Текст книги "Тридцать третий румб"

V. Туман

Корабельные мачты и реи такие прямые, стройные и гордые. Для одних они – непосильный труд и постоянный риск, для других – далёкие горизонты, счастливая судьба, ветер удачи. Для кого-то – крест. А для кого-то – и виселица.

Мы покинули Карибское море и вышли в океан, взяв курс на норд. Прибрежные воды всегда кишат пиратами, поэтому мы были начеку и не отрывались от «Святого Бенедикта».

По северному маршруту ходило много судов. Мы не раз видели одиночные корабли или целые караваны; некоторое время они находились в пределах видимости, а потом исчезали. Один флейт[22]22
  Флейт – тип парусного судна, один из самых распространённых в XVII веке. У флейтов длинный узкий корпус, хорошая скорость и мореходность.


[Закрыть] появился вдали, за кормой, и уже несколько дней не терялся из виду – но и не приближался, так что мы перестали обращать на него внимание.

А потом погода изменилась, океан окутала мгла. В тумане мы сами не заметили, как отстали от «Святого Бенедикта». Такое уже не раз бывало. Обычно в подобных случаях мы прибавляли парусов – а «Святой Бенедикт», в свою очередь, немного уменьшал ход, так что мы его скоро нагоняли. И в этот раз тоже собирались дождаться рассвета и со свежим ветром увеличить скорость. В тумане спешить опасно, тем более ночью – можно столкнуться с каким-нибудь судном.

На «Святом Христофоре» зажгли фонари раньше обычного. На баке часто били в колокол, чтобы другие суда не наткнулись на наш пинас. Помню, как я стоял на вахте в ту ночь и думал, что корабль – это кусочек суши, затерянный в океане. Золотой свет корабельных фонарей напоминает вечерние огни прибрежных городов. Один взгляд на них согревает душу. Я вспомнил наш Виареджо, и сердце защемило. Как там мать, братья, сестрёнки?.. «Святой Христофор» шёл в непроницаемой мгле. На небе не было видно ни одной звезды, а вокруг молчал тёмный океан. Тишину нарушали только мерные удары колокола.

Вдруг наш пинас вздрогнул от сильного толчка. Раздался громкий треск. Мы с ужасом увидели, что в борт «Святого Христофора» рядом с кормой вклинилось бушпритом другое судно, размерами больше нашего. Огни на нём были погашены, поэтому оно подошло незамеченным. Это был тот самый флейт, который все дни шёл за нами. Сперва я понадеялся, что это просто столкновение по неосторожности – в темноте да в тумане всякое бывает. Но тут в наш фальшборт вцепились абордажные крючья, а следом упала тяжёлая зубчатая лестница. Доски под ней затрещали и проломились. На наш пинас хлынули пираты – посыпались, как черти из преисподней. Вот тогда я понял, что все мои прежние беды были сущими пустяками – словно сама смерть проникла на судно в пиратском обличье.

Нас застали врасплох: мы не ждали нападения, не были вооружены, а пираты обвесились оружием до зубов, и в зубах, кстати, многие держали кинжалы. Из-за пояса у каждого торчал пистолет, а то и два. В руках у них были сабли или широкие тесаки, какими на плантациях рубят тростник.

Всё произошло очень быстро. Я услышал несколько выстрелов, мельком увидел Руджеро, который держался за левое плечо и ругался на чём свет стоит. Ко мне подбежал один из пиратов, такой загорелый, что его лицо казалось чёрным, направил на меня остриё сабли и кивнул на бак. Сопротивляться было бессмысленно, и я пошёл туда. На бак согнали всех, кто находился наверху. Разбойники встали перед нами живой преградой, держа нас под дулами пистолетов и посмеиваясь, другие полезли в трюм, а третьи тем временем беспрепятственно вошли в кормовую надстройку. Наш капитан в это время обычно уже спал. От столкновения он, конечно, проснулся, только теперь это было не важно. Теперь мы были в полной власти пиратов, и наши десять пушек ничем не могли нам помочь.

