Текст книги "Кровавые легенды. Русь"

С утра разбитое тело напомнило Наде обо всем произошедшем.

На бедрах вспухли синяки, руки были в царапинах и ссадинах, слева на подбородке кожа будто стесалась об асфальт. И еще мешки под глазами, глубокий порез на стопе, ноющие мышцы…

Она проснулась в десять, разглядывая потолок и пытаясь собрать мысли в кучу. Что из вчерашнего было правдой, а что – сном? Поискала телефон, но его не было. Села в постели, разминая виски пальцами.

Автомобильная авария – правда. Мертвецы в лесу – ложь. Галина Сергеевна – правда. Рассказ про речного царя – ложь. Ранников на крыльце отеля – правда. Кипел от злости, но довез ее домой и тут же умчался прочь, обещав выяснить отношения уже на работе.

Хотелось, чтобы было именно так. Но разобраться все же придется.

Она сходила в душ, неторопливо позавтракала, позволив мыслям свободно перетекать внутри головы, как ленивым ручейкам в лесу. На улице снова было ярко и солнечно, о минувшем дожде напоминали только редкие лужи во дворе.

Наде отчаянно хотелось поддержать в себе эту утреннюю легкость, чтобы не нужно было больше ни о чем думать, не бегать за Ранниковым, не помогать Моренко и не сталкиваться с жабой из администрации. Еще лучше, отстраненно подумала она, вернуться в Ярославль и начать жизнь заново. Вот так запросто. Порвать с прошлым, забыть это все как страшный сон. Главное – не бояться. Потому что она, кажется, все эти годы банально боялась. Можно перечислить, чего именно: остаться одной, никому не нужной, не найти нормальную работу, подтвердить мамины слова о том, что ничего в жизни не умеет и не добилась. Страх – вот что заставляло ее совершать глупые поступки, и чувствовать себя свободной только в пыльных коридорах администраций, и забрести в итоге в тупик.

Она оделась, размышляя о какой-то новой, еще не понятной ей жизни, вышла из квартиры и на лестничном пролете столкнулась с мужчиной в спортивном костюме. Он был из тех, вчерашних. Его сине-зеленый костюм промок насквозь, ботинки хлюпали от влаги, на лице со следами оспы и небритости скопились капли. Увидев Надю, он улыбнулся, обнажая редкие гнилые зубы, и сказал:

– Извините, сударыня, если напугал. Велено присматривать.

Голос у него тоже был какой-то гнилой.

Страх вернулся мгновенно. Надя прижалась спиной к двери квартиры, чувствуя, что теряет контроль над мыслями. Секунду назад почти весь вчерашний день казался сном, ложью. А теперь реальность свалилась на голову. Не сбежать.

– Вы кто? – выдохнула Надя и тут же добавила торопливо, неубедительно: – Я полицию вызову!

– Не вызовете, у вас телефона нету, – ответил мужчина. – Да не бойтесь. Мне велено просто быть поблизости, приглядывать. Чтоб не умотали в кювет, как ночью. Считайте, нет меня, нет.

Он взмахнул ладонями, окропив пол водой, поспешно заковылял куда-то за лифт, к мусоропроводу, и там затих. Надя видела только скрюченную тень, на которую в другой ситуации не обратила бы внимания.

Несколько секунд соображала, что делать дальше. Спрятаться в квартире? И что? Стучаться в соседние двери? Как это поможет? В конце концов торопливо побежала по лестнице вниз.

На улице было свежо, жара еще не вернулась. Впрочем, Надя почти не замечала ничего и никого. Разве что по дороге на работу несколько раз оглядывалась, пытаясь разглядеть среди прохожих мужчину в спортивном костюме. Того не было видно. Или удачно скрывался, или… показался?

Саму себя убедить не получилось. Мужчина был реальный. Значит, и все произошедшее тоже.

Она расслышала звуки перфораторов, грохот бульдозеров. На набережной проходили последние приготовления к открытию фестиваля. Или свадьбы.

Надя зашла в администрацию, в тишину.

– О, глазищи пожаловали! – ухмыльнулась женщина за окошком. – Постоянный пропуск задерживается что-то. Еще пару деньков придется потерпеть.

– Ничего, – буркнула Надя. – Справлюсь.

