Текст книги "Лики ревности"

Неожиданно вернулись слабость, отчаяние и печаль.

– Где ты была? – с нажимом спросил Жером.

– Отошла поздороваться с приятельницами, только и всего!

– Почему не признаешься, с кем? – рассердился юноша.

– Потому что ты как будто обвиняешь меня в чем-то! Идем, твоя мать зовет! Скоро банкет, и все направляются в ресторан!

Вместо ответа Жером начал ощупывать ее руки.

– Изора, а где браслет, который я подарил тебе перед церковью? Могла бы и надеть!

– Я оставила его на полочке возле печки, у вас дома. Опасалась, что потеряю. Послушай, давай я за ним сбегаю, но сначала провожу тебя до ресторана. Я так рада, Жером! У меня никогда не было украшений, тем более таких красивых!

– Хорошо! Отведи меня к «Ла-Рюш», а потом сходишь за браслетом. Это первый залог моей любви, но будет еще и кольцо. Я подарю его в день помолвки.

Они под ручку направились к ресторану, расположенному возле почты. Хозяин, хорошо знавший и уважавший Гюстава Маро, предложил отличное меню по доступной цене. После трапезы планировались танцы, а также пиво и сидр – уже за счет заведения.

Официантки и помощник повара украсили зал бумажными цветами и ветками остролиста и ели.

– М-м-м, как приятно пахнет! – не скрывала эмоций проголодавшаяся Изора. – Тома обещал, что здесь будут подавать улиток под соусом!

– И слоеный фигурный торт с кремом! – радостно подхватил Жером. – Беги, я подожду здесь. Без тебя заходить не буду.

Изора бросилась бежать с безумным желанием в сердце – взлететь и, наконец, почувствовать себя свободной. На самом деле ее ничто не удерживало, и она это знала; ничего, не считая безрассудной любви к Тома.

Входная дверь дома Маро оказалась приоткрыта. Едва переступив порог, Изора услышала голоса. Разговаривали молодожены. «Что они здесь делают?» – Она топталась у двери, не решаясь войти.

Пока гостья раздумывала, стоит ли беспокоить молодых, разговор шел своим чередом.

– Йоланта, подумай сама, тебе придется привыкнуть к соседству с Изорой, потому что она станет нашей невесткой. И вообще, чем она тебе не угодила?

– Сама не могу понять! Хотя нет, она нагоняет на меня страх! И брата твоего она не любит. Сестра Адель думает так же. Но если нет чувств, зачем ей замуж? Иной раз, когда Изора смотрит на меня, просто мороз продирает, можешь мне поверить!

– Больше ни слова, родная, мне очень и очень неприятно. Изора – мой друг, моя крошка Изолина, которую мне бы хотелось оберегать еще очень долго. Отец ее бьет, она никогда не видела ласки. Любит она Жерома или нет, в доме моих родителей ей точно будет лучше. Говоришь, боишься ее? Кажется, я знаю причину, поэтому прощаю. Мама говорит, у беременных бывают странные причуды. Доверься мне, Йоланта! Когда ты узнаешь Изору лучше, ты поймешь меня. А теперь пойдем, нас наверное уже ждут в ресторане!

Изора тихонько вышла за дверь и вполголоса запела припев песенки пахаря, давая понять, что только что пришла. Войдя в коридор, она нос к носу столкнулась с Тома и его новообретенной супругой.

– А вы что здесь делаете? – вполне искренне удивилась она. – Я думала, вы со всеми вместе.

– Я забыл свой аккордеон, а Йоланта переобувалась. Туфли, в которых она была на венчании, оказались ей малы. Это туфли Зильды, а у них с Йолантой разный размер. А ты почему вернулась?

– Взять браслет, подарок Жерома. Я оставила его на полочке в кухне, чтобы не потерять в суматохе, а теперь решила забрать.

Изора обезоруживающе улыбнулась и прошла в кухню. Молодожены, рука в руке, ждали в коридоре. Тома закинул за спину аккордеон. Йоланта машинально поправляла отброшенную на плечи вуаль. Каждый думал о своем.

«Изора, безусловно, красивая, – хмурилась новобрачная. – И образованная. Она могла бы найти в городе мужа на свой вкус. Папа тоже говорит, что она какая-то странная. В Феморо все так думают. Все, кроме Тома».