Я с тоской подумал, что «Святой Бенедикт» со своими двенадцатью пушками сейчас уходит от нас всё дальше и дальше, уверенный, что скоро мы его нагоним, и на нём даже не догадываются о том, что случилось… Рядом со мной стоял растерянный Франческо – он выскочил из кубрика на шум вместе с другими.

На палубу вступил главарь пиратов – рябой человек невысокого роста в чёрном камзоле и чёрной шляпе. Он держался величественно, хотя выглядел невзрачно и совсем не казался головорезом. Но в его команде все слушались его беспрекословно. Помню, я удивился, как он подчинял себе эту буйную ораву.

– Ваша посудина захвачена, – произнёс он по-голландски с сильным французским акцентом. – Капитан и офицеры в каюте, под присмотром. Вначале я хочу потолковать с вами. Скажите-ка, ребята, – он повернулся к нам, – вам хорошо живётся? Вас тут не обижают?

Мы стояли молча. Никто не шелохнулся.

– Неужели вы всем довольны? Вас хорошо кормят, не перегружают работой, каждому дают вдоволь рому?

Мы засмеялись. Я думал, смехом всё и кончится – но кое-кто начал роптать. «Заморили работой!», «Мы не рабы на галерах, чтобы жрать эту червивую солонину!»… Последнее сказал Крис, молодой голландский матрос, ленивый и не любивший море. Он изо всех сил старался завести дружбу с коком, но пока без особого успеха – про нрав нашего Абеля я вам уже рассказывал. Даже боцман предпочитал лишний раз с ним не связываться, а в кубрике шутили, что Абель похож на Каина куда больше, чем на Авеля, в честь которого его назвали.

– Да уж, еда у нас так себе, – смеясь, поддержал Криса Ян и тут же получил здоровенную затрещину от Руджеро.

– Недоумок палубный, пусть лучше у тебя язык отсохнет, чем ты будешь хаять нашего капитана в угоду этому ублюдку! – громко сказал Руджеро по-голландски.

Я похолодел. Пират подошёл к Руджеро, посмотрел на него в упор и медленно поднял пистолет. В этот самый момент над нашими головами раздался резкий звук, как будто что-то лопнуло, и рука пирата дрогнула. Он целился в Руджеро, но пуля улетела чуть выше – просвистела над нашими головами, никого не задев. Я почувствовал едкий запах пороха. Глянул на снасти – действительно, лопнул трос. А Руджеро и бровью не повёл. Поглядел на пирата и сказал:

– Ну, давай ещё раз. Со второй-то попытки не промахнёшься?

Пирату это понравилось, он одобрительно усмехнулся.

– Вот такие храбрецы мне и нужны! Послушайте, ребята. Я по вашим глазам вижу, что вы живёте тут, как рабы. Но матрос – не раб, он свободный человек! Его нельзя заставлять работать до изнеможения за жалкие медяки, которые даже стыдно назвать деньгами! Он не должен есть дрянную еду! Его не должны то и дело пороть или сажать в трюм! Сейчас у вас – у каждого из вас! – есть шанс изменить свою жизнь. Такой шанс выпадает раз в жизни – так не упускайте удачу, она же сама идёт к вам в руки!

Пират говорил складно и звучно. Даже стал казаться выше ростом. Я видел, что многим из нашей команды его слова по душе. Роберто поймал мой взгляд и едва заметно помотал головой, давая знак, чтобы мы ни на что не соглашались. Да я и сам не собирался – ещё чего. Чтобы согласиться, надо быть совсем уж подлецом – и дураком в придачу. Не знаю, как кого, а меня от дружелюбной улыбки этого пирата в дрожь бросает. Даю руку на отсечение, что он с такой же улыбкой убьёт любого из нас и глазом не моргнёт.

– Вы же не трюмные крысы, вы настоящие морские волки! – продолжал он. – Неужели вам не надоела эта крысиная жизнь? Не надоело жрать червей и пить тухлую воду вместо рома? Не надоело работать задаром и получать побои за любой пустяк, пока капитан богатеет за ваш счёт?! Ну, кто хочет быть свободным как ветер? Кто хочет жить в своё удовольствие, иметь много золота и женщин? Присоединяйтесь к нам! Я приглашаю вас в нашу команду!

