Текст книги "Мокрый мир"

Среди рыбаков было немало тех, кто верил в Распятого и в Бога-Голубя, и кардинала они почитали за святого. На «Каллене» Нэй отзывался о Галле с неприязнью. Священник долгие годы добивался от милорда запрета всех остальных культов и признания его церкви единственно верной, но власть Полиса старалась не вмешиваться в религиозные дела.

– Раз в три года, – продолжала Венона, – придворные колдуны выбирают себе подмастерьев из числа учащихся. Это – огромная честь.

Кеб въехал на тенистую аллею между строем плотно посаженных тополей и крепостной стеной.

– Нэй тоже учился в этой школе?

– Да, и Уильям Близнец выбрал его из двух сотен претендентов.

– То есть подмастерья становятся колдунами? – Мысль о том, что она может стать одной из тринадцати, насмешила Литу.

– Нет, – отрезала Венона. Косы метнулись по плечам раздраженно, как хвост досточтимого Вийона. – В прежние времена дряхлеющий колдун был обязан искать себе замену. Так проявивший себя мальчик становился подмастерьем, а талантливый подмастерье посвящался в ученики колдуна. Но после определенных событий, о которых рыбацким дочкам не следует знать…

– Вы говорите о предательстве четырнадцатого?

Венона уставилась на Литу темными, как речная пучина, глазами.

«Удивлена, мымра?»

– Я вижу, Нэй был откровенен с вами.

– Я вызываю у мужчин доверие. – Лита не отвела взгляд.

– Понимаю. – Венона посмотрела ниже, на полную грудь под платьем простолюдинки. – Да… это связано с преступлением Элфи Наста. В сговоре были уличены подмастерья. С тех пор их количество сильно сократилось, как и количество детей в школе кардинала. Большинство колдунов вообще отказались от помощников. А последним подмастерьем, посвященным в колдуны, был Нэй.

– Жаль. – Лита надула губки. – Я так хотела завести себе фамильяра и всюду ходить с надутой миной.

– Увы, – сказала Венона. – Для вас, моя дорогая, уготована иная судьба.

Кеб остановился, встряхнув пассажиров. Лита смотрела из окна, задрав голову и приоткрыв рот.

– Добро пожаловать в Северную башню, – промолвила Венона.

* * *

Лита ступила на мостовую в тень Северной башни.

«Ну и громадина… не чета Косматому маяку». Судить о толщине стен можно было по глубоким окнам-бойницам. В верхней части шестигранного яруса роскошно смотрелись бы гигантские циферблаты курантов, но архитектор предусмотрел лишь крошечные балкончики.

Башня высилась в углу крепостной стены – одна из восьми сторожевых вышек, сориентированных по основным и промежуточным сторонам света. У Литы затекла шея. Стало казаться, что донжон немного наклонен в сторону Кольца. Словно бесконечно медленно падает в Реку.

Венона сложила веер – лакированные дощечки гневно щелкнули друг о друга – и направилась к каменной каланче. В двухместном экипаже Лита отметила, как мымра в облегающих жокейских штанах украдкой рассматривала ее лицо, завистливо косилась на грудь.

Лита нехотя пошла следом. Оглянулась на кеб. Кучер располагался на сиденье позади купе, неподвижный, что големы Нэя, с вожжами в руках. Кеб будто припал к земле; выше и справа от него, на коньках далеких крыш, теснились чайки. Птиц было много, и они все, казалось, смотрели на Литу, так что это походило на проводы.

– В этой поездке, путешествии, вы… Георг… – Лита не видела лица идущей впереди женщины, но дрогнувший голос был красноречив. Венона впервые потеряла контроль над собой.

– Ухаживал за мной, – просто сказала Лита. И пускай мымра понимает, как хочет.

О предательстве Элфи Наста и прочих колдовских кляузах Нэй сказывал на борту «Каллена». У постели Литы. Был уверен, что она, плавящаяся в лихорадке, не слышит. Лита действительно запомнила немногое: обрывки историй, эхо слов, призрачное присутствие.

Венона справилась с эмоциями. Обернулась с холодной улыбкой на лице.

– Георг всегда сочувствовал обездоленным.

Лита проглотила колкость.

