Текст книги "Клювы"

Захрустели, ломаясь, хрящи, горячая боль хлынула в горло.

Дима смотрел на него рассеянно. Теперь и его лицо было в крови: в крови Антона.

– Песочный человек хочет, чтобы я убил тебя, дружище, – сказал Суханов Дремлющий. – И я думаю, что тоже этого хочу.

Журавлеву было слишком больно, чтобы осознать сказанное, к тому же руки лунатика опять сомкнулись на его шее. Конечности Антона конвульсивно задергались, ногти царапали паркет. Что-то острое кольнуло его ладонь. Сталь. Маленький стальной предмет. Спираль. В последней попытке спасти свою жизнь он сжал находку так, чтоб острие торчало между пальцев, и ударил Суханова.

Штопор, которым была откупорена бутылка вина для романтического свидания, воткнулся в горло лунатика, прямо под гландой. Димины руки разжались. Приоткрытый рот выпустил мычание и красный пузырь слюны. Кровь хлынула из раны. Лицо сохраняло безучастное выражение.

Кашляя и отплевываясь, Антон столкнул с себя Суханова и поднялся на ноги. Он был весь в крови: своей, соседской. Разбитый нос свистел. Что он скажет Олесе и сыну? Как объяснит все это?

Дима лежал на полу, разглядывая потолок немигающими глазами. Лишь тихое бульканье подтверждало, что он еще жив. Антон нашел на кухне скотч и заклеил горло соседа липкой пленкой. Бульканье прекратилось.

– Мне немного больно, – сказал Суханов.

– Мне тоже, вонючий ты ублюдок. Лежи смирно, сейчас я вызову скорую помощь.

– Хорошо.

«Это совсем не похоже на лунатизм, – подумал Журавлев, выплевывая сгусток крови. – Это какое-то гребаное бешенство!

Он вывалился из соседского дома, прижимая к уху телефон. Луна, как и прежде, правила на небе, необычайно большая, идеально круглая.

– Почему не отвечаете, мать вашу! – в сердцах выкрикнул Антон.

Два выстрела громыхнули где-то поблизости. Одновременно дом на другой стороне улицы, оглушительно взревев, разорвался. Стены рухнули, выблевывая на асфальт труху быта, искореженный газовый котел кусками вылетел на газон, крыша ввалилась, а на ее месте расцвел бутон огня.

Антон так и застыл, озаренный всполохами пожара. Короткие гудки сигналили в его ухо из телефона.

– Там же были дети… – прошептал он. – Трое детей…

Пламя шелестело гигантским знаменем, повсюду валялись пылающие ошметки. Квартал превратился в нарядную елку на празднике Катастрофы.

Но расцвеченная огнями улица крепко спала, и Антон был один на один с ужасом, который становился все иррациональнее.

А потом появилась она: женщина лет сорока с трубочками бигуди в волосах, в развевающейся на ветру ночной сорочке. Она брела по тротуару, слепо таращась в пустоту, и повторяла:

– Они не хотели спать. Их так сложно уложить. Они должны были уснуть…

Антон выронил телефон и побежал.

Не к женщине, которая спала и ходила во сне – и зачем-то несла в руках окровавленный тесак.

Он побежал к своему дому, туда, где сейчас спала его семья, его маленький Саша, его красавица-жена.

– Олеся! – завопил он, врываясь в прихожую. Из ноздрей сочилась кровь, но Антон глотал ее, не замечая. – Олеся, проснись! – Он едва не упал на кухне, схватился за холодильник. – Олеся, Саша, вы меня слышите?!

«Если я сделаю что-нибудь плохое во сне, ты будешь ругать меня?» – спросил его Саша вчера. Вопрос в том, насколько плохое? Не имел ли он в виду убийство своей подружки молотком для мяса? Или подрыв газовых котлов?

Еще один взрыв сотряс стекла, но Антон не остановился. Он бежал по коридору к открытым дверям их с Олесей спальни, к закрытой и запертой двери в детскую.

– Олеся, проснись!

«Представляешь, – сказала она ему, – мне снилось, что я съела Сашу».

Антон заколотил в двери детской, размазывая по деревянной поверхности кровь.

3.4

Дома он собирался почитать Чапека, чтобы расширить словарный запас. Но образ утреннего клиента маячил в сознании. Приключения капитана Ван Тоха[7]7
  Капитан Ван Тох – персонаж книги Карела Чапека «Война с саламандрами».


[Закрыть] не усваивались.

