Текст книги "Директория «Мусорщик». Часть 1. Карантин"
Автор книги: Мария Махоша
Жанр: Социальная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Глава 5
Обедали мы снова вдвоём с Антуаном всё в той же незатейливой столовой а-ля XXI век, с дешёвыми столами из панелей, покрытыми прозрачным пластиком, с пластиковыми стульями и жалюзи на окнах. Он пришёл позже меня, оглядел зал и ко мне за столик не подсел – устроился за соседним, боком ко мне. Я не стала навязываться. Отшельничество какое-то получается – мало того, что телефон отняли, ещё и поговорить не с кем. Осталось только найти пепла и посыпать им голову. Наверняка в этом царстве гари и вони с этим проблем не будет.
– Учишься с утра до вечера?
Ему, видимо, тоже было невмоготу уже молчать.
– Как вы догадались? – съехидничала я.
– По большим удивлённым твоим глазам. Это забавно – когда люди пытаются познать устройство этого чудесного мира, им поначалу бывает очень непросто.
– А потом?
– А потом тот, кто понимает, уже не уходит отсюда никогда. Остальным и не надо понимать, значит, не их это место.
– А как же близкие? Им каково, когда тут остаются? Или тут остаются конченые эгоисты, которым на всех остальных наплевать?
– Только так близость и можно определить. «Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит». Кто-то великий сказал, не я. Или когда кто-то находит себя, а другие ему доверяют и идут за ним.
– Интересно. Почему это не мы к ним в обычную жизнь должны вернуться, а они к нам, сюда, на помойку?
– Потому что обычная жизнь не настоящая, полная глупостей, псевдосвободы, придуманная умными маркетологами история про то, как отнести заработанные тобой деньги другим, и без того безмерно богатым людям, которые будут на них жить припеваючи, пока ты скромно влачишь своё жалкое существование в стерилизованном пространстве.
– Вас там кто-то обидел, в этом стерилизованном пространстве?
– Ещё как! – Он очень обрадовался этому моему вопросу, словно только его и ждал, даже суп есть перестал. – «Там» само по себе меня обидело.
– Развёрнутое объяснение, – усмехнулась я.
– Уж поверьте, я полжизни потратил на поиски этого места.
– А я полжизни готова отдать, чтобы сейчас оказаться дома!
– Сейчас да, вы просто ещё ничего не видели, не почувствовали сути этого чистого места.
– Чистого места? Да я повязку снять не могу, задыхаюсь от вони. Чистота, наверное, воняет?
– Вы ещё очень молоды и не понимаете, какие это мелочи! Эта вонь ничто по сравнению с той вонью!
– Риторика. Ни одного примера, ни одного аргумента – общие фразы.
Мы замолчали. Зачем нам была эта перебранка? Два чужих человека, спорящих ни о чём. Сотрясение воздуха для заполнения пустоты.
Я взяла себе вторую порцию компота. Не хотелось уходить из столовой, потому что в ней пахло котлетами так сильно, что иные запахи не пробивались. Котлеты победили даже гарь, и я могла быть тут без маски.
Антуан демонстративно достал из кармана телефон, начал что-то искать. Как так? Почему ему можно, а мне нельзя! Он что-то читал, чему-то улыбался. После перебранки спросить, как он его заполучил, – значило бы унизиться и признать последнюю мою фразу никчёмной. Нет уж, лучше потерплю, пусть думает, что мне всё равно.
Он, словно решив подразнить меня, тоже взял второй компот и булочку.
***
– Надеюсь, у остальных жителей всё в порядке после прививок? – спросила я у новой девушки на раздаче.
– Я новенькая и ничего не знаю, простите, – пролепетала она, опустив глаза, как делают те, кто боится сказать лишнего.
Вот и пообедали. Я залпом допила остатки компота, надела маску и пошла бродить по коридору. В конце, у самого окна, оказался тренажёрный зал. Окно его выходило очень удачно на просвет между домами. Вдали виднелись улицы, далеко за улицами гора, над горой столбики дыма. Мне показалось, что это со мной навсегда: этот коридор, эти некрасивые столы, запах котлет и привязанная к небу гора – всё, что теперь у меня осталось. Великокучный период развития человечества. Чтобы избавиться от этого дурацкого ощущения, я встряхнула плечами и быстро пошла к себе в комнату. Лучше уж учиться!