В воздухе разливался горько-смолистый аромат тополиных почек. Лита задрала голову, чтобы открыть лицо весеннему солнцу. Высокая башня, заслонившая солнечный свет, встретила этот порыв с мрачной снисходительностью.

Венона ждала у кованой двери. Веер отправился в льняную поясную сумку, расшитую серебряной нитью и шелком; управляющая достала из сумки связку ключей. Лита вспомнила, как смеялась над брошюркой по этикету, привезенной Билли Коффином из Оазиса: «Женщинам, выходя на улицу, следует держать в руках сумку. Мужчины должны держать руки в карманах». И двух вариантов быть не могло, какое занятие следовало найти этим самым мужским рукам в этих самых карманах.

Венона отперла дверь, распахнула наружу и кивнула на проем:

– После вас, моя дорогая.

Проходя мимо управляющей при Совете тринадцати, Лита расправила плечи и выпятила грудь. У Веноны раздулись ноздри.

Горели масляные лампы. Опорные колонны венчали кубы капителей. Библиотечные полки, занимающие все свободное пространство стен, ползли и ползли вверх, где в глухих нишах-арках нервно метались желтые отсветы и острые серые тени. Взгляд Литы остановился на винтовой лестнице, ступеньки которой вились вокруг центрального столба, когда на улице заголосили чайки.

Плачущий крик поднялся над невидимыми крышами.

Лита обернулась.

Грозно сдвинутые брови Веноны – вот что она увидела за мгновение до того, как перед ее лицом захлопнулась дверь. Клацнул замок.

* * *

«Моя дорогая…»

Лита плюнула в дверь. Не будь та закрыта, плевок сполз бы по смуглому личику Веноны.

Лита взялась за дверную ручку в виде дельфина, символа Свободного Течения, и потянула. Происходящее немного напоминало сон. Может, ей приснился звук закрываемого замка – и сейчас дверь откроется.

Не открылась.

Что за фокусы? Чванливая горожанка доставила ее – простолюдинку, которой волею подводных течений суждено было оказаться в подмастерьях колдуна, – в башню и хлопнула перед носом дверью. Эта Венона Банти хочет, чтобы она колотила в дверь и звала на помощь?

Лита беззвучно фыркнула. Дудки, она не доставит управляющей такой радости.

Вместо того чтобы постучать в дверь, Лита повернулась к лестнице. Поднялась взглядом по ступеням. Почему бы и не осмотреться. А мымра пускай забавляется в одиночестве.

Винтовая лестница нырнула в кирпичную шахту. Она была около десяти футов в диаметре и, похоже, проходила через всю башню. Деревянные ступеньки вделаны в центральную каменную колонну. Литу окружали глухие стены, но подъем все равно отозвался головокружением.

Увидев в стене дверь и открыв ее, Лита испытала облегчение.

Она попала в узкий кольцевой коридор. Холодные каменные стены. Шесть незапертых дверей, ведущих в помещения для слуг. Оштукатуренные стены цвета кротовьего меха. Скудная мебель. Зарешеченные оконные «прорези» в глубоких нишах, сквозь которые едва пробивался тусклый свет.

Лита открывала и закрывала двери. Ни одной живой души. В последней комнате на спинке стула висела одежда прислуги, но у Литы возникло неприятное чувство, что никто не вернется в эти серо-коричневые стены, чтобы облачиться в простое серое платье и некогда белый фартук.

Лита продолжила подъем.

Свет лампы, которую она сняла с крюка на первом этаже, расталкивал коричневую тьму. Поскрипывали ступени. Щупальца сырости ползали под домотканым платьем.

Мысли о мымре не оставляли. Лита посмотрела на свою руку, свободную от лампы, подняла ее на уровень головы, намотала на кулак волосы Веноны – одну из чертовых косичек – и с наслаждением дернула.

Мстительные размышления прервал писк летучей мыши. Лита замерла, прислушиваясь. Потянулась мысленно.

Летучая мышь была старой и больной. Она умирала в темноте над головой девушки.