«Бедняжка Изолина! – сокрушался Тома. – Йоланта права: она не любит моего брата так же сильно, как он ее. Сколько времени понадобилось, чтобы Жером открылся! Если бы она не вернулась, узнав о взрыве в шахте, мы бы до сих пор ни о чем не подозревали!»

Изора надела браслет из плакированного золота и притворилась, будто любуется им. Никто и представить не мог, насколько она равнодушна к украшениям, дамским безделушкам и красивым платьям. С малых лет она не видела ни игрушек, ни других приятных мелочей, которые обычно дарят детям на дни рождения, поэтому ни от кого подарков не ждала и не знала, что от таких простых вещей можно получать удовольствие.

Правда, дома, под кроватью, она прятала жестяную коробочку с сухими цветками, оловянным солдатиком и выцветшей розовой лентой. Все это богатство ей когда-то подарил Тома, однако Изора не считала милые сердцу предметы подарками.

– Идемте, все уже, наверное, за столом! Я проголодалась, – призналась она, вернувшись в коридор. – И Жером меня заждался. Сказал, что без меня не сядет!

И они вместе пошли к ресторану, откуда уже доносились смех, стук тарелок и соблазнительный запах соусов и горячих мясных кушаний.

Жюстен Девер проводил долгим взглядом нелепую троицу – новобрачных и Изору. Он увидел их в окно, куда время от времени поглядывал. Сторонник почти армейской дисциплины, Девер превратил просторную комнату в Отель-де-Мин в рабочий кабинет и одновременно в наблюдательный пункт. Здесь имелись комод с ящиками, пишущая машинка, раскладная кровать, плательный шкаф и четыре стула. По центру большого стола из красного дерева с лакировкой красовался телефонный аппарат, вокруг были разложены бумаги.

По его просьбе в кабинет принесли панель из мягкой древесины, и Девер канцелярскими кнопками прикрепил к ней кое-какие материалы по делу, в том числе полученную в морге фотографию Альфреда Букара и несколько снимков обвалившейся галереи, сделанных во время расчистки и восстановительных работ. Кроме того, на панели фигурировали несколько отдельных списков – углекопов, состоящих на жаловании у компании, кайловщиков, сортировщиц и несовершеннолетних работников.

На стенах, окрашенных в бледно-желтый цвет, в стеклянных рамках висели фотографии с видами поселка и, конечно, самой шахты Пюи-дю-Сантр.

– Ну, Сарден, ваши впечатления о сегодняшнем дне? – спросил Девер, не глядя на стоящего рядом заместителя.

– Никаких, инспектор.

– Что ж, в таком случае вернемся к работе.

Мужчины устроились за столом. Жюстен Девер открыл зеленую картонную папку и с ожесточением воззрился на первую страницу текста.

– Я сразу понял, что с этим делом не все так просто, – заявил он. – Настоящая головоломка, а не дело! Однако я должен найти решение. Как я уже рассказывал, прокурор лично следит за расследованием, поскольку директор горнорудной компании Обиньяк – лицо, влиятельное в регионе, и они дружат. Я побывал в летнем домике Букара и ничего стóящего там не нашел.

– А ваша знаменитая интуиция ничего не подсказывает?

– В данном случае – нет. Одни лишь предположения, и их слишком много. По сути, тоже неплохой метод. Я моделирую в уме различные версии случившегося в расчете, что в мозгах что-то щелкнет, и картинка сложится. И, как я уже говорил, пока склоняюсь к тому, что преступление было продиктовано страстью. Поначалу я думал, что кого-то из углекопов прельстила должность бригадира, но эта версия ничем не подкреплена. Я пришел к такому выводу, когда послушал разговоры простых углекопов. Да, бригадир для них действительно начальник, но он не чурается работы и, если надо, с обушком в руках идет в забой. Таких большинство, таким был и Букар. Предположение, что преступление совершили ради хорошего жалованья, учитывая, что все равно придется работать под землей, не выдерживает критики. Посмотрите на схему, которую я нарисовал. На ней представлено расположение мужчин в обвалившейся галерее. В самой глубине – подросток Пьер Амброжи. Парню четырнадцать, и он не может быть преступником. Следом, на небольшом удалении, шел Тома Маро. За ним – некий Пас-Труй, отец шестерых детей и примерный муж. Ни в чем аморальном не замечен, не алкоголик.