«Чтоб тебя!» – Корней поплелся к компьютеру. Вбил в поисковик фамилию великана.

Браузер завис на мгновение, потом выбросил список сайтов.

Отто Леффлер – ученый-химик тысяча девятьсот двенадцатого года рождения.

Отто Леффлер – пилот-ас Первой мировой.

Еще «Твиттер»[8]8
  Признана в РФ экстремистской организацией, ее деятельность запрещена.


[Закрыть] молодого немца – явно не того, кто нужен.

Ниже шли Вильгельмы и Курты Леффлеры.

Корней пожал плечами, потянулся к мышке.

Его челюсть медленно поползла вниз. Пол зашатался под ногами. В позвоночник будто залили ртуть.

Он узнал фотографию напротив первой же ссылки.

Сужающийся к макушке череп, широкая линия рта, впалые щеки. Вот он, сегодняшний гость.

– Но это невозможно… – прошептал Корней.

Пальцы покалывало. Он навел курсор. Прыгнул в статью, как в прорубь.

«Отто Леффлер – американский химик немецкого происхождения. 1912–1963 (предположительно)».

Корней увеличил фотографию.

Лед, сковавший грудную клетку, треснул. Он обознался, конечно.

Да, голова-яйцо, проволочные очки, будто бы те же самые. Сходство, как между отцом и сыном. Но на фото не великан.

«А ты, Корь, допускал, что ему сто шесть лет?»

Впечатленный обманчивостью превью, Корней очертил курсором худощавое лицо.

Если Леффлер-писатель был похож на повзрослевшего Дыма, то Леффлер-химик ничем не напоминал интернатского недруга. Корней сказал бы, что визитер – гибрид Дыма и человека с черно-белой фотографии.

И разве это не удивительно?

С чего бы кому-то представляться именем ученого, носить такие же очки?

«Родственник, – решил Корней, – внук».

Он покрутил колесико мышки.

Отто Леффлер, химик и инженер, стоял у истоков американского ракетостроения. В тридцать пятом году он перебрался из Третьего рейха в Пасадену и поступил на службу в Калифорнийский технологический институт. При институте работала «Гуггенхеймовская аэронавтическая лаборатория» (попробуй выговорить!), и там амбициозный немец экспериментировал в области создания ракет на твердом топливе.

Первую треть текста Корней одолел со скрипом (он ненавидел химию), но дальше статья захватила его. Особенно с появлением слова «оргия».

Биография сообщала, что Леффлер вел двойную жизнь, успешно совмещая несовместимое: точную науку и чтение средневековых колдовских фолиантов, монотонную работу на армию США и групповой секс в своем загородном особняке. Среди друзей химика были такие одиозные товарищи, как сатанист Алистер Кроули и литератор Рон Хаббард, основатель Церкви сайентологии.

Леффлер охотно фотографировался в масонском облачении, пугал девиц ручным львом и штудировал трактаты алхимиков. А заодно внес непосильный вклад в создание корпорации Aerojet (она и по сей день строит космические корабли для НАСА и министерства обороны). Кто бы мог подумать: челноки взмывают к звездам с мыса Канаверал благодаря человеку, называвшему себя люциферианцем и реинкарнацией Джона Ди; Леффлер спроектировал ракетоносители орбитального блока.

Перед запусками ракет (в каньоне Дьявола, на Хэллоуин) чудак провозглашал заклинания. Он говорил, что род Леффлеров происходит от чудовища из еврейской мифологии – Голема.

В сороковых равновесие нарушилось – Леффлер начал отклоняться от науки в сторону чистого макабра. Он вступил в Орден восточных тамплиеров Кроули, рекрутировал новичков в Лос-Анджелесскую ложу, писал об астральных путешествиях. Так, он описывал приключения своей души… на Луне, где он…

Видел исполинскую башню и пирамиды внеземных цивилизаций.

Вступительная мелодия из «Секретных материалов» заиграла в ушах Корнея. Не отлипая от экрана, он сгреб горсть орехов и кинул на язык.

После войны Леффлер допрашивал нацистских ракетных экспертов в Алабаме, совершил ряд научных прорывов. И параллельно губил репутацию. Наркомания, публичное обнажение, сексуальные ритуалы. Желтая пресса судачила, что в оргиях принимают участие не только люди, но и собаки, и шимпанзе. «И демоны», – добавлял от себя шутник Леффлер.