– Глядишь, и не понадобится, – сказала почему-то женщина, неприятно осклабившись.

Из темного нутра коридоров показался чиновник в дорогом костюме, со значком флага России на лацкане пиджака, держащий черный дипломат. Увидев у турникетов Надю, он тоже почему-то криво улыбнулся, будто знал ее сто лет. Кивнул. Надя машинально кивнула в ответ.

– Проходите, не задерживайтесь, – сказала женщина.

Надя протиснулась мимо чиновника, заторопилась к лестнице. Не удержалась – оглянулась: оба сверлили ее взглядами и улыбались. Тревога накинулась с новой силой.

Первым делом Надя постучалась в кабинет Ранникова, но тот был заперт. Вошла в свой и тут же угодила в объятия Галины Сергеевны. Ну, как в объятия. Старая чиновница обняла ее за плечи, завела внутрь и закрыла дверь. В кабинете было влажно и душно. Попахивало плесенью.

– Доброе утро, милочка, – сказала Галина Сергеевна. – Как головушка, как здоровье?

– Жива, – ошалело ответила Надя, попятившись к столу.

События вчерашней ночи вспыхнули с очевидной яркостью.

– Твой телефон. – Галина Сергеевна кивнула куда-то за Надину спину. – Мои ребята постарались, нашли там, у автомобиля. Не благодари. Я чего зашла. Во-первых, Ранникова твоего не будет, на звонки он ответить не сможет и все такое. Не пытайся, пожалуйста, смуту не наводи.

– Зачем он вам? Друг жениха? – неловко усмехнулась Надя.

– Во-вторых, глупостей не делай, пожалуйста, – с нажимом продолжила Галина Сергеевна, скрестив тонкие морщинистые пальцы на уровне груди. – Из города не убегай, в полицию не звони, про самоубийство и другие идиотские вещи даже не думай. Поняла?

– А что будет? Утопите меня? Или что?

– Речной царь разберется. Но, поверь мне, лучше не рыпаться. Я долго на этом свете живу, выдала замуж четверых его дочерей. Чего только не видала. Два раза подруги невесты выкобенивались, шли против судьбы… ох, как вспомню, так вздрогну. Поэтому не глупи. Это совет дружеский.

– Как же тогда ваши обещания по поводу администрации? Получается, вы уже четыре раза обещали, а сами до сих пор тут сидите, культурой управляете?

– Ты будь умницей – и сама все увидишь. – Галина Сергеевна улыбнулась на прощание и вышла.

Едва дверь закрылась, Надя бросилась к столу, к лежащему телефону, – центру жизни! – тут же проверила, есть ли сеть. Хотела позвонить Ранникову – где он, что с ним?.. – и обнаружила, что контактов его в телефоне нет. Номер удален, переписки в мессенджерах тоже. В социальных сетях он никогда не сидел, считал их изобретением для слежки.

– Твою мать… – Надя поняла, что номер наизусть не помнит. Этот навык остался в прошлом.

Бессильно порылась по вкладкам, заглянула в почту. В автоподписи у Ранникова стоял только городской рабочий. Личным он вообще не любил делиться.

Съездить к нему домой? Это ли не глупость, о которой только что предупреждала жаба? Плевать!

Сгребла в кучу несколько папок, вышла в коридор. В трех метрах от нее стояли двое мужчин в спортивных костюмах, облокотившиеся о стены. Братки смотрелись в здании администрации нелепо и чужеродно.

– Вам не велено выходить, – сказал один негромко. – Чтобы не натворить дел.

– Какое вы имеете право!.. – начала было Надя и осеклась.

Двери всех кабинетов вокруг были закрыты. Привычные звуки рабочего дня – перестуки клавиатур, щелканье компьютерных мышек, разговоры – исчезли. Администрация как будто опустела. Не было здесь никого, кроме Нади, братков и, может, еще нескольких человек, которые явно пришли не просто поработать.

– Идите к себе, – посоветовал мужчина, сбивая капли влаги ладонью с небритого подбородка. – Отдыхайте в тишине, пока возможно.

