Текст книги "Директория «Мусорщик». Часть 1. Карантин"
Автор книги: Мария Махоша
Жанр: Социальная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Глава 11
Ночь пришла тяжёлая. Третий раз уже так, когда с вечера ползёт зловоние, от которого не спасают ни герметизация, ни маска. «Perfume permeation – к нам проник парфюм», – шутили добрые сотрудники экослужбы. Даже их, нюхавших мусор десятилетиями, передёргивало от этой вони. На вопросы об опасности парфюма они успокаивали: «Бомжи на горе в нём живут. Без масок, без противогазов, без герметизации. Живы».
Я уже попривыкла к запахам и спала без повязки, но в такой ситуации, чтобы хоть как-то перебить вонь, налила розовое масло на салфетку, вложила её в повязку и тогда только задремала, провалилась в сон. Свет замигал, монитор химопасности на стене окрасился в жёлтый цвет. Я покорно поднялась, проверила противогазы. Их два, срок годности в порядке. Походила бесцельно по комнате, снова легла.
Когда взревел красный сигнал, мне снился какой-то хороший сон. Как ошпаренная кошка я вскочила, кинулась к ящику с противогазами, с полузакрытыми глазами натянула первый – не работает. Не открывается клапан, воздух не проходит сквозь него. Сняла противогаз и зачем-то стала смотреть внутрь, может быть, кнопка есть какая-то, которую я нажать забыла?
Глаза ещё спали, и темно к тому же, только аварийное освещение работает, стала фонариком от телефона светить, потом зарядки жалко стало и дошло, что второй противогаз стоит надеть и что сети нет. Пока его натягивала, волосы запутались, больно защемила прядь, сняла, собрала пучок, надела ещё раз. Вроде жива пока, хотя во рту, как мне показалось, какой-то горький привкус.
Отравилась уже? Или это из-за розы? В этом противогазе ничего не поймёшь, каша из ощущений прикосновения к коже чего-то инородного, собственного сопения, которое теперь почему-то стало слышно, непонятно куда выдыхаемого воздуха. Может, попить или рот прополоскать хотя бы? Или нельзя? Нельзя снимать противогаз. Но только что была вообще без него. Аккуратно приподняла снизу, прополоскала рот, потом всё же попила, но всё это задержав дыхание. Натянула противогаз наконец, вздохнула полной грудью, так что аж больно стало. Теперь рассмотреть, что же не так со вторым, невозможно. Он, конечно, не такой, как в старых фильмах, не круглый дурацкий цилиндр и тем более не шланг, но всё равно похож на маску улыбающейся хелоуинской тыквы, и окуляры в нём так себе, мутные. Местами вижу, и хорошо, было бы чем дышать.
Дело дрянь. Менять их положено каждые 6 часов. Сейчас 23:21, ночь. Сколько это всё продлится? Я отодвинула штору. Лучше бы я этого не делала. Жёлтый, плотный туман или даже уже жидкость, потому что совершенно непрозрачное нечто заливало моё окно почти до половины. Заливало всю долину, а над этим жёлтым океаном мерцала огнями гора, и сверху куполом это было покрыто чёрно-серой ночной тучей. Полоски дыма с горы соединяли две эти сущности, серую и жёлтую, параллельными нитями, как бы накрепко привязав другу к другу. Вой сирен пробивался сквозь уплотнение окон. Мне вдруг показалось, что так выглядит бесконечность. Не знак восьмёрки, а именно вот так – две тучи вместе, словно из верхней в нижнюю спущены огромные чёрные шланги и подпитывают её жёлтой жижей, застилавшей долину.
Как же жить хочется! Я задёрнула штору, проверила внутренний телефон – тишина. В коридоре шумели. Там, должно быть, спасатели противогазы недостающие раздают!
