Текст книги "Драконы летнего полдня"

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1. Меняющийся мир. Гостиница. Неожиданный посетитель

С падением Палантаса весь северный Ансалон оказался под властью Рыцарей Такхизис. Великий древний город остался цел, потому что не было надобности разрушать его. Прибрав к рукам богатства города и его порт, Ариакан не стал тратить время на захват близлежащих земель. Вместо этого он занялся подготовкой армии к грядущим тяжелым боям. Слухи стали чуть ли не сильнейшим его оружием.

Они летели быстрее рыцарей на синих драконах. Повсюду шептали об отряде властителя Со-та, состоящем из одних скелетов, которые убивали все живое и выпивали кровь своих жертв. Многие этому верили. Магический ужас, навеваемый дра-конами, а также рассказы о кровожадных дикарях, нанизывающих младенцев на пики и поджаривающих их на кострах, окончательно запугали людей. Когда отряды армии Ариакана подходили к крупнейшим городам страны, их жители уже не находили в себе мужества сопротивляться и в панике открывали ворота, сдаваясь на милость Рыцарей Тьмы. Через месяц Ариакан уже контролировал Норд-маар на севере и Соламнию с Абанасией на западе; его власть простиралась на восток до Халькистовых гор и на юг до Пыльных Равнин. Северный Эргот еще держался, его темнокожие обитатели отважно сражались и не собирались сдаваться. Ариакан не посягал еще на эльфийские земли Сильванести и Квали-нести. Он знал, что это дорого ему обойдется, и потому ожидал, пока плод сам не упадет к нему в руки, подточенный и сгнивший изнутри. Пыльные Равнины Ариакана не особенно инте-ресовали, ценность их была ничтожна. Когда остальной континент окажется в его руках, тогда он и займется рассеянными племенами жителей равнин. И легко разберется и с ними, и с их предводителями, супругами, которые носили истинно варварские имена – Золотая Луна и Речной Ветер. Что же касается гномов горы Небеспокойсь, то их, к сожалению, пришлось предоставить самим себе. При первых же слухах о готовящемся вторжении Черных Рыцарей они немедленно запустили все свои наиболее мощные оборонительные машины. Никто точно не знает, что случилось, но вскоре Северный и Южный Эргот потряс страшный взрыв. Огромное черное облако окутало гору. Когда по прошествии недели облако рассеялось, оказалось, что верхушка горы исчезла. Жертвы и разрушения оказались весьма значительны, но клацающие звуки и удары молотов по-прежнему отчетливо доносились из-под горы. Понятия катастрофы для гномов не существовало – они признавали только случайности. Кендермор был захвачен после ожесточенного сопротивления, организованного хитрой предводительницей Паксиной, дочерью героя Войны Копья Кронина Чертополоха. Задолго до нападения Паксина Чертополох узнала, что Ариакан считает кендеров «бесполезными надоедами» и собирается всех перебить. Паксина рассказала об этом, надеясь задеть самолюбие кендеров и вдохновить их на бой, но они в ответ только пожимали плечами, зевали и удивлялись:

– Что, собственно, в этом нового? Чтобы разозлить кендеров, нужны были другие доводы. Тогда она распустила слух, что Рыцари Такхизис идут в Кендермор грабить и украдут все ценности, которыми владеют кендеры. Это подействовало!

Возмутившись, кендеры сражались с такой яро-стью, что хотя и были разбиты, но заслужили восхищенное внимание самого Ариакана. Он решил, что кендеры тоже могут пригодиться, если удастся определить их на службу Владычице Тьмы. Поэтому Кендермор сохранили, к большому неудовольствию рыцарей, вынужденных служить там. За считанные недели Ариакан стал хозяином значительно большей территории, чем та, которую удалось захватить всем Повелителям Драконов во время Войны Копья. Причем потери с обеих сторон нельзя было не признать минимальными. Жизнь на покоренных землях менялась, но не так радикально, как многие предполагали.

