Текст книги "Охота на волка"

23

Меня несет на него.

Внутри, в голове, в теле. Остановиться не умею.

Не дышу. Смотрю на его губы, а потом в глаза и знаю, что он понимает эти мои терзания. Ему не до них.

Дернулась в сторону. Он удержал за плечо.

– Подожди, – проговорил тихо.

– Нет, я не могу, – отдернулась, скинула его ладонь с плеча и пошла на кухню.

Не вошла, почти вбежала.

Что я делаю? Боже. Не хочу, не верю.

Шаги позади меня, напомнили – бесполезно сопротивляться.

Признайся уже…

– Лиза, – он прижался ко мне сзади, обхватил одной рукой.

А я не могу шелохнуться, боюсь сделать ему больно. Плечо ведь…

– Не надо Андрей, я не могу. Пожалуйста, уйди, я не могу, – в моём голосе мольба.

Если он оттолкнёт, всё будет намного легче.

Ладонь прижала меня к его телу. Сердце моё стучит одновременно с его сердцем.

Я закрыла глаза, хочу увидеть что-то, чтобы остановится, не дать себе, не позволить.

Пытаюсь вспомнить Тимура, но не получается. Ничего нет. Только Волков и я. И что-то ещё, едва уловимое, но очень важное. Важнее всего остального.

Он приник лицом к волосам, вдыхает, сжимает ладонью талию. Проводит по груди. А я превращаюсь в податливую глину и от этого хочется кричать, но совсем не хочется выбираться из этого состояния. Себе не принадлежу.

– Лиза, ты нужна мне, – говорит тихо упрямо.

– Зачем? – выдыхаю.

Нужно бежать, нельзя позволить себе сделать то что хочется. Нельзя позволить ему сломать мой привычный уклад.

Уже сломал.

Оттолкнуть, ударить если потребуется. А я не умею.

– Я не знаю зачем, не могу сказать, – шепчет и прижимается губами к виску.

И я бессильна, что-либо ответить. Я нужна ему, нужна.

А он, получается, нужен мне. Просто необходим. Моё тело требует его, касаний, его слов. Дыхания. Сильного тела рядом. Чувствую его, кожей, сердцем. Мыслями чувствую.

– Андрей, это плохо, неправильно, – пусть оттолкнёт, и я уйду.

Но он не отталкивает, обнимает. Ладонь его скользит по моему телу, стягивает одежду. И я сильнее прижимаюсь спиной к его груди, дышу неровно, жарко.

Мне уже всё равно. Плевать на всё что знаю. Забыла. Мне нужно только это. Сейчас, так близко рядом с ним я поняла, что было – пустое. Неважное. Страдания – не счёт. Есть только касание… притяжение ощутимое нами.

Ладонь проникает под пояс джинс, и я закрываю глаза от собственного бессилия.

Он целует шею, подбородок, тянется к губам. Я позволяю повернуть себя, обхватить и прижаться.

Что я делаю?

Внезапно просыпается совесть, начинаю упираться.

– Нет, пусти, – кручу головой избегая его губ.

Понимаю на последней секунде, если позволю себе расслабиться, назад дороги не будет. Жизнь изменится и потечёт по совсем другому руслу. Всё измениться. Всё.

Он замер глядя мне в глаза, и я замерла. Пару секунд мы смотрели друг на друга, решая, менять нашу жизнь или нет.

Решили одновременно – менять!

Он требовательно склонился надо мной и губы наши столкнулись в поцелуе.

24

Забыл, как это – целовать женщину.

Губы Лизы не дали шансов остановится. Не оставили выбора, чтобы отступить.

Я впивался, мял ее сочные губы своими, вжимал в себя её тело, не обращая внимания на боль в плече.

Мой жадный рот врезался в рот Лизы. Язык безумствовал. Сорвало.

Да, терпение кончилось.

Подозреваю, что набросился бы на любую девушку. То ли лекарства добавили смелости и отчаяния, то ли я до такой степени изголодался, что уже не умею держать себя в руках.

Разум сопротивляется, а тело требует.

Разум кричит – вспомни прошлое, а тело отвечает – хочу настоящего.