Он ещё какое-то время говорил в таком духе. В итоге почти все перешли на его сторону. Остались только я, Франческо, Филиппо, Руджеро, Роберто и Ханс. Ян нерешительно потоптался на месте, покосился на Руджеро и примкнул к пиратам.

– А на капитана вы не в обиде? – неторопливо продолжал главарь. – А то ведь можно спросить с него долг, с процентами конечно. Лучше даже в двойном размере!

Пираты недобро засмеялись.

– Мы стояли в Порт-Ройале три недели, а на берег нас отпустили всего на день! – закричал Крис, распаляясь. – И ром нам выдают раз в неделю, а на других судах – каждый день!!!

У матросов загорелись глаза.

– А пусть капитан узнает, что значит быть в матросской шкуре!

– Всыпать ему горячих!!!

Я никогда не думал, что на нашем судне может так легко вспыхнуть бунт. Наш капитан, конечно, был скуповат, как всякий расчётливый торговец, но в целом обращался с нами неплохо. Да, мне от него доставалось, но виной тому была только подлость Луиджи, помилуй Господь его грешную душу… Пират кивнул своим людям, и они притащили на палубу нашего капитана и офицеров.

– Очень рад знакомству, месье…

Ему подсказали, как зовут нашего капитана.

– …месье Ян Доннер. Очень рад. Моё имя Мишель де Граммон, думаю, вы его слышали, – сказал пират, обвёл взглядом офицеров и добавил с издевательской вежливостью: – Ваш пинас, как вы, надеюсь, уже заметили, захвачен. Я только что побеседовал с вашими матросами. Они вами недовольны, даже пожелали, чтобы вы узнали, что значит быть в матросской шкуре. Поэтому я имею честь прямо сейчас пригласить вас на шкафут ко грот-мачте, где с вас спустят вашу шкуру.

Пират снял шляпу и поклонился. Наш капитан побледнел и растерялся, но тут же овладел собой и сказал:

– Мы с вами могли бы договориться… Я заплачу ту цену, которую вы назовёте, если вы пообещаете не трогать меня и моих офицеров.

– Да мы и так вытрясем из тебя и твоего корыта всё, что здесь есть! – засмеялся пират. – Впрочем, выгодная сделка – это по мне. Цена у меня простая: чтобы на рассвете духу вашего здесь не было! Забирайте всех, кто не хочет быть в нашей команде, и убирайтесь к дьяволу! Я дам вам шлюпку, а остальное – ваша забота. Учтите, туман ещё не скоро рассеется.

Де Граммон полюбовался на помрачневшие лица своих жертв и продолжал:

– А если хотите остаться, то милости прошу на шкафут. Не бойтесь, мы не забьём вас до смерти, мы же не звери, – просто немного пощекочем. Это будет вам даже полезно… А потом, клянусь ромом и всеми девками Тортуги, я доставлю вас на берег в целости и сохранности! Правда, до берега придётся пожить в трюме, но там всё же приятнее, чем в акульем желудке. Хотя решать, конечно, вам, у каждого свой вкус.

Пираты встретили эту речь дружным смехом. Наш капитан медлил с ответом. Офицеры ждали, что он скажет, и тоже молчали.

– Ну? – нетерпеливо спросил де Граммон. – Неужели я задал такой сложный вопрос?

– Но я могу выкупить у вас это судно по очень выгодной цене… – опять начал капитан.

Де Граммон поморщился:

– Какой вы непонятливый. Ну всё, мне надоело. А ну, ребята, тащите их на шкафут!

Пираты с хохотом кинулись выполнять приказ.

– А с этими что делать? – спросил один из них, рыжий, весь в веснушках, кивая на нас.

– С этими? – Де Граммон словно только что нас заметил. – Я же сказал: тех, кто не захочет вступить в нашу команду, я на рассвете посажу в шлюпку и отпущу на все четыре стороны… Рассвет уже скоро, так что думайте.