***
Я снова устроилась уже в своём кроватном кинотеатре, но в дверь постучали. Вчерашняя врач пришла со своим детским чемоданчиком.
– Как вы сегодня? Укол ещё нужен или справляетесь?
– Справляюсь. А как остальные, с прививками?
– Прекрасно. Завтра вам станет веселее. Ждём новеньких, и ребята после прививок восстановятся.
– А что это за прививки? У меня тоже будут?
– Да, обязательно. Большой набор старых болезней, которых давно нет за стеной. Да и здесь у людей нет, не бойтесь. Насекомые, мыши разносят, вернее, могут разнести. Нам положено перестраховываться.
– Мне кажется, что тот, кто здесь побывал, становится потом сверхчеловеком: вони не чувствует, болезни его не берут, и знает какую-то истину про чистоту этого места.
– Ну насчёт истины не могу вам сказать, а вот про болезни и вонь – это точно. Люди становятся здесь сильнее, выносливее. С врачебной точки зрения это легко объяснимо: нахождение человека в экстремальных условиях мобилизует организм для выживания.
– Антуан с таким видом мне говорил про чистоту этого места, словно каждый здесь об этом знает, одна я не в курсе, – пожаловалась я.
Она пожала плечами в ответ и, убедившись, что все показатели моего несчастного организма в норме, оставила мазь для зудящей потёртости на носу, которая образовалась от маски, велела ежедневно менять намордник, а лучше даже два раза в день, и ушла. Пора было возвращаться в свой маленький кинозал.
До ужина я посмотрела, до какого состояния дошли после изобретения неразлагающихся пластиков, как мучились люди, когда города расползлись до мусорных свалок, которые когда-то были созданы далеко за городом и превращены в настоящие мусорные горы, полные ядовитых отходов в том числе. Как страдали от запаха дети, совсем как я, как начались массовые отравления из-за плохой воды, из-за пищевых продуктов занитраченных, инфекций, радиации. В общем, мы касались и в школе этой истории, без деталей. В фильме этот период был показан очень красочно, с кадрами мусорных полигонов, чаек, диких псов, котов, гребущих ковшами тракторов. Потом леса, заваленные мусором, зарастающие крапивой, леса борщевика, засилье слизняков.
«Благодаря научному подходу население планеты увеличилось в десятки раз, и мусорная проблема превратилась вскоре в настоящую экологическую катастрофу. Свалки горели, земля покрылась слоем пластика и неразлагающихся отходов, нарушая хрупкий экологический баланс. Менялся состав почвы, следом фауна. Менялась жизнь. Люди бросали отравленные земли и пытались перебираться в новые места обитания, которые снова засоряли. XXI век не зря называют мусорным веком. Ни законодательство, ни борьба активистов-экологов не способны были противостоять желанию бизнеса зарабатывать огромные деньги за счёт использования дешёвого в производстве пластика, губительного для планеты, и не тратиться на очистку отходов жизнедеятельности. Коллективный техногенный разум восторжествовал, наконец, над первобытной и оттого беззащитной природой и сам ещё не понял, что совершил. При этом роль экологических служб была второстепенной, роль денег – первостепенной. Экологический кодекс не являлся самостоятельной и неотъемлемой нормативной единицей, регулирующей деятельность, понятие “экологическое право” отсутствовало как таковое».
Вот сколько смотрю – столько не верится. Невозможно и представить себе, что эти же самые люди, умные, учёные в университетах, опытные, вооружённые суперкомпьютерами, не могли посчитать такую простую формулу: сколько людей скоро будет на планете с учётом стремительного прироста населения, сколько мусора они будут производить и как быстро превратят планету в мусорную свалку. Математика для третьего класса.
