Текст книги "Внутренняя речь в структуре художественного текста"

Вывод о двух формах существования внутренней речи дает возможность по-новому взглянуть на некоторые ее черты и особенности, отличающие ее от речи внешней. Практически всеми авторами многочисленных публикаций по данной проблеме признается, что высказывание в процессе общения человека с самим собой отличается определенной неполнотой и фрагментарностью. Действительно, произносимая внутренняя речь часто кажется фрагментарной, т. к. при этом не учитывается одновременное существование представляемой внутренней речи. Мы просто не ощущаем обилие представляемого, но не выраженного в произносимом слове содержания, уже актуализированных в сознании личности речевых единиц. Но и представляемая внутренняя речь, в свою очередь, обладает совершенно особыми свойствами с точки зрения фонетики, морфологии и синтаксиса.

К фонетическим особенностям внутренней речи, по мнению большинства психологов, относится в первую очередь ее беззвучный характер. Б. Г. Ананьев определяет эту черту как «беззвучность при внутренней слышимости, при наличии скрытых движений, особенно в процессе внутренних размышлений, принятия решений и т. д.» [5, с. 89]. Фонетическую редукцию внутренней речи признает и Л. С. Выготский, полагая, что она «оперирует преимущественно семантикой, но не фонетикой, словами только подразумеваемыми, не существующими актуально нигде» [51, с. 361]. Поскольку внутренняя речь – речь для себя, ее материальная основа сведена к минимуму, например к представлению начальных букв слов.

Морфологическая структура внутренней речи отличается сжатостью и сокращенностью словарного состава. На разных фазах внутренней речи ее лексическая репрезентация различна: от предельной сжатости, девокализации и инициальности слов до логически осмысленных, морфологически оформленных лексических единиц (в стадии близкой к внешней речи). Иногда слова во внутренней речи могут вообще заменяться образами, наглядными схемами, простыми символами.

Некоторые психологи считают конститутивным признаком внутренней речи ее абсолютную предикативность. «Внутренняя речь вся состоит с психологической точки зрения из одних сказуемых» – пишет Л. С. Выготский [51, с. 372]. «Закон для внутренней речи – всегда опускать подлежащее», точнее – сливать его со сказуемым. Подлежащее (логический субъект) не отмирает, но подразумевается, лежит в наиболее глубоком отсеке внутренней речи. Такая предикативность речи есть следствие предикативности мышления, его тесной связи с объектами реальной действительности.

Однако другие ученые (А. Н. Соколов, Б. Г. Ананьев) полагают, что внутренняя речь может быть и субстантивной. Субстантивный характер она принимает тогда, когда предмет объективной действительности еще не опознан и не узнан, а только намечен в мысли [133]. По мнению Б. Г. Ананьева, необходимыми элементами внутренней речи являются не только предикаты, но и субъекты, а также указательные определения места [5]. А. А. Леонтьев пишет по этому поводу, что внутренняя речь включает в себя корреляты всех особенно важных для высказывания компонентов – субъект, предикат, объект, в той мере, в какой их взаимоотношения существенны для будущего высказывания [97]. Таким образом, признание абсолютной предикативности внутренней речи является хотя и распространенным, но не бесспорным.

Что касается синтаксических особенностей внутренней речи, то их развернутая характеристика дана Л. С. Выготским в его работе «Мышление и речь». Синтаксис внутренней речи, считает он, максимально сокращен, сгущен, свернут. Компоненты ее подвергаются своеобразной «агглютинации», что, по мнению Выготского, объясняется преобладанием во внутренней речи смысла слова над его значением. Всеобщая экспансия смысла и приводит к «слипанию» слов. Смыслы как бы вливаются друг в друга, так что предшествующее содержится в последующем, последующее в предшествующем. Сжатость синтаксической структуры внутренней речи проявляется в разной степени на разных ее этапах. Сокращаются обычно второстепенные члены или один из главных, в зависимости от психологического контекста, что связано с энтимематичностью человеческой мысли, когда та или иная часть мысли не высказывается, а подразумевается. Такой синтаксис, пишет Л. С. Выготский, необходимо выражает «обращение к очень хорошо знакомому человеку (а кого мы знаем короче, чем самого себя?). Понимание догадкой и высказывание намеком играют решающую роль во внутриречевом обмене» [51, с. 390].

Язык внутренней речи свободен от избыточности, свойственной всем натуральным языкам. Формы натурального языка определены строгими правилами, вследствие чего соотносящиеся элементы конкретны, т. е. содержательны, а не формальны, и конвенциальное правило составляется лишь на время, необходимое для данной мыслительной операции [67, с. 36].

