Текст книги "Перекресток трех дорог"

Глава 9. Переулки Олкуда

В небольшом зале потрескивал дровами да легонько чадил очаг. Занимался осенний закат, и иного света, кроме огня да неверных после бури лучей уходящего солнца, не нашлось. Общая комната покоев, отведённых гостям Харада, оказалась диво как хороша: западные окна открывали вид с высоты на стены и крыши Олкуда, далёкие раскидистые дубы за городом, столь древние, что чудилось: они застали ещё времена до Раздела. Таились в вечерних сумерках поля у длинных холмов, по коим белыми точками брели под пастуший рожок в загон овцы, клубились у горизонта низкие тёмные тучи, обещали новый дождь к ночи.

Мягкие кресла, устеленные шкурами, с подлокотниками такой доброй ширины, что на них вольготно размещалась кружка пива, более напоминали княжеский трон, а не обыкновенное местечко для отдыха. Очаг нынче слуги разожгли раньше прежнего – днём пролил холодный ливень, только завершившийся к вечерней поре, потому прохлада зала давненько уступила власть теплу да уюту. К закату Огаф завершил свои заботы на службе тану, пришёл к гостям, и по его слову тотчас появилась в комнате выпивка для каждого. Не нашлось бы в трёх мирах той порой дела приятней, чем рассесться у огня, вытянуть к нему озябшие в сквозняках замка ноги, потягивать хмельной напиток в компании друзей, шутить да беседовать о пустяках. Только такой удачи позволено не было, а разговор шёл на повышенных тонах, грозил вылиться в новый спор, коих было уже великое множество, а конца им не предвиделось вовсе.

– Всё сводится к героям легенды! – в сердцах бросил Ферр, после с досадой махнул рукой в сторону колдуна: – А этот упрямец и слушать не желает!

Огаф тяжело вздохнул, глянул на Ульда с укоризной. Мерг сидел напротив, потягивал пиво, наблюдал за жрецами со снисходительной улыбкой. Теперь к спорам о пророчестве присоединился и советник тана, да ещё поддержал не старого приятеля, а Ферра, отчего колдуну начинало казаться, что вместе с границами миров стираются из жизни последние крохи разума.

– Йорги, пусть звучит нелепо, и нам самим не понять, где правда, а где ложь, но легенды не существует без предсказанных героев, а стало быть, и послушать о них стоит, – терпеливо, словно толковал с малым дитём, произнёс Огаф.

– Когда пожелаю сказок, непременно выслушаю, – спокойно заверил мерг. – А теперь выдумки не к месту.

Ферр многозначительно глянул на советника, взял кружку, сделал пару глотков, хотя скорее всей душой желал запустить ей в непрошибаемо бесстрастную личину нового друга. Беседы, более схожие с пустыми склоками, продолжались уже третий вечер кряду. Ульд настаивал на своём, острил и отшучивался, смотрел на жрецов будто на безумцев, отказывался обсуждать добрую половину легенды, о которой сам же просил рассказать всё известное. Достучаться до колдуна не сумели бы, видно, даже боги, соизволь они явиться лично к Ульду с уверениями, что древнее пророчество следует сперва выслушать целиком и лишь после решать, где в нём столетия назад запрятали сказителя Ирда истину. А сильнее прочего злила Ферра догадка, что и мерг о героях знает немало: вот бы тут побеседовать да выискать крупицы верного, если бы кое-кто не твердил с упёртостью престарелого барана про пустые сказки и трату времени на глупости.

– Пророчества без защитников не существует. – Ферр поднялся, отошёл к окну, лишь бы не видеть вновь выражения лица колдуна, а после, недолго размышляя, вкрадчиво добавил: – Твоё нынешние неверие того не меняет, Ульд.

– Говоришь, будто я прежде эти бредни за чистую монету считал, – фыркнул мерг.

– Кличут тебя в этих местах забавно. Интересно, откуда бы такое имечко взялось? – Ферр злорадно улыбнулся.

– Вот уж дурость, – рассмеялся Ульд. – В легенде то не имя, а занятие, сам говорил. Колени у меня в человечью сторону гнутся, а коль обратно вывернутся, бежать я не сумею. Коней в три весны не только не запрягал, но и не видывал вовсе, и до двух яр мой рост даже теперь сильно не дотягивает, ежели сам не замечаешь. А уж людей, которые что-то собирают, сотни. Любого крестьянина по осени возьми – будет тебе собиратель из пророчества, хоть сразу на подвиги отправляй, не сомневаясь.

