Текст книги "Кровавые легенды. Русь"

Дело было так.

На рыженькую девчонку у Коли был неунывающий стояк, но она заглядывалась на подкачанных старшеклассников и студентов, а не на щуплого костлявого одноклассника, который вдобавок еще и с прибабахом.

Коля завидовал, страдал, но все, что ему оставалось, – это дрочить в дырку уличного туалета, что стоял на заднем дворе родительского дома. Рыженькая в его ярких мечтах стонала от удовольствия, закидывала ножки на плечи, сжимала руками собственную маленькую грудь, а сквозь растопыренные пальчики с красными ноготками проглядывали красные же набухшие соски.

Коле много не нужно было, он кончал секунд за тридцать, но, когда грезы отступали, приходила реальность, в которой рыженькая сидела через две парты спереди, шушукалась с подружками, заигрывала с Пашкой и Толиком, а на Колю если и смотрела, то с недоумевающим высокомерием.

Он к ней боялся подходить. Не стеснялся, а именно боялся, потому что знал, что отошьет, обсмеет, а еще и натравит кого-нибудь из своих ухажеров. А Коле проблем не нужно было. Поэтому, подрочив, брал гитару, уходил к яблоням, которые росли в глухом участке огорода, и там, сидя в неприметном уголке под ветками, бренчал наивное, болезненно лезущее из глубины души.

Он думал: телки все одинаковые.

Он думал: как сороки, ведутся на деньги и славу.

Он думал: в жопу эту рыжую, несколько раз, да чтоб стонала от боли.

Он думал: стану известным, примчу в Бореево на личном автомобиле, и всякие рыжие и ее подружки будут ползать у моих ног.

Так он думал, поигрывая на старенькой гитаре, которую папа привез из Чехословакии. Две струны у нее давно не настраивались, колки стерлись, но новых струн в Бореево купить было нельзя, нужно ехать в Ярославль, а это три с половиной часа на автобусе.

К выпускному Коля сочинил четыре песни, грустные и живые, которые стеснялся играть кому бы то ни было, кроме бабушки. Бабушка, слушая их, плакала и говорила, что Коленьке прямая дорога в Москву. А он знал, что пальцы еще не так свободно бегают по струнам, что голос дрожит и ломается, а гитара фальшивит. С таким набором не в столицу, а на базар.

Однако же кто-то прознал, что он сочиняет и играет, в общем-то, неплохо. Наверное, от бабушки слух разошелся. Его пригласили к завучу, сутулому старику Корнею Иосифовичу, который был обвешан орденами, как новогодняя елка – игрушками. Старик посадил Колю перед собой, протянул гитару, пыльную, но отлично звучащую. Коля наиграл, пропел – сначала стеснялся, потом вошел во вкус. Корней Иосифович, как бабушка, пустил слезу и распорядился освободить Колю от экзаменов, чтобы он подготовил концертную программу на выпускной.

У Коли тогда перехватило дыхание от радости и гордости. Вечером он дрочил с особым удовольствием, потому что в скользких грезах рыженькая отдавалась не просто Коле, а известному музыканту Николаю Моренко. Он трахал ее под звуки собственной песни.

На выпускном Коля выступил сразу после хоровода народного творчества и единения республик.

На огромной освещенной сцене, где обычно стояли учителя, теперь стоял он сам, с гитарой наперевес, перед стойкой микрофона, и слеп от ярких софитов, бьющих аккурат в глаза. Зрителей не было видно, но он слышал их: дыхание, покашливание, перешептывание, даже моргание их ресниц и потирание пальцев. Где-то там сидела рыженькая. Возможно, обнаженная и влажная от желания.

Коля заиграл. Он исполнил три свои песни и три чужие. Несколько раз сфальшивил, дважды сбился. Но это не имело значения. Важными были эмоции. Где-то на середине выступления Коля испытал оргазм, но не внешний, а внутренний. Все его тело содрогнулось от экстаза, ноги едва не подкосились, пальцы похолодели, а в висках застучало. Он понял, что больше не желает рыженькую. Он хочет трахать искусство. Фигурально выражаясь, конечно. Этот оргазм вышиб из него душу.

