Текст книги "Ген Химеры. Часть первая"

***

Это было невероятно, но Ойтуш поправлялся. Он с аппетитом съедал свой скудный паек, а по утрам впервые в жизни начал делать зарядку. Тело и разум требовали некоего режима и самодисциплины, и это явно не было признаком умирающего от дот-вируса человека.

В первые дни улучшения, когда потребность в постоянном сне стала сходить на нет, Ойтуш начал изучать свою камеру. Он досконально исползал каждый миллиметр и на ощупь изучил каждый выступ холодного грубого камня. Оказалось, что прямо по центру его камеры располагался небольшой люк, крышка которого прилегала к полу настолько плотно, что поддеть ее не представлялось возможным даже острием ножа.

Парень решил, что люк предназначался для избавления от трупов, так как его размеры как раз соответствовали средним размерам тела человека. Куда бы ни вело это отверстие, в сточную канаву или утилизатор, оно лежало за пределами тюремной камеры, и это давало хоть и мизерную, но все-таки надежду на побег. Судя по всему, смерть в очередной раз решила оставить Ойтуша в покое, а раз так, почему бы не попытаться выйти отсюда? Эта слабая надежда давала ему силы вставать по утрам, есть мерзкий обед, упражняться и изо всех сил стараться не думать о том, что он больше никогда не увидит Сати.

Свет Ойтуш видел лишь дважды в сутки, когда на пару секунд приоткрывалось окошко для выдачи пайка. Он не любил эти моменты: после этих кратковременных вспышек, глаза вновь долго привыкали к темноте. Единичные фотоны, проникающие в камеру, помогали хотя бы немного ориентироваться в пространстве, и все-таки большую часть времени Ойтушу приходилось передвигаться на ощупь.

Осязание и слух обострились до предела, компенсируя то, чего не могли увидеть глаза. Иногда парню казалось, что он уже давно ослеп и больше никогда не увидит ничего, кроме своих цветных снов. Но всякий раз, когда окошко открывалось, и глаза резала боль, он знал, что по-прежнему способен видеть.

В первые дни заключения Ойтуш ожидал, что подвал будет наполнен криками и стонами страждущих людей, но их не было. Вместо этого были звуки, куда пострашнее. Несколько раз он содрогался от звука, напоминающего влажные шлепки, как если бы гигантская лягушка неторопливо прыгала по камням. Звук доносился откуда-то снизу – парень мог слышать его, прижавшись ухом к холодному полу.

Ойтуш старался не думать о том, что это могло быть, но воображение то и дело любезно подсовывало ему тошнотворные картины гниющих трупов, которые небрежно кидали друг на друга. Он чувствовал, что смертью был пропитан каждый камешек его клетки, и знал, что люк в полу открывался не раз, для того, чтобы избавиться от очередного умершего.

Он продолжал видеть странные сны про берег моря и беременную девушку, так похожую на Сати. Более того, из потаенных уголков мозга, до Ойтуша то и дело пытались достучаться фрагменты какой-то другой жизни. Идеальных размеров галька, дома, утопающие в воде, звон посуды и плафоны, парящие в воздухе… Все эти мелочи, эти кусочки пазла были чужими воспоминаниями, ведь никогда за свою жизнь парень не покидал пределов Метрополя.

Может, его мозг был поврежден при вживлении чипа? Или галлюцинации настолько осмелели, что решили занять место в разделе долговременной памяти? Так или иначе, Ойтуш жалел, что помнит не родителей, а эти никому не нужные обрывки чьей-то настоящей или ненастоящей жизни.

К концу второй недели ему удалось сделать темноту своим другом. Иногда парень ложился на холодный камень и долго-долго всматривался во мрак, пока ему не начинало казаться, что он видит. Фрагменты воспоминаний всплывали перед глазами, словно он наблюдал их на экране в кинотеатре. Иногда, из черноты, перед Ойтушем возникали целые панорамы: хмурый Метрополь в утреннем смоге, блестящий глайдер, пролетающий в ясном полуденном небе, городской парк, где дети кидают хлеб жирным уткам в пруду…

А вот они с Сати провожают день зимнего солнцестояния. Электричество отключено, и восемь свечей горят, помогая прогнать темноту. Сати сидит у него на коленях; ей всего двенадцать, а Ойтуш уже безумно влюблен в нее. Он дает себе слово, что будет оберегать ее до конца своей жизни.

