Текст книги "Феи Гант-Дорвенского леса"

– Да, я знаю об этом, – кивнула Кейтилин. – Я думала, это просто сказки. Папа говорил…

– Папа говорил! – передразнила Тилли. – Я его сама видела! И как он убивает – тоже! Это он меня проклял и заставил из дома сбежать! Сказки… Да твой папаша фею в жизни никогда не глядел, а ещё говорит!

– Не сердись, – спокойно ответила Кейтилин. – Он в самом деле не видел фей. Не все же такие, как ты.

Тилли замолчала. Она не знала, обидеться ли ей сейчас или нет, и потому замерла в неопределенности. Конечно, Тилли знала, что люди в основном не способны видеть фей, пока они сами не покажут себя, но она всю жизнь пребывала в уверенности, что это не настоящая проблема, а люди сами по себе просто ужасно невнимательны. Все в её семье видели фей (кроме отца, пусть там ему будет хорошо), и ей просто не приходило в голову, что может быть как-то иначе. Что люди идут по базару, делают покупки, общаются с друзьями, и не видят, как огромный водный дракон утаскивает малютку практически из материнских рук. Или как боуги вертятся вокруг них, вытаскивая деньги из карманов и портя еду. Или как носатые киллмулисы делают муку вместо уставших мельниках. Некоторых из можно заметить, даже не надо для этого как-то по-особенному стараться, нужно просто глядеть в оба и не терять бдительность.

Но это если говорить о подменышах и воришках. А остальные феи? Откуда людям знать, что осенью шефро каждый вечер танцуют на ветвях деревьях и красят их в красные и желтые цвета, что у некоторых пчёл вместо королев в ульях находятся бравни, которые подчиняют их себе? Может ли человек увидеть урчина, который в обличие ежа ползает по его огороду?

Нет, всё-таки Кейтилин немного права. Но совсем чуть-чуть.

Лучше вообще не обратить на это внимание и продолжить рассказ.

– В общем, Паучий Король у них главный, – закончила она, вновь отводя взгляд в сторону.

– А как он выглядит? – спросила Кейтилин. – В сказках его по-разному описывают. Я потому не верила, что он существует…

– А он по-разному и выглядит. – Тилли растянулась на земле и, услышав, как хрустнула её уставшая шея, слегка испугалась. – Феи вообще не любят выглядеть одинаково. Он хоть таким станет, хоть сяким, хоть вообще без головы. И здоровенный же он! Серьезно, вот как отсюда да той ёлки. Я его всего раза два видела, и всегда он был здоровенный.

– А на человека-то он похож?

– Я ж сказала, он одинаковым не бывает. Когда я его видела, немного был похож. Только вот тело – паучье…

– Бр-р-р, жутко! – вздрогнула Кейтилин. – А, если не секрет, за что он тебя проклял?

Тилли замолчала. Ей не хотелось рассказывать ту историю с младенцем и спригганами: она представляла, как Кейтилин начнёт её тискать, жалеть, плакать, и ей от этого становилось невыносимо. Конечно, порой девочка любила, чтобы её пожалели и приласкали, но Кейтилин это делала… как-то неправильно, что ли. Тилли тут же начинала чувствовать себя никчемной вымогательницей, и это вызывало у неё острый приступ тошноты.

Ну уж нет, пусть лучше только половину всей правды знает.

– А у меня вся семья проклятая, – ответила наконец она. – Мы глазачи же. Феи таких не любят.

– Почему? Разве не лучше, когда их можно увидеть?

– Дурило, конечно, не лучше! Представь, хочешь ты кого-нибудь обмануть, превращаешься в другого человека, или младенца… А тут тебя настоящего видят! Что ж тут хорошего!

– Тебя послушать, все феи только и делают, что убивают, обманывают и грабят, – пожала плечами Кейтилин.

– Ну да, – недоуменно ответила Тилли, чье удивление было так велико, что она даже не подумала обидеться.

Кейтилин, впрочем, ей не поверила. Кажется. Только замолчала с непонятным видом и отвернулась. Тилли не поняла, в чем проблема, и это поведение заставило её рассердиться.

– Ты мне не веришь, что ли? – спросила она прямо.

Та неопределенно пожала плечами. Что, конечно же, совсем не успокаивало Тилли.