Дежурное освещение в коридоре давало совсем мало света. Серые бесформенные фигуры в противогазах сгрудились у ящика-хранилища, в котором как раз было очень светло. Со стороны выглядело ужасающе: огромные тени повторяли движения увальней, которые толклись, пихались локтями, ногами, вырывали друг у друга сумки с противогазами. Хотелось крикнуть им: «Люди, вы звери», но могут ведь и мой единственный противогаз отобрать. Дошла до двери Горца, 413, постучала – никого. Неужели он там, с ними, машет ногами и отнимает у кого-то противогаз? Один из них отделился от толпы и ринулся в мою сторону с полными руками сумок. Я закричала «Женяяя!» и отшатнулась. Он пропыхтел мимо, для Горца он был слишком велик.
Становилось жарко, наверное, потому что вентиляцию перекрыли. Где же спасатели? Или уже пошла такая жара, что каждый сам за себя и такие, как мы, не нужны никому? Может быть, инопланетяне наконец прилетели, сколько веков их ждём уже, и лучшего места для высадки, чем наша помойка, не нашли и теперь закачивают сверху нам эту жёлтую жижу, чтобы переморить нас, как тараканов? Картинка с тучами не выходила у меня из головы. В горле стал расти ком. Ещё один побежал на меня – нет, хватит. Я закрылась в своей комнате, вспомнила правило про минимальную двигательную активность, села в угол, обхватив колени руками. По спине потекли предательские ручейки пота. В коридоре дрались и орали. Наверное, это всё.
Я достала коммуникатор и принялась писать последнее письмо моим родным.
«Дорогие мои мамочка и братики.
У нас тут творится что-то ужасное. Химическая опасность красного уровня».
Нет, не так.
«Дорогие мои мамочка и братики.
Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет.
У нас тут творится что-то ужасное. Химическая опасность красного уровня, всё мигает, воет, а мне не достался второй противогаз и взять его негде. Значит, жить мне осталось часов пять».
Мне стало так жаль себя, что я заревела. Реветь в противогазе оказалось очень неудобно, стёкла залило слезами, ничего не видно и мокро. Пришлось снова затаить дыхание, поднять противогаз, салфеткой промокнуть его изнутри, протереть стёкла, снова надеть. Видно стало ещё хуже. Я попробовала протереть стекла снаружи и обнаружила, что это не просто стёкла – это окуляры. Надавливая на них, можно было изменять резкость и фокус изображения, увеличивать и уменьшать. Настроив свои новые глаза, я продолжила.
«Я очень люблю вас, дорогие мои, и надеюсь, что эта дрянь приключилась только здесь, с нами, а у вас там всё хорошо».
Мне снова пришлось сливать слёзы из противогаза. Вероятно, каждый раз поднимая его, я укорачиваю свою жизнь и уменьшаю свои шансы на спасение. Сама, своими руками, и никто, кроме меня, в этом не виноват. Что бы спросила мама, прочитав эту мою записку? Мама спросила бы: «Ты сделала всё, что могла, для улучшения ситуации в этих конкретных условиях»? Конечно, нет! Я сижу тут в углу, мокну и реву. «Ну и дура!» – так сказала бы мама и была бы сто раз права.
В коридоре всё стихло. Я встала и пошла к двери, открыв её, сначала высунулась и огляделась – никого. Открытый ящик светится чистым светом. В тренажёрке тоже должно быть хранилище. Дошла туда – там тоже никого. Раз Женьки нет в коридоре, значит, он в номере. Постучала в 413. Никто не открыл. Постучала ещё раз – опять никто не открыл. А вдруг он умер там, а я его бросила, подумала, что он среди этих, в коридоре! Я стала неистово долбить в дверь кулаками.
Он открыл, и даже в противогазе было видно, что он заспанный.
– Ты что, спишь?
– А что делать-то ещё? Ночь вообще-то на дворе. Ты время видела? Сплю, конечно.
– Сейчас ведь закончатся 6 часов и надо менять противогазы, иначе всё.
– Всё? У них срок использования до 12 часов. Ку-ку, мадам, здесь есть кто-нибудь! – Он смешно постучал по моей резиновой тыкве. – Через 6 часов ЖЕЛАТЕЛЬНО поменять. Я к этому времени проснусь, умоюсь и буду готов к замене. По свету уже и местные подтянутся, спасатели там всякие. И в наше время их называли не противогазы, а презервативы.
