Текст книги "Бунин и Набоков. История соперничества"

Сегодняшним исследователям вряд ли удастся полностью реконструировать всю историю личных и литературных отношений Набокова и Бунина. Ушли из жизни очевидцы их встреч и бесед – Георгий Адамович, Марк Алданов, Нина Берберова, Илья Фондаминский, Владислав Ходасевич, Марк Цетлин (Амари) и другие. Не осталось в живых и тех литераторов, которые были близки к Бунину в разные периоды его жизни в эмиграции (Александр Бахрах, Роман Гуль, Леонид Зуров, Галина Кузнецова, Николай Рощин, Ирина Одоевцева, Андрей Седых) и оказались свидетелями его реакций на младшего современника. Не все из свидетелей-очевидцев успели или посчитали нужным записать увиденное; не все опубликовали свои мемуары. Успех реконструкции отношений Бунина и Набокова во многом зависит от возможности собрать и сопоставить значительное количество фактов и деталей, погребенных в саркофагах архивов, среди желтеющих страниц писем и дневников, доступ к которым не всегда бывает открыт. Тем не менее архивные исследования в сочетании с сопоставительным анализом творчества Бунина и Набокова позволили мне частично описать сложную гамму их отношений – переход от содружества к соперничеству[28]28
  См.: Shrayer. The Poetics of Vladimir Nabokov’s Short Stories, with Reference to Anton Chekhov and Ivan Bunin. Ph. D. Dissertation. Yale University, 1995; Шраер. Иван Бунин и Владимир Набоков: поэтика соперничества. В кн.: И. А. Бунин и русская литература XX века. М., 1996. С. 41–65; Shrayer. Nabokov and Bunin: The Comparative Poetics of Rivalry. В кн.: American Contributions to the Twelfth International Congress of Slavists. Ed. Robert A. Maguire and Alan Timberlake. Bloomington, 1998. P. 182–196; Shrayer. Vladimir Nabokov and Ivan Bunin: A Reconstruction // Russian Literature, Special Issue: Vladimir Nabokov. 1998. XLIII. С. 339–411; Shrayer. Nabokov and Bunin: The Poetics of Rivalry. В кн.: Shrayer. The World of Nabokov’s Stories. Austin, 1998. P. 239–292; Шраер. Набоков и Бунин. Поэтика соперничества. В кн.: Шраер М. Набоков: темы и вариации. СПб., 2000. С. 128–192; В. В. Набоков и И. А. Бунин: Переписка. Вступ. статья Максима Д. Шраера. Публикация и примечания Ричарда Д. Дэвиса и Максима Д. Шраера. В кн.: С двух берегов: Русская литература XX века в России и за рубежом/Под. ред. В. А. Келдыша и Р. Д. Дэвиса. М., 2002. С. 167–219.


[Закрыть].

С хронологической точки зрения в отношениях Бунина и Набокова прослеживается три главных этапа. Первый – с 1920-х до 1933 года, когда Бунин получил Нобелевскую премию; в 1933 году Бунин и Набоков наконец встретились в Берлине. Второй – примерно до переезда Набокова в Новый Свет в 1940 году; это был период резкого взлета Набокова, когда он стал литературной звездой первой величины, затмившей даже славу Бунина. В центре третьего этапа создание Буниным книги рассказов «Темные аллеи» (1943; 1946); этот этап завершился смертью Бунина в 1953 году. Но и после смерти Бунина Набоков продолжал возвращаться к их довоенным встречам – и к самим произведениям Бунина.

Глава 1
«Не судите меня слишком строго…»

Чтобы распутать хитросплетения личных и литературных отношений Бунина и Набокова, обратимся к их истории. Все началось со знакомства Буниных с родителями Набокова. Ровесник Бунина Владимир Дмитриевич Набоков (1869–1922), один из виднейших деятелей кадетской партии[29]29
  См.: Устами Буниных. Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы. В 3-х т./Под ред. М. Э. Грин. Франкфурт-на-Майне, 1977–1982 (в дальнейшем – Устами Буниных). Т. 2. С. 10, 78.


[Закрыть], весной и ранним летом 1920 года находился в Берлине и Париже, готовясь к переезду из Лондона в Берлин, где уже поселились его соратники по кадетской партии Иосиф Гессен и Август Каминка. Приехав в Париж, отец тогда еще юного писателя остановился у князя Владимира Аргутинского-Долгорукова – искусствоведа, бывшего сотрудника Эрмитажа, а в то время второго секретаря Императорского Российского посольства в Париже.

О встрече мы узнаем из письменных свидетельств того непродолжительного времени, которое предшествовало кончине В. Д. Набокова. 8 апреля 1920 года жена Бунина Вера Муромцева-Бунина записала в дневник:

Обедали вчера у Толстых <т. е. у Алексея Толстого> с Набоковыми. Набоков, очень хорошо по внешности сохранившийся человек, произвел на меня впечатление человека уже не живого. Он очень корректен, очень петербуржец… Разговор шел на политические темы, между прочим, о царе. Про Николая II он сказал, что его никто не любил и что сделать он ничего не мог[30]30
  Устами Буниных. Т. 2. С. 10–11.


[Закрыть].

15 июня 1920 года В. Д. Набоков пригласил Буниных на завтрак:

<15 июня 1920 г. Париж>.

Вторник.

7, rue François I.

Глубокоуважаемый Иван Алексеевич,

я и мой друг, кн. Аргутинский[31]31
  О знакомстве и переписке Аргутинского с Чеховым см.: А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30 т. Письма. Т. 6, 8. М., 1978–1980. О встречах с Аргутинским в 1921–1923 см.: дневники И.А. и В. Н. Буниных (Бунин РАЛ MS. 1066/520, MS. 1067/371–372, 374, 379; см.: также: Устами Буниных. Т. 2. С. 28, 44, 45, 83, 99, 106, 107). Сохранились письма Аргутинского к В. Н. Буниной за 1924–1938 годы (Бунин РАЛ MS. 1067/1127–1131).


[Закрыть], у которого я живу, были бы очень счастливы, если бы Вы и Ваша супруга завтра у нас позавтракали. Аргутинский тонкий и хороший человек, был приятелем А. П. Чехова, спасся из Совдепии 5 месяцев тому назад. Я думаю, Вам не будет неприятно его общество.

