Текст книги "Грехи людские"

Глава 23

В марте Риф и Мелисса окончательно развелись.

– Теперь лишь тебе остается получить развод, – сказал Риф Элизабет, прижимая ее к себе. – Почему, черт побери, эта процедура отнимает столько времени?

Она ничего не ответила. После смерти ребенка Адам тянул с разводом, усомнившись в его целесообразности. Он только недавно возобновил шаги по расторжению их брака. Вместо ответа Элизабет спросила:

– Мелисса собирается покинуть Гонконг?

Риф нахмурился. Он все еще чувствовал себя ответственным за материальное благополучие бывшей жены. Но в создавшихся условиях будущее, которое он хотел обеспечить Мелиссе и о котором та сама мечтала, было невозможно. О ее возвращении в Лондон не могло быть и речи. У Мелиссы не было друзей или родственников ни в Австралии, ни в Америке.

– Да я и сам толком не знаю, – сказал он и еще больше нахмурился. – Было время, когда ей не терпелось поскорее отряхнуть прах Гонконга со своих ног. Теперь она говорит, что предпочла бы остаться здесь.

– Что же ее винить? Я тоже не хотела бы ехать в Австралию или Америку одна.

Они замолчали, но каждый понимал, что в один прекрасный день Элизабет придется уехать с острова. В конце прошлого года все боялись японской интервенции, но нынче эти страхи улеглись и многие женщины, уехавшие с острова, вернулись. Но хотя все больше людей полагали, что до вторжения дело не дойдет, оставалась его вероятность.

– Хорошо бы убедить ее отца переехать в Перт или в Лос-Анджелес, – сказал Риф, и в его голосе послышалось отчаяние, как всегда, стоило ему только заговорить о своем бывшем тесте. – Мелисса явно не собирается жить с ним здесь, но в другом месте вполне могла бы.

– А ты говорил с ним об этом? Риф сжал губы.

– Пытался, но он даже по телефону не желает со мной разговаривать.

Три часа спустя Риф ехал в район Пика к Мелиссе. Когда он вошел в дом, она разговаривала по телефону. Но при виде Рифа поспешила закончить, сказав в трубку:

– Это было бы замечательно, Жюльенна. Я не откажусь.

– Это ты с Жюльенной Ледшэм? – поинтересовался Риф, направляясь к столику с напитками. Он налил себе шотландского виски с содовой.

– Да.

Голос Мелиссы был сухим. Утром она получила по почте те же документы о разводе, что и Риф, и предполагала, что он может приехать. У нее было достаточно времени, чтобы свыкнуться с мыслью, что они больше не муж и жена. Мелисса думала, что она уже смирилась с этим. Но, получив официальные бумаги, была очень расстроена, и это чувство оказалось для нее неожиданным.

Риф бросил в бокал несколько кусочков льда. Было время, когда его раздражали все подружки Мелиссы. Сейчас же он только с усмешкой сказал:

– Что затевает Жюльенна на этот раз? Все еще путается с Дерри?

Мелисса почувствовала, что ее нервное напряжение ослабевает.

– Да, – ответила она, улыбнувшись. – Когда я видела его в последний раз, он заявил, что собирается сделать ей предложение.

При одной только мысли, что такой закоренелый холостяк, как Дерри, может всерьез подумывать о женитьбе, улыбка Рифа сделалась еще шире.

– По-моему, у него никаких шансов. Жюльенна сейчас прекрасно себя чувствует, ее все вполне устраивает.

Легкая улыбка, появившаяся было на лице Мелиссы, исчезла. Риф всегда произносил имя Жюльенны без какого бы то ни было неодобрения – и это при том, что Жюльенна была исключительно порочной женщиной. А когда она, Мелисса, повела себя подобным образом, Риф был далек от терпимости. Он просто перестал с ней спать. Она сдержанно произнесла:

– Ледшэмы так устроились в браке, что никакой адюльтер ему не страшен. Странно, что у нас все было по-другому.

Риф ощутил привычную тяжесть, точно что-то давило ему на плечи.

