющиеся волосы. Грудь её мерно, едва заметно, вздымалась и опускалась, слегка приоткрылся рот, подрагивали веки с длинными изящными ресницами. Освещённая бледным светом луны кожа её казалась восковой, чуть ли не прозрачной, но это нисколько не умаляло красоты девушки, совсем наоборот, только приумножало её. Будто статуя Афродиты, филигранно и любовно вытесанная опытным мастером из бесформенного камня, представала сейчас Елена перед мужем.

Андрей очень долго не мог заснуть. Утомлённое дневными делами тело требовало ум отключиться и пасть, наконец, в удивительную бездну сладостной неги сна, но мысли обо всём услышанном и произошедшем за последние дни никак не давали покою и расслаблению прийти. Всё ж рано или поздно сон должен был овладеть телом. Время шло, и взбудораженный дневными страхами мозг разжимался, словно кулак, постепенно и неохотно отдавая сознание Морфею. Начал понемногу растворяться перед глазами светлый образ прекрасной Елены, укрыли закатившиеся глаза тяжёлые веки, последнее напряжение мягко покинуло тело. Плывущей беззвучной поступью приближался сон. Волнами расслабления и покоя омывал он сознание, плавно погружая его во тьму. Растворились ужасы дня и не скоро забрезжили цветовые гаммы причудливых миров сна. Но недолго приятные сны плыли перед глазами: серость неожиданно окутала всё вокруг своим тоскливым плащом. Послышались раздирающие душу стенания, мурашки побежали по коже спящего Андрея. Слышались шаги, голоса, тени, силуэты… фонарь. Прямо перед Андреем, шагах в пятидесяти, стоял фонарь. Внезапно он увидел, что оказался на аллее, уходящей в мрачную пустоту впереди. На ней ровным строем, словно копья адского войска, стояли вороново-чёрные фонари. Узловатые ветви иссушенных деревьев замерли, будто в ожидании хозяина. Медленно ковыляя, вынырнул из тёмного тумана широкоплечий, сутулый силуэт. Он приближался неспешно. Андрей чувствовал на себе неподвижный взгляд, хоть и не мог различить очертания глаз в темноте. Парня охватил необъяснимый ужас, а тело сотрясала дрожь. Он дёрнулся в кровати, но не сделал ни одного движения во сне. Оцепенение сковало ноги, не позволяя сдвинуться с места. Шаркали старые сапоги по дороге. Всё ближе… Ближе… Андрей закричал, но из раскрытого рта не вырвалось ни звука. Тишина, став почти осязаемой, задавила крик в глотке парня. Фигура добралась до первого фонаря и, поставив к нему лесенку, откинула полы серого пальто и начала медленно, но умело, забираться по деревянным перекладинам. Скрипнула первая ступень, вторая, третья, запахло гарью. Зажёгся в темноте далёкий фонарь. Он светил неярко, но сумел выхватить из темноты более чёткие очертания самого фонарщика. Серая фуражка с козырьком тенью закрывала лицо, обросшее жёсткой, словно старая щётка, спутанной бородой. Неумолимо, необратимо, безжалостно надвигался фонарщик. Все ближе и ближе подходя к молодому человеку, зажигая попутно новые фонари. Все это время взгляд его, незримых в тени фуражки, глаз въедался в душу Андрея. Скоро забился маленький огонёк в последнем фонаре, и фонарщик подошёл вплотную к Андрею. Казалось, в тени своей фуражки он усмехается над дрожащим от страха парнем. Холодный пот, катился по спине Андрея, а бессмысленный рефлекс напряг отчаянно все его мышцы. Эхом в голове прокатился злой хриплый шёпот с нотой насмешливой издёвки: "Люди боялись выходить на улицы с наступлением темноты. Они боялись убийцы и спрашивали, как я могу так спокойно продолжать работать по ночам?" Силуэт растворился во мраке. Со всех сторон Андрея плотной пеленой окутала тьма. Только уходящая вдаль линия светящихся в фонарях огоньков, ставших едва заметными точками, всё ещё виднелась впереди. Внезапно парень почувствовал холодное дыхание над своим ухом. Шёпот стал звучать громче, жёстче и отчётливее: "И я отвечал: "Я зажигаю свет в темноте. Чего мне бояться?!" В тот же миг Андрей почувствовал, как в бок с силой и ненавистью воткнулось что-то острое и холодное. Горячая кровь обожгла место удара, хлестнув наружу. Парень вскрикнул и сел, распахнув глаза. Он сидел на диване рядом со своей женой, которая спала крепко и не пробудилась от этого звука. Рука метнулась к ране, но её там не оказалось. Сердце неистово колотилось у самого горла. Андрей огляделся, стараясь успокоиться. В комнате стало значительно темнее, луну заволокли тяжёлые тучи, преградившие своими громадными телами дорогу для света. В доме было тихо. Андрей лёг, переменив позу, но не сумел заснуть сразу. Дрёма одолела уставшего парня лишь под самое утро.

