Текст книги "Гептамерон. Том 2. День четвертый – День восьмой"

День восьмой

В восьмой день разговор идет о самых великих безумствах и рассматриваются подлинные происшествия, услышать о которых полезно каждому

Вступление

На следующее утро сеньоры и дамы послали узнать, скоро ли будет построен мост, и получили ответ, что через три дня он будет готов. Некоторым из присутствующих известие это было совершенно не по душе; они предпочли бы, чтобы работы тянулись подольше, а вместе с ними и их счастливая безмятежная жизнь. Видя, однако, что остается каких-нибудь два-три дня, компания решила не терять золотого времени, и все попросили госпожу Уазиль преподать им утренний урок благочестия, что она не преминула сделать. Но на этот раз она задержала их долее обычного, ибо до того, как покинуть монастырь, ей хотелось окончить чтение Послания апостола Иоанна*. И она так хорошо его прочла, что казалось, устами ее Святой Дух произносил эти исполненные любви и милосердия слова. И, охваченные их огнем, все пошли слушать мессу, а вслед за тем обедать, продолжая обсуждать рассказанное накануне и готовясь сделать новый день таким же интересным, как и предыдущий. Для этого после обеда все разошлись по своим комнатам и пребывали там до тех пор, пока не пошли на привычное место, где они собирались каждый день на ковре из зелени; там их уже ожидали монахи. Когда все расселись по своим местам, зашла речь о том, кто будет начинать.

– Вы оказали мне честь тем, что я дважды был первым рассказчиком,  – сказал Сафредан.  – По-моему, мы будем несправедливы к дамам, если ни одной из них не приведется точно так же начинать день два раза.

– Для этого надо, чтобы нам удалось пробыть здесь еще долго,  – сказала госпожа Уазиль. – Иначе одному из мужчин и одной из нас ни разу не придется быть первыми.

– Если бы выбор пал на меня,  – сказал Дагусен,  – то я уступил бы свое место Сафредану.

– А я,  – сказала Номерфида,  – уступила бы мое место Парламанте, я так привыкла исполнять чужие распоряжения, что вряд ли могу распоряжаться сама.

Никто не стал с этим спорить, а Парламанта начала так:

– Благородные дамы, здесь уже было рассказано столько благонравных историй, что я хочу, чтобы этот день мы посвятили истинным историям о самых больших безрассудствах, какие только были на свете. И, чтобы не терять попусту время, я сейчас же начну.

Новелла семьдесят первая

Жена шорника, бывшая при смерти, неожиданно исцелилась и вновь обрела дар речи, которой она уже два дня не владела,  – ей стоило только увидеть своего мужа в постели со служанкой

В городе Амбуазе жил шорник по имени Брембодье, находившийся на службе у королевы Наваррской. Цвет лица у него был такой, что можно было подумать, что он служит Бахусу, а отнюдь не жрецам Дианы*. Женился он на женщине очень достойной и хорошей хозяйке и жил с нею в мире и в ладу. Однажды ему сказали, что жена его больна и положение ее очень серьезно, чем он был до крайности опечален. Он поспешил домой и нашел несчастную в таком состоянии, что ей уже нужен был, пожалуй, не врач, а духовник. Увидав ее в такой беде, муж стал горько плакать. Но чтобы в точности изобразить его, следовало бы картавить, как картавил он. Можете себе представить, какое у него при этом было лицо. После того как он сделал для жены все, что мог, она попросила, чтобы ей принесли распятие. Просьба эта была исполнена. Увидав это, несчастный повалился на постель и зарыдал. Заикаясь и картавя, он причитал:

– О, горе мне, Господи, жена моя умирает! Что я буду делать, несчастный!

Кончилось тем, однако, что, окинув глазами комнату, он увидел, что там никого нет, кроме молоденькой служанки, девушки довольно красивой и дородной, и тихо подозвал ее, прошептав:

– Милая моя, я умираю; для меня это хуже смерти – видеть, как кончается твоя госпожа! Не знаю уж, что делать, что говорить, вся надежда у меня только на тебя: пожалуйста, позаботься о доме, о детях. Вот тут у меня связка ключей, возьми их. Распорядись по хозяйству, сам я больше уже ничего не могу.

