Текст книги "Ген Химеры. Часть первая"

Она могла быть изнасилованной Вигом Такером, могла до конца своих дней остаться сиделкой в их доме, где полоумная Лагуна издевалась бы над ней. Но она по-прежнему была жива и здорова. А это уже не мало.

Заметив, что интерес к ней несколько поубавился, Сати незаметно шмыгнула к лифту. Останавливать ее никто не стал: все равно бежать отсюда было некуда.

Девушка спустилась на пляж. Оставшись в одиночестве, она наконец-то дала волю слезам. Усевшись на плоский валун, Сати подставила лицо мокрому океанскому ветру. Волны с шумом накатывали на берег, пожирая песок, а от кровавого солнца, что совсем недавно растворилось в пучине, не осталось и следа.

Пути назад не было. По сути, его не было уже с момента ареста, но теперь татуировка, этот маленький рисунок на запястье, окончательно подвел черту под ее прошлой жизнью. Одаренные не всесильны, несмотря на свое могущество. Их место на Острове, это все знают. Сати никогда не вживят чип, а значит, она никогда не сможет устроиться на работу, пойти в магазин, проехать в метро. Завести детей.

Сканирующие дроны, коих тысячи в одном только Саото-Гане, никогда не опознают ее как элемент системы. У каждого есть свое место в этом мире, и теперь место Сати здесь.

Подул сильный ветер, и волны разыгрались не на шутку, но ей не хотелось возвращаться наверх. Замерзнув окончательно, девушка начала прогуливаться по пляжу, потирая застывшие руки. Темнее становилось с каждой секундой.

– Планируешь ночевать здесь? – окликнул Сати чей-то голос. К ней, кутаясь в плащ-дождевик, спешил Томас.

– Не знала, что ты умеешь разговаривать, – бросила она и направилась в противоположную сторону.

– Иногда приходится, – сказал он, догоняя. – Если хочешь замерзнуть, могу показать более простой способ.

Сати не ответила. Конечно, глупо было бегать по пляжу в преддверии ночи, но она все еще сердилась на парня.

– Ну хочешь, я извинюсь? – спросил Томас.

– Тебя послали вернуть меня? – спросила Сати, не оборачиваясь.

– Да нет. Всем плевать вообще-то, – сообщил Томас. – Как набегаешься и окончательно замерзнешь – сообщи мне.

Сати сообщила минуты через три.

– Здесь есть, куда еще пойти? – спросила она, позволяя накинуть дождевик на свою промокшую насквозь футболку.

– Есть одно местечко, – после секундного раздумья сказал Томас. – Но надо будет немного прогуляться.

Глава – 9

К ужасу Сати, Томас направился прочь от обитаемой скалы, прямо к опустевшим небоскребам, которые с наступлением темноты выглядели еще более зловеще.

“Лучше бы я вернулась”, – подумала Сати, едва успевая за быстрыми шагами Томаса, то и дело утопая в мокром песке. Почти стемнело, когда перед ней предстал жуткий костяк одного из полуразрушенных зданий.

– Пришли, – сказал Томас. – Советую снять обувь.

Внутри здания была кромешная тьма. Томас включил фонарик, и его тонкий луч осветил облупленные, покрытые плесенью стены. Сати охнула, ступив в огромную лужу посреди главного холла. Вода была холодная и доходила почти до щиколоток. Кроме того, создавалось ощущение, что ее ноги тут же окружила стайка рыб. По крайней мере, Сати очень хотелось верить, что это всего лишь рыбы, а не какие-нибудь пиявки-мутанты.

– Замерзла? – спросил Томас.

– Есть немного, – честно ответила Сати.

– Сейчас согреешься, – заверил ее парень. – Лифты уже много лет не работают, а нам нужен двадцать пятый этаж.

– О, – только и могла сказать Сати.

Они поднимались по широкой парадной лестнице, хранящей призрачное воспоминание о своей роскоши. Затхлый воздух был пропитан запахом морской соли, а на некоторых стенах были трещины от пола до потолка. Казалось, что здание вот-вот рухнет прямо у них под ногами.

Когда Сати отставала, и Томас вместе с фонариком исчезал где-то высоко впереди, живая дышащая тьма обступала девушку, заставляла прибавлять шаг, несмотря на усталость.