Если ответ «да», не пишите. От Вас это очень близко, по трамваю № 9, он останавливается у моста Invalides, куда выходит rue François I. – Завтрак в 1 ч., заранее извиняюсь за его непритязательность. Пожалуйста, приезжайте. —

Ваш Влад. Набоков[32]32
  Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3940); см. также: Набоков и Бунин. Переписка. С. 189. Датируется по почтовому штемпелю (15 июня 1920 г.). Адрес: Hôtel des Saints-Pères, rue des Saints-Pères, <Париж>. Когда Бунины приехали в Париж 28 марта 1920 года, они остановились у устроивших их приезд Цетлиных на rue de la Faisanderie в 16-м аррондисмане. В Hôtel des Saints-Pères они переехали непосредственно перед получением первого письма В. Д. Набокова: в дневниковой записи за 8 июня 1920 года Бунина пишет о поисках квартиры, а запись за 15 июня начинается указанием нового адреса Hôtel des Saints-Pères (Бунин РАЛ MS. 1067/367; также Устами Буниных. Т. 2. С. 14).


[Закрыть]

29 марта 1922 года Бунина делает в дневнике запись, посвященную убийству В. Д. Набокова в Берлине:

Убит Набоков! Еще не верю! <…> Вспоминается все время Набоков. Все наши мимолетные встречи. Первый раз – у Толстых. Второй у нас, в Отель дэ Сен-Пэр. Он пригласил нас к завтраку у Аргутинского. <…> Набоков производил на меня приятное впечатление, но не скажу, чтобы пленил меня. Слушать было приятно его плавную, ровную речь. Потом я встречалась с ним у Тэффи, где он был оживленней, легкомысленнее. <…> Но главное, я оценила его на Национальном съезде. Он произнес хорошую, умную речь. <…>[33]33
  Устами Буниных. Т. 2. С. 83.


[Закрыть]

Уже позднее, в мемуарной дневниковой записи «Владимир Дмитриевич Набоков» (30 сентября 1934 г.) Бунина вспоминала свои парижские встречи с В. Д. Набоковым:

Второй раз я увидела его <первый раз был на обеде у А. Н. Толстого 20/8 апреля 1920 г.> в салоне отеля Sts. Pères. Он приехал пригласить нас к завтраку к его другу, у которого он остановился, к Влад<имиру> Николаевичу Аргутинскому.

Удивила меня та простота и свобода, с которой он говорил со мной несколько минут. Это была простота русского аристократа, редкая у петербуржца.

– Владимир Николаевич Аргутинский очень оригинальный человек, он будет счастлив с Вами познакомиться, – повторил он несколько раз при прощании.

Завтрак у князя Аргутинского был накрыт без скатерти прямо на столе красного дерева в его кабинете, наполненном редкими по художественной ценности вещами[34]34
  Бунин РАЛ MS. 1067/468. См. также: дневниковые записи Буниной за 29 и 31 марта 1922 года. Бунин РАЛ MS. 1067/374; см. также: Устами Буниных. Т. 2. С. 83.


[Закрыть].

Через неделю после встречи с Буниными отец Набокова вернулся из Парижа в Лондон. Летом 1920 года Набоковы переехали в Берлин. 3 августа 1920 года отец Набокова писал Бунину в Париж по поводу общих издательских дел. Письмо отправлено с адреса в Грюневальде, где в то время селились русские эмигранты. В конце 1930-х годов этот район Берлина будет воспет Набоковым в романе «Дар».

<3 августа 1920 г. Берлин>.

Berlin-Grunewald, Egerstrasse, 1.

Глубокоуважаемый Иван Алексеевич,

И. В. Гессен писал вдове Л. Н. Андреева, запрашивая ее о том, на каких условиях она согласна разрешить печатание отрывков дневника. К сожалению, он до сих пор не получил от нее ответа. Как Вы знаете, рукопись попала в мои руки случайно, я получил ее от Н. К. Рериха, и ни он, ни я не имеем права ею располагать без согласия вдовы. Придется вторично ее запросить, причем мы спросим и насчет сборника[35]35
  Отрывки (15 записей за апрель – июль 1918 г.) из дневника Л. Н. Андреева (1871–1919) были впервые опубликованы в редактируемом Буниным «Русском сборнике» (Париж, 1920. С. 149–168).


[Закрыть]. Сделаем мы это немедленно – если можно, по телеграфу, – и ответ сообщим Вам безотлагательно.

Душевно Вам преданный Влад. Набоков[36]36
  Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3941); см. также: Набоков и Бунин. Переписка. С. 189. Адрес: 48bis, rue Raynouard, Passy, Paris. В июле 1920 года Бунины переехали из Hôtel des Saints-Pères в дом, в котором уже снимали квартиры А. Н. Толстой и К. Д. Бальмонт.


[Закрыть]

В декабре 1920 года В. Д. Набоков в одном из писем, словно между прочим интересуется мнением Бунина о стихотворении молодого Владимира Набокова «Лес», опубликованном в редактируемой В. Д. Набоковым берлинской газете «Руль»:

Berlin-Grunewald, Egerstrasse, 1.

12 декабря 1920

Дорогой Иван Алексеевич,

мне хочется поблагодарить Вас за то огромное художественное наслаждение, которое Вы доставили мне и всем читателям «Руля» Вашими несравненными стихами[37]37
  Впервые опубликованные в 1919–1920 годах в одесской газете «Южное слово» стихотворения «Феска» (1916), «Эпитафия» (1917) и «Волны» (1917)» были перепечатаны под общим названием «Восток» в газете «Руль» (12 декабря 1920 года). Под общим названием «Песни» стихотворения «– Дай мне, бабка, зелий приворотных…» (<1918>), «Там не светит солнце, не бывает ночи…» (1916) и «На помории далеком…» (1916) были перепечатаны из разных изданий в газете «Руль» (19 декабря 1920 года). Стихотворения «Дед» <«Дедушка в молодости»> (1916) и «Петербург» <«На Невском»> (1916) (под общим названием «Далекое») и стихотворения «Просыпаюсь в полумраке…» (1915 года; публ. в газете 1914 года) и «Мы сели у печки в прихожей…» (1917) (под общим названием «Святки») были опубликованы в газете «Руль» (25 декабря 1920 года) См.: дневниковую запись Буниной за 15 декабря 1920 года: «Получено письмо от Набокова, – восторг перед стихами Яна, напечатанными в Руле» (Бунин РАЛ MS. 1067/367).


[Закрыть]. Конечно, только Вы могли их написать. И в эти мрачные дни, полные печали и отчаяния <по-видимому речь идет о поражении войск Врангеля в Крыму в ноябре 1920 году>, вдруг – такой луч чистой красоты, такой образец бесподобного, законченного совершенства, – такое ожерелье жемчужин, играющих всеми цветами радуги… Это – радость, большая, редкая, забытая. Спасибо Вам за нее.

Мы употребили все усилия, чтобы достойно «воплотить» эту красоту. Во избежание несносных переносов, мы печатали «Восток» в два столбца и так же поступим с тремя еще оставшимися. Сразу дать все это богатство мы не хотели. Надеюсь, шрифт Вам понравится: мы долго его выбирали и даже почти что вывели из терпения управляющего типографией немца, которому пришлось поэтому объяснить, что печатаются стихи первого из живущих русских поэтов. Опечаток нет и в общем вышло неплохо.