Бедная девушка пожалела его и стала утешать, уговаривая его не отчаиваться и уверяя, что, даже если госпожа ее умрет, он, ее добрый господин, должен остаться в живых.

– Милая моя,  – ответил шорник,  – часы мои сочтены. Я умираю. Посмотри, как у меня похолодело лицо, прижмись щекой к моим щекам, согрей меня немного.

Говоря это, он приложил руку к ее соскам. Девушка пыталась было помешать ему, но он уговаривал ее не бояться, ведь надо же, чтобы она его согрела. И он обнял ее и повалил на кровать.

В это время жена его, у которой в жизни остались только распятие да святая вода и которая двое суток уже не могла вымолвить ни слова, начала вдруг своим слабеньким голосом кричать что было мочи:

– Нет! Нет! Нет! Я еще не умерла!

И, грозя мужу кулаком, она воскликнула:

– Мерзавец, паскудник этакий, я еще жива!

Услыхав ее голос, и муж и служанка вскочили с постели. Негодование этой женщины было так велико, что гнев прочистил ей горло, и она осыпала обоих самой оскорбительной руганью, какую только знала. И с той минуты она начала поправляться. И ни разу потом ей не пришлось упрекать мужа в том, что он ее мало любит.

– Вот, благородные дамы, сколь велико лицемерие мужчин: поиски ничтожного утешения лишают их всякой жалости к жене.

– А вдруг он от кого-нибудь слышал,  – сказал Иркан,  – что это лучшее средство, чтобы исцелить жену? Ведь ему не удавалось вылечить ее вначале обычным способом, и он, может быть, хотел испробовать средство противоположное,  – оно-то как раз и помогло. Удивительно только, как это женщины решили сами себя разоблачить, показав, что гнев лечит их лучше, чем кротость.

– Да уж, надо признаться, что такое подняло бы меня не только с постели, но и из гроба,  – сказала Лонгарина.

– А вообще-то что он ей сделал плохого,  – воскликнул Сафредан,  – он был уверен, что она умерла, и решил немного утешиться! Все ведь отлично знают, что узы брака длятся, только покамест мы живем: со смертью они обрываются, и человек свободен.

– Да, свободен,  – сказала Уазиль,  – от клятвы и от обязанностей, только доброе сердце никогда не будет свободно от любви. Скоро же он забыл о своем горе, если даже не мог дождаться, пока жена испустит последний вздох.

– Меня больше всего удивляет,  – сказала Номерфида,  – что несмотря на то, что перед глазами у него были смерть и распятие, он дерзнул оскорбить Господа.

– Нечего сказать, нашли причину! – вскричал Симонто.  – Вы, верно, не удивились бы никаким безумствам, лишь бы все это совершалось подальше от церкви да от кладбища?

– Смейтесь надо мной сколько хотите,  – сказала Номерфида,  – но размышления о смерти способны охладить всякое сердце, даже самое молодое.

– Пожалуй, я бы с вами согласился,  – сказал Дагусен,  – если бы мне не довелось услышать от одной принцессы, что все иногда бывает и наоборот.

– Значит, она вам рассказала какую-то историю,  – сказала Парламанта,  – а раз так, то я уступаю вам место, чтобы вы, в свою очередь, ее рассказали нам.

Новелла семьдесят вторая

Исполняя последний долг милосердия и читая над покойником молитвы, монах совершил грех с монахиней, и она от него понесла