«Потому что ты не Жюльенна, – хотел было сказать он. – Потому что твои измены не имели ничего общего с ее сексуальной щедростью. Потому что ты совершенно не думала о моей попранной гордости. Ты вообще никого не любила, кроме самой себя...» Вместо этого он сказал:

– Потому что мы с тобой не Жюльенна с Ронни. Когда они поженились, то с самого начала было очевидно: супружеская верность в тягость и тому и другому. А мне нужно, чтобы жена оставалась мне верной. Так было, так остается ныне.

– А что, Элизабет верна тебе?

– Да. – В его голосе не было ни капли сомнения, но не было и желания уйти от этой темы.

Мелисса ощутила приступ былой мстительности. Ей очень захотелось, чтобы в один прекрасный день Риф обнаружил свою замечательную Элизабет в постели с другим мужчиной. Ревность охватила Мелиссу. Интересно, если это и вправду произойдет, будет ли его реакция такой же – бросит ли он Элизабет, отказавшись спать с ней? Но может быть, он был даже рад, когда она, Мелисса, изменила ему? Может, то был удобный и долгожданный повод, чтобы расстаться с ней? Она сказала резко:

– Моя измена не привела к разрыву наших отношений. Ведь наш брак распался задолго до того, как я, желая вызвать твою ревность, принялась спать с каждым встречным. Собственно, он и просуществовал-то считанные недели после свадьбы. Потому что ты быстро сообразил, что не любишь меня. И никогда по-настоящему не любил!

Он отвернулся, будучи не в состоянии это отрицать, и поставил бокал на столик на колесах.

– Я приехал поговорить о будущем, а не о прошлом, – жестко сказал Риф. – Ты можешь жить в этом доме сколько захочешь. Но следует подумать, где ты будешь жить, когда уедешь отсюда.

– В Лондоне, – решительно заявила Мелисса. – Как только эта мерзкая война закончится и жизнь вернется в свое обычное русло.

Он вздохнул, сожалея, что ее недавняя приветливость оказалась столь недолговечной.

– Бог знает, когда это произойдет, – повернувшись к Мелиссе, сказал он. – Гонконг – не самое безопасное место в мире, Мел. Мне было бы куда спокойнее, если бы ты уехала в Америку или в Австралию.

Она выдержала его взгляд.

– Да, но ведь Элизабет сейчас не в Америке и не в Австралии! И Жюльенна. И Элен Николсон, и Мириам Гресби. Да и многие другие, которых я могла бы назвать. Я совсем не хочу оставаться здесь. Хотя для меня ситуация не так уж и плоха: меня вновь принимают во многих домах, я не чувствую себя более отверженной. Если бы немцы не пытались разбомбить Лондон до основания, я села бы на первый же корабль и вернулась домой. Пока же приходится ждать. А жить в городе, где я не знаю ни одной живой души, – нет уж, благодарю покорно!

– А что, если я смогу убедить твоего отца, чтобы он уехал вместе с тобой?

Она натянуто рассмеялась.

– О Боже... Если в Австралии окажется еще и мой папочка, вряд ли эта страна станет для меня привлекательнее. Да и он едва ли поедет, особенно если предложение будет исходить от тебя! Он до сих пор считает, что именно ты загубил мою жизнь. И если ты предложишь ему сопровождать меня в Австралию, он сразу подумает, что тебе известно о планах японцев высадиться там в самом ближайшем будущем.

Риф понимал, что в словах Мелиссы есть своя правда.

– А ты согласилась бы уехать, если бы уехала Жюльенна? – спросил он, приподняв брови.

– Возможно, только я не думаю, что Жюльенна уедет и оставит тут Элизабет. И не представляю, что мы втроем спокойно могли бы переждать войну. Единственное, на что реально можно рассчитывать, – это на то, что Гитлер наконец выдохнется. Что немцы скажут «пардон, мужики» и спешно ретируются в свою Германию и что япошки при этом ничего не предпримут. В таком случае никому никуда не пришлось бы принудительно уезжать. А если бы кто-то вдруг и захотел, то мог бы уехать на все четыре стороны. В моем случае – в Лондон.

Риф засмеялся, понимая, что продолжать разговор не имеет смысла, по крайней мере сейчас.

– Ладно, Мел, пока, – сказал он, чувствуя облегчение от того, что они хоть не окончательно разругались. – Передавай от меня привет Жюльенне, когда ее увидишь.