– Я других фей знаю, – сказала Кейтилин. – Добрых, волшебных и ласковых.

– Угу, знает она, – хихикнула Тилли. – Сказок небось начиталась, и теперь верит в фей-крестных. Ах, милая бабушка, добрая соседка, мачеха опять меня обижает!..

– А вот и никакие не сказки! – вспылила Кейтилин, и это был первый раз, когда Тилли увидела в её глазах нечто, похожее на злость. – Я сама их видела! Общалась с ними!

– Ага, конечно, – с вызовом произнесла Тилли. – Ты про пикси ничего не знаешь и линдвормов тоже! Каких фей ты видела, бабусек страшных на базаре? Тоже мне, волшебные феи!

– Прекрати! – грозно крикнула Кейтилин, сжимая кулаки.

– Что, ударишь меня? – хихикнула Тилли. – Давай, обожги кулак! Знаешь, кто ты? Лгунья! И проклятия у тебя никакого нет!

Кейтилин замолчала, и Тилли поняла, что перегнула палку. Никаких угрызений совести она, впрочем, не испытала: ей казалось, что Кейтилин намеренно дразнит её, и потому заслуживает честности на свою голову. Или вообще дура, а это ещё хуже – зачем церемониться с дурой? Которая, к тому же, проблем никаких не знает и непонятно отчего сбежала из дома! Вот Тилли ей всё рассказала, а она молчит: значит, врёт она всё! И фей никаких не видела, иначе бы знала, что они совсем не добрые!

Кейтилин медленно выдохнула. На мгновение Тилли показалось, что она в самом деле собирается её ударить (уж Тилли бы ей потом ответила!), но нет, Кейтилин даже не подняла руки.

– Не буду, – ответила она. – Драка не решение проблемы. И вообще так вести себя невоспитанно.

– Ой, извини, что забыла свой реверанс, – хихикнула Тилли. – Воспитанная, тоже мне…

– Реверанс – это поклон, его нельзя забыть, – мрачно ответила Кейтилин. – Зачем ты хочешь со мной поссориться?

– Я хочу?! Да это ты постоянно мне мешаешь!

– Чем мешаю?

– Глупостью своей! Бред постоянно какой-то несешь, и уверена в нём!

– А вот и нет! – сквозь зубы произнесла Кейтилин. – Это неправда!

– Правда-правда, – мстительно ответила Тилли. – Знаешь, как это выглядит? «Ой-й-й, я ни разу не была в лесу, и фей никогда не видела, поэтому я надену свои лучшие туфли и буду всем говорить, как феи выглядят на самом деле! Ой-й-й, я такая молодец, хи-хи-хи! Ах, опасность, опасность, кто-нибудь, спасите меня!».

Тилли так мастерски изобразила голос и повадки Кейтилин, что та даже не сразу решилась ответить ей. А уж после того, когда Тилли начала лихорадочно махать руками, изображая Кейтилин в беде, та не вытерпела и вцепилась в волосы девочки.

Как Тилли и предполагала, Кейтилин совсем не была такой сильной, как и Тилли. Той даже не пришлось касаться её кожи – она просто ударила Кейтилин в живот, чтобы та ослабила хватку, схватила за руки и вывернула их. Кейтилин закричала от боли, а Тилли не теряла времени даром и стукнула девочку коленом.

– Прекрати! Мне больно!

– Больно, да? Больно? А если кожи коснусь, будет больно?

– Отпусти меня!

– Самая умная тут, считаешь? Я тебе скажу, кто тут самый умный! Шваль тупая, дура набитая! Папаша твой от шлюхи тебя родил, а та сбежала!

– Прекрати!

Последний крик заставил Тилли остановиться. Она словно услышала свои слова со стороны; не то чтобы они её ужаснули (ругалась она порой и покруче), но она вдруг поняла, что это было, пожалуй, перебор.

Девочка отпустила руки, и Кейтилин упала на землю. Тилли стало немного неловко: в городе она бы вообще не переживала, да ещё дала бы ей пинка как следует, но тут, в лесу, где никого больше нет, кроме них и фей…

– Извини, – сказала она. – Про папу я зря, наверное.

Кейтилин ничего не отвечала, уткнувшись носом в землю.

