Текст книги "Все дороги ведут к тебе"

Я кивнула и юркнула в машину, мысленно умоляя ее не облажаться, и повернула ключ.

Двигатель ожил, и я победно вскинула руку вверх.

Мистер Роудс вылез из пикапа, быстро отсоединил провода и, пока я закрывала свой капот, успел сложить их в заднюю кабину. Я попробовала было закрыть его капот, но не дотянулась. Он бросил на меня косой взгляд, поднял руку и захлопнул его.

Я широко улыбнулась. Форменная рубашка цвета хаки облегала его широкие плечи и была плотно заправлена в серовато-синие брюки. Седина в волосах перемежалась каштановыми прядями… Нет, он был слишком привлекательным!

– Спасибо большое.

Он хмыкнул. Затем наклонился так, что на мгновение его лицо оказалось где-то на уровне моего плеча (я оцепенела), и поднял сумку и кофейную кружку, после чего направился к пикапу и запрыгнул в него. Немного помедлил. Кивнул мне и развернулся так быстро, что я опешила.

Он помог.

И не выгнал меня, путь даже вид у него был такой, как будто он делает это без всякой охоты.

Это было что-то с чем-то.

А мне нужно было отправляться на работу.

Глава четвертая

Следующие три дня пролетели, я и глазом не успела моргнуть.

Ладно, моргнуть успела, но как при конъюнктивите.

Я просыпалась, принималась прыгать на скакалке, но каждые десять секунд останавливалась и начинала заново. Следовало признать, что до оптимальной физической формы альпиниста мне было как до Китая пешком. Затем я завтракала, принимала душ и ехала на работу.

Работа… местами была в радость. Больше всего мне нравилось болтать с Кларой и наверстывать упущенное. Старая дружба возрождалась без усилий, это происходило само собой, как дыхание. С Кларой было весело и душевно, как я и надеялась.

Но много болтать не удавалось. Когда я приезжала в магазин, она уже была в запарке, готовясь к открытию. Я помогала ей по мере сил, мы перебрасывались вопросами, она попутно поясняла, где что лежит, какие товары имеются – там было все мыслимое и немыслимое.

Ты сделала сиськи? Нет, у меня по-прежнему размер С, как в пятнадцать, когда грудь перестала расти. Я ношу бюстгальтер на косточках.

Ты отбелила зубы? Нет, я пью только через соломинку и чищу зубы три раза в день.

А ботокс колола? Потому что я подумываю об этом, но еще не решила. Нет, но многие мои знакомые кололи, а я вряд ли буду. Только зачем он тебе?

У меня тоже были к ней вопросы, но еще в первый день она рассказала про себя столько всего, что спрашивать об остальном было пока неловко.

За годы, прошедшие с нашей последней встречи, она выучилась на медсестру в колледже на севере Колорадо, потом вместе со своим парнем переехала в Аризону, вышла замуж, а вскоре он погиб. После этого она вернулась, чтобы ухаживать за больным отцом и заниматься семейным бизнесом, а потом – тут она выразилась неясно, очевидно, из-за того, что племянница находилась рядом, – вскоре приехала Джеки. Старший брат Клары устроился дальнобойщиком и хотел, чтобы за дочерью был присмотр.

Я долго работала на дорогих мне людей, умела слушать и следовать инструкциям, не чувствуя себя при этом ущемленной, но с Кларой было классно. Действительно классно!

Мы договорились в ближайшее время совершить вылазку на природу, если кто-нибудь приглядит за ее отцом, потому что оставлять его одного на долгое время было нельзя, а сиделки, которые обычно подменяли ее в рабочие дни, сильно перерабатывали: из-за отсутствия надежных помощников Клара почти все время была в магазине.

Я помнила ее отца и хотела увидеться с ним. По словам Клары, он тоже был бы рад встрече. Она рассказала ему, что я вернулась, и мне еще больше захотелось ей помочь, пусть даже я была немногим лучше ее прежних дерьмовых работников. Я была бестолковой, по сто раз на дню донимала ее вопросами, и меня спасало лишь то, что покупатели все как один были исключительно славными и терпеливыми людьми. Попадались даже чересчур дружелюбные, но жизнь научила меня пропускать определенные замечания мимо ушей.

