Текст книги "Девочка-лиса"

Санна обращает внимание, что все они красивые, светлые и невероятно детально прорисованные. Чей-то портрет и несколько пейзажей. Единство стиля и точность композиции говорят о том, что их автор обладает опытом и многолетней практикой. Но выведенная печатными буквами подпись «Джек» как будто сделана ребенком.

– Это полиция. Кто-нибудь дома? –  еще раз выкрикивает она.

Эйр скрывается в одной из двух спален, на которой висит табличка «Джек». Санна листает рисунки. Внезапно она слышит чье-то всхлипывание, а потом звук, словно кого-то выворачивает наизнанку.

С криком «Полиция!» Санна устремляется вслед за Эйр.

Комната ничем не отличается от любой другой комнаты подростка. Занавески на окнах задернуты. Окно открыто настежь, и ткань вытягивает на улицу как надутый ветром парус. Воздух в комнате ледяной. На стенах висят афиши из Форнсалена и Музея естественной истории. Карты, на которых показаны подземные горы, литосферные плиты, зоны расхождения и другие подземные структуры. А потом она замечает темно-красные брызги на полу, стенах и потолке. На кровати распростерто тело женщины.

Женщина лежит на спине, одна ее рука свисает с кровати, другая покоится на груди. Ладонь, которая почти касается пола, покрыта мелкими шрамами. Раны видны и выше по внутренней стороне свисающей руки. В нижней части шеи у нее такой же разрез, как у Мари-Луиз Рооз. Он крестом взрезает горло.

В районе груди кровь расползлась по простыням, излившись из многочисленных ран в сердце.

Лицо женщины совсем белое. На одной щеке видна рваная рана, она продолжается до самой макушки и выглядит как след когтей. Глаза широко распахнуты. Синие, большие, как у косули. Волосы зачесаны набок, в ушах блестят серьги в виде птицеподобных человечков, уродцев с тяжелыми крыльями и огромными клювами.

– Еще одна, –  обессиленно выдавливает из себя Эйр. Она отодвигает занавеску немного в сторону и делает глубокий вдох.

Ее трясет от холода, но еще больше от мысли, что это уже не просто одно преступление. Возможно, они видят перед собой начало серии жестоких убийств.

– Мальчик… –  произносит она. – Я обыщу вторую комнату.

Вернувшись, она мотает головой:

– Там никого.

– Нужно вызвать сюда команду криминалистов, –  говорит Санна, –  и сейчас же начать поиски ее сына. И Лейф должен…

– Я сейчас сразу позвоню…

– Ты здесь ничего не трогала, только?.. –  она кивком показывает на угол, в котором Эйр вырвало. Та отрицательно мотает головой и отирает уголки губ.

– Видишь браслет? –  шмыгнув носом, произносит Эйр.

Санна делает шаг вперед. На правой руке женщины она замечает тонкий серебряный браслет с выгравированной надписью «Ребекка».

– Да, наверное, это она, –  отвечает Санна.

Потом переводит взгляд на лицо женщины. Безжизненные голубые глаза уставились куда-то вперед. Санна машинально переводит взгляд в ту сторону. Стена, на которую направлен взгляд женщины, почти пустая, на ней только немного покосившаяся потертая карта звездного неба. На полу под ней что-то чернеет.

Санна подходит, присаживается на корточки и лишь тогда улавливает запах дыма. На полу лежит кучка пепла. Кто-то сжег здесь какой-то предмет.

Эйр достает телефон:

– Говорит Эйр…

Не прикасаясь к пеплу, Санна рассматривает несколько тлеющих, наполовину сожженных бумаг. Похоже на выдранные из книги страницы.

– Что это? –  спрашивает Эйр, закончив разговор.

– Ты можешь разглядеть, что там?

Эйр щурится, пытаясь разобрать обрывки текста. С трудом она прочитывает:

– …стремглав в пучину кинулись они с краев Отвора, а за ними мчался вслед –  в бездонной хляби жгучий, вечный гнев… [11]11
  В переводе А. Штейнберга (правообладатель Наталия Егорова [email protected])


[Закрыть]

Санна задумывается ненадолго.

– Это Мильтон, –  подавленно произносит она.

– Чего?