Антуан Сарден, с видом прилежного ученика внимающий словам инспектора, понимающе кивнул.

– А здесь – бригадир Альфред Букар, наша жертва. Он получил пулю в спину, – продолжил Девер. – И пятый персонаж – чуть в стороне, на схеме он нарисован в черном плаще. Это Шов-Сури.

– Смешные у них прозвища – Пас-Труй, Шов-Сури… – не сдержался заместитель.

– Согласен. Во время дознания я столкнулся еще с двумя. Одного называют Фор-ан-Гель, другого – Тап-Дюр[36]36
  Tape-Dur, буквально «Бей крепче!» (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Прозвище обычно отражает либо индивидуальную черту человека, либо любопытную особенность. Кстати сказать, Тап-Дюр, в повседневной жизни – Шарль Мартино, скоро станет бригадиром. Он заменит Букара в артели, в которой трудятся Гюстав и Тома Маро. На место Пас-Труя взяли человека по фамилии Грандье. Сначала обязанности бригадира исполнял Гюстав Маро, но вчера мсье Обиньяк уведомил, что собирается назначить Тап-Дюра, поскольку Маро предпочел остаться простым забойщиком. А этот Тап-Дюр каждый раз, когда я его допрашивал, рассыпался в похвалах в адрес покойника Букара.

Жюстен Девер прищурился и закурил сигариллу.

– Инспектор, вы полагаете, что преступление совершено на почве страсти, – забросил удочку Сарден. – Возможно, у вас имеются догадки, кто та дама, из-за которой все закрутилось?

– В Феморо хватает хорошеньких женщин. Взять, к примеру, Йоланту Амброжи, нашу новобрачную. Правда, на протяжении многих лет красавица полька ничем не запятнала свою безупречную репутацию. Она много работает и очень набожна.

– Но ведь мог же кто-то в нее влюбиться, даже если она и не подогревала страсть. Почему бы не ваш бригадир Букар? Представим, что он чем-то оскорбил прелестную Йоланту, и Тома Маро затаил на него злобу. А потом отомстил.

– Нет. Теоретически Маро не мог выстрелить в спину Букару, который находился позади Пас-Труя.

– А если Букар испугался и хотел убежать?

Жюстен Девер и тут вынужден был разочаровать заместителя:

– Маро – люди честные и порядочные, в поселке их уважают.

– Согласитесь, если бы кто-то изнасиловал его невесту, Тома Маро мог замыслить месть.

– В таком случае он имел бы массу возможностей свести счеты с врагом где угодно, только не в шахте.

– Пожалуй… Он знал, какой это риск – стрелять из огнестрельного оружия в забое. Но взрыв рудничного газа мог скрыть преступление, превратив его в несчастный случай.

– Не думаю. Младший Маро говорит, что видел, как дрогнул огонек в лампе. Скорее всего, взрыв случился бы и без выстрела. И еще, стал бы он подвергать риску собственную жизнь? А знаете, Сарден, вы подали мне идею! Давайте сосредоточимся на образцовой парочке – Тома Маро и его прекрасной польке. Он вернулся с войны живым. Ей, со своей стороны, пришлось покинуть родину и привыкать жить на чужбине без матери, которая умерла еще до переезда семьи во Францию. Сколько я ни расспрашивал «чернолицых», поляков и местных, никто не выказал особого интереса к Йоланте. Хотя, надо признать, если бы передо мной сидел убийца, он бы не признался ни в своей страсти, ни в преступлении.

– В таком случае почему бы не допустить, что какой-нибудь отвергнутый поклонник задумал убить Тома Маро из ревности? – оживился Антуан Сарден. – Много времени не надо: он спускается в забой, стреляет, но попадает в Букара, а затем, пока все вокруг рушится, пытается удрать. Это мог быть и Шов-Сури, несмотря на возраст. И он не ушел далеко. Выходит, убийца тоже мертв. Точка. Закрывайте расследование, инспектор! Хватит торчать в сером, богом забытом поселке!

