Текст книги "Кровавые легенды. Русь"

Вода бесновалась вокруг, лизала Надины руки и щиколотки. Монотонный гул нарастал, разносимый ветром.

Братки перевалили тело через оградку. Внутренности вывалились первыми, а потом уже и Ранников ухнул в темную воду Волги, всплеснув на прощание окровавленными руками.

Гул сразу же прекратился, волны успокоились, и стало невероятно спокойно и тихо. Вода просочилась сквозь швы, через минуту на понтонах уже ничего не осталось.

Солнце ушло за холмы. Галина Сергеевна, почти полностью скрытая в темноте сцены, сказала уставшим голосом:

– Ну что, товарищи, поздравляю нас всех. Жертва принята, свадьба официально состоится.

В наступившей тишине громко и безумно расхохотался Моренко.

Дальше началась какая-то легкая суета.

Надю окружили, подняли, встряхнули, повели со сцены на берег. Следом плелся Моренко, продолжающий посмеиваться с неким хлюпающим присвистом. Его держали под руки.

Рабочие и строители почтительно расходились в стороны, снимая каски и кланяясь.

Вдоль набережной вспыхнули фонари. Свет их казался Наде тусклым, голубоватым, будто шары на столбах были наполнены водой.

Ее довели до сетчатого забора, но потом свернули в сторону и стали спускать к реке. Надя видела людей, праздно ходящих по променаду: веселых женщин, галдящих детей, мужчин с банками пива в руках. Ей хотелось закричать, позвать их на помощь, но сил больше не оставалось. Желудок болел, ноздри забились желчью и водой, нижняя челюсть дрожала. Надя и шла-то с трудом. В голове как будто что-то треснуло, мир снова казался погруженным под воду, замедлился и приглушил звуки.

Спустились к Волге, в темноту. Слышался слабый плеск волн, да где-то вдалеке начала серебриться дрожащая лунная дорожка. Надю опустили на землю, она нащупала ладонями траву, едва не упала на бок. Придержали.

Галина Сергеевна спустилась тоже и с кем-то разговаривала по телефону, негромко, почти бубнила. Рядом с Надей сел Моренко.

– Какая чертовщина, а? – спросил он негромко и стал посмеиваться в кулак. – Вот так живешь, живешь, а потом мир ломается.

– Заткнитесь уже… – выдавила Надя через силу.

– Я уже успел забыть. Думал, мне приснилось или что. Ну да. Когда тварь речная разрывает тебя на куски, в это не очень-то верится потом. Убедил себя, что это сон, пока вдруг однажды ко мне не явились его слуги. Не эти братки, а настоящие морские черти, грешники вековые в диком облике… Я думал, что с ума сошел. Они вылезли через краны в кухне и ванной комнате, пришлепали в спальню. Голые, мокрые. Всюду грязь и вода от них. Воняют гнилью, будто кошачью шерсть из водостока вытащили. Я тогда блевал, вот как вы, Надя. Сразу понял, что не сон. И вы лучше быстрее поверьте, так больше шансов.

– Шансов на что?

– Я вам не скажу, – шепнул Моренко и затянулся электронкой. Она уже не дымила. Вообще не работала, кажется. – Не дам вам надежду. А то вы снова начнете ругаться.

Он замолчал и стал пялиться на реку, тихонько посмеиваясь и болтая головой из стороны в сторону. Сидели так около часа, Надя продрогла и то и дело неконтролируемо дрожала всем телом. Галина Сергеевна подходила и уходила, кому-то звонила, потом с кем-то переписывалась. Экран телефона ярко освещал ее крючковатый нос, морщинки, большие глаза.

Где-то над головами ходили люди, шумела набережная, но постепенно все стало затихать. Луна поднялась, наступило некое призрачное и короткое умиротворение.

Надя как будто несколько раз падала в обморок. Ее окутывала теплая чернота без мыслей и тревог. Она видела образы из прошлого: как познакомилась с Ранниковым на собрании в администрации, потом как ездила с ним в командировку, где впервые все и завертелось, потом жаркую комнатку и обнаженного Ранникова, курящего возле открытой форточки. Подступал страх за него, а ведь ничего нельзя было изменить – ни предупредить, ни обезопасить. И потом уже совершенно неожиданно вспыхивал тот самый ужасный образ, синюшное мертвое лицо, складки на шее, синяки под глазами и кровавый глубокий порез на шее, сквозь который бьет кровь.

