Текст книги "Все дороги ведут к тебе"

Нужно будет расспросить подробнее. Может, потом, уже под занавес.

– Значит, гамаки – это ерунда?

– По мне, так пустая трата денег. Лучше брать палатку и хороший коврик. Но если кому-то хочется бросать деньги на ветер, то вперед. Как я уже сказал, мишки – существа любопытные. Они побегут, но за тобой, и вы оба перепугаетесь до чертиков.

Все-таки нужно купить спрей от медведей! И тетушке – ни гу-гу про повадки любопытных мишек. Она уже начала забрасывать меня сообщениями о пумах…

– А какие медведи здесь водятся?

– Черные, но они не всегда такого цвета. Много бурых и цвета корицы.

– Гризли? – сглотнула я.

Он моргнул, и мне показалось, что уголок его рта дернулся.

– Нет, с семидесятых годов их здесь нет.

Я присвистнула с облегчением, а затем рассмеялась:

– Значит, гамаки – глупая затея. Ими стоит пользоваться, только если очень хочется, есть лишние деньги и желание рисковать жизнью. Поняла. – Я все зафиксировала, хотя сомневалась, что забуду. – А палатки…

Он вздохнул.

– Ладно, о палатках говорить не будем, если не хотите. А какие места для кемпинга вы бы посоветовали? Если хочется увидеть животных?

Мистер Роудс провел по коротким волосам цвета соли с перцем и снова скрестил руки. На груди обозначились бугры мышц.

Сколько же ему лет?

– Это юго-запад Колорадо. Можно разбить бивак у себя на заднем дворе и увидеть лису.

– А если не на заднем дворе? Скажем, в часе ходьбы отсюда?

Он потянулся рукой к лицу и потер короткую щетину. Ну, точно бреется по два раза на дню. Хотя какое мне до этого дело?

Мистер Роудс принялся описывать размеченные маршруты вблизи водных источников. Пару раз останавливался, при этом между бровей появлялась морщинка. Ну какой же красивый мужик!

И к тому же – мой домохозяин. Угрюмый – или недоверчивый, не желающий мириться с моим присутствием и проявляющий любезность только потому, что я отвезла в больницу его сына. Впрочем, порой люди знакомятся и при худших обстоятельствах.

Вдруг моя рука зависла в воздухе: он упомянул знакомое название.

– Маршрут плохо размечен и сложный, но опытному туристу вполне по силам.

К горлу подступил комок, и мне пришлось опустить глаза, когда чувство дискомфорта пробило грудь навылет. Стрела была красивой, идеальной, с зазубренным наконечником.

– Произнести название по буквам? – поинтересовался он, когда я не ответила.

Я сжала губы и помотала головой, сосредоточив внимание на его подбородке, а не на глазах.

– Нет, я знаю, как оно пишется. – Однако записывать не стала. – А все другие тропы, вы говорите, проходят близко к воде?

Он выразился именно так, но это первое, о чем я подумала, желая сменить тему.

Насколько хорошо я знаю тот маршрут, его не интересовало.

– Да, – подтвердил он, странно растягивая это слово.

Я умерила любопытство.

– А вы с Эймосом часто ходите в походы?

– Нет. – Его взгляд был слишком сосредоточен, морщинка не исчезла. – Эймос – не любитель пеших прогулок.

– Что ж, бывает…

Хотя странно жить в одном из самых красивых мест на планете и при этом оставаться равнодушным.

– А почему вы здесь?

Я замерла, удивленная его любопытством. Подумала было взглянуть на часы – оставалось еще много вопросов, которые хотелось задать, но раз он спрашивает… Что ж, я отвечу.

– В детстве я жила здесь, но много лет назад мне пришлось переехать. Я… развелась. Куда направиться, не знала и решила вернуться сюда.

Я улыбнулась ему и пожала плечами: мол, такие пустяки! Хотя на самом деле это были два самых значимых события в моей жизни. Они взорвали ее, точно динамит.

– Многим больше по вкусу Денвер.