Возможно он сходил с ума, но проваливаться в эти видения было приятнее, чем биться в стену от отчаяния.

Темнота помогала Ойтушу заново проживать свою жизнь, вспоминая ее в мельчайших деталях. Он пришел к выводу, что все двадцать лет был прокрастинирующим безвольным тюфяком, и если бы не Сати, то давно бы подсел на стимуляторы. А все потому, что он узнал о несовершенстве мира еще в детстве, в то время, как другие представители Первого класса наслаждались всеобщим вниманием и заботой.

Когда Ойтушу было девять лет, они с классом ездили на экскурсию за город. Детям показывали животноводческие фермы, где выращивали генно-модифицированных коров и свиней. Взглянув в грустные глаза животных, неспособных самостоятельно передвигаться, Ойтуш единственный из всего класса заплакал. Пока никто этого не заметил, он убежал за пределы фермы и спрятался в высоких зарослях кукурузы. Его нашел пожилой мужчина, и чтобы хоть как-то развеселить, показал фокус: щелкал пальцами, от чего в руках его загорался огонь.

Ойтуш был изумлен до глубины души. Он спросил мужчину, почему его не отправили на Остров, на что тот поведал ему еще более невероятную историю. Присев рядом с заплаканным мальчишкой прямо на землю, мужчина рассказал ему, что научился создавать огонь в тридцать лет, после того, как умерла его дочь.

– Почему вы не получили штамп одаренности? – спросил Ойтуш.

– Я хотел было пойти в протекторий, – ответил тот, – Даже все документы собрал. А потом решил, что семье я важнее.

– Не жалеете, что не ушли?

Мужчина немного подумал, а затем указал Ойтушу на ярко-синий дом с красной крышей в самом конце поля.

– Видишь? Мы построили его вместе с моими детьми.

Глядя на улыбчивое, испещренное морщинками лицо одаренного, Ойтуш понял, что он ни о чем не жалеет.

Уже уходя, тот вдруг улыбнулся и крикнул:

– Знаешь, как удобно поджигать старые початки с одного щелчка?

Ойтуш рассмеялся и даже не обратил внимания на то, мужчина назвал его на «ты».

После того дня, сомнения, словно ртуть отравили его душу. Мальчик больше не верил в безупречность власти, заявившей, что одаренным можно стать лишь до шестнадцати лет. Если он видел одного одаренного взрослого, значит должны быть и другие. Да и сама мечта об Острове вдруг перестала быть для него такой желанной. Он встретил того, кто выбрал простое человеческое счастье, вместо того, чтобы стать избранным, вершителем истории, представителем легендарного Третьего класса.

Только благодаря ненавистному когда-то чипу, Ойтуш не потерял счет времени. Он все также просыпался от коротких разрядов боли, слушал новости Метрополя и узнавал о состоянии своего организма.

Шла уже четвертая неделя его заключения, но парень вопреки всему чувствовал себя довольно сносно. Он потерял в весе, но зато тело стало легким и крепким, словно каучуковый мяч. Панические атаки Ойтуш заглушал физическими тренировками, а в моменты отрешенности и депрессии – наблюдал свои картины-воспоминания на потолке и стенах.

Тюремный режим, состоящий из подачи пайка и мытья камеры по понедельникам, также в некоторой степени помогал поддерживать дисциплину. Перед тем, как пускали воду, Ойтуш складывал свою одежду прямо под трубой, чтобы хорошенько прополоскать. Паек же стал делить на несколько частей: перекусывал маленькими порциями, стараясь не допускать острых приступов голода. И все-таки приверженность к скудному режиму отнюдь не наполняла жизнь смыслом, просто помогала не сойти с ума хотя бы еще на какое-то время.