На третьем этаже (или третьем из тех, на которые вела лестница) находился обеденный зал. Судя по толстому слою пыли на длинном столе, трапезничали здесь давненько. Зато совсем недавно разгуливали – на пыльном полу хватало свежих следов. Тут имелись отпечатки сапог, голых ног и – Лита присвистнула – широкий след, словно в помещение втащили за ноги человеческое тело, покружили с ним, а после вытянули обратно в коридор.

К собственному удивлению, Лита поняла, что голодна.

«В Северной башне вас накормят и вымоют…»

Стоп. Она замерла у шкафчика, в котором рассчитывала найти мешочек сухарей или сухофруктов.

Почему ее привезли в Северную башню? Ведь Георг Нэй жил в Южной, а в Северной обитал его друг, Гарри Придонный. Лита вспомнила вид из окна кабинета придворного колдуна, вырвавшего ее из лап образин-клановцев, обвела зал взглядом и подошла к окну.

Увидела только перышки облаков.

«Что я здесь делаю? Это как-то связано с Гарри?»

Она поборола желание выкрикнуть это имя. Судя по всему, Придонный не очень жаловал женщин, а уж крикливых…

Лита пошла выше. Этаж за этажом.

Спальни и комнаты. Подсобные помещения.

Она задалась вопросом, куда подевалась прислуга. Горничные, повара, прачки… кто там еще подтирает зад колдунам? Судомойки? Официанты?

Что-то много вопросов без ответов – и непохоже, что этот оползень замедлялся.

По ощущениям она уже должна была забраться на самую верхотуру. Но поднималась все выше и выше, пока не подперла головой квадратный люк. Лестница оканчивалась кольцевой площадкой, доски заляпал помет летучих мышей, а воздух был наваристо-спертым.

Она толкнула крышку люка. Не заперто. Лита откинула крышку, поднялась и оказалась в просторной комнате без колонн и перегородок с выходами на балкончики. Выход на боевую площадку башни – еще одна лестница, на этот раз узкая и прямая, упиралась в новый люк – оказался закрыт. Ага, кто бы сомневался. Когда остается последний шаг – рыба виляет плавником и уходит на дно.

Лита сверлила крышку люка взглядом. А что она сделала бы, окажись наверху? Бросилась бы на грудь к страже? Прогулялась бы по куртине до соседней башни? Подозвала бы чайку пожирнее и вцепилась ей в лапы? Стала бы кричать?

Ну, покричать можно и с балкона. Только зачем? Веноне уже наверняка надоело стоять под дверью, шутка не удалась, и теперь она поднимается по винтовой лестнице. Или играет со своими косами под маслянистым светом настенных ламп.

Что у этой мымры с Жабой Нэем?

Лита одернула себя, спустилась и выбрала балкон, ярче всего позолоченный полузабытым солнечным светом.

Глянула вниз, и в желудке забурлило, а ладони вспотели.

Сквозь решетку, которая обвивала пространство узкого балкона и была украшена лиственными узорами, открывался непривычный, захватывающий вид. Даже два вида.

Справа расстилалась Река. Речное дно дыбилось позвоночником кораллового рифа. Ленивые волны накатывали на каменные плиты. Она нашла взглядом место, где, поправ законы Полиса, слушала песни волчьих кораллов, училась у них, и соленая пена сползала по ее ступням. Тогда ей казалось, что это и есть истинная Гармония. Тогда и сейчас.

Она засмотрелась на риф. Такую красоту, созданную цивилизацией крошечных организмов, наверное, видно даже с других планет.

На берегу теснились рыбацкие артели, льнули к крепостной стене, печные трубы кашляли черным дымом. Здесь Гармония заканчивалась.

Солнце клонилось к закату. Лита перепрыгнула взглядом через цепочку остроконечных зубцов крепостной стены.

Улочки Оазиса казались нарисованными на бумаге: глубокий рисунок с тенями и оттенками. К югу от башни, в самом центре города-крепости, высился дворец Маринка. Белый, кружевной. Вода в блюдце паркового пруда морщилась от ветра. Сады казались темно-зелеными облаками, которые прибило к земле. Люди – черными муравьями; они кишели в узких коридорах улочек и на пятнах площадей.

Прохладный ветерок вскружил голову. Чтобы очистить легкие от затхлого воздуха башни, Лита вдохнула всей грудью.

Два разных вида. Два разных мира.