– И опасности ты не боишься, – немного подумав, добавила Тилли. – Ты меня всё-таки спасла. Много раз.

Она села рядом с упавшей Кейтилин, не зная, что делать дальше. Обниматься лезть не хотелось, да и оттолкнула бы она её (Тилли бы так и поступила на месте Кейтилин), а добрые слова говорить она не умела. Особенно девочкам.

– Эй, – тихо спросила она. – Тебе лучше?

– Я не уверена в своей правоте, – наконец сказала Кейтилин. – Это неправда. Я говорю уверенно. Я правда ничего не знаю об этом лесе, но я должна вести себя так, понимаешь?

– Не понимаю, – честно ответила Тилли, но затем добавила: – Но это тяжело, наверное.

– Я правда чувствую себя бесполезной! – вскричала Кейтилин и подняла голову. – Я не умею готовить, не умею колоть дрова… Я туфли-то решила надеть просто потому, что была уверена, что ничего с ними не сделается! Я же во дворец иду, а там девочки должны быть красивыми! А тут…

– А дворец-то тебе зачем? – спросила Тилли.

Кейтилин не ответила на этот вопрос. Она села на колени, ссутулившись и нервно теребя пальцы. В её золотых волосах запутались павшие листья, а одежда была немногим чище, чем у Тилли. И, что самое страшное, её, по всей видимости, это вообще не напрягало.

– Ну ладно, не отвечай, – пожала плечами Тилли. – Мне-то что.

Они замолчали. Кейтилин периодически всхлипывала и тыльной стороной ладони вытирала слёзы, а Тилли теребила дырявую юбку и не знала, что нужно говорить в таких неловких ситуациях. Феи шелестели листьями, разговаривали друг с другом, смеялись, и всё это незаметно вплеталось в музыку леса – с пением птиц, карканьем ворон, хрустом веток и прочими звуками, наполнявшими Гант-Дорвенский лес жизнью.

И ни одного признака погони. Ни затаившихся хихикающих фир-дарригов, ни злого бульканья фочанов, ничего. Только покой, умиротворение и повисшая в наполненном запахами воздухе неловкость.

– Извини, – ещё раз произнесла Тилли.

– Ничего, – тихо ответила Кейтилин.

– Это… ты не бесполезная. Хотя ты мне и не нравишься.

Кейтилин повернула голову набок. Тилли была бы рада заметить в её глазах надежду, или радость, или что-то такое, но во взгляде златоволосой несносной девчонки были только грусть и покорность. И это заставляло Тилли чувствовать себя… неправильно.

– Правда? – тихонько спросила Кейтилин.

– Ага, – сказала Тилли. – И не только из-за пирожных. Ещё из-за одеяла

– Это хорошо.

– Угу.

Они вновь замолчали, правда, теперь уже не так неловко, как несколько минут до того. И песни фей теперь не казались Тилли такими невыносимыми.

– Вечереет, – неожиданно произнесла Кейтилин, и Тилли только сейчас заметила, что всё вокруг стало бледно-синим. – Надо ночлег искать.

– Ага, – негромко согласилась Тилли, и тут её как будто ударило обухом по голове. Она резко повернулась к подруге и внимательно стала изучать её одежду. Кейтилин хотела её спросить, что с ней не так, когда Тилли радостно воскликнула:

– Слушай, у тебя же рукава не спалены!

Кейтилин тут же подняла свои руки и начала их рассматривать: помимо старых ожогов от прикосновения Тилли, на её одежде в самом деле не было никаких подпалин. Ни на животе, ни на локтях, ни в других местах, куда её колотила Тилли.

– И в самом деле, – произнесла она. – Может быть, это заклинание спадает? Как думаешь, Тилли?

Девочка радостно улыбалась, но затем постепенно её улыбка сходила на нет.

– Вовсе не из-за этого, – наконец произнесла она. – Просто ты мне не помогала. Мы с тобой подрались, и из-за этого, видимо…

– А ты оставляешь ожоги только тем, кто тебе помогает? – спросила Кейтилин, и Тилли ущипнула саму себя: вот дуреха, прокололась на такой ерунде! – Ты мне об этом не говорила.

– Потому и не говорила, – ответила Тилли, опуская взгляд. – Так мне Паучий Король сказал. И я тебе говорила! Ну, чтобы ты проваливала. Помнишь, когда встретились?