Колеблющаяся структура предложений, инверсии, эллипсы, элизии, повторы, вопросительно-восклицательные структуры – эти синтаксические особенности внутренней речи обусловлены определенным психическим состоянием человека: умственная сосредоточенность на определенном объекте, эмоциональное возбуждение, психическое отклонение и т. д. Бесконечно сложный внутренний мир человека, процесс размышлений и аффектирующих рефлексий, отражаясь во внутренней речи, придает ей характер вопросительных, восклицательных или вопросительно-восклицательных синтаксических конструкций. Особенно многогранна семантическая дистрибуция вопросов: риторические, утвердительные, делиберативные, консультативные, побудительные и т. д.

В заключение следует отметить, что все вышеперечисленные особенности внутренней речи при определенных условиях (например, общность ситуации) могут обнаруживаться и во внешней речи. По этому поводу Л. С. Выготский писал, что внутренняя речь близка разговорной речи по ряду особенностей, таких как предикативность, идиоматичность, семантический синкретизм, что неоднократно демонстрируется в многочисленных примерах [52].

Однако есть определенные черты внутренней речи, свойственные только ей в силу ее основной характеристики – одновременного существования в двух формах: произносимой и представляемой. К ним относится, прежде всего, последовательность внутренней речи, которая заключается в том, что человек не может одновременно произносить несколько слов сразу, а воспроизводит их поочередно. Это качество присуще и внешней речи и бесспорно по отношению к ней. Справедливо оно и для внутренней речи, если сводить ее только к форме произносимой речи. Но, признавая наличие представляемой формы, мы делаем вывод о возможности параллельного развертывания произносимой и представляемой речи одного человека. Начатая на основе осознанного замысла реализации, речь может протекать далее как автоматический процесс. А одновременно в сознании говорящего, еще до завершения говорения, могут возникать иные мысли, в частности такие, под влиянием которых он может начать исправлять произносимое высказывание, переформулировать его или вовсе прекратить речь. Такие процессы характерны для неподготовленной речи, особенно сопровождающей сложные мыслительные процессы. Следовательно, возможно и параллельное и последовательное развертывание внутренней речи, что абсолютно не представимо во внешней речи.

Еще одной особенностью внутренней речи, по мнению Г. М. Кучинского [93], является тот факт, что человек может рассматривать ее либо как собственную речь, либо как отчужденную (чужую) речь. Особенность чужой речи в том, что она выражает иное, отличное от собственного понимание происходящего, чужую или чуждую мысль. Степень отчужденности внутренней речи может усиливаться ее особым грамматическим строем, тем, что она формируется как обращение к самому порождающему, анализирующему ее субъекту во втором или третьем лице. Такие крайние случаи отчуждения собственной внутренней речи характерны для патологии. Но различные степени отчуждения речи существуют и в нормальных, обычных ситуациях, когда человек сталкивается с чужими мнениями, учитывает их, принимает решение на их основе и т. д. Существование двух различных форм внутренней речи дает человеку дополнительные возможности различать чужую и собственную речь, например, когда чужую речь он представляет (слышит), а свою произносит. Другие черты внутренней речи, такие как, например, высокая степень ситуативности и контекстуальной обусловленности ее компонентов, настолько сходны с подобными характеристиками внешней разговорной речи, что не требуют особого анализа в данной работе.

В заключение следует добавить, что в процессе внутренней речи обнаруживается разностороннее взаимодействие лингво-психологических и социально-психологических факторов, которое в какой-то мере определяет ее сложный механизм и приводит к широкому вовлечению внутренней речи в художественную литературу.

1.3. Основные формы интраперсонального общения

Общение человека с самим собой производно от общения человека с человеком, в котором создаются и опробуются различные знаки, усваиваются правила их сочетания, употребления, интерпретации. И поскольку общение на межличностном уровне осуществляется, прежде всего, в формах диалога и монолога, то и в интраперсональном общении мы выделяем такие формы, как внутренний монолог и внутренний диалог. Наряду с ними выделяется также такая самостоятельная форма интраперсонального общения, как простое внутреннее реплицирование.

Простое внутреннее реплицирование представляет собой отдельные, относительно краткие, невзаимосвязанные высказывания, возникающие обычно в неречевых ситуациях либо отражающие внутренний комментарий индивидуума к воспринимаемой им внешней речи.