Мелисса ощутила ком в горле: она вовсе не хотела, чтобы Риф уходил. Не хотела оставаться в одиночестве.

– Пока, – сказала она, сжимая кулаки. Черт бы все побрал! Она ведь вполне взрослая женщина, а не девчонка какая-нибудь! У нее тоже есть гордость, которая не позволит ей бегать за мужчиной, никогда ее не любившим. – Пока, – более твердо повторила она, провожая его до дверей.

Через час Мелисса собиралась на вечеринку, которую устраивала Жюльенна. И сейчас она решала проблему, что надеть: красное шифоновое платье или шелковое сапфирово-голубое. Все-таки лучше, пожалуй, красное шифоновое. Для Мелиссы это был первый с момента получения развода выход на люди. А у Жюль-енны может произойти самая неожиданная встреча.

Жюльенна прохаживалась по украшенной цветами гостиной своего дома, проверяя, достаточно ли пепельниц расставили слуги, хватит ли тарелок для фуршета. Она очень любила принимать гостей и делала это легко, играючи. Но сегодняшняя вечеринка отличалась от обычных. Жюльенна в последний раз выступала сегодня в качестве счастливой жены-изменницы.

Живые цветы были выбраны безукоризненно. Она сама расставляла их по вазам. В основном тут были роскошные букеты полевых цветов, наполнявшие комнаты сильным приятным ароматом. На серванте в столовой сверкало серебро, переливался граненый хрусталь. Впрочем, и случай был соответствующий: начиналась моногамная пора ее жизни. Может, Жюльенна даже станет матерью. На ее полных чувственных губах заиграла улыбка. Поначалу эта идея ужаснула ее, но затем Жюльенна нашла ее интригующей. Прежде чем осуществить свой замысел, ей требовалось завершить еще несколько неотложных дел.

Первую, хотя и не бог весть какую большую, проблему представлял Дерри. Жюльенне он чрезвычайно нравился. Нравился своей беззаботной легкостью, веселой натурой и жизнелюбием. Он очень походил на саму Жюльенну, а кроме того, был великолепным любовником. Жюльенна вздохнула. Ей будет очень недоставать его смеха, недоставать дней, когда они с Дерри увлеченно занимались любовной гимнастикой. Она чуть поправила нож у одного из приборов, хотя нож лежал вполне ровно. Да, очень жаль, но ничего не поделаешь. Ей было невыносимо видеть, что Ронни ходит как в воду опущенный. Он пытался скрывать от нее свои чувства, более того, отчаянно крутил романы со многими ее приятельницами, но она понимала, что он это делает без особого желания. Жюльенне казалось, что Ронни опротивело поведение донжуана, и он ждал, когда же она последует его примеру.

Она отошла от накрытого стола, несколько секунд полюбовалась сервировкой. Ну... В общем, она приняла решение: не будет больше у нее никаких Дерри и Томов, никого не будет. Поначалу наверняка это будет немного непривычно, зато Ронни она осчастливит. А это уже само по себе достаточная компенсация. Оставалось лишь сообщить Тому и Дерри о принятом ею решении.

Она прошла в кабинет, где на столе стояло множество бутылок, и сделала себе коктейль. Дерри наверняка решит, что она сошла с ума. Не исключено, что он будет очень скучать без нее, но скоро успокоится. Из-за Дерри она не слишком переживала. Вот Том – совсем другое дело. Том внушал ей определенное беспокойство. Открыв дверь, она вышла из столовой на террасу, опоясывавшую весь дом. Меж деревьями горели огоньки, в сгущавшихся сумерках разноцветными точками мерцали китайские фонарики. Том не был в нее влюблен, но она стала источником, в котором он черпал успокоение. После исчезновения Ламун он ушел в себя, перестал бывать на людях. Том винил себя в том, что случилось с Ламун, казнил себя за страдания, которые приходилось терпеть китаянке.

Увы, Жюльенна не могла бросить Тома так же легко, как Дерри. Том не станет немедленно искать ей замену, а это ему очень необходимо. И раз он не был готов разрешить такую задачу, Жюльенна должна была ему помочь. Но сделать это следовало тактично. Она уже давно подыскивала подходящую кандидатуру, и когда наконец нашла, то сама была немало удивлена: Мелисса Лэнгдон Эллиот.

