Текст книги "Фауст и Маргарита. Часть I. Пробуждение"

19

– Ну что, есть настроение совершать подвиги? – спросил Рутковский, наблюдая, как Маргарита пытается застегнуть пуговицы на кофте.

– Огласите, пожалуйста, весь список, – отшутилась она, не поднимая головы.

Мелкая моторика давалась пока с трудом. Маргарита пыталась захватить пуговицу и продеть ее в петлю, но пальцы не слушались.

– Позвольте мне? – сказал Рутковский и подошел к ней.

Маргарита со вздохом отчаяния опустила руки.

– Я сделаю завтрак, – начал Рутковский, поочередно, сверху вниз, застегивая ей кофту. – Затем поставлю вариться суп и схожу вниз в спортзал. После вы под моим руководством и с помощью нескольких нехитрых приспособлений поучитесь ходить. Потом я уйду в кабинет работать. У вас есть два варианта: остаться тут, в комнате, либо быть внизу. Советую внизу. Там есть возможность безопасно передвигаться по всему этажу. Еще там есть большой телевизор и смарт-ТВ. А вечером, как и обещал, приглашаю вас на ужин в мой личный ресторан. Говорят, там совсем не дурно подают дораду.

– Я последую вашему совету. Тем более, я так понимаю, завтраки в постель остались в клинике.

– Совершенно верно. В моем доме есть железное правило – едим только на кухне.

Дамиан опустил Маргариту за стол на угловой кухонный диван и повернулся к кофемашине.

– Кофе будете? – спросил он.

– А мне можно? – Маргарита изобразила на лице саму невинность.

– Только не надо ломать комедию. Я еще в клинике поймал вашу подругу с поличным. Она, конечно, очень убедительно играла, но…

– Мы нечасто, – виновато улыбнулась Маргарита. – Меня от всех этих травяных чаев и компотов уже мутило.

– С молоком? – спросил он, доставая из холодильника пакет молока.

– Да, спасибо. А что на завтрак?

– Овсянка.

– Фу, ненавижу овсянку, – Маргарита скорчила недовольную рожу.

– Придется полюбить. Сегодня больше ничего не будет. Между прочим, я ее очень вкусно готовлю.

Рутковский поставил на стол небольшую тарелку с кашей. Кофемашина оповестила о готовности напитка, и чашка кофе тоже оказалась перед Маргаритой.

– А вы не будете есть? – она подняла глаза на Дамиана.

– Я уже завтракал и кофе тоже пил, – ответил тот. – Я рано встаю.

– Смотрите, вот тут, – показал он на кастрюлю на плите, – варится суп. Я иду в спортзал. Вам: кашу съесть, кофе выпить, суп выключить через сорок пять минут, нажать вот эту кнопочку, – он положил перед ней на стол небольшой пульт.

– Слушаюсь и повинуюсь, – буркнула Маргарита, помешивая ложкой кашу.

– Вот и отлично, – бросил он, уже будучи в дверях. – Буду примерно через час.

Каша и правда оказалась вкусной. Хотя в детстве Маргарита ее ненавидела и не ела с тех самых пор, как уехала от родителей.

Звякнул телефон – пришло сообщение от Славы: «Подруга, ты жива?»

«Все отлично, меня не съели и не обратили в оборотня либо вампира. Похоже, он человек», – ответила Маргарита.

Славка прислала ржущий смайлик, и телефон снова завибрировал. Таки решила позвонить.

– Привет! Что делаешь? – поинтересовалась Слава.

– Сижу на кухне и ем овсянку, – ответила Маргарита. – Мне даже сделали кофе с молоком.

– Вот видишь, все отлично! А он где?

– Доктор Рутковский ушел в спортзал.

– Ну конечно. Как же такой Аполлон и без спортзала.

– Не знаю по поводу Аполлона, я его воспринимаю только как врача.

– На руках носит? – хихикнула Славка.