Со стороны грот-мачты донеслись крики. Пираты привязали к поднятой решётке люка одного из наших офицеров и вовсю охаживали линьком. Потом кто-то притащил девятихвостую кошку…

Перед моими глазами до сих пор стоит та ночь, словно это было вчера. Больше всего увиденное тогда напоминало пляски чертей в аду, как я представлял их себе по рассказам, слышанным в детстве от нашего священника. Пираты обнаружили в трюме ром и напились. Но напиться до бесчувствия главарь им не позволил. Они выпороли наших офицеров и вдоволь посмеялись над каждым. Потом дошла очередь и до капитана. Ему досталось больше всех – пираты били его по очереди, пока вся его спина не покрылась кровью. Потом кто-то предложил:

– А давайте-ка угостим капитана ромом!

Предложение было встречено бурным хохотом. Нашему бывшему капитану приказали пить ром. Когда он отказался, один из пиратов схватил его за руку и занёс над ней свой широкий тяжёлый тесак.

– Или ты будешь веселиться с нами, акулья требуха, или останешься без руки! Отрублю одним ударом!

Капитану пришлось подчиниться. Пираты поили его до тех пор, пока он не свалился без чувств. Потом они встали у грот-мачты, освободив пространство на середине палубы, и приказали нашим офицерам танцевать для них, подбадривая их хлопками в ладоши, криками и остриями сабель. Один из офицеров в гневе набросился на пиратов, и его избили до бесчувствия.

Мы всё это время сидели на палубе, на баке. Пираты тем временем обшаривали наш кубрик, искали деньги и всё, что приглянется. Франческо растерянно озирался по сторонам. Я тоже смотрел в ночной туман, думал, как нам быть. Если туман не рассеется в ближайшее время, остаться в шлюпке посреди океана – это верная смерть. Здравый смысл подсказывал присоединиться к пиратам, хотя от того, что они вытворяли, меня мутило.

Руджеро сидел рядом, прислонившись к фальшборту, держался за раненое плечо и тяжело дышал – видно было, что ему худо.

– Что там у тебя? – спросил Филиппо.

– Пуля застряла.

Филиппо выругался.

– Надо не сидеть тут, а бежать к лекарю!

– Лекарь теперь в плену у пиратов, – сказал Ханс. – Я слышал, что его держат взаперти в каюте. Они хотят оставить его себе. Если мы не присоединимся к ним, нам не позволят у него лечиться.

– Перевязать надо хотя бы!

Филиппо оторвал низ от своей рубахи и стал перевязывать Руджеро рану. Тот морщился и ругался сквозь зубы. Его лицо блестело от пота.

А Роберто был чем-то встревожен. Он то вставал и всматривался во мглу, то садился рядом с нами, раздумывая о чём-то и хмуря брови. На то, что творилось на палубе, не обращал внимания. Наконец придвинулся к нам и сказал:

– Это корабль смерти… Здесь нельзя оставаться. На рассвете сядем в шлюпку.

– Да как же мы в шлюпке посреди океана?! Мы же погибнем! – воскликнул Франческо.

– Лучше погибнуть, как христианин, чем служить дьяволу! – резко ответил Филиппо. – Я не стану пиратом! А там – будь что будет.

Я понял, что Филиппо даже не рассчитывает на спасение, просто хочет умереть как честный человек. Он был прав, только легче от этой правоты не становилось. Меня охватила беспросветная тоска. Так не хотелось умирать – я только обрадовался, что буду жить, и всё образуется… Врать не стану – сперва я сомневался, как быть. Но слова Роберто всё решили. Я решил послушать его, знал, что он не станет зря болтать языком. Я спросил:

– Корабль смерти? Как это?

– Не знаю. – Роберто покачал головой. – Знаю только, что надо убираться отсюда.

– Да ну тебя, Роберто, якорь тебе в глотку, – проворчал Руджеро. – От твоих историй один страх. Нам сейчас и без них страху хватит.

– Нам нельзя здесь оставаться, – упрямо повторил Роберто.

– Ну, коли так, я пойду с вами, – сказал Руджеро. – Всё равно мне с этой раной крышка.

– Почему? – удивился Франческо.