О том, что что-то не так, Ойтуш догадался, когда вода полилась из трубы на следующий же день после мойки. Он разделся и кинул одежду под струю воды. Напор был сильнее, чем обычно: струи с силой лупили по мешковатой робе, и это еще сильнее насторожило Ойтуша. С чего бы это тюремщикам устраивать ему повторный банный день?

Когда вода наконец коснулась его, парень вздрогнул от ужаса: она была не просто холодной, она была обжигающе ледяной, словно жидкий азот. Взобравшись на унитаз – единственное возвышение в его камере – Ойтуш к своему изумлению обнаружил, что сточное отверстие было заблокировано. Его камера медленно наполнялась водой, словно ванная, заткнутая пробкой.

От него решили избавиться. Ни пристрелить, ни ввести в вену яд, а утопить долгим и мучительным способом. Взвыв от отчаяния, Ойтуш закусил руку, чувствуя как животный страх заполняет его целиком. Он всегда боялся умереть именно так: барахтаясь и задыхаясь в подступающей воде, а затем камнем уходить на дно, вдохнув смертельную дозу жидкости. О да, тюремщики подготовили для него поистине грандиозный финал. Ну а как еще поступать со смертельно больным человеком, который внезапно пошел на поправку? Ведь содержать его для тюрьмы было как минимум невыгодно.

Через пару минут ледяная вода уже лизала подошвы его стоп, подступая все ближе и ближе. Не удержав равновесие, Ойтуш рухнул со своего спасительного пьедестала, с головой окунаясь в черную воду.

Тысячи острых иголок вмиг насквозь пронзили его тело. Вынырнув, он попытался вдохнуть, но легкие настолько сжались от холода, что Ойтуш мог лишь хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Шли минуты и камера наполнялась водой все больше и больше. Парень умел плавать и чисто теоретически мог бы доплыть до трубы и заткнуть ее своей одеждой… но на деле он мог лишь барахтаться в дьявольских водах, пока судорога не свела его ноги и руки. Чернота и холод, обступившие со всех сторон без всяких намеков говорили, что это действительно был конец.

Сердце Ойтуша почти остановилось, к тому моменту, как люк в полу начал открываться. Ледяной поток хлынул в канализационную трубу, унося с собой его еще живое тело.

Глава – 8

– Сати, мы закончим снижение через пять минут, – заглянув в каюту, бегло сказал президент Грейси. Его лицо выражало высшую степень сосредоточенности.

– Угу, – рассеянно кивнула девушка, успевшая снова задремать в кровати-яйце.

– Тебя проводит и введет в курс дела Эвридика, моя помощница, а мне как можно скорее надо попасть на совещание.

– Угу, – повторила Сати, решив, что интересоваться правительственными делами – не ее забота.

Сати отключила интерьер, как это делал Роланд, и каюта мигом погрузилась в темноту. Глайдер снижался среди густой серой массы, напоминающей плотные облака. Подойдя вплотную к прозрачному корпусу, Сати положила руку на стекло. Странно, но за все время полета она не чувствовала перегрузок; лишь равномерный низкий гул давал понять, что судно преодолевает тысячи километров воздушного пространства.

Неожиданно все закончилось. Гул затих, а вместо прозрачного корпуса вновь сложилась мозаика с изображением обшитых деревом стен и потолка.

Сати направилась было к выходу, но ее остановила красная бегущая строка, зависшая в воздухе прямо перед лицом: «Ваш полет окончен, оставайтесь на местах».

Входная дверь была заблокирована.

От досады Сати вновь забралась на кровать и свернулась калачиком.

Но спустя пару минут в дверном проеме показалась чья-то голова, а затем в каюту протиснулся и ее обладатель – незнакомый молодой человек. В первые мгновения Сати показалось, что это был Ойтуш: те же взъерошенные темные волосы, широкие брови и карие глаза в обрамлении пушистых черных ресниц. Однако гость был ниже ростом, да и лицо было детским: было похоже, что парень был ровесником Сати.

– Привет, – дружелюбно сказал он, подходя ближе.

– Привет, – немного рассеянно ответила Сати, продолжая рассматривать его во все глаза. Он был одет в свободную рубашку с воротничком-стойкой и закатанными рукавами, серые брюки и кроссовки, которые он не удосужился снять, усевшись в кресло прямо с ногами.