«Земля большая – места для всех и всего хватит». Конечно, я сейчас не могу понять их, и они когда-то не понимали, как раньше на кострах за убеждения сжигали, как можно было раньше жить без телефонов или как люди обходились без кофе. Говорят, это как с алкоголизмом: человек понимает, что делает что-то не так, но убеждает себя, что в этом нет ничего страшного, и продолжает пить. Так и с мусором было – мусороголики какие-то.
В фильме добрались, наконец, до «феномена одной жизни».
«Исследования человеческого восприятия путём опросов тысяч людей разных профессий, стран, культур в разные периоды их жизни однозначно показывают: человеку свойственно восприятие своей жизни в рамках её обозримого периода. Ребёнок беспечен и не задумывается о будущем, в юном возрасте люди не верят, что будут стариками, в зрелом возрасте лишь начинают осознавать грядущий конец своего пути на Земле.
Диалог трёхсотлетней давности:
– Как будут жить ваши внуки? Какой будет их жизнь?
Растерянность, смех, недоумение.
– Я выжил как-то, справятся и они. Этот вопрос каждый решает только сам для себя.
– А вы лично что-то можете сделать для них?
– Ещё как могу, – смеётся. – Я оставлю долги по банковским кредитам, которых хватит и моим детям, и моим внукам!
– А если серьёзно?
– Вы даже не представляете, как это серьёзно! Они родятся несвободными, им под кожу при рождении вживят чипы с моими долгами, и они будут платить, платить, платить. Бедняжки. Что я ещё должен о них знать?
– Ну а где они будут жить?
– Здесь, например, в Остине, почему бы нет?
– Вас ничего не беспокоит в этом городе?
– Очень многое беспокоит.
– Например?
– Дороги плохо ремонтируют, магазины рано закрываются, еда стала невкусной.
– А мусорная свалка?
– Разве в Остине есть мусорная свалка?
– В самом Остине нет, но мусор же куда-то пропадает из города?
– Боже мой! Вы хотите мне сказать, что у нас в Остине воруют мусор? – он жирно засмеялся.
– Я, наоборот, хочу вас расстроить: его не воруют, его складируют тут неподалёку, и всё это останется вашим внукам. Вас это не беспокоит?
– Нисколько. Пусть те, кто обязан этим заниматься, беспокоятся о своей работе. Я буду беспокоиться о своей жизни, жизни своей семьи, и хорошо, если меня на это хватит. Всё будет идти своим чередом. Жить надо здесь и сейчас. Зачем мне жить жизнь своих внуков, если я со своей-то с трудом справляюсь.
Типичное проявление “феномена одной жизни”, “после нас хоть потоп”, заложенное в массовом сознании человечества, в сочетании с разработкой и применением высокотоксичных химических соединений поставило это самое человечество на грань выживания на пике интеллектуального развития».
***
Я никогда так долго не смотрела в монитор. Глаза слипались, но очень хотелось поскорее покончить с этим, и я мужественно держалась. Дальше будет самый неприятный для меня период истории – мусорные войны. Я выбрала следующий эпизод в списке, запустила, сползла спиной пониже с мыслью о том, что, возможно, стоило бы сегодня сходить на ужин. Надела «намордник», потёртость на носу загорелась неимоверно. Такая крошечная ранка, а доставляет столько неудобств, но сил потянуться за мазью не было. На экране мелькали ловушки мегаполисов, которые возникли из-за глобального изменения климата, когда раскалённые бетонные города стали притягивать к себе облака пыли и гари, закрывающие солнце, которые не пускали дожди в город. Это сделало жизнь в мегаполисах невозможной – дожди из мёртвых птиц, попадающих на головы прохожих, запах гари, искусственные растения, недостаток солнечных лучей привели к глобальным миграциям населения в поисках чистой воды, чистой земли, чистого воздуха, дождя и солнца.