Добрым словом проводив гостей, Арсений Петрович затворил дверь в дом. По дороге в гостиницу Андрей рассказал жене о сне, что мучил его ночью. Девушка встревожилась. Было страшно осознавать, что нечто ужасное может в действительности произойти с её любимым мужем. Маяком надежды казалась мысль о том, что очень скоро они уедут из этого странного места и навсегда позабудут его старую легенду. Позавтракав в гостинице и взяв нужную на билеты сумму, парень быстро собрался и пошёл в город. Погода начинала портиться. Вновь разбушевался ветер, послышались могучие порывы вьюги. Сидя на подоконнике у холодного окна, Лена читала книжку. Неожиданно стало быстро темнеть. На страницы легла тень, и девушка бросила взгляд на горы: пелена снега заволокла горнолыжный спуск. Бушуя, словно бескрайние волны океана, снежные вихри затмили небо и обрушились на землю. Снег надвигался так стремительно, что скоро за вьюгой исчезли очертания гор. Разъярённым быком буря неслась к городу, размахивая клубами снега, сбивая с ног, засыпая всё вокруг сугробами. Девушка соскочила с подоконника и бросилась к телефону. Андрей не отвечал. Скорее всего, связь не работала из-за погоды. Целый день Елена в неведении ждала Андрея в занесённой гостинице. Работники понемногу начали очищать территорию, создавая небольшие тропки. Парень пробрался через снежные заносы только к сумеркам.

Он ввалился в двери холла, рассыпав по полу комья снега и устало рухнул на диван. Лена уже ждала его здесь, так что теперь подбежала к нему, принявшись отряхивать снег. Его взгляд выражал досаду истратившего на бесполезную борьбу все силы, но потерпевшего поражение человека. Стало очевидно, что уехать из города сейчас невозможно.

Бушевавшая днём буря оставила после себя серьезные раны на теле города. Ветер повалил деревья, оборвал линии электропередач, а потому многие дома оказались обесточены. Электричество в гостинице тоже пропало. Служащие, конечно, говорили, что ремонтные работы уже ведутся, но верить этому вряд ли можно было. Ведь стоило только выглянуть в окно, как становилось ясно, что пока дороги не будут расчищены, городская бригада не сумеет добраться, к тому же в городе им и так сейчас хватало работы.

Вечером в гостинице повсюду расставили и зажгли свечи, из-за этого мрачные длинные коридоры теперь казались бесконечными. Безмолвно застывшие огоньки стояли вытянувшись и только при приближении людей подрагивали с лёгким треском. Холодными силуэтами бродили по коридорам служащие отеля. Их одинаковая строгая форма, накрахмаленные воротнички, дежурные улыбки и профессиональная невозмутимость теперь становились неприятным, жутким дополнением общей атмосферы, окутавшей с наступлением темноты гостиницу.

Ужин при свечах оказался отнюдь не романтичной трапезой. Тихое позвякивание столовых приборов о тарелки в полутьме напоминало что-то зловеще-демоническое. Никто почему-то не обсуждал за едой произошедшее за день или вести из дома. Гробовая тишина тяжёлой тучей повисла над столами. Лене, которая отличалась особенно живым воображением, представился ужин в готическом замке, где откармливали своих жертв отвратительные людоеды. Никита напоминал гордого графа, по-хозяйски облокотившегося о стойку и наблюдавшего за гостями. Официанты, словно члены зловещей секты, прохаживались туда-сюда, обеспечивая комфортные условия своим будущим жертвам. Лену слегка передёрнуло от пришедших на ум ужасающих картин. Вспомнив о том, что им некуда отсюда деться, девушка с еще большей опаской стала поглядывать на работников. Чувство безысходности внушали ей теперь эти холодные стены. Она понимала, что всё это только её фантазия, тем не менее ощущение неволи начинало давить на рассудок и душу всё сильнее…