Закончив играть, Коля едва не свалился со сцены, но нашел в себе силы шмыгнуть за кулисы и там сидел на углу школьной парты, приходя в себя. Колю трясло, Коля хотел тотчас вернуться и сыграть еще, чтобы достичь нового оргазма, ведь это не предел, это только начало. Все его прошлые страсти и желания вмиг стали серыми и обыденными.

Уже на выпускном, в классе, когда сдвинули парты и пили украдкой водку, Коля нашел взглядом рыженькую. Она улыбнулась ему – наверное, впервые за все время совместной учебы, – а Коля ощутил вместо радости разочарование. Теперь рыженькая казалась ему не божественным видением, а обычной шестнадцатилетней девчонкой, причем не самой симпатичной. Она не умела краситься, дурно и вызывающе одевалась, пила водку с неким привычным ей нахальством. Ей бы не подошла роль музы, потому что рыженькая была годна только для секса.

Он ушел с выпускного до рассвета, не дожидаясь, когда класс отправится на берег Волги, по старой традиции, пускать бумажные кораблики.

К реке он все же отправился, но подальше, за песчаную косу. Продрался сквозь заросли чертополоха, обогнул густые ивы, спустился к воде на знакомом месте, где обычно прятался от родителей, если вдруг выходило так, что отец снова напился до белой горячки и может надавать подзатыльников. В предрассветной серости, которая была еще темнее, чем ночь, Коля стал наигрывать мелодии на гитаре. Пытался поймать эмоцию, которая бы разбудила его новые ощущения, но не мог. Видать, это работало как конструктор: нужны были сцена, софиты, зрители, напряжение. Здесь же, в тишине у реки, мелодия витала над гладью воды и растворялась в рогозе на том берегу.

А затем Коля увидел незнакомку.

Она стояла метрах в трех от реки, едва касаясь босыми ногами воды. Как будто парила в воздухе. Зачинавшийся утренний туман гладил ее обнаженное тело. Длинные зеленые волосы закрывали грудь и опускались до пупка, а все, что ниже, Коля прекрасно видел. От девушки будто исходило бледное сияние.

Морок.

Пальцы перестали играть, и девушка поморщилась, взмахнула рукой, мол, продолжай. Коля продолжил, составляя наугад переходы и переборы. Тогда девушка прикрыла глаза и начала покачиваться, словно завороженная. Молчаливый воображаемый зритель.

Девушка сделала шаг по воде, и волны разбивались о ее стопы. Туман задрожал. Коля неосознанно стал играть громче и с напором. Почувствовал зарождающееся возбуждение.

Еще шаг.

Он вдруг представил, как кладет обнаженную девушку на траву, наваливается сверху – нежно, но в то же время властно.

Еще шаг. Она оказалась на расстоянии вытянутой руки. Открыла глаза, блеснувшие глубокой изумрудной искрой. Сказала:

– Прекрасно играешь!

И вдруг человеческие черты слетели с нее, как вуаль, и в серости зарождающегося солнца Коля увидел перед собой речное чудовище. Оно ощерилось двойным рядом кривых черных зубов, выпучило зеленые глаза с красными прожилками, всплеснуло чешуйчатыми лапами с перемычками между пальцев и с изогнутыми, как крючья, когтями. Эти когти впились Коле в кожу на груди, на шее, разодрали щеки и проткнули левый глаз.

Коля дернулся, затрепетал. Боль захлестнула тело, выдавливая все остальные чувства. Куда-то упала гитара. Воздух прорвался сквозь горло и обжег внутренности. Пахло водорослями, тухлятиной.

Чудовище потащило Колю с берега в воду, оставляя бурые следы крови.

Единственным глазом он увидел светлеющее небо и уходящую луну. Потом мир захлебнулся речной водой, и Коля, кажется, умер.

Ее похлопали по щекам чем-то мокрым, будто половой тряпкой. Раз, другой.

Надя открыла глаза, хотела сесть, но тело не послушалось, ноги подкосились. Вокруг было темно и влажно. Дождь прошел, оставив судороги редких капель. Ветер шумел в листве и на реке. Чей-то мужской голос произнес:

– Нельзя так, Николай. Мало вы вреда нанесли, ей-богу. Не по-христиански это, гордыня запредельная.

– Как будто самое начало договора – это не гордыня была. – Голос Моренко.