Она вернулась в кабинет, закрыла дверь на замок и в бессилии прошла несколько кругов от шкафа до стола. Из окна долетали звуки стройки. Взвизгнула пила. Надя задумчиво выглянула на улицу, перевесившись через подоконник. Второй этаж. Внизу – пышная клумба, рядом – береза с широкими ветками. А что, если…

Не творить глупостей. Вряд ли жаба угрожала просто так.

Отсюда были видны край набережной и часть гигантской головы водяного, от которой отражались яркие солнечные лучи.

Минувшая ночь что-то изменила в Наде. Раньше она бы забилась в уголок, порыдала, убедила бы саму себя, что все в порядке и так и надо. Смирилась бы. Но сейчас захотелось сломать к чертям установки, не подчиняться, пойти наперекор. Моренко, вон, смирился, и Надя поняла, что более жалкого человека она не видела в жизни никогда. Смирение выгрызло его изнутри, заменив силу воли, совесть и чувство достоинства на пустоту. Неужели Надя хочет так же? Просто остаться в тесном кабинете навсегда?

Она забралась на подоконник с ногами. Примерилась. Вниз метров пять. Если прыгнуть и ухватиться за ветки березы, то можно сильно замедлить падение, а там, внизу кусты, они смягчат удар. Если повезет.

Если повезет.

Прыгнула. Ветки и листья больно хлестнули по лицу, ослепив. За что-то ухватилась, пружинисто ударилась о ствол. Ладони обожгло, она поняла, что долго не удержится и что уже падает, падает. В уши забился горячий ветер. Потом был удар от приземления, не такой жесткий, как она боялась. В левой коленке что-то хрустнуло и заболело. Мелькнули небо, зелень, кусты, тропинка. Надя вывалилась из колючих веток кустарника на траву, тяжело и хрипло дыша. Выжила и вроде бы даже ничего не сломала. Тут же села, подтянув ноги. Коленка была красной и как будто распухшей, но боль терпимая. Теперь нужно не терять времени.

Вдалеке застучали молотки. Надя огляделась, ища взглядом мужчин в спортивных костюмах, но никого поблизости не увидела. Скорее всего, они не ожидали от нее такой прыти. Тогда она быстро поднялась, захромала к тропинке и спустилась к набережной. Тут было многолюдно. После вчерашнего дождя гулять вдоль реки выбралась, похоже, чуть ли не половина города. Галдели дети, гремели самокаты и велосипеды, мимо промчалась парочка на роликах. Надя погрузилась в шумную толпу, прихрамывая. Тут явно было безопасно. Теперь нужно дойти до микрорайона, где жил Ранников. Это минут двадцать вдоль реки, потом налево, к новеньким домам, и оттуда еще минут десять.

Надя сместилась к бетонным ограждениям. Волга текла лениво и неторопливо. Ветер принес густые речные запахи. Мысли тоже успокоились. Она вспомнила, как полчаса назад эта старая жаба выставляла ей условия и угрожала, и порадовалась своему безумному поступку. Оказывается, идти поперек легко и приятно…

Она даже остановилась, чтобы купить мороженое. Едва развернула упаковку, в кармане завибрировал телефон. Незнакомый номер. Надя сбросила, но позвонили вновь. Потом еще раз. Она все же взяла, не сбавляя шага. Сквозь шум людей вокруг расслышала только первую фразу:

– Ты что, самая умная?..

Жаба. Кто же еще?

– Галина Сергеевна, мне срочно нужно было проветриться, – ответила Надя, не дослушав. – Я погуляю и вернусь, обещаю. Ничего страшного. И вам хорошего дня.

Сбросила. Подумала даже швырнуть телефон в реку, но это было уже лишним.

Пока ела мороженое, дошла до нужного места и свернула с набережной в парк, который вел к новеньким пятиэтажкам. Людей стало меньше, но все лавочки оккупировали мамы с колясками. Больше всего сейчас Надя боялась остаться в одиночестве. Она не сомневалась, что, как только на нее никто не будет смотреть, появятся братки – и пиши пропало.

Коленка болела ощутимее, но Надя при этом чувствовала невероятную легкость. Стресс и безумие. Слабоумие и отвага. Как еще можно назвать ее поступок?..

Парк закончился, через дорогу раскинулся нужный микрорайон. Надя перебежала на красный, пока не было автомобилей, тут же нырнула между домов, за детской площадкой отыскала нужный подъезд и набрала номер квартиры на домофоне. Сердце колотилось. Через несколько гудков раздался голос жены Ранникова: «Да?»