Ужин подошел к концу, и гости начали расходиться по номерам. Оступаясь, натыкаясь на углы и служащих, добрались Андрей и Лена до своей комнаты и стали готовиться ко сну. Перед тем как переодеться в ночную рубашку и лечь в постель, девушка подошла к окну и бросила взгляд на улицу,. Ветер скакал резвым рысаком меж засыпанных до половины стволов деревьев, но уже не брыкался и не подбрасывал в воздух целые сугробы. Парковые дорожки и даже лавочки теперь совершенно не были видны под толстым слоем снега. Фонарь, стоявший напротив окна внизу, оставался таким же тёмным, как и вся остальная территория. Девушка переоделась и легла рядом с мужем, до самой шеи укрывшись холодным одеялом. Андрей посмотрел на неё. Она не могла различить в темноте его глаз, однако почувствовала в его взгляде немалое беспокойство.

– Что такое? – спросила озабоченно Лена.

– Что если мне снова приснится фонарщик? – спросил муж, – Я боюсь, что теряю рассудок! В усадьбе я слышал голоса, которых не слышала ты. Вчера ночью я не мог уснуть, а потом этот сон… такой реальный…

– Не волнуйся, милый, – погладила мужа по щеке девушка, – Всё будет хорошо. Через пару дней мы уедем отсюда. Ты не сходишь с ума, на тебя просто давит здешняя атмосфера. И не мудрено…

– Моя тётя однажды перестала узнавать мужа. Она была всё той же, просто не узнавала его. На это было невозможно смотреть. Я постоянно был рядом и видел, как оба они страдали. Я не хочу, чтобы что-то похожее случилось с нами, а моё сознание начинает ускользать от меня, словно вода из пальцев…

– Тихо, тихо, Андрюша, – успокаивающим голосом прошептала Лена, – Ты со всем справишься. Вот увидишь, завтра тебе станет лучше. А теперь спи. Всё будет хорошо.

– Я только не хочу подвергать опасности тебя, – ответил парень, – Не хочу делать больно.

– Я знаю, – улыбнулась девушка и прижалась к Андрею.

Ночью её разбудил неожиданный несильный толчок в бедро. Девушка раскрыла глаза, как вдруг заметила в комнате какое-то движение. Схватив походный фонарик, она быстро включила его. В совершенно бессознательном состоянии, медленно пошатываясь, брёл Андрей к выходу из номера. Лена осторожно встала с кровати и, тихо подойдя сзади к мужу, нежно положила ему руку на плечо. «Андрюша», – дрожащим голосом проговорила она. Парень медленно повернулся и резко взмахнул рукой, метя в Лену. Глаза его были закрыты, а рот расслабленно приоткрыт. Невидящим взглядом уставился он на отпрянувшую от неожиданности девушку. С огромным трудом поднялись, разлепившись, его тяжёлые веки, а закатившиеся глаза вернулись на своё обычное место. Он увидел Лену, и лицо его стало принимать глубоко ошеломлённый вид. Вместе с тем затряслись его руки, теряя контроль над движением. Он шагнул ближе и протянул руку. «На-а», – просипел он севшим голосом, попытавшись ухватить девушку за ночную рубашку. Его колени дрогнули от слабости, и Андрей упал на них. Так он прополз еще шаг.

– На… на… на… на… – сипел Андрей, дрожа так, словно ему не хватало сил выговорить слово до конца. Глаза его были полны удивления. Сделав ещё несколько попыток, он, вконец ослабев, повалился навзничь и потерял сознание. Лена в ужасе стояла, вжавшись в угол комнаты. Помедлив несколько секунд, она подошла к мужу и присела около него. Андрей крепко спал. Ниточка слюны стекала из раскрытого рта на ковёр.