– Многим – да, но я не хочу жить в городе. В последние годы у меня была довольно беспокойная жизнь. Самое время сбавить темп. Я забыла, насколько мне нравится бывать на свежем воздухе. Мама очень любила эти места. Когда я думаю о доме, то это здесь, даже двадцать лет спустя.

Я сунула в рот остаток печенья, быстро прожевала и договорила:

– Не знаю, останусь ли здесь навсегда, но попробую. Если не сложится, значит, не сложится. А пока буду стараться изо всех сил.

Это снова напомнило мне о том, что нужно искать новое пристанище. Пока поиски не увенчались успехом, но я надеялась, что кто-нибудь в последний момент откажется от брони.

Долгое время я считала себя чертовски везучей. Мама любила повторять, что ей всегда и во всем везет. Даже когда что-то шло не так.

Она во всем видела лучшее. Спущенное колесо? А не остановись мы, может, попали бы в аварию. Украли кошелек? Им деньги были нужнее, а у нее, по крайней мере, есть работа, и она заработает еще больше! Рядом с ней радость ощущалась в разы сильнее. А сейчас мне все чаще казалось, особенно в моменты упадка духа, что меня прокляли. А может, мама забрала всю мою удачу с собой.

Мистер Роудс сидел, откинувшись на спинку стула, и, морща лоб, смотрел на меня. Все еще не тем взглядом, который я в основном игнорировала, а как на енота – потенциального переносчика бешенства.

– А вы отсюда? – спросила я, хотя уже знала ответ от Клары.

Он сказал «да», и я поняла, что больше ничего не последует. Это оставляло открытым вопрос о том, сколько ему лет. Ладно. Изыщем какой-нибудь окольный способ выведать это у нее…

– Возвращаясь к кемпингу… В этих местах есть рыбалка?

* * *

– Время вышло, – объявил он ровно в восемь часов, глядя на тыльную сторону своей правой руки, лежавшей на столе.

Как, черт возьми, он так точно это определил? Я наблюдала за ним – он не смотрел ни на массивные часы на левом запястье, ни на телефон. Я даже не знала, где его телефон. Он не лежал на столе, как и мой.

Я улыбнулась, закрыла блокнот и прикрепила ручку к передней обложке. Взяла еще одно печенье и откусила.

– Большое спасибо за помощь!

Я отодвинула стул.

Он что-то пробурчал – отнюдь не в том смысле, что мечтал сегодня заниматься ликбезом. Но ведь-таки провел его!

– Привет, Аврора! – внезапно раздался другой голос.

Я оглянулась через плечо: в кухню с цветочной вазой в руках шел Эймос. На нем была большая футболка, наполовину скрывавшая мешковатые баскетбольные шорты.

– Привет! Ты как?

– Отлично.

Он остановился возле стула, на котором сидел отец, метнул в него быстрый взгляд и снова посмотрел на меня.

– А вы как? – медленно спросил он, точно испытывая неловкость.

От этого я еще сильнее прониклась к нему симпатией.

– Отлично, – улыбнулась я. – Твой папа снова мне помогал. – Я посмотрела на букет из розовых и фиолетовых цветов. – Какие красивые!

Эймос протянул мне вазу:

– Это вам. От мамы и папы. Спасибо за то, что отвезли меня в больницу!

– О! – Я взяла вазу: она оказалась довольно тяжелой. – Большое спасибо! Красивые цветы. Только не стоило этого делать, мистер Роудс.

Я не видела выражений их лиц, потому что разглядывала букет, но тут парнишка сказал:

– Нет, они от моего другого папы.

– Ох… – Я посмотрела на него. Тогда где же они – его мама и другой папа? – Поблагодари их от меня. Им с тобой очень повезло! Я бы сказала «всегда пожалуйста», но лучше не надо.

Оба промолчали.

Я прижала вазу к бедру и тут вспомнила, о чем сказала Клара.