– Я буду, как вы выразились, торчать здесь сколько потребуется. Ваши выкладки логичны, но Филиппу Мийе было шестьдесят пять, он много пил и хлебнул в жизни горя. Даже сгорая от любви к Йоланте, стал бы он рисковать, чтобы устранить Тома? Бастьен Мийе, племянник погибшего, говорит, что его дядя имел порочный интерес к маленьким девочкам – еще один слух, опровергнутый Онориной Маро и другими женщинами, работавшими в шахте.

– В том, что показания расходятся, нет ничего удивительного! – не спешил уступать Антуан Сарден. – Я читал «Жерминаль», роман Эмиля Золя о жизни шахтеров на севере Франции. Постоянная работа под землей с единственным праздником – воскресным выходом на солнце и свежий воздух – дурно сказывается на нервной системе некоторых людей, обостряет эмоции. Углекопы редко получают образование. Они – натуры примитивные, временами способные на жестокость. И вообще, ничего противоестественного, если старик начинает засматриваться на молоденькую.

Девер был неприятно удивлен, и это ясно дал понять его взгляд, адресованный коллеге.

– Сарден, послушать вас, так славным углекопам место в зверинце! Однако я вас понимаю. Я тоже приехал сюда, ничего не зная ни о местных, ни об их образе жизни, и рассуждал практически так же. Но мое мнение быстро переменилось. Десятилетиями эти люди спускаются под землю, а шахт в здешних краях несколько, и добывают уголь. Сначала его использовали исключительно как топливо при производстве стекла на местном заводе. Теперь часть угля идет на продажу. Работа в забое тяжела, но углекопам хорошо платят и дают комфортабельное жилье. Никто не жаловался на условия труда – ни раньше, ни теперь. Я опросил уйму работников и их жен. Никакие они не дикари! Их дети ходят в поселковую школу, а сами они – вежливые и сердечные люди.

После такой отповеди Антуан Сарден ненадолго приумолк. Его начальник быстрым шагом подошел к окну, откуда просматривался фасад ресторана «Ла-Рюш». Заходящее солнце освещало кроваво-красными лучами верхушки деревьев.

Напрасно полицейский ждал, что на пороге заведения появится Изора. Его взору предстал мужчина крепкого сложения с седыми кудрями. Это был Станислас Амброжи. Отец новобрачной с грустным видом набивал курительную трубку.

«Несчастный человек! Как он, наверное, горюет о судьбе сына! Остаться безногим в столь юном возрасте! У Онорины Маро – та же беда: сын ослеп, хотя, надо признать, в целом Жером – очень симпатичный парень. Будущий муж Изоры Мийе… Интересно, как они сошлись? Может, встречались перед войной или хотя бы нравились друг другу. А когда он вернулся инвалидом, она его не бросила. Что ж, для прекрасной мадемуазель жертвенность – не пустое слово… Нет, все не так! Я уверен, она сохнет по старшему брату, Тома. Может, и у меня есть шанс? Если бы я только мог ей понравиться! Мы бы поженились, я бы попросил перевода в Париж, и мы бы зажили в квартире на бульваре Капуцинов, которую я получил в наследство. Я показал бы ей другую жизнь – театры, шикарные магазины…» – размечтался инспектор.

Заместитель что-то бубнил себе под нос:

– Надо обязательно найти орудие преступления!

Девер резко повернулся и нацелил на подчиненного указательный палец:

– Я слышу это ежедневно, с тех пор как вы приехали в Феморо! Но увы, пистолета мы так и не нашли. Пуля в надежном месте – я отправил ее в комиссариат. Мы знаем, что она была выпущена из Люгера – немецкого пистолета калибра девять на девятнадцать миллиметров. Пистолеты в большом количестве поступали во Францию в качестве контрибуции и после незначительных модификаций передавались на вооружение уже нашей армии. Раздобыть такую штуковину несложно, но в Феморо, судя по показаниям, ничего подобного ни у кого нет. Я получил в жандармерии список тех, кто имеет разрешение на огнестрельное оружие, и тех, кто владеет ружьем. Информация ничего не дала.

В дверь постучали. Инспектор крикнул «Войдите!», и на пороге появилась молодая женщина в черном платье и сером жилете – светлая шатенка с кудрями до плеч и карими, тщательно подкрашенными глазами.