Поначалу Жюльенна подумала, что ее подвел талант распознавать людей. Но, взвесив как следует все «за» и «против», решила, что все в порядке. Мелисса была красива и одинока, к тому же эмоционально неустойчива. Том, в свою очередь, был привлекательным мужчиной, обладал даром внушать близким к нему людям чувство защищенности. Борьба Мелиссы с собственным пристрастием к наркотикам должна была создать хорошее впечатление о ней в глазах Тома. Чем больше Жюльенна думала об этом, тем более убеждалась в собственной правоте. Когда во время судебного разбирательства открылись некоторые факты из частной жизни Мелиссы, такой человек, как Том, не мог не быть шокирован. Но в основе этого чувства лежало отвращение, вызванное унижением, через которое прошла Мелисса, а не тем, что именно открылось на суде.

Начали прибывать гости. Жюльенна допила коктейль и поспешила встречать прибывших.

Дерри приехал, когда все комнаты нижнего этажа были уже битком набиты. Гости толпились на лестнице, кто-то вышел в сад.

– Ну как ты, старина? Рад тебя видеть, – чистосердечно воскликнул Лей Стаффорд, едва только Дерри вошел в гостиную, оглядываясь в поисках Жюльенны.

– А, привет, Дерри, привет! Ты как, намерен играть в регби против Мидлсекса? – крикнул еще кто-то из угла комнаты.

Слуга в белоснежном пиджаке протиснулся меж гостей и протянул Дерри поднос с напитками.

– Я слышал, что лошадка Ронни все еще творит чудеса!..

– ...и, судя по всему, старине Роджеру теперь ничего не остается делать, как жениться на ней, причем не откладывая!..

Смех и громкий разговор оглушили Дерри. Он не обращал внимания на похлопывания по плечу, которыми его награждали знакомые, а упорно продолжал искать Жюльенну. Его ничуть не смущало, что вечеринка проходила в ее доме. Его беспокоило только присутствие Тома Николсона, чей «паккард» он увидел перед домом. За последние месяцы подозрения Дерри о связи Жюльенны и Тома усилились. Хотя и сейчас он еще не был до конца в этом уверен. Неужели у них роман? Или это всего лишь ему кажется?.. Он протиснулся в самый дальний угол гостиной, где, как ему показалось, мелькнули тициановские волосы Жюльенны. Черт побери, нет, она никак не может крутить с этим Томом Николсоном. Он такой молчун. Всегда подтянут и чопорен.

Сэр Денхолм Гресби остановил Дерри, желая выяснить, действительно ли лошадь Ронни считается фавориткой на субботних скачках. Дерри ничего не знал, да его, признаться, это мало интересовало. По смеху он определил, что именно Жюльенна находится в центре группы мужчин, обступивших ее плотным кольцом. Подойдя поближе, Дерри увидел среди собравшихся Тома Николсона.

Дерри уверенно протиснулся к Жюльенне.

– Как я рада видеть тебя, дорогой! – сказала Жюльенна светским тоном и поцеловала его в щеку. – Ты знаком, должно быть, с Томом, с Чарлзом Миллзом, с Грэмом Стори...

– Я хочу с тобой поговорить... – прошептал он ей на ухо.

– Потом, дорогой. Пока что мне нужно выполнять мои обязанности хозяйки.

В ее голосе слышалось сожаление. Когда Дерри подошел к ней в переполненной людьми гостиной с жалким выражением лица, когда заговорил, Жюльенна поняла: дело вовсе не в том, что он хочет поговорить с ней, хотя он выразился именно так. Чего он хочет – так это зайти с ней в ванную и быстренько заняться любовью.

В последний раз они проделали подобный трюк на поминках, вернувшись с похорон одного общего знакомого. Ближайшая комната, которая тогда оставалась свободной, была пустующая гостевая спальня, где на постели валялось множество пальто и плащей. Жюльенна заглянула в эту комнату, чтобы поправить нижнее белье, и с некоторым удивлением обнаружила, что на верху груды одежды лежало пальто Мириам Гресби. С тех пор всякий раз, когда она видела пальто на Мириам Гресби, оно напоминало ей о торопливом совокуплении.