– А у тебя сколько рабочих?
– Презиков?
– Ага, презиков.
– Один.
– И у меня один.
– А, ну тогда вообще фигня – учебная тревога, значит.
– С чего ты взял? Ты в окно смотрел вообще?
Он отдёрнул штору. Картинка за окном стала более зловещей. Верхняя туча опустилась ещё ниже, а над горой появилось небольшое сияние.
– Красота! Мне бы краски и кисти – рисовать бы. Похоже, сегодня будет мусорное сияние. Туман жёлтый, если верить природоведению, это смог, плотный, вонючий, смесь пара, дыма, испарений. Такой смог раньше висел в мегаполисах чуть не каждый вечер. А вон, погляди, – он пальцем показал далеко вправо, где заканчивалось наше здание и начинались другие, – видишь окошко? Свет. Значит, точно, нам просто устроили учебную тревогу, пользуясь туманом, чтобы поправдоподобнее было. На красном уровне свет не будет гореть нигде, уж поверь! Всё сходится.
Мы замолчали. У меня внутри всё обмякло, и кости даже стали будто бы мягкими. Словно моим скелетом был страх, и, как только он ушёл, я превратилась в червя бесхребетного. Хотя… а вдруг он ошибается? Женя упёрся лбом в стекло и так заворожённо смотрел в окно на картинку апокалипсиса, что мне было жаль его отрывать.
– Если бы мне тоже быть такой уверенной.
Он что-то увидел за окном ещё, повернулся ко мне.
– Точно учебная. Понятно теперь, почему народ ломанулся в коридор, к схрону – у всех по одному сломанному противогазу в комнатах. Смотрят, как мы будем реагировать. Так что можно снимать нафиг эту хрень, – сказал он и начал снимать противогаз.
Я повисла на его руке, я кричала про то, что заставят пересдавать зачёт, что он может ошибаться.
– Скалолазочка, тише, – отстранил он меня мягко. – Единственное, что мне в полной мере принадлежит на этом свете, – моя жизнь. Она моя, моя! И эта чудесная ночь тоже моя. Ты оставайся в презервативе и сдавай зачёт.
– Так я его всё равно не сдам, у мне второго-то нет. Где брать второй?
Женька не падал, не бледнел, не задыхался, только морщился от вони. Если в воздухе и был яд, то действие у него было отложенное. Он достал из шкафа чемодан, открыл его – в чемодане было полно повязок всех цветов, с разными рисунками. И с морскими пейзажами, и с женскими фигурами, и с закатами, и с символикой. Покопался, достал красную, с черепом Весёлого Роджера. Надел, полюбовался в зеркало. В свете мерцающего аварийного освещения он выглядел устрашающе.
– Погнали, – он за руку потащил меня из комнаты.
– Куда? – ныла я.
– За сдачей зачёта по химическим тревогам. Сейчас будем тебе второй противогаз добывать.
– Как?
– Пока не знаю, но в комнате у меня его точно нет, значит, тут нам делать нечего. Хотя я бы предпочёл поспать ещё часок-другой, но такая ночь ведь раз в жизни даётся!
– Какая?
– Увидишь!
Он подбежал к первой ближайшей двери и начал долбить в неё с криком: «Откройте, служба спасения». Дверь открыли немедленно:
– Фамилия, имя? – резко выкрикнул Горец.
– Брид Исченаусказ, – ответил дрожащий голос.
– Фиксируй! – крикнул он мне.
– Есть, – не растерялась я, достала телефон и записала фамилию.
– Сколько противогазов у вас в наличии?
– Три, – ответил дрожащий голос.
– Три? Уверены? – напирал Горец.
– Или пять…
– Два сдайте немедленно и не забудьте через 6 часов поменять. Когда надо менять? Повторите!
– Через 6 часов.