– Про «проваливай» я помню, – кивнула Кейтилин. – А про проклятье ни слова. Ну ладно, это уже не так важно, всё равно вместе идём. Найдём ночлег, и вот тогда я врежу тебе от души!

После этих слов Тилли с благодарностью взглянула на свою спутницу, понимая, что её простили, раз даже такая девчонка, как Кейтилин, сказала ей, что врежет. Хотя это, как она говорит, «ужасно невоспитанно».

– Ага, давай, – кивнула она. – Я тебе даже отвечать не буду, честно-честно!

И они двинулись вперёд, не ориентируясь по сторонам света и не высматривая берёзы вдали. Воздух и деревья становились все синее и синее, некоторые феи начинали светиться оранжевыми, зелёными, золотыми, голубыми и белыми огоньками, некоторые только просыпались и расправляли свои крылышки и лапки, и почти всё заинтересованно смотрели вслед Тилли и Кейтилин.

Подходил к концу второй день их путешествия.

Глава 10

Как девочки ни старались, но к сумеркам им так и не удалось найти удачного места для ночлега. Пару раз Кейтилин обнаруживала уютные норки под сплетенными корнями деревьев, но Тилли категорически запрещала останавливаться в подобных местах.

– Это дома фей, – объясняла она. – Просто ты со стороны не видишь, а это, на самом деле, заколдованные двери. Пройдешь в такую хоть один раз – потом назад не выйдешь, феи незваных гостей не любят.

Уже совсем стемнело, когда Тилли, мрачно оглядывая посиневшие деревья, произнесла:

– Вот проклятье, шалаш придется пилить. Феи тоже это не любят.

– А, может, как в прошлый раз – на листьях? – предложила Кейтилин, и Тилли задумалась.

– Может быть, – медленно ответила она. – Если ты простыть не боишься…

– У меня лекарства есть, – весело сказала девочка. – Зачем фей лишний раз дразнить, правильно? На листьях и удобнее как-то будет…

– Хорошо, – согласилась Тилли. – И будем фей сторожить, как тогда.

– Теперь я, честное слово, не поймаюсь! – закивала Кейтилин.

Тилли, конечно, не поверила ей, но другого выбора у девочки не оставалось. Она чувствовала себя уставшей и измученной – и ещё бы, столько раз находиться на волоске от смерти! От такого, конечно, устанешь. Хотя девочка также подумала о том, что, возможно, через некоторое время она привыкнет к такому жуткому состоянию, но эта мысль заставила её нервно съёжиться: Тилли ни за что не хотела привыкать к подобному.

«Но ведь у тебя просто не останется выбора. Ты же не можешь вечно бояться».

На это Тилли не знала, что возразить. Почему-то ей казалось, что исчезновение страха не сделает её жизнь сильнее или лучше – нет, девочка была уверена в том, что как только она перестанет бояться Паучьего Короля, то пиши пропало. Все в её душе изменится раз и навсегда, и не в лучшую сторону. Быть может, Тилли просто привыкла бояться, и потому она не представляла свою жизнь без этого чувства…

Но ведь другие как-то живут без этого.

Другие как-то умудряются становиться рыцарями и защитниками своих семей.

Другие как-то преодолевают свои кошмары и не плачут каждый раз, когда с ними что-то происходит.

«Всё потому, что я девчонка, – думала Тилли, сосредоточенно разглаживая складки на юбке. – Если бы я не была девчонкой, я бы не плакала постоянно, а просто била бы своих врагов со всей силы».

Но тут же она вспомнила толстого мальчика с фабрики: толстым он был не потому, что много ел, а потому что таким родился. Ему доверяли самую простую работу, и он не справлялся даже с ней. Парни над ним смеялись – и Тилли, что уж там, не могла без брезгливости смотреть на его сильно потеющее тупое лицо. Плакал он при этом постоянно; Тилли думала, что всё это происходит из-за того, что он никудышный и ничего не умеет. Хотя ей было немного жаль его, но ей казалось, что он, как мужчина, должен был за себя постоять и не давать мальчишкам обижать себя…

«И чем я лучше него? – тоскливо размышляла она. – Всё время реву и жалуюсь на жизнь. Я ж ничем не отличаюсь от него».