Затем дернула за прутья и устремилась обратно, вниз по винтовой лестнице.

Она шагала по ступеням, ожидая наткнуться на Венону, спускалась все ниже и ниже, пока не остановилась у кованой двери. И как это понимать?

Потянула за ручку-дельфина. Постучала.

– Да чтоб тебя!

Голос породил эхо.

Над плавающими в ворвани фитилями дрожал дымный свет.

Лита по-прежнему видела в своем заточении всего лишь неудачную затянувшуюся шутку. И только поднявшись на этаж прислуги (она выбрала комнату с платьем на стуле) и вытянувшись на узкой кровати, медленно пришла к осознанию происходящего.

Лежала неподвижно, пока не доконал холод. Нашла в шкафу одеяло, пахнущее пылью и жухлыми листьями. Накрылась. Прислушивалась к толстым стенам, которые смеялись над усердием майского солнца. Прислушивалась к башне… вот сейчас до ее слуха донесутся шаги, в дверь постучат…

И все-таки – почему Северная башня? Где Нэй? Где хоть кто-нибудь?

Она думала о смуглой управляющей. О подмастерьях магов. О себе…

Посмотрела на оконные решетки. И как она раньше-то не поняла? Вот дурочка!

– Гадина, – выдохнула Лита. – Слизь болотная.

Венона Банти заманила ее в башню. И заперла внутри.

Знать бы еще зачем.

* * *

Утром она усердно исследовала башню от основания до балкончиков надстройки – вид на Реку и город уже не казался чарующим, – но не нашла путь к свободе.

Оставались подвалы.

В катакомбы под Северной башней Литу тянуло меньше всего.

Особенно после ночного представления.

Ночью у нее возникло ощущение, что за ней наблюдают из угла между полом и стеной. Она чувствовала скрытое присутствие, глубоко под комнатой, некие вибрации. «Там что-то есть», – подумала в холодном, стягивающем кожу поту. И тут услышала громкий перестук.

Вскрикнула, села, поджав ноги и скомкав у подбородка одеяло.

Стук повторился. Хлопки звучали в полу, под растрескавшейся плиткой. Будто рождались в толще межэтажного перекрытия. Хлопки и приглушенные взрывы. А еще противное хлюпанье.

– Домовой прилагается, – прошептала Лита. – Или башенный.

Тук-тук-тук…

Она натянула одеяло на голову и так встретила утро.

От хождения по винтовой лестнице ныли ноги. В желудке ширилась гулкая пустота. Ночной горшок, найденный в одном из подсобных помещений, Лита вылила с балкона, по ее прикидкам расположенного над входом в башню, – вдруг мымра пришла постоять под дверью; не учла поправку на ветер. Горло саднило от крика. На ее крики отвечали лишь чайки. Она хотела послать самую смышленую птицу за помощью, но к кому? К отцу? К Билли Коффину? И как прикажете донести послание – тюкнуть клювом в лоб?

Обессиленная, она спустилась в обеденный зал, чтобы возобновить поиски чего-нибудь съестного. Замерла в дверях.

– Девочки-ракушки!

На длинном столе стояли дымящаяся тарелка, кувшин, который просто не мог быть пустым, на дощечке лежал тонко нарезанный хлеб.

Лита осмотрелась.

Бледная тень юркнула между шкафами. Лита кинулась следом.

Она едва успела сунуть ногу в щель между стеной и потайной дверью. Не такой уж и потайной, если присмотреться: заржавелая пружина механизма, швы без раствора.

Она налегла на дверь, увеличивая просвет, сунула руку, ухватилась за рукав беглянки – и тут сопротивление ослабло. Лита ввалилась в каморку при обеденном зале, прямо на перепуганную тень.

Серое платье, белый передник. Служанка отстранилась, опустив взгляд. Словно надеялась остаться незамеченной.

– Простите… я не хотела…

Молоденькая, могла бы ходить с Литой в школу. Если бы ее угораздило родиться в Кольце.

Но сейчас Лита чувствовала себя хозяйкой положения.

– Чего ты не хотела?

– Мешать… – пропищала служанка. – Велено было накрывать… и не мешать…

– Кем велено?

– Хозяином.

– И где хозяин?

– Ушли все, пока не решится…

– Решится? Что?