Когда Клара не была занята с покупателями, мы говорили о магазине. Она расспрашивала меня о жизни, и я рассказывала какие-то обрывки, крошечные фрагменты, плохо стыкующиеся друг с другом и оставлявшие в сюжете дыры размером с Аляску. К счастью, в магазине обычно было многолюдно, и она постоянно отвлекалась. Вопросом о том, что произошло у нас с Кэдемом, Клара меня не допекала: думаю, догадывалась сама, поскольку я упорно избегала этой темы.

Эта часть моей новой жизни в Пагосе – Кларина часть – шла замечательно. В сердце поселилась надежда на возможность новых связей.

Но работа в магазине…

Я пришла сюда с реалистичными установками. Я не знала, какого черта здесь делаю и что забыла в лавке товаров для активного отдыха. Первые десять лет после отъезда из Колорадо весь мой активный отдых сводился к поездкам на лодке с дядей. Последние десять лет я несколько раз бывала на пляжах, но тогда мы отдыхали на шикарных курортах, где подавали красиво оформленные и абсурдно дорогие напитки.

Сейчас я думаю, что мама отреклась бы от меня.

Работая в магазине, я чувствовала себя самозванкой.

Сегодня меня спросили про снасти для рыбной ловли нахлыстом с заходом вброд, и я в буквальном смысле тупо уставилась на покупателя, долго пытаясь понять, о чем речь. В итоге мне сказали: пустяки, не стоит волноваться.

«Это был вопрос про рыбалку», – пояснила Клара, похлопывая меня по спине.

Час спустя меня попросили порекомендовать палатку-гамак. Они ведь бывают разные, да?

Пришлось бежать за помощью к Кларе, хотя она была занята с другим покупателем.

Какая рыба здесь водится? Мелкая? Понятия не имею!

Какие маршруты подходят для женщины шестидесяти пяти лет? Может, короткие?

Сезон для рафтинга еще не прошел? Спросите что полегче.

Впервые в жизни я ощущала себя такой никчемной и тупой. Все было настолько из рук вон, что Клара наконец сказала мне встать за кассу, и если Джеки – пятнадцатилетняя девчушка, которая была явно смышленей меня во всем, – что-нибудь попросит, то сбегать на склад.

Именно этим я была занята: стояла за кассой, пока Джеки оформляла прокат удочек, а Клара помогала очередному семейству выбрать походное снаряжение. Я слушала и прикидывала, может, принести на работу блокнот, делать записи, а дома их просматривать – и тут у меня в кармане завибрировал телефон. Я достала его.

Уведомление было не о телефонном звонке или сообщении, а об имейле.

И тут волосы у меня встали дыбом.

Потому что это был не спам и не новостная рассылка.

Письмо было от К. Д. Джонса.

От того, кто в кругу родных и близких называл меня своей женой.

От того, кто обещал однажды на мне жениться, когда он сильно раскрутится и наши отношения не повредят его фанбазе. «Ты же понимаешь, да, красотуля?» – время от времени говорил он.

Ублюдок.

«Удали, – тотчас прозвучало у меня в мозгу. – Удали и сделай вид, что этого не было. Что бы он ни говорил, тебе это не нужно».

Так оно и было.

Его последний имейл был тому подтверждением.

Что такого он мог мне сказать? Ничего. Разве что признать, что своими нынешними заслугами, по крайней мере, отчасти обязан мне. Но, честно говоря, я испытала бы гораздо больше удовлетворения, если бы эти слова прозвучали из уст его мамаши.

Все, что требовалось, мы сказали друг другу почти год назад.

И до недавнего времени он не объявлялся.

Четырнадцать лет мы были вместе, а потом он бросил меня разом, в одночасье.

Но любопытная дрянь, живущая во мне, зудела: «Прочти, или будешь ломать голову, чего он хочет». Вдруг его прокляли, он стал импотентом и решил, что это я, – и просит снять проклятие? (Фиг тебе!)

