Текст книги "Сестры"

Глава 2

Когда Леон, после неудачной попытки стать миллионером, вернулся в родной институт, он зарекся влезать в какие– либо авантюры, связанные с зарабатыванием «больших» денег. Он был хорошим ученым, но никак не коммерсантом. В принципе, он не жалел об этом. Перейдя на хозрасчет, его лаборатория помаленьку выполняла заказы со стороны, и он имел от этого «левые» рубли. Конечно, заработать на квартиру он даже не мечтал, но через пару лет скопил себе на подержанные «Жигули», а потом начал откладывать на будущие квадратные метры. Встреча с Пашкой четыре года назад в их старой коммуналке всколыхнула в нем желание жить по– другому. Но память о прошлых неудачах призывала к осторожности. Все это время зависть к «упакованному» однокласснику съедала его изнутри. Он стал задумываться, что скоро ему «полтинник», а он не имеет в этой жизни ничего. Даже жены. Не то, чтобы у него не было женщин. Просто ни одна из них даже отдаленно не напоминала ту библиотекаршу из пионерского лагеря. На свою беду он оказался однолюбом. В один прекрасный момент он понял, что бес толку искать идеальную женщину, пропуская их сквозь постель. Мать уже давно перестала приставать к нему с вопросом, когда он сподобится на внуков для нее. И он успокоился. Последние пять лет он захаживал к соседке с первого этажа, у которой умер муж. Эти отношения вполне устраивали и его и ее. Оба они были бездетны, но совершенно от этого не страдали. Его пассия имела собственный магазин, по– модному называя его «бутик», и, соответственно, в денежной помощи не нуждалась. Это тоже подстегивало мысли Леона в том направлении, чтобы поиметь какое-нибудь дело. Зарабатывать меньше, чем женщина, с которой спишь, ему было стыдно.

С Дохлым он не встречался с тех пор, когда они так напились в его доме. Память об этом событии вызывала чувство сожаления и, в то же время, надежды. Все чаще закрадывалась мысль, не обратиться ли за помощью к бывшему однокласснику. Он понимал, что за просто так Дохлый даже не приподнимет свою «мадам Сижу» с кресла. Но он и не собирался идти к нему с пустыми руками.

В одной компании, куда он попал благодаря своей подруге, он познакомился с дамочкой, назвавшейся Татой Антипкиной, которая занималась «бумажным» бизнесом. Она предложила ему «поучаствовать». Первый раз он вложил в ее дело все свои деньги, которые были отложены на будущую квартиру. Через две недели она вернула ему вдвое больше. Он еще раз отдал ей под расписку всю сумму, и она опять вернула ему со стопроцентной прибылью. Третья партия бумаги, которую она должна была выкупить, а потом продать, стоила миллион, которого у Леона не было. И он решил, что ничем не рискует, если возьмет недостающую сумму у Дохлого, а потом поделится с ним. Леон, конечно, догадывался, что бумага ворованная, но ему до этого не было никакого дела, новая знакомая убедила его, что ему нечего бояться, по документам все чисто.

В надежде, что Дохлый не сменил офис, он набрал номер телефона, указанный в визитке.

– Павла Николаевича будьте добры.

– Он сейчас занят, оставьте, пожалуйста, свои координаты, вам перезвонят.

Секретарша Дохлого была приветлива и предельно вежлива. Леон мигом представил себе модельного роста девицу, сидящую за столом в просторной приемной.

Дохлый перезвонил через пятнадцать минут.

– Прости, Леон, разговаривал с бухгалтером. Слушаю тебя.

– Паша, надо бы встретиться. Есть выгодное дело.

– Хорошо, подъезжай прямо сейчас, сможешь?

– Да, жди.

Дорога до офисного центра, где фирма МАРС занимала целый этаж, заняла почти полчаса. Пробки в это время почти парализовали движение по основным магистралям города.

Охранник, покосившись на невзрачную машину Леона, все же пропустил ее на служебную стоянку.