– Это из книги. Джон Мильтон «Потерянный рай».

– Так… Можешь съездить мне по морде, но я ни хрена не поняла…

– Это история о сатане, который…

Вдруг рядом раздается какой-то скрип. Странный глухой звук. Санна задерживает дыхание и выжидает. Кидает быстрый взгляд на Эйр, которая безмолвно снимает оружие с предохранителя.

Звук повторяется. На этот раз он тише и вслед за ним слышится неясное сухое шарканье. Как будто что-то волочится по полу. Словно где-то внутри стены передвигается человек.

Лишь тогда они замечают узкую дверцу гардеробной. Она такого же цвета, что и остальная стена. Дверца чуть приоткрыта. Санна кивком указывает на нее напарнице и начинает осторожно подходить ближе. Эйр следует за ней по пятам.

Неясный шаркающий звук повторяется снова. И еще раз.

Санна тянется к оружию. Она тихо делает последний шаг к гардеробной, а потом распахивает дверцу молниеносным движением.

Там внутри кто-то пытается вжаться глубже в стену, прячась за одеждой и всяким хламом. Маленькое существо припало к земле от страха. Как раненый зверек, оно поворачивается спиной к свету.

Мальчик. Ему не больше десяти или одиннадцати лет. На нем пижама и вязаная кофта, мальчик сжался в комок. Его руки, ноги, все тело дрожит мелкой дрожью. Он крепко держится за ручку светло-синего рюкзачка, кажется, что его руки свело судорогой. Санна опускает пистолет и жестами просит Эйр сделать то же самое.

– Мы из полиции, –  мягко произносит она. –  Теперь ты в безопасности.

Мальчик переводит взгляд с Санны на комнату за ее спиной. Она медленно протягивает к нему руку.

– Ты и есть Джек?

10.

В три часа дня Бернард звонит Санне из больницы. Осмотр показал, что Джек Абрахамссон не получил никаких физических травм. Но его психическое состояние все еще неясно и оценивается как критическое.

Санна и Эйр не разговаривают по дороге туда. Уже вырулив на парковку, Санна пересказывает все, что сказал ей Бернард. Что Джек Абрахамссон, которому тринадцать лет, а не десять или одиннадцать, как она думала, крайне утомлен, но спит урывками. Врач и медсестра пробовали побеседовать с ним, но он не проявляет никакого желания общаться с кем-либо. Скорее всего, он пребывает в состоянии шока. Детско-юношеский психиатр, а также служба опеки уже подключены к работе. Мальчику определен юридический защитник, который будет следить за соблюдением его прав в ходе расследования. Они связались также с временным патронатным родителем из числа тех, у кого он оставался ранее: у мальчика в живых нет никого из кровных родственников.

В отделении перед палатой мальчика стоит полицейский в форме. Санна и Эйр обмениваются рукопожатием с врачом.

– На данный момент я могу только сказать, что состояние у него критическое, –  начинает он.

Санна грустно вздыхает.

Доктор чешет себе за ухом и бормочет, что ему вообще-то пора к другим пациентам.

– Когда, по-вашему, он будет в состоянии общаться с нашим дознавателем по работе с детьми? –  спрашивает она доктора.

– Не знаю.

Она оглядывается по сторонам в поисках Бернарда, который находится здесь с того момента, как мальчика привезли в больницу. Но его нигде не видно.

– Пойду найду столовую, –  отвлекает ее Эйр. –  Мне надо что-то съесть. Ты чего-нибудь хочешь?

Санна мотает головой в ответ. После ухода Эйр Санна обменивается парой слов с полицейским, стоящим чуть дальше по коридору. Он немного сдвигается со своего места, чтобы через стекло в двери ей было видно происходящее в палате.

Джек лежит на кровати лицом к двери. Он накрылся пледом и, похоже, сейчас спит. На руке закреплена капельница и тонометр, но монитор повернут от входа, так что Санна не видит показаний на экране. Босые ноги мальчика свисают за край кровати, в сравнении с его детским тельцем они кажутся особенно большими.

Краем глаза она замечает Бернарда, который подходит с чашкой дымящегося кофе.

– Я там Эйр встретил, –  произносит он. –  Она сказала, что ты решила тут подождать. Зачем? Я же тут буду, я тебе доложу, если вдруг что-то изменится.