– Плюнь ты на свои хозяйские обязанности, – тихо, так, чтобы никто не слышал, с явным нетерпением сказал Дерри. – Мне нужно с тобой поговорить, Жюльенна.

Она решительно покачала головой.

– Нет! – сказала она, поворачиваясь, чтобы поздороваться с вошедшей Мелиссой. – Потом, дорогой.

Ему ничего не оставалось делать. Том Николсон холодно взглянул на него. Миллз и Стори смотрели на Дерри с удивлением. К ним приближалась его сестра в потрясающем красном шифоновом платье. Она выглядела почти так же эффектно, как и до злополучного судебного разбирательства.

– Рад видеть тебя здесь, – сказал он сестре, после того как Мелисса расцеловалась с Жюльенной и была представлена собравшимся гостям.

– Рада наконец выбраться на люди, – сухо ответила ему Мелисса.

Оба отлично знали, что после ее возвращения с Новой территории ее не забрасывали приглашениями.

Открывшееся на суде со временем стало похожим на правду, высвечивая истинное лицо Мелиссы. А истина заключалась в том, что она действительно была наркоманкой. И то, что она сумела справиться с пристрастием к наркотику, не повлияло на общее мнение о Мелиссе живущих в Гонконге европейцев. Белые островитяне не спешили вновь принимать ее в свои объятия.' Очень редко приходили ей приглашения в гости, на вечеринку или на скачки, на пикник или в теннисный клуб.

– А ты неплохо выглядишь, – сказал подошедший Ронни, обнимая Мелиссу за плечи. – Потанцуем на террасе?

На нем были костюм из гладкой блестящей ткани, в просторечии «акульей кожи», шелковая рубашка и ботинки ручной работы. Светлые волосы были зачесаны назад, усы аккуратно подстрижены. Когда-то Мелисса пренебрежительно называла его мошенником экстра-класса. Теперь времена изменились. Под личиной пройдохи и бабника оказался человек легкий, терпеливый и очень приятный в общении. Она особенно стала ценить в людях терпимость и ставила это качество выше других.

Они протиснулись через толпу и вышли на террасу. Дерри вновь обратился к Жюльенне, которая оживленно разговаривала с Томом Николсоном. Не получив ответа, Дерри даже зубами скрипнул от злости. Черт бы ее побрал! Что она вообще нашла в этом человеке? Почему Ронни не подойдет и не прервет их разговор? Неужели он ослеп и ничего не видит?

Было непохоже, что их беседа скоро завершится. Очевидно, ни Жюльенна, ни тем более Том Николсон не хотели, чтобы кто-то им сейчас мешал. Дерри гневно повернулся и отправился на поиски выпивки. Не может же все это продолжаться вечно! Ему необходимо серьезно поговорить с Жюльенной, и как можно скорее.

– Ты окажешь мне большую услугу, cheri, – говорила тем временем Жюльенна, неотрывно глядя в глаза Тому.

– Неужели? Тем, что свожу Мелиссу Эллиот на обед в Дом правительства?

– Я отлично знаю, что тебе прислали приглашение, – продолжала льстивым тоном уговаривать его Жюльенна.

– Вообще-то я не собирался туда...

– Именно на таких мероприятиях Мелиссе и нужно потихоньку появляться. Она столько выстрадала, cheri, со времени того ужасного суда. Сам Риф признал, что она вела себя достойно.

– Не сомневаюсь. Но только непонятно, с чего это я вдруг...

Жюльенна любовно сжала ему руку выше локтя.

– Быть вне общества, Том, очень тяжело, далеко не каждый это выдержит. Тягостно вдруг остаться в одиночестве. Думаю, она очень изменилась, это уже не прежняя Мелисса, и ты сам это увидишь.

– Вероятно, – с чувством сказал Том. – Прежняя Мелисса съела бы меня с потрохами и не подавилась.

Жюльенна захихикала.

– Сейчас она уже не та. Думаю даже, что тебе понравится. Ей как раз нужен сильный мужчина, который мог бы помочь и которому наплевать на сплетни.