Секретарша выглядела именно так, как ее представлял Леон. Кусочек ткани, называемый юбкой, заканчивался у основания стройных ножек, затянутых в сетчатые колготки. Полная грудь была полностью закрыта шелковым блузончиком, зато взору Леона открылась обнаженная до талии спина. Пока он разглядывал это чудо, из кабинета вышел Павел Дохлов.

– Что, дрогнуло сердце старого ловеласа? Галюнчик, организуй нам кофейку со сладеньким, это мой старый друг, с которым я не виделся несколько лет.

Леона удивил столь ласковый прием. Настораживала снисходительность, с которой Дохлый похлопывал его по плечу. Леон заставил себя настроиться на деловой разговор.

– Садись. Рассказывай. Я уж думал, ты никогда не объявишься.

– Я пришел предложить тебе заработать денег.

– Денег? А что ты называешь деньгами?

Леон постарался не замечать насмешливого тона Дохлого. Он вкратце обрисовал ситуацию. Тот слушал внимательно, прихлебывая кофе из тонкого фарфора чашечки.

– А я тебе зачем?

– За последнюю партию просят миллион. Половина – ее деньги. У меня только двести тысяч. Вложи остальные.

– Триста? Что я получу?

– Еще сто пятьдесят к своим.

– Смутно все как – то. Нужно подумать.

– Согласен.

– Позвони мне завтра, ближе к концу рабочего дня. А лучше, подъезжай.

– Договорились.

На следующий день Леон вышел от Дохлого, неся в кейсе триста тысяч. Расписку оформили на всю сумму сроком на месяц. Вечером он передал деньги Антипкиной.

* * *

Он в который раз набирал и набирал номер ее мобильного. «Абонент временно не доступен», – вещал механический голос. «Сука, вот, сука! Кинула, тварь, и смылась.» Завтра истекал срок отдачи заема Дохлому. Он представил себе выражение снисходительной жалости на лице бывшего друга и поморщился. «Хотел, как лучше, а получилось, как всегда». Леон с досады швырнул телефонную трубку в угол дивана. «Что, у меня на лбу написано „поимей меня“? Почему я, а не другие? На той вечеринке еще, как минимум, двое мужиков было неженатых. Черт ее дернул ко мне подойти. А как я, вообще, с ней познакомился? Любка привела меня в этот дом, она должна знать, где можно найти эту стерву». Леон запер дверь и по длинному коридору двинулся к выходу.

Снаружи дом не изменился со времен его детства. Красный кирпич кое – где по углам слегка скололся, но стены, по – прежнему, выглядели солидно и нерушимо. Ступеньки широкой лестницы были отполированы подошвами тысяч ботинок, туфель и сапог. Перила, сделанные в позапрошлом веке, блестели от въевшейся в них грязи. Но внутри давно все прочно изменилось. Не было больше большой коммунальной квартиры, большинство жителей, не захотевших уезжать с привычного места, прикупили соседние комнаты и провели себе воду и канализацию. Так, на всем этаже, образовалось три отдельных квартиры и только у Леона и старухи Архиповны оставались общие коммунальные удобства. На огромной кухне теперь хозяйничали только две семьи: Леон с матерью и Архиповна с дочерью и внучкой. Дочь у Архиповны почти совсем спилась после ухода мужа, а внучка Вика «пошла по рукам» еще в шестнадцатилетнем возрасте. Каждое утро, возвращаясь с «работы», она подмигивала Леону и приглашала расслабиться по – соседски. На что Леон неизменно отвечал, что непременно, только в следующий раз. Выглядела Вика с каждым годом все потрепанней и все хуже одевалась, поменяв норковые шубки на тулупчик из кролика. Машину, которую ей подарил ее первый любовник, какой – то бандюган средней руки, она продала, чтобы оплатить лечение матери от алкоголизма у заезжего шарлатана – целителя. Мать, как пила, так и продолжала пить, и Вика махнула на нее рукой, предоставив родительнице доживать свой век с бутылками в обнимку. Архиповна была совсем старенькой и во всем слушалась свою непутевую внучку, которая запрещала бабушке отдавать свою пенсию на пропой души дочери. Леон знал, что рано или поздно, Вика пойдет по пути своей матери, такая жизнь, какая была у этой, когда – то очень хорошенькой девочки, достанет кого угодно. В душе он хотел, чтобы на пути Вики встретился нормальный парень, который не будет ей тыкать ее прошлым, а увидит в ней любящую, заботливую жену. Но такой все не находился, а девочка все катилась и катилась вниз.