В пятьдесят втором химик провел серию магических сеансов, целью которых было установить ментальную связь с жителями Луны и пригласить на Землю Лунное Дитя. Сеансы, дескать, имели успех. Обитатели башни поболтали с Леффлером и известили, что Дитя спустится к людям через шестьдесят шесть лет.

Местом встречи была назначена Прага.

Корней почти не удивился. Прагой уже веяло в тексте: от Голема, от Джона Ди, квартировавшего на Староместской площади пять веков назад.

Он слизал с пальцев соль.

Отто Леффлер то ли тонко троллил общественность, то ли сходил с ума. В письмах режиссеру Кеннету Энгеру он утверждал, что больше не спит. К пятидесяти годам ракетостроитель рассорился как с коллегами из Центра космических исследований, так и с членами Ордена.

Он пропал без вести в шестьдесят третьем. По официальным данным – утонул, катаясь на яхте. По неофициальным – сбежал в Чехословакию караулить Лунное Дитя.

«Ждать пришлось бы долго, – прикинул Корней. – До две тысячи восемнадцатого».

Статья завершалась мажорной нотой: именем Леффлера назван кратер в Срединном море, в том самом месте, где фантазия пионера ракетной эры водрузила башню внеземных цивилизаций.

– Что мы имеем, – сказал Корней вслух, – двойник Дыма – либо уфолог, помешанный на Леффлере, либо его потомок.

В любом случае история химика-оккультиста впечатляла.

– Соловьев обалдеет.

Прежде чем опустить жалюзи, Корней минуту рассматривал идеально круглую луну, плывущую над кровлями.

3.5

Филип не помнил деталей. Только оранжевые всполохи пламени, мечущиеся по стенам тени, плач. Вот он в эпицентре огненной бури, пожирающей абстрактное искусство, а вот уже в задымленном подъезде, тащит за руку Вилму.

Гости выставки толкались, слетая по лестнице, Филипа пихнули в спину. Вилма кашляла надсадно.

Дверной проем мансарды дыхнул жаром и сажей.

– Уходим! – Стиснув зубы, он увлек Вилму вниз, как она час назад увлекла его в праздную сутолоку вечеринки. Дым клубился в подъезде, слепил глаза.

– Он… этот парень… убил…

Вилма трясла синими локонами, будто отказывалась верить.

Огонь больше не угрожал им, но Филипа обуревало ощущение, что кошмар только начался, что пироман – не самый жуткий из сюрпризов ночи.

Панические крики встретили их за порогом подъезда. Кричали справа, и слева, и позади. Не погорельцы Сороки – они откашливались у парадной. Вопли доносились с проспекта.

Интуиция била в набат.

– Кто-нибудь вызвал пожарных?

– Там не берут трубку, – пожаловался седовласый скульптор.

– Что происходит? – Вилма смотрела в глубь двора. Обернулась к Филипу. – Ты куда?

– Сирены, слышишь?

За домами выл спецтранспорт. Из мансарды валил дым.

– Погоди.

Вилма поравнялась с Филипом.

Он мысленно просканировал себя.

Наркотическое опьянение миновало. Разум был чист. Так Филипу казалось.

Но на узкой улочке, перпендикулярной проспекту, он усомнился в собственной адекватности.

За пределами тихого двора творился кошмар, сюрреалистичный и кровавый. Возле стриптиз-клуба лежал коротко стриженный мужчина в форме секьюрити. Другой оседлал его, схватил за уши и монотонно колотил затылком о брусчатку. Судя по тому, как сплюснулся череп, мужчина был мертв. Еще два трупа валялись вдоль тротуара. А в устье, выходящем на Вацлавак[9]9
  Вацлавак – разговорное название Вацлавской площади.


[Закрыть], кипел ад.

Люди бежали к метро. Крики и визг рикошетили от безразличных фасадов. Филип подумал невпопад о Годзилле – посеять панику такого масштаба мог бы разве что киношный монстр.

– Филип! – предупреждающе вскрикнула Вилма.

Тип, размозживший череп охраннику, брел в их сторону. Что-то было не так с его лицом: вялым, размякшим, как кнедлик. И глаза, даже издали, вызвали в памяти Филипа четкую картинку.

Больничное кладбище. Руины часовни. Блондин, слепо машущий корягой.

У парня был точно такой же взгляд.

И у толстяка-пиромана.

Убийца никуда не спешил. Кровь стекала с его пальцев. Филип потормошил Вилму, они бросились наутек.