– Эй, Тилли! Я хворост нашла! Посмотри, пожалуйста, вдруг это он!

Тилли вздрогнула, не ожидав услышать звонкий голос Кейтилин. Впрочем, она была ей благодарна, ведь во время размышлений Тилли застыла столбом и вообще ничего не делала – а ведь ещё какие-нибудь десять минут, и вокруг станет так темно, что они даже собственных рук не увидят…

– Иду, – негромко произнесла она.

Им повезло развести костёр до того, как тьма окончательно спустилась на землю. Кейтилин оказалась очень шустрой и находчивой, и даже сумела собрать хвороста больше, чем Тилли. Это заставило девочку обидеться, но, немного подумав, Тилли решила сменить гнев на милость – тем лучше, и так они скорее лягут спать. Да и вообще глупо обижаться на такую ерунду, особенно после того, как Кейтилин с топором сражалась за её жизнь.

Костёр весело полыхал на сухих листьях и согревал продрогших девочек. Пока Кейтилин молча смотрела на весело пляшущие языки пламени, похожие на танцующих фей, Тилли мрачно думала о том, что полный круг луны она, наверное, не выдержит. И если ей даже удастся каким-нибудь невероятным образом избежать коварства фир-дарригов, вездесущих березовых лап Гилли Ду, мстительных спригганов, ужасного дуэргара и прочих жителей Гант-Дорвенского леса, то она просто-напросто замёрзнет в своей худой телогрейке. Осень с каждым днём всё решительнее заявляла о своих правах; и хотя в зачарованном лесу было не так холодно, как в городе, всё-таки девочки спали на голой земле. А если пойдёт снег? Такое же иногда бывает, что снег падает слишком рано. Что же им делать тогда?

Ох, лучше бы об этом и не думать.

– Ты носом клюешь, – вдруг раздался голос Кейтилин, и Тилли словно очнулась. –Может, ты ляжешь спать?

– Да, – негромко ответила Тилли. – Да, я лягу.

Эти дни выдались слишком тяжелыми для неё – и кто знает, что будет дальше. Ничего хорошего Тилли точно не ждёт, и разница лишь в том, как быстро она умрёт и не утащит ли за собой своих родных. Эти мысли не оставляли девочку ни на секунду: просто в какой-то момент забивались в самые глубины её души, милостиво уступая место насущным проблемам и сиюминутным радостям, чтобы потом, как вонючий дракон, выползти вновь и полностью подчинить себе бедняжку Тилли. Она вспомнила маму, с её тихой и покорной улыбкой, с грязной повязкой на лице, вспомнила Жоанну – такую взрослую, сильную и красивую…

Одно лишь помогает в этом случае: просто ни о чём не думать. И ложиться спать, как будто бы ничего и не произошло.

– Спокойной ночи, – вновь Тилли услышала голос Кейтилин. – Ты не хочешь поесть перед сном?

Тилли вдруг поняла, что за весь день она не съела ни крошки. Но потом Тилли вспомнила пирожные, которые с таким наслаждением отправляла в свой собственный рот, что родившееся чувство голода тут же исчезло.

– Я потом, – вяло ответила она. – Не хочу с полным брюхом засыпать, а то ты меня потом не разбудишь.

– Как знаешь, – неуверенно сказала Кейтилин, и Тилли слышала в её голосе легкое недовольство. Впрочем, златовласка, кажется, была слишком воспитанной, чтобы заставлять свою новую подругу что-то делать. – Тогда точно спокойной ночи.

Тилли замолчала. Лишь спустя какое-то время, когда Кейтилин снимала с обгорелой палочки вкусный хрустящий хлеб, со стороны растянувшегося на листьях тела Тилли раздалось мрачное:

– И тебе спокойной ночи.

Кейтилин удивилась этому, но внутренне порадовалась, что, оказывается, эта грубая девочка не такая уж и неблагодарная, как ей казалось. А Тилли сгорала от стыда, засыпая: могла и промолчать, на самом-то деле, звучало бы совсем не так глупо, как это было сейчас…

***

– …мои бедные, милые детки. Как же неразумно вы поступили.