“Кто может жить в этом саркофаге?!” – подумала Сати, преодолевая один лестничный пролет за другим.

Томас лишь хмыкнул где-то впереди, и Сати поняла, что ее мысль не осталась без внимания.

– Пришли, – наконец сказал парень, останавливаясь у заплесневелой входной двери. Он совсем не запыхался, в отличие от Сати, которая шумно вдыхала воздух и держалась за перила.

В квартире было на удивление чисто и уютно: ни плесени, ни тлетворного ощущения всеобщего хаоса. Одна из комнат напоминала типичный одноместный номер в отеле Метрополя: аккуратно застеленная кровать, кресло, тумбочка и торшер. Сати не раз доводилось ночевать в таких, особенно во времена проблем с протекторием.

Во второй комнате располагался письменный стол и стул, а все остальное пространство было завалено бумажными книгами и пустыми коробками.

– Ого, – удивилась Сати, краем глаза заглядывая в этот отшельнический рай.

– Это мой рабочий кабинет, – небрежно сказал Томас, приглашая ее пройти в более чистую и просторную комнату.

– Так это ты здесь живешь?

– Еще скажи, что не догадалась – ехидно усмехнулся парень, ставя чайник.

На улице окончательно стемнело. Море бушевало, и волны с грохотом разбивались о черные небоскребы, что стояли вдоль пляжа, словно надгробия вдоль дороги. Окно в комнате Томаса было единственным источником освещения на километр вокруг, и Сати подумала, как, должно быть, тоскливо это выглядит со стороны.

– Давай-ка в душ, – распорядился Томас, с головы до ног осмотрев Сати. – А потом пить чай.

Сати слишком устала, чтобы спорить, поэтому просто отправилась в направлении, которое указал ей хозяин квартиры.

В душевой тоже пахло солью, как и повсюду в этом месте, но было чисто и аккуратно. Пока Сати наслаждалась горячими струями воды, открылась и закрылась дверь ванной – Томас принес ей полотенце и халат.

Сати показалось странным, что она так просто решила пойти с незнакомым человеком, который был намного старше ее, да еще и мог читать ее мысли, но немногословность Томаса каким-то странным образом располагала к себе. На фоне остальных одаренных он казался таким же заброшенным в эту утопию, как и она сама.

Закончив мыться, Сати с грустью посмотрела на мокрые кроссовки: до завтрашнего утра они точно не высохнут, а значит весь следующий день ей придется хлюпать.

– Обувь можешь закинуть в сушилку, – послышался голос Томаса из-за двери. – Справа.

“С ним надо быть осторожнее”, – подумала Сати и как можно скорее накинула халат. Неизвестно, насколько могущественной была его “двухсторонняя телепатия”.

В комнате Сати ждала большая кружка чая, а еще коробка с печеньем, что было в самый раз после долгого голодного дня.

– Спасибо, – она устало улыбнулась Томасу. – То, что надо.

Томас притащил стул из “кабинета”, а Сати усадил в кресло, в котором она тотчас же развалилась и обмякла.

– Значит, – начал Томас, внимательно разглядывая девушку, – Ты не хотела становиться одаренной?

– Я не хотела, чтобы моя жизнь менялась, – честно призналась Сати, отпивая горячий сладкий чай. – Но ты ведь же знаешь об этом, не так ли?

– С чего бы это? – блондин удивленно вскинул бровь. – Мы знакомы максимум полчаса.

– Ну ты же читаешь мысли и все такое, – заметила Сати.

– Я не читаю мысли, – покачал головой парень. – Телепаты бывают только в научно-фантастических фильмах. Представь, что сознание человека излучает особые волны. Так вот, при благоприятных условиях я могу настраиваться на них, и получать доступ к тому, что творится в его голове. Я не читаю мысли, как книгу, я вижу образы, воспоминания, могу воспринимать настроение и так далее.

– И можешь видеть то, что видит человек? – Сати покраснела.

– Да не подглядывал я за тобой, – криво усмехнулся Томас. – Ты не в моем вкусе.

Сати фыркнула, но решила не обижаться: все-таки он остановил ей суицидальные попытки, привел к себе домой, накормил, обогрел.