Санна делает глоток кофе.

– Кто-нибудь приходил к нему? –  спрашивает она. –  Чтобы поговорить.

Бернард мотает головой.

– Я же тебе говорил, родственников у него совсем нет.

– Но, может быть, психиатр или еще кто-то из отделения детско-юношеской психиатрии?

– Визит психиатра ему назначили на завтра на утро, там какой-то специалист по шоковым и травматическим состояниям. Если ночь пройдет спокойно и состояние перестанет быть критическим.

– И больше никого?

– Ну еще соцработник.

Он кивает в конец коридора.

Там стоит, прислонившись к стене, женщина лет сорока. Она высокого роста, худощавая, у ее ног лежит вместительная дамская сумка. Она строчит что-то в своем мобильном. У нее длинные ногти цвета металлик. Когда она поворачивается к ним лицом, Санна замечает, что у женщины нет левой руки. Рукав блузки свободно свисает и болтается вдоль тела.

– Я так понимаю, она ждет, чтобы побеседовать с врачом и временной патронатной семьей, –  поясняет Бернард.

– Ты говорил, там у них есть кто-то с большим опытом.

– Да, он бывал у нее иногда, по выходным, я так понимаю. Не один раз.

– Раз они уже связались с семейным приютом, это, наверное, значит, что они надеются, что его скоро выпишут из больницы. Во сколько к нему придет завтра тот врач?

– В девять. Ты Экену уже сообщила? Он же завтра рано утром прилетает, так?

Санна кивает. Ей очень не хватало начальника, хотя его не было всего несколько недель.

– Да уж, до хрена ты на себя взвалила, как только получила нового напарника, –  замечает Бернард, расщедрившись на сострадание.

– Все в жизни может быстро перемениться, –  отвечает Санна и кивком указывает на дверь в палату Джека.

– И не говори. Думаешь, он что-то видел?

Санна отпивает немного кофе.

– Хочешь надавить на него, чтобы получить описание преступника? –  продолжает он.

– У меня нет выбора.

– Если он что-то и видел, то ты, получается, просишь его еще раз пережить эту резню. Даже с самым компетентным дознавателем по работе с детьми это может…

– Он потенциальный свидетель. И мы теперь расследуем не просто убийство.

– Ему тринадцать. Он же ребенок.

– Сейчас он –  наша единственная надежда.

– Черт тебя побери, Санна…

– По крайней мере, допрашивать его буду не я, хоть этого он избежит, –  парирует она с кислым видом и пытается выдавить из себя кривую улыбку, которая никак не действует на Бернарда.

К ним подходит медсестра.

– Это вы ухаживали за Джеком сегодня? –  обращается к ней Санна, показывая полицейское удостоверение.

– Да.

– Верно ли, что вы пытались поговорить с ним?

– Да, –  отвечает та взволнованно, –  но он как будто не слышит нас.

– А он сам ничего не говорил? Бессвязные слова, что угодно?

– Нет. Он же не говорит.

– Понятно. Подождем до завтра.

– Нет же, вы не понимаете. Завтра он тоже не заговорит. Он страдает мутизмом.

– Мутизмом?

– С шести лет, так написано в его журнале. Он общается при помощи рисунков и записок. Я думала, вам рассказали об этом.

Она уходит в палату Джека. Сквозь окошко на двери Санна видит, как она обходит кровать мальчика и осторожно прикасается к его лбу.

– Немой, значит? –  уточняет Бернард и так звучно откашливается, что Санна вскидывает на него неприязненный взгляд.

А потом вдруг раздается грохот, и в палате Джека срабатывает сигнал тревоги. В окошечко ей видно, как медсестра падает рядом с ним на колени. Он лежит на полу, тело его трясется, сведенное судорогой. Стойка с капельницей опрокинулась, и катетер, закрепленный с тыльной стороны кисти, выдернулся.

Санна не задумываясь влетает в палату и опускается на корточки рядом с медсестрой. Мальчика трясет все сильнее, голова с тихим стуком бьется об пол. Санна быстро стаскивает с себя пальто, подпихивает ему под голову и осторожно обвивает ее руками. Мальчик расслабляется.