– Вообще-то у меня тоже есть для тебя одна вещь. – Я взяла со стола кристалл и протянула ему. – Едва ли ты помнишь, потому что был не в себе, когда мы ехали в больницу, но я звонила своей подруге. И она прислала тебе это. Он помогает исцелению. Прикладывай его к левому боку. Моя подруга надеется, что тебе станет лучше.

Пока я говорила, его брови неуклонно ползли вверх, но в итоге он кивнул, а разворачивать не стал. Видимо, решил сделать это в своей комнате.

– А ты знаешь, что я работаю с Джеки? – спросила я.

Эймос кивнул, все еще держа подарок в руке и прикидывая его вес.

– А я не знала, что вы знакомы. Клара сказала, вы друзья.

Я помолчала.

– Да, – ответил он тихим голосом и сунул подарок в карман. – Мы играем вместе. Музыку.

– Правда?

Джеки ни словом не обмолвилась о музыке, но, опять же, все наши разговоры были о работе. Дважды мы болтали о кино, но дальше этого дело не шло. Она всегда казалась такой неуверенной рядом со мной, и я не могла понять почему.

– Джеки тоже играет на гитаре, – добавил он почти смущенно.

– Я не знала.

– Мы играем в гараже, когда у меня нет проблем.

Парнишка метнул на отца выразительный взгляд, который тот не увидел, и я постаралась сохранить невозмутимый вид, чтобы, в свою очередь, не облажаться.

– Он играет блюз, – вставил мистер Роудс. – Но выступать перед другими не любит.

– Папа, – фыркнул пацан, заливаясь краской.

Я ободряюще улыбнулась ему:

– Играть перед другими трудно: все время думаешь, что тебя оценивают. Но лучше не париться, кто что думает или что сам накосячил. Все косячат! Всегда. Никто не безупречен, и большинству медведь наступил на ухо: бемоль сроду не услышат, хоть ты тресни.

Парнишка пожал плечами, очевидно, смущенный тем, что отец его сдал. Но мне показалось, что это было мило.

Мистер Роудс промолчал бы, не будь он доволен.

– Именно так, Эйм. Кому какое дело, что думают другие?

Отец подначивал его, чем снова меня удивил.

– А сам всегда меня поправляешь, когда нас слушаешь, – пробормотал Эймос. Лицо у него все еще пылало.

Я подавила улыбку.

– У меня много знакомых музыкантов, и, честно говоря, большинству из них – не всем, но большинству – нравится, когда с ними откровенны и их поправляют. Лучше знать, что что-то не так, и внести исправления, чем снова и снова повторять одну и ту же ошибку. Это стремно, но только так становишься лучше. Поэтому я пристаю к твоему отцу с вопросами. Потому что устала косячить на работе.

Эймос не взглянул на меня, но пожал плечами.

Я поймала взгляд мистера Роудса, подняла брови и улыбнулась. Стоическое выражение его лица не изменилось, но глаза немного приоткрылись, совсем чуть-чуть: вряд ли мне это показалось.

Эймос, который либо не хотел оставаться в центре разговора, либо был не в настроении болтать, положил руку на спинку отцовского стула, провел ногтями по перекладине и, помедлив, спросил:

– А вы снова… пойдете в поход?

– Думаю в следующий раз пройти по речному маршруту.

Парнишка вскинул глаза:

– А куда?

– К Пьедре. – Это было, пожалуй, самое популярное место в регионе. Я побарабанила кончиками пальцев по вазе. – Ладно, не буду вам надоедать. Еще раз спасибо за сегодня, мистер Роудс! А ты, Эймос, поправляйся. Спокойной ночи!

Я помахала еще раз и направилась к выходу. Ни один из них не последовал за мной, чтобы запереть дверь.

Было всего восемь. Я не очень устала, но приняла душ, выключила свет и забралась в постель с напитком, думая о треклятом маршруте, который сегодня упомянул мистер Роудс.

Там пропала мама.

На нем она погибла.

По крайней мере, мы почти не сомневались, что она пошла туда. Один из свидетелей, которых нашла полиция, утверждал, что они столкнулись с ней, когда шли обратно: она поднималась в гору. По его словам, вид у нее был бодрый. Она улыбнулась и спросила, как все прошло.

