Текст книги "Визит из преисподней"

Должно быть, рукопожатие, которым я обменялась со своим клиентом на прощание, было отчасти согрето этими мыслями, потому что его глаза чуть расширились, в них появилось какое-то новое выражение. Поздно, Олег Николаевич! Поздно…

Он сказал еще, что его дом всегда открыт для меня, и эта дача тоже, и его рабочий кабинет в «Бутоне» («Пока еще он мой!»). Мог бы этого и не говорить: я и так войду, когда будет нужно. Но все равно мне было приятно.

Я медленно поднималась на второй этаж по поскрипывающей лестнице, размышляя обо всем, что случилось, и о том, что еще должно было случиться. Из кухни до меня донесся голос Натали, отдающей мамочке распоряжения насчет обеда. Ступив на верхнюю ступеньку, я, повинуясь какому-то шестому чувству, повернула не направо, к своей комнате, а налево – к комнатам хозяев. Не знаю уж, как обходились супруги в своей городской, всего-навсего четырехкомнатной квартире, а здесь, на кушумской даче, у них были разные спальни. Дамы в кухне, Олег у себя в кабинете, стало быть, наверху никого…

Шестое чувство продолжало мною руководить, и я осторожно повернула бронзовую ручку Натальиной двери. Дверь мягко подалась, я незаметно для себя самой оказалась в комнате. Для приличного обыска времени нет, но чем черт не шутит… В подобных ситуациях надо уметь сосредоточиться на главном. Мой наметанный профессиональный взгляд, пропустив, может быть, тысячу назначительных деталей, сразу остановился на этом главном: на роскошном старинном комоде красного дерева стояла маленькая сумочка из крокодиловой кожи. В два прыжка я достигла комода и запустила в нее руку. Так… пудреница… помада… И то и другое явно из магазина «Ив Роша», но это-то как раз подозрений не вызывает. Пузырек аспирина, полупустой… Носовой платочек, расшитый китайским шелком и благоухающий «Шанелью»… Прозрачная одноразовая ручка с черным стержнем: фу, какой примитив, могла бы обзавестись чем-нибудь более классным. Ага, вот! Если и в этом крокодиловом кошельке ничего интересного – значит, все впустую.

– …Ах, мама, подожди, я сама! Только поднимусь за таблеткой…

Она уже на пороге кухни! Живей, живей… Несколько сторублевок, небольшая пачка десяти – и пятидесятидолларовых купюр – негусто. Какая-то мелочь… Телефонные жетоны? Зачем они ей, у нее же повсюду телефоны… А это что тут, в потайном кармашке – визитка? Нет, просто белая карточка, чистая – только какой-то городской номер телефона. Записан от руки, красивым округлым почерком. И, похоже, этой самой примитивной ручкой… Ну, хоть что-то!

Обидно было бы сматываться с пустыми руками.

Смоталась я как раз вовремя: лестница скрипела уже самыми верхними ступеньками. На мое счастье, туалет с ванной размещались в этом же левом крыле. Я бесшумно нырнула за дверку с изображением писающего малыша и, чтобы у хозяйки не осталось никаких сомнений, мурлыча какой-то мотивчик, нажала кнопку сливного бачка.

Если до сих пор у меня оставались еще сомнения – вернуться в город пораньше или подождать Григория, а заодно и прогуляться к майдану, – то теперь они отпали. Мне не терпелось позвонить по телефону, записанному скорее всего рукой Натали. Это где-то в центре. Может быть, всего-навсего ее портниха или парикмахерша, но такой номер давно следовало бы занести в записную книжку и даже знать наизусть. Словом, хромой татарчонок пока подождет. Что-то подсказывало мне, что я обязательно вернусь в Усть-Кушум, и очень скоро.

Собственно, а почему бы не бросить напоследок мои кости? Что-то давно я не гадала за всеми этими событиями, а вопросов накопилось – ой-ой-ой…

12+21+25.

Превосходно! «Наказание лжецу не в том, что ему больше не верят, а в том, что он сам не может никому верить…»

Хотелось бы еще получить хоть ма-аленький намек, кто же у нас тут лжец. Но, наверное, я прошу слишком многого.