Леон дошел до первого этажа и нажал кнопку звонка первой от лестницы квартиры. В глубине весела «запела» механическая птичка. Его подруга вышла к нему в халате, небрежно накинутом на полное голое тело, сквозь длинный разрез белели подернутые целлюлитом ноги. «Хоть бы в солярий сходила, что ли, белая, как обезжиренная сметана», – подумал он с неожиданным раздражением, вспомнив стройные «шоколадные» ножки соседки Вики. У той круглый год сохранялся загар, полученный естественным путем, без особых усилий и затрат на городском пляже.

– Ты? Что так рано? – спросила любовница, позевывая, она не любила, когда ее поднимали с постели раньше полудня.

Люба, поговорить нужно срочно.

– Заходи, – она повернулась к нему спиной и пошла в глубь квартиры.

«Переваливается с боку на бок, чисто утка, и тапками шаркает, как старуха», – Вика прочно победила в негласном соревновании со своей, более зрелой, конкуренткой. Правда, она и не догадывалась, что Леон отдал предпочтение ей.

Люба прошла прямиком на кухню.

– Кофе будешь?

– Нет.

– А что будешь? Меня? – она зазывно расстегнула халатик. Леона чуть не стошнило. «Как я мог с ней спать столько лет?»

– Нет, то есть потом. Слушай, откуда ты знаешь Тату Антипкину?

– Это кто же такая?

– Ну, ты даешь! Не помнишь, на Восьмое марта мы ходили к твоим знакомым, в соседний дом?

– Помню. К Аське Михайловой.

– Там я познакомился с одной бабой, Антипкина фамилия.

– Ты знакомился, а я при чем?

– Так ты ее не знаешь?!

– Нет! Почему я должна всех знать, кто тогда был у Аськи? Половину из них привел ее тогдашний хахаль, не помню, как его звали, вроде Валентин.

Леон почувствовал, как обрывается последняя ниточка. Где он будет теперь искать эту проклятую бабу?!

– Может, твоя Аська ее знает?

– Может. А тебе она зачем, эта Антипкина?

Леон рассказал своей любовнице, как он, по собственной глупости влез в авантюру с бумагой, которую, как он был теперь уверен, организовала все та же Антипкина. Люба только покачала головой.

– У Аськи я спрошу. Но, скорее всего, это ее привел Валька. А где его искать, я не знаю.

Люба взяла со стола сотовый и набрала номер подруги.

– Привет. Ладно, не бухти, меня саму разбудили ни свет ни заря. Кто – кто. Любовничек дорогой. Он, кто же еще, другим пока не обзавелась, – она рассмеялась сухим, дребезжащим смехом. Леон поморщился. Он не любил, когда о нем говорили в его присутствии, как бы не замечая его самого.

– Ты некую Антипкину знаешь? Нет? Восьмого марта, у тебя. Вот и я говорю, что Валька привел. А как его найти? В Самаре? А ты как его подцепить умудрилась? А, понятно! В охранной фирме. Понятно. Ну ладно. Потом расскажу.

– Ее привел Валька Котов. Он сам из Самары, работает там в какой – то охранной фирме. Познакомились они с Аськой случайно, в магазине, а через месяц он уехал к себе домой. Как его найти, она не знает. Похоже, ты здорово влип, милый. Сколько всего ты должен Дохлому?

– Триста брал. Но он, собака, и прибыль потребует. Всего четыреста пятьдесят. Дашь взаймы?

Леон знал, что у его любовницы эти деньги есть. Она сама недавно проговорилась, что собирается менять жилье на элитное и даже дом показала. Тогда еще со смехом спросила, будет ли он ее навещать по новому адресу.

– Ты что, Леон? Я все вложила в квартиру, сам знаешь.