В палату заходят другие медсестры и врачи. Внезапно Джек распахивает глаза и смотрит в упор на Санну. Он дышит спокойнее, мышечные спазмы отступают. Она хочет сказать ему что-то, но прежде чем успевает это сделать, кто-то оттесняет ее и выпроваживает из помещения.

Бернард кладет руку ей на плечо, но она ее стряхивает. Ей становится плохо от внезапного прилива адреналина. Взгляд Джека ядом проник ей под кожу. Ужас боролся в его взгляде с другими чувствами, когда он смотрел на нее. Словно он нашел способ вернуться к жизни, но жизнь оказалась недоступна его пониманию.

В столовой на первом этаже больницы Эйр остановилась у салат-бара и накладывает в контейнер шашлычки на шпажках под соусом хабанеро. Народу здесь немного. Несколько пенсионеров с подносами и больничными купонами на питание. Мама с кричащим младенцем на руках. В прилегающем к столовой магазинчике несколько школьников едят развесные конфеты прямо из лотков. Один из них засовывает конфету себе в рот, ухмыляется остальным, а потом выплевывает ее обратно в лоток. Заметив Эйр, он показывает ей средний палец.

Она идет к кассе, по дороге прихватив еще сэндвич. Расплатившись, отходит к стоячим столикам и принимается за еду. Внезапно кто-то кладет ей руку на плечо.

– Вы забыли вот это.

Женщина лет тридцати с приятным голосом улыбается Эйр и протягивает ее бумажник. Наверное, она оставила его на кассе. У женщины блестящие волосы ромашкового цвета, на глазах тени нежных оттенков. Она вполне могла бы сойти с обложки одного из модных журналов, которые выставлены на стенде у кассы. Поверх сливочно-белого костюма палантин из искусственного меха, имитирующего то ли песца, то ли зайца.

– Отрадно видеть, что не все еще превратились в веганов, –  продолжает она, кивая с улыбкой в сторону шашлычков в контейнере Эйр.

– Да. Родители запрещали нам есть мясо, наверное, это стало для меня подростковым бунтом, –  отвечает Эйр с неловкой улыбкой.

Она заталкивает в себя последний кусок и выкидывает контейнер в мусорное ведро. Потом распаковывает сэндвич.

– Подождите, –  произносит женщина.

Она наклоняется вперед и перчаткой быстро счищает каплю соуса, упавшую Эйр на куртку. Пахнет от нее совсем как от той дамы, у которой Сесилия частенько воровала платки и аксессуары, чтобы расплатиться за наркоту. Запах въедался в ее одежду и волосы и не выветривался по несколько дней, особенно если она какое-то время носила платки, прежде чем сбыть их.

– Спасибо, –  говорит Эйр.

Женщина улыбается.

– Бенджамин! –  кричит она куда-то в сторону и резко оборачивается.

К ним подходит мальчик-подросток в громоздком желтом дождевике. В руке у него упаковка конфет. Сходство между женщиной и мальчиком невелико, но Эйр понимает, что это, должно быть, монструозный сынок этой красавицы. Может, дело в одинаковой пронзительности взгляда, несмотря на разный цвет глаз. В остальном между ними нет ничего общего. Он высокий, широкоплечий и упитанный. Ладони большие, округлые, похожи на два ковша. Настоящий гигант, но с какой-то детскостью во всем, а каждое его движение сопровождается чуть слышными вздохами. Эйр никак не может понять, откуда они берутся: то ли от соприкасающихся друг с другом при движении частей тела, то ли вылетают при дыхании из его широкого, чуть перекошенного рта.

Он протягивает матери упаковку конфет. Эйр замечает большое темное родимое пятно, протянувшееся у него над правым глазом до виска. Ее передергивает от отвращения. Она всегда с трудом переносила аномалии и на своей коже, и на коже других людей.

– Бенджамин, –  повторяет женщина, –  я же сказала, сегодня никаких конфет. Можешь взять сэндвич.

Он отдает ей пакетик.

– Я сюда идти не просился, –  отвечает он на это обиженным тоном, после чего вытаскивает бутылку лимонада из стоящего рядом со столиком холодильника.

Женщина вздыхает и сдается.

– Давай быстрее.