– Ну ладно... – неохотно произнес он. – Свожу ее в Дом правительства, поужинаем. Но я вовсе не обязан нянчиться с ней, так и знай. И не намерен часто появляться с ней на людях!

– Конечно, о чем речь! – Жюльенна скромно отвела взгляд. – Ну а теперь, дорогой, пришло время поговорить и о нас с тобой. Я кое-что хочу тебе сказать...

Оказалось не так просто объяснить Дерри, что их роман подошел к концу и что она в будущем намерена сделаться верной женой. Они находились в одной из ванных верхнего этажа. На всякий случай они закрыли дверь изнутри, чтобы никто из желающих уединиться не мог их потревожить.

Когда раздался стук в дверь, Дерри грозно рявкнул:

– Идите в туалет на первом этаже!

Послышалось возмущенное ворчание, затем шаги удалились.

– Ты как хочешь, а я никак не могу поверить! – повторил он, и его симпатичное лицо приняло недоуменное выражение. – Что значит «подошел к концу»? Почему? Ведь ничего не произошло!

– Не произошло, cheri, ты прав. Все у нас было великолепно, – искренне ответила Жюльенна.

– Тогда в чем дело, ради Бога... – Он запустил пятерню в свои порядком выгоревшие волосы, пытаясь хоть что-то осмыслить.

– Мне уже двадцать семь, – легко пожав плечами, ответила Жюльенна. – Время подумать о будущем. Пора угомониться, может, даже родить ребенка.

– Матерью ты можешь стать в любое время, стоит лишь захотеть, – с неожиданной улыбкой ответил он, все еще не воспринимая ее слова серьезно. – Хоть прямо сейчас! Тем более что любое время для этого сгодится. – Он прижал ее к раковине и задрал юбку.

– Нет, cheri, – с сожалением промурлыкала она, отказываясь подчиниться, несмотря на сладкий озноб от его прикосновений. – Я же сказала – все! Роман завершен. Увы!

Его улыбка сменилась озабоченным выражением лица.

– Ты шутишь, Жюльенна? Явно, ты шутишь! Скажи, ведь это просто игра?

Она отрицательно покачала головой. Ей и самой хотелось, чтобы это было игрой.

– Нет, я уже все решила. Увы, но это необходимый для меня шаг.

Он посмотрел на нее с ужасом.

– Ты не можешь так поступить со мной, Жюльенна! Я люблю тебя! И хочу жениться на тебе!

Она улыбнулась и погладила его по лицу.

– Не думаю, что это был бы удачный брак, дорогой. Я ведь всегда бы стучалась в двери ванных и спален, пытаясь вызволить тебя оттуда.

У него достало мужества улыбнуться. Он совершенно не мог представить себе Жюльенну в роли оскорбленной супруги.

– Я очень люблю тебя, Жюльенна, – уныло произнес он. – Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

– Да, нам было неплохо вдвоем, – согласилась она, понимая, что самая трудная часть объяснения уже позади и теперь остается лишь вежливо распрощаться.

Он поколебался, а затем подозрительно поинтересовался:

– Не собираешься ли ты крутить роман с Томом Николсоном, Жюльенна?

– Нет, – твердо сказала она. – Как такое могло прийти тебе в голову?

– Честное слово?

– Конечно. – И это была правда. Она не собиралась в дальнейшем встречаться и с Томом.

Дерри усмехнулся. По крайней мере его не меняли на другого любовника. И потом, как знать, может, скоро настроение у Жюльенны переменится?.. Да, наверняка Жюльенна пресытится супружеской верностью, и тогда все пойдет у них, как и прежде. Он решил воспользоваться ситуацией и ничего не загадывать.

– Ну ладно, если уж мы с тобой прощаемся, тогда давай в последний раз займемся любовью, чтобы остались приятные воспоминания. – Он широко улыбнулся и привлек ее к себе.

Жюльенна уперлась ему в грудь и резко оттолкнула.

– Нет! Правда, Дерри, я же сказала, что отныне буду верна Ронни!

– Но это ведь бред, Жюльенна! – Он был похож на затравленного зверя.

Из-за двери слышался гул голосов: гости выстраивались в очередь, чтобы попасть в ванную комнату. Жюльенна недовольно усмехнулась.

