Текст книги "Любовь по порядку"

– Папа, это сувенир!

– По-твоему, раз сувенир, значит, работать не должен? Зачем он тогда?

Была у тебя хорошая профессия. Старалась бы, стала бы настоящим ученым. Уважаемым человеком. А ты за легкими деньгами погналась. Ведь диссертация была готова. Защитила бы, получила кандидата наук. Совсем другое дело. А сейчас стыдоба одна.

То, что я – заместитель директора по маркетингу и рекламе, – для него пустой звук. Слово «маркетинг» ему непонятно, а слово «реклама» действует на моего родителя, как красная тряпка на быка. Он ее столько по телевизору насмотрелся, что теперь считает это явление главным врагом человечества. Я при нем вообще стараюсь о рекламе не упоминать.

Вот и живем мы с папой в двух разных измерениях. Он – в своем, которое зиждется на принципах и реалиях из прошлого. Все точки отсчета у него оттуда. А я живу здесь и сейчас. И как бы мы ни любили друг друга, нам порой крайне трудно договориться.

Мама моя умерла пятнадцать лет назад. Мы остались вдвоем, и папа привык опекать меня. Для него мне не сорок один и даже не двадцать пять, а лет эдак от силы пятнадцать. Он же сам – глава семьи. И это несмотря на то, что я уже давным-давно нас обоих обеспечиваю. Его пенсии нам не на многое бы хватило.

Тем не менее он у нас глава семьи и принимает все решения. Я по давно заведенной традиции отдаю ему всю зарплату. Поначалу она была маленькой, затем начала расти, однако родитель мой наших месячных расходов не увеличивал, фанатично экономя на любой мелочи и откладывая излишки на черный день. Папа сам тогда тоже еще работал.

Я получала одно повышение за другим, и нужно было соответствовать новому положению, однако с папой это не представлялось возможным. Мы по-прежнему жили в режиме жесточайшей экономии, практически согласно официально установленному государством прожиточному минимуму: пальто на семь лет; пара колготок на год, три пары трусов на два года и еще что-то в подобном духе.

– Зачем тебе новые туфли? – искренне удивлялся мой дорогой отец. – У тебя еще целы те в которых ты ходишь. Правда, зимние сапоги развалились. Пойдем покупать. Я тут присмотрел магазинчик на нашем рынке. Отечественные. Совсем недорого, и сноса им не будет. Подошва хорошая, устойчивая, толстая. Как раз для нашей зимы.

– Папа! Не могу я на работе в таких появиться! Меня уволят!

– А ты придешь, и сразу сними. Поменяй на туфли.

– Туфли уже тоже неприличные.

– Да я ведь тебе каблуки подкрасил и набойки новые сделал.

– Не могу я ходить в одних туфлях и в одной юбке! Пойми: я хоть и маленький, но начальник. Я зарплату хорошую получаю, в частности, для того, чтобы могла прилично одеваться и не портить имидж компании.

– Что ты им можешь портить? – искренне недоумевал он. – Аккуратная, чистая, строгая. Не то что нынешние финтифлюшки. – Он поморщился. – Глаза накрасят, коленки голые наружу. Срам один. Вот они-то как раз твой имидж и портят.

– Папа, тебе хочется, чтобы меня уволили? Мне, между прочим, уже намекнули. Пора, мол, гардероб сменить.

Только после этого папа, скрепя сердце, выделил мне необходимую сумму.

Баталии местного значения выматывали меня, и я приняла мужское решение: оставлять себе с каждой зарплаты заначку. И премии утаивала. С тех пор хоть в магазин стала ходить спокойно, не спрашивая разрешения у папы.

Конечно, он вскоре разгадал мой маневр, но вынужден был смириться.

Я перешла в международную фирму, где очень пригодились мое филологическое образование и знание двух языков. Получила второй диплом – экономический, а с ним новое повышение. Теперь моя заначка в несколько раз превышала сумму, которую я давала отцу на ведение хозяйства.

Я умоляла отца: не экономь ни на чем, давай жить в свое удовольствие. Некоторые вольности он действительно стал себе позволять, но в основном все осталось по-прежнему. И, как и раньше, папа сурово отчитывал меня, когда я поздно возвращалась домой.

III

День, когда я впервые подрулила к дому на новенькой «Тойоте», стал для моего отца настоящим потрясением. Растерянно описывая круги вокруг машины, он спрашивал:

– Не понимаю, ты ее купила? Зачем? В долги влезла? Но нам с тобой машина совершенно не нужна. Или тоже для этого… как его там… имиджа?