В ситуации интерперсонального общения индивидуума его внутреннее реплицирование служит показателем явной активности процесса восприятия чужой речи. Но, несмотря на то что краткая реплика – ответ на чужие слова, она не адресована другому, т. е. реальному собеседнику, а предназначена себе самому. Подобные высказывания представляют собой скрытый комментарий индивидуума к воспринимаемой им внешней речи. Эти внутренние комментарии выражают согласие или несогласие, одобрение или отрицание слов собеседника и, таким образом, создают дистанцию между своим и чужим словом. Простота и краткость высказываний объясняется здесь двумя причинами: с одной стороны, это известность, понятность, обычность ситуации и, соответственно, ненужность многословия; с другой стороны – необычность, непонятность ситуации и, следовательно, отсутствие необходимых слов. Проиллюстрируем это положение соответствующими примерами.

Lydia [to Captain Absolute]: Let her choice be Captain Absolute, but Beverley is mine.

Mrs. Malaprop [aside]: I am astonished at her assurance! – to his face – this is to his face! [23, p. 249].

Малопонятные на первый взгляд слова тетушки, подслушивающей разговор Лидии с ее возлюбленным, контекстуально обусловлены: Лидия и не подозревает, что Беверлей, которому она в данный момент раскрывает свои чувства, и капитан Абсолют, за которого ее сватает тетка, одно и то же лицо. Эллиптическое предложение to his face не требует семантической и структурной экспансии, поскольку ситуация предельно ясна говорящему.

Когда же обман раскрывается, капитан Абсолют испытывает вполне естественное замешательство и сразу не находит нужных слов для объяснения с Лидией, что и отражает его внутренняя реплика:

Sir Anthony: Now, Jack, speak to her.

Captain Absolute [aside]: What the devil shall I do! – [Aloud] You see, sir, she won't even look at me whilst you are here. I knew she wouldn't! [Ibid. 257].

Параллельное развертывание внешней и внутренней речи обусловлено психофизиологическими свойствами последней, в частности возможностью существования на уровне обычных слуховых представлений, почти лишенных словесной оболочки («чистая мысль»). Безусловно, в художественном произведении подобные фрагменты внутренней речи требуют соответственного словесного оформления. Например:

The old man spoke in his own language, then one of the young men stepped forward politely and said in careful English: "My Chief travels to see his brothers beyond the river."

A Chief! I thought, understanding the pride that made the old man stand before me like an equal [52, p. 462].

Во время восприятия чужой речи и формулирования собственной краткой реплики отношения между внешней и внутренней речью могут быть различны: индивидуум может задумать больше, чем сказать, или выдать вслух высказывание, совершенно противоположное тому, что он произносит «про себя». Например:

"I'm so thirsty, do you mind if I have a glass of champagne?"

Julia was silent for a fraction of a second. It was his champagne and his compartment. Oh, well, in for a penny, in for a pound.

"Of course not." [47, p. 92].

"Now listen to me, Ben. If you ever, ever, ever hurt anyone again, you'll have to go back there."

She kept her eyes on his, and hoped that he could not know she was saying inwardly, But I'd never send him back, never [46, p. 101–2].

Нередко индивидуум вообще не озвучивает свое внутреннее высказывание, и тогда реплики его собеседника идут одна за другой, что отчетливо видно в драматических произведениях:

Mr. Horner: Come, I'll treat thee, dear rogue; thou shan't spend any of thy Hampshire money today.

Mr. Pinchwife [aside]: Treat me! So he uses me already like his cuckold.

Mr. Horner: Nay, you shall not go.

Mr. Pinchwife: I must; I have business at home [23, p. 16].

В следующем примере персонаж также ограничивается лишь внутренней репликой-реакцией на слова собеседника по внешнему диалогу:

"Colonel Coltrane, I'm ashamed to do it. I want you to let me wear your coat and hat until we are out of sight beyond…"

"Now, what does this mean?" said Coltrane to himself, as he compared his companion's sane looks and quiet demeanor with his strange request. But he was already unbuttoning his coat, assenting readily, as if the fancy were in no wise to be considered strange [61, p. 227].

Реплика героя во внутренней речи выражает удивление по поводу странной просьбы его спутника обменяться верхней одеждой. Однако его внешняя реакция состоит лишь в готовности выполнить эту просьбу.

Следует отметить, что в процессе межличностного общения краткие реплики не всегда являются безадресными, но приобретают адресата в лице собеседника индивидуума по внешнему диалогу. Безусловно, подобные реплики не озвучиваются индивидом, поскольку носят явно выраженный оценочный характер. Это невысказанное суждение не обязательно является отрицательным по отношению к адресату, оно может быть и положительным, но в любом случае у индивидуума есть причина скрывать свои мысли от собеседника. Приведем несколько примеров подобных высказываний:

"He said I was a daughter of the bards. What are they?"

"Welsh poets who lived hundreds of years ago."