В одном из лучших после Парижа городов Франции находилась богато отделанная больница, вверенная попечению аббатисы и пятнадцати-шестнадцати монахинь, а рядом было еще одно такое здание, где помещался приор и с ним человек семь-восемь монахов. Монахи каждый день правили службу, а монахини читали только «Отче наш» и молитвы Божьей Матери, ибо остальное время были заняты уходом за больными. Однажды в больнице умирал какой-то бедняк, и все монахини собрались у его постели. И после того, как были испробованы все средства, чтобы его спасти, послали за одним из монахов, чтобы тот его исповедовал. Но, видя, что умирающий слабеет, ему и без исповеди дали причастие. Говорить он уже больше не мог. А так как он все еще был жив и, казалось, все слышал, каждая из монахинь старалась сказать ему что-нибудь хорошее. Но в конце концов им это надоело, и, видя, что совсем стемнело и час уже поздний, они одна за другою отправились спать. И возле умирающего осталась одна из самых молодых монахинь и монах, которого все боялись больше, чем самого приора, ибо как речи его, так и жизнь были очень суровы. И после того, как монах громко прокричал над самым ухом несчастного молитву, оба они увидели, что тот уже не дышит. И они завернули его в саван, и, выполнив свой последний долг милосердия, монах стал говорить о том, сколь суетна человеческая жизнь и сколь блаженна смерть. Было уже за полночь. Бедная девушка внимательно слушала благочестивые речи и со слезами на глазах взирала на монаха. И тому так по душе пришелся этот взгляд, что, говоря о загробной жизни, он принялся вдруг обнимать ее, как будто хотел в объятиях своих унести ее прямо в рай. Бедная девушка, которая, внимая его речам, была уверена в том, что благочестие его беспримерно, не смела отклонить его ласку. Нечестивый монах это заметил и, продолжая свои благочестивые поучения, совершил над нею то, что обоим им в этот миг внушил дьявол, ибо до этой минуты между ними никогда ничего подобного не бывало. И он уверил несчастную, что грех, совершенный втайне, не наказуется Богом и что мужчины и женщины, не соединенные узами брака, нисколько не оскорбляют Творца, если дело это не предалось огласке; а для того, чтобы никто не узнал о том, что случилось, строго-настрого наказал ей исповедоваться только у него одного. На этом они и расстались. Она ушла первая, и, когда она проходила через капеллу Божьей Матери, ей захотелось помолиться. И, начав шептать: «Пресвятая Дева»,  – она вдруг вспомнила, что уже потеряла девственность и что никто ее не насиловал, а склонил ее к этому только нелепый страх, и она принялась так плакать, что ей казалось, что сердце ее рвется на части. Услыхав издалека ее тяжкие вздохи, монах догадался, что она все поняла и раскаивается и что теперь ему уже не придется тешиться с нею. И, чтобы не дать этим мыслям овладеть ею, он подошел к девушке, простертой перед статуей Божьей Матери, и стал строго ее отчитывать. И сказал, что если ее мучит совесть, то пусть она исповедуется перед ним; если же нет, то пусть она больше об этом не вспоминает, ибо он всегда может сделать так, что грех ей простится.

Глупенькая монахиня, думая, что она исполняет волю Божию, исповедовалась перед ним. И святой отец убедил ее, что в ее любви к нему нет никакого греха и что достаточно покропить святой водой, чтобы Господь простил ей этот пустяк. И, веря в монаха больше, чем она верила в Бога, она очень скоро вернулась с ним к тому, что меж ними было, и дело кончилось тем, что она от него понесла. Тогда ее охватило такое раскаяние, что она стала просить аббатису удалить этого монаха из монастыря, ибо понимала, что он так хитер, что и теперь будет добиваться своего. Но аббатиса была в сговоре с приором, и она только посмеялась над ней, сказав, что она уже достаточно взрослая, чтобы себя защитить от мужчины, и что того, о ком идет речь, она, аббатиса, знает как человека в высшей степени порядочного. Прошло некоторое время – и, охваченная порывом глубокого раскаяния, несчастная попросила, чтобы ее отпустили в Рим, ибо думала, что, если она покается в своем грехе перед папой, она снова станет девственницей. Приор и аббатиса охотно согласились ее отпустить, ибо считали, что лучше пусть уж она нарушит устав и станет паломницей, чем будет томиться в стенах монастыря и в отчаянии своем дойдет до того, что откажется этот устав соблюдать. И они дали ей денег на дорогу. Но Господу было угодно, чтобы, когда она находилась в Лионе, в церкви Святого Иоанна, там оказалась герцогиня Алансонская, вскоре ставшая королевой Наваррской, которая приехала туда вместе с несколькими дамами из своей свиты, чтобы исполнить какой-то тайный обет. После вечерни обе они стояли там коленопреклоненные перед распятием, как вдруг герцогиня заметила, что какая-то фигура поднимается наверх. При свете свечей она увидела, что это монахиня, и притаилась в углу, чтобы расслышать слова ее молитвы. Монахиня же, будучи уверена, что в церкви, кроме нее, никого нет, встала на колени и, каясь в своем грехе, так плакала, что невозможно было слушать ее без жалости. И она громко воскликнула:

– О, горе мне! Господи, сжалься над несчастной грешницей!