– Какой же ты офигительный! – крикнула я ему, когда дверь закрылась. – Расцеловала бы тебя, если бы не презерватив!
Он сиял, глаза его горели. Я-то, глупая, думала, всё, получили мы противогаз и на этом миссию закончим, но Горец разошёлся не на шутку. Сложил руки трубочкой и зычно прокричал на весь коридор: «Внимание, внимание! Говорит служба спасения. Мы продолжаем находиться в химической ситуации уровня “красный”. Напоминаю всем правила: у вас есть право иметь три исправных противогаза. При наличии большего количества противогазов вы лишаете кого-то шанса на выживание. В условиях военного времени такие действия рассматриваются как дезертирство, дезертиры расстреливаются на месте. Предлагаю всем, у кого в наличии есть излишки противогазов, немедленно сложить их обратно в хранилище. Все, сдавшие противогазы в течение 10 минут, будут амнистированы, с остальными разберёмся по законам военного времени. Внимание, время пошло! Раз, два, три».
Он ещё не успел завершить отсчёт, а из дверей уже как тараканы полезли мужики с кипами противогазов в руках. Теперь они снова толкались у хранилища, но уже запихивая сумки обратно. Кто-то просто выкидывал сумки в коридор и быстро закрывал дверь.
«До конца времени амнистии остаётся 2 минуты. На данный момент обнаружена недостача 2 устройств типа “противогаз”. Я жду их возврата, или мы начинаем обыск. У вас остались две минуты».
Он снял маску и широко мне улыбнулся – так улыбаются только очень счастливые люди.
– Если снимешь презик, то узнаешь, как пахнет страх. Такая тут вонь стоит – чудо!
Я отрицательно замотала головой. Он натянул маску.
Из двери тем временем выползли ещё две фигуры с противогазами в руках и ещё трое без противогазов в руках, и все шли к нам.
– Я надеюсь, вы свои запасные не сдаёте?
– Ой, я забыл совсем. – И мужик забрал один из противогазов, который сдал.
– А можно мне один, а то у меня сломан запасной и больше нету, – сказал жалостливо женский голос.
– Конечно, Эмма, вот два, держите. Всё будет хорошо!
– Спасибо! А откуда вы меня знаете?
– Так мы же служба спасения, мы должны знать, кого спасаем!
– Вы большие молодцы! Спасибо вам огромное!
– И вам не хворать. Возвращайтесь к себе и ждите окончания химической тревоги.
Я с умным видом выдала по два запасных ещё двум бедолагам, у которых не хватало, все ушли. Наконец-то всё! Но нет, Горцу и этого было мало.
– Хочешь, я сейчас тебя удивлю?
– Приятно?
– Поучительно! – ответил он и, не дожидаясь моего согласия, снова сложил руки рупором.
«Всем спасибо за осознанность. Теперь напомню правила. Мы ждём окончания тревоги. У каждого должны быть сейчас: один противогаз работающий, на себе, и один или два противогаза работающие запасные. Проверьте, так ли это. Ели это не так, то выйдите в коридор и получите недостающие противогазы».
Скоро в коридоре выстроилась очередь человек из семи. Я выдала им недостающие дубликаты, которые они раньше, видимо, со страху, сдали.
«Уважаемые граждане, спасибо всем за организованность и самообладание. Уверен, что теперь вы успешно дождётесь завершения тревоги. Желаю вам доброго утра и минимального числа красных тревог на жизненном пути. Всего хорошего!»
– Они что, тупые? – не удержалась я от вопроса, когда мы дошли до тренажёрки и, отхохотавшись, завалились там на маты.
Перед нами было огромное панорамное окно, за которым плескался волнами жёлтый туман. Мусорное сияние поднялось до самой серой тучи. Теперь за окном был огромный бутерброд. На жёлтом хлебе толстое, сияющее прожилками синего, зелёного, белого, оранжевого, нечто и сверху чёрная туча, как огромный шмат пережаренного мяса.
– Нет, они обычные. Они просто люди. Ты бы повелась, скажи?