– Мне нравится твоя прическа, – сказал мальчик, улыбаясь.

– Спасибо, – Сати машинально пригладила волосы, точнее, то, что от них осталось. И как же она могла так ошибаться? Приглядевшись к незнакомцу повнимательнее, она заметила серьги-гвоздики в ушах, да и черты лица были скорее девчачьими.

– Как тебя зовут? – спросила она, чтобы подтвердить свою догадку.

– Эвридика, – ответило существо, на самом деле оказавшееся девочкой. В следующую секунду Эвридика схватила со стола зеленое яблоко и со всей силы запустила им прямо в голову Сати. Это было неожиданно, но рефлексы Сати сработали, и она словила его в каких-то миллиметрах от своего носа.

– Что за… – рассердилась было Сати, но Эвридика громко перебила ее.

– Да ты в отличной форме! – обрадовалась она, чуть ли не хлопая в ладоши. – Кластрум полностью вывелся из твоего организма.

«Похоже, что все-таки не полностью», – подумала Сати, решив, что собственный разум решил сыграть с ней злую шутку. Волосы Эвридики больше не казались ей лохматыми и взъерошенными, напротив, они были гладко уложены и разделены сбоку прямым пробором. Вместо бровей, напоминающих две черные щетки, были два аккуратных изгиба, превращающие лицо Эвридики из девочки-сорванца в элегантную юную леди.

Сати потрясла головой из стороны в сторону и вернула яблоко на место, не сводя глаз с Эвридики. Та заметила это, но лишь мило улыбнулась, словно все было в полном порядке.

– Президент Грейси сказал, что ты объяснишь мне все, – Сати решила нарушить молчание.

– Ах, да, – спохватилась Эвридика и соскользнула с кровати, при этом оказавшись чуть ли не на голову выше Сати.

– Почему ты меняешься? – нахмурилась Сати, почти злясь то ли на Эвридику, то ли на свое разыгравшееся воображение. – Ты была другой, когда вошла.

Вместо ответа, помощница Грейси взяла с журнального столика первую попавшуюся книгу и наугад раскрыла ее. Сати заметила родинку на ее щеке, которой – она могла поклясться – не было еще секунду назад.

Вдруг Эвридика, должно быть решившая довести Сати до инфаркта, с силой захлопнула книжку прямо перед ее носом. Сати зажмурилась от неожиданности, а когда открыла глаза, то едва не закричала от ужаса: перед ней, насмешливо улыбаясь, стояла ее собственная точная копия.

– Классно, правда? – произнесла Эвридика голосом Сати.

– Ты одаренная? – запоздало сообразила та.

– Как и ты. Иначе тебя здесь не было бы, – серые глаза собственной копии смотрели решительно и почти нагло.

– Ты гипнотизируешь меня? – Сати прикоснулась к ее лицу, чтобы проверить настоящее ли оно.

– Неа, – покачала головой Эвридика.

– Меняешь внешность, перевоплощаешься? – озвучила Сати еще одну догадку.

– Снова не угадала.

Очередная трансформация произошла так же быстро, как и все остальные. Не было ни ряби, бегущей по телу, ни пламени, ни искр, как в фантастических фильмах. Эвридика просто стала другой, быстро и не пыльно.

Теперь перед Сати стояла высокая женщина лет тридцати. Нос с горбинкой и волосы цвета воронова крыла делали ее похожей на злую колдунью из сказок. Вот только шоколадно-медовые глаза смотрели по-доброму, участливо.

– Все немного сложнее, Сати, – голос Эвридики оказался низким и бархатистым. – Я меняю мир вокруг себя. Представь, что мир состоит из бесконечного множества слоев. И в каждом слое я выгляжу иначе. Я тасую эти слои как карточные колоды, заставляя людей видеть меня по-другому. Понятно?

– Не очень, – честно ответила Сати. Но Эвридика ей определенно понравилась.

– Не страшно, – подмигнула она. – Пойдем знакомиться с Островом.

***

Сати думала, что они сразу попадут на берег, но за дверью каюты был вход в длинный телескопический трап. Эвридика бодро зашагала вперед, и девушке ничего не оставалось, как поспевать за ее шагами.