Герцогиня захотела узнать, что с ней такое; она подошла к ней совсем близко и спросила:

– Милая моя, что с тобой и откуда ты?

Несчастная монахиня, не зная, кто с ней говорит, ответила:

– Увы, дорогая, горе мое так велико, что я уповаю только на Господа и молю его, чтобы он сподобил меня свидеться с герцогинею Алансонской, ибо ей одной могу я рассказать все о беде, которая со мной стряслась, и я уверена, что если есть на земле правда, она найдет к ней путь.

– Милая моя,  – сказала герцогиня,  – ты можешь говорить со мною, как с герцогиней, ибо это моя близкая подруга.

– Не обижайтесь на меня,  – сказала монахиня,  – но своей тайны я, кроме герцогини, никому не доверю.

Тогда герцогиня заверила ее, что она может говорить со всей откровенностью, ибо перед нею та, кого она ищет. Несчастная бросилась к ее ногам и, заливаясь слезами и рыдая, рассказала ей свою печальную историю, которую вы уже знаете. Герцогиня сумела ее утешить и успокоить. Она не стала заглушать в ее душе раскаяние, но уговорила не ездить в Рим и отправила ее обратно в монастырь, снабдив письмом к местному епископу, в котором она приказывала изгнать оттуда нечестивца-монаха.

Рассказ этот мне довелось слышать от самой герцогини.

– Теперь вы видите, благородные дамы, что бывают случаи, опровергающие то, что утверждала Номерфида. Оба они прикасались к покойнику и завертывали его в саван, но и это не избавило их от соблазна.

– Вот уж такое действительно никому в голову прийти не могло,  – сказал Иркан,  – говорить о смерти и творить в это время жизнь.

– Грешить отнюдь не значит творить жизнь,  – возразила Уазиль,  – хорошо известно, что грех творит только смерть.

– Поверьте,  – сказал Сафредан,  – что эта несчастная даже не помышляла о вашей теологии. Вспомните о дочерях Лота*, которые напоили своего отца, чтобы не прекратился род человеческий. Так и эти несчастные хотели возместить разрушения, которые смерть учинила в бренном теле, тем, что сотворили в тот же час новое живое существо. И в этом, вообще-то говоря, не было бы никакого зла, если бы не слезы бедной монахини, которая не переставала плакать и никак не могла забыть о постигшей ее беде.

– Мне не раз приходилось встречать таких женщин,  – сказал Иркан,  – они плачут, замаливая свои грехи, и смеются, вспоминая о радостях, которые эти грехи им доставили.

– Я догадываюсь, кого вы имеете в виду,  – сказала Парламанта,  – женщина эта немало уже посмеялась, пора бы ей и поплакать.

– Молчите,  – сказал Иркан,  – трагедия, которая началась со смеха, еще не окончилась.

– Давайте-ка поговорим о чем-нибудь другом,  – предложила Парламанта,  – сдается мне, Дагусен нарушил наш уговор рассказывать только веселые истории: его рассказ возбуждает жалость.

– Вы обещали,  – сказал Дагусен,  – что будете рассказывать только о безумствах, и мне кажется, что так оно и было. Но, чтобы выслушать рассказ позабавнее, я хочу предоставить слово Номерфиде – и, надеюсь, она исправит мою ошибку.

– Да, я знаю одну историю,  – ответила она,  – которую стоит рассказать после вашей, потому что речь в ней также идет о монахе и о мертвеце. Не угодно ли вам ее выслушать?

На этом кончаются рассказы и новеллы покойной королевы Наваррской, которые до сих пор удалось разыскать.

Комментарии

С. 5…словами Евангелия… – далее цитируется Евангелие от Луки (XIV, 26).