Если Вам попались в «Руле» стихи моего сына (подпись «Cantab.»), черкните мне Ваше мнение о них.

Крепко жму Вашу руку.

Душевно Ваш

Влад. Набоков[38]38
  Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3942); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 190.


[Закрыть]

Под псевдонимом Cantab (сокращенно от Cantabrigiensis – кембриджский), как называли выпускников Кембриджского университета, в «Руле» в ноябре-декабре 1920 года были напечатаны стихотворения Набокова «Лес» и «Возвращение»[39]39
  Руль. 1920. 27 ноября. С. 3 и Руль. 1920. 10 декабря. С. 3.


[Закрыть]. Как известно, В. Д. Набоков очень гордился литературной деятельностью сына и говорил об этом уже при первой встрече с Буниными 20 апреля 1920 года. В дневниковой записи за 21 апреля 1920 года Вера Бунина отмечает, по-видимому, со слов В. Д. Набокова: «Сын Набокова, поэт и писатель, очень не любит Достоевского»[40]40
  Бунин РАЛ MS. 1067/367.


[Закрыть]. В записи о более поздней встрече, судя по всему, в июне 1921 г., Бунина пишет:

А потом опять встреча на улице François I (у Аргутинского). <…> Он <В. Д. Набоков> утомлен, и разговор переходит на его детей:

– Дочь моя очень возмущается Вами, Иван Алексеевич, Вашими статьями относительно русского народа. <…> А сын напротив – большой Ваш почитатель.

Ян <домашнее имя Бунина> спросил о сыне.

Набоков весь преобразился:

– Он сын замечательный, редко заботливый, добрый. Вот только не понимаю: откуда у него талант? – сказал он с неподдельной наивностью, точно чувствуя в нем высшее существо.

– Да, может быть, и в Вас есть зачаток этого дара, – заметила я.

– Ах нет, что Вы, во мне ни капли нет этого… Он, когда пишет, то весь преобразовывается. Я как-то застал его ночью и не узнал – горящие глаза, волосы всклокочены… А как, Иван Алексеевич, Вы находите его?

– Я боюсь всегда предсказывать, но мне чуется, из него выйдет настоящий писатель. Только зачем это он подписывается Сирин, имея такую прекрасную фамилию.

– Да, уж не знаю, – сказал он задумчиво[41]41
  Бунин РАЛ MS. 1067/468.


[Закрыть].

Бунин послал В. Д. Набокову в подарок экземпляр своего недавно опубликованного сборника рассказов «Господин из Сан-Франциско» (1920), в который вошли некоторые из его лучших дореволюционных стихов и рассказов. Как можно заключить из письма В. Д. Набокова от 19 февраля 1921 года, Бунин благосклонно отозвался о стихах Набокова. Это, в свою очередь, позволило В. Д. Набокову вложить в следующее письмо Бунину вырезку из рождественского номера газеты «Руль» за 1921 год с тремя стихотворениями сына («Видение Иосифа», «Крестоносцы» и «Павлины») и рассказом «Нечисть», на этот раз подписанными псевдонимом «Влад. Сирин». (В. Сирин оставался основным литературным псевдонимом Набокова вплоть до переезда в США в 1940-м.) Отец молодого писателя также спрашивал позволения прислать Бунину стихи сына[42]42
  В письме В. Д. Набокова Бунину от 19 февраля 1921 года идет речь о журнале «Отечество», выходившем в 1921–1923 годах в Париже под редакцией А. И. Куприна. Владимир Набоков в нем не печатался. Судя по всему, в Париже в течение 1921 года были опубликованы лишь два стихотворения Набокова: «Кто меня повезет» и «Пока в тумане странных дней…» (Современные записки. 1921. № 7. С. 107–108).


[Закрыть] и предположил опубликовать их в новом парижском еженедельнике при участии Бунина и Куприна. За этим последовало еще одно письмо В. Д. Набокова Бунину, датированное 19 февраля 1921 года:

Berlin-Grunewald. Egerstrasse, 1.

19 февр<аля> 1921

Дорогой Иван Алексеевич,

только теперь я могу написать Вам и поблагодарить Вас за милое письмо Ваше и за книжку и надпись на ней[43]43
  Первая книга Бунина, вышедшая в эмиграции: Бунин И. Господин из Сан-Франциско. Париж, 1920. Содержание: «Господин из Сан-Франциско», «Казимир Станиславович», «Аглая», «Песня о гоце», «Сын», «Грамматика любви», «Клаша», «Легкое дыхание», стихотворения – за исключением двух стихотворений – не отличается от изд.: Господин из Сан-Франциско: Произведения 1915–1916 г. М., 1916.


[Закрыть]. Я болел инфлюэнцей, осложнившейся катаральным воспалением легкого, – провалялся 4 недели в кровати и только с неделю начал вставать…

Ваша книга доставила мне безмерную радость. Двух рассказов («Клаша» и «Легкое дыхание») я совсем не знал, прочел их и перечитал все другие с глубоким наслаждением. Стихов также много было для меня новых. Словом, Вы мне доставили истинную радость, спасибо Вам от сердца: я поневоле повторяюсь в выражении своих чувств…

Ваш отзыв о стихах сына мне также было радостно прочесть и передать ему. Не знаю, попались ли Вам напечатанные в рождественском номере «Руля» его стихи и рассказец, подписанные новым и уже окончательным псевдонимом. Позвольте их приложить[44]44
  Под псевдонимом Влад. Сирин стихотворения «Видение Иосифа», «Крестоносцы» и «Павлины» (под общим названием «Сказания») и рассказ «Нежить» были опубликованы в газете «Руль» (7 января 1921 года). Единственный сохранившийся в архиве Бунина набоковский текст с пометками и подчеркиваниями Бунина – отрывные листы написанной и опубликованной значительно позднее «Университетской поэмы» (Современные записки. 1927. № 33) (Бунин РАЛ MS. 1066/9638).


[Закрыть]. Из газет я вижу, что при Вашем участии начинает выходить литературный еженедельник в Париже. Если прилагаемые стихи укрепят в Вас благоприятное мнение Ваше, можно ли будет послать Вам на выбор десяток-другой стихов, с просьбой «рекомендовать» их А. И. Куприну?

Сегодня у меня собираются члены нашей партии для обсуждения вопросов, содержащихся в письме инициативной парижской организации, членом которой Вы состоите[45]45
  С 1920 года готовился по инициативе В. Л. Бурцева съезд Русского национального объединения, состоявшийся в Париже 5–10 июня 1921 года. В. Д. Набоков и другие представители умеренных политических партий и групп выступили на съезде с речами. См.: Русское зарубежье: Хроника научной, культурной и общественной жизни: Франция/Под общей ред. Л. А. Мнухина. Т. 1–4. 1920–1940. Париж; М., 1995–1997. Т. 1. С. 38. На съезде был избран Национальный комитет, членом которого стал Бунин.