В рукаве гулял прохладный ветер, а на его белых, дрожащих от сквозняков стенах то и дело встречалась цифра «9».

– Что это значит? – спросила Сати, указывая на маркировку.

– Выход номер девять, – не оборачиваясь, ответила Эвридика.

– Раньше я никогда не видела одаренных взрослых, – от переполнявших ее эмоций Сати не могла молчать.

– Нас тут много таких, – хмыкнула Эвридика. – Присматриваем за малышней, вроде тебя.

Сати совсем не обиделась.

– Президент Грейси сказал… – начала было она, но Эвридика перебила ее:

– Роланд. Зови его просто Роланд, у нас так принято, ясно? Здесь все равны.

– Хорошо, – кивнула Сати, едва успевая за ней. – Роланд сказал, что каждый месяц сюда прибывает новая группа одаренных.

– Все верно.

– Тогда сколько же людей здесь живет? – поинтересовалась Сати. – Наверное несколько миллионов.

– Никогда не думала об этом, – Эвридика не обернулась. – Гораздо меньше.

Рукав заканчивался, и Сати уловила ощутимый привкус соли в воздухе. Океан был совсем близко.

– Роланд лично привозит одаренных?

– Ну что ты, конечно нет, – Эвридика пыталась совладать с черными волосами, в которых бушевал ветер. – В этот раз он вез… нечто ценное.

– Меня?

Вместо ответа Эвридика от души рассмеялась, отчего щеки Сати вспыхнули.

– По-моему у кого-то завышено чувство собственной важности, – заметила Эвридика, закончив смеяться. – Ничего, скоро это пройдет.

Сати промолчала. В голову ей снова пришло то самое “животное”, крики которого она слышала в глайдере. Она уже собиралась спросить об этом Эвридику, но в этот момент сильный порыв ветра ударил ей в лицо.

Трап закончился на идеально гладком песчаном пляже. Ни одного следа, ни одного изъяна не было на нем. Впереди простирался океан, сине-зеленый, до самого горизонта. Ветер, дувший в лицо, был свежим и соленым, и Сати с удовольствием вдохнула его полной грудью.

Желтое солнце медленно садилось в облачной дымке, и цвет песка от этого был золотым.

– Ты сможешь гулять здесь, сколько захочешь, – сказала Эвридика, ностальгически глядя вдаль. – Теперь все это твое.

Сати подняла с песка камешек и поразилась его идеальной форме.

– Здесь все такое… – она никак не могла подобрать нужное слово. Наверное, самым подходящим было “Правильное”.

Оглянувшись, она увидела тот самый глайдер, на борту которого она была еще пять минут назад. Глайдер мягко покачивался на волнах в гавани, окруженной длинными волнорезами.

За свою жизнь Сати частенько приходилось видеть глайдеры над Метрополем: их крылья, напоминающие орлиные, сверкали в небесах, вызывая трепетное ощущение восторга и благоговения. Но то, что Сати видела сейчас, больше напоминало жирного жука, что устало сложил свои лапки. К серому корпусу глайдера было подведено несколько трапов, которые словно пиявки безжалостно впивались в тело воздушного судна.

– Эээ, – протянула Сати несколько разочарованно.

– Не совсем то, что ты себе представляла, да? – улыбнулась Эвридика. – И тем не менее, так выглядит настоящий глайдер. А те, что все время кружат над Метрополем – не более, чем для отвода глаз. Было бы слишком глупо подвергать опасности настоящее судно с одаренными.

«И странными животными», – подумала Сати.

Солнце почти село, и пляж окрасился кроваво-алым.

– Нам пора, – сказала Эвридика, глядя на часы. – Не то опоздаем к ужину.

***

Вблизи город показался Сати далеко не таким роскошным, как с высоты. Первое, что бросалось в глаза – полуразрушенные здания небоскребов, что росли вдоль длинного, уходящего вдаль каменистого пляжа. Они как маяки или обелиски тянулись чередой, и исчезали где-то далеко впереди.