– Это Надежда. Семен Алексеевич дома? – торопливо спросила Надя. – Откройте, мне с ним нужно пообщаться.

– В смысле? – удивилась Марта. – Сема уехал на работу, как обычно, в полвосьмого. Он что, не появился?

– Ой, он приходил, да. Уехал на обед… – затараторила Надя, прикрыв глаза. – Просто я забыла бумаги, срочные… Возможно, он где-то в ресторане, в кафе…

– Дома не появлялся, – отрезала жена. – Я наберу, предупрежу, что вы заходили, Надежда.

Домофон замолчал. Надя прислонилась лбом к металлической поверхности двери. Адреналиновый задор постепенно исчезал, как отлив. Вместо него подступала волна отчаяния.

Что теперь? Куда бежать и что делать? Терпеливо ждать завтрашнего дня?

Ей на плечо положили руку, и Надя резко обернулась, думая почему-то, что это Ранников, нашел ее сам, спасет, увезет отсюда!

Но перед ней стояла Галина Сергеевна собственной персоной. Улыбалась противно, обнажая желтоватые зубы. Под глазами мешки, а еще видно седые волосы у корней. Старуха. Вечная старуха.

– Наденька, ты такая глупая, – сказала Галина Сергеевна. – Ну просила же тебя сидеть спокойно, работать. Что мне с тобой делать?

– Отпустите нас, – попросила Надя едва слышно.

Из нее от страха будто выкачали воздух.

– Не могу, это не в моей власти.

– Тогда отведите к этому вашему речному царю. Я поговорю. С Моренко у вас договор, а я-то зачем вам? И Семен мой зачем? Он вообще ничего не сделал.

Галина Сергеевна покачала головой.

– Не могу. Пойми, дорогая, все уже решено, – произнесла она как будто с сожалением. – Отсюда никто не уйдет до свадьбы. Да и после, возможно, тоже. Пойдем. Я тебе обед принесла в кабинет, вкусный. Роллы и картошку фри. Через три часа отвезешь Моренко на репетицию, а оттуда помчим по делам.

– По каким делам?

– Важным, государственным, речным. Пойдем.

Галина Сергеевна взяла Надю под локоть и повела прочь от дома.

Больно стрельнуло в коленке. Надя поняла, что никуда и никогда больше не убежит.

Вечером ей выделили автомобиль с водителем. Это был черный «Кашкай», за рулем которого сидел мужчина хоть и не в спортивной одежде, а в каком-то современном костюме стиля кэжуал, но тоже мало отличимый от «братка». Был он короткострижен, широкоплеч, с квадратным лицом, немногословен. Лицо покрыто каплями влаги, губы потрескавшиеся и синеватые. Заложный покойник, или как там его. Если не приглядываться, то и знать не будешь, что это, возможно, давно умерший человек. Интересно, сколько их вот так запросто бродит среди живых? А какие еще существа могут находиться в этом городке?

Надя не интересовалась фольклором или мифологией, поэтому помнила разве что русалок из разных сказок, которые были с хвостами и красными волосами. А, ну еще можно вспомнить мертвецов из «Пиратов Карибского моря» и кракена оттуда же. Вряд ли в Волге водится кракен… хотя до вчерашней ночи она и в живых покойников не верила…

Водитель вышел, чтобы открыть перед Надей заднюю дверцу, был учтив, хоть и поглядывал постоянно на нее через зеркало заднего вида.

Пока ехали, мысли переметнулись к Ранникову.

Вообще, она думала о нем на протяжении всего дня, не могла отвлечься. Кабинетная тишина, до этого уютная, сегодня особенно давила. То Наде казалось, что Ранников уже мертв, утоплен в болоте, стал прислужником речного царя, то она с надеждой верила, что его просто взяли в заложники, чтобы надавить на нее, убедить не делать глупостей. То Надя металась к окну, чтобы выпрыгнуть снова и отправиться в полицию или морг (к слову, когда ее вернули в кабинет, оказалось, что деревянные рамы крепко заколочены толстыми гвоздями), то усаживалась в угол между шкафом и батареей и думала о том, что было бы, веди она себя чуть настойчивее по отношению к Ранникову, например, уговори она его развестись и переехать из Ярославля куда-нибудь подальше. Они бы оба не оказались в Бореево и были бы счастливы.