«Это кокаин, – с надеждой подумал Филип, – кокаин вкупе с бессонницей, я просто брежу».

Толпа перла мимо проулка. Но теперь Филип видел искореженные тела на дороге. Одни люди спасались бегством, иные нападали. Женщина в нижнем белье схватила пожилую китаянку и обмотала вокруг ее шеи ремень фотоаппарата. Полуголый мальчишка бил ногами хнычущую леди. И у этих, нападавших, были пустые стеклянные глаза.

«Вирус! – пронеслось в голове. – Как в фильмах. Эпидемия, заставляющая убивать».

– Полиция! – Вилма запрыгала, жестикулируя.

Синий автомобиль вклинился в толпу, подмяв нескольких туристов. За ним выкатили второй и третий. Машины перегородили проезд.

«Они не помогут, – понял Филип. – Тут не помогли бы и танки».

«Пустоглазых» было раза в три больше, и они прибывали. Одетые так, словно их выкинуло на улицу прямо из коек (кольнула туманная догадка). В плавках, в мятых футболках и пижамах. Новоприбывшие несли кухонный инвентарь. Ножи, тесаки.

– Стойте! – крикнул полицейский. – На землю!

Сухо хлопнул предупредительный выстрел. Вторую пулю полицейский всадил в грудь приближающегося подростка. Подросток упал, выронив садовые грабли. Как по команде, копы открыли стрельбу. Свинец косил «пустоглазых» и обычных туристов. Измазанная в крови, рыдала на газоне девушка.

– Сюда! Скорее!

Филип оглянулся. Из бакалеи им махал седобородый индиец. Не тратя драгоценных секунд, Филип подтолкнул Вилму. Они влетели в лавку, индиец хрястнул раздвижной решеткой и защелкнул замок.

По проспекту шествовала смерть. Пражане убивали гостей столицы. Гости убивали пражан. Взорвались витрины «Бургер Кинга», пламя, словно из огнемета, лизнуло тротуар. Человек-факел вышел из закусочной, постоял недолго и рухнул навзничь.

– Это что, война? – спросила Вилма. Ее глаза были такими же бесцветными, как у психов. – Кто они? Русские? Неофашисты?

– Они – мы, – сказал индиец.

Филип отвел взгляд от решетки.

Не считая их с Вилмой, в помещении сгрудились четверо: хозяин лавки, смуглая женщина, возможно, его супруга, длинноволосый мужчина с навьюченным рюкзаком и полуголая девушка вовсе без волос.

– Когда это началось? – спросил Филип.

– В полночь. Было десять ракшасов, потом сто, потом много по сто. Испуганный идти в метро, но метро нет.

– Ракшасы?

– Мы говорить так о демонах. В индуизме. Эти как одержимые ракшасы.

Полуголая всхлипнула. На ней были только высоченные ботфорты, чулки и кожаные трусики. По груди рассыпались блестки, соски маскировали нашлепки с болтающимися кисточками. Бритый скальп украшала татуировка: игральные кости, выпавшие счастливой семеркой.

Девушка дрожала. Индиец снял с себя расшитый золотой нитью пиджак и накинул ей на плечи.

– В метро ловушка, – сказал он.

– I don‘t understand,[10]10
  Я не понимаю (англ.).


[Закрыть] – пожаловался турист. – What he says?[11]11
  Что он говорит? (Англ.)


[Закрыть]

Филип не удостоил его ответом. Он снова смотрел наружу. Растерянные полицейские увещевали толпу. Психи… Как там? Ракшасы?.. Подсекали жертв, тянули, душили. Лица были пугающе спокойными и расслабленными. С таким видом отдыхают в шезлонге, а не совершают массовые убийства.

«Неужели это происходит, – ошарашенно подумал Филип, – в благополучной Праге, в центре города?»

– Откуда вы знаете про метро?

– Радио говорить.

– Что еще говорили по радио?

– Чтобы мы не паниковали, – вытерла слезы стриптизерша.

– Ну да, конечно.

– Это везде, – сказал индиец.

– Везде? – Филип пошатнулся, не в состоянии осознать услышанное. – В каком смысле? Везде в Чехии?

– В Европе. В Африке. Где ночь.

– Часовые пояса, – пояснила индианка.

Индус закивал:

– Говорят радио и ютуб. Канал Карающей Длани.

– Господи, что они несут! – Вилма схватилась за синие волосы.