Ноздри щекотал уже знакомый гнилостный аромат, вокруг стояли всё те же самые толстенные и высоченные деревья, чьи макушки затерялись в глубине неба, а на земле по-прежнему валялись трупы, обернутые в паутину. Тилли едва подавила тошноту, и если на тела она ещё могла не смотреть, то отвратительный резкий запах разложения уже никак не скроешь. Не запретишь же носу дышать, а умершим беднягам – вонять после смерти…

Гигантское человеческое лицо Паучьего Короля было прилеплено к телу, как маска, и не имело ни шеи, ни волос. Оно противно морщилось и выглядело безобразно старым – или, напротив, совсем младенческим. Чтобы не смотреть на него, Тилли опустила взгляд, и тут же её кожа покрылась крупными мурашками: ох, зря она отвела глаза.

У мохнатых крупных лап паука стояли фир-дарриги и спригганы: их было совсем немного, и каждого из них Тилли могла узнать в лицо – вот курящий трубку Рифмач, вот каменный спригган, похожий на уродливую глыбу с глазами, вот старый фир-дарриги с зелеными чулками… А вот и огненный спригган с вращающимися глазами – какие же они жуткие! Все эти феи стояли вокруг Паучьего Короля и не двигались, а тот, склонившись к ним на длинных лапах, ласково успокаивал каждого, и лицо его, похожее на белоснежную уродливую маску, кривилось.

– Рифмач, я столько раз просил тебя и твоих братьев не ругаться на Огонька!.. Ну сколько можно вам повторять? Если уж решили дразниться, так хотя бы доводите дело до конца! Огонёк, твои братья убили Запевалу. Это, конечно же, плохо; но не так плохо, как то, что вы решили отнять добычу у фир-дарригов. Разве кто-нибудь ещё так делает, Огонёк? Разве можно отнимать законную добычу? Тебе должно быть очень стыдно, Огонёк, ведь это ты в ответе за своих братьев.

– Ты говоришь прямо как мамочка, – неожиданно произнесла Тилли. Все феи, стоявшие на поляне, посмотрели в её сторону, а она не испытывала ни стыда, ни страха, как будто и в самом деле находилась во сне. – Твои дети хотели убить меня, Паучий Король, а ведь ты говорил о том, что меня стоит только поймать!

В лесу повисло молчание. Не шевелились ни травинка, ни листочек на дереве, ни даже ночные твари, вроде тех же червей или фочанов. Тилли чувствовала себя храброй – впрочем, так оно бывало всегда, когда ей что-либо снилось: она не знала, происходит ли это с ней на самом деле или нет. Лес постепенно менял свою форму, и деревья, всего мгновение назад казавшиеся непреодолимыми и гигантскими, уже не впечатляли своими размерами и мертвенностью коры. Даже уродливый Паучий Король не пугал её так, как прежде: спокойствие поселилось в душе Тилли. Она внимательно и прямо смотрела на Паучьего Короля, подходившего к ней всё ближе… и ближе… и ближе…

– Это из-за неё вы подрались друг с другом? – Ноги Тилли оторвались от земли: лапы-руки обхватили девочку за талию и подняли вверх, однако она чувствовала лишь легкость в своём теле и не обращала внимания на лапы Короля. – Это она стала причиной ваших раздоров, дети?

– Вообще-то нет, – кашлянул Рифмач, но огненный спригган его тут же перебил. Вращая своими жуткими глазами, он начал речь:

– Да, это она стала причиной наших раздоров. Фир-дарриги нашли её первой, но, отец, ты же знаешь, как наш народ ненавидит эту девчонку! Запевала лишь дразнил нас, и он не должен был этого делать. Отец, я действительно виновен перед тобой, но разве кто-нибудь поступил бы иначе? Когда эта девка отняла у нас младенца! Мы лишились такого чудесного мальчика! Отец, из-за неё мы не можем продолжить свой род: нам придётся искать других детей, а ты же знаешь, как в этом городе мало детей. Там всего-то несколько беременных женщин! Запевала нас начал дразнить, и мы не сдержались: я прошу прощения у Рифмача, что я убил его брата, но это вышло не просто так, о, отец!

«Да уж, говорит он, как соловей, – с раздражением думала Тилли: ощущение сна, преследовавшее её с самого начала, становилось лишь только сильней. – Вот дурачина-то! Как будто это я виновата в их драках, ага. Вечно всё на меня сваливают. И что, они ещё кого-то убили? Это хорошо, хоть какими-то уродами будет меньше».