Наутро парень не вспомнил о случившемся, только опять пожаловался на ночные кошмары и плохой сон. Под глазами чернели круги, углубились обычно едва заметные морщинки, а на глазных яблоках проявились алые капилляры. Лена очень беспокоилась о состоянии мужа, а его страх сойти с ума только усиливал ночные мучения. Днём они почти не разговаривали. Андрей всё хуже контролировал свои мысли. Весь день он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему мерещились за длинными оконными занавесями, чьи-то лёгкие шаги. Сквозь шелест страниц Лениной книги слышался шёпот, зовущий за собой в ночную тьму. Каждое незначительное движение воздуха казалось ему холодным касанием незримых пальцев. Он дёргался и озирался, переставая различать реальность и фантазию. Елена никак не могла помочь мужу. Саму себя она успокаивала мыслью, что совсем скоро очистят дороги. Всего пара дней пробежит, и они уедут домой, где Андрей позабудет о случившемся, и отпустит его таинственное наваждение. Под треск заиндевевших веток приползла отвратительным пауком ночь, оплетая тёмной паутиной сна и страха молодых путешественников. Сухо пожелав жене спокойной ночи, словно бы выполнив ежедневную формальность, Андрей повернулся к неё спиной. Он знал, что Лена сделала бы всё, что только в её силах, чтобы облегчить его мучения, чтобы хоть как-то помочь ему справиться. Но она не делала ничего. Потому что не могла ничего сделать. Теперь она была для него словно бы за полупрозрачной, но совершенно непроницаемой стеной, в абсолютно другом мире, где не было тех ужасов и опасностей, что царили с его стороны. Самый близкий и родной человек его жизни в одночасье отдалился сильнее, чем когда-либо. Запертый прозрачными, словно аквариум, стенами одиночества, Андрей должен был сам одолеть свои страхи. Никто не сумел бы помочь ему не сойти с ума. Никто. Ради Елены и их будущей семьи он должен был выйти победителем из этой схватки с безумием. С этими мыслями он закрыл глаза. Абсолютная боевая решимость и уверенность охватили его. Он знал, что на следующее утро проснётся здоровым.

Холодное дуновение пробудило Лену ночью. Она натянула сильнее одеяло и открыла глаза. Дверь в номер была настежь распахнута, а её муж куда-то пропал. Сбылись её худшие опасения. Смахнув со лба холодный пот, она быстро оделась и выскочила из номера. Сердце бешено скакало между рёбер, словно мячик для настольного тенниса. Девушка обежала этажи, но не нашла мужа. Она добралась до Никиты и рассказала о случившемся. История встревожила мужчину не на шутку. Он быстро собрался, и вместе, на лыжах, вышли они в белоснежную, как холодный оскал самой смерти, метель, искать пропавшего Андрея. Недалеко от гостиницы, там, где уже не было расчищенных дорожек, они нашли следы беглеца. Казалось, он полз по глубоким сугробам на животе. След вёл в сторону старого особняка. Ветер быстро заметал колею, но всё же оставшихся очертаний вполне хватало для того, чтобы идти по ней за беглецом. Пальцы, охватывавшие рукояти лыжных палок, холодели так же, как холодели от ожидания грядущего ужаса, сердца преследователей. Впереди показалась чёрная паутина толстых и тонких веток высоких деревьев, растущих в саду усадьбы – последних живых её обитателей. Лыжники достигли ворот, и Лена бегло оглядела окрестные дома. В доме Арсения Петровича свет не горел. Мужчина наверняка спал, и звать его на помощь времени не было. Сад усадьбы оказался меньше завален снегом. За мраком скрюченных ветвей забрезжил дрожащий неяркий свет. Никита и Лена устремились к нему, и вот перед ними предстала во всём своём устрашающем великолепии старая усадьба. Вновь дрожали внутри зажжённые кем-то совсем недавно маленькие огоньки свечей. Никита и Лена осмотрели здание, но не нашли в нём никого. Лишь засыпанной снегом комнате, где одна из стен совершенно обвалилась, они обнаружили цепочку глубоких следов, ведущих наружу. «Скорее! Туда!» воскликнул Никита, первым заметив новые следы. Его нос и щёки раскраснелись от мороза и волнения. Лена тоже чувствовала обжигающие дуновения даже самых слабых порывов ветра. Миновав перелесок, лыжники вышли к поляне, раскинувшейся у самой лесной чащи, на фоне которой печальным пятном выделялась старинная разрушенная церковь. Выглядела она пугающе: в темноте высокие полуразрушенные толстые стены казались руинами когда-то неприступной крепости, выдерживавшей долгие годы многочисленные кровавые штурмы. Грозно нависала над ними колокольня, старым, но по-прежнему гордым титаном оглядывающая окрестности. В тёмных окнах-глазницах ещё осталась чугунная ажурная решетка. Деревья окружили старое здание со всех сторон, но Лена никогда не видела, чтобы они росли так необычно: стволы их сильно отклонялись от стен в стороны, словно не хотели даже касаться их, глубоко сожалея о том, что выросли на этой земле. Но они никак не могли покинуть своих мест.