– Ты не пользуешься “Оком”? – спросила она.

“Око” – программа, включающая в себя мобильную связь, интернет и очки дополненной реальности. “Оком” пользовались все граждане Метрополя. У Вторых устройство было интегрировано с чипом, тогда как Первые носили снимаемые устройства – визоры. Насколько Сати успела понять, на Острове тоже пользовались “Оком”: глаза Даны, Роланда и других отличались по цвету – так выглядела имплантированная линза. Но у Томаса обе радужки были одинаковыми.

– Нет, без надобности, – ответил тот. – Любой может связаться со мной, если захочет.

– Ты сказал, что можешь настраиваться на людей при благоприятных условиях. Что это значит? – спросила Сати.

– Сознание разных людей открыто по-разному, – Томас захрустел печеньем. – До кого-то я не могу достучаться, как бы ни захотел.

В его голосе послышалось сожаление: должно быть, парень очень не любил встречать преграды на своем пути.

– А к кому-то – например, к тебе – и стучаться не надо, – его рот снова растянулся в кривой усмешке. – Твое сознание открыто нараспашку – смотри не хочу.

Сати вновь покраснела. При первой встрече Томас показался ей гораздо старше, но теперь, в домашней обстановке, с мокрыми растрепанными после ночной прогулки волосами он выглядел совсем по-другому. Сколько же ему лет?

– Двадцать один, – моментально отозвался парень. – Я же говорил: кто-то слишком громко думает.

Сати улыбнулась и тут же зевнула: спать хотелось жутко.

– А на Острове есть другие, вроде тебя? – спросила она.

– Нет, насколько я знаю, – покачал головой тот. – Есть другие, более странные.

– А как тут вообще жить-то? – озвучила девушка свой самый главный вопрос.

– Нормально. Ходишь на учебу, совсем как в школе. Потом работаешь. Я вот работаю в генетической лаборатории. Типа работаю.

– Типа?

Томас вздохнул и встал со стула. Подошел к окну и уставился в темное небо.

– Иногда у меня складывается впечатление, что все мы здесь занимаемся полной фигней.

– Что ты имеешь в виду?

– Часть наших проектов нежизнеспособна, часть – понадобиться Большой земле лишь через несколько десятилетий, а еще часть засекречена.

– Как это засекречена? – насторожилась Сати.

– Остров одна сплошная тайна, Сати, – Томас пристально взглянул ей в глаза, словно тщательно взвешивал, что говорить ей, а что нет. – Нам ничего не рассказывают: ни о том, где мы фактически находимся, ни о том, над чем работаем.

– Не пробовал взломать сознание Роланда?

– Конечно пробовал, – горько усмехнулся парень. – Но он очень силен ментально. Как скала.

Сати в сотый раз потерла усталые глаза.

– Спать жутко хочется, – констатировала она, чувствуя, что больше не может сопротивляться.

– Еще бы. Удивляюсь, что ты до сих пор не вырубилась, – сказал Томас, накидывая на нее теплый плед. – Я подмешал снотворное в чай.

– Что?! Зачем? – Сати попыталась оттолкнуть его.

– Затем, что ты истеричная, склонная к самоповреждению особа, опасная как для себя, так и для окружающих. Ты мне еще спасибо скажешь.

– Мерзавец, – прошептала Сати, окончательно проваливаясь в сон.

Томас вновь ухмыльнулся и, подхватив девушку на руки, перенес ее на кровать.

***

«Я все еще жив».

С величайшим трудом Ойтуш открыл глаза, чувствуя, что весь мир сжался для него до размеров одной маленькой точки.

Вокруг было светло. Не так, как днем, но и на кромешный ад тюрьмы это больше не походило.

Днем… давно ли он видел настоящий световой день?

Повернув голову набок, Ойтуш увидел, что источником приятного светло-желтого света была лампа накаливания, почти ушедшая в небытие в Метрополе.

«Где я?»

Он смотрел на лампу до тех пор, пока отвыкшие от света глаза не начали слезиться. Пошевелив пальцами вначале рук, а потом ног, Ойтуш решил, что вполне может сесть. Он обнаружил себя на железной койке, застеленной грязным тряпьем. По соседству стояла еще одна, точно такая же.