Через полчаса я окончательно простилась на крылечке с хозяевами – теперь уже со всеми сразу. Улыбка Натали была на этот раз вполне искренней, а Марь-Тарасовна, подвязавшая своих драконов клетчатым фартуком, даже посетовала, что же это я не остаюсь к обеду. Единственный из двуногих, кто был опечален моим отбытием, просто сказал: «До свиданья, Танечка!» – и грустно улыбнулся. Наверное, он чувствовал, что вместе со мной от него отдаляется последняя отчаянная надежда, его «соломинка утопающего».

Пудель Барри тоже грустно улыбнулся мне, но ничего не сказал – только ткнулся сухим и горячим носом в мою ладонь, когда я опустила ее на розовую кудрявую голову пса…

Конечно же, у Бутковских не было расписания дачных автобусов – этот вид транспорта не для них, мне пришлось больше получаса проторчать на остановке. Если не брать в расчет эту маленькую неприятность, то добралась я до города тихо и спокойно: мне только два раза наступили на ногу, один раз пихнули локтем в живот, один раз стукнули сумкой по голове и чуть не сорвали с меня майку концом рыболовной удочки. Впрочем, я все равно заняла место у окна с теневой стороны, а дальше – оставалось только смотреть в окно. И думать…

В начале третьего я ввалилась в свою квартиру, где в потоках солнечного света плясали пылинки, и первым делом, отдышавшись, подсела к телефону.

– Фотоателье «Бриз», – ответил женский голос после третьего или четвертого гудка.

Пожалуй, меньше всего я ожидала этого. На всякий случай я изменила голос:

– Добрый день, девушка, я хотела узнать – вы сегодня работаете?

– Работаем. До девяти.

– Спасибо! – Я быстро дала отбой.

Вот что значит борьба за клиента: воскресенье – и до девяти вечера! Выходит, времени у меня хоть отбавляй, можно немного расслабиться.

Адрес «Бриза» мне узнавать не требовалось: я частенько хожу мимо этой забегаловки. И каждый раз – с одной и той же мыслью: ну где они выкапывают такие названия? Фотоателье – и вдруг «Бриз»! Намекают на качество своей продукции, что ли? В общем, это на Вольской – почти на пересечении с «Арбатом». Бойкое место! На всякий случай я проверила адрес по телефонному справочнику: так и есть. Только номер другой – наверное, недавно сменился, у нас это мигом…

Расслаблялась я, однако, недолго: лучше уж было покончить с «Бризом» пораньше, не дожидаясь девяти. Да и разве о таком «расслаблении» мечтало мое измученное тело!.. Короче, было всего-навсего около шести, когда я толкнула застекленную дверь под четырьмя массивными золоченными буквами, обозначающими легкий ветерок. Перед этим я не отказала себе в удовольствии понаблюдать, какое впечатление произвела на группу низкорослых лиц кавказской национальности, болтавших на своем наречии в двух шагах от означенной двери. У одного из них вывалилась из-под усов сигарета, но он этого не заметил… В общем, они готовы были последовать за мной, словно крысы за волшебной дудочкой. Но волшебство было недолгим, потому что дверь с приятным перезвоном закрылась за моей спиной, и я оказалась в маленьком помещении, сплошь увешанном образцами здешней продукции, – типичной приемной типичного фотоателье.

Из-за светонепроницаемых штор в противоположном конце комнаты доносились тихая музыка, мужское воркованье и женский смех. Да, похоже, здесь борются за клиента всеми доступными способами!

– Чего вы хотели?

Я не сразу заметила девушку за высокой стойкой-барьером: ее лицо показалось мне одним из фотопортретов, украшающих стену за ее спиной. Оно было таким неживым и таким же ненатурально ярким от избытка косметики.

– Здравствуйте! – Я небрежно оперлась о барьер и улыбнулась холодно, но вежливо – так, как улыбается светская дама, разговаривая с прислугой. – Девушка, я хочу спросить у вас кое-что. Это касается одной моей старой знакомой. Мне сказали, что она ваша постоянная клиентка, часто здесь бывает. Я ее давно не видела и хочу разыскать. Натали Бутковская. Знаете такую?