Те, кто, вспоминая Войну Копья, опасались поголовного истребления или обращения в рабство, с изумлением обнаружили, что рыцари правят завоеванными областями хотя и сурово, но справедливо. Были установлены точные законы, которые холодно и безжа-лостно, а иногда и просто жестоко проводились в жизнь. Школы, за исключением тех, где изучали заветы Владычицы Тьмы, закрыли. Любой маг, пойманный за пределами Вайретской Башни, подвергался серьезной опасности.

Нарушителей законов казнили, не принимая во внимание никаких оправданий. Буйный город Устричный, известный грубостью и задиристостью жителей, стал к концу месяца подавленным, тихим и мирным. Одним казалось, что наконец установившийся мир – это хорошо. Кругом царило спокойствие, и жизнь простых честных людей стала безопаснее. Другие же полагали, что цена этого мира – принесенного им вместо свободы-слишком высока. Тика Вейлан Маджере заперла дверь за последним посетителем и, задвинув тяжелый деревянный засов, тяжело вздохнула. Дел было еще много, и она позволила себе немного передохнуть. Предстояло еще вымыть и высушить кружки, очистить и отнести на кухню тарелки, вымыть столы. Тика-стояла перед дверью гостиницы с поникшей головой, теребя в пальцах передник. Она молчала так долго, что Ка-рамон бросил протирать стойку бара и подошел к жене.

Он попытался ее обнять, Тика уклонилась и взяла его руки в свои.

– Что случилось? – мягко спросил он. Ничего. Тика покачала головой и снова вздохнула. – Просто ужас какой-то. – Она вытерла глаза и продолжала. – Ой, Карамон,ты же знаешь, я никогда раньше не радовалась, когда надо было закрывать на ночь, мне становилось грустно, когда уходил последний посетитель. А теперь!

Мне груст-но, когда я открываю гостиницу поутру. Как все изменилось! Она спрятала лицо на груди мужа и разрыдалась. Карамон молчал и нежно гладил ее по рыжим волосам.

– Ты просто устала, дорогая. Забегалась. Пойдем сядем, оставим все до утра… Ничего с этими грязными тарелками не случится. Сядь здесь, поси-ди, я принесу тебе стакан холодной воды. Тика села. Ей вовсе не хотелось воды, которая к тому же могла быть в лучшем случае только прохладной. При такой жаре ничто не могло остаться холодным, даже эль. Посетителям приходилось привыкать к теплому пиву. Но Карамону нравилось заботиться о жене, и поэтому Тика послушно села и позволила ему суетиться: принести воды и ее любимого печенья, прогнать овражного гнома Рафа, рвавшегося «чистить» тарелки, как обычно поедая оставшуюся на них еду. Вот уж действительно: когда рядом овражный гном, мусорный бачок ни к чему. Тика слышала разочарованный скулеж Рафа на кухне.

Карамон с мрачной гримасой отрезал большущий кусок хлеба, бросил ему и вновь плотно прикрыл дверь. Скулеж затих. Тика надкусила печенье. Она совсем не хотела есть, но знала, что Карамон не успокоится, пока она не поест хоть чуть-чуть. И действительно, он широко улыбнулся, сел напротив и погладил ее по руке.

– Я так и знал, что печенье тебе понравится!

– Да, дорогой, оно очень вкусное, – соврала Тика. У печенья был вкус пыли.

Последние дни ей казалось, что все имеет вкус пыли. Карамон, глядя, как она ест, просветлел, и радость, отразившаяся на его лице, каким-то образом повлияла на вкус печенья. Тика с удивлением обнаружила, что ест уже третью штуку подряд.

– Ах, Карамон, – вздохнула она. – Что же мы будем делать?

– С чем делать?

– Со всем… Ну, со всем… этим. Тика неопределенно махнула рукой.

– Ты насчет Черных Рыцарей? Ну что мы можем с ними сделать, дорогая?начал Карамон. – Надо отдать им должное, при них дела пошли лучше. – Он на минуту замолчал, а потом продолжил, тихо и неуверенно. – Некоторые даже говорят, что их правление – не такая уж плохая вещь.

– Карамон Маджере! вспыхнула Тика. – Да как ты можешь?!