Через несколько глубоких вдохов и выдохов, парень почувствовал себя почти сносно: в мышцах была сила, а голова была довольно свежей. Обе локтевые вены были подключены к капельницам, в носу был кислородный катетер – кто-то явно хотел вытащить его с того света. К тому же Ойтуш больше не был облачен в унизительную тюремную робу, на нем были потертые брюки на несколько размеров больше, в изголовье лежал свитер, тоже явно с чужого плеча, а на полу, рядом с кроватью, стояла пара ботинок.

Пахло сыростью и медикаментами, но вместо камня, такого привычного за время, проведенное в тюрьме, Ойтуш находился в некой брезентовой полубочке, напоминающей палатку из старых фильмов о войне.

За спиной послышалось копошение, и Ойтуш резко развернулся, задней мыслью понимая, что его тело среагировало как никогда быстро. Из тамбура в палатку вошел нескладный темноволосый парень в очках и большим фонарем в руках. На вид ему было около восемнадцати лет.

– Как самочувствие? – сходу спросил он, надевая белый халат. – Выспался?

– Можно и так сказать, – ответил Ойтуш, внимательно наблюдая за каждым жестом незнакомца.

Сказать по правде, с каждой минутой он ощущал себя все лучше и лучше. Ойтуш слышал, видел, соображал, а также реагировал на окружающие импульсы гораздо лучше, чем когда-либо в жизни. К тому же чутье подсказывало ему, что в этом странном месте он находится в полной безопасности.

– Честно говоря, мы опасались, что потеряем тебя, – сказал парень, вынимая катер и иглы из вен. Его внимательные темные глаза бегло ощупывали лицо Ойтуша.

– Мы?

– Сопротивление, – кивнул тот. – Слышал о таком?

Этого просто не могло быть. Конечно Ойтуш знал, что в Метрополе существует некое сообщество людей, игнорирующих законы о классах, но их было принято считать отребьем, неспособным жить в социуме.

– Да, приходилось, – только и мог сказать Ойтуш. – Где я?

– Под городом, примерно в районе Окто-Гана, – ответил парень в медицинском халате. – Тюрьма, в которой тебя держали, находится прямо над нами.

Ойтуш посмотрел вверх, но над ним был лишь брезентовый потолок. Тем не менее давящее ощущение замкнутого пространства и сотен метров холодного камня над головой подсказывало ему, что он вовсе не на пикнике с палаткой.

– Ты провел там месяц и одну неделю, плюс неделю здесь на стимуляторах и адаптогенах, – “врач” проверял его сухожильные рефлексы.

Ойтуш сокрушенно покачал головой. Значит Сати уже больше месяца живет в чей-то семье. Как игрушка…

– Во время операции твой чип взорвался, чуть не снеся тебе полчерепа, – продолжал парень.

– Что? – не веря своим ушам, переспросил Ойтуш и судорожно схватился за голову. Его пальцы нащупали тонкую бороздку швов, прямо над тем местом, куда ему много лет назад вживили отслеживающее устройство.

– Прости, Ойтуш, таково наше правило, – развел руками незнакомец. – Оставить чип в твоей голове – значит собственноручно сдать себя протекторию. Мы до сих пор живы только потому, что сделали это с каждым. Скрыли свое местоположение.

Вместо слов Ойтуш лишь горько усмехнулся. Без чипа путь к наверх был ему заказан. Без своего паспорта, без “Ока” он был не больше, чем букашкой.

– Да, ты отныне вне системы, но вспомни, ты всегда шел против нее.

– Какая теперь разница? – мрачно отозвался Ойтуш.

– Ты все еще жив. А это важнее всего, – сказал парень, протягивая руку для рукопожатия. – Меня зовут Тора Матиас.

Что-то странное было в лице этого юноши: оно то казалось живым и сочувствующим, то напоминало лишенную эмоций маску.

– Ойтуш Эвери, – представился Ойтуш, крепко пожимая руку и стараясь не рассматривать его слишком долго.

– Да, я знаю, – усмехнулся Тора.

– Откуда?

– Мы присматривали за тобой, Ойтуш, – сказал Тора, напоследок измерив давление. – Вставай, обувайся. Скоро сам все узнаешь. Из первых уст, так сказать.