– На тебя, конечно, повелась! Я про то, что они противогазы расхватали по десять штук!
– Они просто люди и хотят жить.
Он достал коммуникатор, записал вид вместе с запахами.
– Ну и вонизм! Никакая мусорная куча не сравнится с запахом человеческого страха! Надеюсь, мне удастся сохранить эти кадры. Точно не хочешь попробовать?
Я снова отрицательно покачала головой. Он положил мою голову себе на плечо.
– Спи тогда, Скалолазка, они нас промаринуют ещё пару часов, пока не станет видно, что по улице люди ходят без всяких проблем.
– А если нет? – упрямилась я сквозь сон.
– А если нет, то я уже умер. Я зомби. Хочешь сказку про зомби? В одной далёкой стране, которая расположена на самом краю Земли, сокрыта за высокой стеной от глаз человеческих, жили-были зомби. Люди не хотели жить в этой стране, потому что там жутко воняло, а зомби хотели, потому что были очень добрые и весёлые, а добрым и весёлым никакая вонь не страшна…
Глава 12
Разбирательство заняло несколько дней. Дело в том, что такого идеального результата учебной тревоги – 40 отбывающих, у каждого на руках по два запасных противогаза – не было ещё за всю историю существования карантина. И всё бы хорошо, но процесс, оказывается, тоже отсматривали. Приехала целая комиссия, приехали психологи. Я порадовалась, думала, может, меня комиссуют по такому случаю. Нет, у меня всё как раз оказалось в норме, и даже тревожность в этот раз была идеальной. Сообразительность у всех пострадала. Никто не догадался толкнуть гермодверь в столовую – а она была открыта, и там был запас противогазов, ещё столько же, каждому бы по десять хватило. Нас всех научили переключать режимы в противогазах – «вода», «дыхание», оказывается, второй как раз был в режиме «вода», нас научили пить в противогазах, и учились мы очень усердно, никто не отлынивал. Никто из наших так, кстати, и не понял, что никакой экослужбы не было, и хорошо. А вот Женю затаскали.
– Вот я тоже дурак! Надо было мне снимать этот противогаз? Был бы в нём – не было бы вопросов вообще. Я им говорю, что у меня случилась мобилизация, я тебя спас и всех спас заодно. А себя? И понеслась! Опять проверки на телепатию, на психические отклонения, мании, – ворчал он сам на себя, потом пропадал на тестах и собеседованиях, защищался как мог.
В итоге комиссия постановила результаты теста считать удовлетворительными, всех поздравили с прохождением теста, обещали ещё учения проводить. Мы сказали «Спасибо» вслух, про себя – «Да пошли вы…» Горца заставили пересдать теоретический тест по безопасности, а я вымогла у него красную повязку с черепом на память. Поменяла в ней фильтры и убрала в свой маленький рюкзак. Вещь, которую носил счастливый в тот момент человек, очень ценный артефакт!
Прошло уже почти двадцать дней с начала моих времён в резервации «Мусорщик». У меня с подружкой так и не получилось, единственному другу каждое утро я отправляла прогноз дымков на горе, а потом свою печальную физиономию на фото – пока с дымками не очень у меня получалось, а у него идеально прямо – близко-близко к цифре угадывал! И так все три дня, что мы уже играли в игру.
Мама сходила в экослужбу и, когда ей разъяснили порядок исчисления сроков наказания, сообщила мне, что с этим нужно непременно что-то делать и так она этого не оставит. Я попросила её ничего не делать, опасаясь, что будет только хуже, но надо знать мою маму! Она уже искала рычаг, чтобы перевернуть этот мир в моём направлении. То, что в прошлый раз такой рычаг повернул мир ко мне самой его задницей, её нисколько не смущало. «Ошибки даются людям, чтобы их исправлять!» – такой плакат висел в кабинете над маминым рабочим столом. Оставалось только надеяться на что-нибудь.