– Огнестрельные раны самые скверные, редко заживают. А у меня ещё и пуля в ней застряла – кто её выковыривать будет? А, пропади всё пропадом. – Он махнул здоровой рукой. – Уйдём отсюда. Двум смертям не бывать… А эти сволочи пускай остаются тут и катятся с этой палубы прямо в преисподнюю. Дьявольское отродье.

Близилось утро, непроглядная тьма понемногу уходила, над морем поднимался серый рассвет. А туман как будто сделался гуще. Воздух был тяжёлый, неподвижный и сырой, под утро всё пропиталось влагой – палуба, снасти, наша одежда… Мы продрогли, но не обращали на это внимания, думали о том, что теперь будет…

Пираты повеселились вдоволь. Некоторые развалились прямо на палубе и вовсю храпели. Нашего бывшего капитана без сознания унесли в трюм, туда же загнали и офицеров. Капитан пиратов Мишель де Граммон велел заковать их всех в кандалы и приказал:

– Отцепить крючья, убрать абордажный мостик! И позвать плотника, пусть поправит фальшборт.

Вот так оно и бывает, думал я. В море нельзя ничего предугадать даже на день вперёд. Сегодня ты спокойно плывёшь на своём корабле, а завтра тебя выбросят с него за шкирку, как нищего из таверны, и тебе придётся начинать всё сначала – если выживешь, конечно…

Пираты долго возились, отцепляя крючья-кошки, глубоко вошедшие в дерево, потом снимали тяжеленный абордажный мостик. Наконец разъединили корабли. «Святой Христофор» с облегчением качнулся. Пиратский флейт – он назывался «Le Courage», «Отвага», – немного отошёл в сторону.

Утро наступило зябкое, над океаном по-прежнему висел густой промозглый туман. Серо-голубые сумерки покрывали наш пинас, с которым нам вот-вот предстояло расстаться навсегда. Несмотря на предупреждение Роберто, расставаться было страшно. Мы молчали, разговаривать не хотелось. Каждый думал о своём или молился. Когда де Граммон поинтересовался у нас, что мы решили, мы ответили, что не передумали.

На воду немедленно спустили шлюпку. Нам разрешили забрать из кубрика свои вещи – те, что остались после того, как кубрик обшарили пираты. У нас с Франческо и до пиратов вещей почти не было… С собой нам дали бочонок пресной воды и немного сухарей. Лекаря, канонира, плотника, боцмана, такелажного мастера, шкипера, священника и ещё нескольких человек пираты оставили на «Святом Христофоре» силой.

Когда я садился в шлюпку, у меня было полное ощущение, что я иду на эшафот, на виселицу. Не хватает только барабанной дроби и рук, связанных за спиной. Другие ребята чувствовали то же самое, хотя и не подавали виду. Только Роберто был непроницаемо спокоен. Франческо шептал молитвы и крестился.

Мы сели в шлюпку. Пираты насмешливо глядели на нас сверху, с палубы нашего «Святого Христофора». Я нашёл взглядом Яна – он единственный не смеялся. Его лицо было белее мела. Всё-таки удивительно, что он решил примкнуть к пиратам – он всегда казался мне очень набожным…

– Попутного ветра! – закричали нам пираты. – Счастливого плавания!

Смеясь, они оттолкнули нашу шлюпку от борта. Мы взялись за вёсла. А на обоих кораблях раздались приказы ставить паруса.

– Братцы! Не держите на меня зла! – вдруг закричал нам Ян.

– Ты у Бога прощения проси, а не у нас, трусливая крыса! – сердито ответил ему Руджеро. – Только учти, что Бог трусов не любит!

– Прыгай к нам! – крикнул ему Роберто. – Прыгай, если хочешь жить!

Ответом ему был дружный хохот пиратов с обоих кораблей. Ян уставился на нас так, словно внезапно протрезвел, несколько раз перекрестился и хотел прыгнуть – но не решился.

Пожалуй, у меня не найдётся слов, чтобы передать вам, что мы чувствовали в ту минуту, сидя вшестером в шлюпке. От воды шёл холод, сразу пробравший нас насквозь. А до ближайшей земли было несколько миль вниз, ко дну.