«Как это ни удивительно, но люди, ищущие новых мест, несли с собой своё старое поведение. Они по-прежнему полагали, что мусорные проблемы за них решит кто-то, что жить нужно здесь и сейчас и заботиться о завтрашнем дне, но не далее. Все свои проблемы они посчитали проблемами именно больших городов, а свой уход оттуда – полным избавлением. Неудивительно, что такой подход не радовал бережных к своей земле жителей маленьких городков, и они решили принять бой за свою землю и свои жизненные устои. Они были в меньшинстве. Их задавили законами, деньгами пришельцев и войсками. Городской народ расползся по сельским территориям, а инфраструктурные схемы перестроить не успели. Значительно возросла нагрузка на канализации, станции по очистке воды перестали справляться. Ранее в маленьких городах не было во дворах мусорных баков, жители сдавали тщательно отсортированный мусор на специальные станция по переработке, ёмкостей которых в связи с неожиданным увеличением населения в несколько раз не хватало. Пришлось вернуться к порочной практике свалок мусора. Эти проблемы не казались тогда первостепенными: рушились все экономические уклады, хранимые в веках. Безработица и значительное падение уровня жизни, криминализация общества, отсутствие должной медицинской помощи – человечество переживало тяжёлые времена».
Эту историю я слушала уже с закрытыми глазами, и мне снились собаки, много-много собак. И вот эти собаки идут по улицам маленьких городков, вернее, текут как река, куда-то вдаль, в поисках своих домов. И повсюду, в каждом окне, собаки гавкают, копают газоны, бегают за машинами. И с ними мой Джекки, и я пытаюсь его остановить, поймать, но никак не могу догнать. А если догоню, то никак не могу схватить, только чувствую, как он ужасно воняет, псиной вперемешку с гарью.
***
Я проснулась под утро, голодная, беспомощная, в неудобной позе и с ощущением жуткой тошноты. Оказывается, ночью я умудрилась стянуть с себя намордник. Действительно, пахло псиной вперемешку с гарью, пахло так сильно, что даже маска не помогала. На пол-окна, словно вода в аквариуме, был налит то ли туман, то ли дым, и ничего не видно – ни домов, ни машин, ни дорог. А может быть, тут все просто умерли от этой гадости? Выброс какой-нибудь, и всё, больше в резервации «Мусорщик» никого. Только я выжила, потому что… Не знаю почему. Сердце моё заколотилось как бешеное сначала на своём месте, потом ближе к горлу, сдавив внутренности до рвоты.
Потом 003. Объяснение про вонючий туман и другие местные типы погодных явлений, рекомендации изучить географию региона, укол и сон. Так недолго и подсесть на успокоительные.
Глава 6
Голоса, сначала сквозь сон, а потом и наяву. В коридоре кто-то смеётся и обсуждает возможную стоимость наших дотационных завтраков с отвратительными заменителями мяса. В коридоре есть люди. Я взглянула на часы и, к ужасу своему, поняла, что до конца завтрака 25 минут. Проспала и теперь я или иду завтракать без душа, или иду в душ и голодаю до обеда.
После ночной тошноты есть хотелось неимоверно. Наверное, так чувствуют себя беременные при токсикозе – так противно, что хочется эту противность заесть, и готова съесть что угодно, только бы это изменить. Значит, душ подождёт.
Пока причёсывалась, мысленно возносила хвалу изобретателю резинки-пружинки. Благодаря ей за 10 минут я причесалась, почистила зубы и выглядела бледной, но ухоженной, так мне казалось. Когда я влетела в столовую, там уже не было ни посетителей, ни поваров. Кофе из автомата, булочка с корицей, йогурт, апельсиновый сок и ещё две булочки с собой потихоньку, чтобы дотянуть до обеда, – вот всё, что я успела освоить за оставшиеся мне 15 минут. Когда я вышла, дверь столовой, обрамлённая резиной, за мной автоматически защёлкнулась, загудела. Похоже на герметизацию люков в скоростных поездах и самолётах.