С. 6. Господин Сен-Венсан – имеется в виду Франсуа Бонвало, аббат монастыря Святого Винцентия в Безансоне; представлял интересы императора Карла V при французском дворе в 1539–1541 гг.

Император Максимилиан Австрийский (1459–1519) – австрийский эрцгерцог и государственный деятель; был германским императором с 1493 по 1519 г., женат на Марии Бургундской (1457–1482).

С. 11…по имени Бернаж… – речь идет, видимо, о Клоде Бернаже (ум. после 1495), придворном французских королей Людовика XI и Карла VIII.

С. 13. Жан Парижский – имеется в виду знаменитый художник Жан Перреаль, уроженец Лиона; работал при дворах Карла VIII, Людовика XII и Франциска I.

С. 15. Граф Карл Ангулемский (1459–1496) – отец Франциска и Маргариты; принадлежал к так называемым Валуа-Ангулемам, боковой ветви королевской семьи (она восходит к Людовику Орлеанскому и его жене Валентине Висконти, младшему сыну короля Карла V и брату короля Карла VI). Карл Ангулемский был сыном графа Иоанна Ангулемского и внуком Людовика Орлеанского и Валентины Висконти.

Коньяк – родной город Маргариты, резиденция графов Ангулемских.

С. 16. Шерв (Шерлетц) – деревня недалеко от Коньяка.

С. 19. Фор – городок в департаменте Дё Севр, недалеко от Ниора.

Сеньор Форский – некий Жак Пуссар, в описываемое время владевший здесь землями и бывший бальи (судьей) Берри. Не раз встречался с Маргаритой, так как Берри было отдано Маргарите в приданое при ее браке с Генрихом Наваррским.

С. 22…неуемную жадность Платона – имеется в виду жадность великого греческого философа в познании мира.

…святой Павел в Послании своем… – выше перефразировались слова из Послания к римлянам апостола Павла (I, 21–27).

С. 24. …возлагал ей на лоб пепел… – обряд, совершаемый в первую среду Великого поста; при этом священник произносит следующие слова: «Земля еси, и в землю отыдеши».

С. 29. …был когда-то председатель суда… иностранец – полагают, что имеется в виду Жоффруа Карль (ум. в 1516), итальянец по происхождению; король Карл VIII назначил его советником парламента Гренобля (орган местного самоуправления) в 1493 г. Людовик XII давал ему важные дипломатические поручения и возложил на него надзор за воспитанием своей дочери Ренаты Французской (1510–1575), затем состоявшей в браке с герцогом Феррарским (с 1534) Эрколе II д'Эсте (1508–1559). В гербе Ж. Карля появилось изображение ангела, прижавшего палец к губам, после того как его жена, некая Маргарита дю Мотте, ему изменила. Ангел на гербе показывал жестом, что надо уметь смолчать, чтобы лучше отомстить обидчику.

С. 33. …в Послании апостола Иоанна говорится… – далее приводится фраза из Послания апостола Иоанна (IV, 20).

С. 34. …дворянина из Памплоны и гренобльского председателя суда… – герои 35-й и 36-й новелл.

Луэ – город в департаменте Сарт; в XVI в. этот город был сеньорией феодального рода Лаваль, родственного роду Монморанси.

С. 36. …положить ее спать на кушетку… – то есть изгнать из супружеской постели; кушетки часто ставились в спальнях знатных господ, и на них спали служанки.

С. 40…он послан исцелять страждущих… – цитата из Евангелия от Луки (V, 31): «Иисус же сказал им в ответ: не здоровые имеют нужду во враче, но больные».

Гриньоль – город в провинции Дордонь, недалеко от Перигё. В конце XV и начале XVI в. сеньором этого города был Жан де Тальбран, придворный Карла VIII и мажордом Анны Бретонской (1477–1514), жены Карла VIII и затем Людовика XII.

С. 42. Граф де Жосбелен – под этим слегка измененным именем выведен Жан II, виконт де Роган, граф Жослен (ум. в 1516), приближенный Людовика XI и Карла VIII. Жизнь его была бурной. В 1478 г. он был арестован по обвинению в убийстве, однако в 1484 г. вышел на свободу.