– Куда мы идем? – поинтересовался Ойтуш, надевая ботинки.

– К Айзеку, конечно.

Услышав это имя, Ойтуш почему-то кинув взгляд на стоявшую рядом койку. Обострившееся чутье подсказывало, что он каким-то образом уже знает этого человека.

– Айзек – глава сопротивления, – пояснил Тора. – Именно благодаря ему ты жив.

– Но зачем ему это? – спросил Ойтуш. – Зачем сопротивлению спасать меня, ведь я никто.

– Поверь, Айзек всегда знает, что делает, – Тора нервно улыбнулся и вышел из палатки. – Сейчас ночь, постарайся не слишком шуметь.

В неярком свете прожекторов виднелись ровные ряды палаточного лагеря, несколько железных ангаров, у входа в которые дежурили люди, вооруженные штурмовыми винтовками. На них Ойтуш разглядел давно снятую с производства полицейскую форму: черные брюки и куртки, жилеты, берцы… да уж, вот тебе и «отребье». Наверху же, вместо неба над головой, был обшарпанный, давящий потолок со следами копоти и обстрелов.

Лагерь располагался на обширной платформе, по обеим сторонам которой была дыра, уходящая в бесконечность. Она зияла, как пустая глазница великана, а на дне этой трубы лежали рельсы, самые настоящие рельсы, которые в Метрополе давно были заменены на магнитные платформы. И запах… Ойтуш сразу узнал его: запах сырости, затхлости и креозота. Сомнений не было: он был в заброшенном метро, глубоко в недрах Метрополя.

– Далеко же вы забрались, – заметил Ойтуш, слушая как его голос отражается от стен подземки.

– Пожалуйста, тише, – взмолился Тора. – Большинство людей сейчас спит.

Ойтуш оглянулся по сторонам: никого не видно было, кроме дозорных на воротах.

– Давно вы здесь? – прошептал он.

– На этой станции около месяца, – ответил Тора, скользя фонарем вдоль рядов. – Нам приходится все время перемещаться, чтобы не обнаружить себя. Протекторий постоянно посылает шпионов, поэтому к новым людям здесь относятся с недоверием.

– Понятно. И насколько большое старое метро?

– Если честно, мы и сами не знаем. Оно огромно, но мы не рискуем исследовать некоторые старые ветки.

– Почему?

– Ой, да много кто там живет… Взять хотя бы… – тут парень осекся и прислушался к едва уловимым звукам. Ойтуш заметил, что Тора был каким-то дерганым.

– Ты хотел отвести меня к Айзеку, – напомнил Ойтуш. В этом месте и без того было жутковато, а еще и разговоры о всяких непонятных тварях…

– Да, да, пошли, – очнулся Тора.

Они заскользили между рядов лагеря. Кое-где в железных бочках догорали костры, а прямо на земле валялись укутанные свертки, в которых угадывались люди.

– Много здесь живет? – спросил Ойтуш, перешагивая через какого-то заросшего деда, замотанного в спальник наподобие гусеницы.

– После последних стычек в Окто-гане к Айзеку примкнуло еще полсотни. Итого, почти двести, плюс дети. Возможно, где-то еще есть отдельные группы, но мы не можем связаться с ними, – сказал Тора. – Протекторий делает все возможное, чтобы разобщить нас.

– Протекторий знает о вас?

– Конечно, – удивился Тора. – Пока что между нами холодная война: между его разведкой и нашей.

– Как же вы общаетесь? Без “Ока”… – начал было Ойтуш.

– “Око-2”, – сказал Тора. – Мы хакнули “Око” и теперь используем его, чтобы скрыть наше местонахождение.

– Неплохо, – хмыкнул Ойтуш. Волнение перед встречей с Айзеком несколько поубавилось.

И зря, очень зря.

Протяжный громогласный звук сирены заставил Ойтуша пригнуться от неожиданности. Один за другим ярко вспыхивали прожекторы, беспощадно прогоняя тьму подземелья. Дозорные на воротах перестали переговариваться и все как один подобрались, вскидывая винтовки. Из палаток повылазили испуганные, сонные люди; большинство из них на ходу надевало наушники, кто-то просто зажимал уши руками.