Но тут самодовольный внутренний голосок, который ликовал от того, как плохо были приняты его последние два альбома, произнес: «А ведь ты знаешь, чего он хочет». Да, я чертовски хорошо знала, что было самым значимым в его жизни. Голосок не ошибался. Я действительно знала. И представляла себе, как это произойдет, еще когда мы были вместе и он только начал отдаляться. Когда я уже не сомневалась, что его мамаша решила медленно, но верно меня вытеснить.

Они понятия не имели о том, что сделали, что почти полностью отобрали у меня, хотя я ничуть не печалилась по этому поводу.

Удалить.

Или… прочитать, а затем удалить?

Может, разозлиться, раз он такой мудак? А что, это было бы логично! И напомнило бы о том, что сейчас мне лучше, чем раньше. Я ведь в выигрыше, разве нет?

Я была здесь. Вдали от людей, которым давным-давно не было дела до того, счастлива ли я. Передо мной было будущее – оно распахивало мне свои объятия.

Мне хотелось многого, и как получить все это – лишь вопрос времени и терпения.

Но…

Я не успела отговорить себя – кликнула по письму и собралась с духом, мысленно накручивая себя, чтобы не разозлиться еще больше, когда стану читать.

Но имейл был короче некуда:

Роро, Позвони мне.

И на микросекунду у меня возникла мысль ему ответить. Сказать «нет». Но…

Нет.

Потому что лучшим способом его задеть было просто не отвечать.

Кэден терпеть не мог, когда его игнорировали. Скорее всего, потому, что мать всю жизнь баловала его и делала все, о чем он просил и не просил. Этот симпатичный мальчик, перед которым все заискивали и которого стремились ублажить, слишком привык быть в центре внимания.

Я знала, что у меня не возникнет соблазна ему отвечать, поэтому не стала удалять имейл, а оставила, чтобы показать тете Каролине, которая обязательно об этом попросит. И Юки тоже, чтобы поржать. А Нори посоветует приберечь его на случай упадка духа, чтобы тогда перечитать и посмеяться над тем, как низко этот красавчик пал. Я сунула телефон обратно в карман.

Само собой, он просил позвонить не потому, что не мог найти свою социальную страховку или имел проблемы с потенцией.

Я улыбнулась.

– Ты чего улыбаешься? – шепотом поинтересовалась Клара, обходя стойку с кассой.

Семейство, которое она обслуживала, помахало на прощание.

– Спасибо, мы подумаем! – сообщила мама, выводя детишек на улицу.

Клара сказала, что они могут позвонить, если возникнут вопросы, а когда дверь закрылась, повернулась ко мне.

Я снова не удержалась от улыбки и пожала плечами:

– Кэден только что прислал имейл. Просит позвонить.

С тех пор как мы воссоединились, я несколько раз размышляла над этой ситуацией и решила, что единственный правильный вариант – рассказать все как есть.

Клара знала о наших отношениях, потому что я говорила ей о Кэдене до того, как он стал знаменитым, еще когда я могла выкладывать наши фотографии, а его мамаше не пришла в голову идея представлять его вечным холостяком. До того, как они так ласково, так трогательно попросили меня удалить все наши совместные снимки.

Клара это заметила.

Тогда она поинтересовалась, неужели мы расстались, и я сказала ей правду. Не вдаваясь в суть плана, а просто: что мы по-прежнему вместе и все хорошо. Она знала только это.

И я понимала, что должна рассказать, как все обстояло на самом деле, если собираюсь остаться здесь.

У лжи слабые ножки, а мне был нужен крепкий фундамент.

Клара приподняла бровь и прислонилась к стойке бедром, отчего ее темно-зеленая форменная рубашка с названием магазина сразу натянулась. На мне тоже была форменная рубашка – Клара принесла свою старую, но пообещала заказать новые.

– И что, позвонишь?

Я помотала головой:

– Нет, потому что знаю: он взбесится. И вообще нам не о чем разговаривать.

Клара сморщила нос. Она явно хотела о чем-то спросить, но покупателей было по-прежнему слишком много.

– А он пытался тебе позвонить?

– А он не может, потому что в день, когда он сказал, что отношения застопорились, его мамаша отключила мой номер. – Тогда меня даже не предупредили. Я собирала вещи, когда это произошло. – А нового у него нет.

Она поморщилась:

– От моих родных и друзей он его не узнает: они все его ненавидят.