– Не путайте теплое с мягким, Николай. То договоренность, ее исполнить надобно. А тут вы возомнили себя спасителем человеческой души. Ишь, девку вытащить решили. На кой? Ее уже выбрали. Не ваше это дело – распоряжаться.

– Ты мне не переворачивай. Моих товарищей тоже выбрали? Их как раз и трогать не нужно было. Как-то никто не думал о человеческих душах и христианских заповедях.

– Так вы это… отказывались уговор выполнять. Вот и пришлось вмешаться. Всему свое объяснение есть, Николай. А правда всегда одна: кто умнее, тот и прав.

Надя закашляла мокротой, перевернулась на бок, чтобы не захлебнуться. Из горла хлынула горькая вода вперемешку с веточками, хвойными иголками и желудочным соком. Голоса сразу замолчали. Кто-то подошел, тронул мягко за плечо. Моренко.

– Вы что натворили? – Она могла только шептать, всхлипывая от прогорклости. Тело дрожало, и по затылку, между лопаток бегал холодок. – Убиться хотели – и меня заодно? Поклялась же не приближаться к вам на пушечный выстрел…

Это все Ранников со своей семьей. Заставил прыгать на эмоциональных горках.

– Простите. – Моренко присел возле Нади на корточки. – У меня не было выбора. Только попытка спасти. Таким вот образом.

– Спасти?

– От речного царя. Вас, не меня. Я-то давно в его власти. Знаете, иногда лучшее решение – это смерть. Закрывает сразу все проблемы.

Форменный псих. Ну надо же было поехать с ним один на один.

– Только глупец решает проблемы убийствами. – Она закашлялась еще сильнее, сплевывая горечь и комочки влажной земли. По щеке ползло что-то влажное. Кровь.

– Женщина правильно говорит, – раздался из темноты голос. – Хватит, Николай. Смиритесь. Вы ведь уже смирились, верно? Зачем испытывать судьбу просто так. Не получается у вас. Нельзя умереть дважды.

Моренко слушал, опустив голову. Потом спросил у Нади:

– Вы меня простите?

– Не говорите глупостей. Лучше помогите подняться и доехать до города.

Не стала добавлять, что в городе вызовет полицию, Ранникова, да и всех, до кого сможет дотянуться, лишь бы спасли от этого психованного музыканта.

Надя оперлась на подставленное плечо Моренко, тяжело встала на ноги. Перед глазами пошли темные пятна. Болело в ребрах, левое колено как-то страшно и звонко хрустнуло. В висках стучало.

Впереди, в нескольких метрах был спуск к темнеющей реке. Вокруг обступили деревья, а справа лежал на боку автомобиль, впечатавшийся носом в ствол сосны.

– Кто это здесь с вами? – спросила Надя, отдышавшись.

Моренко пожал плечами.

– Никого. Вам показалось.

– Вы только что разговаривали, я же слышала. Эй, кто тут?

Она огляделась, пытаясь обнаружить людей в темноте. Пространство проглядывалось неплохо. Если бы кто-то был, Надя бы точно заметила.

– Чепуха какая-то… За нами кто-то ехал, преследовал. Братки ваши, да? Где мой телефон? Надо вызвать скорую, спасателей. Вы как сами, в порядке?

– О, я в полнейшем. Только никого не нужно вызывать. Все хорошо.

– Ага. Класс. Ничему меня вчерашняя ночь не научила. Вам точно нужен психолог или даже психиатр. У вас проблемы с головой, уважаемый гений. А еще и посадить могут, за попытку убийства.

– Я не собирался вас убивать. – Увидев, что Надя может стоять, он отпустил ее и отошел на шаг, запустив руки в карманы брюк. Рубашка у Моренко была порвана на груди.

– А что же вы собирались сделать?

– Говорю же, убить себя. Простите мой эгоизм, но я ничего не смог больше придумать. Если бы я умер, вы бы стали для него бесполезны и смогли бы убежать. Понимаете?

– То есть для вас лучший способ убиться и спасти меня – это влететь на полной скорости в машине в дерево? – Надя с трудом повысила голос. Гнев клокотал в горле. – Не могли ничего другого придумать? Вены порезать, например. Утопиться. Шагнуть с крыши отеля, он четырехэтажный, высокий.