Мальчик смотрит на нее с упрямым видом. А потом передразнивает неестественно высоким голоском: «Давай быстрее».

– Не делай так, –  отвечает она. – Я же сказала, они попытаются найти для Джека новую, постоянную семью. Но до тех пор мы должны помогать ему и делать все, что в наших силах.

– Джека Абрахамссона? –  переспрашивает Эйр.

Женщина смотрит на нее с изумлением, и Эйр быстро распахивает кошелек и показывает ей свое удостоверение. Полицейский значок поблескивает в холодном свете ламп дневного освещения.

– Я только что была у Джека, –  поясняет она. –  Значит, это вас вызвали к нему в качестве патронатного родителя?

Женщина протягивает ей руку.

– Метте Линд. Как он?

– Сложно сказать. Завтра утром его посмотрит врач, психиатр.

– Мне позвонили из службы опеки. Но они ни слова не сказали о его самочувствии. Несчастное дитя.

Эйр замечает, что Бенджамин пристально смотрит на нее. Его большие глаза изучают ее лицо. Эйр улыбается ему, ответом становится вялая неуверенная улыбка. Мальчик опускает глаза и натыкается взглядом на пистолет. Он сглатывает и проводит рукой по волосам, так что ей снова становится заметно его большое родимое пятно. Темно-красное, живое, отталкивающее. Оно похоже на пульсирующий мускул, втиснутый в кожу. Гигантский кроваво-красный коготь, вцепившийся в его правый глаз.

– Вы сейчас снова пойдете к Джеку? –  интересуется Метте.

– Да. Пойдемте вместе?

Когда они проходят мимо прилавка с конфетами, тот же подросток снова показывает Эйр средний палец. Он медленно размахивает им, нарочно провоцируя ее. Его дружки прыскают со смеху, когда он еще раз сплевывает в один из лотков с конфетами.

Метте немедленно выхватывает пакетик с конфетами из рук Бенджамина и отставляет в сторону.

– Вы не подождете меня здесь вместе с Бенджамином? –  просит она. – Я знаю кое-кого из этих ребят, мы принимали их у себя.

Она подходит к подросткам и останавливается перед тем, который только что сдабривал конфеты своей слюной.

– Как дела у мамы, Робан? –  спрашивает она его.

– Нормально, трахается как по часам, а вот вас недотрах замучил.

– Давай-ка ты пойдешь на кассу и расскажешь там, что сделал с конфетами, а потом заплатишь за те, что взял.

Робан ухмыляется.

– Что вы мне за это дадите?

Его дружки начинают нервно хихикать. Эйр косится на Бенджамина. Он уже весь извертелся и сжал один кулак. Она осторожно кладет ему руку на плечо. Он стряхивает ее и отодвигается на пару шагов в сторону.

– Я попрошу Эдди позвонить твоей маме, чтобы она пересмотрела свои часы работы в отеле, –  продолжает Метте, обращаясь к Робану. –  Похоже, ей пора снова сократить нагрузку, чтобы получше присматривать за тобой.

– Вот уж не думал, что вы контачите со своим бывшим. Ну это, после того, как он оттрахал половину учительской у вашего психа в школе.

Метте делает глубокий сосредоточенный вдох. Робан мельком кидает взгляд на Бенджамина, с мерзкой ухмылкой кладет руку Метте на талию и резко притягивает ее к себе.

– Эй, слышь, а может, мы с тобой…

Она отталкивает его от себя, и одновременно с этим Бенджамин подается вперед. Он бы накинулся на Робана, если бы мать не схватила его за руку и не развернула лицом к себе.

– Не сейчас, –  произносит она с ледяным спокойствием.

– Ну ты, фрик хренов, –  Робан расплывается в улыбке, глядя на Бенджамина, –  ты чего там придумал, насмерть меня забить собрался или еще чего?

Остальные смеются, стоя за его спиной.

– Ну тебя на хрен, надо было тогда еще в психиатричку позвонить, –  продолжает он, –  рассказать им, как ты меня до крови укусил, когда я твою мамашу рассмешил чутка, развеселил ее хоть раз в жизни, блин…

Бенджамин снова бросается на Робана, но Метте успевает ухватить его за воротник и оттащить в сторону. Эйр поражена тем, какая она сильная, ведь Бенджамин не просто высокий, он вообще довольно крупный. Метте толкает его перед собой по направлению к выходу, Эйр бежит за ними следом. Добравшись до лифтов в центральном холле больницы, Метте кладет руку ему на плечо.