– Я так не считаю, – уточнил Карамон. – Я сказал только, что некоторые так говорят. И у них есть основания для подобных утверждений. Дороги стали безопасны. Когда чертова жара спадет – а это, я уверен, вопрос нескольких дней, – люди снова начнут путешествовать. Рыцари благородны, это тебе не дракониды, захватившие город во время прошлой войны. Ариакан не посылает драконов сжигать все дотла. Его воины не грабят. Когда они что-либо берут, то платят за это. Они даже не напиваются и не буянят. Они…

– И не люди вовсе, – с горечью закончила Тика. – Они вроде жутких гномьих машин, которые решили, что они люди, и выглядят соответственно, а внутри как были машинами, так ими и остались! У этих твоих рыцарей нет ни души, ни сердца.

Да, они вежливы со мной, но я прекрасно знаю, что, если им прикажут во славу Владычицы Тьмы содрать с меня живьем кожу, они сделают это без колебания.

– Ну да, это, конечно, так, – допустил Карамон.

– А как насчет… Тика не на шутку разозлилась. – Как насчет людей, которые просто исчезли? Вроде Тодда Возчика.

– Тодд уже давно нарывался. Он всегда был скандалистом и грубияном, – помрачнев, заметил Карамон. – Я не раз вышвыривал его отсюда за хулиганство, да и выволакивать его, когда он напивался до бесчувствия, тоже приходилось. Ты же сама велела ему здесь больше не появляться.

– Это так, – согласилась Тика. Но воины Владычицы Тьмы увели Тодда вовсе не потому, что он пропойца, а потому, что он не вписывался в их великий план.

Потому, что он человек беспокойный и мятежный.

– Согласись, однако, что без него стало значительно спокойнее, – возразил Карамон. – Они поддерживают законность и порядок…

– Спокойствие! – возмутилась Тика. – Законность и порядок! Да, конечно, все это мы получили! У нас столько законов, что от них овражный гном и тот задохнется. А уж порядок! Некоторые люди просто боятся перемен, боятся всего отличающегося от привычного хода вещей. Они идут безопасным, хорошо наезженным путем, потому что им страшно с него сойти. Этот твой Ариакан выкопал на дороге уютную колею и хочет, чтобы все шли только по ней, а те, кто не соглашается, кто решает пойти по другой стороне или просто покинуть дорогу, – исчезают в ночи. Ты будешь жив и здоров в объятиях Тьмы, Карамон, но не думаю, что ты многого достигнешь. Карамон кивнул. На протяжении всей Тикиной тирады он молча резал хлеб, клал на него сыр и пододвигал к жене. Закончив с печеньем, она принялась за хлеб с сыром.

– Они прекратили эльфийские войны, – заметил Карамон. Тика вгрызлась в большой ломоть хлеба и принялась яростно его пережевывать, как будто перемалывала крепкими зубами ненавистных рыцарей.

– Да, и они же превратили сына нашего Таниса в безмозглую куклу! – проговорила она.

– Если верить Портису, холодно сказал Кара-мон. – Это он утверждал, что Гилтас собирался продаться рыцарям, чтобы спасти свою шкуру. Я встречал молодого Гила, и я о нем лучшего мнения! Он сын Таниса и Лораны, а это что-нибудь да значит! Черные рыцари убили его отца. Я не знаю, в какую игру он играет, но совершенно уверен, что не в ту, что предполагают рыцари! Квалинести, кстати, до сих пор держится! Тика покачала головой, но не возразила. Разговоры о Танисе до сих пор ее расстраивали. Та ночь, когда Лорана принесла печальную весть о его смер-ти, глубоко отпечаталась в ее памяти. Тогда они втроем сидели в темноте, опасаясь зажигать свет, сквозь слезы говорили о прошлом.

– Кроме того, – продолжал Карамон, нарезая еще сыра для жены, – тяжелое время сближает людей – как мы видели во время Войны Копья.

– Всего несколько исключений, – пробормотала Тика. – Большинство же с радостью подняло белый флаг, а на то, что Владычица Тьмы сделает с соседом, им наплевать.