Надя не выходила из автомобиля, даже когда подъехали к дому Моренко. Тот ждал у крыльца, курил. Почему-то Надя думала, что разозлится, увидев его, но ощутила только легкую горечь и безразличие. Будто спустя много лет встретила бывшего одноклассника, который дергал за косичку или тупо шутил над внешностью. Больше не было в Моренко никакой загадочности или гениальности. Даже наоборот, она увидела его совершенно для себя понятным.

Он забрался в салон, сел рядом с Надей. Несколько минут ехали молча и не глядя друг на друга. Потом Моренко сказал негромко:

– Мне очень жаль, Надя. В какой-то мере это и моя вина тоже.

– Все происходящее – ваша вина, – отозвалась она. – Если бы не вы, богатый гость, меня бы здесь вообще не было. Сколько жизней вы угробили?

Он не ответил, отвернулся к окну.

Автомобиль припарковался на пустой стоянке возле театра. Водитель отправился вместе с ними. Видимо, Галина Сергеевна больше не собиралась оставлять Надю одну. Моренко шел быстро, ссутулившись и убрав руки в карманы. Может, у него там снова кухонный нож?

В холле их ждали гардеробщицы, несколько человек из театра, какие-то еще важные люди в пиджаках и галстуках. Наде казалось, что все на нее смотрят, наблюдают, как бы не сделала чего идиотского. Люди вокруг теперь были заодно с жабой, с речным царем. Каждый житель Бореево знал, кто такая Надя и зачем она приехала.

Тощие руки протягивали Моренко плакаты, диски с альбомами, фотографии и ручки. Просили расписаться, написать несколько слов бабушке, жене, дочери. Люди улыбались и льстили. Моренко тоже улыбался и льстил, уставшим взглядом ощупывая каждого.

– Наденька, вы такая красотка! – ласково произнес кто-то из этой толкучки.

Люди зааплодировали. Тощие руки теперь потянулись и к ней. Надя отпрянула, испугавшись. Вокруг стало влажно и душно. Ее оттеснили в сторону, а Моренко удалился в окружении то ли поклонников, то ли охранников. Ему-то точно больше никто не даст просто так уйти.

Надя прошла в репетиционный зал. Сегодня людей здесь было существенно больше. По рядам проносился шелест разговоров, кто-то покашливал и посмеивался. Наде показалось, что кто-то показал на нее и множество голов сразу же повернулось, оценивая. Еще одна фобия со вчерашнего дня.

Минут десять она сидела без движения в дальнем ряду. Снова подумала о Ранникове. Вдруг он теперь один из этих, верноподданных? Но в зале его не было.

Потом на сцене появились музыканты, расставили инструменты, настроили микрофоны. Выскочил Моренко, одетый в черный костюм-тройку, в черные же ботинки, будто жених перед свадьбой. Он суетился, подбегал от одного инструмента к другому, требовал отладить, настроить, добавить звучания. Выхватил у клавишника ноты и швырнул их со сцены, громко крича:

– Вы не успели выучить? Как возможно? Как возможно?

Чувствовались торопливость и суета. И еще как будто страх. Моренко на сцене был сам не свой. Надя прекрасно понимала почему и на мгновение снова испытала жалость к этому пожилому человеку, жизнь которого зашла в тупик. Каково это, знать время и место, когда твой жизненный путь закончится? Каково это, отмерять минуты до трагического финала? И ничего при этом нельзя изменить.

Магии на сцене не существовало. Моренко не справлялся с эмоциями. Гитара то дребезжала, то фальшивила, то рвала ритм, из-за чего помощники с другими инструментами тоже сбивались. Начинали заново. Моренко злился, снова наорал на клавишника, потом закурил прямо на сцене, усевшись на край и свесив ноги. Зрители в зале делали вид, что так и было задумано, но все понимали, что репетиция не удалась. Кто-то робко хлопал, кричали: «Браво!» Звучало как издевка.