– Мсье Девер, меня попросили передать вам приглашение на ужин – сегодня вечером, в доме у мадам и мсье Обиньяк. Вас ожидают через час, если не возражаете. И вашего коллегу, разумеется, тоже. Полагаю, вы знаете, где находится дом господина Обиньяка?

– Да, конечно. Кто вы, мадемуазель? – поинтересовался Девер. – Я в Феморо уже три недели, но мы еще не встречались, иначе я бы вас запомнил.

На щеках нежданной гостьи выступил румянец: скорее всего, она не ожидала, что полицейский станет ее расспрашивать.

– Простите, я не представилась: Женевьева Мишо. Служу экономкой у Обиньяков. Я недавно вернулась к работе после длительного отпуска: уезжала, чтобы скрасить последние дни своей матушки. Она живет в Люсоне, точнее, жила… Позавчера я ее похоронила, – тихим голосом призналась она.

– Примите искренние соболезнования, мадемуазель Мишо, – посочувствовал Девер.

– И мои тоже! – подхватил Сарден, на которого свежесть и образованность девушки произвели благоприятное впечатление.

Женевьева Мишо не была красавицей, но ее приятные черты и ладная фигурка радовали глаз. Она повернулась, чтобы уйти, но инспектор жестом попросил задержаться.

– Мадемуазель Мишо, вы слышали о трагедии, которая всколыхнула весь поселок?

– Конечно, мсье! Хозяйка мне все рассказала. Убийство – это ужасно! И несчастный случай со взрывом!

– Быть может, у вас есть жених среди углекопов? – рискнул поинтересоваться Девер.

Женевьева уже поняла, что инспектор завел разговор не просто так, и, чтобы продемонстрировать лояльность полиции, ответила весьма подробно:

– Нет, мсье. Мой жених, Арман Мийе, воевал и считается пропавшим без вести. Я не осмеливаюсь говорить, что он погиб, потому что это разные вещи – пропал без вести и умер. Словом, я все еще надеюсь на чудо.

– Арман Мийе? С фермы, которая находится на землях де Ренье? Брат Изоры Мийе?

– Да, – подтвердила девушка.

– Простите мое любопытство, но я, кажется, успел поговорить со всеми членами местной общины, и нигде меня не принимали хуже, чем у Мийе! Вы рассчитывали жить с родителями мужа?

Женевьева Мишо поморщилась и помотала головой.

– Мы с Арманом строили другие планы, – негромко ответила она. – Мечтали открыть кондитерскую, благо у моей матери имелись кое-какие накопления. Жених не хотел работать на земле. Он был человеком образованным и деликатным, совсем как Изора, которая не похожа на родителей и скоро станет учительницей. На этом я с вами прощаюсь, господа. Меня ждет хозяйка.

И она ушла, оставив после себя едва ощутимый аромат лаванды.

– Знаете что, Сарден? Мир несправедлив! – заявил Жюстен Девер, раскуривая следующую сигариллу. – Несправедлив и жесток!

Глава 5
Печали и радости

Феморо, вечером суббота, 4 декабря 1920 г.

Сидя между Жеромом и Станисласом Амброжи, почти напротив молодых, Изора допивала четвертый бокал вина. Она с аппетитом отведала паштета из зайчатины, яиц под винным соусом и улиток, запеченных с консервированными томатами, чесноком и сборным мясным фаршем. Ее губы блестели от соуса и от этого казались еще ярче.

Прическа девушки слегка растрепалась, а белый воротничок с широкими отворотами больше обычного раскрылся на шее.

– Изора, ты сама на себя не похожа! – шепнул Жером ей на ушко. – Сходи в уборную, ополосни лицо прохладной водой!

– Не хочется вставать. – Девушка на самом деле едва ворочала языком. – Скоро ли подадут торт? И вообще, ты не можешь знать, как я выгляжу, потому что ты слепой. Сам же говорил, что не увидишь, как я старею!

– Зато я хорошо слышу, как ты разговариваешь! Болтаешь глупости мсье Амброжи и громко хохочешь. Ты слишком много выпила, и завтра тебе будет очень плохо. Прошу, остановись!