Бритая стриптизерша молилась полушепотом Деве Марии. Часы над стендами показывали начало третьего. С Водичковой, сигналя и тараня толпу, выехал военный грузовик. За ним хвостом – двухэтажные экскурсионные автобусы.

– Почему они – это мы? – спросил Филип.

– Те, кто уснул. – Индиец подпер щеку сложенными лодочкой ладонями. – Ракшасы приходят, когда спишь. И заставляют убивать неспящих.

Пазл собрался воедино. Сон! Толстяк, блондин с кладбища, безумцы на улице – они спят и не дают отчета своим действиям.

Словно живая иллюстрация, старуха в пеньюаре прошаркала мимо лавки. Слюнявый рот по-рыбьи хлопал. Глаза таращились в пустоту.

В руке она держала спицу, красную на конце.

– Сон – яма, – сказал индиец. – Карающая Длань говорит: нельзя разбудить.

– Они… лунатики?

– Чушь! – воскликнула Вилма. – Мой племянник ходит во сне иногда, но он не способен никого задушить!

– I don‘t understand! – твердил турист.

У грузовика выстроились солдаты с автоматами. Голос из громкоговорителя объявил:

– Внимание! Сохраняйте спокойствие! Мы эвакуируем вас, но для этого мы должны убедиться, что вы не представляете угрозу. Подойдите и встаньте в трех метрах от нашего медика. Выполняйте его команды. Мы отвезем вас в безопасное место.

«И куда же? – подумал Филип. – В страну, где не спят?»

Толпа успела поредеть. Основная масса перетекла к улице На Пршикопе до приезда военных. В зареве пожара шатались разрозненные силуэты. Стенания раненых сводили с ума.

– Надо туда попасть, – сказал Филип, – пока не поздно.

– Мы не пойдем. – Индиец обнял жену.

– Но нас вывезут в безопасное место! – Филип сам не верил в то, о чем говорил.

– Мы все равно уснем, – возразила индианка. – Сегодня или завтра.

– Мы спать в нашем магазине, – добавил ее муж.

– Хорошо. – Филип оглядел бритую девушку. – Разуйтесь. Вы не сможете в этом бежать.

Стриптизерша, не прекращая молиться, завозилась с ботфортами. Кисточки на сосках колыхались, будто маятники.

Он поманил иностранца. Ткнул пальцем в автобусы:

– Bus. Safe place. You must run.[12]12
  Автобус. Там безопасно. Ты должен бежать. (Англ.).


[Закрыть]

– Okay, – согласился турист. – I can run.[13]13
  Бегать я могу. (Англ.).


[Закрыть]

– Отоприте решетку.

Индиец зазвенел ключами.

– Спасибо вам, – сказал Филип.

– Нет толка, – печально промолвил индиец.

Четверо выбежали на улицу. Решетка закрылась у них за спиной. Филип, атеист, обратился к Иуде Фаддею: «Защити нас, покровитель безнадежных дел!»

Над бакалеей хлопнули ставни. Стриптизерша подняла голову. Из окон посыпались люди. Как диковинные белки-летяги. Их тени упали на брусчатку, через долю секунды они сами упали молчаливым градом. Бритая девушка сломалась пополам под тяжестью стокилограммовой туши, шлепнувшейся сверху. Висок с вытатуированными кубиками треснул о камень.

– Вперед! Вперед! Вперед!

Филип устремился к военным. Справа задыхалась Вилма. Слева… никого.

Он остановился.

Ракшасы поймали иностранца за рюкзак и тащили по брусчатке. Хиппи, который обычно просил милостыню на углу и которому днем Филип бросил двадцать крон, методично всаживал в бок мужчины перочинный нож.

Вилма испуганно звала Филипа – до автобусов было рукой подать. Он побежал.

– Стойте там! – велел молоденький врач. Повезло ли ему, что в эту ночь он не спал, а дежурил? Филип затруднялся с ответом.

Щелкнули затворы. Филип и Вилма остановились перед автоматными дулами. Смутно вспомнилось что-то из революционного прошлого, всплыло на поверхность и сразу кануло в пучину.

– Имя.

– Филип Юрчков.

– Дотроньтесь пальцем до носа.

Филип повиновался. Свет фонарика ударил по сетчатке.

– Хорошо, заходите.

Он отбежал к автобусу. Вилма, выполнив приказы, присоединилась к нему. Выяснилось, что салон уже полон. Пассажиры, белее мела, смотрели на новеньких. Некоторые были в крови. Большинство плакали.