В конце концов Моренко бросил попытки совершить что-то стоящее и удалился. В зале никто не расходился еще долго. Ждали возвращения. Но Надя понимала, что он уже точно никуда не вернется.

Она вышла из зала, направилась под лестницу, к служебным кабинетам. Водитель следовал метрах в трех позади.

– Не убегу, не убегу, – пробормотала Надя. – Да и что ты мне сделаешь? Ноги переломаешь?

Моренко сидел в комнатке на кожаном диване и курил. Галстук он уже успел снять, расстегнул пиджак и жилетку. Белая рубашка топорщилась на тощей груди.

– А, Надя. Снова расскажете мне, какая я сволочь? – мрачно спросил он.

– Многого хотите, – ответила Надя, чувствуя, что готова дерзить и ругаться не меньше его. – Мне сказали после репетиции сопроводить вас к главной сцене на реке. Где эта голова большая торчит. Вам нужно там тоже проверить звук, акустику, что-то еще.

– Вы не верите, а я действительно хотел вас вчера вытащить, – произнес он. – Как только узнал, что вы выбраны подругой, так и сорвался…

– Верю, верю, – ответила Надя. – Только смысла никакого нет все это перетирать по сто раз. Поехали к реке, а то эти мужички-покойнички вас сейчас на добрых рученьках вынесут.

– У меня тоже один такой есть! – все еще мрачно хмыкнул Моренко и кивнул куда-то в сторону.

И точно: в темноте около зеркала притаился короткостриженый браток.

– А их можно как-то, ну, обезвредить или убить? Как в фильмах? Вырвать сердце, например, или мозги?

– Сударыня, – подал голос браток. – Не нужно так шутить. Мы все люди подневольные – и вы, и я. Каждый свое дело делает.

– Но в теории. Что с вами сделать? Вы же, получается, зомби?

– Похоронить по-человечески надо, – ответил браток, помолчав. – Найти каждую косточку в том проклятом болоте, в могилку сложить, молитву почитать, сверху крест поставить. Тогда речной царь не будет больше иметь над нами власти. Но разве ж кто-то это сделает.

Говорил он равнодушно, словно инструкцию какую-нибудь наизусть читал, но Надя вдруг поняла, какая же ужасная участь выпала заложным покойникам. Застряли между жизнью и смертью, превратились в слуг, рабов, и никакого выхода не предвидится. Потому что никому они больше не были нужны и потому что судьба их зашла в тупик.

Как и у всех в этом помещении.

– Пойдемте, – пробормотала Надя.

Моренко докурил, разглядывая ее задумчивым прищуром сквозь белый дым.

– Обещайте, что если выберетесь отсюда вдруг, то обязательно пробьете по своим каналам, чтобы исследовали болото, нашли всех и похоронили как следует. Хорошо?

– А вы грехи свои пытаетесь замазать? – не удержалась Надя. – Себя бы спасли для начала.

– Мне уже поздно. Я кончен.

Минут через двадцать безмолвный шофер на «Кашкае» доставил их к набережной и главной сцене завтрашнего фестиваля. Туда можно было и пешком дойти, но машина сделала несколько кругов по центру города, будто нужно было потянуть время. До заката оставалось еще несколько часов, но людей возле реки было уже меньше, чем утром.

Надю, Моренко и водителя пропустили за сетчатое ограждение без вопросов. Рабочие в оранжевых касках и робах делали вид, что не обращают на них внимания, но Надя заметила их взгляды, ухмылки и – капли влаги на лице, щеках, лбу, шее. Возможно, от жары, а возможно, и нет.

Гигантская поролоновая голова слегка покачивалась на ветру, загораживая солнце. Водяной смотрел на Надю выцветшими глазами и угрожающе ухмылялся потрескавшимися губами.

– Тридцать лет уже этой голове, – кивнул водитель. – Но царю нравится, поэтому никто не заменяет. Латают, красят, зашивают дыры разные. А мы ждем, пока развалится окончательно. Пугает она меня.

Они прошли мимо палаток и металлических конструкций к сцене, возведенной прямо на воде.

Понтоны казались хрупкими, но даже не покачивались на волнах, были надежно закреплены. Вдоль невысокой оградки тоже стояли рабочие, что-то там приматывали, налаживали. Сама сцена была уже плотно огорожена брезентом, создавая полусферу, внутри которой высился постамент для исполнителя. На постаменте стояли барабанная установка и подставки под гитары, в разные стороны тянулись провода.

