Текст книги "Сиротки"

За спиной Тлапки Дэйн бешено мотал головой. Но Шарка задумалась. Зачем им защитник, когда есть их страшный секрет? Зато проводник не помешал бы… И как отказать той, которая уже один раз бесстрашно заступилась за нее, зная, что такое быть одной против целого мира? Кто еще их поймет, как не такой же преступник?

– Мы едем в Высокий Янвервольт, – сказала Шарка.

Лагерь разбили в лесной чаще, под скалами, которые аккуратно прикрывали от чужих глаз небольшую поляну. Здесь хватило места не только основному отряду, но и лошадям, и грифону, и людям Урагана с парой стражей из Тхоршицы, и следопытам, которые выслеживали Шарку. К тому же вот-вот должны были подойти оруженосцы Златопыта и Урагана, конники, мечники, арбалетчики – достаточная сила, чтобы одолеть ведьму.

Лес казался пустым и диким, а главная дорога на Янвервольт почти потерялась в бурьяне. Ходили здесь нечасто. Только символы Яна Хроуста на камнях и стволах напоминали о том, что даже такого дикого места коснулась рука человека, чтобы заявить о своем присутствии, о своих взглядах, мечтах и ненависти.

Одного из грифонов по имени Такеш привязали к крепкому дубу чуть поодаль от лагеря. В случае успеха ему предстояло как можно скорее отнести кольцо королю. Остальных зверей отправили обратно в столицу, как только те доставили отряд в Тхоршицу: Редрих не решился рисковать последними грифонами, особенно самкой.

В отсутствие других наездников за Такешем приглядывал Рейнар, и эта часть миссии пока нравилась ему больше всего. Грифон же не проявлял к происходящему никакого интереса. Даже присутствие Рейнара, которого он знал с тех пор, когда сам был размером с кошку, никак не отражалось на его настроении.

– Ну да, конечно, – ворчал герцог, сдирая шкуру с заячьей тушки. – Зачем тебе старый скучный Рейн, когда у тебя есть вот это…

На земле перед ним лежал мешочек, полный сухих серых цветков причудливой формы, похожих на уродливые орущие лица младенцев и пахнущих армейскими сапогами. Рейнар вздохнул, смял в руке пригоршню цветов и натер мясо получившейся серой пылью. Блазнивка была совершенно бесполезна для людей (не считая совсем уж безнадежных торчков), зато грифонов превращала в послушных слуг, лишая их знаменитого гордого непокорства.

Заяц исчез в клюве Такеша за считаные мгновения. После этого зверь, без всякого выражения посмотрев на Рейнара, положил украшенную седой гривой голову на передние лапы и заурчал, переваривая лакомство.

– Даже ты торчишь, старая курица, – поморщился Рейнар и щелкнул грифона по клюву. Тот не повел и ухом. М-да…

– Отдыхаешь? – раздался бодрый голос Златопыта. Генерал навис над Рейнаром. На лице его, как обычно, красовалась довольная улыбка человека, у которого получается все, за что он берется.

– Отдыхаю, – ответил Рейнар, предчувствуя нехорошее.

– Потом отдохнешь, пойдем! Разведчик нашел тут неподалеку кое-что интересное.

Рейнар застонал:

– Мы уже разбили лагерь, Злат, мы неслись через этот чертов лес весь день! Мог бы ты, пожалуйста…

– Да что с тобой такое, блядь! – Тяжелый сапог Златопыта пнул Рейнара в бедро – не сильно, но унизительно. – Вставай, Рейнар, это приказ. Мне плевать, что ты герцог Митровиц и все прочее. Этой миссией руковожу я, и я приказываю тебе встать и идти со мной!

Раздражение, копившееся в Рейнаре все эти дни после известия о смерти кьенгара, едва не вылилось на генерала в виде отборных ругательств. Кроме того, давала о себе знать и усиливающаяся ломка по мадемме… Но Рейнар собрался – придворная жизнь обучила его терпению, – обругал Златопыта у себя в голове и отправился вслед за генералом.

Лес уже оплетали сизые сумерки, и приходилось внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться о корень или камень. Они спускались в лощину. Рейнар на всякий случай держал руку на рукояти кинжала. Златопыт весело продирался вслед за провожатым, который указывал дорогу.