Свободные сиденья нашлись на втором этаже. Врач прошел между рядов. Угрюмый солдат следовал за ним, поглаживая приклад черного автомата.

– Не спать, – чеканил врач, – никому не спать! Если чувствуете, что засыпаете, позовите на помощь. Если ваш сосед засыпает, позовите на помощь. Спать нельзя.

«Спать нельзя». Словосочетание впилось в загривок ледяными когтями.

Заурчал двигатель.

– Подождите! Не уезжайте!

Женщина бежала по тротуару, она несла девочку трех-четырех лет. Голова ребенка свесилась на грудь.

– Подождите!

Филип припал к стеклу.

«Боже, пусть это будет галлюцинацией!»

Автобус сорвался с места, обдав выхлопным газом автоматчиков. Последнее, что видел Филип, – женщину с дочерью в обнимку и пустые глаза девочки, когда она вдруг вцепилась молочными зубами в материнское горло.

Снаружи (5): всюду

Побережье Франции…

Вода была кристально чистой, отливающей изумрудным цветом. Солнечные лучи пронзали океанскую гладь. Шевелились, словно на ветру, серебристые водоросли, облепившие скалы. Шныряли стайки плоских, как летающие тарелки, камбал.

И Сергей ощущал себя пришельцем, инопланетным гостем. Он парил над дьявольски красивым пейзажем. Из регулятора выпархивала цепочка пузырьков. Воздух бесперебойно поступал в тренированные легкие. Сергей кувыркнулся и поплыл к камням. К железным руинам.

Подводное царство с детства очаровывало его. Ему снились неизведанные пучины, киты, ионические колонны затонувших городов, коралловые дебри. Он замирал у телевизора, когда там геройствовал его кумир Жак-Ив Кусто. А сейчас балансировал в пространстве, отталкиваясь ластами, и счастье переполняло душу.

«Двадцать метров, – подсчитал он и тут же поправил себя: – Нет, девятнадцать саженей».

О корабле ему сообщил Гийом, подросток, охотящийся на ставрид в этой части французского побережья.

– Его находить и терять несколько раз за пять лет, – сказал рыбак на корявом английском. – Словно он перемещаться по дну.

Никуда не перемещался, вот же он, немецкий красавец-буксир. Бурый, не отбрасывающий тени на песчаный откос. Якорь и прочерченная якорем борозда. Жгуты стальных конструкций, паутина порванных бимсов. Мутные иллюминаторы.

Сергей дотронулся до перил. Торжественно. Восхищенно. Изучил покореженные мачты, такелаж и рангоуты, обсаженные моллюсками, усатыми омарами. Двинулся вдоль кормы. Палуба зияла выбоинами. Кишела и вздымалась за ребрами непроницаемая тьма.

В гостинице ждала Таня. «Ты опять купаться?!» – негодовала она. Он досадливо морщился. Жалел, что взял ее с собой. Этот отпуск станет незабываемым вопреки ее дурацким капризам.

Судно манило. Течение взъерошивало поросль мха на изъеденных боках.

Парень подплыл к пасти-дыре. Навьюченный человек-амфибия в безмолвном мире. Спустился внутрь, оберегая снаряжение от выступов-клыков. Баллон чиркнул о бортик. Нагрудный фонарь, как меч джедая, вспорол темноту. В упругом луче кружили чешуйки. Стены щетинились острыми ракушками. Возбужденный, Сергей скользил по арочному туннелю. Запоминал маршрут. Вправо. Влево. Влево.

Гальванические токи уничтожили медные ручки на дверях. Сгнили столики и кровати в каютах. Но железо блестело как новенькое.

Вода стала холоднее, она жалила сквозь резиновый костюм. Кожа покрылась мурашками.

Сергей думал о муренах, осьминогах, прожорливых акулах. И о сокровищах, конечно.

По трапу он углубился на следующий ярус. В коридоре было сумрачно, кляксы мрака попадали в световой сноп, извивались. Еще пролет.

Корабль закряхтел, заставив вздрогнуть, стиснуть кулаки.

– Ох, черт! – хмыкнул аквалангист, вслушиваясь в скрипение древних механизмов. Не помешал бы автоген – большинство помещений было заперто. Разыгравшееся воображение рисовало склады боеприпасов, даже золото Рейха. Богатства крейсера «Эдинбург», слитки Empire Menor, клады галеона Nuestra Señora de Atocha.

Вот и первая свастика на истлевшем знамени в офицерской каюте. Фаянсовая чашка с имперским орлом, ее Сергей сунул в мешок на поясе.