Я в сто двадцать первый раз принялась объяснять:

– И для имиджа, и для работы. И я на нее не истратила ни копейки. Машину приобрела фирма и предоставила мне ее в полное пользование. Понимаешь, они и бензин мне оплачивают, и сервис, и даже от угона она застрахована. Так что не волнуйся, ни в какие долги я не влезала.

Отец перестал кружить, остановился и повторил:

– Зачем?

– Что именно зачем?

– Зачем твоей фирме понадобилось дарить тебе машину? Они же тебе и так зарплату платят. Гораздо больше моей пенсии, между прочим.

Знал бы он, насколько больше!

– Папа, ты не понял. Это не подарок. Мне машину передали во временное пользование. Принадлежит она фирме, но пользоваться буду я. По должности мне машина положена. Ну, как бы тебе объяснить попонятней. Вот раньше на вашем заводе у директора была персональная машина. Моя машина примерно то же самое.

– Это ты хватила! – воскликнул он. – Директор завода! Это же заслуженный человек! И потом, у него персональная была с шофером и возила только по делам. А ты мало того, что сама рулишь, так еще во дворе ее держать будешь, как собственную, и круглые сутки теперь кататься будешь.

– Правильно. Пользоваться я буду как собственной. Но только пока на этой фирме работаю и состою не ниже данной конкретной должности. В этом смысле она как персональная. С работы ушла – лишилась ее. Теперь понял?

– Вроде бы, – обескураженно пробормотал отец. – Но вес равно мне неясно, зачем для торговли точилками нужна машина. Не выдержав, я проорала:

– Забью весь багажник точилками и поеду на рынок торговать!

Папа печально махнул рукой и побрел к подъезду.

Я кинулась за ним следом:

– Слушай, ты бы порадовался. Ведь как удобно: теперь можем с тобой и за продуктами куда угодно съездить. Затоваримся сразу на неделю, и тебе не придется таскать тяжелое.

– На казенной машине? – спросил он с таким негодованием, словно я собиралась совершить тяжелейшее преступление.

– Папа, она не настолько казенная. Мне разрешено на ней ездить по личным нуждам. Это тоже часть моего имиджа.

– Имидж, имидж. Напридумали слов. Куда все катится…

Он вдруг окинул меня исполненным подозрительности взглядом.

– Кстати, когда ты водить научилась?

– Да вот за зиму и… курсы мне фирма оплатила.

Училась я водить тайком от него. Папа всегда был против того, чтобы женщина садилась за руль. Мол, им там не место. Сочетание женщины с техникой представлялось ему крайне опасным и нежелательным.

– Ну, ну…

– Папа, давай я лучше тебя прокачу.

Он нехотя, но сдался. Сел рядом со мной, аккуратно пристегнулся ремнем и замер, весь белый от напряжения.

Боится, поняла я.

– Папа, я хорошо вожу. Даже Алькин Юрик признает.

– Ну-ну, – недоверчиво повел головой он.

Мы описали кружок по кварталу. Папа весь взмок и то и дело вытирал лицо носовым платком.

– А в воскресенье поедем на твой любимый рынок, – пообещала я.

– Там видно будет, – деревянным голосом отозвался он и, отстегнувшись, вылез.

Позже я убедилась, что сделала правильный ход. Ежевоскресные поездки на рынок примиряли моего родителя с подозрительно появившимся автомобилем. Вероятно, он даже подумал, что и «торговля точилками» приносит определенную пользу.

На следующий день после моего нерадостного визита к Альбине и сурового выговора, полученного от отца по поводу позднего возвращения домой, я ехала на своей «Тойоте» встречаться со сценаристом телесериала, в котором наша фирма размещала рекламу своей продукции.

Один печальный опыт сотрудничества с этой телекомпанией мы уже имели. Я предлагала вообще отказаться от подобного вида рекламы. Однако начальство уперлось. Мол, будем считать, что первый блин вышел комом, и попытаемся еще раз.

Хорош блин! Герои телесериала все двадцать серий упорно, много и дружно, как один, писали нашими гелевыми ручками. От влюбленной девушки до милиционера, составляющего протокол! Мы подсчитали: наши ручки фигурировали на экране целых четыре часа! Догадаться, однако, что они именно наши не в силах был даже эксперт. Ни разу наш логотип не профигурировал! Ручки снимали лишь издали. За что мы, спрашивается, платили деньги?

Факт работы с нашим товаром, формально, налицо. Только где же реклама? Прошлый раз заказ оформляла и отслеживала моя подчиненная. Теперь я сочла за лучшее взять дело в свои руки. Меня уж не проведут. Надо будет, и на съемки поеду!