– Зачем же тогда было называться Йорги? – назло продолжал подшучивать жрец. – Уж не желал ли кто в юности стать героем?

– Не желал! – отрезал Ульд с прохладой. – Имя это мне было дано духами в пятнадцатый Сайм, вот и ношу как положено. А чего они сказать тем хотели, разобрать не проще, чем уяснить правду в вашем пророчестве, уж поверь колдуну мергов. Я в странствиях много чего собираю: ранения, неприятности, людскую глупость. Вас вот собрал к тому же на свою голову.

– Предсказанное имя-то, стало быть, – задумчиво хмыкнул Огаф, чуть склонил голову, вглядываясь в старого приятеля, а разобрать, всерьёз ли он или издевается, было невозможно.

– Что же ты прежде этим вопросом не задавался, советник? – с затаённым раздражением поинтересовался мерг.

Тот откинулся в кресле, постучал пальцами по кружке, на лице скользнула на миг и тут же исчезла лёгкая усмешка:

– А прежде и границы крепки были, Йорги, да слуа в срединный мир не пробирались.

– Будет вам, – примирительно сказал Ферр, поднял руки и серьёзно взглянул на собеседников, понимая, что злобой дело не ускорить, а ссора грозит нешуточная, ежели они продолжат в том же духе. – Тут Ульд прав, Огаф, чего бы ему не напророчили, мертвяков ещё поди пойми. Легенда говорит о знаках, а их не было, верно? Коль станем притягивать наши баллады ко всякому лишь ради имени, правды не прибавится. Юдарей, Тагни да Йорги по земле ходит немало – всякая мать захочет для своего дитяти силы да смелости словно у защитников из жреческих песен. Так что мешало предкам пожелать мальчишке того же да выдать за предсказание? Люди остаются людьми и в этом мире, и на вечном пиру.

Ульд благодарно улыбнулся Ферру, перевёл взгляд на Огафа и добавил:

– Пророчествовали мне смертью деда, он-то меня любил и наверняка хотел видеть внука крепким да умелым. И мать упоминала, что бабка при рождении просила меня Йорги как раз наречь, да родители иное имя подыскали. Не во всяком предсказании кроется судьба, отец и сам повторял, что тогда было больше похоже на напутствие потомку, а он попусту говорить не привык.

Огаф, довольный тем, что вдвоём с Ферром они умудрились прошибить вечное спокойствие мерга, добродушно отмахнулся, заверил:

– Да шутки это всё, Йорги. Что героев на наши головы не свалится, понятно любому, ты верно заметил – это лишь утешение для людей, да и россказни среди жрецов туманны, путаны, друг другу противоречат. Но всё же, коль желаешь разобраться в пророчестве, значимой его части отбрасывать не стоит. Будешь точно знать, что про защитников добавили после, – самому спокойней окажется. Спросил совета, так держи: сходите до пещеры Коддага, поглядите. Вальги упоминал, что начало легенды о Юдаре оттуда взято.

– Толку-то, – вздохнул Ферр. – Чужаков к рисункам не подпускают, даже отец никогда там не бывал, а я их видел множество раз, ничего нового не найду.

– Как знаете, – пожал плечами советник. – Вы моё слово услыхали. И коль в наставнике сомневаешься, то зря, – ежели мой старый друг тот же, каким помнится мне, тайны перед лицом опасности он из пещеры делать не станет. Да и сам то понимаешь, по глазам вижу.

Помимо споров о великих героях жилось Ферру в стенах замка Олкуда спокойнее некуда. На хлеб и то зарабатывать песнями не приходилось: у тана путники оказались гостями почётными, желанными. К четвёртому дню, несмотря на множество людей вокруг да родную тётку под боком, жреца начало мучить одиночество, щедро сдобренное смертной скукой от безделья.

Мельха приняла племянника с любовью да добротой, расспросила подробно об отце, учителе, доме. Свои дети у Огафа с сэйд давно выросли: старший сын Тиль уже и сам бродил по дорогам жрецом, а дочка Тави ходила невестой знатного юноши из Билнуда, готовилась вот-вот покинуть родной кров, отправиться на юг за новой жизнью при дворе князя. Девочки не учились у отцов, не шатались по трактам с балладами, но дочь советника тана привыкла к роскоши побольше, чем её брат, и положением обижена не оказалась. А кровь сэйд добавляла красоты: высокая, изящная темноволосая девица с изумрудными глазами да нежным голосом обделена женихами не была никогда и выбирала тщательно. Внуков оба пока родителям не подарили, а потому Ферру показалось, что будь он дитём вёсен десяти, тётка не отпускала бы от себя, нянчилась бы с радостью. Но тетёшкаться со взрослым мужчиной Мельха не желала. Зато отобрала у жреца Эйдре, которая целыми днями пропадала с ней да её дочкой, помогала с приготовлениями к свадьбе и просто наслаждалась жизнью, достойной княжны верхнего мира.