– Я сказала, и так оно будет, cheri! Прощай!

* * *

Как-то в июне, когда Риф отвозил Элизабет на занятия к Ли Пи в Цзюлун, он заявил:

– Вчера я видел знаешь кого? Ламун Шенг.

Элизабет стремительно повернулась к нему.

– В самом деле? Где? С кем? Тебе удалось с ней поговорить?

Он отрицательно покачал головой, и на лоб ему упала черная густая прядь.

– Нет. Она была с каким-то весьма респектабельным китайцем. Они переходили улицу.

Он счел за благо умолчать о том, что мужчина довольно бесцеремонно тащил Ламун за руку. Она была бледнее смерти, лицо изможденное, глаза ввалились.

– Может, она опять живет в своем доме? Пусть даже ей не позволяют встречаться с европейцами, но мы сможем с ней переписываться?

Риф свернул налево.

– Сомневаюсь, – мрачно сказал он. – Увидев ее, я навел кое-какие справки. Мужчина, с которым я видел Ламун, – ее дальний родственник, ставший ее мужем.

– О! – воскликнула Элизабет безрадостно. – Значит, отец и вправду силой выдал ее замуж!

Она долго молчала, а через какое-то время сказала:

– Но может, их брак не так уж и несчастен? Если он ее родственник, то можно предположить, что она давно его знает. Может, она даже счастлива с ним?

Риф ничего не ответил. Он сразу заметил, что Ламун несчастна, но не хотел расстраивать Элизабет без особой нужды. Тем более что теперь ничего уже не поделаешь.

Помолчав, Элизабет спросила:

– Ты расскажешь об этом Тому?

Риф и сам думал, говорить ли об этом приятелю.

– Нет, – ответил он, объезжая такси. – Да и что толку? Том теперь закрутил с Мелиссой, и если я расскажу ему, что видел Ламун в Гонконге... – Риф выразительно пожал плечами. – Это может испортить их отношения, чего бы мне не хотелось.

– Но раз Ламун опять в Гонконге, наверняка другие тоже могут встретить ее и рассказать об этом Тому. Да и он сам вполне может ее увидеть.

Риф отрицательно покачал головой.

– Сомневаюсь. Скорее всего они просто приехали ненадолго к ее отцу. Кроме того, традиция требует, чтобы жена китайца редко показывалась на людях.

– Но мы должны хоть сказать ему, что она жива, – не унималась Элизабет.

– И о том, что ее выдали замуж? – Риф вопросительно взглянул на Элизабет.

– Да. Лучше, если он будет в курсе. Он должен понять, что она для него потеряна навсегда.

В августе впервые после длительного перерыва Элизабет выступила с концертом. Она уже давно готовилась к нему. При переполненном зале, чего не было уже много месяцев, она исполняла Моцарта, Рахманинова и Берлиоза. Музыкальный критик газеты «Гонконг тайме» в восторге написал, что это было «выдающееся выступление, отмеченное исключительными техникой и вкусом исполнителя», и добавил, что Элизабет играла с феноменальной энергией.

Друзья, полагавшие, что достаточно хорошо знают Элизабет, были потрясены ее талантом. Они ожидали, что им предложат несколько аккуратно, по-ученически сыгранных музыкальных произведений. Никто даже не ожидал услышать произведения Моцарта и «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова, исполненные с редкостной уверенностью.

Мириам Гресби решила, что было бы неразумно и дальше игнорировать Элизабет. На устроенном после концерта званом обеде в отеле «Гонконг» Мириам протиснулась через толпу поклонников таланта Элизабет и заохала:

– Какое замечательное исполнение, дорогая! Помню, когда я впервые услышала, как вы играете, – а это было всего лишь через несколько часов после вашего прибытия в Гонконг, – я тогда сказала Денхолму, что вы необычайно даровиты как пианистка. На следующей неделе я устраиваю ужин для узкого круга. Надеюсь, губернатор почтит мой дом своим присутствием. Может, придет и французский атташе. Так вот, мне было бы очень приятно видеть у себя и вас.

– Мне очень жаль, Мириам, – с подобающей вежливостью произнесла Элизабет, – но следующая неделя у меня вся расписана. Может, как-нибудь в другой раз?