– Угу, в туалет, – проворчала Маргарита. – Всю жизнь об этом мечтала. А еще помогает раздеться и одеться, а вчера – даже помыться в ванной. Притом делает это с таким невозмутимым видом, как будто так оно и должно быть.

– Ну и отлично. Что будешь делать?

– Приготовлю обед, схожу в магазин, полы помою, а вечером в клуб поеду, – саркастично заявила Маргарита. – Ну ты даешь! Что я могу делать? Попрошу ноут и буду потихоньку печатать. Может, читать. Телик вон на стене очень умный – может, что-нибудь покажут.

– Злюка! – заявила Слава.

– Я не злюсь. Просто ты такие вопросы задаешь… Ладно, пока, работай давай.

Слава, решив не раздражать подругу еще больше, отключилась.

Маргарита выключила электроплиту и посмотрела в сторону кухонной раковины. «Хорошо бы помыть посуду, да и руки заодно, – подумала она. – Можно попробовать встать».

Она уже принялась оценивать расстояние, но вовремя себя одернула, вспомнив данное обещание. И очень вовремя. В дверях во всем спортивном стоял Рутковский.

– Ну что, как дела?

Он снял крышку с кастрюли с супом, зачерпнул ложкой немного ее содержимого и осторожно попробовал.

– У вас получилось очень вкусно, – сказал он Маргарите, которая в это время как раз пялилась на его майку с проступившим пятном пота на груди.

– Уже иду в душ, – сказал он, поймав ее взгляд.

Совсем скоро он появился, неся в руках две небольшие коробки и костыли.

Из коробки побольше Рутковский извлек высокие, закрывающие щиколотки кроссовки и поставил перед Маргаритой. Затем, будто что-то вспомнив, левую положил обратно. Из другой коробки, на которой красовалась надпись «Ортез на голень и стопу АВ-12», он извлек нечто совершенно непонятное: широкую манжету с липучками и вмонтированным замком, нечто похожее на две пружины, какой-то язычок с крючком. Последний был тут же помещен в кроссовку за шнуровку и там зафиксирован.

– Стесняюсь спросить, что это за орудие пыток? – наконец обрела дар речи Маргарита.

– Вот и я думаю, когда же вы наконец спросите.

– А если серьезно?

– Если серьезно, то это называется ортезом и используется в таких случаях, как ваш, чтобы помочь поднимать стопу, а значит ходить.

– Что-то не хочется мне всего этого, – вздохнула Маргарита.

– Согласен. У меня на руках намного лучше.

– У вас на руках вообще замечательно, только страшно, что это надолго.

– Тогда тем более надо попробовать. Приспособлений и устройств для облегчения передвижения бояться не надо. На данном этапе они нужны. Причем как вам, для независимости, так и мне, чтобы не бегать из кабинета к вам каждые полчаса. Осмелюсь напомнить, я сейчас тоже работаю.

– Пробуем, – неуверенно согласилась Маргарита.

Рутковский закрепил широкую манжету на нижнюю часть голени кольцом-креплением вперед. Обул Маргарите на ногу модифицированную кроссовку и довольно крепко зашнуровал ее. И последнее – зацепил за крючок на кроссовке некое подобие пружины, продел оба ее конца в держатель на голени и закрепил липучками на манжете.

Маргарита сразу же почувствовала, как пружина подняла стопу. Та стала легкой и управляемой. А примерно через полчаса она уже могла довольно сносно передвигаться на костылях по комнате, получилось даже самой сесть и встать.

После того как Рутковский ушел в кабинет работать, Маргарита смогла сама дойти до окна. Стояла и смотрела на сверкающий на солнце снег.

«Скоро праздники, – думала она. – Ненавижу все это сумасшествие. По большей части бесполезные подарки, дорого украшенные дома, еда, как будто никогда не ели, алкоголь, словно в последний раз и завтра конец света. А все эти салюты и фейерверки…»

Маргарита что Рождество, что Новый год давно уже старалась прожить как можно незаметнее. Кажется, в этот раз повезло. Судя потому, что сейчас она наблюдала в доме Рутковского, доктор точно не был похож на любителя всей этой шумихи. Не было даже намека на зимние празднества.