Тут она приходила в себя, пугалась от темноты и плеска волн и понимала, что все еще сидит на берегу Волги. Сердце колотилось, сил больше не оставалось. Моренко хихикал, обхватив коленки руками. В перерывах между хихиканьем вдруг насвистывал какие-то мелодии, возможно, свои.

Подошла Галина Сергеевна, похлопала Моренко по плечу. Сказала негромко:

– Пора, уважаемый. Пойдемте.

– Куда вы его? – вырвалось у Нади.

– Жениху надо готовиться, – коротко отозвалась жаба. – И вы не расслабляйтесь.

Моренко ушел, и Надя как-то незаметно осталась одна на берегу. Даже братки растворились в темноте.

Прошло какое-то время, растягиваемое периодами безмятежной темноты бессознательного, и Надя заметила краем глаза какое-то движение на воде. Волны ударили о берег, из воды показались молчаливые высокие фигуры.

Они были гладкие и влажные, с темной блестящей кожей. Похожи на людей, но с чересчур короткими ногами и длинными руками, заканчивающимися четырехпалыми ладонями с перепонками. Голова начиналась без шеи и подбородка, вместо носа – два черных отверстия, безгубый рот усеян рядом мелких заостренных зубов.

Надя не испугалась – уже устала бояться – и просто откинулась на траве, разглядывая речных чудовищ. Спросила:

– Вы за мной?

Они безмолвно протянули к ней руки, стали ощупывать от лица до пяток, потом снимать мокрые одежды и растирать обнаженное Надино тело теплыми влажными водорослями. Теплота от них проникла под кожу, а в том месте, где водоросли касались царапин или ушибов, возникало приятное жжение, как от целебной мази.

Надя прикрыла глаза. Если этот кошмар происходил наяву, то у нее больше не было оправданий оставаться разумной.

Ее раздели полностью. Водоросли проникли между губ, между бедер. Растирали тщательно и нежно. Потом руки подхватили Надю и подняли в воздух, аккуратно придерживая голову. Надя поняла, что ее несут в реку, но глаз не открывала. Темнота под веками шевелилась и убаюкивала.

Тело коснулось холодной воды. Мгновение – и Надя погрузилась с головой. Руки крепко обвили, как пластиковые жгуты, и потащили вниз, глубже, глубже, на самое дно.

Против воли захотелось вздохнуть. Надя открыла рот, открыла глаза, и вода хлынула внутрь ее уставшего тела и сознания. Кругом надавил мрак. Надя поняла, что умирает. Легкие болезненно обожгло, тело содрогнулось от конвульсий. Течение подхватило ее и поволокло куда-то глубоко-далеко, куда живым людям вход заказан.

Надя сидит за столом.

Вода вокруг прозрачна и чиста, а горящие под сводами овального потолка фонари рассеивают свет золотистыми лучами. Мельтешит мелкая рыбешка, сомы трутся о ноги.

Надя обнажена, потому что под водой нет нужды носить одежду. Она не стесняется, чувств почти не осталось. Мысли вялые, погруженные на глубину. Надя пытается ухватиться за них, ощущает что-то важное, но мысли ускользают, как подводные змейки. Скоро их совсем не останется, и Наде станет легко-легко.

Ее распухшие руки лежат на коленях, в венах и артериях медленно течет илистая вода, плечи расправлены, голова повернута к каменной арке. Скоро через арку начнут заплывать гости, а функция подруги невесты – в том числе – встречать каждого, улыбаться, кивать. Все любят знаки внимания, хоть морские черти, хоть речные дьяволы.

В большом зале много столов на разных уровнях течения. Снуют молчаливые твари, готовящие угощения. Вода вокруг дрожит и переливается. На широкой сцене – стул и подставка для гитары. Там же – воздушный вакуум для звука. Царь предусмотрел все. Владыка мудр и дальновиден.

Вокруг множество зеркал. Надя видит собственное отражение и не узнает: кожа бледно-желтая и сморщенная, под глазами собрались большие темные мешки, губы разорваны, щеки набухли, а под подбородком вместо шеи – опухоль сливового цвета. Так выглядят утопленники в фильмах. Так выглядят подруги невесты. Или грязная вода на глубине так сильно искажает изображение.

Важная мысль: ее никто не будет искать на поверхности. Разве что мама не дозвонится, напишет заявление в полицию, и на этом все.