Он знал, что она врет. Но он и не надеялся, что Любка вот так просто отстегнет ему хоть сотню, она всегда была жадновата, по – торгашески расчетлива и деньги считать умела. Он молча вышел из квартиры любовницы и закрыл перед ее носом дверь, не дожидаясь последнего «прощай».

* * *

– Ну, что будем делать, дружок? – Павел Дохлов смотрел на Леона, поигрывая последней моделью сотового телефона.

– Я отдам долг, дай мне время.

– Время – деньги, сам понимаешь. Да и откуда ты собираешься их брать?

Леон сидел напротив Дохлого в его шикарном кабинете и проклинал тот день, когда ему пришла в голову дикая мысль, взять у того денег. Думал, если выросли в одной квартире, так он и простит ему, если что. Так не простил, сволочь, еще и проценты собирается накрутить. Нужно как– то протянуть время.

Как классически его развели! И кто! Баба, страшная как смерть, пропахшая пивом и дешевыми сигаретами. Он все – таки ее разыскал, спасибо Аське, помогла. Той позвонил тот самый Валентин, он приехал в Оренбург на несколько дней и решил не искать себе новую подругу, а завалиться к старой, проверенной. Аська не поленилась, расспросила его об Антипкиной и выяснила адрес квартиры, которую та снимала. Антипкина оказалась приезжей, из какого – то захолустного городишки на юге страны. Леон поехал наугад и поймал ее прямо в дверях, она явно собиралась сваливать с этой квартиры. Выглядела она натурально бомжихой, мальчишка, который стоял рядом с ней, был тощим и каким – то болезненно бледным. От Антипкиной одуряюще воняло перегаром, или выпитой на «свежие» дрожжи, бутылкой пива. А, ведь, когда она встречалась с ним по делам, была трезва, как стеклышко. Зато теперь, похоже, не просыхает. Увидела Леона, испугалась, заголосила. Стала глазки закатывать, слезы лить, мальчонку вперед толкала, чтобы жалость вызвать. Плакала, что и ее кинули. Пока они выясняли отношения, в подъезд вошли два «качка» и прямиком двинулись к ней. Не обращая внимания на Леона, один из них с ходу врезал ей в зубы. Пинком затолкнул ее и ребенка в квартиру, вдернул туда за руку и Леона и захлопнул дверь. Выяснив, по какому вопросу тут находится Леон, он молча кивнули ему на дверь, попросив больше к ней не ходить. Долгов на бабе было немерено, и Леон был самым последним в очереди, по – любому, ему ничего не достанется. Не у одного Леона она занимала и всем писала расписки. Леон вышел из обшарпанного подъезда и присел на скамейку рядом с дремавшим старичком. Он сидел и думал, куда же она столько набрала? Живет на съемной квартире, пьет дешевое пиво, одета в ширпотреб с вьетнамского рынка. Потом понял. Стоит за ней кто – то. И достать его трудно. Вернее, лучше не доставать. Целее будешь.

– Ну, что молчишь? Сроку тебе месяц, не отдашь, придется отрабатывать.

Дохлый усмехнулся и жестом показал на дверь. Леон с ненавистью глянул на друга детства.

– А смотреть так сурово на меня не надо. Помню я этот твой взгляд, еще с прошлой нашей встречи. Хотел чистеньким по жизни прошагать? А Паша для тебя чем – то вроде подпорки стать должен? Не получиться. Я, конечно, где – то благодарен тебе, без тебя бы мне десятилетку не закончить. Только в жизни, Леончик, больше важна другая школа. В ней либо выживешь, либо тебя растопчут. Меня не растоптали. А сейчас я сам, кого хочешь, в дугу согну. Вот и ты, кандидат каких – то там наук, будешь на меня работать. Только ученые степени твои тебе не пригодятся. В лучшем случае приставлю тебя к кофеварке, станешь моих ребят кофеечком баловать. Что, не хочешь? Ищи денежки. А то могу твой долг цыганам продать. А они тебя на «работу» пристроят. Это наркота, дружок. Опасно и страшно. Да и конец известно какой: либо прирежут, либо сдохнешь от «передоза».