– Надень, – сказал Тора, доставая из карманов под халатом точно такие же.

– Зачем? – спросил Ойтуш, потихоньку проникаясь ощущением паники.

– Если это беглый аниматус, нам придется стрелять из нейронной пушки, – сказал парень, кивая в сторону “полицейских”, что уже тащили нечто, напоминающее огромный мегафон.

Ойтуш без промедления натянул наушники и звук сирены мигом исчез, как и все остальные звуки. Тора жестом велел ему лечь на землю, а сам направился куда-то вглубь лагеря, суетливо и неуклюже.

Велев себе успокоиться, Ойтуш присел за валявшейся на земле железной канистрой. Она была еще теплой от недавно потухшего костра. Мимо него сновали люди, но паники не ощущалось. Гражданские и вовсе вели себя подозрительно спокойно, хоть и были напуганы. Даже маленькие дети не кричали и не плакали, а просто сидели на руках у взрослых. Это было так странно, в Метрополе такого не встретишь.

“Они так безучастны, потому что им некуда бежать”, – догадался Ойтуш, глядя на беженцев.

Вдруг внимание Ойтуша привлекло странное существо. Это был крупный человеко-зверь, киборг, который сидел на корточках и для равновесия опирался на здоровенный почти полутораметровый тесак. На человека он походил мало, но определенно был им когда-то. Его тело было механизировано процентов на семьдесят, в том числе и добрая половина головы, а поза, в которой он ждал надвигающуюся угрозу, больше напоминала позу гориллы перед атакой.

От него исходило странное спокойствие, Ойтуш чувствовал это будучи даже в десяти метрах.

Неожиданно киборг подкинул что-то в воздух.

“Разведывательные дроны”, – догадался Ойтуш, глядя как маленькие объекты размером с теннисные мячики исчезают в тоннеле.

“А вот и “Око-2” в действии”, – подумал парень, когда спустя несколько долгих минут, киборг дал солдатам отмашку. Должно быть, он был здесь какой-то важной персоной, а не просто зверьком, которого держали для устрашения. Люди в форме сгрудились вокруг него, получая дальнейшие указания.

Однако напряжение заметно поубавилось. Дроны собрали информацию, а “Око-2” доставило ее прямиком в мозг киборга.

«Беглых аниматусов сегодня не будет», – подумал Ойтуш, глядя как солдаты один за другим стаскивают наушники. Мегафон исчез в ангаре так же быстро как и появился, но это был еще не конец. Последовав примеру военных, Ойтуш снял наушники, но быстро пожалел об этом.

– Отошли все от путей! Назад, назад, говорю!!! – кричал солдат с иссиня-черной кожей почти под цвет его экипировки. Люди испуганно пятились, похватав свои пожитки.

А в следующую секунду горящий вагон на полном ходу влетел на станцию. Ойтуш спрятался за канистрой так, что только глаза были видны. Словно пылающий шар для боулинга, вагон врезался в состав, стоящий на рельсах с таким оглушительным грохотом и скрежетом, что Ойтуш подумал, что оглохнет. Некоторые из грузовых вагонов покосились, но не упали. Медленно, но верно занялся пожар.

– Чертов Нейт опять шалит, – произнес один из солдат.

– Давно пора пристрелить его, – сказал другой.

– Не раньше, чем расплатиться за нанесенный ущерб, – ответил первый, глядя как слаженно люди тушат пожар на станции.

Ойтуш понятия не имел, кто такой Нейт, и почему он “шалит”, но, судя по всему, опасность им больше не угрожала. По крайней мере всем, кроме него.

Через толпу бегущих людей Ойтуш увидел, как тот самый киборг смотрит на него в упор. Темнокожий, бритый на лысо получеловек-полуробот не отрывал от него яростного, не предвещающего ничего доброго взгляда. Ойтуш собрался было по-быстрому свалить, но было уже поздно: в один прыжок киборг преодолел расстояние между ними, и вот уже его холодный, пахнущий кровью тесак оказался приставленным к горлу Ойтуша.