Вода приходит в движение, дрожь поступает от входа, и из изумрудного полумрака в зал вваливается первый гость. Тварь со щупальцами вместо рук, с четырьмя кривыми ноздрями, сеткой глаз. Редкая, кое-где счесанная чешуя поблескивает в лучах. Надя улыбается, кивает. Тварь будто не замечает ее, вальяжно проплывает мимо.

И сразу за ней – множество других подводных существ. Похожие на рыб, на людей, на человекообразных рыб. Страшные и мерзкие, чешуйчатые и гладкие, со щупальцами и плавниками, с руками и хвостами. Мужчины, женщины, разные. Надя кивает и улыбается каждому. Вода дрожит не переставая, и в этой дрожи преломляется свет, наполняя зал короткими брызгами разных оттенков.

Гости заплывают один за другим, их так много, что у Нади рябит в глазах. От улыбки болят губы и скулы. Вода щекочет ноздри, разъедает небо и место в груди, где раньше были легкие.

Важная мысль: теперь это – ее предназначение. Все, что говорила Галина Сергеевна, – ложь!

Тут появляется жаба. Натуральная огромная жабища с набухшими волдырями по всей коже. В некоторых местах волдыри лопаются, и из них выползают скрюченные белые нити гноя, устремляющиеся по потоку вверх, к потолку. На этот гной набрасываются мелкие твари, похожие на креветок. Их разгоняют после короткой драки. Надя едва сдерживает позывы рвоты, но улыбается и кивает.

– Умница! – говорит жаба, шлепая вывернутыми наружу гнойными губами. Звуки под водой глухие и будто распадающиеся на отдельные кусочки, яркие брызги воздушных пузырьков. – Я знала, что ты справишься, милочка! Ишь, девка какая! Терпи, заслужишь местечко!

Гости прибывают. Где-то играет музыка. Волны ее под водой вязнут. Для Нади это не музыка, а какофония. Она вспоминает мелодии Моренко и понимает, почему ему удалось охмурить дочь речного царя.

Вода становится грязнее, откуда-то снизу поднимаются ил и кусочки водорослей. Гости рассаживаются за столы. Кругом шум и гвалт, свет мутнеет. Серебристая тварь, закрытая хитином, с плоской мордой и мощными челюстями, набрасывается на тварь поменьше, жрет ее, тряся головой, мутит воду кровью и оторванными конечностями. Никто не обращает внимания. Надя тоже. Ее дело – кивать гостям и улыбаться.

Замечает мужчин в спортивных костюмах. Они единственные здесь люди, кроме нее. При этом одетые. Вот только жизнь покинула их тела, вернула, видимо, естественный облик, присущий тем, кто долго разлагается в болотах. Кожа зеленоватая и гнилая, местами сползает, отслаивается чешуйками, глаза давно вытекли, а глазницы у них забиты песком, грязью и водорослями. Заложные покойники плывут молчаливо, поддаваясь течению, вода струится из рваных ран на шеях, щеках, сквозь открытые рты и порванные ноздри.

Потом появляется речной царь.

Он огромен и стар. Тело его рыхлое, морщинистое, наполненное водой, грязью, илом. В складках большого живота забились водоросли и рыбьи кости. Сквозь мощный лысый череп пробиваются тонкие кусочки кораллов, совершенно непонятно как там оказавшихся.

У него нет губ и носа. У него есть костяные рога. Огромные треугольные глаза без век. В левой руке зажат ржавый трезубец, а в правой – тоже ржавый длинный скипетр с овальным наконечником, мятым на боках.

Вместо ног у царя огромный хвост, на который он садится, как на стул. Каждая чешуйка хвоста – размером с Надину голову.

Царь говорит:

– Здравствуйте, гости дорогие!

И его приветствуют чинно, дружно, кланяясь и разгоняя воду чем-то вроде аплодисментов. Надя улыбается и кивает. Царь не замечает ее, слишком мелкую сошку, и величаво проплывает мимо, одарив сладковатым запахом каких-то специй.

У царя главный стол, под сводами.

Сразу за ним всплывают все его дочери, числом пять тварей.

Надя улыбается.

Дочери жирные, чешуйка к чешуйке. Головы обросли яркими водорослями.

Надя кивает.

Наконец появляется шестая дочь – нынешняя невеста. Под руку ее держит Моренко.