Впрочем, пока мне предстояла предварительная встреча со сценаристом. Насколько я поняла из телефонного разговора, в настоящий момент сценария еще не было, один синопсис, то есть краткое и чрезвычайно общее содержание странички на две. Я решила обговорить наши требования именно на сей стадии – чтобы сценарист писал, держа в голове нашу продукцию, а не впихивал ее в последний момент в готовую событийную канву, как придется.

Ехала я на «Мосфильм». Встретиться у меня в офисе сценарист отказался, ссылаясь на занятость, а я особо не настаивала. Во-первых, вырваться среди дня с работы всегда приятно. Да и на «Мосфильме» я никогда не была. Интересно взглянуть на нашу отечественную «фабрику грез». Вот и решила воспользоваться случаем.

Добралась я не слишком быстро, зато ни разу не стояла в пробке. Повезло. На проходной мне был выписан пропуск. Естественно, напортачили. На меня, Татьяну Ермолаевну Воротникову, пропуск имелся, а вот про «Тойоту» мою забыли, хотя и спрашивали, на машине ли я приеду? Сперва думала позвонить сценаристу, но потом плюнула и оставила машину на стоянке возле проходной. Прогуляюсь пешочком по территории.

Гулять пришлось долго – ушла не в ту сторону. Павильоны, павильоны, павильоны, и нигде не видно того, перед которым стоит памятник оператору с камерой в руках. И народа на огромной территории кинокомплекса в самом густонаселенном городе России – ноль. Как в тундре...

Наконец мне попался шатающийся тип в спецовке. Сильно нетрезвый уже с утра. Я ему объяснила, куда направляюсь. Он выслушал и сказал:

– Вертай назад к проходной, оттуда налево возьмешь, и аккурат к оператору выйдешь.

Вот, хоть и пьяный, но правильно объяснил. И корпус нужный сразу нашелся, и оператору памятник.

Сценарист меня встретил в такой продымленной комнате, что я даже сразу его не разглядела. Так, один силуэт, склонившийся над ноутбуком.

Увидев меня, он отпечатал еще какое-то слово и быстро закрыл компьютер. Видно, оберегал свои творческие тайны.

– Садитесь, – указал он мне на кресло, стоящее возле стеклянного журнального столика. – Если хотите, здесь можно курить.

А то я не догадалась!

– Не курю. И вообще, у вас нет такого места, где можно дышать?

Он хмыкнул:

– Буфет для некурящих. Если хотите, пойдемте. Хотя я сам туда не хожу.

«Естественно, не ходишь, – с неприязнью подумала я. – Но не отравляться же мне из-за этого! И потом, кто тут заказывает музыку?»

– Да, представьте, с удовольствием выпью кофе в буфете для некурящих, – произнесла я вслух.

Он вздохнул и повел меня на другой этаж.

В буфете мы купили у стойки кофе и уселись за столик, Теперь я наконец могла разглядеть, что представляет собой сценарист. По моим представлениям, сценарист – приблизительно то же самое, что писатель. А писатели представлялись мне исключительно пожилыми дяденьками неопределенного возраста. Преимущественно с бородой, в каком-нибудь вытянутом свитере или, как вариант, в кожаном пиджаке двадцатилетней давности. Еще вариант – в костюме, но при этом без галстука и в наглухо застегнутой черной рубашке.

Мой сценарист не имел ничего общего с подобным типажом. Лет сорок. Никакой бороды, даже модной. Зато густые каштановые волосы современно подстрижены. Этакая легкая небрежность, которая ему очень шла. И очечки от «Гуччи» – простенькие, но элегантные. И часики не хухры-мухры, а «Зенит». Художественно помятый льняной пиджачок тоже не на рынке куплен. И маечка под ним в цену иного пиджачка. Джинсы, правда, пока он сидит, не понятно какой фирмы, но уверена, не китайская подделка. Теперь понятно, куда потрачена оплата за наш «первый блин»! И лицо у этого сценариста хитрое, наглое. Наверное, уже придумал, как нас объегорить!

– Со мной что-то не так? – вдруг заерзал на стуле он.

Следовало срочно выходить из положения, и я, не придумав ничего лучшего, брякнула:

– Мне кажется, мы с вами где-то встречались.

Его серо-зеленые глаза затуманились обидой.

– Конечно, встречались. Год назад у вас в офисе. Элла меня вам представляла.

Элла – моя подчиненная, которая отвечала за проект – блин-комом! Только совершенно не помню, чтобы она нас знакомила! Может, как-нибудь на бегу получилось, но я все это время пребывала в полной уверенности, что со сценаристом не знакома. Мы столько раз обсуждали этот проект, а факт нашего знакомства ни разу не всплывал!