В коридоре никого. Захотелось найти людей, которые смеялись, и я пошла бродить. Тихо. Снова дошла до тренажёрного зала – там тоже пустота, но за окном шли люди. На 4-м этаже за окном ходят люди? Я подошла к боковому окну тренажёрки и обнаружила там балконную дверь, которая вела на открытый переход между этим и соседним зданиями. «Наверняка мне туда нельзя», – подумала я, нажимая на ручку двери выходного шлюза. Дверь легко поддалась, меня немного подержали в гермокамере, но потом открылась вторая и я оказалась на улице. По переходу гуляли несколько мужчин. Они ушли далеко, остановились у горшка с большим кустом и закурили. Мне хотелось с ними познакомиться, но навязываться нехорошо, надо дождаться случая. Да и мужики какие-то не слишком пристойные – взрослые, в тренировочных штанах и тапках, словно они тут в больнице. Похожи на пьяниц каких-то.
– Идёте гулять? – вдруг спросили сзади в самое ухо, я вздрогнула и отпрянула от двери. – Простите, не хотел вас пугать. Позвольте представиться, Евгений. Или вы здесь работаете?
– Нет, я здесь «отбываю», – зачем-то грубо отшутилась я. – Меня привезли несколько дней назад. Никого не видела с тех пор и даже не знала, что есть такой переход. Выбралась на живых людей посмотреть.
– Странно. Мы тут уж больше двух недель, и нам сразу всё показали и рассказали. Может быть, ждут, когда вас станет больше, и тогда проведут вам экскурсию по местным достопримечательностям.
– Может быть, хотя это обидно – могли бы и рассказать. Меня зовут Ирина, лучше Ира, а ещё лучше просто Ра.
– В скромности вам не откажешь!
Ес! Это был мой человек! Высокий, складный и улыбающийся одними глазами, хотя как ещё можно улыбаться в маске? Интересно, какие у него губы? Наверняка пухлые. У человека с такими широкими бровями не должно быть узких губ. Мы бродили по широкому мосту взад-вперёд, обдуваемые тёплым мусорным ветром. В кадках росли непонятные кусты с зелёной листвой цвета молодого салата, или это и был салат… Рядом со мной стоял настоящий живой молодой человек в джинсах и кедах, понимающий, почему «Ра», – жизнь налаживалась.
Дверь в соседнее здание оказалась заперта, я проверила на всякий случай, чтобы не упустить ещё что-нибудь интересное. В ответ на нажатие ручки истошно завопила сигнализация, но скоро успокоилась. Даже никто не прибежал с проверкой.
– Простите за прямоту, Евгений, но вы совсем не похожи на человека, которого могли сюда отправить за экологические нарушения, вы слишком приличный, – начала я разведдействия издалека.
– Поверьте, и глядя на вас, мысли такой не допустишь! Я попал сюда за граффити. Обожаю рисовать где придётся. Два предупреждения и потом вот сюда.
– Странно, почему же сюда? Какое отношение граффити имеет к экологии?
– Я нарисовал танцующих клоунов на здании экологической полиции.
– Почему?
– Потому что там была очень хорошая, почти белая стена, и на ней прекрасно получилась пляска клоунов.
– И всё?
– Ну… Если не считать того, что клоуны играли в футбол консервными банками, курили и были одеты в куртки сотрудников экослужбы, то всё. Да я вам лучше покажу. Вот, – и он протянул мне телефон с картинкой своего произведения. – Забавные, правда? Мне очень жаль, что их закрасили сверху.
– Они очень хорошенькие, только зачем вы так всё это нарисовали? Вы против экослужбы?
– Нет. Я просто рисую всякую чушь, что мне в голову придёт, привидится. Не всегда это для меня хорошо заканчивается. А вас за что сюда?
– Бросила экобутылку из окна машины на вечеринке.
Он нахмурился, не поверил.
– И тут вы должны меня спросить: «И всё?», а я вам отвечу, что если не считать беспредела, который моя мама учинила в суде, то всё. В совокупности бутылки и слов оказалось достаточно, чтобы меня показательно выпороли методом отправки сюда.
– Аааа, тогда конечно. И лучше на «ты».
– Я слышала, здесь другие правила, – продолжила я разведку. Интересно, а нос у него широкий или курносый, уточкой? Скорее курносый…
– Я тоже слышал и видел надпись на въезде. Если это так, то я тут останусь.
– Зачем?
– Рисовать.
– Так есть страна для художников, где можно жить и рисовать всё. Почему ты не там?