– Ну вот и пришли, а ты ныл, – неожиданно пробасил он, останавливаясь и пропуская Рейнара вперед. Тот опасливо подошел к генералу, поднял голову – и замер, как подстреленный олень.

Здесь деревья были другие – прямые, словно устремленные в небо копья с обрубленными ветвями. Кажется, сама земля под этими мертвыми черными кольями была выжжена. Трудно было сказать, что именно здесь произошло. Может, лесной пожар превратил этих великанов в черные обелиски, на которых все еще болтались какие-то…

У Рейнара перехватило дыхание – он рассмотрел, что хотел показать ему Златопыт.

Почти ко всем стволам были привязаны давно истлевшие мертвецы. Но одежда на скелетах еще не успела превратиться в лохмотья. Казалось, кто-то старательно их переодел. Внимательно сощурившись – тьма уже брала свое, – Рейнар узнал солдатскую форму. Воины его величества!

А присмотревшись к кольям, он заметил рогатых жуков, вырезанных на покрытых копотью стволах.

– Чертов ублюдок, – прошептал Рейнар. – Они остались здесь с войны?

– Не похоже. – Златопыт подошел к одному из деревьев, рассматривая одетый арбалетчиком скелет. – И тела, и одежда явно не пять лет здесь висят.

– Я и не знал, что в этих краях так преданы Хроусту.

Златопыт с чувством харкнул себе под ноги:

– Даже после его смерти они никак не могут угомониться! Это не здесь. Это везде. Ты просто не знаешь. Тебе же такое не интересно.

В груди Рейнара расползалась холодная тяжесть. Он даже забыл о раздражении и пропустил издевку генерала мимо ушей.

– В этих краях творилось невесть что, – продолжал Златопыт. – Сначала они боролись за Хроуста: укрывали его людей у себя в городах, снабжали продовольствием. Но затем пришел Свортек и навел порядок по-своему. До сих пор никто не знает, как именно, – главное, что сработало! Свортек стер Хроуста и его узкоглазого сынка в порошок. Янвервольт, Галлас и Восток притащились к его величеству, как побитые псы, чтобы умолять о прощении, и отныне воевали уже за нас, хотя воевать было особо не с кем. А вот это – мелкая месть выживших, последних его фанатиков, которые прозвали себя Сиротками после смерти Хроуста.

– И что с этим делать?

– А ничего. Проще блох ловить, чем этих дикарей. Остается только дождаться, пока не передохнут сами.

– Зачем тогда ты меня сюда позвал?

Златопыт помолчал и дал знак разведчику, чтобы тот отошел подальше, за пределы слышимости. Рейнар чувствовал, как все мышцы в его теле напряглись, а язык прилип к небу.

– Хотел, чтобы ты посмотрел, как поступают с предателями даже такие ничтожества, как люди Хроуста, – сказал наконец генерал. Сумерки уже размыли его черты, но Рейнар и так знал, что Златопыт не улыбается. – Даже такие ничтожества, Рейнар…

– Златопыт, – перебил он, вкладывая в свои слова весь холод, на какой был способен, – если тебе есть что сказать, скажи это сейчас же, прямо здесь. Мне ли смотреть на предателей? В конце концов, это не я дал Свортеку позорно погибнуть в битве с деревенщинами! Это не я проебал его драгоценное кольцо…

Пальцы на рукояти кинжала свело судорогой.

– Я же сказал: когда Свортек вернулся в лагерь, кольца на нем уже не было! Я вообще ничего о нем не знал! – прорычал Златопыт, надвигаясь на Рейнара. О генеральских вспышках гнева ходили легенды и за пределами армии.

– Ты говорил, что не обращал внимания на кольцо, – возразил Рейнар спокойно, внутри же каждая клетка была готова к бою. Он не был уверен, что сам понимает, к чему ведет генерала, но отпускать неожиданную ниточку не желал.

– Твою мать, Рейн! – вдруг взревел Златопыт и крепко хлопнул его по плечу. Рука, сжимающая кинжал, дрогнула, но вблизи Рейнар рассмотрел на лице генерала не злость, а досаду. От ярости к добродушию Златопыт переходил с такой же легкостью, с какой в свое время рубил врагов двуручным мечом. – У меня и в мыслях не было оскорблять тебя, а ты уже вылил на меня ушат дерьма. Ну спасибо, старина!