Нори сказала, что через третьи руки знает того, кто может изготовить куклу вуду. Я не стала ловить ее на слове, но мысленную зарубку сделала.

На лице Клары отразилось беспокойство. Она кивнула с серьезным видом, быстро оглядывая торговый зал, как и положено хозяйке бизнеса.

– Это хорошо. Но какая дрянь! Я про мамашу. И он не лучше… Вы же столько были вместе! Лет десять, да?

Это верно.

– Четырнадцать.

Клара скривилась, и тут дверь снова открылась: вошла пожилая пара.

– Погоди-ка, я обслужу покупателей и вернусь.

Я кивнула, лелея мысль о том, что мамочка пустит ко дну его карьеру, и тут наткнулась на взгляд Джеки, которая смотрела на меня как-то странно.

Очень-очень странно.

Но стоило нам встретиться глазами, как она тотчас лучезарно улыбнулась и отвела взгляд.

Хм.

* * *

Всю дорогу до гаража я размышляла над тем, что в наших отношениях пошло не так.

Можно подумать, я мало делала это прежде и почти всякий раз не зарекалась не делать впредь. Но почему-то никак не могла съехать с этой темы. Возможно, потому, что все это время предпочитала быть слепой, и подсознательно это не давало мне покоя.

Не то чтобы его заявлению о том, что отношения застопорились, ничего не предшествовало. Кульминация того последнего разговора наступила, когда он серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Ты заслуживаешь лучшего, Роро. А со мной ты не получаешь того, что тебе нужно.

Он был чертовски прав: я действительно заслуживала лучшего. Тогда у меня наступила фаза отрицания. Я просила его остаться, ведь мы были вместе четырнадцать лет. Говорила, что очень люблю его.

– Не делай этого, – молила я так, что мама пришла бы в ужас.

Но напрасно.

Теперь, по прошествии времени, я точно знала, на что так долго закрывала глаза. Оставалось надеяться, что моя ультранезависимая мама простит меня, что я пала так низко, пытаясь удержать того, кто не хотел быть рядом. Но любовь порой толкает на дикие поступки. И теперь мне предстояло жить с этим позором до конца моих дней.

Я в очередной раз дала себе зарок не думать об этом и направилась к гаражу, следуя указаниям навигатора, потому что дорога была плохо размечена, а все повороты я еще не запомнила. Пару дней назад, когда уже стемнело, я попыталась обойтись без подсказки – и в результате проехала на полкилометра дальше и разворачивалась назад на чужой дороге. Сейчас грунтовка сделала последний поворот, и хруст гравия под колесами запел песню, к которой я начинала привыкать. На мгновение мне показалось, что мелодия обретает слова, но это ощущение почти сразу исчезло. И хорошо.

Когда прямо по курсу появился хозяйский дом, я нахмурилась.

Потому что на ступеньках сидел Эймос.

Ну, сидел. Тоже мне большое дело! День был хороший, особенно сейчас, когда солнце не палило прямо над головой. Вот только пацан сгорбился, прижав руки к животу, и с одного взгляда было ясно, что с ним что-то не так. Вчера он, как обычно, сидел на веранде и играл на консоли.

Поглядывая на мальчика, я припарковалась возле гаража, стараясь прижаться как можно ближе к стене, чтобы не нервировать папашу.

Потом вышла, взяла сумочку и подумала о том, почему этот мистер Роудс категорически не желает знать, что я здесь живу…

Когда я обошла машину, парнишка уже прижался лбом к коленям, почти акробатически свернувшись в клубочек.

Что это с ним?

Лучше не лезь.

От греха подальше. Радуйся, что тебя не застукали в тот день, когда он дал тебе алоэ вера, и в другие разы, когда вы махали друг другу. Папаша четко сказал, чтобы я не трогала пацана, а вылететь отсюда раньше времени мне на фиг надо…

Мальчишка охнул. Это прозвучало настораживающе.

Черт!

Я сделала два шага в сторону дома и остановилась, готовая в любое мгновение юркнуть за угол, если на дорожке появится папашин пикап.

– Эй, ты как?

Ответа не последовало.

Он не поднял голову и не пошевелился.

Я сделала еще два шага и позвала снова:

– Эймос?