– Не припомню.

Она смотрела на меня ничего не выражающим взглядом. Я порылась в сумочке и показала ей из-за барьера уголок пятидолларовой купюры. В ее бесцветных глазах появился зеленоватый отблеск баксов.

– Постойте… Бутковская? Кажется, я знаю, о ком вы говорите.

Купюра исчезла за барьером.

– Она не наша клиентка… теперь. Но она была здесь на днях. По другому делу.

– По какому же?

Девица выжидательно смотрела на мои руки. В них появилась еще одна пятерка, которую постигла та же участь.

– Она сказала, что на наш адрес для нее должно прийти письмо. Очень важное.

– Это она так сказала?

– Да.

– Она говорила об этом с вами?

– Да.

– Сказала, что…

Я профинансировала ожидаемую информацию с особой щедростью – десятью баксами.

– Она сказала, что это условия контракта, который она должна подписать. Очень выгодного. Она ведь бывшая фотомодель и собирается опять работать.

– Вот как?

– Она так сказала.

– Откуда придет письмо? Это она вам говорила?

– Нет. Просто сказала: «Придет конверт на мое имя». И все.

– Когда это было?

– Что? – Она сделала вид, что не поняла. Затем попыталась опять поиграть в молчанку, но нервишки не выдержали:

– В пятницу…

Мое сердце застучало сильнее, но я уточнила совершенно спокойно:

– В прошедшую пятницу? Шестого июня?

– Да.

– В котором часу это было? – Я помахала перед ее носом еще одной десяткой.

Неужели повезет еще раз?..

– Подождите… Это было после обеда. Но во сколько?.. – На ее низком лобике отразились мучительные усилия.

– Да, точно! Она пришла прямо перед пятью часами.

Мне стоило большого труда не вытрясти из девицы всю душу!

– Перед пятью? Вы в этом уверены?

– Теперь – да. Через минуту или две после того, как она ушла, пропищало радио – у нас приемник был настроен на «Маяк». Потом началась какая-то мусульманская программа, и Рафик унес транзистор к себе.

– Как долго Бутковская была у вас?

– Минут пять, не больше. Поговорила со мной и ушла.

Так, значит, Натали покинула Сонечку Карленко не в половине шестого, как заявила, а по крайней мере на час раньше!..

Я выяснила также, что одета мадам Бутковская была в шикарный красный с черным костюм. Моя собеседница сообщила, что нечто подобное она видела в какой-то витрине на проспекте с ценником полторы тысячи долларов.

– Кто-нибудь еще слышал ваш разговор? Этот ваш Рафик, например?

– Нет, он как раз занимался с клиентом. Никто не слышал.

– Бутковская предупреждала вас, что вы никому не должны говорить о вашем разговоре?

Она смешалась.

– Так предупреждала или нет? Живее!

– Да…

Ну, хватит. Пора брать быка за рога. Вернее, телку, ну да все равно!

– Как тебя зовут, милая?

– Ольга.

– Идем, Оля, сядем здесь. – Я махнула в сторону двух кресел, стоящих в углу, по бокам заваленного журналами столика. – Нам надо поговорить.

Усевшись в кресло, я с сомнением покосилась на черные шторы. Но оттуда, кроме музыки, слышалось теперь уже только сдавленное пыхтение, и я поняла, что с той стороны шпионы нам не угрожают.

– Там ничего не слышно, – подтвердила Ольга, заметив мой взгляд.

– Так вот, Оленька. Ты вляпалась в скверную историю. И втянула тебя в нее Натали Бутковская.

Ее водянистые глаза расширились. Я продолжала:

– Никакая я не ее подруга, слава Богу. Я частный детектив, зовут меня Татьяна. Но ты забудешь об этом сразу же, как только выполнишь мою просьбу, ты поняла? Это в твоих же интересах, детка. Если у тебя ненароком опять развяжется язык, как сегодня со мной, то следующим заходом к тебе придут из ФСБ. И спрашивать они будут не так вежливо, как я, и баксов тебе не дадут. Ты все поняла? – снова с нажимом спросила я.