– Как еще я должен был это расценить?

– Я пытался донести до тебя, что мы оба с тобой сейчас в немилости у короля, – генерал понизил голос до шепота. – И если люди Хроуста делают такое со своими предателями, то просто представь, что…

Он многозначительно промолчал, и Рейнар помолчал вместе с ним. В полной тишине лишь свистел ветер, запутавшийся в ветвях и костях скелетов.

– Я проебал кольцо, ты прав. А ты…

– Мы вернем кольцо, и все это будет забыто.

– Вот именно! А когда кольцо вернется, то начнется совершенно новая жизнь. Уже не будет одного только Свортека: его величество разделит силу между несколькими самыми верными людьми. Интересно, кого он выберет? Продажную шкуру Гримвальда с его Гильдией педиков, которые тяжелее члена ничего в руках не держали? Или…

– Я не верю своим ушам, Златопыт, – коротко рассмеялся Рейнар, – ты предлагаешь мне мир?

– Я с тобой никогда и не ссорился. Я всегда в тебя верил, как и Редрих. Вот почему я предлагаю тебе стать мечом и щитом короля, а не мечом и, скажем, камнем за пазухой. Свортек был силен, но безумен, все это знали, как и то, что рано или поздно непокорство сведет его в могилу. Так оно и вышло.

– Из меня уже никудышный щит. Но я почту за честь идти бок о бок с тобой, мой генерал, – без раздумий ответил Рейнар, улыбаясь и протягивая руку. – Во благо Бракадии.

– Во благо Бракадии, мой герцог. – Крепкая рука генерала до хруста сжала кисть Рейнара, отчего боль мгновенно растеклась по предплечью. Но Рейнар не дрогнул, а лишь еще крепче сдавил великанские пальцы. Златопыт тоже улыбался: его белые зубы блестели даже сквозь мрак.

Уснуть Рейнар не мог еще долго: рой безумных воспоминаний и фантазий гудел в его голове. Но через этот калейдоскоп порой пробивались тяжелые мысли, которые он не хотел бы думать. Мысли опасные, пусть даже их никто, кроме него, не слышал.

«Прекрати, Рейн… Мы же уже это проходили…»

Он все же начал проваливаться в сон, когда шум снаружи беспощадно выхватил его из дремы. Рейнар высунул голову из палатки. Яркий свет факелов ударил по глазам, а громкие голоса прогнали последние остатки сонливости.

Они прибыли – лучшие воины Златопыта, знаменитые арбалетчики и лучники, прекрасные мечники и даже наемные убийцы. На поляне, где был разбит лагерь, столпились не менее двух дюжин взрослых мужчин, проверенных многими битвами, с суровыми, исполосованными шрамами лицами. Лязг железа вплетался в их голоса так гармонично, словно они созданы были идти рука об руку. На хороших воинов у Златопыта было особое чутье и память: он собрал отряд отборных мясников.

Рейнар вздохнул и собирался было снова спрятаться в палатке, хоть и не надеялся вновь уснуть в таком шуме.

– Рейн! – окликнул его шепотом знакомый голос. Герцог вздрогнул, озираясь по сторонам и стараясь при этом не привлекать внимания Златопыта, который громко командовал новоприбывшими.

Наверное, почудилось… Совсем уже рехнулся без мадеммы.

– Рейн! – снова раздался голос, на сей раз чуть громче.

– Фубар? – удивленно прошептал Рейнар, выползая из палатки. – Где ты?

Своего бывшего оруженосца он увидел на краю лагеря, там, где свет факелов рассеивался в плотной тьме. Мальчишеское лицо Фубара мелькнуло лишь на мгновение и растворилось в темноте, но этого хватило, чтобы Рейнар окончательно перестал сомневаться в своем душевном здоровье.

Герцог нырнул во тьму леса, стараясь продираться сквозь кустарники как можно тише. Мрак впереди мелко дрожал – это махал ему Фубар. Наконец Рейнар остановился у старого дуба и одной рукой оперся на ствол, другую зацепил за пояс поближе к паху – чтобы было как объяснить свой уход из лагеря, если кто-то отправился за ним.