Было очевидно, что в этих зданиях давно никто не живет: выбитые стекла и искореженные конструкции производили угнетающее впечатление. По одной высотке и вовсе тянулась пугающая трещина от основания до самой верхушки.

– Остров – одна большая гора. Первые поселенцы обосновались на пляже, и построили вот это, – Эвридика указала на череду зданий, что стремились ввысь, подпирая небо.

Некоторые из них были весьма причудливой формы, как например один, напоминающий стопку сложенных друг на друга плоских камней. Но и он за долгие годы одиночества зарос диким плющом. Другие небоскребы настолько близко подходили к воде, что волны разбивались о них, как о волнорезы.

– Теперь почти все они пустуют, – сказала женщина.

– Почему?

– У нас были трудные времена. Много одаренных погибло, – уклончиво ответила Эвридика.

– Что, какая-то катастрофа? Или цунами? – насторожилась Сати. Разве в раю бывают трудные времена?

– Не все способны контролировать свою одаренность, как мы с тобой, – ответила Эвридика, уводя Сати прочь от небоскребов.

Сати оглянулась напоследок. Гигантский разлом в одном из зданий заставил ее поежиться. Какая же сила должна быть у человека, чтобы он мог сотворить такое с домами из стали и камня?

– Да не волнуйся ты об этих развалюхах! – с улыбкой крикнула женщина. – Все теперь живут здесь. Догоняй!

С этими словами Эвридика побежала навстречу огромной скале, что маячила впереди. Сати не сразу заметила ее, но теперь от вида этой громады у нее буквально захватило дух.

Скала нависала над пляжем, растворяясь где-то вверху в пепельных облаках. Хорошо различимы были цветные породы, из которых она состояла: аспидно-черные, рубиновые, чернильно-синие. Местами скала была покрыта зеленью, а отвесный склон был испещрен окнами, лестницами и шахтами лифтов.

«Огромный муравейник», – подумала Сати, переключаясь на бег.

И тем не менее этот гигантский замшелый валун, изъеденный следами человеческой деятельности, словно насекомыми, был ее новым домом.

***

Центральный лифт, человек, наверное, на десять, был полностью прозрачным, как и корпус глайдера. Кто бы ни создал все это, он явно хотел произвести впечатление, пустить пыль в глаза новичкам.

Эвридика нажала на девятнадцатый этаж, и земля плавно стала уходить из под ног. Мурашки побежали по телу Сати, прямо как в тот момент, когда Роланд отключил интерьер корабля. Она не очень любила высоту, и решила, что в следующий раз пойдет пешком, сколько бы времени это не заняло.

Вид из кабины лифта действительно впечатлял. Почти севшее солнце напоследок пробилось из-за туч и осветило лица Эвридики и Сати мрачно-алым светом. Волны улеглись, и океан вдруг стал поразительно спокойным, словно стоячая вода в колодце.

Девушка взглянула на Эвридику, которая, прищурившись, смотрела вдаль. В голове вновь промелькнула мысль о сходстве с Ойтушем, и сердце Сати болезненно кольнуло.

– А штормы здесь бывают? – спросила она, чтобы отвлечься от злых игр воображения.

– Здесь все бывает. Кроме приливов и отливов.

– Как это? – недоумевала Сати. Она не была на море, но в школе им рассказывали о воздействии лунной гравитации на волны.

– Сложно сказать, – задумчиво ответила женщина. – Должно быть, связано…

– Должно быть, это еще одна загадка Острова, оставленная нам предшественниками, – прозвучал сзади мужской голос.

Двери лифта распахнулись за их спинами, и Роланд, одетый в длинный пиджак и объемный светлый шарф, шагнул им навстречу с распростертыми объятиями. Он был улыбчив, дружелюбен и все также пах свежей листвой после дождя. Чуть поодаль стояла Дана, облаченная в блестящий комбинезон. На груди ее лежал красивый кулон из лазурного камня.

– Наконец-то, Сати. Прошу, проходи, – сказал президент, жестом приглашая ее внутрь.