Одна же замуж не выходила… – Героиней этой новеллы была Екатерина де Роган. Ее возлюбленным, как полагают историки, был некий Рене де Керадрё; убит в 1478 г.

С. 51…когда Маргарита Австрийская приезжала в Камбре… – речь идет о так называемом «Дамском мире», заключенном в 1529 г. между Францией и империей Карла V. От имени Франции мир подписала Луиза Савойская, а от имени Карла V его тетка Маргарита Австрийская (1480–1530).

Графиня Эгмонт – Франсуаза Люксембургская, жена Иоанна IV, графа Эгмонта (1470–1538), голландского феодала, тщетно боровшегося за земли своих предков (герцогство Гельдрское).

Фьенны – владения Люксембургского дома, к которому принадлежала и графиня Эгмонт.

С. 54. Молодой принц – опять юный Франциск, брат Маргариты. Упоминаемая ниже «сестра принца» – сама писательница.

С. 55. В одном из лучших городов Турени… – имеется в виду город Амбуаз.

С. 62. Лукреция – героиня истории Древнего Рима, о которой рассказывает, в частности, Тит Ливий. Ею обманом овладел Секст Тарквиний, сын царя Тарквиния Гордого, и Лукреция, не перенеся позора, закололась кинжалом (510 г. до н. э.). Этот сюжет был очень популярен в эпоху Возрождения (обрабатывался Шекспиром и многими другими писателями).

С. 65. …некий дворянин – согласно указанию Брантома, это был его дядя сьёр де ла Шатеньере, повеса и волокита, убитый на дуэли в 1547 г.

С. 69. Господин де Седан – имеется в виду Робер де ла Марк, сеньор де Седан, женившийся в 1491 г. на Екатерине де Круа.

С. 72. Герцог Орлеанский – имеется в виду третий сын короля Франциска, Карл, скончавшийся в сентябре 1545 г.

С. 73. День избиения младенцев. Этот день приходится на 28 декабря, когда, согласно евангельской легенде, по приказанию царя Ирода были перебиты все младенцы в Иерусалиме. В старой Франции 28 декабря молодые люди старались застать женщин в постели и шутя били их за лень, имитируя «избиение невинных младенцев».

С. 79. Перш – старинное французское графство, примыкающее к провинциям Анжу и Мен.

…все трое укладывались вместе спать… – в описываемое время это случалось сплошь и рядом; кровати обычно были столь широки, что в них вместе с хозяевами могло лечь несколько гостей.

С. 84. …следовать завету святого Иакова… – ссылка на Послание апостола Иакова (I, 27): «Чистое и непорочное благочестие перед Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира».

С. 85. Король Карл – Карл VIII.

Графиня – прототип этого персонажа установить не удалось.

С. 86. Астильон – под этим именем в новелле выведен камергер короля Жак де Шатийон (убит в 1512).

Дюрасье – Жак Гальо де Жернуйак сеньор д'Ассье, придворный и военачальник, командующий королевской артиллерией.

Вальнебон – Жермен де Боннсваль, приближенный Карла VIII, Людовика XII и Франциска I; убит в 1525 г. в битве при Павии.

С. 91. Кремона – город в Северной Италии; в описываемую эпоху принадлежал миланским герцогам.

С. 96…Послание апостола Иоанна, посвященное любви… – речь идет о Первом послании апостола Иоанна, где излагаются основы христианской веры, в которой любовь к Богу и ближнему считается одним из краеугольных камней.

С. 97. Герцог Урбинский – имеется в виду Франческо-Мария делла Ровере (1491–1538), племянник папы Юлия II (на папском престоле в 1503–1513). Он командовал папскими войсками и поэтому носил прозвище «римского префекта». Он был женат на Элеоноре Гонзага, сестре Федерико, герцога Мантуанского.

…был сын лет восемнадцати – двадцати… – речь идет о Гвидобальдо делла Ровере (род. в 1514), впоследствии тоже герцоге Урбинском.

С. 99. Ривольта – небольшой город близ Милана; во время итальянских войн город был захвачен войсками Людовика XII (1509).