В глубине же, под сводом, Надя увидела обычный деревянный стол, а на столе – Ранникова.

Она вскрикнула от ужаса, шагнула было в его сторону, но водитель крепко ухватил и дернул обратно.

– Не нужно рыпаться, уважаемая, – буркнул он хищно. – Целее будете.

Ранников распластался на спине, уронив голову набок. Белые пластиковые жгуты опоясывали его запястья и голени. Вдобавок Ранников был обнажен – только на левой ноге болтался носок. Надя различила темные синяки на месте, где были закреплены жгуты, а еще кровоподтеки на лице, в области шеи и желтые кляксы на животе. Ранникова били, и били нещадно. Сейчас он находился без сознания. Или вообще был мертв.

– Что вы!.. Я буду кричать! – Надя ударила водителя свободной рукой, оцарапала влажное лицо, но водитель будто не почувствовал, сжал ее еще крепче.

– Кричите сколько влезет. Тут замечательная акустика, ветер унесет ваши крики далеко на Волгу.

Моренко отступил, пряча взгляд. Он или знал, или догадался о происходящем.

– Зачем вам Семен? Отпустите его! Есть же я! – Надя все выворачивала руку, пыталась, но тут заметила движение сбоку и увидела подошедшую Галину Сергеевну.

Жаба была со свитой. Четверо братков стояли возле нее, скрестив руки на животах. Галина Сергеевна оделась в черное, как будто траурное. Волосы убрала под некрасивую шляпку. Смотрела на Надю, чуть склонив голову, то ли сочувственно, то ли с презрением.

– Мы не можем его отпустить, дорогая, – сказала жаба. – Товарищ Моренко завтра женится, а для женитьбы, как я говорила, нужны определенные ритуалы. Ну, вот как в мирской жизни, знаете. Выкуп невесты бывает или еще похищение. Иногда загадки всякие устраивают, квесты. Так и у нас.

– И что же это за ритуал?

Холодный ветер донес запах жарящегося шашлыка. Как будто из другой реальности.

– Жертвоприношение, – ответила жаба. – Речной царь ведь из старых богов, которые на Руси водились много веков назад. Он любит, когда его боятся и уважают. Никакой свободы воли или смерти за наши грехи. Старое доброе жертвоприношение.

– Семена? Вы хотите его…

Надя рванулась с новой силой, в порыве злости хотела расцарапать жабе лицо, но тут уже вперед выдвинулись братки, обхватили Надю так крепко, что она не могла больше двигаться.

– Я лично выбирала твоего Ранникова, – похвасталась жаба, улыбнувшись. – Подходящий типаж. Грехов много, жирненький, да и горевать по нему мало кто будет. Перевод оформили быстро, поставили организовывать фестиваль. Две недели крутился тут, умница, хорошо справился, да еще и тебя, такую хорошенькую, за собой приволок. Видишь, как все удачно сложилось?

– Вы хотите убить человека? Прямо сейчас?

– А кто же мне помешает? – Галина Сергеевна взмахнула руками, как бы показывая, что вокруг на десятки метров все огорожено сетчатым забором, а в глубине сцены за брезентом вообще никто ничего не увидит.

Работники в касках разбрелись. Все были в курсе. Все готовились.

Надя взвыла от бессилия. Толстые пальцы одного из братков закрыли ей рот.

Галина Сергеевна буркнула: «Вот и хорошо», неторопливо сняла черные тряпичные перчатки и направилась к сцене. Моренко облокотился о металлическую оградку, закурил электронку, глядя на воду, вдаль. Солнце клонилось к закату, окрашивая Волгу в серо-черные цвета. Издалека доносился детский смех. Мир четко разделился на две половинки: за забором и здесь, возле сцены.

Надя трепыхалась, как рыба в сетях. Ее повернули лицом к столу, на котором лежал Ранников. Она надеялась, что Семен уже мертв, что все закончено, но живот Ранникова равномерно поднимался и опускался. Из приоткрытого рта тянулась по подбородку тонкая нить слюны.