– Мне бы не позволили. Нужен эффект неожиданности.

– Кто бы не позволил?

– Заложные покойники. Утопленники. Верный отряд речного царя.

Надя осеклась, разглядывая Моренко. Тот был спокоен и как будто отстранен.

– Ну-ка повторите.

– В девяностые тут недалеко было болото. Отличное место, глубокое. К нему несколько раз привозили местных бандитов и топили. Даже в Бореевке были разборки, представляете. А речному царю только этого и надо. Неупокоенные попадали к нему, становились слугами. Куда им деваться-то? Никто их по-человечески уже никогда не похоронит. А тут какая-никакая полужизнь.

– Вы опять за свое?

Моренко оглянулся на реку, потом куда-то за спину Нади.

– Пойдемте к трассе.

– Я с вами больше никуда не пойду. И вообще, мне нужен телефон.

– Бросьте, Надя. Телефон ваш где-то в траве, улетел сразу, не найдешь. На трассе нас уже ждут, подбросят до города. Поверьте, теперь вы никуда не денетесь, как и я.

От спокойного тона Моренко гнев сменился страхом. Он действительно верил во все, что говорил. В речного царя, покойников, заложников. Ему ничего не стоит сломать ей сейчас шею или утопить в реке. Кто найдет? Кто поверит? В Бореево даже камер на дорогах нет.

– Где трасса? – спросила она негромко.

Моренко взмахнул рукой.

– За вами. Метров пять вверх по склону, сразу за деревьями.

Она развернулась и побежала вперед, сквозь кусты, поскальзываясь на траве. Заболела вдобавок еще и разодранная днем стопа. Не грохнуться бы в обморок… На склон забралась не без труда, но сразу заметила в лунном свете раскуроченный надвое отбойник, похожий на пасть металлического монстра. На гальке петляли черные следы колес, уходящие вниз.

Надя осмотрелась, пытаясь быстро сообразить, в какую сторону идти. Ждать Моренко она не собиралась. Он плелся еще где-то внизу.

Метрах в десяти слева стояла припаркованная машина, черный «Ленд Ровер», с погашенными фарами и открытой водительской дверью. Невозможно было понять, есть ли кто внутри.

– Идите туда, – произнес Моренко сзади, тяжело отдуваясь. – Прыгайте на заднее сиденье, отдыхайте.

– Чертовщина… – Она попятилась, зацепилась одной ногой за другую и чуть не упала.

Резко развернулась, потому что хотела побежать от машины прочь, в другую сторону, и увидела, что вдоль отбойника стоят братки в спортивных костюмах. Среди них был даже тот, с золотым зубом, которому Моренко утром рассек щеку. Но шрама видно не было, лицо было гладкое, хоть и одутловатое, со странными бугорками под кожей и бледно-синего цвета. В свете луны мужики казались мертвецами-утопленниками, слишком долго пролежавшими под водой. Как из фильмов ужасов.

– Вам не сюда, уважаемая, – произнес один из них, выплевывая вместе со словами брызги воды. – К машине, сказано же.

Ноги подкосились от страха. Сзади ее подхватили за плечи, встряхнули, развернули.

– Я же вроде понятно объяснил… – пробормотал Моренко и повел к «Роверу».

Она поняла, что находится где-то на грани между реальностью и беспамятством. Как будто погрузилась под воду и видит происходящее в этаком дрожащем плотном варианте, где цвета поблекли, а звуки стали глуше и тише.

Ее усадили на заднее сиденье, в теплоту. Моренко протянул плед, помог закутать озябшие ноги. Всучил в руки упаковку влажных салфеток. Надя щурилась, разглядывала темно-лиловую дорогу и не видела больше мертвецов. Вдоль дороги выстроились дорожные белые столбики с красными линиями по диагонали. Как будто за поворотом находился железнодорожный переезд. Лунный свет расчерчивал асфальт ровными полосами.

Впереди в салоне кто-то сидел.

– Вы меня убьете? – спросила почему-то Надя.

– Зачем тогда такие сложности? Можно было и в лесу оставить, у реки. – Голос был знакомый, женский. К Наде повернулась Галина Сергеевна. – Нет, милочка, ты нам еще нужна. Речной царь тебя выбрал.