– Что имел в виду Робан, когда сказал, что ты его укусил?

Бенджамин что-то бормочет.

– Эй! Ты меня слушаешь?

Эйр нажимает кнопку лифта. Бенджамин продолжает бормотать что-то, Метте делает шаг вперед и тянется к нему в попытке разобрать, что он говорит.

– Я тебя не слышу. А ну-ка отвечай. О чем таком он говорил, когда сказал, что ты его укусил?

– Да пошли все на хрен! –  вопит Бенджамин ей прямо в ухо.

Она отскакивает, потом заискивающе улыбается Эйр. В воздухе повисает ощущение неловкости. Щеки у Бенджамина побледнели. Видно, что он погружен в собственные мысли.

– Я этому козлу башку оторву, –  шипит он. – Я им всем башку оторву…

Наверху, в отделении, Эйр подводит Метте к Санне и представляет их друг другу.

– Как там Джек? –  взволнованно спрашивает Метте. – С кем из врачей я могу поговорить?

– Думаю, вам надо подождать, пока кто-то придет, –  отвечает ей Санна. – У него совсем недавно был припадок или что-то вроде того. Сейчас он стабилен. Но пока что никому нельзя видеться с ним, не побеседовав предварительно с врачом, и заходить в палату можно только по одному.

– А Инес Будин? Она где?

– Кто? –  переспрашивает Санна.

– Социальный работник, она отвечает за Джека.

– Ах да, она была тут и ждала вас и врача, но теперь ее попросили посидеть с Джеком. Чтобы рядом было знакомое лицо, если он очнется.

Метте оборачивается в сторону палаты Джека. Санна мягко кладет руку ей на плечо, останавливая ее порыв войти внутрь.

– Входить можно строго по одному, я вам уже говорила. У вас что-то срочное к Инес Будин?

Метте отрицательно мотает головой.

– Нет, может подождать до завтра.

– Вы будете здесь завтра утром? –  уточняет Санна.

– Да, с самого утра, как только разрешат войти.

– Хорошо. В девять у него встреча с психиатром. После нее, если его состояние улучшится, я бы хотела, чтобы с ним побеседовал наш дознаватель, который работает с детьми. Он попробует выяснить, может ли Джек описать преступника или нарисовать. Конечно, если он что-то видел на месте преступления. И это, разумеется, зависит от того, насколько Джек будет готов к этому.

– Но ведь еще слишком рано для такого, –  восклицает Метте. – У него же шок, верно? Неужели вы заставите его пройти через это так скоро?

– Как я уже сказала, все будет проходит в предельно безопасной форме, его будет опрашивать опытный следователь, который умеет работать с детьми, оказавшимися в неблагополучной ситуации. При этом будут присутствовать врач из отделения детско-юношеской психиатрии, прокурор и его юридический защитник. Но только если лечащий врач даст нам согласие на это. И сам Джек, разумеется, тоже.

Во взгляде Метте читаются тревога и желание возразить.

– Простите, но что вы вообще здесь делаете? Вы разве не должны сейчас быть очень заняты опросом соседей и еще я не знаю чем?

– Работа на месте преступления ведется полным ходом, –  спокойно отвечает ей Санна.

Метте кивает, некоторое время она колеблется, а потом произносит сдавленным голосом:

– Мне почти ничего не сказали, когда позвонили из службы опеки…

– К сожалению, пока что мы не можем сказать большего, –  отвечает Санна.

– Но… убийство… Просто это так ужасно. Я видела в новостях про убийство в Сёдра Виллурна, оно ведь никак не связано с этим?

В ее взгляде читается заинтересованность, но она продиктована не злым умыслом или праздным любопытством, а скорее заботой о Джеке.

– Насколько хорошо вы были знакомы с Ребеккой Абрахамссон? –  задает встречный вопрос Санна.

– Я с ней совсем не была знакома. Но я знаю Джека. Он раньше оставался у нас в патронатной семье. Вот почему они связались со мной. Ему нелегко пришлось в жизни. У матери были проблемы с психикой и все прочее.