20

Рутковский, отодвинув ногой стул, опустил на него Маргариту, после чего снова подвинул его к столу вместе с ней. На столе царило ресторанное настроение. Светлая, почти белая скатерть, темно-бордовые салфетки, по краям которых лежали сверкающие столовые приборы. Посредине – два подсвечника со свечами в тон салфеткам. Не хватало только винных бокалов.

– Надо же, – смущенно сказала Маргарита. – А я совсем не одета для ресторана.

– Я тоже сегодня без смокинга, – невозмутимо ответил Рутковский. – Итак, блюдо от шеф-повара, – он поставил перед ней тарелку с ароматной, красиво украшенной овощами рыбой.

Маргарита растерянно посмотрела на приборы, которыми ей сейчас вряд ли получится удачно пользоваться.

– Ешьте как сможете, как вам удобно, – заметил ее замешательство Рутковский. – Не обращайте внимания на весь этот антураж.

– Тогда мне нужна салфетка для рук и лучше не одна, – вздохнула Маргарита.

Он подал ей несколько салфеток и занял место напротив.

– Bon appétit, – сказал он по-французски.

– И вам приятного. Только не говорите, что вы еще и французский знаете…

Рутковский утвердительно кивнул.

– Пробуйте, – кивнул он на рыбу.

– У-у-у, – замычала Маргарита после первого кусочка. – Доктор, весь кулинарный мир должен сейчас рыдать.

– Ну уж прямо…

– Правда. Очень вкусно. Так сколькими языками вы владеете? По-литовски вы говорите так, как будто тут родились, хотя вы сюда приехали. Английский, думаю, само собой. Немецкий – как будто немец, хотя вы явно не немец. Французский тоже свободно.

– Еще польский, чешский, итальянский, испанский, арабский и два ныне мертвых.

– Латынь и древнегреческий, – обескураженно произнесла Маргарита.

Он утвердительно кивнул.

– Но как?

– Во всех этих странах я был на стажировках. Арабский тоже в течение трех лет слышал двадцать четыре на семь. Латынь и древнегреческий – в медакадемии. Но вы ведь тоже не так мало языков знаете.

– Возможно, но с вами мне не сравниться. Я знаю литовский, потому что я тут родилась и живу. Русский и польский – окончила русскую школу, а полькой была моя мама. Английский в школе. Потом с шестого класса, как второй иностранный, был итальянский. Все.

– А немецкий?

– Не знаю. У меня с ним любовь не случилась.

– Мне показалось, вы его понимаете.

– Каким-то чудом да. Правда, не могу говорить и не люблю его звучание. Для меня на немецком все слова звучат как сплошное проклятье. А вообще, мой отец этнический немец. Когда-то очень давно, еще когда были купеческие гильдии, предки по отцовской линии прибыли из Германии и остались в Вильнюсе. Даже дом сохранился в центре. Папа в детстве не раз водил меня к нему.

– Вот как, – Дамиан внимательно смотрел на Маргариту.

– Меня ведь в школе сначала отдали в класс с иностранным немецким, – увлеченно продолжала Маргарита. – Куда же еще дочь профессора, лингвиста немецкого языка, можно отдать? Но дома я каталась в истерике по полу, будто бес вселился, и орала, что ненавижу его. У папы было два выхода: либо переводить в другой класс, либо искать экзорциста. Поскольку он человек образованный – сделал первое.

Маргарита наклонилась к тарелке, куда тут же упал выбившийся локон волос. Подняла руку поправить, но поняла, что трогать волосы жирными руками как-то не очень.

– Я сейчас, – сказал Рутковский и вышел из кухни.

Вернулся с резинкой для волос и, даже не спрашивая Маргариту, подошел к ней, собрал в хвост ее волнистые кудри и перехватил резинкой. После чего снова устроился напротив.