Леон вышел от Дохлого на негнущихся ногах. В висках стучало, перед глазами плыли круги. «Я не смогу вести машину, точно куда-нибудь врежусь. Но может, оно и к лучшему: нет человека, нет проблемы», – подумал он и завел двигатель.

Глава 3

Глаза не открывались. Въедливый звук будильника пытался пробить пелену полузабытья. Снились цифры. Вполне определенный набор цифр, похожий на номер. Этот номер, надвигаясь из ниоткуда, оказался прикрепленным к бамперу автомобиля. Из машины вышел плечистый, высокий мужчина с коротким ежиком волос на голове. Лица было не разглядеть. Вслед за ним, сначала аккуратно поставив на асфальт ноги в модельных туфельках, выпорхнула миниатюрная женщина. От пары «исходило» свечение двух влюбленных друг в друга людей. «Это же Дашка!», – подумала Ляля и открыла глаза. Ошметки, брызги этого сна таяли и исчезали под дрожанием солнечных бликов, а она старалась вспомнить, что-то важное в нем. Машина, да, ей снилась машина, с номером 273. Лялька потянулась за блокнотом и ручкой. Сверху, на приклеенных ярко-желтых листочках, уже была одна запись. Этот номер приснился ей прошлой ночью. Обычно на этих листочках она записывает дату и время очередной клиентки, но эти цифры явно напоминали номер телефона. Что все это значит? Или ничего? Она подумает об этом потом, вечером, или завтра. А сейчас хорошо бы начать день.

Холодильник почти пуст, плита залита кофе. Муж наверняка одновременно общался по телефону и пытался изобразить завтрак. Где-то внутри нее пискнул голосок раскаяния: нормальная жена встает раньше мужа. Вкусные бутерброды, чистая рубашка, носовой платок и прощальный поцелуй в коридоре под «фонариком»– вот так раньше и было. Этот фонарик из кованного темного металла был «символом». Первая совместная покупка из первых, заработанных инженерным трудом, денег. Зарплата – смех и слезы, и этот светильник стал их точкой отсчета будущей «роскошной» жизни. Позже друзья, скинувшись из таких же смешных зарплат, подарили им зеркало в тяжелой, с витиеватым рисунком, оправе. Оно чудно освещалось фонариком, и их крохотная прихожая, обитая красным кожзаменителем, стала похожа на шкатулку с подсветкой. Тогда казалось, что они с Сашкой просто везунчики. Поженились – и отдельная квартира. Работа в двух шагах от дома: его завод и ее институт. Студенческая жизнь плавно перешла в семейную. Те же вечеринки и толпы друзей по субботам, ноль врагов. Через год она родила Кирилла, а еще через год – Марго.

За двадцать два года они переезжали два раза. Меняли мебель, но фонарик всегда занимал свое место у зеркала в прихожей. Это было нечто, за что цеплялась их изменчивая, разбитая и заново склеенная семья. Лялька «вернулась» из воспоминаний. Как получилось, что ее, Лялькина жизнь стала такой «отдельной»? От мужа, сына и дочери. Сашка, худой, даже тощий, с кудрявых волос на голове, превратился в Александра Ильича с солидным «авторитетом» в районе живота. Марго, вдоволь покуролесив в юности, и прибавив седых волос родителям, в двадцать лет вышла замуж, родила сына и ревностно охраняет свою новую взрослую жизнь. Ляльке там отводится место «бабушки по вызову». В остальное время – свободна. И даже Кира, «Лялькин ребенок», неделю назад заявил, что переезжает жить к своей девушке. Спасибо, поставил в известность. Кто она? Лялька пыталась пригласить ее на «смотрины», но получила в ответ загадочную фразу: «Не грузись, тебе она не понравится». Пришлось проглотить и это.

Так они остались вдвоем в пяти комнатах – Лялька и Александр Ильич. Она так и не стала Еленой Владимировной. Домашний зверек – Лялька. Из-за маленького роста и отсутствия «пышностей» никто ее не звал даже Леной. Подруги приходили к ней, когда им нужно было «сбросить негатив», а их мужья звонили, просто чтобы позвонить. Их дети прибегали «перехватить сотню» и рассказать об очередной «катастрофе» в жизни. Все сходились на том, что Лялькин голос успокаивал, Лялькин чай лечил, а Лялькин совет в всегда был в точку. Лялькина «нужность» была причиной ревности мужа. Он ревновал ее к подружкам, к их мужьям, их детям, подругам подруг и прочее, прочее.