– В порядке.

Он выдавил это с трудом, так что я едва поняла. В голосе слышались слезы. О нет…

Я подошла чуть ближе.

– Обычно я говорю, что со мной все в порядке, когда на самом деле все не так.

Мне не хотелось ему досаждать, но… он сидел скрючившись, и вид у него был не ахти.

Это я уже проходила, но, надеюсь, у него иные причины.

Парнишка не шевелился. Я даже не поручилась бы, что он дышит.

– Ты меня пугаешь, – честно сказала я, чувствуя, как внутри поднимается страх.

Он дышал. Слишком громко. Это я поняла, когда приблизилась еще на два шага.

Он застонал, протяжно и тихо, и минуту спустя наконец произнес едва слышным голосом:

– Я в порядке. Жду папу.

Помнится, дядя говорил, что в порядке, когда у него были камни в почках и слезы текли ручьем, а он сидел в кресле и отказывался ехать в больницу.

Как-то мой двоюродный братишка на ходу выпрыгнул из грузовика – не спрашивайте, с какой целью. Из голени у него торчала кость, он орал от боли, но тоже уверял, что в порядке.

По-хорошему следовало развернуться, пойти к себе и не лезть не в свое дело. Я и так жила тут на птичьих правах, пусть даже мистер Роудс проявил великодушие и помог мне с аккумулятором, хотя клеммы до сих пор не почищены. Нужно будет заняться этим в следующий выходной…

На свою голову, я никогда не могла пройти мимо чужой беды. Когда кому-нибудь было плохо. Главным образом потому, что рядом были люди, которые не бросали в беде меня.

Мне бы прислушаться к голосу разума, а я вместо этого подошла еще ближе к мальчишке, который, действуя за спиной папаши, дал мне возможность остаться здесь. Поступок был диким и неблаговидным, но парнишка вызывал у меня восхищение, особенно если пошел на это ради покупки гитары.

– Ты что-то не то съел?

Он вроде бы повел плечами, но так сильно напрягся и стонал, что толком я не поняла.

– Может, тебе что-нибудь нужно?

Я смотрела на него во все глаза, а тревога, закипавшая внутри из-за производимых им звуков, все росла. На нем была большая черная футболка, темные джинсы и поношенные белые слипоны Vans. Все было как обычно. Кроме цвета лица.

– Я принял «Пепто», – выдохнул он и тотчас взвыл, хватаясь за живот.

Вот блин! Я подошла и встала прямо перед ним. Мне случалось болеть гастроэнтеритом, это редкая дрянь, но… тут явно что-то другое. Я не на шутку испугалась.

– Тебя тошнило?

– Нет, – еле слышно сказал он.

Я не поверила.

– Понос был?

Он дернул головой, но ничего не сказал.

– Понос бывает у всех.

Ладно, кто станет говорить о поносе с человеком, которого знаешь без году неделя, особенно если ты подросток?

Разве что я.

– Знаешь, месяц назад я отравилась сэндвичем, который купила на заправке в Юте, и мне пришлось на день задержаться в Моабе, потому что я не слезала с унитаза. Тогда я за одну только ночь похудела на четыре килограмма…

Пацан сдавленно крякнул: от смеха или от боли – трудно сказать. И еще тише пробормотал:

– У меня нет.

И снова застонал: дико и мучительно. Потом сгорбился еще сильнее и начал пыхтеть. Мой затылок сдавило от нехорошего предчувствия.

Ладно.

Я присела перед ним на корточки.

– Где болит?

Он указал подбородком на живот.

– Газы были?

Он снова сдавленно крякнул.

– Больно слева, справа или посередине?

– Вроде справа, – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Я достала телефон и чертыхнулась при виде одной полосы приема. Интернет не ловит, но звонок, хотелось надеяться, пройдет. В доме был вай-фай, но… просить от него пароль я не собиралась – пацан едва говорил.

Я нашла номер Юки – из всех моих знакомых только она всегда держала телефон под рукой, – и, к счастью, после второго сигнала она ответила.

– Ора-Ора-Бо-Бора! Как делишки? Я как раз о тебе думала!