С такими мыслями девочка слушала сладкую речь огненного сприггана; зато Паучий Король казался очень внимательным. Гигантское лицо вытянуло толстые красные губы в трубочку, и Тилли показалось, что в этот момент Паучий Король похож на богатую примадонну – они ведь делают точно так же!.. И эти тонкие брови, выписывающие невероятную для человеческого лица дугу – ну прямо как почтенные тетушки, удивленные, что дети, оказываются, знают все-все-все матерные ругательства рабочих с фабрики. Это так весело!.. Особенно то, что она висит практически в воздухе, и может дрыгать ногами, как маленькая девочка. Это было куда веселее, чем слушать бешеноглазого огненного сприггана, наверняка врущего своему повелителю о том, что произошло…

В конце концов, это же просто сон. Эти чувства, которые переполняют её сейчас… такое бывает только во сне. Нет ни страха за свою или чужую жизнь, ни ужаса, ни брезгливости, только веселье и спокойствие. А, значит, можно не переживать: всё в порядке.

– Я выслушал тебя, Огонёк, – заговорил неожиданно Паучий Король, и Тилли прислушалась: кажется, эта часть сна должна быть ужасно интересной. – Виновата эта девчонка, и ты, если, конечно, желаешь моего расположения, должен извиниться перед Рифмачом за смерть Запевалы. Я надеюсь, что на этом ваши споры и ссоры в дальнейшем прекратятся, и вы больше не будете мешать друг другу. Право же, Рифмач, тебе стоит простить Огонька и его братьев: ты же знаешь, как сильно эта девочка помешала им продолжить свой род.

Рифмач задумался, и дым из его трубки начал выходить чуть реже. Тилли с восторгом наблюдала за тем, как кольца касаются самого края осенних листьев, а затем рассыпаются на множество маленьких-маленьких точек: как будто бы браслет прекрасной девушки развалился на множество бусин – раз-два-три-четыре, уууу… Слишком много, чтобы было возможным сосчитать.

– Да, отец, пожалуй, ты прав, – нехотя признал он, и спригганы активно зашевелились. – Но с ней было довольно весело. Ты же знаешь мой народ, мы ценим любую смешную шутку.

– Что же, – голос Паучьего Короля липкой вязью обволакивал сознание Тилли: она слушала его так внимательно, как никогда не слушала даже свою мать. – Я могу предложить вам настоящее веселье… если только ты и твои братья помирятся с Огоньком, конечно.

«Веселье? – думала Тилли. – Что за веселье? Должно быть, Паучий Король придумал по-настоящему смешную шутку. А что он придумал? Я не знаю. Сейчас услышу».

Мысли девочки разбегались в разные стороны, а ей, легкой и весёлой, было сложно сосредоточиться даже на разговоре фей. Такое ощущение появлялось у неё нечасто, лишь тогда, когда ей снились хорошие сны с каким-нибудь безумным сюжетом. А разве то, что происходит с ней, не безумно? Конечно, безумно. Но так увлекательно!

– Назови имя, девочка. Назови чьё-нибудь имя.

Имя? Об этом стоило подумать. Навскидку Тилли не приходили никакие имена, ни мужские, ни женские. Ей было просто хорошо, да и, к тому же, её наконец поставили на землю. Почему-то босые ноги Тилли (чему тут удивляться, это же сон!) утопали в толстом и мягком мху, а вокруг её волос сверкали золотые искорки. Быть может, это тоже феи, только маленькие-маленькие, крошечные, не больше мушиной головки. Да, это они и есть – вон выползают из толстой коры огромных, заслоняющих собой небо деревьев…

– Том Круглая Голова, – с вызовом произнесла она. Ведь не имеет значения, какое имя она назовет, правильно? Да хоть вымышленное, ну в самом деле! Даже если они задумали что-нибудь нехорошее, то они никому не смогут причинить зла!

И лес засмеялся от догадливости Тилли. Спригганы и фир-дарриги одобрительно зашумели, выстраиваясь вокруг неё, а гигантское лицо Паучьего Короля не сводило с неё глаз. Кажется, он тоже веселился, хотя сказать наверняка об этом было нельзя.