– Что ты здесь делаешь? – тихо произнес он в темноту. – Как узнал, что мы здесь?

– Сплетни расползаются быстро, особенно при дворе, – прошептал Фубар. – Я уже на следующий день после твоего отлета догадался, что вы направились за ведьмой, которая объявилась на востоке, как раз там, где погиб Свортек. Вот и увязался за наемниками Златопыта, которых тот вызвал к себе из столицы.

– Фубар, если генерал тебя поймает, даже я не смогу защитить! Он сегодня ясно дал понять, что не доверяет мне. Если в этой невероятно секретной миссии появишься ты, мой бывший оруженосец, которого сюда не звали, мое слово ни для Златопыта, ни для короля не будет иметь веса!

– Потому я и приехал. Я, конечно, мог бы отправить тебе письмо, но если бы оно попало не в те руки… Теперь слушай внимательно. После прощальной церемонии со Свортеком, когда ты помчался на совет к его величеству, меня в городе догнал какой-то человек в маске. Я долго не узнавал его, пока он не заставил свернуть с ним в переулок. Там он снял маску. Это был Виги.

– Виги? Слуга Свортека?

– Так точно, Рейн! Он вцепился в меня как клещ и заявил, что ему срочно нужно видеть тебя. Только тебя, и точка. Хотел рассказать что-то, встретиться без свидетелей в самом укромном месте, какое только можно придумать. Он так меня умолял, что у него случилось что-то вроде истерики.

– У Виги? Он всегда был образцом спокойствия!

– Я знаю, что о смерти Свортека его допрашивали все кому не лень, – продолжал Фубар. – А хозяина он действительно любил. Сначала я подумал, что, может, это смерть кьенгара так на него повлияла, но… В общем, я договорился встретиться с ним на следующее утро на свалке за городом. Обещал, что ты придешь со мной, но тогда еще не знал, что король отошлет тебя на миссию. Пришел один: в конце концов Виги был слугой Свортека, а я – твоим оруженосцем, мы немало прошли вместе, верно? Виги знал, что мне можно доверять… Но сам он на встречу так и не явился.

Фубар придвинулся чуть ближе. Теперь из-за дубового ствола Рейнару была видна половина его лица, и тревога на этом лице проглядывала даже сквозь мрак.

– Я не смог так просто это оставить, а тем более когда до меня долетели вести о ведьме. Не нужно быть магистром, чтобы прикинуть, что к чему и куда вы так срочно улетели на грифонах.

– Деталей миссии я тебе все равно не расскажу, – заметил Рейнар. – Для твоего же блага.

– Знаю, – нетерпеливо ответил Фубар, – не перебивай! Короче, я отправился на поиски Виги. Не буду тратить время на подробности. В итоге я нашел его в доходном доме недалеко от площади Пик. Оказывается, там жила его семья – старая мамка и брат-калека… Вот только слово «нашел» не совсем верное. Вокруг дома уже собралась целая толпа зевак и стражи. Мне сказали, что пару часов назад Виги в припадке безумия убил брата, а когда понял, что натворил, бросился на тот же нож. Так их и нашла мать.

– Вот уж не думал, что у него такие проблемы с головой. К его благоразумию прислушивался иногда сам Свор…

– Ах, Рейн! Не тупи! – прервал его Фубар с непривычной досадой. – Стражи нашли двоих убитых ножом и заявили, что Виги сошел с ума, зарезал брата и затем покончил с собой. С каких пор они научились заглядывать в прошлое?

Теперь уже Рейнар крепко выругался себе под нос.

– Да и стал бы я тащиться за тобой в такую даль, рискуя жизнью, чтобы рассказать тебе о самоубийстве? Никакой это был не приступ сумасшествия! Кто-то хотел, чтобы он унес правду с собой в могилу. Я видел его глаза! Он был напуган, но не безумен.

Предутренний холод все усиливался, но Рейнару стало, наоборот, очень жарко. Вновь вернулись мысли, которые не давали ему спать, но теперь от них было бессмысленно отбиваться.

– Фубар, я хочу, чтобы ты убрался отсюда как можно скорее. Это приказ.