– Ну, я лучше думаю о людях, – улыбнулся Карамон. – А как насчет сладкого пирога напо-следок? Тика посмотрела на стол, увидела крошки хлеба, сыра и печенья и рассмеялась. Смех сменился сле-зами, но это были слезы любви, а. не горя. Она погладила большую руку мужа и, в свою очередь, улыбнулась.

– Теперь мне понятен твой план. Нет, я совсем не хочу пирога после всего этого. Вполне достаточ-но, спасибо.

– Пока, наверно, и вправду хватит. За десять минут ты съела больше, чем чем за прошедшие десять дней. Тебе нужно поддерживать силы, любимая! – Карамон сжал руки Тики в своих. Я не хочу тебя потерять! – добавил он сдавленным голосом. Тика наклонилась к нему, ощущая, как и всегда, что он – ее лучшее утешение и величайшая радость.

– Ты не потеряешь меня, дорогой. Я буду больше думать о себе. Я обещаю…

Просто я… Я все думаю о Палине… – Она вздохнула и взглянула на темноту за окном. Если бы хотя бы его могила была здесь… Вмести с двумя другими мальчиками… Я бы по крайней мере знала…

– Его могилы здесь нет, потому что он жив! – прервал ее Карамон.

– Карамон, – печально возразила Тика. – Ты же слышал рассказ Даламара…

Палин вместе с Та-сом вошли в лабораторию, а обратно не вышли. Уже больше месяца от них ни слуху ни духу…

– Он жив! – повторил Карамон. – Я приготовлю нам по чашке тарбеанского чая, – добавил он и, поднявшись, направился в кухню. Тика знала, что теперь Карамону надо побыть одному, чтобы справиться с собой. Она вздохнула и огляделась вокруг, затем еще раз вздохнула и поднялась со скамьи. Войны, Черные Рыцари и злые драконы приходят и уходят, а грязную посуду все равно надо мыть.

Она начала собирать тарелки в стопки и внезапно услышала какой-то неясный звук.

Тика остановилась и, затаив дыхание, прислушалась. Ничего. Она попыталась припомнить, на что же был похож этот звук. Это было непросто, потому что из-за звяканья тарелок она слышала его неотчетливо. Больше всего он походил на звук тихих, крадущихся шагов. Подождав некоторое время, Тика решила, что ей показалось, а возможно, это просто прошла кошка. Она вернулась к прерванному занятию, и когда, собрав большую стопку тарелок, направилась в кух-ню, услышала скребущий звук металла по дереву. Повернувшись, она успела заметить, как засов сам собой приподнялся, а дверь начала открываться… Она бросила тарелки, разлетевшиеся по полу со страшным звоном, и бросилась к тяжелой чугунной сковороде. Схватив ее за длинную ручку, Тика встала за дверью. Пусть только Черные Рыцари попробуют покуситься на нее, мужа или малюток-дочерей, она разобьет голову любому, кто только сунется…

– В чем дело… Карамон выскочил из кухни.

– Тсс! – Тика поднесла палец к губам и подняла сковородку. Неизвестный открыл дверь и вошел внутрь. Тика видела его неотчетливо, на нем был серый плащ, голова не покрыта. Она хорошо видела только затылок. Тика прицелилась…

Внезапно Карамон с громким криком бросился вперед, сметая на своем пути столы и ломая стулья.

– Палин!.. – прошептала Тика. Не в силах сдвинуться с места, она откинулась назад и, опершись о стену, сквозь слезы смотрела на то, как Карамон обнимает сына.

– А где мама? – удивился Палин, оглядываясь кругом.

– Прячется за дверью, – ответил Карамон сквозь слезы. – Собирается прибить тебя сковородкой. Тика покраснела, отшвырнула в сторону свое не пригодившееся орудие и кинулась к сыну.

– Палин, дорогой Палин! – плакала и смеялась она. Все эти дни я молилась, чтобы ты вернулся невредимый, а когда ты наконец пришел, я сама тебя чуть не убила. Я решила, что это… Один из них.