– Я там, я её сам выбрал после совершеннолетия, я сам туда уехал, я сам там учился. Прекрасная страна, но там тоже нельзя глобальные мировые устои нарушать. Против экослужбы нельзя выступать нигде, ни в странах с жёсткими законами, ни в свободных – больше с безопасностью планеты не шутят.
– Вау, там классно, наверное! Я, когда маленькая была, думала, что её выберу обязательно, там бесплатно выдают краски и бумагу!
– И? – Женя посмотрел на меня с неподдельным интересом.
– Мама купила мне тогда всевозможные краски и отдала подсобку во дворе на каникулы под мои творческие эксперименты. Первые три дня я рисовала, вся вывозилась в красках, ляпала по стенам, возила по бумаге, перекрасила старые пледы, потолки, витражи на окнах с лебедями сделала, а потом мне надоело.
– У тебя хорошая мама. Там многие не выдерживают красок, стилей, конкуренции, толпы людей, одержимых рисованием. Я думаю, что там учиться хорошо, практики помогают, а потом слишком всё правильно для художника получается, доступно и красиво. Душно там, лучше куда-нибудь в одиночество.
– Сюда?
– Возможно.
– То есть ты специально это сделал, чтобы тебя сослали?
– У тебя, кроме чёрного и белого, промежуточные варианты бывают? – засмеялся Женя, смутил меня. – Эпоха правильных миров создана прямо для таких, как ты. Или ты создана для них. Или ты – их создание…
– Здесь рисунки твои мало кто увидит. – Мне не понравилась его резкость. Он был, пожалуй, слишком честным для этого балкона. Наверное, в художественной стране так принято.
– Какая разница, кто увидит. Разве рисуют, чтобы видели? Рисуют, чтобы рисовать…
Я не поняла, о чём он говорит, и не нашлась, что ответить, но за радость оттого, что рядом со мной есть живой настоящий Евгений, говорящий всякие глупости, да ещё с телефоном в руках, готова была простить ему всё.
– Тебе легче. Я люблю скалолазание, а с этим тут плохо.
– Вон же, целая гора! – Он указал рукой на далёкие столбы дыма.
– Вряд ли кто-то захочет лазать по мусорным скалам.
– Тот, кто любит лазать больше всего на свете, полезет везде, где можно полезть. Это ведь как с рисованием, это сильнее тебя, если это настоящее и после трёх дней не проходит.
– Я лучше полезу там, за стеной, по настоящей скале над чистой водой. Без дурацкого намордника.
– Вообще-то на эту гору и не залезешь. Она не для тех, кто лезет. Она для тех, кто копает. Диггеры, вот кто нужен этой горе, она рыхлая, полная открытий.
Мы помолчали, каждый о своём.
– Жень, а как ты свой телефон обратно заполучил?
– Очень просто. Сдай тест на правила цензурирования, и сразу телефон выдадут.
– Да ладно! И всё?
– Ну да, а что ещё? Нам сразу объяснили, и мы все первым делом принялись зубрить цензуру. Там возможных ошибок при ответе – ноль. То есть надо назубок знать все правила, но как только сдашь, даже звонить никуда не надо – сами приносят. Дверь неожиданно открывается, и как в сказке – вот он!
– Ты уверен, что после этого хочешь остаться в этой «свободной» стране?
– Уверен. Я понял, от чего они защищаются. Не будут защищаться – полмира тут у них окажется, это им не нужно.
– В этой вони? Полмира?
– Конечно! Вонь – это мелочи.
– Где-то я уже это слышала. А что не мелочи?
– Это самое противоречивое место на Земле сейчас. Сложное, странное, где хочется каждый день кричать «Неееет!» Здесь чувствовать можно по-настоящему. Понимаешь?
– Я по-настоящему пока только вонь чувствую…
Дверь на мостик открылась, выглянула та самая женщина, которую полнила и уродовала одежда экослужбы.
– Время утренней прогулки закончено. Просьба вернуться в комнаты, и пора приниматься за учёбу.
– Строгая воспитательница, – прошептала я, наклонившись к самому уху своего нового приятеля.