[Закрыть]. Дело это очень затянулось также из-за моей болезни.

Когда Вы нам пошлете новые стихи или прозу для «Руля»? Мы очень ждем[46]46
  Бунин особенно активно печатался в газете «Руль» и в воскресном приложении к ней «Наш мир» в 1924–1925 годах, т. е. уже после смерти В. Д. Набокова.


[Закрыть].

Душевно Ваш Влад. Набоков[47]47
  Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3943); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 190–191.


[Закрыть]

Это предыстория, а сама история начинается 18 марта 1921 года. Владимир Набоков пишет Бунину свое первое письмо, в котором слышны отголоски писем В. Д. Набокова к Бунину. Набоков, в то время еще кембриджский студент, обращается к Бунину как к мэтру:

18-III-21 Grunewald 1 Egerstrasse.

Многоуважаемый Иван Алексеевич,

посылаю вам несколько – наудачу выбранных – стихотворений и пользуюсь случаем сказать вам, как ободрило меня то, что писали вы о моем робком творчестве, – тем более, что хорошие слова эти исходят именно от вас – единственного писателя, который в наш кощунственный и косноязычный век спокойно служит прекрасному, чуя прекрасное во всем, – в проявлениях духа человеческого и в узоре лиловой тени на мокром песке[48]48
  По-видимому, имеются в виду стихотворения Бунина «Вдоль этих плоских знойных берегов…» (<1906–1907>) (последние строки: «И берегов краснеющий изгиб/В лиловых полутонах исчезает») и «Солнце полночное, тени лиловые/В желтых ухабах тяжелых зыбей…» (1916).


[Закрыть], – причем несравненны чистота, глубина, яркость каждой строки его, каждого стиха.

Простите, что так неладно выражаюсь: это так же трудно, как признанье в любви – давнишней любви.

Словом, хочу я вам сказать, как бесконечно утешает меня сознанье, что есть к кому обратиться в эти дни великой сирости.

Многоуважаемый Иван Алексеевич, глубоко уважающий вас

В. Набоков[49]49
  Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3944); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 191.


[Закрыть]

Владимир Дмитриевич Набоков был убит русскими ультрамонархистами в Берлине 28 марта 1922 года. Потеря отца, которого Набоков боготворил, была невыразимой травмой.

В следующее письмо, посланное из Берлина в ноябре 1922 года, Набоков включил текст стихотворения, посвященного Бунину («Как воды гор, твой голос горд и чист…»). Само письмо по настрою и по манере описания близко берлинским рассказам Набокова 1920-х годов:

<26 ноября 1922 г. Берлин>.

Глубокоуважаемый Иван Алексеевич,

бывают в жизни мгновенья, когда хочется сказать звездному небу, что оно прекрасно, – так, чтобы оно услыхало. В такое мгновенье я написал стихи, которые вам посылаю. Это было в дождливую ночь. Я возвращался к себе. Ветер трепал деревья вдоль черной улицы, блестевшей местами, как мокрая резина, и с коротким, плотным стуком падали каштаны. И внезапно мне стало так легко, так уютно от мысли, что дома у меня есть ваши книги, – и потянуло передать вам это чувство – как можно искреннее, как можно звучнее.

Простите же мне мою смелость, простите, что докучаю вам непрошеным приветом. Я хочу только, чтобы вы поняли, с каким строгим восторгом я гляжу с моего холма на сверкающую вершину, где в скале вами вырезаны вечные, несравненные слова[50]50
  Ср. сонет Бунина «На высоте, на снеговой вершине,/Я вырезал стальным клинком сонет…» (1901).


[Закрыть].

Влад. Сирин.

* * *

 
Как воды гор, твой голос горд и чист.
Алмазный стих наполнен райским медом.
Ты любишь мир и юный месяц – лист,
желтеющий над смуглым сочным плодом.
Ты любишь змей[51]51
  Хотя змеи часто фигурируют в стихах Бунина «Раскрылось небо голубое…» (1901), «У шалаша» (<1903–1906>), «Змея» (1906), «Ночная змея» (1912), «Змея» (1917), Бунин испытывал по отношению к ним «постоянный патологический ужас» (см.: Бунин РАЛ MS. 1066/603–604; см. также: Устами Буниных. Т. 2. С. 114).


[Закрыть]: тяжелых, злых узлов
лиловый лоск на дне сухой ложбины[52]52
  Ср.: у Бунина «Змея, шурша листвой дубовой,/Зашевелилася в дупле/И в лес пошла, блестя лиловой,/пятнистой кожей по земле» из стихотворения «Раскрылось небо голубое…» (1901).


[Закрыть].
Ты любишь снежный шелест голубиный[53]53
  Ср.: у Бунина «И голубей пугливых стаи/Сверкают снежной белизной» из стихотворения Бунина «Еще от дома на дворе…» (1892). Ср. также стихотворения Бунина «На монастырском кладбище» (1901) и «Голуби» (1903).


[Закрыть]
вокруг лазурных влажных куполов.
Твой стих роскошный и скупой, холодный
и жгучий стих, один горит, один,
над маревом губительных годин, —
и весь в цветах твой жертвенник свободный.
Он каплет в ночь росою ледяной
и янтарями благовоний знойных, —
и нагота твоих созвучий стройных
сияет мне – как бы сквозь шелк цветной.
Безвестен я и молод, в мире новом,
кощунственном, – но светит все ясней
мой строгий путь: ни помыслом, ни словом,
не согрешу пред музою твоей.
 

Вл. Сирин Берлин 26-XI-22[54]54
  Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3944); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 192–193. Под названием «И. А. Бунину» стихотворение было опубликовано в газете «Руль» 1 октября 1922 года. Без названия, но с посвящением Бунину оно вошло в третий сборник стихотворений Набокова «Гроздь» (Берлин, 1923). Название восстановлено в посмертном американском издании стихов Набокова; см.: Набоков. Стихи. Анн Арбор, 1979. С. 38; ср. Набоков РСС I: 450; ср. В. В. Набоков. Стихотворения/Под. ред. М. Э. Маликовой. СПб., 2002. С. 68; прим. с. 544–545.


[Закрыть]

В стихотворении особенно интересна последняя строфа. Здесь в поэтической форме повторяются основные идеи, выраженные Набоковым в первых двух письмах Бунину. Обратите внимание на слово «кощунственный». Набоковское стихотворение рассматривает поэзию Бунина как некий маяк, который направляет молодого поэта в мире эстетического безобразия и словесного кощунства. Набоков присягает бунинской музе. Возникает вопрос: какую формообразующую роль сыграла поэзия Бунина в творческом развитии Набокова?