Он тоже обнажен и как-то совсем нелеп, будто свихнувшийся старик оказался вдруг в аквапарке в чем мать родила. Седоватые волосы дрожат в потоке, скукожившийся член спрятался в сером пушке между ног. В Моренко нет грации речных тварей, он шевелит ногами и руками, чтобы сохранять равновесие. На лице его – обреченность и уныние. Кожа натянута, проступили коричневые вены, густо усеивающие руки, бедра, грудь.

– Рад тебя видеть, – говорит Моренко, пристально глядя на Надю. Судя по интонации, не рад. Впрочем, ей все равно. Мудрый царь приказал улыбаться и кивать каждому гостю.

– Думай о чем-нибудь земном, – говорит Моренко.

– Думай о людях, которых ты еще можешь спасти, – говорит Моренко.

– Держись за жизнь, – говорит Моренко.

Невеста уводит его повыше, к отцу, оставляя шлейф мутной воды. Вокруг вспыхивают сотни воздушных пузырьков и на мгновение слепят Надю. Она моргает. Что-то застряло в глазу. Веточка. Думает о маме, которая за неделю не позвонила ни разу. О пыльном кабинете в администрации, где уютно сидеть в тишине и разбирать бумаги. О набережной, укрытой серебряным светом заката. О музыке, что льется в уши из приложения. О глубоком вздохе чистого воздуха.

В этот момент подводный зал взрывается фейерверками звуков. Гости веселятся. Вода приходит в движение, потоки ускоряются и кружат, кружат Надю против воли под свод этого огромного зала.

Она смутно помнит, как оказалась здесь. Кажется, сначала дышала, а потом уже нет. Ее закопали глубоко в ил, затем еще глубже, ниже речного дна, проволокли по узким тоннелям, сдирая кожу, и вытащили с нижней стороны реки, куда хода никому нет. Странные существа привели ее в порядок, обтерли, раздели, накрасили во что-то, заставили вытряхнуть из головы лишнее, ненужное, о прошлом…

Суетятся существа-официанты, разносящие еду по столам. Речные черти играют с дохлыми рыбами, забрасывая их себе в рот и сплевывая то пустые головы, то реберные косточки. Девы с рыбьими хвостами обсуждают что-то с девами, у которых зеленые волосы и вплетенные в косы жухлые листья и цветы.

– Внимание! Внимание! – разносится в зале, и вода дрожит от мощнейших переливов голоса речного царя. – Смотрите-ка, какую прекрасную жертву принесли нам! Возрадуемся же! Приступим к трапезе!

В зал вплывает горстка мелких морских чертей, облепленных водорослями, как новогодняя елка – гирляндами. Они держат на своих плечах плоский медный таз, и на тазу лежит мертвец. У него разрезан живот, перерезана шея, многочисленные порезы на теле. Язык вывален, глаза выколоты, а внутренности уложены вокруг тела. Наде неприятно смотреть на него. Наде кажется, что она видела этого мертвеца где-то в другом месте, живым.

Гости ликуют.

Черти выстраивают их в очередь к блюду, и каждый гость – будь то русалка или тварь какая-то с куцым хвостом и копытцами – подходит к блюду, отщипывает от мертвеца кусочек и кладет его в рот. А сверху, из-под сводов залы следит за действом могучий и безжалостный речной царь.

Надя забивается где-то в укромном уголке. Ей плохо. В ушах стоит шум. Как будто речные чудовища отщипывают кусочки и от ее тела тоже.

Вода вокруг блюда становится мутной, красноватой. Плавают обрывки кожи, сосудов.

Гости ликуют. Им нравится жертва.

Жаба Галина, как ее там, смотрит на Надю и указывает на блюдо. Подойди, мол, отведай угощение. Надя мотает головой. Она не может пошевелиться. Что-то в ее воспоминаниях не дает этого сделать.

И тут появляется Моренко. Он заплывает в воздушную сферу и тут же падает на колени, сраженный силой тяжести. Поднимается, разглаживая мокрые длинные волосы. Движения его плавные и замедленные. Вода стекает с обнаженного тела. Надя наблюдает за ним.

Моренко идет к гитаре, берет ее и садится на стул. Проводит пальцами по струнам, играя подряд несколько аккордов. Гитарные звуки резонируют от воды и разлетаются по залу, усиленные искажением во много раз.

Гости отвлекаются от трапезы, поворачивают морды и лица в сторону Моренко. Блюдо почти пустое. От мертвеца остались только торчащие косточки.