– Домомучительница, – ответил он мне шёпотом.
Мы засмеялись и покорно побрели по комнатам, которые оказались в разных концах коридора. Я спешила бросить историю и взяться за правила цензурирования, но не тут-то было – система отказывалась покидать начатый уже раздел. Требовала, чтобы я досмотрела кино и сдала тест по истории, прежде чем изучать другую тему.
В сердцах я написала письмо тьютеру про то, что мне никто не сказал про мостик, про телефон, который отдадут после прохождения раздела «Цензурирование», про свет, который должен всегда гореть. Я написала, что меня притесняют, права мои не соблюдают и что я требую, чтобы мне дали пройти раздел «Цензурирование» сейчас же, потому что очень хочу поговорить с мамой. Через пять мнут после отправки гневного сообщения мне перезвонил тьютор – по голосу бабушка лет ста. Она очень доходчиво объяснила, что курс подразумевает последовательное изучение пунктов, и для меня не будет сделано никаких исключений. Выучу, сдам историю и потом хоть цензурирование, хоть права, хоть географию, а пока так.
С детства у меня от чувства несправедливости темнело в глазах, даже в обмороки падала. Сейчас стало совсем темно. Чтобы расслабиться, я натянула резиновые скалолазные тапки и принялась карабкаться по мебели, по стенам в распор в узкой прихожей, как паук. Мышцы приятно загудели, вспомнили лучшие времена. Я справлюсь, с любой дрянью справлюсь, мне по силам!
Снова включила кино про историю. Бегунок стоял на позиции «Конец фильма». Выходит, пока я спала, кино «смотрелось» само собой. Какая прелесть! Что там дальше, и так известно из школьной программы. Повоевали. Гражданские войны, войны между странами. Устали. Ввели экологические законы, экологическую полицию, экологические образование. Экоупаковка, экомышление и прочее бла-бла-бла. И поскольку как раз к этому времени перемещение в пространстве освоили быстрое и недорогое, то приняли решение вывезти резервацию со старым хламом в дикую степную местность. Скинулись всем миром и вывезли. И меня вывезли, хотя могли заставить фильм этот посмотреть с картинками и сводить в виртуальную инсталляцию того времени. Пара не тех слов, и вот я здесь. Тадаааам! И меня ещё заставляют всё это учить по новой.
Дальше текстовая теория, годы и фамилии. НЕНАВИЖУ! Никчёмная информация, для издёвки. Села выписывать. Пустая трата времени. Спина болела от долгого сидения. Блочила программа, требовала отдохнуть. Я поднялась, проходила по комнате взад-вперёд, вставала на руки, на мостик, залезала до потолка в коридоре и снова садилась писать глупые даты. «Основание резервации “Мусорщик”, 2168 год, Нил Соммет. Возведение стены, 2215 год, Ангель Мор. Конституция резервации “Мусорщик” в её последнем прочтении…» Надоело. Долистала до конца не читая, и стал доступен тест. Похоже, эту программу разработали пару веков назад. Вопросы простейшие вперемешку с датами и фамилиями. Уже обед скоро, надо поторопиться. 72 процента. Сдала. Оказывается, надо всего 60 процентов набрать, и можно было вообще не заморачиваться фамилиями и датами. Я швырнула блокнот в стену. Ещё полдня моей мусорной жизни, выброшенных в мусорную корзину!
***
До обеда ещё почти полчаса. Тот случай, когда головой понимаешь, что в столовой будут новые люди, «встретят по одёжке», положено как-то позиционироваться, как учили, но нет никаких сил, нет желания. После всего, что со мной происходит в последние дни, какая разница, кто меня и как тут примет. Мерзотное место, мерзотные правила, мерзотный корм и оттого мерзотное отражение в зеркале. Я подтянула маску так, чтобы краем своим она коснулась синяков под глазами. Теперь картинка стала законченной – моим красным глазам есть на что опереться. Чего-то не хватает. Я повертелась перед зеркалом, распустила волосы. Нет, маска совсем не идёт к распущенным, на дешёвый фильм ужасов похоже. Собрала высокий хвост – очень здорово получилось, задорно. Уши торчком розовые. Хорошо со светлой маской контрастируют и под цвет глаз. Был бы телефон, сделала бы селфи. Где ж ты, мой дорогой любимый телефончик! Может быть, не ходить на обед, а заняться сдачей «цензурных правил»?