Санна вскидывает брови. Такой информации о Ребекке она еще не получала.

– Какие проблемы?

Взгляд Метте застывает.

– Наверное, будет лучше, если вам об этом расскажет кто-то другой. Не мое дело вам об этом говорить. Я действительно не знала Ребекку.

Проходящий мимо лечащий врач Джека сообщает Метте, что она сможет повидать мальчика не раньше завтрашнего утра. Она начинает задавать ему вопросы, и в конце концов доктор предлагает им с Бенджамином побеседовать где-нибудь в более уединенном месте.

Через окошко в двери палаты Санна видит, что Джек сел на краешек кровати. Вид у него потерянный и напуганный, он весь сжимается, когда Инес Будин встает со своего стула в углу палаты. Она берет его за руку, наверное, предлагает сходить в туалет. Мальчик медленно поднимается на ноги.

Санна впервые видит его в полный рост. Когда они его нашли, он так и остался в гардеробной комнате до приезда бригады «Скорой помощи», которая препроводила его, укутанного в плед, из квартиры. Хотя она уже знает, что ему тринадцать, ей до сих пор кажется, что он на пару лет младше. Единственное, что выдает его сравнительную взрослость, –  это руки, ноги и плечи, их мускулистая очерченность, которая заметна у подростков. А все остальное лишь усиливает ощущение, что перед ней совсем ребенок. Он медленно бредет, уткнувшись глазами в пол, и Санна думает о том, какое же безбрежное горе с этого момента и на всю жизнь станет неотъемлемой частью его существования.

По пути из отделения Санна пытается связаться с Судденом, чтобы узнать новости с места преступления в Мюлинге. Потом звонит прокурору Лейфу Лильегрену, чтобы обсудить, кого из дознавателей, работающих с детьми, лучше всего вызвать на допрос Джека. За это время Эйр успевает забежать в отделение неотложной помощи, чтобы выяснить, не поступал ли к ним кто-то по имени Франк Рооз. Но у них нет никого с таким именем, кроме того, у них не лежит ни один неопознанный пациент его возраста.

На улице в воздухе повисла дождевая взвесь. На подходе к машине Эйр дрожит от холода. Она с размаху плюхается на сиденье рядом с Санной.

– Ну тут, блин, и дубак все время.

Санна прикладывает к уху мобильный и благодарит кого-то, прежде чем закончить разговор.

– Это Йон? –  произносит Эйр, стуча зубами. – У них что-то есть?

– Они еще раз все прочесали, обошли соседей, но никаких признаков присутствия Франка так и не обнаружили. И в Мюлинге тоже ни одного свидетеля.

– Вот черт.

Что, если Франк был дома, когда на Мари-Луиз напали, задумывается Санна. Могли ли его похитить из-за того, что он стал свидетелем? Ее охватывает волнение, ведь это значит, что то же может случиться с Джеком, если они не сумеют защитить его.

– Вот же хренотень! –  восклицает Эйр. – У нас два трупа, оба с одинаково перерезанным горлом. Но мы при этом ни фига не знаем о том, как они друг с другом связаны. Кроме того, что Мари-Луиз давала Ребекке деньги на что-то. Только вот на что?

– Будем надеяться, что Судден с ребятами отыщут что-нибудь в квартире Ребекки.

– А пепел от той книжки?

– Это «Потерянный рай».

– Ну да, и к чему она?

– Я не знаю.

– И мы до сих пор считаем, что самоубийство в известняковом карьере имеет ко всему этому какое-то отношение?

Санна пожимает плечами.

– Водолазные работы в карьере продолжатся завтра, насколько я знаю. Если они отыщут маску, которая была на девочке, мы сможем провести более тщательное сравнение с картиной в доме Роозов.

Эйр вздыхает.

– У нас есть еще какие-то дела на сейчас?

– Не особо. Нужно ждать, что скажут криминалисты и Фабиан.

У Эйр звонит мобильный. Это Сесилия. Она сбрасывает вызов.

– По-моему, не так уж и странно, что никто ничего не видел в случае с убийством Мари-Луиз. Большие виллы, народ там только собой и занят, наверное. А вот с Ребеккой, в многоквартирном доме, наверняка кто-то обязан был увидеть или услышать хоть что-нибудь. Опрос соседей должен был дать хоть что-то.