Ферр радовался согласию, воцарившемуся среди дев, но настолько уже привык считать Эйдре лишь своей безраздельно, что теперь скучал по ней и не желал отпускать ни на шаг. Чародейка беззаботно хохотала, уверяла: стоит жрецу сыскать себе занятие, тоска тотчас пройдёт без остатка, она лишь от безделья. А после улетала к своим подругам вновь, оставляла за собой лишь отголоски звонкого смеха да сладкий аромат кожи и волос от бесчисленных непонятных флакончиков, коими делились с ней Мельха и Тави. Являлась обратно Эйдре поздним вечером, счастливая да румяная, в замысловатых нарядах дорогих тканей, со сложно уложенными косами, чудилась прекрасной и чужой. Привычно стремилась убежать спать отдельно, и первую ночь Ферр стерпел смиренно, но после принялся брать свою сэйд за руку, вести в общую кровать и не позволял отходить от себя до утра.

От Ульда в стенах замка тоже толку было немного. Когда колдун не хотел поспорить о легенде, пропадал со старыми приятелями или у Харада, а временами попадался в коридорах в обнимку со светловолосыми красавицами из помощниц Мельхи, и тогда не являлся в общие комнаты даже к позднему вечеру. Жрец невольно припомнил недобрый взор одного из стражников при встрече мерга, но, возвращаясь мысленно к числу дев, будто зачарованных колдуном, дивился теперь не прохладе того взгляда, а тому, что оказался он на весь замок пока единственным, примеченным Ферром. Видно, отвергнутый влюблённый не сумел смириться, что ему предпочли Ульда, оттого зыркал искоса, а остальным дела до утех помощниц Мельхи не находилось вовсе.

Время же для жреца в гостях у Харада тянулось с редкой нерасторопностью. Ферр, сам того не желая, начал тосковать по длинной дороге, разговорам у костров, беготне Игви и воле, в которой людей у него не отнимали все, кому вздумается, а друзья не исчезали на долгие дни, не бросали его одного бродить, словно неупокоенный дух, среди камней да чужого веселья.

Разок от скуки и безделья жрец забрёл даже к Дунки. Винник и впрямь оказался мужиком добрым, приятным в общении, того не сумели изменить даже смерть да возрождение в образе драугра. Страданий Ферра уразуметь не сумел – ему казалось глупым томиться да печалиться в замке, где столько дивного вина, которого нальют по первой просьбе. Но угостил выпивкой, устроившись с гостем прямиком на полу среди длинных рядов бочек, выслушал внимательно и посоветовал побродить по городу, раз в стенах места никак не находится.

К неделе бестолкового одиночества жрец слова драугра невольно вспомнил, решился и впрямь пройтись по Олкуду, посмотреть на жизнь народа. Подумалось, что и новых сюжетов для песен так сыскать удастся: всё меньше безделья, чем слоняться потерянным по коридорам. Ферр выскользнул из дома с утра пораньше и почти до заката изучал, чем полнятся земли тана.

Олкуд давненько разросся достаточно, чтобы не бытовать лишь заботами замка, как в давние времена, когда князь пожаловал роду Харада эти места. Люди жили разным: варили мёд да пиво, торговали, работали с тканями, занимались скотом, возделывали поля. Нашлось место и большой кузнице, и базарной площади, и домам здешней знати. Хозяйства попадались ладные, богатые, но мелких хижин бедняков, бродяг-оборванцев, тёмных переулков, в которые и заглядывать опасно, тоже оказалось с достатком.

Городок Ферр счёл сносным, вспомнился по случаю соседний с Коддагом, куда в детстве он несколько раз попадал с отцом, наставником да Яргом на праздничную ярмарку. Те места в юности казались самыми дивными на свете – музыка, представления, актёры да сласти покорили мальчишку, оставили в памяти лишь добро и веселье. Но одно дело – ходить спутником жреца: там в достатке и почёта, и осторожности горожан, а другое – оказаться на улицах города в одиночку, без сэйда, а стало быть, и без очевидного положения среди остальных жителей.