В 1949 году, в известном письме американскому писателю Эдмунду Уилсону (Edmund Wilson), который ввел Набокова в американскую литературу в 1940-е годы, Набоков утверждал, что «“упадок” русской литературы в 1905–1917 годах – советский вымысел. Блок, Белый, Бунин и другие в те годы создали лучшие свои произведения. <…> Я продукт этого времени, я был взрощен в этой атмосфере»[55]55
  Dear Bunny, Dear Volodya: The Nabokov-Wilson Letters, 1940–1971. Revised and expanded edition. Ed. Simon Karlinsky. Berkeley, 2001. P. 246.


[Закрыть]. Сильнее всего Набоков-поэт был подвержен влиянию бунинской поэзии в ранней юности. Позднее Набоков-критик не раз обращался к поэзии Бунина. Его перу принадлежит рецензия на «Избранные стихотворения» Бунина (1929). Кроме того, он несколько раз писал о Бунине в эмигрантской прессе в 1920–30-е годы, а позднее, в 1940-е и 1950-е годы, занимался им уже как профессор – исследователь русской литературы.

* * *

После письма 1922 года и стихотворения, посвященного Бунину, в сохранившихся бумагах писателей возникает эпистолярный пробел длиной шесть лет. За эти годы многое изменилось в судьбе Набокова. Прежде всего в 1925 году в Берлине Набоков женился на Вере Евсеевне Слоним (1902–1991), еврейке, бывшей петербурженке. Литературные дела Набокова в конце 1920-х годов обстояли весьма многообещающе.

Владимир и Вера Набоковы провели февраль – июнь 1929 года во Франции в Восточных Пиренеях. В открытке, посланной Бунину из Соура (в Арьеже) 11 мая 1929 года, Набоков признается, что с детства знает многие из стихов Бунина наизусть. Он даже заметил некоторые изменения, внесенные Буниным в новое издание стихов – по сравнению с дореволюционными изданиями:

<11 мая 1929 г. Соура (Saurat), Франция>.

Дорогой Иван Алексеевич,

благодарю вас за чудесный подарок. Второй день наслаждаюсь вашими стихами[56]56
  Бунин. Избранные стихи. Париж, 1929.


[Закрыть]; многие я с детства знаю наизусть (поэтому мне было жаль, что вы изменили «сидели колонисты по порогам…»)[57]57
  В знакомой Набокову редакции стихотворения Бунина «Бог» (1908) первая строфа читается: «Дул с моря чистый ветер, месяц рогом/Стоял за длинной улицей села./Сидели колонисты по порогам,/И кирка бледно-белою была» (см.: Полное собрание сочинений И. А. Бунина. Т. 3. СПб., <1915>. С. 96); в редакции «Избранных стихов» (1929) она читается: «Дул с моря бриз и месяц чистым рогом/Стоял за длинной улицей села./От хаты тень лежала за порогом,/А хата бледно-белою была» (С. 57).


[Закрыть], читаю их, думаю о них и – конечно, это самое прекрасное, что было создано русской музой за эти тридцать лет. Я готовлю большую статью о них, для «Руля»[58]58
  В. Сирин. <Рец. на> Ив. Бунин. «Избранные…стихи» // Руль. 1929. 22 мая. С. 2–3. (Вырезка рецензии хранится в Бунин РАЛ MS. 1066/8189.)


[Закрыть]. Одно только плохо: книжка слишком маленькая, хотелось бы иметь еще и еще…

Мы с женой переехали в горы, думаем в средине июня вернуться в Берлин. Пишу новый роман и занимаюсь бабочками. Боюсь, что в Grasse <Грасс> заехать не удастся – а как хотелось бы.

Еще раз спасибо, жму вашу руку.

В. Набоков[59]59
  Публикуется по автографу (открытка с видом Chateau de Montorgeuil, Saurat, Les Pyrénées Ariègoises) (Бунин РАЛ MS. 1066/3946); см. также: Шраер. Набоков и Бунин. Переписка. С. 193–194. Датируется по почтовому штемпелю. Адрес: Villa Belvédère, Grasse, Alpes Maritimes. Обратный адрес: p<ar> a<dresse> Mme Lafitte, Saurat, Ariège.


[Закрыть]

В ответном письме, которое, судя по всему, не сохранилось, Бунин пригласил Набокова навестить его в Грассе, городке в Приморских Альпах, где Бунины впервые сняли виллу «Бельведер» (Villa Belvédère) в апреле 1925 года. Вилла «Бельведер» стала их постоянной южной резиденцией до сентября 1939 года, за исключением периода жительства в Босолее (Beausoleil) в 1938–1939 годах[60]60
  См.: упоминание Набокова о приглашении Бунина в письме Бунину от 18 мая 1929 г.


[Закрыть]. Набоков не смог приехать, но 18 мая 1929 года ответил из Соура подробнейшим письмом, которое проясняет многие обстоятельства:

18. V. 29 Saurat (Ariège) Place des Tilleuls

Дорогой Иван Алексеевич,

вы очень меня растрогали вашим радушным приглашением <Набоков писал вы, ваш и т. д. со строчной буквы>. К сожалению, у меня довольно сложная история: мои энтомологические занятия задержат меня здесь до конца июня (мне дан заказ на экземпляры некоторых редких бабочек, которые водятся высоко в горах, в определенное время года)[61]61
  Результаты экспедиции Набокова в Пиренеях опубликованы им в статье: Notes on the Lepidoptera of the Pyrénées Orientales and the Ariège // The Entomologist (Лондон). 1931. 64. 823. P. 268–271. О Набокове-лепидоптерологе см.: Nabokov’s Butterflies: Unpublished and Uncollected Writings. Ed. Brian Boyd and Robert Michael Pyle. Boston, 2000; S. Coates, K. Johnson. Nabokov›s Blues: The Scientific Odyssey of a Literary Genius. Cambridge, MA, 1999.


[Закрыть]. А затем придется спешно ехать в Берлин, денег хватит только как раз на возвращенье. Мне была бы такая радость видеть вас, говорить с вами, от этого очень тяжело отказаться. Меня утешает только мысль, что, быть может, осенью я опять попаду на юг и тогда уж не промахнусь, – посещу Грасс…

Я все-таки продолжаю утверждать, что стихов – мало. Дело в том, что выраженье «Избранные стихи» Бунина значит «полное собранье стихов» Бунина. Где обезьянка, пьющая воду (какая жарища в этом стихотвореньи!..)[62]62
  «С обезьяной» (<1906–1907>).


[Закрыть], где звезда, качавшаяся в темном пруду[63]63
  «Ту звезду, что качалася в темной воде…» (1891).


[Закрыть], где «…пискнула и села на подоконник…»[64]64
  Из стихотворения Бунина «Вечер» (1909).


[Закрыть], где млеющий в золотом лунном свете тополь[65]65
  Возможно, «Восход луны» (1917).