Жаба поднялась на сцену, подошла к столу с дальней стороны, так, что лицо исчезло в темноте и был виден только невысокий силуэт.

– Мы не будем затягивать, – сказала она. – По-хорошему, нужны еще ритуальные танцы, пляски, костер на берегу, который нужно залить водой, чтобы белый дым поднялся в небо. Но опустим. Главное – суть, товарищи. Вы все слышите меня?

Вокруг нестройными голосами раздалось многократное: «Да, слышим».

Ветер ударил в лицо, и понтоны вдруг закачались под ногами. Волга забеспокоилась. Волны захлестали о покрытие, орошая пол холодными каплями.

– Так начнем же, товарищи!

В руках у жабы оказался нож. Она взяла рукоять обеими руками, опустила лезвие острым концом вниз и с силой вонзила его Ранникову в живот, около паха.

Надю непроизвольно стошнило. Рот заполнила кипучая желчь, брызнувшая сквозь пальцы братка. Тот убрал ладонь, хватка ослабла, и Надя упала на колени, исторгая из себя остатки обеденного перекуса. Ноздри забило гнилым запахом. Сквозь накатившие слезы Надя увидела, как Галина Сергеевна разрезает Ранникову живот снизу вверх, до груди. Ранников распахнул глаза, лицо его исказила гримаса боли и ужаса. Он попытался открыть рот, но сквозь губы хлынула темная кровь. Едва первые капли разбрызгались по сцене, понтон закачался с новой силой, сквозь швы пластика хлынула вода, поглощая и растворяя в себе дары жертвоприношения.

У Нади потемнело в глазах. Живот сводило в судорогах. Галина Сергеевна резала тяжело, с нажимом, наваливаясь на нож всем своим весом. Ранников хрипел и дергался, натягивая жгуты, сдирая кожу на запястьях и голени.

Кровь хлынула из разреза вязким бордовым потоком. Понтон дернулся, вода жадно набрасывалась на подношение. Люди вокруг попадали на колени, и воздух наполнился тягучим монотонным звуком. Надя не сразу поняла, что мертвецы читают какую-то молитву, неразборчивую, на непонятном языке. Молчал только Моренко, крепко держащийся руками за оградку.

– Спасите нас! – крикнула ему Надя. – Вы же можете, ну!

Ничего он не мог. Моренко пожал плечами и отвернулся.

Галина Сергеевна распорола живот Ранникова, вытащила нож и тут же перерезала ему горло от уха до уха, вгрызаясь лезвием, как пилой. Надя отчетливо услышала хруст и стоны. Ранников задрожал, забился в судорогах и обмяк. Голова его неестественно завалилась вверх и набок, глаза закатились, из открытого рта вывалился язык, с кончика которого текла на пол кровь.

Сцена и понтон ходили ходуном. Вода была везде, дошла Наде до щиколоток. Люди стояли на коленях, монотонно бубнили что-то неразборчивое.

Гул. Гул. Гул.

Плеск воды.

Оглушало.

Надин желудок бесновался, исторгая струйки желчи. Силы покидали. Она упала в воду, погрузившись лицом, захлебнулась. Легкие обожгло. Ноздри забились. Вот и хорошо. Вот и правильно. Может, так и нужно.

Но кто-то схватил ее за волосы и резко выдернул.

– Не положено, – буркнул в ухо мужской голос.

Надя видела, как Галина Сергеевна – с кровавыми руками, с окровавленным лицом – делает на бледной коже Ранникова длинные глубокие разрезы, выпуская кровь. Жаба тоже бубнила что-то себе под нос.

Становилось темнее, солнце почти исчезло за дальними холмами, сцена погрузилась в черноту.

Поролоновая голова водяного болталась из стороны в сторону в порывах внезапного ветра. Две веревки из крепления со свистом оторвались, хлыстнув по воде. Надя расслышала крики изумления откуда-то издалека, с берега, из другого мира.

Понтоновую сцену снова встряхнуло, барабанная установка накренилась и тяжело упала в окровавленную воду.

Гул. Гул. Гул везде.

Галина Сергеевна обрезала жгуты, держащие тело. На сцену к ней торопливо забежали братки, схватили Ранникова под мышки и за ноги и поволокли к краю. Моренко, вставший на их пути, отодвинулся, пряча взгляд.