"Why am I their daughter, please?"

"He meant that you were the sort of girl they sang about."

She smiled.

And Ashurst thought: "You are a pretty thing!" [54, p. 144].

"Come in, fool," said he angrily, as soon as he saw me; you may well be ashamed to see me after your noise and nonsense, and exposing me as you have done."

"I ashamed to see you!" thought I: Very pretty indeed!" But I said nothing [67, p. 15].

Но все же простое внутреннее реплицирование является в большинстве случаев интравертным коммуникативным актом, который не адресован внешнему собеседнику – ни реальному, ни воображаемому. Основная прагматическая функция данной формы аутокоммуникации – выражение весьма широкого спектра эмоциональной оценки.

Говоря об эмоциональном аспекте высказывания, следует подчеркнуть, что эмоциональность служит, прежде всего, для выражения оценочного отношения индивидуума к окружающей действительности. Оценка представляет собой умственный акт как результат взаимодействия человека с окружающей действительностью. Вне оценочной деятельности невозможно развитие и само существование человеческого мышления. Характеристика объекта является результатом оценочной деятельности двух типов – интеллектуальной и эмоциональной. Интеллектуальная оценка основывается на общелогических критериях, входит в предмет обозначения и является частью денотата. Эмоциональная оценка основывается на тех эмоциях, которые вызывает обозначаемый предмет, процесс или явление. В этой связи принято выделять три основных типа оценки: 1) сенсорные оценки, основывающиеся на ощущениях, чувственном (физическом и психическом) опыте человека; 2) сублимированные (эстетические и этические), связанные с нравственными чувствами; 3) рационалистические оценки, связанные, прежде всего, с практической деятельностью индивидуума; среди них выделяются утилитарные, нормативные и телеологические оценки, основные критерии которых – психическая или физическая польза, соответствие установленному стандарту, направленность на достижение определенной цели и пр.

Объектом эмоциональной оценки индивидуума, выраженной в его кратких репликах, является либо вся конситуация в целом, либо ее отдельный аспект, вызывающий у индивидуума наиболее сильные эмоции. Так, юная девушка, только что расставшаяся со своим возлюбленным, как она полагает, навсегда, испытывает грусть, которая выражается в одной-единственной фразе:

The image of Theodore pursued her to her chamber; and a soft melancholy stole upon her. «I shall see him no more,» said she. A sigh that followed told her more of her heart than she wished to know [65, p. 111].

В следующем примере высказывание персонажа относится ко всей ситуации, включая и обстановку, и вид деятельности, и самих участников этой деятельности:

The lamp-light was utterly serene; there was no movement save the stir of Priscilla among her papers. All silent and all damned, Denis repeated to himself, all silent and all damned… [38, p. 144].

Почему героя так раздражала уютная гостиная, в которой и гости и хозяева были заняты каждый своим делом: кто-то читал, кто-то делал зарисовки в записной книжке, кто-то рассматривал гравюры? Просто он только что выставил себя посмешищем в глазах любимой девушки во время прогулки по ночному саду. Неудивительно, что домой Дэнис вернулся «in a state of the profound depression».

Оценке может быть подвергнуто все в окружающем индивидуума мире – люди, события, свойства предметов. Поскольку человеческое сознание непременно включает аксиологический аспект, общение индивидуума – и межличностное, и интраперсональное – невозможно без выражения отношения к предмету речи и адресату. Субъект вербальной коммуникации может быть носителем разных, в том числе и противоречивых качеств и, следовательно, быть объектом нескольких категорий оценок. Все они могут обнаруживаться в семантике вербальной характеризации партнера по диалогу. В них встречаются и частные оценки, и их комбинации, связанные с природными и приобретенными качествами субъекта коммуникации. Индивидуум высказывает оценочные суждения как о конкретном человеке в конкретной ситуации, так и общие оценочные суждения, касающиеся всего человеческого рода либо его отдельных представителей.

Например, следующая реплика персонажа представляет собой обобщенную оценку роли врачей в жизни общества, переданную посредством стилистического приема сравнения (simile):

Mr. Horner [aside]: A quack is as fit for a pimp, as a midwife for a bawd; they are still but in their way, both helpers of nature. – [Aloud.] Well, my dear doctor, hast thou done what I desired? [23, p. 7].

Иногда внутренняя реплика индивидуума сочетает в себе оценку частного лица и философскую сентенцию:

Julia [aside]: He seems dejected and unhappy – not sullen; there was some foundation, however, for the tale he told me – O woman! How true should be your judgment, when your resolution is so weak! [23, p. 275].