– Мсье Амброжи исправно подливает в мой бокал! – прыснула Изора. – И что плохого? Мы же на свадьбе!

Она засмеялась горловым чувственным смехом, не замечая обращенных к ней зеленых глаз Тома и укоризненного взгляда Йоланты. Некоторые холостяки из числа местных жителей тоже посматривали на красивую подвыпившую девушку, мечтая увести ее из ресторана. Правда, еще в начале банкета было объявлено, что они с Жеромом Маро скоро обручатся, поэтому мечтателям приходилось довольствоваться грезами.

Онорина, примостившись рядышком с мужем, сурово поглядывала на будущую невестку.

– Что ни говори, Гюстав, а Изора совершенно не умеет себя вести! Отсюда слышно, как она хихикает. Нужно отвезти ее домой, к родителям, еще до того, как начнутся танцы, иначе она нас опозорит.

– Что ты такое придумала? Девочка, наверное, никогда так вкусно не ела и не пробовала спиртного. Крепкий кофе, свежий воздух – и будет как новенькая. Она тоже имеет право повеселиться!

– По-твоему, так люди веселятся? Гюстав, она выставляет себя на посмешище! Ну ничего, сейчас я ей все выскажу, объясню, как ведут себя женщины в семье Маро!

Муж едва успел удержать ее за руку, кивком головы показывая на Тома. Новобрачный встал и хлопнул в ладоши.

– Предлагаю перед десертом завести музыку и немного потанцевать! – громко провозгласил он. – Надо помочь нашим животам переварить вкусную еду!

Официантка поспешила к стоящему в простенке между окнами механическому фортепиано из полированного дерева. Резонаторный ящик, обтянутый серым полотном, предохраняла медная решетка. В него вставлялись специальные перфорированные карточки, и начинала литься музыка. Инструмент работал от электричества и был гордостью ресторана.

– Йоланта, вальс! – обрадовался Тома, протягивая жене руку. – Пойдем, милая!

Под громовые аплодисменты супружеская чета закружилась на пятачке, который освободили от столов – выстроили буквой L и сдвинули в глубину зала. Гости оживились, и скоро танцевали не только молодые.

– Жером, пригласи меня на вальс! – взмолилась Изора.

– Нет, я не смогу.

– А я тебе помогу! Будешь держаться за меня, и у тебя получится!

– Я только выставлю себя на посмешище! Надо мной и так потешаются, хватит.

Станислас Амброжи слушал их разговор с непроницаемым лицом. За столом он тоже выпивал, однако по нему это не было заметно.

– Идемте, мадемуазель! Приглашаю вас на танец! – вдруг предложил он, желая положить конец перебранке. – Ты позволишь, Жером?

– Вам не обязательно мое разрешение. Спросите у Изоры!

– Изора с удовольствием разрешает! – пошутила девушка, вставая.

Поляк приобнял партнершу за талию, и довольно крепко, потому что она в этом нуждалась, – Изора с трудом стояла на ногах.

Феморо, в тот же вечер, в то же время

Жюстен Девер искал предлог, который позволил бы уйти, не обидев хозяев дома. Вивиан Обиньяк, очаровательное создание лет тридцати, изобретала все новые изощренные уловки, только бы они остались: еще глоточек коньяка, и анекдот, и альбом с фотографиями…

– Отпусти господ полицейских спать, иначе они больше никогда не придут к нам на ужин! – в шутливом тоне укорял ее супруг.

Антуан Сарден спрятал зевок в ладони. Он приятно провел вечер, хотя роскошная обстановка и многочисленная прислуга немного смущали. Женевьева, экономка Обиньяков, ему очень понравилась, но уже в десять она ушла спать. Она занимала маленький флигель в глубине сада, где когда-то жил сторож.

– Разве я слишком вам докучаю, инспектор? – недоумевала хозяйка дома. – И потом, пока вы у нас в гостях, я могу вздохнуть свободно. Ведь в поселке или окрестностях скрывается убийца!

– С такими великолепными сторожевыми псами опасаться нечего, дорогая мадам Обиньяк, – парировал Жюстен Девер. – Не думаю, что они позволят чужаку разгуливать по дому.