…тот был гвельф, а сам он гибеллин… – речь идет о длившейся несколько веков борьбе двух политических партий, сторонников и противников распространения императорской власти в Италии. Гвельфы были сторонниками папства, гибеллины – императора.

С. 101. Тирельер – небольшой городок близ Алансона, персонаж новеллы – сеньор этого города.

С. 104. Госпожа де Нефшатель – возможно, речь идет о Жанне де Нефшатель, вдове герцога Людовика Орлеанского, умершей в 1543 г.

Князь де Бельост – лицо неустановленное.

Сеньор де Шериотц – кто был прототипом этого персонажа, также не установлено.

С. 111…как Церковь послушна Иисусу Христу – ссылка на Евангелие от Луки (VII, 32).

С. 114…слова, некогда сказанные Господом… – ссылка на Псалтирь (L, 18).

…говорит апостол Павел… – ссылка на Второе послание к коринфянам (VI, 16).

…о ком Вергилий сказал Данте… – цитируется «Ад» Данте (песнь III, стих 51, перевод М. Л. Лозинского). У Данте эти слова сказаны о равнодушных, не заслуживающих, по мнению поэта, никакого внимания, поэтому их не принимают ни в ад, ни в рай.

С. 116. Товий – библейский персонаж (из ветхозаветной Книги Товита).

С. 120. Сеньор де Монморанси – как установили исследователи, имеется в виду Гийом де Монморанси, действительно ездивший в Англию с дипломатическим поручением в 1482 г.

С. 123…заповедью апостола Павла… – ссылка на Послание к римлянам (XVI, 16).

С. 124. Принцесса Маргарита – имеется в виду Маргарита Французская (1523–1574), дочь Франциска I, вышедшая в 1559 г. за герцога Савойского Филибера-Эмманюэля. Маргарита дружила с поэтами и учеными, охотно им покровительствовала. Брантом сообщает, что она также пыталась писать новеллы, но бросила свою рукопись в огонь после того, как прочитала «Гептамерон».

Герцогиня де Монпансье – Жаклина де Лонгвик (ум. до 1571), жена губернатора Дофине Людовика II де Бурбона, герцога де Монпансье (1513–1582), доверенное лицо Екатерины Медичи.

С. 134. Королева Клод (1499–1524) – дочь Людовика XII и Анны Бретонской, жена Франциска I.

Регентша – видимо, Луиза Савойская.

С. 138…услышала и та, к которой они были обращены – имеется в виду Парламанта.

Отэн – город в долине Луары; здесь сохранились древнеримские постройки и множество романских и готических церквей.

Каноник – член капитула (собора духовенства) при городском соборе. В старой Франции нередко правом стать членом капитула обладали только дворяне.

С. 139. Архидиакон – в католических странах так называют помощника епископа, в обязанности которого входило управление епархией (ведение епархиальных дел).

С. 141…королева Клод… проезжала в это время через город Отэн… – это могло быть в ноябре 1515 г., когда Луиза Савойская встречала здесь возвращающегося из Италии Франциска I, либо летом 1522 г., когда Маргарита сопровождала в Отэн королевскую чету и Луизу Савойскую.

С. 143. Цепи святого Петра – согласно церковной легенде, апостол Петр был посажен в тюрьму гонителями христианства, и на него были надеты цепи, но явившийся в темницу ангел освободил Петра от этих цепей.

С. 144. Она была благородна, добродетельна и хороша собой… – здесь Маргарита, по-видимому, изобразила себя.

С. 146…как уверяет царь Давид… – имеется в виду начало 31-го псалма: «Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты! Блажен человек, которому Господь не вменит греха, и в чьем духе нет лукавства!» (стихи 1–2). Во времена Маргариты перевод этого псалма, выполненный Клеманом Маро, был довольно популярен, став даже исполняемой при дворе песней. Вообще переводы псалмов делали многие поэты (Маро перевел сорок девять).

С. 147…один дворянин… – прототипом этого персонажа был Жан де ля Барр, который стал прево Парижа 18 апреля 1526 г.

Король – Франциск I.