– Сомневаюсь, что соседи там охотно общаются с полицией. В мире Мюлинга все работает по-другому.

– Даже из страха, что они могут быть следующими?

– Даже тогда.

– После такого зверства он явно выходил из квартиры весь перемазанный кровью. Кто-то же должен был его увидеть?

Санна выдерживает взгляд Эйр, в ее светло-голубых глазах сквозит усталость.

– Народ там редко что видит, –  отвечает она. – К тому же он мог в душ сходить. Посмотрим, что они найдут в смыве в ванной.

Эйр снова вздыхает. Холодность в лице Санны кажется непроницаемой. С таким же лицом она проскользнула недавно в комнату Джека. Тогда помимо холодности в ее взгляде была некая покорность, ни один мускул на лице не дрогнул при виде гротескной сцены убийства. Но вот потом, когда она нашла Джека в гардеробной, в ней что-то переменилось, пусть даже всего на мгновение.

– Что такое? О чем ты задумалась? –  интересуется она у Эйр.

– О том, что замерзла как хрен знает что, –  огрызается та. –  Поехали в управление.

Мотор не заводится с первого раза, Санна поворачивает ключ еще раз. Эйр удивленно смотрит на нее.

– Может, стоит подновить эту развалюху?

Задняя дверь машины вдруг распахивается. На сиденье влезает Судден. Его густые зачесанные назад волосы слегка взъерошены. Улыбчивости, запомнившейся Эйр по предыдущей встрече, как не бывало.

– Я-то собирался наверх к мальчику, чтобы отыскать вас, а пока парковался, гляжу –  вы тут.

Эйр ловит его взгляд для приветствия, но он быстро отводит глаза.

– Как там у него дела, у этого парнишки?

– Завтра его посмотрит психиатр, –  отвечает Санна, –  а потом, надеемся, он сможет ответить на несколько вопросов.

Судден откашливается и энергично чешет свой большой мясистый нос.

– Ладно. Чудненько. Да, я…

Он вдруг замолкает.

– Вы ее знаете? –  спрашивает Эйр, поняв, что он заметил Метте Линд. Та стоит на парковке и открывает свою здоровенную тачку.

– Бывшая Эдди Линда, –  отвечает он ей.

– Что за Эдди Линд?

– Самый богатый человек на острове. Был, пока она с ним не развелась. Он переспал с половиной острова. А она с этого неплохо поимела потом.

– Она патронатный родитель, ей поручено заботиться о Джеке Абрахамссоне, –  произносит Санна.

– Вот как. Ему могло и не так сильно повезти. Говорят, она неплохой человек.

– Только сынок ее –  совсем другая история, –  добавляет Эйр. –  Офигеть можно, что за характер. Такой скандал закатил в столовке, когда какой-то парень его спровоцировал.

– Эти мне подростки… –  бормочет Судден.

– Да нет, подростковая хрень ни при чем. Он реально взбесился. А тот парень, на которого он порывался напасть, он сказал, что…

Санна прерывает их нетерпеливым покашливанием.

– Тебе чего надо-то? Зачем ты приехал сюда, не мог просто позвонить?

– Пара мелочей. Мы нашли охотничий нож, которым убили Ребекку Абрахамссон, его выкинули в мусорный контейнер рядом с Мюлингом. Он сейчас на экспертизе.

– Хорошо, –  отвечает Санна. –  Еще что?

– Нож с места убийства Мари-Луиз, на нем обнаружилась не только ее кровь. Мы нашли на ноже кровь еще одного человека.

– Франка? –  спрашивает Эйр.

В машине повисает тишина. За окном начинается дождь. Большие капли бьют по стеклу и размывают вид из окна.

– Пока что мы можем сказать только, что это мужчина…

– Это может быть кровь самого преступника, –  отвечает Санна.

Судден неуверенно кивает.

– Этого мы не знаем…

Санна раздраженно вздыхает.

– То есть ни одного совпадения в картотеке? Ладно, чего ты еще хотел?

Судден расстегивает куртку и вытаскивает что-то из внутреннего кармана. Он кидает Санне на колени два пакета для вещдоков.