Хочу эту маленькую стройную, голубоглазую и упрямую.

Собственными руками ломаю её жизнь, прямо сейчас. Знаю точно, что ломаю.

В венах безумие, оно действует и обрекает меня на движения резкие, грубые. В испуге Лиза смотрит, но молча подчиняется. Тяну с неё футболку, и Лиза сама высвобождается, стягиваю джинсы и она помогает.

Рука вторая почти не движется. Одной рукой я сжимаю стройное тело и заставляю упасть на кровать.

Боже, что со мной происходит.

Обнаженная девушка прямо подо мной. Вижу её желание. Трепещет от волнения грудь. Не могу не воспользоваться, не держу себя в руках, придавливаю телом. Накрываю. Не вижу ничего кроме неё. Не помню ничего.

Хватаю, укладываю, кривлюсь от боли, но остановится не могу. В который раз обхватываю губами её губы, оторваться даже не пробую.

А она прогибается, вся её поза просит. Желает. Ждёт.

Корчась от боли в плече стягиваю джинсы, даже не снимаю, только стягиваю. Член мой уже между ног Лизы. Не жду, больше ничего не надо. Жажда сильнее меня. Я просто не в состоянии больше терпеть. Хочу трахнуть. Накипело желание. Вызрело, рвёт изнутри.

Тело обдаёт, словно кипяток обжигает кожу, натягиваются и вспыхивают внутри вены. Лиза обхватила меня, она зовёт. Безмолвно зовёт. И я беспощадно врываюсь в её тело.

Вздох замирает. Дрожание припухших от поцелуя губ и безумие во взгляде.

Возьму её и укрою собой.

Хватаюсь за неё как за последнее, что я увижу в этой жизни.

Превозмогаю боль и трахаю безумно, зло.

Сдавливаю собственный стон. От боли или от перемешанного с болью, давно забытого, удовольствия.

Жар в теле невыносимый, кажется сейчас огнём вспыхну, но я не останавливаюсь, чтобы отдохнуть. Сжимаю горячими губами тёмно-розовый сосок, прижимаюсь к нему отчаянно.

Вбиваюсь между ног, почти рычу. Человеком себя не чувствую.

Зверем. Лютым, беспощадным.

Она стонет, вздрагивает и жмётся.

Волосы в безумном порыве дергаются, взлетают и падают на подушку. В те моменты, когда Лиза приподнимает голову навстречу моим губам, я обхватываю ладонью, вдавливаюсь в её лицо лбом, щекой или губами, как получится. Прижимаюсь подбородком, карябаю щёки.

Хватаюсь зубами за её плечи, в желании сожрать, разодрать на куски её тёплое податливое тело.

Обхватываю, прижимаю и надрывно выдыхаю:

– О боже, Сашенька…

25

Я замерла. Он остановился.

Соскочил с меня и с шумом упал на пол.

Лежу раздавленная. Пытаюсь осознать, что сейчас произошло. И не могу.

Только что было так хорошо, безумно, страстно. Вот только я таяла в его руках, чувствовала их мощь и силу, и обезоруживающее желание. А теперь, как будто окатили холодной водой. Ледяной даже.

Он назвал меня – Сашенька.

О боже.

– Прости, – услышала сухой полушепот.

Андрей поднялся. Слышу, выходит, на ходу натягивая джинсы.

А что делать мне?

Натянула плед, зарылась, замотала тело колючей тканью. Спрятала лицо. И смотрю в пустоту. Не могу закрыть глаза, чтобы не видеть темноты.

Внезапно до меня дошло, всё что сейчас было – обманчиво. Ничего настоящего.

Только природа, ошибочно решившая нас столкнуть.

То что я ощутила в его объятьях нужно забыть, отбросить.

Он не меня хотел.

Он просто хотел… кого-нибудь.

Но я желала его.

Зажмурилась. Разогнать глупые мысли.

Может это случайность. Перепутал, так бывает. Но как больно. Разве должно быть так больно. Не понимаю себя.

Я лежала так долго. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я услышала шаги Волкова.

Что мне делать? Притвориться что сплю? Так и сделаю.