– Вы были близки с отцом? – спросил он, будто ничего не было.

– Да, – несколько опешив, ответила Маргарита. – Это благодаря папе я стала читать. И на литературный поступила тоже благодаря ему.

– А мама?

Это не были дежурные вопросы для поддержания застольной беседы. Нет. Он спрашивал ее с неподдельным интересом, желая лучше узнать. Маргарита хорошо это чувствовала.

– Мама совсем другая, – ответила она. Как она сама любила говорить: «Академий не кончала, и книжками сыт не будешь». Отец женился поздно, в пятьдесят лет. Мама работала официанткой в университетском кафе и была на десять лет моложе него. Уж не знаю чем – они были очень разные, – но покорила профессора. Двенадцать лет они жили без детей, а потом вдруг случилось чудо. Маме было пятьдесят два, а папе, соответственно, на десять больше. Правда, я родилась с дефектом, – Маргарита вздохнула, – вы уже знаете, с каким. Все ужасно переживали. Особенно папа. Он считал, что причина в том, что они с мамой немолоды.

– С патологиями сердца рождаются дети и у молодых, – спокойно сказал Рутковский. – К тому же ваш случай не критичен. Это из тех, когда перерастают и потом вполне себе счастливо живут.

– Да. Но родители тряслись ужасно. Меня эта опека бесила. Протестовала, бунтовала, пока не выросла, чтобы понимать.

Маргарита снова опустила глаза в тарелку и взяла кусочек рыбы.

– Уже одиннадцать лет как их нет, – сказала она.

– Прошу прощения, – с сожалением в голосе сказал Рутковский.

– Все нормально. Может, это прозвучит странно, но я их очень легко отпустила. Первым ушел папа. Болел, рак желудка. Мама через два месяца. Как говорят в народе, «забрал с собой». Вам, как человеку науки, наверное, странно это слушать.

– Есть такое понятие, – серьезно сказал Рутковский.

– А вы кто этнически? – Маргарита перевела разговор на него. Ей тоже хотелось узнать его лучше.

– О-о-о-о… Очень сложно ответить на этот вопрос. Моя мать – полуукраинка, полумолдаванка. Родился я во Владивостоке. До двенадцати лет рос на границе Молдавии и Украины. Потом в Питере. Отец мой – русский, ныне живущий в Красноярске. Фамилия у меня моего отчима. Как видите, все сложно и непонятно.

– Ирина Шевченко…

– О да, это бедствие – моя мать, которую я сейчас вижу чаще, чем в детстве. Я вырос с дедом и бабкой – деревенской ведьмой-знахаркой. Потом отчим внес немалую лепту. С моим отцом Ира умудрилась расстаться еще до моего рождения. Я с ним познакомился, только будучи взрослым, на одной из конференций.

– Он тоже врач?

– Да, довольно известный в России хирург.

– Значит, гены?

– Возможно. Я с тринадцати лет знал, кем буду.

– Но вы же сейчас с ним общаетесь?

Маргарита тоже хотела знать о нем все. Ведь биография человека, среда, в которой он рос, многое может объяснить.

– Нет, – неожиданно ответил Рутковский. – Он даже не знает, что я есть.

– Но почему? – искренне удивилась Маргарита. – Вы ему не сказали?

– А зачем? – спокойно ответил он. – У него семья. Вполне счастливая и устроенная жизнь. Я обошелся без него в детстве. Сейчас и подавно обойдусь.

– Думаю, вы правы, – задумчиво согласилась она.

– Что еще вы хотите обо мне узнать? – спросил он, слегка улыбаясь.

Маргарита на несколько секунд растерялась, но быстро нашлась и посмотрела ему в глаза.

– Я хочу не узнать, а кое-что вам сказать.

– Весь во внимании.

– Я иногда могу психовать, – сказала она и опустила глаза. – Вы не обращайте внимания. Сама не знаю, что находит… злюсь, что ли, на всю эту ситуацию, что не могу ничего изменить. Я не привыкла от кого-то зависеть.