Моренко сосредоточен. Он склоняет голову, не поднимая взгляда, и начинает играть что-то медленное, красивое. Мелодия мгновенно захватывает внимание присутствующих. Гул и ропот затихают. Никто даже не чавкает, пожирая плоть мертвеца.

Слышна только мелодия. Ломкая, неторопливая.

Надя чувствует, как мелодия проникает в нее, заставляет вибрировать чем-то внутри головы.

Речные твари, черти, русалки – все собрались вокруг воздушной сферы и слушают. Вода в зале от пола до потолка дрожит от каждого трепета струны.

Речной царь откидывается на своем хвосте, прикрывает глаза перепончатыми пальцами. Все его дочери, включая невесту, покачиваются из стороны в сторону, словно в трансе. Все вокруг в трансе.

А Моренко играет.

Надя вспоминает, что у него талант.

Одна мелодия сменяет другую, и она более динамичная. Быстрый темп заставляет существ дергаться, дрыгаться, исполнять что-то похожее на танец. Возможно, даже против их воли. Мгновение – и зал захлебывается волнами. Все вокруг приходит в движение, столы опрокидываются, черты беснуются, заложные покойники исполняют сальто и дубасят друг друга, выворачивая из челюстей оставшиеся зубы.

Надя тоже трясется вместе со всеми. Тело ей неподвластно. Позвонки простреливает мелодией.

А Моренко играет.

Третью мелодию. Потом четвертую. Заставляет гостей то замирать в унынии, то безудержно веселиться.

Вода мутнеет, болтается, и уже почти ничего не видно вокруг.

Но Надя видит Моренко. Он сидит, тощий, обнаженный, мертвый, склонившийся над гитарой.

Она видит его желтоватые ногти. Растрепавшиеся волосы. Набухшие синие вены на бедрах и руках.

Моренко вдруг поднимает голову и находит ее взглядом. Именно ее. Смотрит несколько секунд и кивает. Что-то хочет ей сказать. Но непонятно – что.

Мелодия на мгновение прерывается. Моренко делает глубокий вздох и начинает играть заново.

В этот раз Надя понимает, что это за мелодия. Она слышала ее – постойте, постойте – день или два назад. В душном и тесном гостиничном номере. Моренко положил перед Надей планшет. Моренко закурил. Моренко передал ей это сакральное знание…

Но откуда?..

Гости впадают в транс. Мелодия оглушает каждого, кто ее слышит. Твари речные оседают на пол, медленно шевеля щупальцами, лапками, ножками. Один на другого. Мелодия прорезает толщу воды. Черти спускаются на дно, скрючившись в странных позах. Заложные мертвецы, вытянув руки по швам, падают, как стойкие оловянные солдатики. Затем дочери речного царя, одна за другой, и, наконец, грузно, тяжело опускается на гостей сверху сам речной царь.

Моренко играет, закольцевав мелодию. Надя видит, что струны в крови. Кровь сочится из изрезанных пальцев. Моренко снова смотрит на нее, снова играет.

На дне зала шевелится загипнотизированная масса из чешуй, хитиновых тел, ласт, плавников, щупалец, мертвой кожи.

Надю берут за руку. Это жаба Галина, как ее там. Пялится водянистыми глазами. Говорит:

– Пойдем. Он договорился.

Голос звучит досадливо и уныло.

– Кто и как? – кричит Надя.

Ей вдруг кажется, что все происходящее – это сон, кошмар. Мир дрожит вокруг. Мелодия режет вены.

– Он договорился, – повторяет жаба и тянет, тянет Надю к выходу из зала. – Повезло тебе, милочка. Ишь.

Мелодия не прерывается. Из груды существ внизу щетинятся изломанные конечности, кто-то плачет и стонет. А над всеми – речной царь, лицом к небу. Он улыбается, хотя, может, это и не улыбка вовсе, а зловещий оскал.

В мутной воде вспыхивают отблески мелодии. Пахнет кровью, испражнениями, дохлятиной.

Надю вытаскивают из зала в мрак подземной реки. Мелодия тут же обрывается. На Надю обрушиваются тяжесть тишины, давление воды, ледяное течение. Болезненно пульсирует в висках.

Жаба говорит:

– Беги, пока есть возможность.

Надя очнулась, лежа на понтоне. Тяжелые волны болтали его где-то в середине реки. На берегах темнели черные силуэты деревьев.

Ее стошнило затхлой водой, из ноздрей выпали кусочки водорослей. Хотелось вздохнуть – и легкие раскрылись как будто с неохотой. Горячий воздух обжег горло.