Он кивнул в сторону пары огромных рыжих боксеров, вытянувшихся перед большим камином в черной мраморной облицовке. Вивиан Обиньяк улыбкой выразила свое согласие. Миловидная женщина с короткими обесцвеченными кудрями обладала соблазнительной фигурой, которую подчеркивало платье-футляр из зеленого шелка. В ложбинке между грудями поблескивал жемчужный крестик на цепочке.

– Я читала об одном ограблении, где злоумышленники сначала отравили охранявшую сад собаку! – совершенно серьезно заявила Вивиан.

– У вас имеется еще и супруг, который просто так не даст себя отравить! – В голосе Девера угадывался намек на иронию.

Директор усмехнулся – довольно-таки нервно, и полицейский это заметил. Еще в начале вечера, едва они с Сарденом переступили порог, он обратил внимание на припухшие веки мадам Обиньяк.

– Прошу меня извинить, я плакала, – призналась Вивиан. – С тех пор как погибли несчастные углекопы, никак не могу успокоиться!

За столом она то и дело сокрушалась, как скучна жизнь в Феморо и как мало здесь развлечений. Гости на званых обедах и ужинах всегда одни и те же – граф с графиней, доктор с женой, нотариус из Вувана со своим кузеном. Праздную жизнь оживляет лишь поездка раз в год в Париж, где она обновляет гардероб и навещает сестру.

– Наши дети сейчас в пансионе. Полю двенадцать, Софи в январе исполнится десять. Знали бы вы, что творится в доме, когда они приезжают на каникулы!

Деверу с Сарденом пришлось выслушать подробный рассказ о том, сколько забот доставляет Вивиан Обиньяк ее потомство. Угощение было отменным, поэтому полицейские закрыли глаза на бесконечные жалобы хозяйки. Раки под соусом, жареные фазаны с гарниром из белых грибов, на десерт – меренги с шоколадным кремом… В данную минуту Вивиан пыталась соблазнить гостей коньяком столетней выдержки.

– Еще по глоточку, чтобы не замерзнуть в дороге! – Мадам Обиньяк никак не желала их отпускать.

– Прошу нас извинить, но уже очень поздно, – оправдывался Девер. – Мадам, спасибо за приятный вечер.

Полицейские вышли в вестибюль и взяли с вешалки пальто. Но уйти снова не удалось – теперь их задержал мсье Обиньяк.

– Скажите, инспектор, вы что-нибудь выяснили?

– Сарден сегодня высказал предположение, что убийца тоже погиб под завалом, то есть находится в числе жертв. Возможно, так все и было. Пока не найдено орудие преступления, мы не можем знать наверняка. Но я ищу, мсье директор, ищу. И у меня есть планы, которыми я не могу поделиться, вы понимаете.

– Разумеется, разумеется…

Директор горнорудной компании запер за гостями дверь и остался стоять с задумчивым лицом. Супруга легонько тронула его за плечо. Он обернулся и смерил ее сердитым взглядом.

– Ты не могла не кокетничать? – упрекнул он жену. – Господи, какое непотребство!

– Я была с ними любезной, Марсель, не более! Ты всюду видишь плохое. Если будешь так груб со мной, я уеду в Париж раньше, чем планировала.

– Святые небеса, тебе не терпится потратить мои деньги? Прости, дорогая, но история со взрывом в шахте вымотала мне все нервы. Мы обязаны платить Пьеру Амброжи компенсационную пенсию, хотя он собирается работать конюхом. Одного из лучших моих бригадиров убили. Газетчикам это на руку – больше крупных заголовков! А ты, конечно, чихать хотела на мои проблемы! Без малого четыре недели я пытаюсь объяснить, что меня тревожит, но ты не слушаешь. Ты думаешь только о том, кого пригласить в гости и как бы вырваться в столичные магазины. Утешать мужа тебе неинтересно.

Вивиан с озадаченным видом склонила головку набок и улыбнулась супругу. В следующую секунду он схватил ее за бедра и с жадной уверенностью собственника притянул к себе.

– Проклятье! Ты знаешь, чем меня успокоить! – проговорил он сквозь зубы.

Она вырвалась из объятий и заплакала.