Лена вспомнила рассказ о фонарщике. Вспомнила, что в старой церкви нашли тогда тела всех убитых им людей. Она посмотрела на своего попутчика. Никита побледнел при виде разрушенных стен и решёток. Очевидно, горожане побаивались этих мест, обходили их стороной, а теперь у бармена не было выбора. Он должен был туда войти. Насколько же дурной славой пользовалось это светлое некогда здание теперь, если даже растения чувствовали зло, исходящее от пропитанной кровью земли. Не в силах вынести это, стремились они покинуть чёрную землю, но безжалостным роком всю свою жизнь обречены были прожить здесь в муках.

Пар, вырывающийся из ноздрей Никиты, делал его похожим на быка, готовящегося яростно наброситься на тореадора. Мужчина действительно мужался перед последним броском. Постояв ещё мгновение, он решительно двинулся вперёд по следу. Лена незамедлительно последовала за ним. Внезапно до их ушей ветер донёс обрывок чьего-то вскрика. Быстрее побежали лыжники к храму, борясь с ветром, изо всех сил отталкиваясь от снега лыжными палками. Ворвавшись в здание, они увидели Андрея. С яростным оскалом на лице, он люто сжимал горло Арсения Петровича красными от холода пальцами. Парень навис над местным жителем с шилом в руке. Глаза его были плотно закрыты, как будто бы он по-прежнему спал. На нём была футболка и тонкие штаны, в которых он обычно ложился в кровать. Лена заметила окровавленное пятно на боку Арсения. Быстрым движением отстегнув лыжи, Никита разбежался и прыгнул на Андрея, повалив того с ног. На земле завязалась яростная борьба, под шум которой девушка сумела оттащить раненого Арсения подальше. Всё никак не хотела верить её душа в то, что наблюдали сейчас глаза. Андрей совершенно не походил на самого себя. Маска жесточайшей злобы искажала его лицо, а напряжённые мышцы беспощадно рвали и били Никиту. Широкими взмахами он нанёс бармену несколько метких ударов по рёбрам. Никита отбил атаки и попытался в свою очередь ударить Андрея, но тот только больше разъярился и вцепился противнику зубами в глотку. Елена схватила Андрея за волосы. Думать было некогда, а потому закостеневшие холодные руки двигались почти без приказания мозга. Андрей вскрикнул и наотмашь ударил девушку по лицу. Она рухнула за его спиной, не в силах устоять на ногах. В глазах всё поплыло. Немного оправившийся Арсений Петрович тоже попытался помочь Никите, но получив ещё несколько быстрых ударов шилом в живот, снова упал на каменный пол церкви, истекая кровью. Бармен собрал всю свою ярость и выплеснул её на врага серией точных ударов, метящих в голову, разбив противнику нос и бровь, однако Андрей даже не почувствовал этого. Вонзив старое шило Никите глубоко в солнечное сплетение, он вцепился зубами в нижнюю губу жертвы. Под истошные вопли бармена Лена окончательно потеряла сознание.

Очнувшись, девушка почувствовала, что её куда-то несут. Она дёрнулась и выпала из державших её рук на землю. Быстро оглядевшись, она поняла, что находится в подвале церкви. Лунный свет проникал в помещение через дыры в потолке, немного озаряя его. Андрей, уронивший Лену, отступил осторожно на пару шагов, словно дикий зверь. Его бледная кожа начинала местами синеть от холода, покрываясь волдырями. Глаза всё еще были закрыты. Между ним и Еленой на полу алела широкая лужа всё ещё горячей крови, сочащаяся из исколотых шилом тел Арсения Петровича и Никиты, спущенных также в подвал.