– Приказ, – скривился Фубар. – Я больше не твой оруженосец. Обещаю, что буду очень аккуратен, но все равно останусь поблизости. Протяни руку.

Рейнар вытянул руку, словно хотел обнять дерево. Со стороны, подумал он, человек, который секунду назад справлял нужду, а затем решил обнять ствол, выглядел, наверное, странно… В его ладонь опустилось что-то легкое, бархатное, какая-то свернутая тряпица.

– А еще ты забыл это.

Пальцы нащупали в тряпице что-то твердое и острое, как мелкие камушки… или кристаллы. Рейнар растроганно хмыкнул.

– Вали отсюда поскорее, говорю тебе как друг, – упрямо повторил он, пряча мешочек с мадеммой в карман. – Охота на ведьму закончится уже завтра-послезавтра, а там увидим, как дела пойдут.

– С такими новостями они пойдут разве что в задницу, – мрачно откликнулся Фубар, и по ту сторону дубового ствола послышались удаляющиеся шаги.

Рейнар все еще не мог толком прийти в себя, так и стоя с широко расставленными ногами перед деревом один в темном лесу, как вдруг ощутил затылком чужое присутствие. Это был не Фубар. Кто-то подобрался к нему сзади, да еще и с факелом. По тяжелым шагам он узнал своего преследователя и снова положил руку на гульфик.

– Ты что, шутишь? – громко возмутился он.

– Я тебя обыскался, – ответил Златопыт. – Что ты там делаешь, черт тебя дери?

– А на что похоже?

– У тебя какие-то проблемы? Ссышь, как лось, уже полчаса, – проворчал генерал. – Пойдем, познакомлю тебя с воинами.

«Хорошо, что я заставил Фубара вовремя свалить, – подумал Рейнар, – но очень плохо, что Златопыт следит за мной, как влюбленная девчонка, даже когда я отхожу в кусты».

Он отвернулся от дерева и поплелся обратно в лагерь вслед за Златопытом, думая об истории Фубара, о мадемме, лежащей в его кармане, и о том, что нужду он так и не справил.

VII. Искра

Лес снова изменился.

Стоило им выйти обратно на дорогу, ведущую на Янвервольт, и отдалиться от приюта Хоболя, как лес стал неузнаваем. Теперь он не казался диким, нетронутым рукой человека. Тут и там вдоль дороги появлялись строения: то полуразрушенные сторожки, то домики покрупнее. От времени их покосившиеся стены покрылись яркими хлопьями мха и порослью грибов, которым, кажется, было совершенно плевать, что сейчас не их время.

Деревья, да и дорога, по которой они шли, утопали в зарослях папоротника. Иногда тропа резко расширялась, превращаясь в подобие площади. В таких местах сквозь заросли виднелись разрушенные колодцы, каменные столбы, на которых, наверное, стояли в свое время статуи, и обломки стен. Засматриваясь на руины, Шарка и Дэйн то и дело расшибали себе ноги о камни под папоротниками. Но даже это не могло отвлечь их от красоты вокруг. Шарка и не знала, что где-то – не так уж и далеко от Тхоршицы – есть старый город, забытый, утонувший в лесу, словно осколок древнего царства, поглощенный природой.

Зато Тлапка знала, казалось, все. На любой вопрос Шарки у нее был готов ответ. Она вела маленькую серую лошадку, нагруженную их нехитрым скарбом, так, будто исходила эту дорогу вдоль и поперек. Лишь изредка на перекрестках она обращалась к карте, чтобы убедиться, что чутье ее не подвело.

– …Раньше эти земли принадлежали Галласу, но потом его завоевала Бракадия. Отстраивать после войны такие города, как этот, не было ни денег, ни сил. Бедный Галлас… Бракадия и Аллурия никогда не могли его поделить, словно две бабы, борющиеся за немощного, страшненького мужичка – ведь, кроме залива и горной цепи, соединяющих Бракадию и Аллурию, у Галласа больше ничегошеньки и нет.

Шарка старалась слушать Тлапкины рассказы внимательно. Получалось это не всегда: во‑первых, раньше ее никто ничему не учил, и приходилось сосредоточиваться, повторять внутри себя каждое слово. А во‑вторых, сам голос Тлапки был для нее музыкой, песней, которая не требовала слов, потому что была прекрасна сама по себе.