«Святой Христофор» и «Отвага» оделись парусами и стали быстро отдаляться от нас, бледнея в сером тумане. Франческо сдавленно разрыдался, глядя им вслед. Филиппо потрепал его по голове, но слов утешения ни у кого не нашлось – что тут скажешь… Роберто молчал, внимательно глядя на океан.

Вдруг со «Святого Христофора» в воду прыгнул человек. Мы схватились за вёсла и поспешили к нему. Через несколько минут вытащили из воды трясущегося Яна.

– Простите меня, братцы… Я не смог… Дьявол попутал…

– Вот дурень, – проворчал Руджеро и тяжело вздохнул. Повязка на его плече уже пропиталась кровью. Франческо посадил Яна рядом с нами на скамью, прижал к себе и похлопал по спине. У того зуб на зуб не попадал от холода и страха.

– Я… п-понял, что пропаду, если… если т-там останусь, – выговорил он и вытер лицо. Вода лилась с его рубахи и штанов. – П-почему, Роберто? Почему ты так сказал?

– Скоро узнаем, – ответил он спокойно.

– По-моему, здесь ты скорее пропадёшь, – сказал Яну Ханс со своей обычной рассудительностью. – Но если бы ты стал пиратом, то погубил бы свою бессмертную душу и попал в ад. А в аду гораздо хуже, чем здесь. Там очень жарко. Поэтому я здесь – я не хочу в ад.

– Я и так стал пиратом… Я даже бил нашего капитана… Теперь до конца жизни грех замаливать… – Ян всхлипнул и закрыл лицо руками.

«Святой Христофор», с этого дня ставший пиратским судном, и «Отвага» исчезли из виду. Мы остались одни в утлой шлюпке посреди океана, покрытого туманом.

– И что теперь делать? – спросил Франческо. – Будем грести до берега?

– Недели три пути, не меньше, – сказал Роберто. – И то если погода позволит.

Филиппо некоторое время молча хмурил брови, а потом отрицательно покачал головой:

– Нет, с океанской дороги уходить не надо, это верная гибель.

– Так что же делать?!

– Ждать.

– Господи помилуй… – обречённо отозвался Франческо.

Стало быть, единственной нашей надеждой оставалось какое-нибудь судно, которое нас заметит и подберёт. Но кто же нас заметит в таком дьявольском тумане?! Мы всматривались во мглу и время от времени громко звали на помощь, надеясь, что с какого-нибудь корабля услышат. Каждый раз с замиранием сердца ждали ответного крика – но над океаном стояла глухая тишина. От неё холод бежал по спине.

В шлюпку понемногу просачивалась вода. Роберто разыскал под сиденьем черпак, и мы по очереди стали вычерпывать её. Филиппо покачал головой.

– Держите вёсла наготове. Как бы не попасть под форштевень[23]23
  Форштевень – носовая оконечность судна, продолжение киля.


[Закрыть] какого-нибудь судна. Потопит и не заметит.

Об этой опасности мы не подумали и стали внимательнее смотреть по сторонам и прислушиваться. У меня душа уходила в пятки каждый раз, когда я глядел на тёмную воду. Она была так близко, что можно рукой дотронуться. Верно говорят – между моряком и смертью только борт корабля. А между нами и смертью теперь были только тонкие борта шлюпки, маленький бочонок пресной воды да немного сухарей.

Я вспоминал ночь, когда сидел в трюме «Святого Христофора» и размышлял о море. Вот теперь настало время проверить, прав я был тогда или нет. Может, океан и в самом деле нас вызволит. Роберто так вообще однажды прыгнул с корабля в ночное море – и спасся… Нет, мне до него далеко. Он спокоен, будто мы на суше… Он поглаживал бороду, словно ждал чего-то, и смотрел своими чёрными глазами в туманную мглу. Что он там надеялся увидеть – не знаю. Франческо дрожащим голосом читал молитвы, а потом тоже вглядывался в туман с лихорадочной надеждой. Ян сокрушённо молчал, Ханс невесело качал головой. Филиппо тихо разговаривал с Руджеро, а я… Показывать страх – последнее дело. Но если кто-нибудь скажет вам, что не боится моря, знайте: он никогда в море не бывал.