– Я тебя не знаю. Кто ты, мать твою? – хрипло спросил этот неуравновешенный тип, держа Ойтуша так, что он не мог шевельнуться. Его голосовые связки были человеческими, правый глаз, вероятно, тоже, а вот второй определенно был бионическим – он отражал свет, словно глаз кошки, приобретая в темноте подземки малиновый оттенок.

– Я новичок. Раньше в морге работал. Потом сидел в тюрьме, – говорить с ножом у горла было не так-то легко, но Ойтуш старался потянуть время, пока Тора не вернется за ним. – А ты всегда вначале тесаком своим машешь?

– Всегда, – прорычал киборг, – Так проще вызвать у людей доверие к себе.

– Серьезно? – оскалился Ойтуш, чувствуя, что может умереть в любую секунду.

– Что ты знаешь об этом пожаре? – продолжал киборг.

– Причем здесь я? – возмутился Ойтуш. – Это ж Нейт.

– Ты знаешь Нейта?! – человеческий глаз киборга неистово заблестел, и Ойтуш понял, что ляпнул чушь.

– Послушай, – сказал он, в последний раз оглянув станцию в поисках знакомого лица, – Ты все равно убьешь меня. Но дай мне сначала поговорить с вашим главным… как же его… Айзеком. Пожалуйста.

– Я и есть Айзек, – сквозь зубы сказал киборг, поднимая Ойтуша над землей.

– Дело дрянь, – констатировал тот.

– Без сомнений.

Ойтуш зажмурился, чувствуя, как лезвие медленно режет его кожу.

– Ойтуш! – кричал бегущий к ним Тора. – Айзек, стой!

Глава сопротивления выпустил жертву из рук, и парень рухнул на землю, крепко приложившись головой о катушку с кабелем.

Глава – 10

Сати вернулась. Вернулась в свой новый дом-муравейник, поскольку ничего другого ей не оставалось. После ночевки у Томаса, она уяснила одно: сопротивляться бесполезно. Раз уж она подошла так близко к запредельному миру науки и высоких технологий, так почему бы ей не использовать его, для того чтобы найти Ойтуша? Или, по крайней мере, узнать его судьбу.

Притворяться и притворяться, снова и снова. В первые дни после прибытия, Сати прилежно ходила на тесты и обследования, призванные изучить ее, словно насекомое под лупой. Тесты на стрессоустойчивость, психотип, сильные и слабые стороны личности… Ей было интересно: их проводят всем, или только тем, кто неадекватно ведет себя в первый день?

Одаренность Сати тоже подвергли измерениям. В течение нескольких часов на нее действовали высокими и низкими температурами, газами, ядами, а также кололи и резали разными предметами. Конечно был дан наркоз, но Сати никому не сказала, что он не подействовал. Ей пришлось вытерпеть все это невероятным усилием воли, концентрируя всю свою боль на одном желании: убить Лидо Ройсса и всех тех, кто причастен к аресту Ойтуша.

Кожа Сати горела и дымилась, а сама она, должно быть, напоминала феникса, что раз за разом восставал из пепла. Все раны заживали совершенно бесследно в считаные секунды. В результате одаренность Сати получила одиннадцать баллов из возможных одиннадцати. Можно было бы отпраздновать, но после пережитого Сати беспробудно проспала целые сутки.

И только после того, как девушка прошла все проверки, милейшие врачи и доктора Острова выдали ей справку о “полном физическом и психическом здоровье”.

Ее поселили в небольшом отсеке на семнадцатом уровне. “Стандартная комната для новичков”, – как заметила Эвридика, помогавшая адаптироваться в первые дни. Серо-белые тона, кровать, шкаф с одеждой и большой матовый экран, имитирующий солнечный свет.

В шкафу Сати обнаружила несколько комплектов одежды: для занятий, для спорта, парадно-выходные и прогулочные, среди которых были и дождевики, незаменимые при местном климате.

Создавалось ощущение, что при всем разнообразии одаренных, что жили здесь, структура Острова стремилась к единообразию. Отсеки, форма, тесты, распорядок дня – все служило тем же целям, что и в Метрополе. Упорядоченности. Одинаковости. Единой системе.