– А все потому, что война крепко сидит в самой душе северян, – весело продолжала Тлапка. – Даже когда пришли Срединные и дали северянам культуру, право, науки и своего долбаного Единого Бога, северяне их приняли, сделали вид, что как раз этого им и не хватало. А сами продолжали втайне планировать все новые войны против соседей, скрывать у себя опальных дворян, воинов и даже кьенгаров, сбрасывать чужеземных новых богов и в тишине молиться старым. Не зря говорят при дворе короля: у Севера свой путь…

Так она болтала, болтала, болтала без остановки, а если вдруг умолкала, Шарка находила новый вопрос, и Тлапка снова болтала, а Шарка снова слушала… Дэйн к такому был непривычен и шел в стороне от девушек. Мысль путешествовать вместе с незнакомкой ему сразу не понравилась, но разумные доводы были не на его стороне. У Тлапки были лошадь, палатка, деньги, оружие и даже смена теплой одежды – и всем этим она поделилась с ними даром. Хоболь же запросил за подобный набор такую цену, что Шарка рассчитывалась бы с ним до конца своих дней.

– …Думаю, этот город покинули не меньше ста лет тому назад, судя по датам на фасадах. Жалко людей. Представь, целые поколения галласцев жили здесь, рядом со своими священными горами Янвервольт, такими высокими и холодными, что никаким королям до них дела нет. А тут приходят армии бракадийцев с их грифонами и кьенгарами и просто выгоняют тебя, всю твою семью, всех, кого ты знаешь, невесть куда! Как грустно…

Но для Шарки дело было, конечно, не в вещах и не в лошадке, а в самой Тлапке. Как она ни старалась гнать от себя эти мысли, все же появление Тлапки озарило ее сухую и безрадостную жизнь, которая раньше проходила в постоянном ожидании пинка от судьбы.

Тлапка была добра. Тлапка заботилась о ней и брате. Тлапка не лезла с глупыми расспросами о том, почему в действительности они сбежали из Тхоршицы. Тлапка ничего не боялась и ничего не скрывала. Она первая без страха быть преданной рассказала о том, как убила мужа, просто потому, что поверила Шарке.

Тлапка была единственным человеком, кроме Дэйна и матери, кому Шарка не боялась смотреть в глаза. Все же, ложась спать, она клала под голову кулак, в котором было зажато кольцо. Но отчего-то она чувствовала, что и историю кольца когда-нибудь расскажет Тлапке, как та рассказала ей историю своего преступления.

С тех пор как троица покинула приют охотника, прошло уже два дня. Они шли медленно: спешить было некуда, бояться нечего. Тени Шарки следовали за ними, тихие и покорные. Рядом с Тлапкой Шарка даже забывала о них, и лишь воспоминания о том, как ее вынудили пролить кровь и забрать столько жизней, отравляли ее маленькое счастье, возникая то во сне, то наяву от случайного слова… С этим, наверное, придется свыкнуться, уговаривала себя она, но пока не понимала как.

Шарка выбралась из палатки. Утро, как все последние дни, было теплое, солнечное и яркое. Они разбили лагерь в развалинах – за почти полтора дня пути город все никак не кончался. Бывало, Шарка и Тлапка останавливались и подолгу рассматривали огромные грибы на разрушенных стенах или диковинные растения, похожие на сказочные папоротники.

Тлапка и Дэйн уже давно проснулись. Тлапка кормила лошадь; Дэйн, мрачный, как туча, ковырял палкой потухший костер.

– Лишка, – расцвела Тлапка, увидев ее. – Как ты спала сегодня?

– Мне снился странный сон, – задумчиво ответила Шарка и села рядом с Дэйном, переплетая косу. Брат взмахнул рукой, чтобы привлечь ее внимание и что-то сказать, но Шарка сделала вид, что не заметила.

– Тебе снятся сны? – спросила Тлапка. – Расскажи, что ты видела!

– Да глупости какие-то, – рассеянно сказала Шарка. – Как будто не мой сон вовсе. Обычно мне такое не снится…

Она запнулась и замолчала, пряча от Тлапки глаза. Та пожала плечами и отвернулась, нежно бормоча что-то лошадке.