– Все в порядке, мама, – успокаивал ее Палин, обнимая. – Я все понимаю. Я знаю, что происходит кругом. Мы говорили с Даламаром…

– Мы? – Тика удивленно посмотрела на него. Палин отступил на шаг и посмотрел на родителей.

– Мать, отец, я не один. Со мной человек, которого вы очень, очень давно не видели. Он просил меня узнать… Он не уверен… Ну, что вы будете рады… С диким, исполненным боли криком Карамон бросился к двери и распахнул ее. На крыльце стоял человек в одеждах чернее ночи. Когда он увидел Карамона, то откинул с головы капюшон, и свет, падающий из двери гостиницы, заиграл на золотистой с металлическим отливом коже, отразился в золотых глазах со зрачками в форме песочных часов.

– Рейст! – воскликнул Карамон и покачнулся. Рейстлин пристально поглядел на брата, но не тронулся с места.

– Карамон, – наконец начал он тихо, с трудом выговаривая слова. Карамон, если можешь… Если можешь… Он закашлялся, но попытался закончить. Прости…

Карамон обнял брата за плечи и ввел его в дом.

– Твоя комната готова, Рейст. Она всегда ждала тебя.

2. Сожаления. Указания. Выбор

Поднимающееся солнце блестело за цветным стеклом гостиничного окна.

Близнецы сидели за столом. Тика давно уже отправилась спать, как и Палин, все еще не оправившийся от раны. Карамон с Рейстлином были одни. Они бодрствовали всю ночь за разговором о далеком прошлом, былых ошибках и нынешних сожалениях.

– Если бы ты знал, как все повернется, поступил бы ты иначе, Рейст?спросил Карамон.

– Нет, – ответил Рейстлин с долей своей прежней раздражительности. – Тогда выбирал не я. Карамон не совсем понял, о чем идет речь, он привык недопонимать брата, и это его не беспокоило. Он принялся рассказывать о семье. Рейстлин сидел, сгорбившись, в углу, баюкая в руках чашку с отваром, успокаивающим кашель, и слушая нехитрые рассказы Карамона. Перед его мысленным взором, словно наяву, вставала жизнь Палина и его братьев. Он уже знал о них больше, чем сам Карамон. Все те долгие годы, которые он провел в ином далеком мире, в мирной дреме, подозрительно напоминающей смерть, – все это время он мечтал о чем-то подобном. И только перед самым рассветом, в самые темные часы ночи, заговорили они о настоящем… И о будущем. И вот сейчас Карамон сидел, взволнованный и обеспокоенный, и молча смотрел, как восходит солнце, играя лучами на хрупких золотых листьях валлинов.

– Конец всего, ты говоришь, – пробормотал Карамон. – Всего, – повторил он, поворачиваясь к брату. Я знаю, что я умру, все вокруг, даже эльфы, когда-нибудь умрут. Но… Я всегда знал, что все это… Карамон широким жестом охватил окно, деревья, траву, землю и безоблачное небо. Оста-нется, когда меня уже не будет.

А ты говоришь: ничего… Ничего не останется?

– Когда Хаос придет разрушить эту «игрушку богов», земля разверзнется и пламя хлынет из разломов. Ветер с силой тысячи штормов обрушится на землю, разрушая дома и раздувая пламя. Огненные драконы с дьявольскими всадниками пронесутся над землей, и огонь пожрет все вокруг. Озера испарятся, океаны закипят. Даже воздух будет настолько раскален, что люди будут умирать, просто вдохнув его. Никто и ничто не уцелеет. Рейстлин говорил холодным, невыразительным голосом, но от этого его слова становились еще более пугающими и убедительными. На Карамона повеяло холодным, находящимся за пределами слов ужасом.

– Ты рассказываешь так, как будто ты сам это видел, – тихо сказал он.

– Я видел, – Рейстлин перевел взгляд на пар, поднимающийся от чашки с отваром. Затем он снова посмотрел на брата. – Ты забываешь о том, ЧТО я вижу этими глазами. Я наблюдаю время, время, текущее сквозь нас, и я видел, как оно остановилось.