Довольно скоро Ферру надоело толкаться в толпе, прокладывать себе дороги локтями да замечать, как просят кулака особо бойкие горожане, желающие указать ему на место, которое жреца устроить не сумело бы. И он, наплевав на привычную осторожность, всё чаще сворачивал в переулочки между домами, обходил стороной лишь самые грязные из них, а в иных задерживался надолго: усаживался на какой деревянный ящик, наблюдал за спешкой, размышлял. Смотреть за жизнью издали Ферр любил всегда, а если бы не некоторые ретивые мужики, пытавшиеся нарваться на драку просто от скуки, и вовсе позабыл бы о своей тоске да просидел бы на месте до поздней ночи в полузабытье, подыскивая слова новым историям.

Временами гоняли жреца и хозяева домов, коим виделся он непонятным бродягой, а потому разбирать, с чем незваный гость пожаловал, они не желали. К вечеру, когда солнце обожгло город медью заката, Ферр в очередной раз снялся с места под ругань щуплого мужичка, приметившего его у родных стен, и решил уже возвращаться в замок. Спешить туда, где не ждут, – охота невеликая, а потому брёл жрец по улицам медленно, хоть и не останавливался. В какой-то миг неведомая сила сродни любопытству словно заклятием затянула его в один из тех переулков, коих прежде он старался избегать.

На нагромождении ящиков и старого барахла восседала в густой тени последних часов дня старуха в бесформенных чёрных тряпках и мерещилась чудно́й громадной птицей. Голову покрывал плотный капюшон, костлявые длинные пальцы беспрестанно перебирали бусы из грязно-жёлтого камня.

– Бедолага, – с хрипотой прошипела она, рассматривая Ферра из-под ткани, за которой не удалось бы разобрать лица. – Добрый малый, веришь в дружбу, когда тебя бросили слоняться одного да совсем позабыли.

– Тебе-то какое дело? – жреца словно отталкивало прочь, воротило, а потому он хотел поскорее уйти, попятился к выходу из проулка, но следующие слова старухи заставили замереть да прислушаться.

– Кое-кто волнуется за тебя, Ферриган Ди Ирд. Близкий, даже коль ты не подозреваешь. Меня просили предупредить, по своей воле я бы за тобой идти не подумала. Вы поверили не тому, кому следовало, купились на ложь и позволяете привести к беде.

– Неужели? – Он с усилием заставил себя сделать шаг вперёд к тёмной фигуре, а в глазах блеснули искорки нескрываемого любопытства.

– Сколько ты его знаешь, мальчик? – незнакомка зашлась хриплым смехом. – Что ты о нём знаешь? Просил ответов, а сам не желает слушать. Водит дружбу с местным таном, а шастает по дорогам. Так удачно попался на Модр, подсобил в бою, а после потащил обходным путём да случайно привёл к засаде. А нынче отбирает и твою сэйд: она бегает очарованной за другими, совсем о тебе позабыла.

– И чего же, по-твоему, он пытается добиться? – поинтересовался Ферр спокойно. – Мало ли в мире жрецов, к чему ему именно я, чтоб обманывать?

– Меня заверяли, что ты парень умный, – с лёгким разочарованием прошипела старуха. – Вот и подумай головой, коль не позабыл, как ей пользоваться. С чего ты принял за правду, что с границами что-то творится? Почему даже не попытался предположить, что колдун сам призвал драугров у мёртвого дома?

– А грухи тоже он в Ирд притащил? – коротко улыбнулся жрец, не пожелав таиться, коль незнакомке известно об их дороге куда больше, чем сумела бы разнести народная молва.

– Знакомые сэйды у него есть, одну он тебе даже показал. Да вёл к ведьме, в которой тоже в достатке могущества верхнего мира. Но его-то силы от Мерга, а ты не захотел и расспросить, откуда мальчишка чуть старше тебя ведает древнее заклятье против слуа, не звучавшее прежде в срединном мире столетия. Что бы он тебе ответил на это, Ферриган?

Ферр прищурился, окинул внимательным взглядом фигуру незнакомки, задумчиво кивнул, будто бы соглашаясь с её словами.

– А теперь со своими дружками говорит тебе о Коддаге, прикрываясь опасностью из легенды, о которой то ли желает знать, то ли уже знает достаточно и не хочет слушать, – добавила старуха вкрадчиво, чуть подалась вперёд, и неясное чутьё снова оттолкнуло, заставило размышлять о скорейшем уходе. – И упомянет о пещере снова не раз. Потому что она нужна ему, нужны тайны сказителей Ирда. Вы придёте, наболтаете о границах, да наставник твой пустит чужаков ради благого дела, неужто сомневаешься?

– Для чего же им рисунки, которые и мы сами полностью не понимаем? – спросил жрец осторожно.