А тут ещё Женя явился на завтрак в очередной повязке, яркой, с восходом солнца (теперь я уже понимала, почему он их меняет каждый день), и заявил, что ему до дембеля осталась пара дней.
Как так-то? Время куда полетело с такой скоростью? Мне ещё даже прививки не делали, а у него уже дембель. Как я одна с этим всем? Я только в первый раз здесь розовую водолазку надела!
– А я?
– А ты – эгоистка! И кстати, классная водолазка.
– Я не об этом. И кстати, классная повязка.
– Об этом, об этом. Тебе бы всё кого-то вопросами донимать, – съязвил он.
– Конечно, ты ж сам говорил, что я дитё. Или как тебе уходить, так я уже и не дитё? Эгоистка я теперь? Давай ты не сдашь какой-нибудь экзамен и останешься до моего выпуска, а?
– Я как раз получил утром итоги теста по профессии. Нас и так тут задержали, видимо, туман этот ждали для учебной тревоги.
– Ты будешь кто?
– Диггер. В горе буду копаться, искать всякие разности интересные.
– Фу… Прямо в куче будешь сидеть?
– Да. В самом эпицентре.
– Так тем более – посиди тут ещё, в цивилизации.
– Не могу. Такой профессии-то нет среди стандартных. Я её себе пробил «по блату», через Андрюшеньку. У меня туда спецотправка послезавтра.
Я организовала на своём лице глазки печального котика под бровками домиком. Он отрицательно помотал головой.
– Ну не дуйся, Скалолазка. Потерпишь чуток, там, может, найдётся кто, в рабочей зоне. И я писать буду каждый день. Нам внутри же можно, не только про дымки. Жаль, конечно, что у тебя в наборе не оказалось людей человеческих. Даже Антуан, сосед твой городской, и тот бухарик.
– Вот да. Обидно это!
– Зато статистически верно! Всего 10% человеков суют свой нос везде и всюду, не дают покоя себе и людям и вследствие этого выносят мозг оставшимся 30% обычных человеков.
– Вот! Ура! Я нашла твоё слабое место! Нашлаааа! – торжествовала я. – Ты такой весь умный-преумный, а математику не знаешь!
– Начинаю защиту словами: я не умный, я старый, живу я долго, нахватался. Доказательство того, что я не умный, – я здесь. И продолжаю вопросом: а что, собственно, не так-то в моей математике?
– А то, что ты больше половины человечества потерял в своих расчётах!
– Я потерял? Или человечество потеряло? Посмотри на них. – Он обвёл рукой столовую, полную мужиков в комбинезонах и тапках. Они жевали корм, глядя в свои коммуникаторы, продолжая с кем-то переписываться. – Вирты на кормлении. Хоть картину маслом пиши! Больше половины – вирты. Им даже Эмма в туфлях не нужна, им нужны только их виртуальные игрушки, их цивилизации, их прокачанные герои. Многие из них – богачи, настоящие миллиардеры в своих мирах, цари, полководцы, драконы. Кстати, они тут самые опасные и непредсказуемые.
– Ещё почему?
– Им хуже, чем нам, реалам. Здесь же зона, свободная от VR, они играть тут не могут вообще. У них сейчас такая травма, о! – Он развёл руки, как рыбаки, когда показывают ооочень большую рыбину.
– Бедолаги. Они ведь мирные такие. Никому не мешают, никого не трогают. Скачут себе на своих конях…
– Танках, самолётах, ракетах, змеях. Они сам выбрали свой способ передвижения, и никакие они не бедолаги. Их тут сорок человек на всю резервацию, а разговоров про них столько, как будто вся жизнь вокруг них крутится.
Он показал мне кусок статьи с портала резервации. «Политическая программа будущего руководства резервации “Мусорщик” будет направлена на изменение экологического законодательства в отношении виртуальных граждан. Мнение однозначно: их нужно держать в вирт-резервациях, в “Мусорщике” они лишние, страдают и от этого часто попадают в неприятные ситуации. Отбывающих, конечно, немного, но мы очень озабочены их нервно-психическим состоянием здесь. Это не исправление – это истязание».