К нему никто не бегал «на чаек». К нему почтительно обращались с просьбами, передавая «челобитные» опять же через Ляльку. Он помогал чем мог, скорее из нежелания быть «плохим». Ему хотелось если не восторженной благодарности, так хоть признания его заботы. Но все доставалось Ляльке. И он опять ревновал. Как-то тихо и ожесточенно. Лялька чувствовала кожей это его состояние, и старалась уйти, стать неслышной и «прозрачной». Удавалось не всегда. И тогда на их мирное жилище обваливался скандал. Муж кричал на Марго, раздавал подзатыльники Кириллу. Но ни разу не тронул Ляльку. Только косил на нее глаз. Глаз был круглым и мутно-голубым от бешенства. И это было страшнее, чем, если он бы ее ударил. У Ляльки в животе становилось холодно, холод расползался по всему телу, ноги и руки становились неподвижно ледяными. Увидев «похолодевшую» Ляльку, он как-то быстро успокаивался и садился к телевизору.

Лялькины воспоминания прервал дверной звонок. «Кто – то из наших», – подумала она, отодвигая задвижку. За дверью стояла ее сестра Галина.

– Галочка, заходи.

– Вот, вырвалась на часок, кофейком угостишь?

– Без вопросов.

– Пришла посплетничать. Мой Голованов пристал с шашлыками, они с Соколовым совсем заработались, уже и по выходным пашут. Юрка выдохся, а твоему, хоть бы что. Поедем в Лесинки?

– Не знаю, как Сашка.

– А что Сашка? Раньше такие вопросы ты решала без его высочайшего дозволения, а он принимал это, как факт. Не пойму, что у вас с Сашкой происходит? Вроде, все как всегда, а сердцем чую, какая – то кошка между вами пробежала.

– Никаких «кошек». Похоже, мы просто устали друг от друга. С тех пор, как Кира уехал, у нас в квартире мертвая тишина. Сашка – в компьютере, я – в телевизоре. Не то, чтоб не о чем поговорить, просто как – то лень. Мои дела его не интересуют, а в его я уже давно не вникаю.

– Может вам съездить куда?

– Не уверена, что это поможет. Нужна какая – то встряска, кардинальная.

– Ага, давно проблем не было!

– Ну, не знаю. Слушай, я тебе сейчас покажу одну интересную книжку, мне одна девушка из Оренбурга подарила. Выпущена к юбилею города. Открывай, где закладка.

Галина осторожно раскрыла толстый альбом. С портрета на нее смотрела красивая женщина в старинном платье.

– Ой, это же тетя Аня!

Лялька рассмеялась.

– Вот и я сначала так подумала. Ты прочти подпись.

– «Анна Владимировна Печенкина». Это что же, наша прабабушка?

– Она. А теперь внимательно посмотри на ее украшения.

– Лялька, с ума сойти! Это же наши побрякушки. Вот мамины серьги, а вот твое кольцо и заколка.

– Точно. И колье и браслет.

– А еще что-нибудь написано?

– Очень мало. Так, общие сведения, то, что и нам известно.

– А про украшения?

– Ничего. А портрет этот где сейчас?

– В городском музее.

– Что делать будем? Нужно же что то делать!

– Нужно. Моя мать всегда была уверена, что эти украшения имеют какое – то отношение к завещанию ее деда.

– И моя в этом уверена. Но завещания никто не видел.

– Вот именно.

– По – моему, нужно ехать в Оренбург. Не может быть, чтобы историки, которые составляли этот альбом, ничего не знали.

– Давай для начала с нашими мамами посоветуемся. Они наверняка что– то знают.

– Приезжайте в пятницу на дачу, захватите тетю Аню, там и поговорим все вместе.

– Ладно. Мясо привезем, остальное за вами. Не знаю, матушка сподобится ли, но попробую уломать, ты же знаешь, как она «любит» Соколова!