Похоже, моя забывчивость его изрядно задела. Как же, не запомнила и не заметила такого модного красавчика! Вон как помрачнел! Но ничего не поделаешь, контакт с ним налаживать надо. Извиниться? Нет, глупо. И я сказала:

– Знаете, жизнь такая суматошная. Каждый день со столькими людьми приходится общаться, вот и выходят накладки. Лицо ваше помню, фамилию тоже, только по раздельности.

Он примиряюще улыбнулся.

– У меня тоже случается. Ничего не поделаешь: гибнем в информационном потоке.

Кажется, есть контакт!

– Мне передали, что вы собираетесь показать, с какой продукцией мы будем работать на этот раз, – перешел к делу он.

Я вытащила из сумки несколько проспектов и принялась объяснять:

– Наша новая перьевая ручка класса люкс. Перо из восемнадцатикаратного золота, колпачок – золото с лаком, корпус – лак, золото и платиновые вставки.

Взяв у меня из рук проспект, он внимательно изучил картинку и с явным личным интересом осведомился:

– А образца не будет?

– Будет. Для съемок. – Я сделала ударение на второй фразе.

Он вздохнул.

– А лично для сценариста? Ну, чтобы я мог проникнуться образом.

– Если вы действительно проникнетесь образом и он удачно перенесется на киноэкран, будоража душу и воображение зрителей, тогда можете рассчитывать и на образец, – весьма выразительно изрекла я.

– Очень разумный и практичный подход, – вынужден был признать он.

Еще какое-то время повертев в руках проспект, сказал:

– Знаете, могу вообще так сценарий построить, что все действие сериала будет крутиться вокруг этой ручки. Это в моей власти и в моих силах.

Такое предложение меня сильно заинтересовало, и я, одарив собеседника своей самой очаровательной из улыбок, попросила:

– Вот об этом, пожалуйста, поподробнее.

Он охотно пустился в объяснения:

– Жанр нашего сериала уже определен: детективный триллер. Так вот, почему бы не сделать, что именно в ручке вашей фирмы спрятано какое-нибудь послание или еще что-то в том же духе, и ее усиленно ищут.

– Не пойдет, – отвергла я. – В этом случае зритель ее увидит только в конце сериала, когда наступит развязка. А нам требуется, чтобы она в каждой серии появлялась. – Я выдержала поистине театральную паузу и с нажимом добавила: – Крупным планом!

Другой бы наверняка поежился. А этому хоть бы хны! Даже глаз от проспекта не оторвал. Ручка понравилась! На холяву хочет получить!

– Нет проблем, – только и бросил он. – Переделаем «искать» в «охотиться». Понимаете, ручка то появляется, то исчезает. И снова за ней погоня.

– Уже лучше, – не торопилась восторгаться я.

А он продолжал фантазировать:

– Татьяна Ермолаевна, мы эдакий ретро-детективчик сочиним. После Акунина стало очень модным.

– Какое ретро, Константин Александрович! – вознегодовала я. – Ручка-то современная. Я же вам говорила: последняя модель.

– Однако фасон у нее явно ретро.

И снова – жадный взгляд в каталог. Этот киношный котяра чуть ли не облизывался на нее!

– В чем-то вы правы, но нам хочется современности. Чтобы зритель ассоциировал себя с этой ручкой.

– Введем в сюжет элементы фантастики, – снова зафонтанировал идеями он. – Ручка попадает из наших дней в прошлое. Или наоборот. На ваше усмотрение. Хотя с ретро-тематикой могут возникнуть проблемы, – вдруг охватили его сомнения. – Тут с продюсером надо посоветоваться. Но это я так, теоретически. Предлагаю остановиться на варианте, что ручка из прошлого перенеслась в настоящее. Таким образом создаются преемственность и ощущение вечной ценности.

– Недурно. – Я задумалась. – Вечная ценность звучит привлекательно. Загвоздка теперь одна. Мы эту ручку позиционируем как изделие для современных, мобильных и успешных людей.

– Чем же им вечная ценность мешает? – не понял он. – Охотиться за ручкой будет молодой, современный, мобильный, успешный и целеустремленный герой.

Все, по его словам, складывалось для меня настолько хорошо, что я поневоле заподозрила подвох. Наобещает сейчас с три короба, а в последний момент выяснится, что кадры с ручкой вырезали по распоряжению продюсера или режиссера. Ладно. Это я отслежу дальше. А пока, главное, пусть поподробнее пропишет ручку и текст представит мне на одобрение.