– Как же люди любят делать много шума на ровном месте, – добавил он таким холодным тоном, словно говорил не про людей, а про тараканов.
– Я потеряла троих друзей. Они ушли в вирты, – сказала я печально.
– Ушли – придут, – ответил он, продолжая что-то читать в коммуникаторе.
– Как ты можешь так говорить. Люди уходят туда, миллионы людей живут в виртуальных мирах.
– Ну да, они же так решили. Это их выбор – где жить. Вот тут как раз в мире свобода полная – выбрать, в каком мире жить. И ведь те, кто выбирает реал, готовы кормить толпу виртуальных дармоедов, только бы под ногами не крутились. Вот нашёл, смотри. Позиция президента ОН Ани Леардо, которой она обосновывает необходимость отправлять захламляющихся виртов на исправление в резервацию. Очень прикольная.
Он включил multi-D, над столом поднялась картинка площади Дожей в возрождённой после затопления Венеции. Ани Леардо в смешном гендерном пальто с талией и огромном цветастом шарфе давала интервью журналистке экослужбы.
– Ани, многие считают безжалостной политику по наказанию виртов за захламление. Люди, ушедшие в виртуальную реальность, не могут контролировать истинную реальность. Может быть, проще их всё же ссылать в виртуальные поселения с особым обслуживанием?
– Спасибо за вопрос. Мне несомненно известна такая позиция, но я остаюсь при своём мнении и буду его отстаивать. Я считаю условия, которые им создают в виртуальных поселениях, избыточными. Это бюджетная программа, мы тратим на неё огромные средства, и если уж мы содержим этих ребят, которые отправили свои мозги в виртуальные миры, за счёт налогоплательщиков, то с какой стати они оставили нам в реале свои задницы? Пусть или забирают в виртуалку всё, включая мусор, или убирают за собой сами! С какой стати доброволец должен сортировать мусор за человеком, который предпочитает летать на розовом слоне в волшебной стране?
Видео закончилось.
– Миллиарды лайков и дизлайков! Какая же Анютка всё же умничка, обожаю её! Однокашка моя! – с гордостью прокомментировал Горец.
Но я его уже не слышала. Я была против Леардо, против её гендерной политики, против её отношения к виртам и тем более против её дешёвого «туалетного» юмора.
– Ты меня совсем не слышишь, Жееень, услышь: я потеряла троих друзей. Я с ними росла, играла, болтала, а потом они превратились в «овощей». Один в 12 лет, другой в 18, а третий совсем недавно.
Мне стало жутко тоскливо вдруг. Я вспомнила их всех, и Ляську, и Нади, и Олена с Максом. И конечно же, Осика. В последний раз я видела его у меня на суде. Его мама привела его в надежде, что он вернётся в реал, а он сидел и смотрел в одну точку на полу. Ждал, когда его отведут обратно, в его VR. Он из всех был самый тонкий, самый интересный. Я была в него влюблена с пятого класса, мы друг на друге учились целоваться, а теперь он вирт.
– И что? Считай, что они уехали в другую страну ненадолго.
– Ты видел их когда-нибудь, бывал с ними рядом? У них мамы, кормят, ждут, одевают, пробуют с ними говорить, а их НЕТ! Это так страшно!
– Потому и страшно, что мамки вцепляются в них и начинают с ними носиться, как кура с яйцом. Подсел человек – заплати, отправь в вирт-поселение. И маме дешевле, и человеку лучше.
– Ты такой циничный. Я думала, ты человек, а тебе всё равно. Ты играешь со всеми, и со мной, как кот с мышью. На моём месте могла быть любая другая. Я для тебя просто вещь – пнёшь и не заметишь. Ненавижу тебя! – вырвалось у меня вдруг.
– Да, и никогда этого не скрывал. Подожди, пожалуйста, мне пишут с будущей работы, надо ответить.
– Ненавижу тебя!
Я обиделась, встала и ушла. Молча. Он был занят своей перепиской.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