– Что?..

Закружилась голова. Справа от нее забрался Моренко, сконфуженно пристегнулся. На нем не было ни единой царапины, словно и не угодил в аварию вместе с Надей. Он вытянул из кармана электронную сигарету, но Галина Сергеевна коротко бросила:

– У нас не курят.

Надя взвизгнула:

– Объясните, что тут у вас происходит!

Галина Сергеевна завела мотор. Автомобиль мягко тронулся с места, развернулся и поехал в сторону Бореево.

– Завтра у господина Моренко свадьба, – начала Галина Сергеевна, поглядывая на Надю через зеркало заднего вида. – Он к ней долго шел, сорок с лишним лет. И не только он. Невеста подрастала, наливалась соками, входила в пору своей естественной красоты. Ну или как там красиво сказать… В общем, у нас фестиваль не абы какой, а приуроченный. На свадьбе этой будет множество гостей. Сам жених, его невеста, родственники. А еще нужна подруга невесты, та, кто будет платье нести, помогать по хозяйству, гостей рассаживать и все такое. Возрадуйся, дорогая. Речной царь для этой роли выбрал тебя.

– Чертовщина, – буркнула Надя. – Я ничего не понимаю…

– А тебе и не нужно понимать. Обычаи такие у речных-то царей. Свадьбы пышные, яркие, с жертвоприношениями, танцами, фейерверками, гулянками на неделю, а то и больше. Кто-то должен приглядывать. Человек умный, рассудительный. Ты идеально подходишь. Тебя как увидали, сразу все и решили. Я уже справки навела. Одинокая, без претензий, бегает за женатым мужиком, скоро рожать, а не от кого. Всю жизнь тоскливую в администрациях проработала, по тесным кабинетам, как прислуга. Ну вот и, спрашивается, зачем тебе такая жизнь? У речного царя в разы лучше. Начнешь как подруга невесты, потом дорастешь и до моей замены. Хочешь администрацию Бореево? Вся твоя будет, от уборщицы до депутатов. С такими-то глазищами!

Автомобиль выскочил на освещенную трассу. Надю тряхнуло, она едва не завалилась на бок, но Моренко подхватил ее и вернул в вертикальное положение. Тело ныло, голова кружилась. Мир все еще плыл перед глазами, и не верилось в реальность происходящего. Вдруг очнется сейчас в овраге леса, возле разбитой машины?

Или не очнется уже?

Галина Сергеевна рассмеялась незлобно, тихо. Прибавила скорости на пустой и скользкой от дождя дороге.

– Не бери в голову, дорогая. Это вредно для здоровья. Тебе еще поспать нужно, в себя прийти. На свадьбу придешь чистенькая, отдохнувшая. Завтра на работу не являйся, дождись вечера.

– Вы меня домой везете? – Внезапно подумалось, что еще не все потеряно. Главное – оказаться в городе, добраться до телефона или до милого, родного Ранникова. Он поможет. Глыба. Заступник.

Галина Сергеевна не ответила. Моренко же, склонившись, принялся вдруг шепотом повторять ту самую историю.

Как на выпускном, напившись, спустился к берегу Волги и играл долго на гитаре. Как услышала его песни дочь речного царя, выбралась из-под воды и стала слушать. Как не удержалась, зачарованная, и утащила Моренко под воду, с отцом познакомить. Утопила, стало быть, да еще и на вкус попробовала, потому что маленькая была, несмышленая, как трехлетний ребенок, схвативший с полки в магазине понравившуюся игрушку. Руки-ноги оторвала, внутренности выпотрошила. Так бы Моренко и остался навеки мертвецом на илистом дне реки, кабы не его умение складно играть.

Шептал он о том, что велел речной царь собрать из трупа обратно человека, вдохнул в него жизнь, а потом спросил: «Ну-ка, удиви меня! Сыграй то, от чего дочь так обрадовалась!» Моренко и сыграл. Все свои песенки тоскливые, наполненные грустью по неразделенной любви. Затосковал речной царь, но проникся. Сказал, что две сотни лет не слышал ничего подобного и что у Моренко дар необычайный. Этот дар нужно развивать и увековечивать.