В кармане комбинезона припрятана утренняя булка. Достала её – мятая, пресная на вкус, неприглядная и запивать чем, непонятно. На мониторе тут же вылез аларм, красная надпись «Нарушение правил. Питаться разрешено ТОЛЬКО в специально отведённых для приёма пищи местах!» в сопровождении отвратительного звука электронной сирены. И что? Что мне теперь делать с этой булкой несчастной? От неожиданности я её проглотила, как утка, не жуя, прижалась к стене.
Прибежали двое в красных комбинезонах. Прокрутили видео с камер, чтобы убедиться, что булку я съела. Потом заставили прочесть на их планшете «Правила пользования зданиями и сооружениями».
«Поддерживать чистоту. Мусор сортировать. Сдавать ежедневно.
Сообщать о своём отсутствии более чем одни сутки в службу контроля за помещениями.
Питаться только в специально отведённых местах.
Если в жилище хотите обустроить кухню, она должна быть сертифицирована в соответствии с правилами ГОСТ1868К12/377.
Проверка соответствия помещения норм проживания раз в 6 месяцев. Доступ в помещения без проверки в срок блокируется.
Чистую воду использовать только в режиме разрешённого дозирования.
Соблюдать режим герметичности. Окна не открывать. Вход и выход через герметичные шлюзы.
Питьевая вода только в одноразовых флаконах индивидуального потребления.
Запрещено разводить растения внутри помещений, только в специально отведённых местах.
Запрещено содержать домашних животных, рыб, насекомых».
– Эти-то чем провинились? – не удержалась я от возмущения. – Как в этом аду ещё и без домашних животных!
– Здесь крысы. – Человек в красном, похоже, женщина, говорил со мной тоном воспитательницы детского сада, как с ребёнком, который не понимает самых простых вещей. – Крысы не любят конкуренции. Если вы заведёте зверька, то они его учуют, вылезут и сожрут его, пока будете на прогулке.
– Это как они сожрут, если я буду его оберегать?
Они оба подняли на меня глаза под масками и уставились в упор так, словно я чудо-чудное. Потом она на планшете запустила видео и сунула мне в руки.
Девушка идёт по улице и ведёт на поводке чудесного шпица. Вдруг прямо перед ними раскрывается земля, вылезает огромная крыса, в пару раз больше шпица, и утаскивает визжащего пса под землю. Поводок-рулетка продолжает раскручиваться в руках хозяйки, а потом резко возвращается назад, с куском ошейника и застрявшим в нём клоком шерсти. Девушка отбрасывает поводок, садится рядом с проломом на корточки и закрывает лицо руками.
Рыжий короткошёрстный кот лежит на лужайке у дома. Видно движение неподалёку в кустах, он его замечает, подрывается бежать, но его, как волка, окружают и загоняют большущие как собаки крысы. Он пытается отбиваться, но ему сворачивают шею и утаскивают с собой в кусты.
– Это кино? 3D-моделирование возможной реальности?
– Нет, зачем же? Здесь зона, свободная от 3,4,5D-моделирования. Старые записи с камер видеонаблюдения. Так что уж поверьте, ОНИ справятся. Не в одиночку, так толпой, и не нужно их дразнить.
– А рыбки-то чем им не угодили?
– Есть статистика: прорвутся в дом и сожрут. Стены испортят или полы прогрызут и сожрут. Ты как с луны свалилась. Вам же говорили, что нельзя.
Я сглотнула и поняла, что обед мне сегодня не светит. Ком в горле не пропустит внутрь и крошки.
– Попить бы.
Женщина в красном открыла дверцу на стене, обрамлённую жёлтым квадратом. Я думала, это щиток, в котором электричество. Оказалось, там одноразовые запасы воды и чего-то жёлтого, тоже во флаконах.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