– Ситуация.

«Это я, что ли, ситуация?»

– Уж не эта ли тебе приказала – с корабельными тросами на башке?

Лите показалось, что у служанки вырвался смешок. Но она тут же замотала головой, лицо вспыхнуло. Лита следила за движениями круглого чепца – девушка была ниже ее, к тому же в испуге сутулилась.

– А кто?

– Простите… я только готовлю… убираю…

– Кто все это придумал?

– Я не знаю…

– Что за ситуация?

Но служанка будто проглотила язык. Дергала плечами, качала головой, перебирала подол тонкими белыми пальцами. Потемневший от пота воротник скособочился, и Лита заметила на тонкой шее девушки кожаный шнурок, натянувшийся под весом кулона или подвески. Служанка прижалась спиной к полкам с приправами. Тусклые каштановые волосы, невзрачная серая мышка, отвернешься – и забудешь, как выглядит.

Лита сдалась. Да и кто она такая, чтобы налетать с вопросами?

Несмотря на то что почти ничего не прояснилось, она немного расслабилась. Она здесь не одна. И на столе ее ждет тарелка грибного супа – аромат тянулся призрачными соломинками и щекотал ноздри.

Она никогда не ела такого вкусного супа. Тарелка была большой, Лита макала в густой суп кусочки черного хлеба и засовывала их в рот.

– Ой, я, наверное, заняла твою комнату, да? – крикнула Лита с набитым ртом.

Никто не ответил.

Она прикончила суп – собрала хлебной коркой остатки, все до последней капли – и залпом осушила кувшин ягодного сока. Хотела откинуться на спинку и едва не плюхнулась с лавки. Подняла сытый взгляд на проход между шкафами.

Она где-то слышала, что в больших домах прислуге дают новые имена, чтобы было легче запомнить. Как звали эту девочку? Эмма? Софи? Где она ночевала? Может, она знает, как выбраться из башни? Еще один потайной ход…

Лита вскочила из-за стола.

В каморке никого не было.

Служанка как сквозь землю провалилась.

* * *

Лита проснулась от жуткого грохота в спальне служанки, которую так и не смогла найти после исчезновения в День Грибного Супа.

Башня трещала под градом невидимых камней, бьющих в потолок нижнего этажа. Напольная плитка подпрыгивала на рассохшемся растворе. Оставленная на ночь лампа потухла. В узкие окна сочился лунный свет.

Замирая от страха, Лита спустила с кровати ноги, думая, куда бежать: наверх, в помещение с балконами? В тот же миг почувствовала прикосновение к левой ноге, взвизгнула и забралась с ногами на постель. Ощущение было такое, словно ее лизнул мертвец.

«Всего лишь сквозняк…»

Она снова ощутила вибрации, услышала хлопки внутри стен и перекрытий, а следом… как кто-то влажно скользит по ступеням винтовой лестницы.

Дверь в комнату затрещала, будто что-то навалилось на нее с другой стороны. Вчера вечером Лита закрыла дверь на засов, но теперь…

Она зажмурилась и закричала что было сил.

Оглохла от собственного крика.

Когда тишина перестала звенеть струной, Лита поняла, что башня молчит. Или притворяется, чтобы схватить ее и утащить в подземелье, как только она откроет глаза. Вот сейчас, сейчас…

Она нащупала жесткий валик подушки, выставила ее перед собой и приоткрыла один глаз.

«Ладно, хорошо… Ах ты ж дрянь!»

Она вскочила и решительно двинулась к двери. «И это тебе тоже велено, да?! Напугать пленницу, чтобы язык проглотила?!»

У двери она остановилась. Уверенность в том, что это проделки служанки, поугасла.

Она вернулась к кровати, зажгла лампу и обошла комнату, ступая по хрустящей плитке. Обнаружила странное пятно – у двери и на нижнем краю двери. Какая-то зеленоватая слизь. Лита поморщилась.

Встала, откинула засов, распахнула дверь и ткнула лампой.

По стенам кольцевого коридора запрыгали, разбегаясь, тени.

– Визжала как баба, – сказала Лита, чтобы проверить, как поведет себя коридорный полумрак, разжиженный тусклым светом.

Она закрыла дверь и глянула под ноги.