– Но так же не должно быть, – возразил Кара-мон. – Я слишком хорошо знаю, что мы сами творим будущее.

– Верно, – согласился Рейстлин. – Возможны варианты.

– Какие? – настаивал Карамон, и надежда вспыхнула в его глазах. Рейстлин молчал, уставившись на остывающий отвар.

– Я поведал тебе худшее из того, что может случиться, брат. Он задумался и, помолчав, добавил. – А может быть, это как раз – лучшее.

– Что? – Карамон был ошарашен. – Лучшее? Люди, сгорающие заживо! Кипящие океаны! Это ты называешь лучшим?!

– Это с какой стороны посмотреть, братец. Рейстлин отодвинул чашку.

– Не могу больше его пить. Совсем остыл, – покашливая, он поплотнее закутался в одежды, несмотря на то что на улице уже становилось жарко.

– Не можем же мы просто сидеть и ждать! – возмутился Карамон. Он поднялся и направился в кухню. Вернувшись с чайником кипящей воды, он продолжал:

– Мы будем драться. Если надо будет, то бок о бок с богами.

– О да, конечно, – согласился Рейстлин. – Мы будем сражаться, и многие из нас падут в битве. Может даже случиться, что мы победим. И это, возможно, станет величайшим из поражений.

– Не понимаю, Рейст… – начал Карамон.

– Не понимаю, Рейст, – передразнил Рейстлин. Карамон густо покраснел и опустил голову. Рейстлин вздохнул. мою благодарность за гостеприимство, а я пока скажу пару слов Палину.

– Конечно, Рейст, – отозвался тот, но не двинулся с места, а продолжал смотреть на сына.

– Иди, Карамон, – повторил Рейстлин. Он хотел продолжить, но закашлялся и только просипел с натугой. – Да иди же ты! Не выводи меня из себя. Карамон, еще колеблясь, перевел взгляд с сына на брата, а затем медленно направился к кухне.

Когда они остались одни, Рейстлин знаком велел Палину приблизиться и прерывающимся от кашля шепотом начал:

– Когда найдешь эту девушку, не помню, как ее зовут…

– Аша, – тихо подсказал Палин.

– Не перебивай меня! Я и так говорю с трудом. Повторяю, когда ты ее найдешь, возьмешь ее с со-бой, и вы направитесь в Великую Палантасскую Библиотеку. В полночь дня Праздника Середины Лета я вас там встречу.

– Я понял, – покорно ответил Палин. – В полночь дня Праздника Середины Лета. Мы там будем. Кашель отпустил мага, и, отдышавшись, Рейстлин продолжил:

– Ну а теперь тебе тоже пора прощаться с матерью и двигаться в путь.

Пользоваться кольцом очень просто: надень его на палец и представь себе Палантас – и кольцо доставит тебя туда.

– Да, дядя, все очень просто, – печально согласился Палин. – Ни с чем более сложным я все равно бы не справился. Рейстлин немного помедлил, а затем понимающе положил руку на плечо Палина. Его рука была неестественно горячей.

Прикосновение просто обжигало. Палин с трудом удержался от того, чтобы высвободиться. Он старался не подать виду, что тонкие пальцы мага причиняют ему боль. Рейстлин наклонился к его лицу и прошептал, обжигая дыханием щеку Палина:

– Тебе будет сделано предложение, как когда-то мне… Тебе предложат выбрать.

– Когда? – Палин стиснул руку дяди. – Ско-ро? Как я узнаю об этом?

– Большего я тебе сказать не могу. – Рейстлин выпрямился и отодвинулся. – Я и так сказал боль-ше, чем собирался. Сделай мудрый выбор.

– Я сделаю! – заявил Палин, вставая. – Я уже думал об этом. Я знаю, что выбрать!

– Тем лучше, племянник, – холодновато улыбнулся Рейстлин. Палин натянул рубашку, морщась от боли в раненом плече.

– Ну а теперь отправляйся к матери. Да, и поторопи отца. В отличие от нас, время не стоит на месте.