Подошел. Щелкнул выключатель. Стало темно в комнате. Я тихо выглянула.

Мрак –  всё что увидела. А потом почувствовала, Андрей сел рядом, положил руку мне на бедро. Погладил.

– Знаю, это нельзя простить. Звучит глупо, но она всё ещё приходит ко мне во сне.

Я не ответила, только повернулась, попыталась в темноте различить черты его лица. Чувствую тяжелую ладонь на теле. Она согревает. Даёт право надеяться. Ничего ещё не закончилось.

Всё что он сейчас скажет, оправдает его с головы до ног. Не такой Волков человек чтобы просто пользоваться. Чувствую – не такой.

А потом он лег рядом со мной, повернулся, прижался всем телом и обхватил меня рукой. Тепло стало и спокойно.

Не могу больше думать. Хочу только спать.

Открыла глаза. Андрея нет рядом. Я услышала тихое движение на кухне и шипение чего-то на сковородке. Аромат яичницы защекотал ноздри и стало как-то даже хорошо.

Я потянулась.

Не знаю, почему так. Но я даже не стала вспоминать о том, что случилось ночью. О его словах обращенных не ко мне.

Она умерла. А я здесь, рядом с ним. И не убуду больше об этом думать.

Странно, что в этот момент я совершенно позабыла про Тимура. Андрей Волков любящий кого-то из прошлого оказался нужнее, чем Тимур, любящий меня в настоящем.

Я встала, завернувшись в плед пошла на кухню.

Андрей обернулся. На лице его легкая улыбка. Я сразу забыла обо всем, что было вчера. Есть только то, что сегодня. А сегодня он и я, и эта его робкая улыбка.

– Уже проснулась? Долго же ты спишь.

– А сколько время?

– Почти десять.

– Да, я так не сплю никогда. Обычно встаю рано.

Он отставил сковородку с печки в сторону, кинул на стол полотенце, повернулся и подошел ко мне. Я избегаю его взгляда, а он ищет мой. Сопротивление моё было остановлено. Андрей тронул пальцами подбородок, приподнял и заставил посмотреть в глаза.

– Ты не должна об этом волноваться.

– Я не волнуюсь.

– Вот и хорошо.

Он нагнулся, и его губы коснулись моих.

26. Полгода назад…

Да, я виноват.

В том, что люблю её так сильно.

Из здания меня выволакивали, а я кричал, сопротивлялся и дрался.

– Я приду к тебе Степан, подожди, дай время. Бабками подавишься, кровью заплатишь. Сука! Отдашь столько же сколько взял!

Кричу. Кому? Не знаю. Не вижу. Лица слились.

– Андрей, уходи, полиция уже едет, – сказал одни из охранников.

Тот самый, который каждый день улыбался мне и говорил – доброе утро. Они все против меня, все. Хорошо, тогда я против них.

Оттолкнулся от человека в форме охраны и пошел, не разбирая дороги.

Месть. Только месть. Заплатят кровью.

Я шел куда-то, разговаривал сам с собой. Обещал проклятья на все головы. Обещал вернуться и поджечь их нахер. Всех, всех. Пусть горят в аду. Как я горю. Каждый день сгораю. Исчерпываю себя. Каждую молекулу своего тела исчерпать и погибнуть на пепелище этого костра. Буду смеяться и танцевать. Буду любоваться, как мучаются они и извиваются в последних судорогах.

Я сам устою это для них. Сам. А дальше неважно.

Когда я остановился, было уже темно. Осмотрелся, стою напротив пятиэтажки. Сбоку вывеска. Маленькая, стрёмная. Вывеска – Бар.

Вот, как раз подойдёт.

Пошел прямо на огонёк.

В полутьме бара, сначала доходил до нужного градуса восприятия действительности. Пил рюмку за рюмкой и бросал тупые взгляды в зал.

Обычно я не высматриваю девушек, но сегодня какое-то больное, совсем неприсущее мне поведение, вело куда-то, независимо от меня самого.

Я повернулся и осмотрел помещение.