Пятна подсохли, превратившись в едва различимую пленку, тоньше морозного узора на стекле. Если не знаешь, куда смотреть, – ни за что не увидишь. Лита протянула руку, чтобы потрогать пленку пальцем, но передумала.

Она чувствовала себя беззащитной. Ей был нужен («бедняжка Вийон, который сдуется, превратив меня в оружие»)… ну хотя бы нож или вилка. В каморке обеденного зала хранились столовые приборы. Подняться наверх? Лита замотала головой.

Она распахнула шкаф и стала рыться в сваленных в кучу жестяных сундучках. Сундучки принадлежали прислуге, в них хранились платья: серое с белым фартуком и чепцом и выходное. Платья были длинными, как зимняя ночь, чтобы на ноги служанки не лег взгляд хозяина. Лита выудила из шкафа несколько отрезов серой ткани, запуталась в них – и бросила поиски. Завтра утром.

Она легла на кровать. Мысли вернулись к служанке, перескочили в каморку… Она ведь видела что-то, что могло помочь, когда искала накормившую ее девушку… какую-то подсказку… В нише, да, в нише…

Хлопнула себя по лбу: «Подъемное устройство!» Веревки, пропущенные в подвижный блок, груз, крюки для фиксации. Похожий механизм применялся на больших рыбацких судах, отец называл его журавликом. Ну конечно! Как еще подавать на верхние этажи еду, которая хранится в кладовых и готовится в подвальной кухне!

Уж не таким ли вывертом улизнула служанка?

Верилось в это слабо, глаза Литы слипались, она подвинула лампу поближе и залезла под одеяло.

Видимо, завтра утром придется спуститься в подвал. Хочет она того или нет.

* * *

В катакомбы вела наружная лестница, которую защищала каменная пристройка. Дверь в пристройку Лита нашла не сразу: догадалась, лишь заметив между книжных корешков пружину – родную сестру той, что открывала дверь в каморку прислуги. Повозилась, налегла – потаенная дверь-стеллаж медленно отошла под ее весом. Скрежетнули ржавые петли.

Лита сунула голову за порог.

Узкие каменные ступени. Запах тлена. В стенных нишах стояли факелы. Она зажгла парочку – так спокойнее возвращаться. К мерцающему свету лампы добавился дымный свет факелов.

Лита сошла к истоку подземной галереи. Своды были выложены из крупного темно-красного кирпича.

– Ох и вляпалась же я, – сказала она вслух, желая нарушить мрачную тишину. – По самые ракушки… И кто в этом виноват?

В темноте кто-то буркнул.

Лита посветила. Грузное бородавчатое тело, выпученные глаза.

– Георг? Не ожидала вас здесь увидеть.

Сидящая на камне жаба снова квакнула. Затем раздула крапчатый пузырь и смешно приподнялась на коротких лапах.

– Вот как ты запел, – усмехнулась Лита.

Она поводила лампой и увидела целый выводок, устроившийся вдоль стен. Нащупала мыслью крохотные клубочки разума и заставила жабий хор похрюкивать, похрапывать, ухать и свистеть.

Ее мама была способна на большее. Умела достигать особого состояния, полностью переносить свой разум в тело животного. Становиться зверем.

Мама рассказывала, как свободно бежать волком по заснеженному лесу или парить совой под ясными звездами… Но не спешила обременять дочь своим даром. Путь к воспоминаниям крови, к великой забытой тайне, подсказали волчьи кораллы.

Лита сморгнула и пошла дальше. Остановилась, чтобы зажечь настенный факел.

Если и стало светлее, то самую малость. Мутный сероватый свет сливался с серой чернотой.

Лягушачий хор смолк.

Итак, она спустилась под землю. Что теперь? Просто идти вперед и, как только попадется что-то похожее на лестницу, шуровать наверх?

Она прошла два подземных зала, соединенных галереями.

Большая часть проемов была замурована. Лита миновала железную дверь, заваленную до верхнего края известковыми блоками. Еще одну. Каким целям служили скрытые за ними помещения – сам речной черт не разберет.