– Я вас понимаю. Вы тоже меня поймите – я человек довольно жесткий. Так уж сложилось. Давно занимаю руководящие должности. Ежедневно принимаю решения, от которых зависят жизни людей. Раздаю множество распоряжений и не привык, чтобы они обсуждались. Более того, в этом доме никогда – разумеется, до вашего появления тридцатого августа – не было ни одной женщины. Моя матушка не в счет. Мне тоже непросто.

– Но ведь я не навязалась вам, – в голосе Маргариты мелькнули нотки раздражения. – Ни тогда в ночном клубе, стыдно даже вспомнить, ни сейчас. Это же вы меня как-то убедили. Даже не помню, как именно. Кстати, меня терзают смутные сомнения, что вы в тайном сговоре с моей подругой. Даже странно: моя сумасшедшая подруга и вы – такой серьезный, спокойный, рассудительный.

«Чертовски хороша, когда начинает злиться, – отметил он в уме. – Эти слегка прищуренные глаза…»

– Может, у нее и ветер в голове, но ваша подруга вас очень любит и боится потерять, – сказал он вслух. – Вряд ли она вам рассказывала, что в тот день, когда случилась авария, она бросилась под колеса моей машины, чтобы я вернулся в клинику.

– Как это? – испугалась Маргарита.

– Вот так. Я затормозил буквально в миллиметрах от нее.

– Она же могла погибнуть!

– Это вряд ли. Скорость не была высокой. Но лежать рядом с вами все это время она могла запросто.

– Значит, вы вернулись и спасли меня, – Маргарита была явно удивлена.

– Не я один. Вас многое спасло. На место аварии быстро приехала скорая и доставила вас в клинику, в клинике удалось молниеносно собрать три бригады врачей и расставить всех по местам, с нами был очень хороший анестезиолог Гинтас, который бог реанимации. Все выполняли свои обязанности на все сто. Я один ничего не смог бы. Единственное, чем я недоволен, так это тем, что не сообразил спросить у вашей подруги про ваши проблемы с сердцем. Как оказалось, она знала. Мы бы использовали другой наркоз, более щадящий.

– Но ведь все равно же получилось.

– Да, но это мой серьезный просчет.

– Вы слишком к себе строги.

– Нет. В моей профессии такое недопустимо. Это может стоить жизни.

– Кажется, я начинаю понимать, – задумчиво сказала Маргарита. – Именно поэтому я сейчас здесь. Ведь так?

– Я за вас отвечаю, – подтвердил Рутковский.

– Перед кем? – не унималась Маргарита. Ей явно хотелось докопаться до сути.

– Прежде всего перед собой, – серьезно ответил он. – И потом – не могу же я разочаровать вашу сумасшедшую подругу, которая считает меня волшебником, – перешел он на шутливый тон.

– Это очень серьезный аргумент, – поддержала его Маргарита. – В противном случае Славка накатает статью на первой полосе своей газеты, что доктор Рутковский совсем не тот, за кого себя выдает.

– Могу вас еще кое о чем спросить? – от шутливого тона доктора не осталось и следа.

– Да… наверное, да, – с легким сомнением ответила Маргарита.

– У вас есть карта донора. Откуда такое решение? В Литве это не столь частое явление.

Маргарита удивленно на него посмотрела, но тут же сообразила, что скорее всего всех, кто после ДТП, проверяют на наличие донорского договора.

– Я давно так решила, – сказала она серьезно. Если моя смерть может кого-то спасти – я буду рада. Да и вообще предпочла бы не лежать в земле. Лучше пусть сожгут и развеют над моей любимой Вильнялечкой.

– А как же христианские традиции?

– Доктор, вы ученый! Вас волнуют религиозные традиции!? Меня – давным-давно нет. Особенно что касается христианских.

– Почему же? Ваши родители, так понимаю, были верующие люди.