Надя перевернулась на спину, разглядела в мутном свете луны огромную голову водяного, держащуюся на нескольких уцелевших канатах. Ветер швырял ее из стороны в сторону, и казалось, что водяной злится на что-то.

Волны били о понтон, но, удивительно, вода не оставалась на поверхности, а до Нади даже не долетали капли.

Болело все тело, ныла каждая косточка. Руки и ноги двигались с трудом. Но хуже всего было в голове, в мыслях. Их как будто вытащили из Надиной головы и вставили заново, основательно перемешав. Где реальность, а где бред – непонятно.

Мгновение назад ей казалось, что мир вокруг погружен под воду и нет сил вздохнуть.

А потом вдруг воздух заполнил тело, и вот уже ее охватила невыносимая легкость.

Обрывки воспоминаний или горячечного бреда плавали под черепной коробкой, будто куски льдин в океане.

Она кое-как села, обхватив руками колени. Вдалеке мелькали огни Бореево, холмы и деревья вдоль берега тонули в темноте, а набережная тянулась цепочкой фонарей. Были видны силуэты прохожих. Особенно много их стояло у спуска, где недавно рабочие монтировали сцену. Надя увидела разбросанные части сетчатого забора, вырванные куски металлических конструкций, обрывки проводов и веревок. От сцены ничего не осталось, кроме вот этой части понтона, которую бросало на волнах, унося Надю и поролоновую голову водяного по течению, к холмам.

Глядя на удаляющуюся искореженную сцену, Надя вспомнила о Ранникове, лежащем под брезентовым укрытием. Вспомнила Галину Сергеевну, которая потрошила Ранникова, будто рыбешку. И сразу же пришло мутное, грязное воспоминание, в котором подводные твари отщипывали от мертвеца кусочки и жрали, будто десерт.

Ее стошнило снова, на глазах выступили слезы.

Понтон подбросило на волнах, и набережная исчезла в темноте.

Кто-то оказался рядом с Надей. Вздрогнув, она поняла, что это Моренко – мертвый обнаженный утопленник. Тело его разбухло и покрылось трупными пятнами. Живот был огромен, натянут, набит водой и грязью. Губы стали белые и тонкие. Волосы облепили влажное лицо.

Галлюцинация или реальность? Надя боялась проверять.

Моренко между тем сел на край понтона, свесив ноги в воду. Сказал:

– Можете меня поздравить, Надежда, я теперь муж и фактически родственник местного речного царя.

– Поздравляю, – выдавила она, чувствуя во рту привкус песка и водорослей.

– Я сказал царю, что если он не освободит вас, то мне придется играть новую мелодию до тех пор, пока все его гости не передавят друг друга в экстазе танца, – произнес Моренко. – Он хитер, как говорится, да я хитрее. К тому же у меня было время почитать былинки. Садко, богатый гость и все такое. А эти морские животины даже читать не умеют.

Он хмыкнул, разглядывая Надю грустным взглядом. Достал откуда-то фиолетовую электронку и закурил, прикрыв глаза.

– Хотелось сделать что-нибудь достойное. Спасти кому-нибудь жизнь, например. Сейчас вас доставят к берегу в целости и сохранности и отпустят на все четыре стороны. Вы теперь не во власти города. Бегите и будьте счастливы.

Она кое-что вспомнила вдруг.

– Болота. Я вернусь к ним и вытащу всех заложных покойников, как обещала. Вы уже тогда все придумали, да?

– Это уже ваша судьба, – улыбнулся Моренко, докурил и спрыгнул с понтона в воду.

Река беззвучно поглотила его. Волны тотчас успокоились, течение сделалось ровным, неторопливым. Лунный свет выхватывал из темноты голову водяного кверху носом, плывущую метрах в десяти от Нади. Речной царь должен сохранить эту голову, она ведь ему очень нравилась.

Надя легла на спину. По небу плыли звезды и редкие облака. Мысли тоже плыли, успокаиваясь.

Она вдруг вспомнила все, от приезда в Бореево до речной свадьбы. Вспомнила жабу, царя, невест, покойников и чертей. Всех-всех. Где-то в груди болезненно кольнуло. Там наверняка остались комочки грязи, которые теперь в ней навсегда.

Надя лежала так, пока понтон не прибило к пологому берегу. Потом поднялась, спустилась в траву и медленно побрела через кусты рогоза к тропинке, которую услужливо подсвечивал свет полной луны.