Дальше снова пустые закоулки. Определенно здесь побывали до него.

За переборками грохнуло. Он повертелся, озираясь. Пузырьки разбивались об искривленный потолок.

Под распотрошенной палубой виднелся рукотворный устланный песком грот. Луч пошарил по его чреву. Вычленил нагромождение ящиков. Хищные силуэты снарядов. Обвитый алым флагом ствол пушки. Массивный компас, судовой колокол, штурвал, коробки с бутылками шнапса. Точно кто-то стаскивал туда все, что было на буксире.

Пульс участился. Сзади задребезжали мостики. Сергей обернулся. Тьма отпрянула, лишь покачивались плавно водоросли на люке. Показалось, что чья-то длинная тень втянулась за угол.

«Странно, не так ли? – шепнул голос разума. – Странно, что корабль, хоронившийся от специалистов столько лет, запросто впустил в себя заезжего гастролера».

«Ловушка…» – прошептал другой, потаенный голос.

Отгоняя тревогу и внезапно нахлынувшее чувство одиночества, парень попятился от трюма. Достаточно на сегодня, а завтра он возвратится и запасется сувенирами.

Всерьез опасаясь последствий своей задержки внизу, он заторопился к трапу. Очутился уровнем выше, поискал взором выход. Корабль хрипел разболтанными суставами. За оконцем маски плясали илистые нити. Вода желтела. В конце коридора стояли люди.

«Так вот оно какое, глубинное опьянение», – подумал Сергей хмуро.

И начал яростно отгребать к скважине меж арочными сводами. Оглянулся, желая удостовериться, что мираж исчез.

Луч уперся в оскаленный череп. В оскаленные черепа.

Трупы. Не меньше дюжины. Мертвый экипаж в лохмотьях.

Сергей успел подобрать объяснение: тела забило течением в коридорную кишку. В этот момент стоявший впереди моряк поднял голову и посмотрел прямо на аквалангиста.

Его лицо, голый череп в трепыхающихся волокнах мышц, плотоядно ухмыльнулось. Отворилась челюсть. Темные глазницы замерцали двумя огоньками. Такие же красные точки парами зажглись рядом.

И мертвецы побрели по палубе, неуклюже, как водолазы позапрошлого века. Клочья плоти и лоскуты военной формы волочились за ними. Скрюченные пальцы нацелились на Сергея.

Парень прикусил мундштук. Вдохнул судорожно, и его увлекло к потолку. Спина выгнулась дугой. Аппарат стукнулся о металл. Барахтаясь, Сергей устремился вверх, а мертвецы поползли за ним в облачке гнилостной органики.

Омары разбегались из клюзов, стены норовили полоснуть раковинами.

Сергей убеждал себя, что жуткий экипаж толкают водные массы. Что нужно остановиться и перестать паниковать, и скелеты спланируют в свою могилу.

Они всплыли, цепляясь за края прорехи. Он почти слышал, как клацают зубы. Мертвецы карабкались из шахты, и глаза их алчно сияли.

Сергей метался по кубрику. В затылке болезненно ныло. Давило на барабанные перепонки. Гудело в евстахиевых трубах.

Он помнил из фильмов Кусто, что рыбы и морские звезды съедают утопленников, а остальное быстро подтачивает вода. Но чудовища маячили в десяти метрах от него: крепкие кости в тряпье измочаленного мяса. Жгучая ненависть на уродливых физиономиях.

Маневрируя, Сергей кинулся к дыре в корпусе судна. За ней простирался донный ландшафт. Мелькнул косяк рыбок с яркими плавниками.

Вон, вон из этого ледяного ада! Прочь от навязчивой галлюцинации…

Аквалангист вырвался наружу. И буксир ожил. Стальные лебедки ринулись к крошечной фигурке, схватили щупальцами и потащили обратно. К мертвым мордам, усмехающимся в проломе. К когтистым лапам. Корабль захлопнул пасть, отсекая поток пузырьков.

…Таня брыкалась и хрипела на гостиничных простынях. Спящий, тонущий в кошмаре Сергей душил ее – выпученные глаза отразились в стекле маски. Дверь сотрясалась от ударов.

– Что там у вас происходит?

Зомби повторно издох. Сергей головой разбил иллюминатор и вынырнул из корабля.

Шымкент…

Бабушка говорила Кымбат, что после шести недель станет легче. Но миновало четыре месяца, а концерты крошечного Данияра сделались все громче и продолжительнее.