Она смотрела на меня не мигая, язык у нее, как видно, прилип к гортани, но головой она все же кивнула.

– Надеюсь, ты понятливая девочка. Теперь слушай внимательно. Как только придет это письмо, ты отдашь его Бутковской, как вы и договорились. Но сначала его прочту я.

– Но как же…

– Тихо! Ты позвонишь мне вот по этому телефону, – я дала ей свою карточку, – я заберу письмо на полчаса, не больше, и верну его тебе в лучшем виде. Комар носа не подточит! После этого можешь смело отдавать конверт адресату. Сколько она обещала тебе за услугу?

– Пятьдесят долларов…

Я усмехнулась. Маленькая лгунья! Вряд ли больше двадцатки.

– Пусть так. Если сделаешь все, как я сказала, получишь от меня еще сотню. Но если я не заполучу это письмо – пеняй на себя! Я уже сказала, что тебя тогда ждет. Не будь дурой, Оленька. Мой телефон запомнишь и визитку уничтожишь или спрячешь в такое место, где ее никто не найдет. Словом, ни одна живая душа не должна знать, что я здесь была и о чем мы говорили. Тебе все ясно?

– Да…

– Все сделаешь?

– Да. Я сразу позвоню.

– Ну вот и лады. Да, еще… Этот Рафик – он кто?

– Фотограф… – Она посмотрела на меня удивленно.

– А я думала, каскадер! Я не про это. Кто по национальности? Татарин, что ли?

– Нет, азербайджанец.

– С Натали он знаком? С Бутковской то есть.

– Не знаю… Нет, наверное. Рафик тут недавно, всего год. Здесь раньше был другой фотограф, Женя Шпак. С ним Наташка и работала, пока не отхватила миллионера. Давно – лет пять-шесть назад.

– И куда этот Шпак подевался?

– Уехал в Израиль. А контору продал Рафику.

– И что же, ты, стало быть, тут уже давно обретаешься?

– Седьмой год…

– Значит, ты помнишь Наталью еще с той поры?

– А то! Когда я пришла, она у Женьки была лучшей моделью.

– Небось порнушку снимали втихаря, а?

– Ну-у… Почем мне знать? Меня туда не больно приглашали, за шторы-то. Наше дело маленькое: сиди да квитанции выписывай.

– Ясненько. А после Натали часто сюда заходила? Ну, уже когда стала Бутковской?

– Нет. Один раз только, в самом начале. Прошла сразу к Женьке, и они заперлись. По-моему, они там поцапались тогда.

– Откуда знаешь?

– Да уж догадаться было нетрудно. Орали друг на друга еще как…

– Что орали-то? Неужто не подслушала?

– Они музыку включили громко… Ну вот, а минут через двадцать Наташка пулей вылетела оттуда, вся в красных пятнах. И больше я ее никогда не видела. Ну, я имею в виду, до самой этой пятницы.

– А Шпак не рассказывал после, в чем было дело?

– Ну! Разве он скажет. Женька был тот еще фрукт…

– А вы с Натали разве не дружили в то время? Я гляжу, ты ее не очень-то любишь…

– А за что мне ее любить? Скажешь тоже: дружили… Да она со мной еле-еле здоровалась! Всегда нос драла. Нет, у нее своя компашка была – разные крутые… – Ольга произнесла это с плохо скрываемой завистью.

– Что за компания? Помнишь кого-нибудь?

– Нет, правда не помню. Эти ребята сюда почти и не заходили. Я только видела, как иномарки подкатывали. Наташка садилась, да и другие девчонки, которых Женька снимал. Один, правда, заходил раза два или три… К Шпаку.

– Что он собой представлял, этот тип?

– Ну маленький такой, щуплый. На вид – лет двадцать пять – двадцать семь. Волосы светлые, остроносый, остроглазый. Родинка на щеке, большая. Ехидный такой… У нас про него еще болтали, что это какой-то крупный блатной авторитет. А по виду я б не сказала… Ну вот, Наташка тогда была с ним. Это все знали.

– А как его звали?