Это был просторный светлый холл с колоннами. На верхние этажи вела широкая винтовая лестница, на ступенях которой Сати заметила несколько подушек и кипу исписанных бумаг, будто бы еще минуту назад там кто-то сидел. По центру располагался небольшой бассейн, а вокруг него были расставлены диваны и кресла. В школе Сати был аналогичный интерьерный ансамбль, вот только вместо водоема был камин, у которого она любила греться в холодную погоду.

Сати обратила внимание, что наряду с внешним лоском и изяществом, от этого места прямо-таки разило затхлостью. Словно люди собирались здесь не чаще раза в год, чтобы отдать дань формальности, пустить пыль в глаза. Хотя, возможно, она ошибалась.

На диванах у бассейна расположилась группа людей. Они тихонько переговаривались и краем глаза наблюдали за Сати. Одна девушка сидела на самом краю искусственного водоема и небрежно плескала воду.

– Кое-кто пришел познакомиться с тобой, Сати, – негромко сказал Роланд. – Твои будущие коллеги.

Сати растерялась. Она ненавидела знакомиться с новыми людьми, а тем более в таком количестве.

– Не стесняйся, подойди к ним, – напутствовал Роланд.

Сати оглянулась на Эвридику, но та с интересом рассматривала свои длинные ногти, покрытые черным лаком.

Придав лицу максимально доброжелательный вид, Сати медленным шагом направилась к бассейну.

Когда до ближайшего кресла осталась всего пара метров, она поскользнулась на луже, которую расплескала девушка, и смачно шлепнулась на кафельный пол.

Послышался негромкий смех.

«Полный провал», – в ужасе подумала Сати, поднимая на ребят пунцовое лицо.

Два смуглых парня, невероятно похожих между собой, с любопытством рассматривали ее. Их улыбки были скорее добродушными, чем насмешливыми. Еще один подросток, сидящий отдельно, казалось, вообще ничего не замечал. Его медного цвета волосы были взъерошены, а лицо изображало смесь напряженной умственной деятельности со смертельной тоской. Девушка, что плескала воду, продолжала сидеть на бортике бассейна в позе, для которой ее короткое платье было категорически не предназначено. Повернув голову в сторону Сати, она щелкнула языком и улыбнулась, обнажив неровный ряд зубов.

– Мегани, а ну быстро за шваброй, – к ним подоспел Роланд, кустистые брови которого были недовольно сдвинуты.

– Окей, – ответила девушка, вновь щелкая языком. Взгляд ее темных глаз был странным, даже диким, а улыбка больше напоминала акулий оскал. И, тем не менее, в сочетании с миловидным лицом и роскошными, заплетенными в длинные косы волосами, Мегани не выглядела отталкивающе. Что нельзя было сказать о ее манерах.

– Ты не ушиблась? – спросил Роланд у Сати, когда Мегани ушла.

– Вот еще, – Сати гневно рассматривала мокрое пятно прямо у себя на попе.

– Тогда позволь мне представить тебе наших лучших студентов, – продолжил Роланд. – Это братья Рама и Камал…

«Я не ошиблась», – подумала Сати, повторно подмечая сходство парней. Широкие носы, темные глаза и волосы – они определенно были из южных городов; в Метрополе редко встретишь людей с такой внешностью.

–… Шин, – продолжал Роланд, кладя руки на плечи парню с волосами цвета меди. – С шельмой Мегани ты уже познакомилась… Ну и, конечно, Томас.

– Сати Лаллеман, – представилась Сати.

Что-то не складывалось. Роланд назвал пятерых, но перед ней сидело лишь четверо.

«За колонной», – мягкий голос прозвучал словно эхо.

Покрутив головой, она встретилась взглядом с высоким блондином, что стоял, прислонившись к одной из каменных колонн. От его пронзительного тяжелого взгляда Сати стало не по себе, и она поспешила отвернуться.

“Странный тип”, – подумала она.

“Не страннее, чем ты”, – сомнений не было: голос звучал в голове Сати. Мягкий и ненавязчивый, но определенной посторонний.

Девушка изумленно взглянула на Томаса, но тот лишь небрежно вскинул бровь, словно был не причем.

– Опять он за свое, – усмехнулся один из братьев.

Судя по всему, все в этой гостиной понимали, что происходит. Все, кроме Сати.