Вот, сидит, разглядывая что-то в телефоне, одинокая девица. Сигарета медленно тлеет в её пальцах, губы в тупой усмешке. Красные, полные губы. Тёмные волосы сползают на грудь толстыми змеями.

Я оттолкнулся от барной стойки и пошатываясь пошел к столику. Громко отодвинул стул и сел, напротив затянутой в чёрное платье девицы. Ухмыльнулся.

Декольте почти полностью открывало её круглые груди. Чувствовалась некоторая теснота в бюстгальтере, но на лицо девка вполне ничего. Тонкие её руки легли на стол. Она посмотрела нагловатым взглядом и пошло разглядывая меня усмехнулась:

– Чего тебе? – прокурено прохрипела она, затянулась и выпустила мне в лицо струйку отвратительного, ментолового дыма.

– Может, пойдём отсюда, – скривил я пьяную улыбку.

Хотелось наплевать на всё, забыть всю свою жизнь и начать её с нового.

С чего-то очень плохого. Раз хорошее не получилось.

Трахнуть шлюху и упиться с ней вусмерть – самое оно.

– Нет. Сейчас придёт мой муж, – довольно улыбнулась девица. Видно моё внимание польстило ей.

   Я засмеялся глухим, невесёлым смехом и удивлённо уставился на эту разукрашенную шлюху.

– Муж? – сказал с насмешкой.

   Лицо её сразу стало недовольным, злым и каким-то даже некрасивым. Она скривила губы и резко сказала:

– Пошел на ***й отсюда.

– Ты серьёзно? У тебя есть муж? – я снова принялся смеяться.

   Но тут, кто-то положил ладонь мне на плечо.

– Старик, я вижу у тебя проблемы.

   Обернулся и увидал здоровенного мужика, что возвышался почти до самого потолка этого отстойного бара. Рядом, двое таких же.

Кожаные черные куртки, лица помятые в драках, не предвещали ничего хорошего.

Но я, будто влез в автомобиль без тормозов и не хотел звать на помощь или выпрыгивать. Несусь по этой опасной дороге в конце которой черная дыра и не желаю сворачивать.

– Это у вас сейчас будут проблемы, – громко сказал я и встал, хватаясь за куртку и упираясь в грудь мужику.

– Хорошо, – тот взялся за мою куртку и потащил меня к выходу.

   Девка, улыбаясь, махнула мне рукой и я, неожиданно понял, что совершил что-то не то, но признаваться в этом себе уже совсем не хотелось.

Ну и хрен с ними, оттянусь, получу удовольствие. Теперь я должен непременно дойти до конца этой схватки. Иначе, что я за мужик такой, если испугаюсь трёх мужиков.

   Зашли в тёмную подворотню. Крепкий мужик толкнул меня к стене. Хмуро посмотрел взглядом уничтожителя  и проговорил:

– Так что ты там говорил, что у моей жены не может быть мужа? Она, что показалась тебе шалавой? Это ты зря старик. Моя жена – не шалава. Она даёт только мне. Слышишь?

– Вы не поняли мужики, – с улыбкой сказал я.

– Объясни, – развёл руками этот урод.

И я объяснил.

– Мужики, вот поверите, я просто не подумал, что у такой страшной суки может быть муж…

   И тут началось…

Они напали на меня с трёх сторон и колотили так, что казалось, будто отбойные молотки ударяют раз за разом.

Я чувствовал, как боль разливается внутри и заполняет каждый сантиметр моего тела.

Они были в живот, в голову, в спину, а когда я упал, долго били ногами и каждый удар титановых носков, будто молот. Как мог, я закрывал голову, но и туда попадали чувствительные удары. Я уже терял сознание, когда услышал:

– Хватит, уходим.

Гул и свист, и голоса, и свет.

Дальше провал.

Возможно – это конец.

27

Совершенно точно знаю, что не хочу её отпускать. Она нужна мне сейчас больше чем кто-либо или что.

Открылось новое знание – оказывается мне стало легче. Столько дней сжимал в себе воспоминания, столько чертовых ночей винил себя и плакал.

А сейчас чувствую – всё, не могу больше. Стараюсь и не могу.