– Как звали? А черт его знает… А, вспомнила: Артистом его называли.

– Артистом? Что – на самом деле был артист?

– Да почем я знаю! Кликуха была такая, а кто он, что он… Наташку свою спроси! Может, она помнит. А то такая дама стала – фу-ты ну-ты…

Я поняла, что девица выложила мне все, что знала. И так было слишком много – для маленькой-то бумажки с номером телефона… В качестве компенсации за моральный ущерб я подарила ей еще десять баксов и на прощание опять пожелала быть умницей. Она заверила меня, что не подкачает. Уже в дверях я остановилась:

– Слушай! А этот твой теперешний Рафик – он, часом, не хромает?

– Не-ет… А что – должен?

Наверное, она решила, что у меня окончательно поехала крыша.

Ну, нет так нет. И дай ему Бог здоровья! Судя по звукам, доносившимся из мастерской, здоровья Рафику требовалось много.

Да, тут было о чем подумать. Но что, если я и в самом деле щедро расплачусь денежками Бутковского всего лишь за предложение его жене сниматься для какого-нибудь мужского журнала?.. Вот будет здорово! Только ведь он-то просил меня раздобыть совсем другие доказательства.

Я вернулась домой и весь остаток вечера готовилась к завтрашнему понедельнику, который обещал быть особенно тяжелым. И ждала…

Он позвонил почти в одиннадцать, когда я совсем было отчаялась.

– Татьяна! Что же вы убежали так быстро? Я вернулся, а вы уже – фьють…

Ну наха-ал! Он даже не назвался: уверен, что я его узнала!

– Я только что привез их из Кушума, – продолжал Григорий. – Мне очень надо с вами поговорить. Я сейчас приеду… Можно?

Несмотря на это «можно», он не спрашивал, а утверждал. Да он просто смеется надо мной! Да чтоб я впустила такого!.. Предатель! Плейбой!

– Приезжай…

Не прошло и десяти минут, как в прихожей раздались два коротких звонка. Так звонит, возвращаясь домой, муж или старый друг.

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, как и вчера. И, как вчера, пристально смотрел мне в глаза. Но теперь в этом взгляде я прочитала все, что сейчас произойдет…

– Ты что, собираешься говорить со мной через порог?

Он усмехнулся:

– Да нет, не получится. Разговор будет до-олгим…

С этими словами он извлек из-за спины роскошный букет. Красные розы – эмблема любви – были окутаны романтической бледно-розовой дымкой каких-то мелких нежных цветочков… Боже мой! Я уже забыла, когда мне последний раз дарили цветы в качестве прелюдии к сексу. Как-то без этого обходимся… Ну, Орлов, ты даешь!

Я, однако, и бровью не повела: пусть думает, что меня этим не удивишь.

Вслед за розами явился пакет, из которого торчали две серебряных шампанских головки, хвост ананаса, огромная коробка «ассорти» и что-то там еще… Значит, когда он мне звонил, он уже полностью экипировался для свидания и был где-то рядом с моим домом. Он нисколько не сомневался, что я на месте и жду его! Ну и тип…

А «тип» скромно потупил глаза:

– Я тут подумал, что неплохо было бы отметить начало нашей совместной профессиональной деятельности. Что скажете, детектив? По-моему, нам просто необходимо выпить за удачу общего дела!

– Всему свое время. Кажется, ты хотел поговорить?

– Почему – «хотел»? И хочу… – он выдохнул это уже у самого моего уха. – Если б ты знала, как хочу!..

– Ну так говори…

В течение нескольких последующих минут он был очень красноречив. Правда, без единого слова. Я слегка опомнилась только тогда, когда к концу этого страстного «монолога» на мне не осталось почти никакой одежды.

– Ах ты!.. Да как ты?.. – Его губы мешали мне говорить. – Да подожди ты! Ты спал с Натали? Отвечай, плейбой несчастный!

– С Натали? – Он отстранился, крепко держа меня за плечи, посмотрел серьезно: – С чего ты взяла?

– Да или нет? Отвечай как на духу?

– Ах, так это допрос!.. Нет, мой дорогой детектив. Не был, не состоял, порочащих связей не имел. Слово даю.