Больше ее никто не видел.

Маленькая острая боль вонзилась мне в сердце, и я сделала глубокий-глубокий вдох.

«Мама не бросила меня», – напомнила я себе примерно в миллионный раз за последние двадцать лет. Кто бы там чего ни говорил и ни намекал. Она не бросила меня намеренно.

Потом я достала планшет и включила скачанный накануне фильм, но, свернувшись калачиком под простыней, смотрела невнимательно. И в какой-то момент, очевидно, провалилась в сон, потому что очнулась с планшетом на груди и сильным позывом сходить в туалет.

Обычно я прекращала употреблять жидкость за пару часов до сна, чтобы не просыпаться. Еще был страх обмочиться, хотя ничего такого не случалось уже лет тридцать. Но сегодня, пока я смотрела фильм, выпила банку клубничной газировки.

И теперь, проснувшись в кромешной тьме, застонала от давления на мочевой пузырь и села на кровати.

Пошарила вокруг, нашла под подушкой телефон и, зевнув, отключила его от зарядного устройства. Затем поднялась, постучав по экрану, включила фонарик и направилась в ванную. Снова зевнула, свет включать не стала, чтобы не проснуться, выписала примерно пол-литра и вымыла руки.

Зевая, пошла назад, моргая от слабого свечения часов в микроволновке и лунного света, проникавшего через всегда приоткрытые окна.

И тут над головой что-то просвистело.

Я снова зевнула и в растерянности подняла руку, пытаясь направить луч фонарика вверх.

И боковым зрением увидела, как что-то летит.

Я пригнулась.

Летящая хрень развернулась в полете и, блин, двинулась прямо на меня.

Взвизгнув, я рухнула на пол, и, могу поклясться чем угодно, она пролетела почти над моей головой.

Я сдернула с кровати одеяло, которое лежало в ногах, потому что было слишком тепло, и, накинув его на голову и моргая, пыталась разглядеть нападавшего. Я практически не сомневалась, что это была летучая мышь: птицы не бывают настолько проворными.

Неужели она проникла внутрь, пока дверь была открыта? Как же я не заметила? На окне была сетка, так что этот вариант исключался.

Я на четвереньках подползла к стене, где был выключатель, и, нащупав его, вскрикнула – хотя мне хотелось думать, что сказала:

– Какого черта?

Свет залил комнату, подтвердив мой худший кошмар.

Это действительно была треклятая летучая мышь.

– Мать твою!

Я чуть не вжалась в стену.

Да что за засада?!

Я что, все это время спала с ней? Она садилась мне на лицо? Испражнялась на меня? Как вообще выглядят какашки летучей мыши? На полу валялись какие-то темные комочки, но я думала, что это грязь с моих ботинок…

Мышь рухнула с высоты и снова полетела прямо на меня – по крайней мере, так казалось.

Потом я устыжусь своего поведения, но тогда ничего не могла с собой поделать и завизжала.

И, как ни стыдно признаваться, сползла по лестнице на четвереньках, перед этим прихватив ключи. Блин, блин!

Открыла дверь и – вот вам вся моя жизнь в миниатюре – выбежала в чем была: в носках, майке и трусах. И оказалась нос к носу с другой летучей мышью, державшей курс на бескрайнее темное небо, где ей было самое место.

Но я все равно пригнулась.

И, может быть, снова взвизгнула, но почти наверняка заорала: «Отвали!» Хотя не поручусь.

Но совершенно точно знаю, что, поскуливая, пробежала по гравию, сжимая в одной руке телефон с включенным фонариком, а другой придерживая под подбородком накинутое на голову одеяло, и шустро юркнула в машину.

Я была вся в поту, хотя несколько часов назад приняла душ. А что мне оставалось? Не потеть? Когда в квартире оказалась чертова летучая мышь?!

Захлопнув дверь, я еще долго переводила дух, а потом вытирала подмышки уголком одеяла.