[Закрыть], – и много-много других дивных стихов? Должен, кстати, покаяться перед вами: просматривая черновик уже отосланной рецензии, я заметил, что привел один ваш образ из стихотворенья, не включенного в книжку[66]66
  В своей рецензии на «Избранные стихи» Бунина Набоков упоминает «пятна солнца, скользящие кружевом по спинам лошадей», что соответствует последней строке стихотворения Бунина «Лесная дорога» (1902), которое не вошло в «Избранные стихи».


[Закрыть].

Я совершенно точно определил «цветную бабочку в шелку»[67]67
  Из стихотворения Бунина «Настанет день – исчезну я…» (1916).


[Закрыть] (вы единственный русский поэт, разглядевший бабочку – она упоминается Пушкиным, – в связи со школьником[68]68
  Cм: «Так бедный мотылек и блещет/И бьется радужным крылом,/Плененный школьным шалуном» (Евгений Онегин, гл. 3).


[Закрыть], – и Фетом[69]69
  Стихотворение А. Фета «Бабочка» (1884). Подробнее о стихотворении Фета у Набокова см.: Shrayer. The World of Nabokov’s Stories. P. 123.


[Закрыть] и Майковым[70]70
  Стихотворения А. Майкова: «Болото» («Да оживляет бедный мир болотный/Порханье белой бабочки залетной») (1856) и «Вдоль над рекой быстроводной/Быстро две бабочки мчатся…» (1881).


[Закрыть] – но это очень поэтическая бабочка – в свободное время, ласкающаяся к лилии). Ваша бабочка – несомненно Vanessa urticae, крапивница, – и в этом ее «шорохе» и в этом «голубом» потолке[71]71
  См.: «Настанет день – исчезну я…» (1916).


[Закрыть], – все русское лето. Орнитолог вам то же бы написал о ваших птицах.

Живем в прелестной глуши, мы единственные «чужие» в этой деревне и когда мы проходим по главной улице, жители, по мере нашего прохожденья, превращаются в соляные столпы[72]72
  Ср. обыгрывание библейского мотива Лотовой жены (Быт. 19:26) в «Других берегах» (1954): «Летом 1929 года, когда я собирал бабочек в Восточных Пиренеях, не было, кажется, случая, чтобы, шагая с сачком через деревушку, я оглянулся и не увидел каменеющих по мере моего прохождения поселян, точно я был Содом, а они жены Лота» (Набоков РСС 5: 227; ср. Набоков 1990, 4: 208). В лепидоптерологическом рассказе Набокова «Пильграм» (1930) тоже упоминаются местные жители, с удивлением взирающие на «странных людей, прибывших издалека», чтобы ловить бабочек. Об. этом см.: Shrayer. The World of Nabokov’s Stories. P. 108–134.


[Закрыть]. Я часов пять ежедневно карабкаюсь по горам, вечером пишу. Это книжка о шахматах, о русском шахматисте[73]73
  Сирин. Защита Лужина. Берлин, 1930.


[Закрыть].

Еще раз – большое вам спасибо, дорогой Иван Алексеевич.

Крепко жму вашу руку

Ваш В. Набоков[74]74
  Публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3947); публикуется по автографу (Бунин РАЛ MS. 1066/3944).


[Закрыть]

«Книжка… о русском шахматисте» – это, конечно же, «Защита Лужина», всколыхнувшая русское зарубежье. А опубликованная в «Руле» 22 мая 1929 года рецензия Набокова на «Избранные стихотворения» Бунина помогает нам понять, что же именно видел Набоков в своем старшем современнике:

Стихи Бунина – лучшее, что было создано русской музой за несколько десятилетий. Когда-то, в громкие петербургские годы, их заглушало блестящее бряцание модных лир; но бесследно прошла эта поэтическая шумиха – развенчаны или забыты «слов кощунственных творцы», нам холодно от мертвых глыб брюсовских стихов, нестройным кажется нам тот бальмонтовский стих, что обманывал новой певучестью; и только дрожь одной лиры, особая дрожь, присущая бессмертной поэзии, волнует, как и прежде, волнует сильнее, чем прежде, – и странным кажется, что в те петербургские годы не всем был внятен, не всякую изумлял душу голос поэта, равных которому не было со времен Тютчева[75]75
  Сирин. <Рец. на> Иван Бунин. «Избранные стихи» // Руль. 1929. 22 мая.


[Закрыть].

То, как Набоков оценивает место Бунина в русской поэзии, отражает и его собственные предпочтения и пристрастия конца 1920-х годов. Нетрудно заметить в целом отрицательное отношение к поэзии русского символизма. В то время как Набоков назвал поименно двух из ведущих поэтов-символистов, Брюсова и Бальмонта, приведенная им стихотворная цитата отсылает к стихотворению Блока «За гробом» (1908): «Был он только литератор модный, /Только слов кощунственных творец».

Мало что могло польстить Бунину больше, чем противопоставление символистам, особенно Блоку. Благодаря этой рецензии сближение писателей на первом этапе их заочного знакомства продолжилось – и кульминацией сближения стала их встреча в 1933 году, к которой мы обратимся в следующей главе. Набоков неизменно давал поэзии Бунина высокую оценку, а возможность высказаться по этому поводу в течение 1930–1950-х годов представлялась ему не раз. В 1938 году, в письме американскому ученому Елизавете Малоземовой (Elizabeth Malozemoff), работавшей тогда над диссертацией о Бунине, Набоков назвал Ходасевича и Бунина величайшими поэтами своего времени[76]76
  См.: комментарии А. Долинина и Р. Тименчика в кн.: Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе, интервью, рецензии/Сост. Долинин и Тименчик. М, 1989. С. 520. В интервью 1966 года Набоков так обрисовал роль Блока в своей жизни: «С детства я сохраняю страстную любовь к лирике Блока. Его длинные вещи слабы, а знаменитые “Двенадцать” ужасны, сознательно сработаны в фасонно-примитивном тоне, с розовым картонным Иисусом Христом, приклеенным к концовке» (Vladimir Nabokov. Strong Opinions. New York, 1990. P. 97). См. также: Чернышев А. «Как редко теперь пишу по-русски…»: Из переписки В. В. Набокова и М. А. Алданова // Октябрь. 1996. 1. С. 134. Подробнее об Алданове в Америке см.: Чернышев А. Алданов в Америке // Новый журнал. 2006. № 244; http://magazines.russ.ru/nj/2006/244/ch12.html, 10 сентября 2013 года.


[Закрыть].