И вину не чувствую. Выгорело. Не забыл, нет, но выгорело.

Плохо? Хрен его разберёт, как плохо, а как хорошо.

Только сжимая в объятьях Лизу я совсем не чувствую угрызения совести, не чувствую что кого-то предаю. Меня предавали, а я не предаю.

Может так и происходит? Сначала в больном сознании все точки сходятся и сосредоточены на одном. Остальное отторгается. А потом, когда ты даже не замечаешь – отпускает, а ты по инерции ещё думаешь, что держит.

И наконец, неожиданно настаёт момент прозрения, оказывается всё давно прошло. Конечно. Болеть перестало. На протяжении жизни будет покалывать где-то в сердце, но уже не так больно как вначале.

Плед упал на пол, я выдохнул и член мой сразу отреагировал на близость женского тела. Волосы, лицо, глаза, плечи, грудь, щупаю, глажу, ощущаю, хочу.

Лиза прижимается сильнее, отзывается на ласки… значит простила.

Она поняла меня.

Склонился в желании подхватить и снова попробовать испытать то, что испытывал ночью. Повторить, но уже по-другому. По-новому. Откинув воспоминания и вину – навсегда.

Обхватил, прижал… за окном послышались шаги…

Я оттолкнула Лизу и быстро взял пистолет. Держу его рядом на всякий случай и вот пригодилось.

Я наставил пушку на дверь и жестом показал уйти в комнату. Лиза испуганно попятилась и исчезла в проёме, закрыв за собой дверь.

– Это я! – послышалось из-за входной двери.

И я расслабился. Голос Николая, как голос отца – успокаивает.

Я опустил пушку.

– Чуть в штаны не наложил, – усмехнулся я.

Он вошел, улыбнулся.

– Ну, что вы тут? – поставил на стул пакет, осмотрелся, заметил, как Лиза суетливо одевается в комнате. Качнул головой и усмехнулся.

– Да нормально, – отвечаю, и лицом показываю, чтобы не судил строго.

Он взглядом показал – это, мол, жизнь, что поделаешь.

Пообщались взглядами. Поняли друг друга.

– Ну что там? – говорю уже вслух.

– Короче Андрюха, новости неутешительные. Нужно уходить. Не сегодня, завтра, придут сюда. Машину вашу по всем телекам показывают. Направление знают, по камерам отследили. Так что давай, собирайся. Но сначала конечно позавтракайте.

Слова его обеспокоили. Хотя, этого следовало ожидать.

– А за вами…

– Не. Я, знаешь, какой хитрый. Поехал сначала до Бондаренко, а оттуда вернулся и здесь вышел. Так что хвост за мной просто не возможен. Я ведь ещё тот Штирлиц.

Лиза вышла. В глазах что-то светится, радость какая-то.

– Ну, привет, – Николай Николаевич подмигнул ей, – давай, садись, ешь. И давайте Андрюха не размусоливайте. Боюсь я что-то. Предчувствие нехорошее.

Лиза села за стол, поправила волосы. А я заметил, что рассматриваю её. По крупице по мелочам рассматриваю. И вижу по-новому, иначе, чем вчера.

Мы сели за стол. Я наложил в тарелки яичницу, порезал батон, налил сок в чашки.

Лиза смущённо улыбается.

Краем губы я тоже улыбнулся. Почувствовал, хоть что-то хорошее происходит во всем этом дерьме. И даже на мгновения засомневался,  не бросить ли всё к чертовой бабушке и не зажить ли снова как человек обыкновенный. Ну её эту месть…

– Вы ешьте пока, а я пойду, посмотрю грядки, раз приехал, чтобы хоть не зря.

Николай подошел в двери, открыл её, вышел за порог и… в тот же момент прогремел выстрел.

28

Он покачнулся, но держится за косяк, оперся и громко охнул. Повернулся, на лице искажённая болью гримаса.

Андрей бросился к нему, но Николай протянул руку останавливая.

– Не трогай, уходи огородами, через окно в спальне. Там они не найдут. Там тропинка. Уходи быстрее, – требовательно глянул он на Андрея и тот кинулся в комнату, прихватив с собой пистолет.