– Значит, останавливаемся на ручке, попавшей из прошлого в современность, и вокруг нее крутим? – спросил он меня.

– Да. – Я кивнула. – Идея мне нравится. Теперь задача – убедительно ее воплотить.

– Обижаете. – Он укоризненно покачал головой. – Вы имеете дело с опытным профессионалом.

– А в прошлый раз…

– В прошлый раз, – не дал договорить он мне, – режиссер с оператором не сговорились. Я свою работу выполнил на сто процентов. Вашими гелевыми ручками писали на протяжении двадцати серий. – Он ухмыльнулся. – Каждый персонаж отметился. Если хотите знать, у меня даже была придумана из них авангардная прическа.

– Каким образом?

– Вы сериал смотрели?

– Нуда. Пришлось.

– Помните, там конкурс парикмахеров?

– Если честно, то нет.

– Не важно. Там парикмахер конструирует на голове у героини что-то вроде пучка, а из него ваши ручки торчат неоновых цветов.

– Вы уверены, что эту сцену не вырезали?

Убежден. Отлично сняли. Только крупного плана почему-то не оказалось. Слушайте, я только сейчас сообразил! Может, эти, наши и ваши, которые контракт заключали, не поделили что-нибудь между собой? Ну, кто-то кому-то откатик не дал, а? Вы же этим занимались.

– Нет, – подтвердила я.

– Вот и результат.

– Ой, не знаю.

Откровенно говоря, у меня самой подобные подозрения возникали, но, как бы там ни было, стороны, видимо, потом помирились. Иначе наши не заказали бы рекламу прежнему исполнителю.

По непроницаемому выражению моего лица Константин Александрович, кажется, понял, что я не хочу продолжать разговор на тему откатиков, и, пожав плечами, скороговоркой произнес:

– Ну, свечку я не держал, утверждать ничего не берусь. Могла и просто накладочка выйти. В кино это сплошь и рядом.

Я сомневалась, но промолчала и протянула ему следующий проспект. Сценарист взглянул и разочарованно хмыкнул:

– Не люксовый товар.

– Зато один из самых доходных, – парировала я. – Одноразовый станок для бритья.

Ох, что же мы с ним будем делать? – озадачился он. – Может, такой оригинальный ход запулить? Каждая серия – новый день, и начинается он с того, что герой стоит перед зеркалом и бреется. Кстати, они у вас в какой расфасовке? По одному в пакете или по нескольку?

– По пять.

– Жалко. А то бы герой мог каждый раз открывать новую упаковку. Может, для сериала сделаете по одной штуке?

– Не знаю, получится ли. Очень сложно. Завод в Испании…

– Ладно. Можно взять десяток упаковок, вынуть из каждого по четыре бритвы и снова заклеить, – предложил он.

Я замахала руками:

– Не пойдет. По их понятиям, это брак. На упаковке стоит крупная цифра «5».

– Что же тогда еще? – Мгновение спустя он просиял. – Приличная эротическая сцена! Сидит героиня в ванной и бреет ноги, а герой на нее с вожделением смотрит.

– Исключено! – отрезала я. – Это станки для мужчин. Женские у нас тоже есть, но их реклама в вашем сериале бюджетом не предусмотрена.

– Да какая разница, мужская или женская! Главное, бритва!

– Нет, нельзя. Это разные артикулы, разный имидж, разное все. Иностранцы четко разделяют подобные группы товаров.

Тогда мы бандита побреем, – выдал он новую идею. – Целая упаковка на голову одного бандита. И образ очень мужественный – маргинально-брутальный.

– Мимо, – констатировала я.

– Почему? Он же мужик.

– Нам требуется положительный образ.

– А если он раскается и в знак раскаяния обреет голову?

– Я бы все же хотела что-нибудь более оригинальное и менее сомнительное.

– Задали задачку, – совсем приуныл он.

– Кажется, с люксовыми товарами у вас лучше вдохновение работает, – позволила себе выпад я.

– Терпеть не могу все одноразовое, – буркнул он.

– Это ваша проблема. – Я поднялась. – Придумаете – звоните. И как только будет готов сценарий, обязательно хочу его посмотреть.

Он возмущенно разинул рот, однако я успела опередить возможные возражения.

– Этот пункт обговорен, как вы изволили выразиться, и нашими и вашими.

Он разом сник.

– Извольте. Кстати, не хотите напоследок небольшую экскурсию?

О-о, кажется, теперь он решил налаживать контакт. Видимо, очень надеется получить люксовый образец!