В такие моменты внутри Шарки зажигался теплый огонек благодарности и одновременно неверия, что это наяву. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что другому человеку есть дело до ее жизни и чувств, но что при этом на нее не давят и не осуждают. Это рушило все, чему учила жизнь в Тхоршице. Там человек человеку был волк, но за пределами города правила поменялись.

Она перевязала косу и направилась к палатке, чтобы приготовить завтрак, но Дэйн перегородил ей дорогу:

«Эй! Послушай меня, – зло прожестикулировал он. – Когда я проснулся, Тлапка поймала какую-то птицу, типа сокола или орла, а потом отпустила».

– И что?

«Это странно!»

– Прекрати, ведешь себя, как маленький. – Шарка отпихнула брата с дороги. – Лучше принеси мне вон ту сумку с сухарями.

Дэйн в гневе кинул палку и зашагал прочь от лагеря, к другому разрушенному дому.

– Что у вас опять случилось? – спросила Тлапка.

– Не знаю, – вздохнула Шарка. – Он сам не свой в последнее время.

– Ну, неудивительно. Представь: у тебя есть одна-единственная сестра, которая всегда с тобой и готова на самую грязную и опасную работу, лишь бы ты выжил. Но потом кто-то отбирает у тебя ее внимание, – объяснила Тлапка, усаживаясь рядом с Шаркой. Ее рука вдруг оказалась на спине Шарки и начала мягко, почти невесомо ее поглаживать. – Да еще и когда пришлось бросить свой родной город и столького натерпеться…

– Не ему одному тяжело, – фыркнула Шарка, стараясь не двигаться, чтобы не спугнуть руку Тлапки. – Я сделаю все, чтобы его защитить. Но если он ведет себя, как дурак… Тут уж ничего не поделаешь.

– Ты не хочешь пойти за ним?

Фигурка Дэйна уже скрылась в руинах соседнего дома. Впрочем, со своего места Шарка видела его ноги, свесившиеся со стены.

– Сам придет, – ответила она и потянулась за сумкой с яблоками. – Он мальчик, пусть учится держать себя в руках.

Тлапка согласно кивнула. Рука ее соскользнула со спины Шарки – девушка отправилась собирать палатку.

Пройти им удалось немного. Уже часа через три солнце решило, что сделало для них все, что было в его силах, и закатилось за тучи. Путники надели плащи и продолжили поход: в чаще леса мелкий дождик был не страшен. Но дождь не собирался останавливаться, а через пару часов к нему присоединился холодный ветер, который хищным зверем протискивался между стволами деревьев и безжалостно кусал лицо.

Как назло, руины остались позади. Теперь они шли вдоль провалившейся в рыхлую почву невысокой стены, от которой было мало толку. За стеной лес заканчивался, уступая огромному пустому полю, кое-где поросшему хилыми кустиками. За пустырем высилась лохматая громада холма.

– Подождите здесь, – сказала Тлапка и стала карабкаться на стену. Щурясь, она вглядывалась в холм. – Можете пока собрать сухих веток. Думаю, мы скоро снова сделаем привал: льет все сильнее.

Шарка послушно побрела прочь в поисках сухого хвороста – задача была не из простых. Дэйн сидел в седле и даже не подумал помочь сестре.

– Долго ты будешь еще выделываться?

«Я не выделываюсь», – показал он и высунул язык.

– Эй, – раздался голос Тлапки, уже поднявшейся на стену. – Ребята, это никакой не холм! Это замок-башня!

Шарка и даже Дэйн, быстро забывший о своей смертельной обиде, повернулись к стене. На уровне их глаз зияла осыпавшаяся дыра, через которую было видно голое поле и черную громаду, поросшую кривыми деревьями и кустарниками. В ней угадывались развалины, части стен и даже остатки донжона, которые Шарка приняла за скалу.

– Идеально, – радовалась Тлапка, подхватив под уздцы лошадку. Дэйн моментально выпрыгнул из седла. – Там будет и крыша над головой, и никакого ветра!

– Но ведь еще даже не вечер, – засомневалась Шарка, – мы почти ничего не прошли сегодня…

– Дождь будет усиливаться, Лишка. И нам все равно придется от него где-то спрятаться. – Тлапка приблизилась и взяла Шарку за руку: – Почему ты не хочешь остановиться здесь? Мы ведь не спешим?