– Слишком тобой дорожат: брехали об уме, – заключила незнакомка с раздражением. – Не остановить, а начать, мальчик. Способ там сыщется легче лёгкого. Попытайся чутка подумать, с кем водишь дружбу да на что полагаешься.

И она исчезла, растаяла в тенях, словно не было. Ферр обошёл место, где сидела старуха, осмотрелся, хмыкнул и поспешил в замок. На удачу умудрился отыскать в коридорах Ульда, коего со смехом тянула к своим покоям очередная красотка. Быстрым жестом жрец отвлёк Йорги от объятий девы, резко бросил:

– На пару слов. Срочно.

Мерг спорить не стал, выпустил талию девы, поцеловал в щечку, обещал заглянуть позже, поспешил следом. До комнат они добрались в тишине. Ферр захлопнул дверь, обернулся к колдуну, который уже успел удобно устроиться в кресле и с безграничным спокойствием ожидал беседы.

– Скажи-ка мне, не кажется ли тебе случившееся не просто чередой неудач? – Жрец прошёлся до окна, остановился, глядя на город. – Грухи, наша встреча в деревне из-за бед с трактом, обвалившийся мост, сгоревший дом со слуа в засаде? Не думал, что это смахивает на чью-то волю?

– С чего бы? – удивился Ульд. – Больше походит на совпадение. Кому мы нужны, чтобы такое устраивать?

– Мало ли в мире доброжелателей. Особенно, коль речь идёт о древней легенде-пророчестве. Мне вот только что в городе один попался…

Он рассказал о встрече со старухой. Мерг выслушал внимательно, скрестил руки на груди, не отрывал взгляда от жреца.

– Что думаешь делать? – поинтересовался он.

– Даже оправдываться не станешь? – Ферр чуть склонил голову, изумруды глаз блеснули насмешкой.

– Сам разберёшься, кого слушать, – хмыкнул мерг. – Не дитя. Уйдёшь?

– Уйдём, – отозвался жрец спокойно. – За тобой следят, пытаются остановить. Харад добрый хозяин, но кто знает, чем ему может грозить теперь наша компания. Назови меня безумцем, но чем дальше мы окажемся нынче от близких, тем меньше возможностей использовать их, чтобы помешать нам, Йорги.

Ульд вглядывался в лицо Ферра несколько долгих секунд, пытался припомнить, слышал ли когда-то от него это обращение прежде, после переспросил:

– Йорги?

– Так тебя кличут друзья, разве нет? – мягко улыбнулся тот.

Мерг поднялся, подошёл к жрецу, посмотрел за окно и тихо сказал:

– Ты же и впрямь знаешь меня меньше луны. С чего решил верить?

– Свои глаза я знаю двадцать вёсен, – весело отозвался Ферр, – и в них сомневаться не привык. Так что?

Ульд не отрывал взгляда от красного сокола, усевшегося на стене напротив окна. Птица встряхивала крыльями, щёлкала клювом да посматривала на них янтарными очами словно бы с интересом.

– Видал? – подбородком указал на неё мерг.

– Алый сокол? – жрец нахмурился. – Посланник Двуликого? Почему?

– Не знаю… Но догадываюсь. Заклятие против слуа прозвучало в срединном мире впервые за века, минувшие с Раздела, Ферр. Кому, как не ему, услышать да обратить на колдуна, сотворившего древние чары, свой взор?

– Откуда, к слову, ты вообще разведал это заклинание? Сам сказал: впервые за века понадобилось.

– Отец выучил, – пожал плечами Ульд. – Говорил: лучше знать и никогда не использовать, чем попасть в беду и не суметь защититься.

– И теперь мы точно привлекли достаточно внимания, чтобы сомневаться в попытках нам помешать. Раз уж даже Двуликий решил приглядеться.

– Интересно, что же он ожидает увидеть? – вздохнул мерг и хмуро покосился на птицу.

– Нас. Тебя. Ты не ответил, Йорги. Уходим?

Ульд посмотрел на друга, помолчал немного, затем спросил:

– Вместе? Уверен? Вы можете остаться здесь, петь в тавернах, жить у Харада. Эйдре кажется счастливой в замке. Я бы после зашёл за вами к Сайму. Остановить, если ты прав, пытаются меня, не тебя и не её.

– Я иду с тобой, – отрезал тот упрямо. – После старухи точно иду. А Эйдре меня не оставит. Если ты, конечно, не против нашей компании.

Ферр протянул руку, и Ульд крепко сжал его предплечье. Сокол за стеклом взлетел, устремился прочь, и они проводили его задумчивыми взглядами.