Я за ним, но у окна он меня остановил.

– Лиза, не надо, останься. Это полиция.

– Я с тобой, – схватилась за его футболку.

– Нет, ты останешься. Тебя они не тронут. Они думали, что это я… стреляли в меня…

– Но я не хочу…

– Я сказал – останься! Скажешь – ты заложница, – он толкнул меня к стене, открыл окно и перекинул ногу, обернулся, – ещё увидимся. Я не пропаду, не волнуйся.

Я испуганно прижала ладони к лицу и в ужасе понимала, что теряю его, возможно навсегда.

– Дяде Коле помоги…

И Андрей исчез. Я услышала, как он спрыгнул и зашуршала под окном листва.

Не раздумывая, я бросилась в кухню, схватилась за Николая Николаевича, он всё еще стоял, держась за косяк, и только я подошла начал падать, оседать прямо на меня. Я подставила руки и когда он упал, присела от тяжести его тела.

– Боже…

– Не волнуйся… он выберется, – тихо, со слабостью в голосе проговорил мужчина.

– Но, вы ранены…

В этот момент шаги на крыльце. Вбежали двое, быстро просмотрели комнаты.

– В окно выскочил, посылай ребят! – сказал один и склонился над лежащим на полу мужчиной.

– Черт, черт! Скорую вызывай! Это не он! – крикнул он кому-то снаружи, потом посмотрел на меня, – ты цела?

Я испугано кивнула.

Вошли ещё люди. Один из них тот самый, высокий, со светлыми волосами, которого я видела из-за зеркала.

– Вы Елизавета Портная? – строго проговорил, осмотрел меня прищурившись, как будто седлал у себя в голове какие-то определённые выводы по поводу меня.

И выводы эти не в мою пользу.

– Да, – ответила я.

Мужчина бросил взгляд на тарелки с яичницей и чашки.

– Завтрак на столе, хозяин на полу, заложница цела. А где Волков? – пристально глянул мне в глаза, видно ожидая моей реакции.

– Какой Волков? – говорю.

– Тот, что тебя похитил.

– Если вы про Андрея, то он меня не похищал.

– Так, вот это уже интересно. А что он сделал? Почему ты здесь? – строгий тон не предвещал ничего хорошего.

– Мне так захотелось, – отвечаю.

Он переглянулся с другим молодым полицейским. Мой ответ явно не входил в их планы.

– Ладно, в отделении разберёмся. Забирайте их, – сказал он.

И меня схватили подмышки и куда-то повели.

29

Что-то в последние дни часто убегать приходится.

Между кустов, не разбирая куда, я побежал. Перемахнул через невысокую ограду и дернул по соседнему огороду.

Бегу и думаю – какого хрена я делаю? Сдавайся уже Андрей, надоело ведь.

Вон и Николай получил пулю из-за меня, хоть бы не насмерть. Почему-то верилось, что ранение не смертельное. Я же выжил с пулей в плече. Бегу и думаю только об этом, как будто самого себя пытаюсь убедить, что ничего страшного, и из него тоже вытащат пулю, как он из меня.

Главное бы вовремя довезли.

Бегу и даже не замечаю, открыт со всех сторон. Кто хочет стрельнуть в меня, доложен только получше прицелиться. Но сегодня видно только один выстрел и придётся услышать, тот, что в Николая.

Добегаю до проселка. Куда идти? Ни машины, ни денег. Только пистолет.

Вот это я реально влип. Сдаваться нужно. А не хочется.

Это получается Стёпке жировать, а я сдавайся. Жену мою трахал, по его вине она умерла, бизнес мой отжал, а я – сдавайся.

Раньше надо было думать про Стёпку.

Я себя народным мстителем считал. Помощничек.

А самому кто поможет? Было двое, да нет их. В полиции теперь.

Всё, добегался ты Волков.

Вышел на дорогу. Едет машина в сторону города, я проголосовал, машина остановилась. Вот так взял водила и сразу остановился. Открываю дверь, сажусь, чтобы он не передумал.