– О... Но я могла бы поменять день... – начала было Мириам Гресби, но Элизабет уже обратилась к кому-то из окружавших ее мужчин. Мириам рассерженно втянула ноздрями воздух, понимая, что ее просто-напросто поставили на место. К своему огорчению, она заметила, что среди обступивших Элизабет поклонников находился и генерал-майор Грассет, который также стремился засвидетельствовать ей свое почтение. Увы, если Мириам хотела и впредь оставаться законодательницей мод среди европейцев Гонконга (а без Элизабет теперь уже никак нельзя организовать приличный ужин), то следовало забыть о своей гордости и попозже вновь пригласить ее. Мириам повернулась, изобразив на лице идиотскую улыбку, и пробормотала, чтобы ее слышали столпившиеся поклонники Элизабет:

– Восхитительное исполнение, не так ли? Конечно, я уже не раз слышала, как она играет, но это нечто изумительное!

Жюльенна Ледшэм с мужем стояли поодаль от толпы. Улыбка на лице Мириам казалась приклеенной. Она не испытывала особых симпатий к Жюльенне Ледшэм, но Жюльенна была подругой Элизабет. Может, если пригласить на ужин и чету Ледшэмов, тогда...

– Какой замечательный вечер! – обратилась Мириам к Жюльенне, поражаясь тому, как можно к рыжим волосам надеть платье бледно-розового цвета. – Впрочем, я всегда знала, что Элизабет чрезвычайно талантливая пианистка.

– Разумеется, – сказала Жюльенна, и ее губы дрогнули в улыбке. – Кстати, на вас такое чудесное манто, Мириам! – Она слегка дотронулась до меха котика. – Наверное, его очень приятно носить?

Мириам посмотрела на нее как на сумасшедшую. Конечно, следовало сделать скидку на то, что Жюльенна была иностранкой и поэтому не всегда правильно выражалась по-английски, говоря далеко не то, что хотела сказать.

– Я бы сказала, очень практичное манто, – ответила Мириам, втайне подозревая, что Жюльенна хочет посмеяться над ней. – В таком климате единственное, что можно носить, – это мех морского котика.

– Ну разумеется, совершенно с вами согласна, – сказала Жюльенна, и ее глаза полыхнули порочным огнем. – Наверняка очень удобное манто.

– Что ты привязалась к манто Мириам Гресби? – спросил Ронни, когда они направились к Элизабет.

– Просто так, mon amour, – ответила она, крепче сжав его локоть.

Много месяцев приходившие из Европы новости оставались безотрадными. После поражения при Тобруке, когда в январе союзники окружили вражескую группировку, Роммель перешел в наступление. К апрелю город и порт оказались изолированными, и остаткам союзнических войск пришлось отступить к египетской границе. Впрочем, осада Лондона продолжалась. Британские самолеты продолжали почти каждую ночь бомбить немецкие города, хотя и сами несли потери.

Роман летал на «харрикейне». Элизабет и Риф получили от него письмо еще в сентябре, но с тех пор о Романе не было ни слуху ни духу.

– Как думаешь, он не погиб? – спросила Элизабет у Рифа. – Есть ли у него шанс остаться в живых?

Риф только что вернулся после встречи со своим начальством из Форт-Каннинга, его лицо осунулось, под глазами темнели круги.

– Думаю, шансы не бог весть какие, – сдержанно ответил он.

Риф знал, что Роман с августа принимал непосредственное участие в боевых операциях. Он также знал, что по статистике средняя продолжительность жизни боевого пилота составляла три месяца. Но о подобного рода статистике он старался не думать.

В ноябре немцы подошли к Ленинграду.

– Да, не слишком веселое предстоит Рождество! – заметила Элен в разговоре с Элизабет, когда после сбора медсестер-добровольцев та подвозила ее в цзюлунскую квартиру.

– Завтра в «Пенинсуле» будет китайский благотворительный бал, – сказала Элизабет, стараясь говорить о чем-то хорошем. – Не знаешь, Алистер там будет?

– Если сможет, то обязательно придет. В последние дни у них какая-то запарка. Поговаривают, будто японцы стягивают войска к границе.