Голос у одной из моих близких подруг звучал чертовски бодро. Оно и понятно: три недели назад ее альбом вышел на первую строчку в чарте и по-прежнему держался там.

– Юки, – сказала я, – мне нужна твоя помощь. С какой стороны аппендицит?

Должно быть, по тону она поняла, что мне не до шуток, и сразу посерьезнела.

– Сейчас узнаю. Повиси.

Она с кем-то пошепталась – со своим менеджером или с помощницей – и снова сказала в телефон:

– Говорят, справа, в нижней части живота. А что? С тобой все в порядке? У тебя что, аппендицит?

– Твою ж мать! – пробормотала я.

– Ора, ты в порядке?

– Я – да, а мой сосед весь в поту. Выглядит так, точно его вот-вот вырвет, и держится за живот. – Я помолчала. – Поноса у него нет.

Пацан снова издал крякающий звук – возможно, не связанный с аппендицитом, а скорее навеянный упоминанием поноса. Мои племянники при всей своей крутизне были готовы провалиться сквозь землю, когда речь заходила о телесных отправлениях. И то, как парнишка разговаривал с отцом пару недель назад и говорил со мной, наводило на мысль, что он просто застенчивый.

– Слава богу! Я уж подумала, это с тобой. – Она облегченно выдохнула. – Вези его в неотложку, если плохо выглядит. Его пучит?

Я чуть отвела телефон от лица.

– Тебя пучит?

Эймос кивнул, снова всхлипнул и теснее прижался лицом к коленям.

Видимо, это мне на роду написано. Теперь меня выставят в два счета – за то, что разговаривала с мальчишкой. А мне даже упрекнуть себя будет не в чем!

– Да… Спасибо, Юки! Я тебе перезвоню.

– Обязательно. Я скучаю. Удачи. Пока! – и она тотчас отключилась.

Я сунула телефон в карман и, наклонившись к парнишке, похлопала его по колену:

– Слушай, я не уверена, но похоже, что у тебя аппендицит. Наверняка не знаю, но, честно говоря, выглядишь ты неважно, и при такой боли вряд ли это что-то другое.

Про понос я говорить не стала: он слишком остро реагировал на это слово.

Пацан вроде бы кивнул, но при этом застонал так, что меня бросило в пот.

– Твой папа уже едет?

– Он не отвечает. – Он снова взвыл. – Он сегодня на озере Навахо.

Как я уже уяснила, мобильная связь в Колорадо была нестабильной, но озеро находилось недалеко от Пагосы. Может, поэтому он решил, что отец в пути?

– Ладно. Кому еще можно позвонить? Твоей маме? Родственникам? Соседям? В «скорую помощь»?

– Моему дяде… О черт!

Он так вскрикнул, что меня пробрало до костей.

Медлить было нельзя. Дело было нешуточным: я это нутром чувствовала. Про аппендицит я знала одно: в случае разрыва исход бывает смертельным. Может, ничего такого не было. А может, и было. Но рисковать его жизнью я не хотела.

Тем более что его отец не отвечал на звонки и не мог взять решение на себя.

Я встала, а затем наклонилась и обняла Эймоса за плечи.

– Ладно, давай-ка я отвезу тебя в больницу. Мне за тебя страшно. Ждать рискованно!

– Нет, не надо… О черт!

– Нет уж, давай поедем. Нельзя допустить разрыва аппендикса, понимаешь?

Пусть лучше папаша укажет мне на дверь из-за того, что я общалась с пацаном, чем он умрет или произойдет что-то в этом роде.

О боже! А вдруг он умрет?

Так, нужно повешеливаться.

– У тебя есть бумажник? Удостоверение личности? Страховой полис?

– Я в порядке. Это пройд… О черт! Черт, черт!

Он застонал так громко и протяжно, что все его тело напряглось, а у меня душа ушла в пятки.

– Я знаю, ты в порядке. Но все же поедем, а? Если я стану силком запихивать тебя в машину, твой папа, чего доброго, решит, что я пытаюсь тебя похитить. Он не отвечает, а значит, мы не можем спросить у него, что делать. По пути я попробую дозвониться до твоего дяди, хорошо? Ты ведь сказал позвонить ему, да? – Я коснулась его плеча. – Эймос, ты только не умирай. Если такое случится, я не прощу себе до конца своих дней. Ты еще такой юный! Перед тобой вся жизнь. Я уже не такая юная, но лет сорок у меня в запасе есть. Твой папа меня просто убьет…

Он наклонил голову, посмотрел на меня большими испуганными глазами и прошептал:

– Я умру?