С. 150…второго святого Лаврентия… – святой Лаврентий (ум. в 258), один из поборников христианства и его мучеников, был приговорен в Риме при императоре Валериане (253–260) к смертной казни. Осуществлялась она следующим образом: Лаврентия положили на железную решетку, под которой находились горящие угли, и он умер в страшных муках.

С. 154…она предлагала ему ад… – то есть душа его как нераскаявшегося грешника была обречена на вечные мучения.

С. 155…несколько надгробий с фигурами лежащих рыцарей… – Маргарита описывает здесь усыпальницу в часовне лионской церкви Святого Иоанна; эта усыпальница выстроена в начале XV в. братьями Филиппом и Пьером де Тюрей. Филипп был архиепископом Лиона, Пьер – кардиналом.

С. 156…она отдала все, что имела – имеется в виду притча о лепте вдовицы (Евангелие от Марка, XII, 41–44): «И сел Иисус против сокровищницы, и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Пришедши же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу; ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».

С. 157. Герцог Вандомский – Антуан де Бурбон (1518–1562); в 1548 г. женился на Жанне д'Альбре (1528–1572), дочери Маргариты, и стал королем Наварры; от этого брака родился будущий французский король Генрих IV. Первым мужем Жанны д'Альбре был Гийом де ля Марк, герцог Клевский (ум. после 1545). Бракосочетание Жанны д'Альбре и Антуана Бурбона состоялось 20 октября 1548 г. Маргарите оставалось жить немногим более года, так что эта новелла – одна из последних, написанных ею.

С. 158. Протонотарий – это звание носили многие высшие иерархи католической церкви; обязанности их бывали разнообразны: например, составление житий святых.

С. 159. Роберваль – имеется в виду Жан-Франсуа де ля Рок сеньор де Роберваль, французский мореплаватель и военачальник.

…привез с собою различных ремесленников… – Роберваль привел к берегам Канады весьма пеструю толпу «христианизаторов», в том числе преступников, осужденных судом к каторжным работам.

С. 161…об осуждении Божьем… – то есть об изгнании Адама и Евы из рая.

…слова апостола Павла… – далее цитируется Первое послание к коринфянам (III, 6).

…он отдает должное женщинам, которые подвизались с ним в благовествовании – имеется в виду Послание к филиппийцам апостола Павла (IV, 3).

С. 162. По – старинный город в провинции Беарн, его столица; одна из резиденций Маргариты Наваррской.

С. 163…и то на Страстной неделе… – то есть тогда, когда всякому верующему христианину предписывалось полное воздержание (аптекарь, конечно, с женой его не нарушал).

С. 165. Одо – город в предгорьях Пиренеев, недалеко от Тарба. В Одо находился замок Маргариты, где она часто бывала и где скончалась 20 декабря 1549 г.

Бигорр – старинная французская «земля»; Тарб был ее столицей.

Карло – полагают, что это Карло Сансеверино, по происхождению неаполитанец, выходец из старинного итальянского рода, перешедшего на французскую службу после похода Карла VIII в Италию и взятия им Неаполя (начало XVI в.). Карло Сансеверино был конюшим при дворе Франциска I.

С. 167…была записана одним писателем… – имеется в виду неизвестный нам автор французской средневековой стихотворной повести «Кастелянша из Вержи» (середина XIII в.). В этой повести рассказывалось, как герцогиня Бургундская воспылала любовью к молодому рыцарю из ее окружения, но получила его решительный отказ и возвела на него клевету, обвинив его в попытке соблазнить себя. Однако рыцарю удается оправдаться, для этого ему приходится открыть свою тайную (это непременное условие) любовную связь с кастеляншей из Вержи. Кончается повесть трагически. Полагают, что в ней нашли отражение какие-то реальные события при Бургундском дворе, а прототипами героев могли быть герцог Гуго IV, его жена Беатриса Шампанская и его племянница Лора Лотарингская, вышедшая замуж между 1259 и 1267 г. за Гильома де Вержи, сенешаля герцогов Бургундских. Сюжет старинной повести был переработан в прозе около 1540 г., и Маргарита могла пользоваться этим изданием. Кроме королевы Наваррской, сюжет «Кастелянши из Вержи» обработал Банделло (IV, 6).