Колики, говорила бабушка.

Книги утверждали, что младенцы спят две трети суток. Данияр бодрствовал больше времени. Кымбат вскакивала среди ночи, чтобы качать колыбель. Она осунулась и похудела, сгинули прибавленные за месяцы беременности килограммы. Злость набухала в материнском сердце. Нехорошая, горькая злость. Под утро она вопила на сына (и на отца Данияра, который пропал, узнав о пополнении). А потом рыдала, свернувшись клубочком.

Она решила игнорировать крики малыша. Вдруг, увидев, что мать не бежит по первому зову, он постепенно прекратит истерики?

Но надолго Кымбат не хватило.

«Засранец!»

Она швырнула подушку о стену. Достала раскрасневшегося ребенка из колыбели и отнесла в кровать.

Интернет-форумы пугали мамаш судорогами, конвульсиями, эпилептическими припадками, детскими смертями.

– Ну что же ты не замолчишь?

Малыш водил в воздухе кулачками, разевал рот. Разглядывая его трепыхающийся язык, Кымбат подумала о птенцах, требующих пищи.

«Накопать бы дождевых червей и скормить ему», – размышляла молодая женщина.

Данияр вопил, срывая горло.

Кымбат рухнула на постель.

Бабушка запрещала класть Данияра в кровать: «Раздавишь, боже упаси, или застрянет между матрасом и боковиной».

Ребенок истошно орал.

– Прошу тебя… – прошептала Кымбат.

Крик отдалялся, словно кто-то прикручивал звук на пульте управления.

Женщина уснула. Покинула кровать и зашагала на кухню. Там она выбрала самый острый нож для овощей.

Ей снилось, что Данияр вырос и они вдвоем гуляют по парку Абая, лакомятся сладкой ватой. Молоко сочилось из грудей, когда она – наяву – уперлась коленом в матрас и занесла нож.

Данияр смотрел на нее голубыми, доставшимися от папы, глазами. Он уже не плакал: пока Кымбат искала на кухне оружие, ребенок забылся глубоким сном. Но веки его были подняты, зрачки расширены. Розовый язычок шевелился во рту.

Спящие, как она сама, не заботили Кымбат. Потеряв к младенцу интерес, она вышла в коридор, щелкнула замком и пошлепала босыми пятками по бетону.

Вроцлав…

Старушка колдовала на кухне.

Одна столовая ложка кипрея, подорожник, цветки бузины, измельченные листья душистой каллизии (она же домашний женьшень), залить стаканом воды. Настаивать два часа, кипятить на водной бане, процедить.

Лучшее средство от бессонницы.

Старушка выпила отвар мелкими глотками.

За стеной храпел ее муж, над кроватью пылились скрещенные сабли.

Гюмри…

«Вседержитель, Слово Отчее, Иисусе Христе! Будучи Сам совершенным, по великому милосердию Твоему никогда не покидай меня, рабыню Твою, но всегда во мне пребывай».

Монахиня нахмурилась, прерывая молитву. Разбухший лунный кругляш полыхал в окне. Казалось, что она молится луне, а не Господу. Монахиня встала с колен и задернула шторы. Так-то лучше.

«Иисусе, добрый Пастырь Твоих овец, не предай меня мятежу змия и на волю сатаны не оставь меня, ибо семя погибели есть во мне. Царь Святой Иисусе Христе, сохрани меня во время сна немеркнущим светом, Духом Твоим Святым, которым Ты освятил Твоих учеников. Дай, Господи, и мне, недостойной рабыне Твоей, спасение на ложе моем».

За тканью занавесок проступал серебрящийся диск.

«И подними меня в надлежащее время на прославление Тебя. Аминь».

Монахиня уснула. Нашла колун во дворе и двинулась к настоятелю.

Санкт-Петербург…

Саша Юзефович гордо именовал себя онейронавтом, дрим-эксплорером (выдуманный им термин).

В арендованных кофейнях он преподавал хипстерам высшую из наук: науку осознавать свои ночные (люцидные) грезы и пользоваться дарами Морфея.

– Да, да, – вещал он, – сны – это дары, растрачиваемые обывателями впустую. Вы спрашиваете, как вам изменить свою жизнь? Ответы давно тут. – Саша касался пальцем переносицы. – Зарубите на носу. Подсознание – ваш мудрый друг. Доверьтесь ему! Оно моделирует будущее через метафоры, через символы. Все мы смотрим сериалы…