– Не знаю! И боюсь этого! Поедем в больницу, чтобы этого не случилось, а?

Я говорила истеричным голосом и, вероятно, напугала его до чертиков, но и он меня напугал. А я была не настолько взрослой, как утверждало мое свидетельство о рождении.

Эймос долго не шевелился. Я уже подумала, что он и дальше будет упрямиться, и мне придется звонить по 911. Но пока я переводила дух, он, должно быть, принял решение, потому что попытался осторожно встать на ноги.

Слава богу. Слава богу. Слава богу!

У него на лице были следы от слез.

Он застонал.

Взвыл.

Заскрежетал зубами.

Две слезинки выкатились из глаз и потекли по потным щекам. В нем уже угадывались острые черты отца, но его лицо было тоньше, свежее, без суровой зрелости. Однажды он обретет ее. Нельзя допустить, чтобы его аппендикс разорвался прямо тут. Только не это!

Пацан сильно наваливался на меня и стонал, изо всех сил стараясь сдерживаться.

Пятнадцать метров до моей машины показались пятнадцатью километрами. Эх, нужно было подогнать ее к дому! Я усадила его на пассажирское сиденье и пристегнула ремень. Потом, обежав машину сзади, села за руль, включила зажигание и помедлила.

– Эймос, одолжи телефон, а? Попробую еще раз набрать твоему отцу. Или дяде. Или маме. Хоть кому-нибудь!

Он практически швырнул мне свой смартфон.

Окей.

И прошептал несколько цифр – очевидно, код доступа.

Эймос прислонился головой к оконному стеклу. Его лицо приобрело бронзово-зеленый оттенок. Казалось, его вот-вот вырвет.

Твою ж мать!

Я включила кондиционер, вытащила из-под сиденья старый продуктовый пакет и положила ему на колени.

– На случай, если будет тошнить. Но, если что, я все равно подумываю продать машину.

Он ничего не сказал, только по щеке скатилась еще одна слеза, и мне вдруг тоже захотелось зареветь.

Но времени на эту лабуду не было.

Я разблокировала телефон и сразу открыла список контактов. Разумеется, последний звонок, сделанный около десяти минут назад, был отцу. Сигнала все так же едва хватало, и я попробовала еще раз. Ответа не было. Мне, как обычно, «везло».

Когда прозвучало стандартное «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», я бросила взгляд на парнишку и подождала сигнала.

Судя по всему, ничего другого не оставалось.

– Здравствуйте, мистер Роудс! Это Аврора. Я везу Эймоса в больницу. Не знаю, в какую именно. Их в Пагосе несколько? По-моему, у него аппендицит: сильно болит живот. Он сидел на ступеньках. Как только узнаю, куда его положат, позвоню. Его телефон у меня. До свидания.

Возможно, мне еще аукнется за столь скудную информацию, но тратить время на объяснения по телефону не хотелось. Нужно было найти больницу и добраться до нее. Безотлагательно.

Двигаясь задним ходом, я выехала на дорогу, где, как уже выяснила, был прием, открыла навигатор и нашла ближайшее медучреждение. В городе их было два: пункт неотложной помощи и больница. Я и вбила данные в приложение. Другой рукой снова схватила телефон, бросила взгляд на парнишку, который, подрагивая всем телом, сжимал и разжимал кулак, и спросила:

– Как зовут твоего дядю?

– Джонни.

Он даже не посмотрел на меня.

Я поморщилась и, заметив на его виске капли пота, повернула ручку кондиционера на максимальный холод. Было не жарко, просто он чувствовал себя очень плохо. Вот дерьмо!

Я вжала педаль газа в пол и рванула с места.

Судя по всему, лучше ему не становилось. Он сидел, уронив голову на оконное стекло, и попеременно стонал, выл и скрежетал зубами.

– Гоню как могу, – сказала я, когда мы спускались с холма к шоссе.