Другие же, незапертые двери вели в кухню, кладовые с запасами еды и воды (Лита наспех перекусила), спальни. Если верить Нэю, Гарри Придонный жил в катакомбах среди мокриц и пауков. Комната рядом с лабораторией, в которой стоял едкий запах краски, выглядела жилой: мебель, постельное белье, забытые мелочи – и Лита решила, что это комната Придонного.

Двинулась дальше.

Под ногами хрустел битый кирпич. Коридор закруглялся, шел под уклоном вниз. Кирпичную кладку сменили истлевшие деревянные перекрытия. Она могла вытянуться во весь рост и достать до свода. Там, где скапливалась влага, расползалась в темноте густая темно-зеленая поросль.

Лита остановилась. Осмотрела себя, огладила серое платье, позаимствованное из одного из жестяных сундучков прислуги.

Она уже начала сомневаться, что действительно видела служанку.

Возможно, это был призрак. Призрак, который варит обалденный грибной суп.

А еще… Ей не давали покоя пальцы невзрачной девушки. Тонкие, белые, ухоженные. Не огрубевшие от бесконечной готовки и мойки.

В коридоре, по толстому слою земли, сновали крысы. Под потолком выжидали добычу пауки.

Она снова вспомнила маму. Даже в маленьком пауке может скрываться властелин.

Наверное, ей стоит призвать на помощь подвальную жизнь. У пауков слишком маленькие мозги; их ничего не стоит прогнать, как она сделала в библиотеке потопленного города, но трудно использовать в качестве шпионов. В отличие от крыс.

Внезапно от древних стен потянуло ледяным воздухом. Лита ощутила чье-то присутствие.

Она остановилась в центре небольшого помещения и подняла лампу.

Широкую трещину, расколовшую каменный пол, увидела сразу.

Приблизилась к краю расщелины.

В дыре, точно в бездонной луже, стояла кромешная тьма. Свет был бессилен проникнуть в черную воду.

Литу атаковал приступ дурноты. Она хотела отступить в направлении тоннеля, который привел ее к пролому, но ничего не вышло. Расщелина – рана на коже реальности, рана, из которой сочилось безумие, – будто загипнотизировала ее. Рука с лампой дрожала.

Она снова попыталась отойти, и снова ноги ослушались приказа. Лита посмотрела в разлом.

Темнота приподнялась, словно что-то давило снизу на поверхность чернильной пленки. Темнота подернулась рябью. Темнота издала вибрирующий звук.

Лита почувствовала, что падает с огромной высоты. Задохнулась от страха и тошнотворного головокружения.

Прошла минута, десять минут. Возможно, она обманулась в ощущении времени и прошел целый час. Или несколько секунд.

Сотканная из мрака субстанция потянулась к ее ногам.

Усилием воли Лита вернула контроль над дрожащим телом. Отшатнулась назад, оглядываясь кругом – в помещении могли быть и другие проломы, и черные хищные щупальца могли тянуться к ней со всех сторон.

И тогда пришел звук.

Древние стены – на отдельных кирпичах можно было разобрать отпечатки щепотей, клейма мастеров – застонали. Сама их структура под воздействием невидимой силы исторгла серию гулких хлопков. Внутренних взрывов.

Лита вскрикнула (воздух выбило из горла твердым комом) и тут же выругалась яростным шепотом. Поднимать шум не хотелось. Не в этом месте.

Бездна пульсировала. Звук вышел из стен – теперь это было хлюпающее движение – и стал приближаться.

Лита не стала смотреть, кто или что его издает. По-прежнему дрожа всем телом, бросилась прочь из комнаты с дырой в преисподнюю.

Она бежала так, будто за ней гнался безумный рыбак. Глотала воздух, наполненный гнилостными парами и частичками тысячелетней пыли. В лицо били холодные струи – сырость и страх. Она заслонилась руками от этого встречного потока. Лопались, липли к коже паучьи сети. Под ногами с писком метались крысы.

Лита загодя услышала, что в комнате Гарри Придонного творится погром. Переворачиваются столы, падают шкафы и ездит, сталкиваясь и ломаясь в щепу, другая мебель.

В нишах шуршали факелы.

Пробегая мимо комнаты колдуна, она заглянула внутрь и увидела, что мебель цела и стоит на своих местах. Кроме кровати, развернутой под углом к двери; постель была скомкана, заляпанная слизью подушка валялась на полу, на котором подсыхали широкие влажные следы.