«Ты тоже считаешь, что у Роланда дурацкий шарф?» – очередная посторонняя мысль нахально вторглась в ее голову.

На лице Сати отразилась смесь удивления и негодования. А вот на лицах “коллег” появились улыбки.

Интересно, над новичками тут всегда сначала издеваются?

– Заканчивай, Томас, у девочки сейчас мозги вскипят, – подал голос медноволосый.

– Не сердись, Сати, – сказал то ли Рама, то ли Камал. – Томас может общаться непосредственно с сознанием человека.

– Что-то вроде двухсторонней телепатии, – добавил его брат.

Но Сати чувствовала себя униженной. Знакомство шло наперекосяк: сначала она грохнулась, как корова на льду, а теперь еще и этот придурок без спроса влез в ее голову. С каждой секундой обстановка на Острове нравилась ей все меньше и меньше.

Окинув компанию мрачным взглядом, Сати направилась к Роланду, который стоял поодаль и о чем-то разговаривал с Эвридикой.

– Простите, а когда я смогу поискать своего друга? – тихонько спросила она.

– Не так быстро, Сати, – Роланд одарил ее добродушным, но вместе с тем строгим взглядом. – Для начала осмотрись, войди в ритм. У тебя еще будет время.

Чего-то подобного Сати и ожидала. Хрен кому здесь было важно ее мнение. А Ойтуш между тем вероятно погибает где-нибудь в подземельях протекторианской тюрьмы.

Но возразить Сати не успела: ее запястье будто огнем обожгло. Отдернув руку, Сати заметила, что на ее коже теперь красовалась маленькая татуировка в виде лаврового венка.

Эвридика с индукционной машинкой в руках лишь пожала плечами. Дескать, извини, но так надо.

В Метрополе это был целый обряд. Когда ребенок узнавал о своей одаренности, он шел в протекторий, где его тестировали интуиты. После того, как дар подтверждался, юношу или девушку приглашали пройти процедуру нанесения штампа. Для большинства это был настоящий праздник.

Детям накалывали маленькую татуировку в виде лаврового венца – символа победителей. Каждый мог сам выбрать место для штампа, но у Сати забрали даже это право.

– Благодарю, Эвридика, ты можешь быть свободна, – спокойно распорядился Роланд. Женщина кивнула и направилась к лифту, покачивая широкими бедрами.

Слезы обиды выступили на глазах у Сати. Она с ненавистью смотрела на то на рисунок, то на лица других одаренных, что окружали ее.

– Здесь ничуть не лучше, чем в Метрополе! – в сердцах крикнула она.

– Здесь гораздо круче, вот увидишь, – попытался ободрить ее один из братьев. Кажется, Камал.

– Я хочу вернуться домой! – продолжала Сати.

– К мамочке и папочке? – насмешливо протянул Шин.

– Метрополь – это вонючий отстойник, – заметила Мегани, закончив вытирать лужу на кафельном полу. – Как можно хотеть вернуться туда?

“Ты хочешь вернуться из-за него, верно?” – голос Томаса гулко прозвучал в ее голове.

Это было уже слишком.

“С меня хватит”, – подумала Сати. – “Пошло оно все к черту”.

Первое слово-активатор уже готово было слететь с ее языка.

«Не смей», – мысленно предостерег ее Томас. Сати заметила, как он дернулся всем телом, наконец-то отлипая от своей колонны.

«Да пошел ты!» – Сати старалась думать как можно громче.

«Ты даже не представляешь, какой силой обладает Грейси. Считаешь, что он позволит тебе устроить взрыв?»

Сати заскрежетала зубами от бессильной злобы. Неожиданно перед ее внутренним взором возникло лицо Ойтуша. Здоровое, сияющее, совсем как в лучшие их времена. На мгновение Сати словно оказалась в их старом-добром химическом складе, услышала стук дождя, от которого протекала крыша, почувствовала запах булочек, которые она приносила им из школьной столовой… Эти ни с того ни с сего нагрянувшие воспоминания помогли Сати немного успокоиться и взять себя в руки. Все могло быть хуже, гораздо хуже.