– Мы беглянки… Я просто подумала… Ладно, прости.

– Эй. – Тлапка притянула Шарку за руку ближе, заставляя девушку посмотреть на себя, и нежно, успокаивающе улыбнулась. – Не волнуйся. Мы просто переждем дождь и двинемся в путь. Будет хуже, если мы заночуем прямо под открытым небом и простудимся все трое. Правда?

Шарка согласилась, ругая себя за малодушие, и путники вышли на поле. После стольких дней, проведенных в дремучем лесу, стоять на пустыре казалось так же странно, как выйти на городскую площадь голышом. Казалось, лес все еще наблюдает за ними, но теперь в его взгляде появилось что-то враждебное и ревнивое. Ветер пронизывал до костей, носясь по пустому пространству, как расшалившийся ребенок. Они шли через поле целую вечность, но Шарка по-прежнему не могла убедить себя, что Тлапкина идея ей нравится.

Наконец замок вырос перед ними: нелепая волосатая гора прямо посреди пустыря. Тлапка первой прошла через покосившиеся ворота, не отнимая руки от рукояти ножа. За ее спиной Шарка пробудила теней – они сгустились под стенами, готовые в любую секунду обзавестись множеством пастей и лап, но замок отвечал на все их предосторожности равнодушным молчанием. В его коридорах было холодно и пусто: если когда-то здесь и было какое-то убранство, то оно либо давно сгнило, либо было украдено. Шарке, Тлапке и Дэйну достались лишь голые камни и тяжелый запах сырости от плесени, мха и грибов.

– Кажется, его даже не успели достроить, – сказала Тлапка. – Слишком мал для обычного замка, слишком велик для сторожевой башни.

Она подошла к прогнившим дверям, ведущим из коридора в зал.

– Может, не надо? – испуганно прошептала Шарка. – Вдруг там кто-то есть?

– Ну в таком случае лучше нам встретиться с ними как можно скорее, ведь так? – отозвалась Тлапка, и ее нож с тихим звоном выскользнул из ножен.

Девушка налегла на одну из дверей. Петли мучительно заскрипели, сердясь, что впервые за столько лет кто-то привел их в движение. Тлапка, глубоко дыша – наверное, не одну Шарку пугали запущенные темные коридоры, – навалилась на дверь и исчезла за ней.

Но едва Шарка собралась вместе с тенями последовать за ней, как Тлапка ввалилась обратно. В полумраке ее широко раскрытые глаза светились, как у кошки; тыльной частью ладони они закрывала себе рот.

– Там кто-то есть? – взвизгнула Шарка, чувствуя в кончиках пальцев знакомое покалывание. Демоны, ее теневая свора, уже приподнимались на лапах, но все еще не были видимы никому, кроме нее.

– Нет, – ответила Тлапка и попробовала улыбнуться, но улыбка вышла кривая. – Нет, там никого нет, никакой опасности… Но… Если хочешь, взгляни. Не обязательно туда заходить, можешь посмотреть в щелку.

Шарка подошла к двери почему-то на цыпочках. Дэйн уже спешился и подскочил к сестре с любопытным блеском в глазах. Девушка заглянула в щель. Помещение не было полностью поглощено мраком: через окна пробивался слабый свет. Это была, наверное, единственная комната в замке, да и вообще во всем городе-призраке, где осталась мебель. Не меньше дюжины стульев были расставлены вокруг стола в центре комнаты, и на каждом стуле сидело по скелету. Все они были одеты и привязаны к стульям в разных позах: кто-то закинул ногу за ногу, кто-то держал в истлевшей руке кубок, кто-то свесил череп на грудь, словно задремав. На спинках стульев был вырезан рогатый жук.

Но самое страшное таилось под потолком зала: там болтался в петле повешенный скелет, одетый в мантию. На голове у него красовалась деревянная корона, надвинутая на череп так низко и плотно, что закрывала глазницы.

От ужаса Шарка отпустила теней. Они возникли во всех углах и стали рыскать по комнате, совсем как собаки на охоте, освещая жемчужными глазами места, до которых дневной свет из окон не добирался.