– До города довезёшь? – спрашиваю и пистолет достаю, мужик глаза выпучил, – довезу, только не стреляй, у меня дети.

– Да не буду я стрелять, не бойся. Я в честных людей не стреляю.

– А я как раз очень честный человек.

– Вот и договорились. Едем в город, там скажу адрес.

– Хорошо, не волнуйтесь, довезу.

Усмехнулся я. Зря он меня боится, не бью я простых людей и не пугаю, не получается чего-то.

Мужик на меня посматривает.

– А вы и есть тот, что ворюг на чистую воду выводит?

– Слышал уже? – усмехаюсь.

– Так весь город гудит. Говорят, вы и заложников берёте.

– Неправду говорят. Ту девчонку я давно отпустил. Дома она уже. Полицаи в супермаркете окружили, нужно было как-то выбираться, вот и прихватил красавицу. Не старуху же хватать.

– А, вот оно что, а в газетах про вас столько всего пишут, что вы и убить можете.

– Врут газеты, не могу убить.

– А как вы знать можете, если припечёт, наверняка стрельнёте.

Повернулся я, глянул на него, простой такой работяга, это видно и рассуждает просто. Значит, обо мне в городе вот такая слава ходит, как он говорит.

– Стрелял я, да не попал, – говорю с улыбкой.

Тот совсем уже расслабился.

– Я тоже однажды стрелял и тоже не попал.

– В человека?

– Нет, в волка.

– Расскажи.

Тот довольный, видно история его уже для него, как любимая байка.

– Поехал к бате на Урал, ну он меня на охоту и потащил. А я в то охоте не в зуб ногой. Нет, ну знаю немного, батя подучил, а так… я лучше на рыбалку схожу. Сидишь себе, никуда ходить не надо, ноги топтать.

– Да, охота не для ленивых.

– Точно говоришь. Мой батя по тем лесам километры наматывает, чтобы пару уток подстрелить. Что за интерес. Ну вот, короче, пошли мы с ним и как-то так получилось, отстал я, зазевался. Мужики вперёд ушли, а я остался. Слышу сбоку, то ли показалось – шелест. Я конечно признаюсь, сдрейфил немного, к дереву прижался, по сторонам озираюсь, а потом так и пригвоздило меня к месту. Стоит неподалёку волк и смотрит на меня. Не скажу, что голодными глазами, но что-то подсказало мне, что он не прочь и покушать.

– Ну даёшь и ты что?

– Вспомнил, что у меня за спиной ружьё висит, а двинуться не могу. Пошевелится, не могу. Этот волчара меня взглядом своим, как к месту припечатал. Ну, тут я возьми и скажи этому зверюге – иди, иди, нет у меня ничего, пусто видишь в карманах и по карманам хлопаю. И что ты думаешь?

– Что?

– Волчишко развернулся и пошел от меня. Я конечно офигевший стою, ружьё хватаю, прицеливаюсь и стреляю. Само собой – мимо. Ну думаю, отлично я зверюгу напугал. Потом только понял, что позади меня, вдалеке, батя показался. Волк его увидел и пошел себе восвояси. Понял ты. Но я то по-другому всё рассудил. Увидел тот волк, что нечего с меня взять и ушел.

– Ему в твоих карманах шариться неинтересно было, хочешь сказать?

– Типа того.

– Правильно потому весть его интерес в твоей глотке заключался. Вот если бы он за горло тебя схватил вряд ли бы ты ушел тогда. Сытый волк следить за тобой не станет.

– Получается, папаня мой вовремя подоспел.

– Получается вовремя. Спас тебя отец от волка. Ты хоть спасибо ему сказал?

– Сказал. Мы потом весь вечер спасибкались  за литрухой.

Доехали до города. Я сказал, остановить на оживлённой улице. Не покажу ведь куда конкретно меня везти. Такой сказочник быстро по городу растрезвонит, куда народного мстителя привёз. Ещё и показать пойдёт лично.

Попрощались.

– Смотри, – говорю, – больше с волками не встречайся, а то и злой может попасться.

– Ну уже всё. Тебе тоже удачи. По людям не стреляй.

– Не буду.

И я пошел по улице, в толпу.