На наше счастье, больница находилась в ближайшем к дому районе города.

Мне показалось, он признательно шевельнул пальцем.

У знака «стоп» я пролистала контакты и, найдя «дядю Джонни», нажала набор и кнопку громкой связи. Телефон я держала в левой руке, а рулила правой.

– А, Эйм, привет! – послышалось из динамика.

– Здравствуйте. Это Джонни? – отозвалась я.

Последовала долгая пауза, а затем:

– Да. А вы кто?

Меня вряд ли можно было принять за девочку-подростка.

– Я Аврора, живу по соседству с мистером Роудсом и Эймосом.

Тишина.

– Эймосу сильно нездоровится, а его отец не отвечает, поэтому я везу его в больницу…

– Что?

– У него болит живот. Я думаю, это аппендицит, но не знаю, когда у него день рождения и есть ли страховой полис…

В трубке послышались ругательства.

– Ладно, ладно. Я встречу вас в больнице. Я не так далеко. Буду там, как только смогу.

– Хорошо, спасибо!

Он нажал отбой.

Я снова посмотрела на Эймоса, который тихо и протяжно стонал, и, чертыхнувшись, поехала еще быстрее. Что делать? Как быть? Нужно было чем-то его отвлечь. Стоны становились все мучительнее.

– Эймос, какую гитару ты хочешь купить?

Это первое, что пришло мне в голову, и я надеялась, что тема его зацепит.

– Что? – проскулил он.

Я повторила вопрос.

– Электрогитару, – едва слышно прошелестел он.

В иной ситуации я бы закатила глаза и вздохнула. Он хотел электрогитару! Далеко не в первый раз меня принимали за человека, который ничего не смыслит в музыке и инструментах. Но все равно это было досадно.

– А какую именно? С веерными ладами? Безголовую? С веерными ладами и безголовую? Двухгрифовую?

Если он и был удивлен, что я спрашиваю его о чем-то столь неуместном, как гитара, в то время как он пытается не блевать от боли, то не показал это и сдавленным голосом ответил:

– Безголовую.

Что ж, хорошо. Будем плясать отсюда! Я еще поддала газу и продолжила развивать успех:

– А сколько струн?

На этот раз он ответил быстрее:

– Шесть.

– А материал какой?

Принуждая к разговору, я, вероятно, раздражала его, но надеялась тем самым направить его мысли в иную сторону. А чтобы он не подумал, будто я не разбираюсь в теме, я добавила конкретики:

– Плесневый или волнистый клен?

– Волнистый! – выдохнул он, сжимая руку в кулак и ударяя ею по колену.

– Волнистый классный, – согласилась я, стискивая зубы и молясь про себя, чтобы ему стало легче.

О боже! Еще пять минут. До больницы оставалось пять, а может, четыре минуты, если бы мне удалось обогнать тихоходов, двигавшихся перед нами.

– А гриф какой?

– Не знаю! – Он почти ревел.

А ты не реви. Ты не реви. У меня всегда наворачивались слезы, когда другие плакали. Это было как проклятие.

– Клен «птичий глаз» хорошо смотрится с волнистым, – практически выкрикнула я, как если бы крик мог помешать его слезам выплеснуться наружу. – Извини, что ору, но ты меня пугаешь. Клянусь, буду ехать как можно быстрее! Если не будешь плакать, то обещаю через знакомых сделать тебе скидку на гитару, окей? Ты только не плачь.

Он глухо кашлянул. Этот звук был чертовски похож на смех. Сдавленный, болезненный, но все-таки смех.

Сворачивая направо, я покосилась на него: на щеках все еще были следы от слез, но, пожалуй…

Еще один поворот направо – и машина, проехав больничную стоянку, остановилась перед входом в отделение неотложной помощи.

– Мы на месте. Мы на месте. У тебя все будет хорошо. Можешь забрать мой аппендикс. Думаю, он в порядке.

На это Эймос ничего не сказал, но явно попытался поднять большой палец, когда я припарковалась перед стеклянными дверями и помогла ему выйти. Одной рукой я обхватила его за спину, а он, растекаясь, как желе, навалился на меня всем телом. Колени у него подкашивались. Казалось, он передвигает ногами ценой невероятных усилий.