– Поклянись!

– Зачем? Тебе мало моего слова?

– Говорю, поклянись – самым дорогим!

– Ну хорошо, если ты хочешь – клянусь. Клянусь тебе… жизнью Антошки, что я не спал с его матерью. Никогда. Теперь веришь?

– Теперь верю. Но почему тогда Натали…

– К черту Натали! – зарычал Григорий. – Ни слова больше о ней! Она – приличная стерва, но об этом после. Все, что ты хочешь знать, я расскажу тебе потом. Не сейчас… Сейчас я хочу тебя!.. Понимаешь?..

Он подхватил меня на руки и безошибочно понес к дверям спальни, как будто всю жизнь ходил этой дорогой.

– Гришка, забрось шампанское в холодильник… – пропищали остатки моего жизненного практицизма…

…До шампанского очередь дошла лишь во втором часу ночи, когда мы решили наконец взять небольшой тайм-аут в нашей «совместной профессиональной деятельности». Гриня лежал рядом со мной, медленно, с наслаждением потягивая вино из запотевшего бокала. А я посматривала то на него, то на холодное серебряное око, глазевшее на нас из-за окна со своей высоты. Ага… Вот же тебе, «луноликая»! Сегодня ты мне не опасна. Смотри и завидуй! Вот он какой у меня… Орел!

– Слушай, – неожиданно сказал мой напарник, – этот мужик… Ну, который в субботу к тебе затесался, с клубникой… Ты его знаешь?

– Первый раз видела. И, надеюсь, последний. А что это ты вдруг про него вспомнил?

– Да так. Чудно… С чего бы это вдруг его занесло именно к тебе? Я думал – может, сосед или просто знакомый какой… Смотри: допустим, забрел алкаш с улицы в первый попавшийся дом, надо ему на сто грамм заработать. Куда от ткнется? Да, конечно, на первый этаж, от силы до второго дойдет. А там – его или вытолкают в шею, или кто-нибудь сжалится, даст на опохмелку. А твоя квартира аж на шестом этаже!

– В самом деле… Я об этом и не подумала.

– Так ты его никогда раньше не видела?

– Да нет же, говорю тебе! Вот пристал! Про Натали говорить нельзя, а сам про какого-то алкаша заладил…

– А вот у меня такое чувство, что я с ним где-то встречался. Что-то смутно знакомое… Странно, да?

– Господи! Да ты мог встретиться с ним у любого гастронома, в любой подворотне! Их таких – как собак нерезаных, и все на одно лицо… Гринь, а Гринь! Что-то ты дело забыл… Или притомился, казак?

– Проверь.

Я просунула руку ему под живот, он приподнялся на локтях, чтобы мне было удобнее:

– Ну как?

– Да вроде все о'кей…

– А ты сомневалась? Нет, детектив, Гришку Орлова крокодил не съест!

– Какой крокодил?

– Ты не знаешь? Тост есть такой старый.

– Что-то не припомню. Наливай.

– Значит, так. Поймал крокодил в Африке одного белого охотника. Но сразу есть не стал – был сыт и в игривом настроении. Говорит: «Видишь, сюда идет девушка? Ты должен выполнить три ее желания. Если выполнишь – отпущу, а нет – не обессудь, съем». Вот прекрасная туземка приблизилась к ним, и охотник спросил ее, чего она хочет. «Я хочу тебя!» – ответила девушка. Это желание было тут же исполнено. «А твое второе желание?» – «Я хочу тебя!» И это желание было исполнено, хотя и без прежнего блеска. Но третье желание девушки – а о нем легко догадаться! – исполнено не было, и конец у этой истории был печальный… Так выпьем же за мужчин, которых не едят крокодилы!

Я расхохоталась. Старье, конечно, но он это так здорово рассказал! Да уж, язык у него подвешен так же неплохо, как и… все прочее…

– За это – всегда с удовольствием! Ай!.. Гришка, что ты делаешь?! Не порти продукт!

– Не пищи. Сейчас натру тебя ананасом, полью шампанским и всю ночь буду медленно облизывать.