– Понимаешь, у меня дар! – шептал Моренко. Въехали в город, Галина Сергеевна сбавила скорость, петляя в узких улочках между однотипными панельками. – Тогда речной царь сказал, что вернет меня к жизни. Как бы в награду за мой дар. Но в обмен на одно условие. Когда дочь его, завороженная музыкой, достигнет зрелости, мне нужно будет на ней жениться.

– И вы, конечно же, согласились.

– А вы бы что сделали на моем месте? Представьте, перед вами сидит чудовище речное, наделенное магической силой. А вы – труп перед ним, с гитаркой. Смогли бы отказаться, когда такое предлагают? Жизнь в обмен на свадьбу. Мне семнадцать, я только-только из пеленок выбрался. Вечность впереди… к тому же дар, тщеславие, эгоизм. Хотелось мне всему миру доказать, что я чего-то достоин. Вот и согласился, грешен.

Галина Сергеевна чуть повернула голову в их сторону и добавила:

– А невестка-то подросла, похорошела. Свадьба – это обязательства. Что за люди пошли? Думают, все у них просто. Бесшабашное поколение. В мое время если давал слово и не сдерживал, то сразу руки отрубали по локоть и отправляли в поле гулять, до смерти. А этот жалуется.

Автомобиль вкатил во двор пятиэтажек, остановился у подъезда, заехав колесами на старую детскую площадку. В окнах кое-где горел свет. У Нади кольнуло в сердце. Ее привезли домой.

– Выпустите? – спросила она, не веря.

– А чего мне тебя сегодня держать? – хмыкнула Галина Сергеевна. – Свадьба послезавтра. Выспись хорошенько, в себя приди, прихорошись.

– Я тоже здесь выйду, пожалуй, – сказал Моренко.

Галина Сергеевна крепче сжала баранку. Казалось, скажет сейчас что-нибудь резкое. Но затем она просто коротко кивнула.

– Не теряйтесь, товарищ музыкант. И хватит уже бегать. По-детски как-то все у вас.

Надя открыла дверь и вылезла из автомобиля. Ноги болели, в левой коленке болезненно простреливало. Вдобавок снова зашумело в голове. Не свалиться бы в обморок.

Моренко выскочил с обратной стороны, обогнул автомобиль, подхватил Надю под локоть. Вот так вдвоем они побрели мимо площадки, как старые знакомые. «Ленд Ровер» взревел мотором и выскочил со двора, заставив лихорадочно замигать несколько сигнализаций на автомобилях вдоль тротуара.

Надя тяжело вздохнула. Прохлада. Тучи метались по черному небу. Зашли в подъезд. Стало тихо и тревожно.

– Вы идите, не тратьте на меня время, – пробормотала Надя. – Доберусь.

– Нет уж, доведу. К тому же я пить хочу, в горле пересохло так, будто всю Волгу бы выпил.

Он неловко рассмеялся. Уже на нужном этаже Надя сообразила вдруг, что совершенно забыла про ключи. Они могли остаться в машине или вылететь из кармана по дороге, да вообще потеряться где угодно. Похлопала себя по карманам.

– Ну точно! – Теперь уже засмеялась и Надя, прислонившись лбом к двери квартиры. – Нет ключей, не попадем. Приехали.

– Тогда пойдемте в гостиницу, ко мне. Переночуете, а завтра вызовете слесаря. Вряд ли Галина Сергеевна будет против, если вы задержитесь, скажем, навсегда.

Подумав, Надя кивнула. Выбора особо не было, не к Ранникову же ехать. Они снова вышли на улицу. Шум в голове постепенно стих, Надя присела на лавочку, пока Моренко вызывал такси. В свете уличного фонаря лицо его казалось бледнее прежнего.

Надя не верила, что происходящее с ней – это не сон. Как будто минуту назад везла Моренко в соседнюю деревню, а теперь вот провалилась в бред, фантазию. Как отсюда выбраться? Непонятно. Ущипнула себя и сама же рассмеялась. Тело и так болело от затылка до пяток, а еще щипать. Глупо.

Уже в такси спросила:

– Откуда вы знаете жабу?

– Кого?

– Галину Сергеевну из администрации.