– Я не могу, Марсель, этого не проси! Пожалей меня…

Он даже не шевельнулся. Просто стоял и смотрел, как жена взбегает по лестнице. Хлопнула дверь спальни… Обиньяк прошел в гостиную и налил себе коньяку. Он чувствовал себя совершенно потерянным.

Тем временем Жюстен Девер с помощником возвращались в Отель-де-Мин. Ключи были при них – консьержка передала целую связку. Над крышами домов в рабочем квартале поднимались тонкие столбики дыма – серые тени на фоне темно-синего ночного неба. Откуда-то доносилась музыка.

– Сегодня в местном ресторане свадьба, – вспомнил инспектор. – Наверное, до сих пор танцуют.

– Можем зайти посмотреть.

– Нет, Сарден, нам там не обрадуются. Но ничто не мешает пройти мимо заведения.

– Как скажете, патрон!

– Не называйте меня так! Я вам не патрон. Подождите хотя бы, пока стану комиссаром. Смешно, честное слово.

– Простите, я хотел пошутить. А знаете, инспектор, мне начинает здесь нравиться. Так много красивых женщин…

– Мой бедный Сарден, спиртное, которым нас щедро угощала мадам Обиньяк, ударило вам в голову! Ваша правда, в Феморо есть на кого посмотреть. Вот только служителям закона, коими мы являемся, не положено ухлестывать за симпатичными девицами, несмотря на соблазн. Я вас предупредил: мы не на курорте!

– Все понял, инспектор!

Через пять минут они уже были перед освещенными окнами ресторана. Внутри играло механическое пианино, громко смеялись и разговаривали гости. Девер заглянул в окно. В облаках табачного дыма вальсировали пары. В партнерше Станисласа Амброжи он узнал Изору и тут же отвернулся с ощущением, словно подсматривает за чем-то непристойным.

– Идемте, Сарден. Сегодня неподходящий вечер для поисков убийцы!

Полицейские пошли своей дорогой, в то время как Изора с пожилым поляком продолжали кружиться наравне с другими танцующими парами. Пьер Амброжи, сидевший между Аделью и Зильдой, сказал с чувством:

– Если бы у меня было две ноги, я бы тоже потанцевал!

– Мой милый мальчик, благодарение богу, ты жив, – стала успокаивать его Адель. – Тебе ниспослано испытание, чтобы ты стал сильнее.

– Мы жалеем тебя от всей души, Пьер, – ласково заговорила Зильда. – И я верю, что со временем ты окрепнешь и научишься жить со своим увечьем. Будешь ухаживать за лошадьми в шахте. Знаешь, примерно в твоем возрасте мне однажды пришлось спуститься в забой. В бригаде отца от остановки сердца умер углекоп, и нужно было его заменить. Отцу не пришлось краснеть за меня, и бригадиру тоже.

– А теперь мы день и ночь пребываем в свете господней любви! – подхватила Адель.

С искренней улыбкой подросток по очереди поблагодарил сестер за добрые слова. И тихо добавил:

– Когда меня придавило валуном, думал, что пришел мой конец и я никогда не увижу солнца и летней травы. Одно знаю точно: если бы не Тома, я бы там и остался. Не смог бы в одиночку ни стучать по камням, чтобы меня услышали, ни дотянуться до воды. Более того, ваш брат не давал мне отчаяться, потерять надежду. Пока буду жив, не забуду. Доктора говорят, что с протезом я смогу ходить. Может, даже станцую джигу на свадьбе у Жерома. Его невеста сегодня веселится от души!

Сестры закивали, хотя на самом деле поведение Изоры их не радовало. Одной рукой девушка держалась за плечо партнера по танцу, в то время как пальчики другой руки отбивали ритм. Губы девушки приоткрылись, словно она вот-вот засмеется, взгляд блуждал по комнате. Тело ее с очевидным удовольствием двигалось в такт музыке.

– Ваш брат – счастливчик! Изора Мийе – красавица! – счел нужным добавить Пьер.

Молодые послушницы ничего не ответили. В воздухе запахло скандалом: Онорина Маро с красным от гнева лицом встала со стула. В тот же миг Тома передал Йоланту отцу, а сам закружил в вальсе Изору. «Ловко он провел мать!» – подумал Гюстав Маро, зажигая сигарету и силой усаживая супругу на место.