И все же, при внешнем лоске и стремлении к порядку, на поверхность просачивались нелицеприятные детали. Остров был в запустении. Частенько, идя по коридорам, Сати замечала стебли растений, что пробивались прямо через кремовые плиты пола. В оранжереях и теплицах было много сорняков, системы подачи воды в уборной то и дело сбоила, а в классных комнатах местами встречалась плесень. Ну и конечно, не стоит забывать о небоскребах-волнорезах, что с наступлением темноты наводили на Сати жуткую тоску.

Перед первым учебным днем (а именно учиться ей и предстояло несколько последующих лет), над Сати основательно поработали. Ей провели ускоренный курс детоксикации и миостимуляции, после чего организм буквально воспел, став легким и сильным, как никогда. Удалили омерзительный штамп корпорации “Няня Момо”, что красовался за ухом грязным пятном, и вживили программу “Око”. Однако, как вскоре узнала Сати и тут же расстроилась, “Око” не действовало за пределами Острова. Ее подключили к локальной островной сети, позволяющей узнавать последние новости, расписание на день и ближайшие мероприятия. Была в ней и скудная база данных о том, что это за место и где оно находится. Вот только ответы больше напоминали примитивные отмазки из энциклопедии для малышей.

“Где мы находимся?” – спрашивала Сати.

“На Острове – единственном в мире оплоте одаренных”, – вежливо отвечало “Око”.

“Да, но где конкретно?”

“В мировом океане”.

“Точные координаты, пожалуйста”.

Здесь “Око” замолкало, а потом повторяло все по кругу. Про оплот одаренных, погоду, климат и прочее в том же духе.

“Бесполезная хреновина”, – ворчала Сати, а “Око” желало ей приятного дня.

Учеба мало отличалась от уроков в метропольской школе. Вот только здесь никто не затевал конфликтов и не устраивал насмешек над учителями. Всю теорию, которую читали на лекциях, Сати спокойной могла бы скачать из базы данных, поэтому она быстро пришла к выводу, что занятия служат главным образом социализации и общению между студентами.

Вместо классов юные одаренные были поделены на группы, человек по десять-пятнадцать максимум. Группы редко пересекались между собой, и Сати до сих пор не могла посчитать, сколько же ее ровесников живет на Острове. Точнее, не ровесников, конечно, ведь Сати все еще было пятнадцать. Но кроме Роланда, Эвридики и, вероятно, Томаса об этом никто не знал.

Иногда на уроки приходили ведущие разработчики и ученые Острова. Они демонстрировали свои проекты, такие, как, например, генно-модифицированных насекомых с чипом, которым люди могли управлять при помощи нейроинтерфейса.

– Получается, мы взаимодействуем напрямую с мозгом этой стрекозы? – спросил мальчик, на ладони которой сидело большое лиловое насекомое с сиреневыми крылышками.

– Именно так, – генетик, мистер Фриз, на вид которому было далеко за тридцать, улыбнулся.

– Где гарантия, что наши сознания не смешаются? – мальчик велел стрекозе подняться вверх и описать круг под потолком.

– Боишься, что стрекоза начнет управлять тобой?

Студенты заулыбались, а уши парня немного порозовели.

– В данной ситуации побеждает наиболее сильный разум, – сказал Фриз. – Предположим, что эта стрекоза все же умнее большинства из вас в этой аудитории…

Снова улыбки.

– А это значит, что более высокоорганизованный разум способен диктовать ей, что делать. Управлять ей, как компьютером. Вам это ничего не напоминает?

– Первый и Второй класс, – тихо произнесла Сати, и все обернулись на нее.

– Поправка, – сказал Фриз. – Второй и Третий класс. Разум первого и второго порядка, высшее и низшее сознание, приматы и…

– Мои родители из Второго класса, – перебила генетика высокая девушка с длинной жирафьей шеей. – Я не считаю их убогими приматами.

– Конечно нет, – спокойно возразил одаренный. – Мы должны помогать им. Второй класс – тот фундамент, та глина и бетон, на котором стоим мы, наделенные даром люди. А без фундамента, как известно, ни один дом не простоит.

– На прошлой лекции мистер Кодзима говорил, что задача Третьего класса – отыскать и внедрить ген одаренности в каждого ребенка, что рождается в этом мире, – заметила Сати. – Верно ли, что тогда Второй класс, наш прочный фундамент, как вы говорите, исчезнет?