– Подходящее прозвище… Она была здесь уже сорок лет назад. Когда я заключил с речным царем сделку и он велел вывести меня на берег, там ждала как раз эта жаба. Мне кажется, она была в таком же возрасте, что и сейчас. Старая и вредная. Повела меня в дом культуры и творчества, напоила водкой, заодно рассказывая, что меня ждет. Ну вот до свадьбы на дочери царя. Чтобы, значит, я понял всю серьезность.

– И вы поняли?

– Как видите.

– То есть все, что сейчас было, это правда. Через два дня вы женитесь на дочери речного чудовища, а я стану подругой невесты и навсегда останусь в каком-то подводном царстве. Мне просто не повезло оказаться здесь, да?

– За эти годы я много думал о своем поступке, – ответил Моренко. – И понял, что не бывает везения или невезения. Каждый наш шаг в итоге ведет к последствиям. То, что вы здесь оказались, Надя, это ваш выбор. Осознанный или нет – неважно. Вы поехали за женатым мужчиной, все еще надеясь, что он выберет вас, а не останется с женой. Вы осознанно оказались в этом мелком болоте, без карьерного роста, перспектив и надежд. Здесь для вас был тупик. Поэтому, наверное, последствия закономерны. Простите.

Такси домчало быстро, рассекая свежие лужи. На этот раз Моренко вышел первым и помог Наде выйти из салона, галантно придерживая за руку. В голове больше не шумело, а, наоборот, возникла ясность.

Все верно, она сама завела себя в тупик.

На крыльце отеля стоял Ранников и смотрел на Надю. У него снова выправился нижний край рубашки, галстук съехал набок. Едва такси отъехало, он неторопливо спустился, хмуро поглаживая щетину. Надя обрадовалась.

– Ты здесь!

– Ага. А ты где была? – Голос прозвучал глухо, угрожающе.

Надя сразу же поняла по интонации, что Ранников на взводе. Пару раз она видела его в гневе, еще в самом начале их отношений. Как-то они устроили корпоратив и отделом поехали в караоке. Надя, напившись, не только горланила Аллегрову и Губина, но и флиртовала с коллегами, потому что еще не успела привыкнуть к своему статусу любовницы начальника. Ранников в ту ночь вскипел не на шутку и учинил скандал, едва оказавшись с Надей один на один. О, как же он кричал. Как же возбудил ее тогда своим гневом. Но это в прошлом. Сейчас Надя вдруг испугалась.

Моренко остановился в двух шагах и закурил.

– Где твой телефон? – рявкнул Ранников, приближаясь.

– Он… потерялся. Там такая штука, я в аварию попала, в общем…

– В аварию… – Ранников сжал пальцы в кулаки. – С ним? Куда-то поехали на ночь глядя? Я в этой проклятой опере тебе писал, писал, а потом вижу, что тебя в сети нет уже час. Потом два. Потом три. Рванул к тебе, как только вернулся. А там пусто. Потом сюда, и вот…

– Машина разбилась, я еле выбралась. Мы в лесу с дороги сорвались. Ты не видишь? – Надя приблизилась, показывая Ранникову свое лицо. – Раны, царапины, а? Ослеп?

– Куда вы ехали на ночь? Что делать ночью за городом? – повторил Ранников, ощупывая взглядом Надю. – Ты с ним…

– Трахалась? – вырвалось у Нади внезапное.

Ранников побледнел. Надя рассмеялась от злости и непонимания. Вот он – тупик. Оправдываться перед женатым мужиком, где была и куда ездила. Как будто его вещь, домашнее животное, которое должно сидеть дома и покорно ждать хозяина, пока тот нагуляется.

– Дура – и не лечишься, – пробормотал он. – Завтра на работу к девяти как штык. Там и поговорим.

Надя посмеялась еще с минуту, натужно, потом сказала:

– Ключи дай от моей квартиры. Потеряла где-то.

Ранников подчинился. Он все еще был зол, но, видимо, сообразил, что сейчас не время и не место. Пусть покипит, подумает. Она двумя пальцами заправила угол его рубашки в брюки, поправила галстук.

– Если тебе интересно, мы не трахались, – шепнула на ухо. – Он очень приятный человек, гений, между прочим. И не женат. А теперь отвези меня домой и, умоляю, больше не устраивай идиотских сцен ревности. Они тебя не красят.