– Католики, – подтвердила Маргарита. – Папа пытался меня водить в костел. Только лет в двенадцать, когда меня хотели тащить на первое причастие, я, как и с немецким, встала в позу. Неволить не стали. Иногда отец бурчал, что я, мол, «ни богу свечка, ни черту кочерга», но в целом привыкли. А в университете я увлеклась древней мифологией. У меня даже дипломная работа была по шумерским мифам.

Дамиан не верил своим ушам. Он и так с неподдельным интересом вслушивался в каждое сказанное Маргаритой слово. Она говорила очень близкие для магического сознания истины. А сейчас прозвучало «шумеры».

«Ее душа явно что-то помнит, – мелькнуло в его голове. – Вопрос, как много.

– Какое тут может быть с моей стороны христианство, – продолжала Маргарита, – когда я видела своими глазами, из чего складывается Старый Завет, откуда ноги растут и куда все дороги ведут? А весь этот всплеск в Европе спустя сотни лет? Эти реки крови и полыхающие костры? Считаете это нормальным? Я – нет. Думаю, что и сам Христос был бы в ужасе от того, что творили во имя его.

– Тогда были другие времена и нравы, – спокойно сказал Рутковский. – Христианство было молодой религией. Ее бог требовал жертв. Сейчас то же происходит с исламом. А ныне белый и пушистый буддизм тоже хорошо купался в крови в свое время.

– Что я слышу, доктор?! – Маргарита удивленно смотрела на него. – Вы читаете что-то помимо медицинской литературы?

– Иногда читаю.

– Значит, вы считаете, что все эти кровавые бойни – это жертвы богам? – не унималась она.

– Ну а почему нет? Вы же изучали древние мифы, легенды, предания. А значит, и о языческих направлениях тоже хорошо осведомлены. Жертвоприношения в той или иной форме существовали всегда. Только язычество называло это своими словами, а монотеизм уже нашел оправдания в виде священных войн, инквизиторской охоты на ведьм, войны с неверными и тому подобное. Суть не меняется – льется кровь во имя богов. А молодые боги особенно кровожадны. Это хорошо видно.

– Почему это не пришло мне в голову? – Маргарита была раздосадована, что сама до этого не додумалась. – А ведь если отталкиваться от этого, то вообще все войны… И Наполеон, и Гитлер – все ведь верили, кто во что горазд. Мне нужно об этом подумать, – серьезно заявила она. – А вы интереснее, чем я думала.

Рутковский спокойно смотрел на Маргариту. Ни одна эмоция не отражалась на его лице.

«Я, детка, сложнее и страшнее, чем ты думаешь, – думал он. – А вот ты и правда гораздо умнее и интереснее, чем я мог предположить».

Маргарита, напротив, что-то напряженно обдумывала, нервно покусывая нижнюю губу.

– Поздно уже, – прервал он ее лихорадочные мысли и свое любование ее мыслительным процессом. – Вам нужно отдыхать. У нас еще будет время подискутировать на любые интересные вам темы. Надеюсь, смогу вас еще удивить.

Не спалось. Услышать от профессора медицины о древней мифологии, язычестве и жертвоприношениях было очень неожиданно.

«Никогда бы не подумала, что доктор знаток не только медицины, – размышляла она, лежа в кровати. – Хотя, если учесть, что Ирина – салемская ведьма, и бабка тоже из той же породы, вполне все укладывается. А это феноменальное знание иностранных языков…»

Маргариту всегда привлекали умные мужчины, вот только до сих пор была одна маленькая проблема – их было очень мало на ее пути. Даже Олег, с его виртуозным журналистским талантом, уступал ей в интеллекте. Он больше походил на Славку. Такой же веселый и беззаботный ребенок, уверенный, что все моря по колено и горы по плечу. Дамиан Рутковский совсем другой. Хладнокровное спокойствие. Уверенность в себе, но не безрассудная, а основанная на четком знании и понимании того, что он делает. Таких называют самодостаточными.