* * *

Северная башня раскачивалась. Из швов между кирпичами сыпался раствор. По лестничной шахте ветвились трещины.

Нэй перепрыгивал через ступени. Длинные крепкие руки фехтовальщика держали Литу, она обвила руками его шею. Лестница колебалась, сила толчков подбрасывала колдуна, но ему удавалось сохранить равновесие.

Лита зажмурилась и открыла глаза, только услышав, как распахнулась дверь и в лицо ударил яростный порыв ночного ветра. Нэй спас ее. Вынес из башни.

Она оглянулась.

Башня кренилась назад, в сторону Кольца… медленно валилась в Реку… и вот оторвалась от фундамента и рухнула с оглушительным грохотом. Мир подпрыгнул. Сверху пролился дождь из камней и осколков кирпичей. Огромный обломок упал рядом с ними, лицо Литы оцарапала колкая крошка. Мир перевернулся. Небо моргнуло и стало черным. Руки Нэя исчезли, и Лита рухнула головой в непроглядный мрак…

– Саблезуб длиннорогий! – воскликнула она, распахнув глаза.

Еще какое-то время мир ходил ходуном, кололись камни, она подпрыгивала в сильных руках Нэя, а потом башня вернулась на свое место, и Лита, ее пленница, проснулась окончательно.

* * *

Время в башне тянулось убийственно медленно. Лите казалось, что заточение длится месяц, хотя со дня побега из катакомб прошло всего два дня.

Она силилась понять, что же такое услышала и почувствовала в подземельях Северной башни. Что будило ее по ночам. Эти мысли изматывали. Спала она плохо, просыпаясь от хлопанья и потрескивания в стенах и перекрытиях, и утром чувствовала себя разбитой.

Дисгармония. Она стремилась к ней, как брошенный в колодец камень стремится ко дну.

Думала о доме, об отце. Каждый день вспоминала маму.

Способность подселяться в сознание животных, становиться филином или белкой мама Литы приобрела в лесах Вагланда. Быть может, поэтому и перебралась в Кольцо. Знала, что всегда сможет вернуться – пускай и не в человеческом облике. Ее муж ничего не знал, а расскажи она – ни за что не поверил бы в эти штуки с оборотнями.

Мама говорила, что превращение похоже на очень реалистичный сон, в котором ты можешь быть кем угодно. Бежать, плыть, лететь. Видеть глазами зверя, птицы или рыбы. Но эта свобода была опасной: десятки таких, как она, погибли в звериной шкуре.

– Все вагландцы так умеют? – спрашивала Лита.

– Нет. – Глаза мама туманились от воспоминаний. – Не все даже верят, что это возможно.

Мама называла себя рандэрэ. Другие звали ее женщина-дьявол. Она варила настой из водорослей, выпивала перед сном и сосредотачивалась на одной-единственной мысли. Отождествляла себя с животным, которым хотела стать, и оказывалась внутри, связанная серебряной нитью со своим физическим телом.

Однажды мама не проснулась. Умерла во сне, сказал отец. Но Лита знала, что мама не спала и умерла далеко-далеко от старой, провонявшей рыбой лачуги. Ее серебряная нить оборвалась… Кем она была в последние минуты своей жизни? Рысью? Дельфином?

А может, она просто не сумела или… не захотела вернуться?

Георг Нэй знал про волчьи кораллы, но про маму Лита ему не рассказывала. Ее мама была оборотнем – этим не спешишь поделиться с мужчиной.

* * *

Вибрации прекратились, но обеденный зал по-прежнему был наполнен чьим-то таинственным присутствием.

Лита чувствовала: к ней подбирается Нечто.

Она отодвинула стул и встала из-за стола. Просыпала на пол кедровые орехи.

Страх подсказал, куда смотреть, но не подготовил к увиденному.

Из стены что-то выползло. Подобной мерзости Лита не видела прежде в своей жизни. А ведь после того, как в ее теле побывал мертвый колдун, повидала она немало. Мертвецов любой степени разложения и отвратительности. Уродливого и безумного Рыбака. Алые извивающиеся жгуты, паразитирующие в собачьем теле.