– Молодец, девчонка, – произнёс он тихо, почти шепотом, а затем разразился громоподобным криком: – Молодец!!!

И феи начали танцевать вокруг застывшей неподвижно девочки. Бледные слей беги заиграли на краденых флейтах, из-под земли нокеры забили в каменные барабаны, а вокруг танцевали легковесные спрайты, пьяные клуриконы, ветвистые бегге и страшные коблинау. В этот шум вплелся злой смех фир-дарригов и пронзительные крики спригганов, переполненных ненавистью, а где-то вдалеке плакал Гилли Ду с кровоточащей березовой корой вместо кожи…

***

– Эй!!! Эй!!!! Проснись же, ну!!!!

Дыхание сбилось, и Тилли потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где она находится. Над ней нависала встревоженная Кейтилин, а всё тело было покрыто липкой испариной – как при кошмаре. В бок больно упирался крупный булыжник, и Тилли только сейчас заметила, что как-то странно лежит: она раскинулась, как звёздочка на небе, и руки её с напряжением вцепились в землю (хотя девочка могла поклясться, что она их прятала под себя, чтобы скорее согреться). Её тело отяжелело, словно превратившись в каменное, а на место беспечной радости и какого-то глупого, неосознанного веселья, пришли головная боль и неприятное отупение.

– Эй, не пялься на меня, – слабо произнесла девочка, пытаясь скрыть за грубостью своё состояние. Кейтилин, впрочем, не обратила внимания на слова подруги.

– Ох, какое счастье, что ты проснулась! – Кейтилин немного отклонилась назад. Её лицо было бледным и оттого ещё более выразительным и красивым. – С тобой такой ужас происходил! Я просто не знала, что делать: ты кричала, брыкалась, дергала руками и ногами…

– Да нет, всё в порядке, – соврала Тилли, приподнимаясь на локтях. Всё, конечно, было не в порядке… но ведь во сне ничего же не произошло. То есть Паучий Король говорил со своими детьми, потом спросил у Тилли имя… она сказала какую-то глупость… они засмеялись… Ох, кажется, это не к добру. Девочка хотела подумать об этом подробнее, но после сна её голова болела особенно нестерпимо.

– Кажется, я сделала что-то ужасное, – проговорила наконец она. – Но не могу понять, что. Вроде это всё очевидно, но…

– Тилли, не надо. – Взгляд Кейтилин был таким обеспокоенным и тревожным, что Тилли тут же захотелось ей врезать, лишь бы эта девчонка больше не глядела на неё так. – Просто не надо, ладно? Ты хочешь спать?

– Нет, наверное, больше не буду, – Тилли протёрла глаза тыльной стороной ладони: а ведь ей даже не удалось хоть немного выспаться… – Ты ложись, если устала. Я у костра посижу, буду тебя охранять.

– Точно? Ты уверена, что тебе не надо набраться сил?

– Не точно! А ну спать немедленно ложись!

Кейтилин немного помедлила перед тем, как исполнить резкий приказ подруги. Она продолжала смотреть на неё со смесью страха и жалости, но теперь Тилли совершенно не обращала на неё внимания. Даже ничего не ответила ей, когда Кейтилин тихо произнесла: «Но я же беспокоюсь за тебя…». Хотя это было вполне объяснимо, ведь Тилли в тот момент напряженно думала о другом.

Её беспокоило ощущение, что она совершило что-то дурное, необдуманное, но никак не могла понять, что именно. Она перебрала каждый момент своего сна: вот она напугана, на полянке у Паучьего Короля; вот он говорит со старым спригганом (кажется, Огоньком); вот ей становится лучше, и она почти не обращает внимания на происходящее…

«Кажется, это не сон, – подумала Тилли. – Это такое колдовство, но только я его не поняла. Мне было так хорошо… это и вправду напоминало сон».

Однако потяжелевшее тело всё ещё помнило фантастическую лёгкость, которой не бывает после общения с феями; может, это и правда был сон?.. А кричала она потому, что, наверное, очень многое пережила за эти дни?

– Ну не может такого быть, чтобы мне было радостно по-настоящему, – наконец сказала она костру. – Просто не может. Я не могла смеяться, стоя рядом с такими уродами, особенно когда они говорят обо мне. Нет, это, скорее всего, точно был сон.