Поэзия Набокова эклектична; в ней нелегко проследить отчетливую бунинскую ноту. Глеб Струве, с которым Набоков в молодости был дружен, пожалуй, переоценил бунинские корни в поэзии Набокова, когда писал об этом в «Письмах о русской поэзии»: «<…> В. Сирин еще очень молод, но тем не менее у него уже чувствуется большая поэтическая дисциплина и техническая уверенность. Если доискиваться его поэтических предков, надо прежде всего обратиться к очень чтимому им Бунину, отчасти к Майкову и к классикам»[77]77
  Струве. Письма о русской поэзии // Русская мысль. 1923. № 1/2. Февраль. С. 292–299.


[Закрыть]. Тем не менее в раннем периоде стихотворчества Набокова заметны отголоски стихов из сборника Бунина «Листопад» (1901) и заимствования характерных образных и тематических структур бунинской поэзии. Более того, с периодом набоковского «частного кураторства» («private curatorship”)[78]78
  Vladimir Nabokov. Poems and Problems. New York, 1970. C. 13.


[Закрыть], когда он в стихах исследовал библейские и византийские мотивы, связано появление нескольких стихотворений на религиозно-мифологические темы, отчасти сработанных по образцу виртуозных библейских стихов Бунина[79]79
  См.: статью Лады Пановой «Вл. Сирин и русский Египет», в которой среди источников стихотворений Набокова «Я был в стране Воспоминания…» и «Акрополь» выделен сонет Бунина «Могила в скале».


[Закрыть]. Набоков перенял два конкретных бунинских приема. Первый – часто используемый в его стихах прием – повтор слова или словосочетания с целью рифмовки или эмфазы. Естественно, это не изобретение Бунина. Однако Набоков в своей рецензии на «Избранные стихи» отметил такого рода повтор именно как бунинское достижение – и к тому времени и сам взял на вооружение. В ряде стихотворений Набоков пользуется коронным приемом повтора – вот как в этом, написанном еще в Крыму в 1918 году:

 
И на земле мы многое забыли:
лишь изредка воспомнится во сне
и трепет наш, и трепет звездной пыли,
и чудный гул, дрожавший в вышине[80]80
  Набоков РСС I: 483; ср.: Набоков. Стихотворения. 2002. С. 101.


[Закрыть].
(курсив мой. – М. Д. Ш.)
 

Второе проявление влияния Бунина относится к тому, что Набоков позднее определил как бунинский мощный дар цветовидения. Он называл Бунина «цветовидцем» и особенно отмечал его умение использовать лиловый цвет, который Набоков ассоциировал с «ростом и зрелостью литературы»: «Бунин видел лиловый в основном как крайнюю степень интенсивности морской и небесной синевы»[81]81
  Обратный перевод с англ. Пространные выдержки из неопубликованного письма Набокова Елизавете Малоземовой, датированного 22 января 1938 года, цитируются в ее превосходной неопубликованной англоязычной диссертации. См.: Malozemoff, Elizabeth. Ivan Bunin as a Writer of Prose. Ph. D. Dissertation. University of California at Berkley. 1938. P. 67, 78–79.


[Закрыть]. В своих догадках о «цветовидении» Бунина и об употреблении им лилового цвета Набоков был совершенно прав. Оттенки лилового (лиловый, сиреневый) постоянно возникают и в стихах самого Набокова: «вся улица блестит и кажется лиловой» (1916); «туча белая из-за лиловой тучи» (1921); «на пляже в полдень лиловатый» (1927).

В стихотворении 1922 года, посвященном Бунину, Набоков прибегает к эпитету «лиловый», чтобы обозначить бунинские поэтические образы, вызывающие у него восхищение:

 
Ты любишь змей, тяжелых злых узлов
Лиловый лоск на дне сухой ложбины[82]82
  Набоков. Стихи. 1979. С. 38; ср. Набоков РСС I: 450; ср. Набоков. Стихотворения. 2002. C. 68.


[Закрыть].
 

Вот начало стихотворения Набокова «Весна» (1916):

 
Улыбки, воробьи и брызги золотые…
Сегодня все с весной веселые спешат…
Осколки от теней на лужи голубые
Упали и дрожа отчетливо скользят.
Вся улица блестит и кажется лиловой…
Прорвали белый сон лазурью небеса…[83]83
  Набоков В. В. Стихи. СПб., 1916. С. 5; ср. Набоков. Стихотворения. 2002. С. 465.


[Закрыть]
 

А вот начало знаменитого «Листопада» (1900) Бунина:

 
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой…
 

(Бунин CC 1:120)

Легко заметить параллели, особенно в цветовой палитре. В обоих стихотворениях преобладают оттенки золотого, лилового, голубого и лазурного цветов. Можно привести и другие примеры именно внешнего сходства как в образной, так и в тематической структуре стихотворений Набокова и Бунина. К примеру, в стихотворении «Мать» (1924) Набоков перенял нечто из обработки евангельских мотивов в стихотворении Бунина «На пути из Назарета» (1912), которое ранее публиковалось именно под названием «Мать»[84]84
  Ср. Бунин СС 1: 344–346; 563; Набоков РСС 1: 564–565.


[Закрыть].

Наконец, Набоков перенял и одну черту, отличавшую состав сборников Бунина от многих книг его современников. Уже в 1910-е годы Бунин стал публиковать рассказы под одной книжной обложкой со стихами[85]85
  В целый ряд книг Бунина эмигрантского периода входят как стихи, так и проза. См., например, «Начальная любовь» (Прага, 1921), «Роза Иерихона» (Берлин, 1924) и «Митина любовь» (Париж, 1925).


[Закрыть]. Так же поступил и Набоков со своим сборником «Возвращение Чорба». Решение публиковать рассказы и стихи вместе послужило сигналом перехода к новому этапу, на котором он «иллюстрировал принцип создания короткого стихотворения, обладающего сюжетом и рассказывающего какую-то историю»[86]86
  «…illustrate [d] the principle of making a short poem contain a plot and tell a story»; см.: Nabokov. Poems and Problems. P. 15.


[Закрыть].

Итак, хотя Набоков и считал Бунина одним из своих поэтических предшественников, в стихах он немногому научился у старого мастера, дословно переняв лишь некоторые приемы. В то время как Набоков менял свои поэтические координаты в 1920-е и начале 1930-х годов, усваивая традиции то одной, то другой литературной школы (в том числе и веяния советской поэзии), Бунин вел свою поэтическую линию с поразительным постоянством. Выработав, еще в 1900-е годы, уникальную, самобытную поэтическую интонацию, Бунин продолжал писать прекрасные стихи в течение 1910-х годов и в эмиграции, хотя количество их неуклонно уменьшалось. Стихи Бунина трудно спутать со стихами его предшественников и современников. Русскоязычные стихи Владимира Набокова похожи на попурри из поэтического репертуара XIX и XX веков: реминисценции из Пушкина, Фета, Бунина, Бальмонта, Блока, Ходасевича и Пастернака[87]87
  Процитируем Дэвида М. Беттеа: «Несмотря на то, что в отдельных случаях стихи не лишены шарма, и несмотря на неоакмеистическую точность деталей, Набоков был в лучших стихах последователем Блока, а в худших – последователем Бальмонта». Bethea. Joseph Brodsky. P. 221. См. также комментарии Ирины Роднянской к предисловию, написанному Андреем Вознесенским к стихам Набокова: Роднянская И. Литературное семилетие. М., 1995. С. 88. О поэзии Набокова и Бунина см. также: Boyd. Vladimir Nabokov: The Russian Years. P. 94.


[Закрыть]. (Пожалуй, исключение составляют несколько стихотворений поздних 1930-х, прежде всего «шишковский цикл»[88]88
  О шишковском цикле, впервые описанном мною в еще в 1995 году в йельской докторской диссертации, см.: Shrayer. The World of Nabokov’s Stories. P. 161–189; Шраер. Набоков: Темы и вариации. С. 211–239.


[Закрыть], а также несколько послевоенных стихов, написанных Набоковым по-русски в США и в Европе.)

Юрий Тынянов в 1924 году отмечал, что «каждое новое явление в поэзии сказывается прежде всего новизной интонации»[89]89
  Эта формулировка – из статьи Тынянова «Промежуток» (1924). См.: Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 179.


[Закрыть]. Наделенный от природы стихотворческим даром, но не обладающий в стихах своей собственной неповторимой интонацией, в глазах Бунина Набоков как поэт никогда не был и не мог быть литературным соперником. В этом отношении показательны слова Бунина, пересказанные журналистом Яковом Полонским 23 июня 1945 года, через четверть века после того, как Бунин познакомился с поэзией молодого Набокова: «Я его крестный отец. Был приятелем с его отцом, он мне как-то прислал тетрадь стихов, подписанную “Сирин”, с просьбой дать свой отзыв. <…> Я сказал, что слабовато, но есть хорошие. Вообще в стихах он лучше, чем в прозе»[90]90
  Иван Бунин во Франции. Дневник Я. Б. Полонского. Публ. Ефима Эткинда // Время и мы. № 56 (1980). С. 298–99.


[Закрыть]. Неудивительно, что реакция Бунина на раннюю прозу Набокова была гораздо более сложной и многогранной. Только в начале 1930-х годов он опознал реального соперника в Набокове-прозаике.

Однако обратимся к весне и лету 1926 года – времени публикации первого романа Набокова «Машенька». Это апогей бунинского периода в творчестве Набокова. В апреле 1926 года в брюссельском журнале «Благонамеренный» появляется рецензия на «Машеньку», подписанная инициалом А. Ее автор, Дмитрий Шаховской, будущий Иоанн, архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский, дает следующую оценку влияния Бунина на Набокова: «“Типы” Сирину не вполне удались (кроме, пожалуй, самой Машеньки, которая живет за кулисами романа), но это хорошо, что не удались. Здесь Сирин отходит от Бунина, которому следовал в насыщенности описаний, и идет в сторону Достоевского. Нам кажется, что это правильный путь в данном случае»[91]91
  А. <Рец. на> В. Сирин. Машенька // Благонамеренный. Март – апрель 1926. № 2. С. 173–174.


[Закрыть]. 16 июля 1926 года, прочитав очередную книгу парижского журнала «Современные записки», где соседствовали рассказ Бунина «Солнечный удар», начало романа «Заговор» Алданова и «Джон Боттом» Ходасевича, Набоков пишет жене: «В “Современных записках” великолепный рассказ Бунина и недурной отрывок из многологии Алданова. Есть тоже очаровательная баллада Ходасевича»[92]92
  Набоков Берг; цит. по: Набоков В. В. Письма к Вере: 1923–1976 гг. Под ред. О. Ворониной и Б. Бойда. СПб., 2015 (готовится к печати). Речь идет о кн. 28 (1926) «Современных записок». См.: там же комментарии Ольги Ворониной к письму.


[Закрыть]. Оценки расставлены молодым Набоковым точно и безоговорочно. В июне 1926 года Набоков отправил Бунину экземпляр своего первого романа с трепетной надписью (илл. 1):

Глубокоуважаемый и дорогой Иван Алексеевич,

мне и радостно и страшно посылать вам мою первую книгу. Не судите меня слишком строго, прошу вас.

Всей душой ваш

В. Набоков

Берлин V-26[93]93
  Публикуется по автографу (дарственная надпись в кн.: Владимир Сирин. Машенька: Роман. Берлин: Слово, 1926 (Beineke Rare Book and Manuscript Library, Йельский университет, США)); см. также: Шраер. Бунин и Набоков. Переписка. С. 193. Книга была отправлена Бунину с задержкой. В письме Вере Набоковой, отправленном из Берлина на курорт в Шварцвальд, Набоков писал 11 июня 1926 года, что «<к>нижки Бунину и дяде Костe <Константину Набокову> <он> еще не послал». См.: Набоков Берг; цит по: Набоков В. В. Письма к Вере: 1923–1976 гг. СПб., 2015 (готовится к печати). В письмах Набокова жене от 25 июня 1926-го и 26 июня 1926 года также упоминается экземпляр «Машеньки», потом отправленный Бунину.


[Закрыть]

В письме жене от 18 июля 1926 года Набоков обнаруживает нетерпение: «Жду ответов из-за границы от Бунина, <Дмитрия> Шаховского, де Калри <кембриджский однокашник Набокова Robert de Calry>, – до сих пор ни один из них не ответил. Да, еще – от Дяди Кости <Константина Набокова>»[94]94
  Набоков Берг; цит. по: Набоков В. В. Письма к Вере: 1923–1976 гг. СПб., 2015 (готовится к печати).


[Закрыть]. Ответа Бунина либо не последовало – или же он не сохранился. В подаренном Бунину экземпляре «Машеньки» сохранилось одно замечание: «Ах, как плохо!»[95]95
  Экземпляр, подаренный И. Бунину: Сирин В. Машенька. Берлин: Слово, 1926. С. 86 (Beineke Rare Book and Manuscript Library, Йельский университет, США).


[Закрыть] Замечание написано рукой Бунина в 8-й главе романа на полях возле следующего абзаца: «Это было не просто воспоминание, а жизнь, гораздо действительнее, гораздо “интенсивнее” – как пишут в газетах, – чем жизнь его берлинской тени. Это был удивительный роман, развивающийся с подлинной, нежной осторожностью» (Набоков РСС 2: 85 ср. Набоков 1990 1:73). Бунин часто судил о литературе по словесному изяществу, которое он считал мерилом мастерства писателя. Резко отрицательное замечание было, по-видимому, вызвано употреблением прилагательных «интенсивный» и «удивительный». Хотя оба прилагательных употреблены Набоковым в ироническом ключе, их выбор мог показаться Бунину стилистически неудачным.