Давая оценку отдельным личностям, индивидуум обычно использует номинативные предложения, состоящие либо из одного имени существительного, либо (и чаще) из существительного, модифицированного прилагательным оценочной семантики. Например:

There was another rapid glance at the house, and supposing himself unseen, the scoundrel had the impudence to embrace her.

"Judas! Traitor!" I ejaculated. "You are a hypocrite, too, are you? A deliberate deceiver!" [13, p. 104].

В процессе межличностного общения объектом эмоциональной оценки индивидуума очень часто становится его собеседник. Индивидуум может высказаться в своей внутренней речи о внешности собеседника, его умственных способностях, его поведении в момент речи, его эмоциональном состоянии, манере выражаться и т. д. Например:

Mrs. Pinchwife: The fine gentleman has given me better things yet.

Mr. Pinchwife: Has he so? – [Aside] Out of breath and coloured! – I must hold yet [23, p. 42].

А поскольку оба субъекта включены именно в речевую деятельность, естественно, что оценке подвергается в первую очередь содержание высказывания собеседника. Например:

Captain Absolute: Oh, come to me – rich only thus – in loveliness! Bring no portion to me but thy love – 'twill be generous in you, Lydia – for well you know, it is the only dower your poor Beverley can repay.

Lydia [aside]: How persuasive are his words! – how charming will poverty be with him! [23, p. 248].

Mrs. Malaprop: … Isn't he a handsome man? – tell me that. A genteel man? a pretty figure of a man?

Lydia [aside]: She little thinks whom she is praising! – [Aloud] So is Beverley, ma'am [Ibid. 256].

Объектом эмоциональной оценки, заключенной в кратких репликах, часто является сам говорящий. Причем оцениваться может как его физическое и эмоциональное состояние в момент речи, так и его достижения (или неудачи) в осуществлении какой-либо деятельности. Подобное самобичевание или самопоощрение возникает обычно в неречевых ситуациях, будь то в ходе выполнения какой-либо операции на рабочем месте или в домашних условиях. Например:

She was never backward to admire herself; and she paused, struck with a pleased wonder at the sight. "Ye daft auld wife!" she said, answering a thought that was not; and she blushed with the innocent consciousness of a child [78, p. 271] – оценка внешнего вида.

Lucy [alone]: Jealousy, rage, love and fear are at once tearing me to pieces. How I am weather-beaten and shattered with distresses! [23, p. 198] – оценка эмоционального состояния.

At the roots of my hair a tingling sensation began to run down over the surface of my flesh, leaving me goose-fleshed and cold, though I was damp with sweat. Fever? I thought; then uneasily turned to look over my shoulder; and realized suddenly that it was fear [54, p. 465] – оценка физического состояния всего организма.

As we crawled through the choking dullness of Tooting he was still messing with the electric seat controls, and muttering to himself as he pressed the switches of the map light and the trip computer, "So you've done all right … Yeah, I always knew you'd be OK" [49, p. 189] – оценка своих действий по достижению поставленной цели.

Предметы могут быть оценены либо по своей функции в жизни (или, чаще – в конкретной деятельности) индивидуума, либо по своей внешней характеристике (размер, цвет, другие физические свойства). Например:

Then she would take up another pen and begin to write, and say in a low voice, "Oh, it's a talking pen, and will disturb Doady!" And then she would give it up as a bad job, … [22, p. 528].

Then he saw the statue on the tall column.

"I will put up there," he cried; "it is a fine position, with plenty of fresh air". So he alighted just between the feet of the Happy Prince.

"I had a golden bedroom," he said softly to himself as he looked round, … [62, p. 61].

Оценке могут подвергаться абстрактные понятия, явления и пр.:

"What a curious thing!" he cried; there's not a single cloud in the sky, the stars are quite clear and bright, and yet it raining. The climate in the north of England is really dreadful" [62, p. 62].

Стоит отметить, что часто индивидуум лишь называет в своем интраперсональном высказывании тот объект, который он видит (слышит), не выделяя непосредственно оценочный компонент своей реплики:

Mrs. Malaprop:… this very day I have interceded another letter from the fellow; I believe I have it in my pocket.

Captain Absolute [aside]: Oh, the devil! my last note.

Mrs. Malaprop: Ay, here it is.

Captain Absolute [aside]: Ay, my note indeed! O the little traitress Lucy [23, p. 246].

Отметим, что в большинстве своем подобные краткие реплики не рассчитаны на инициирование разговора, они редко переходят во внутренний монолог или диалог. Как правило, с их помощью индивидуум лишь самовыражается, поэтому подчас невозможно выявить в качестве адресата и адресанта краткой реплики эмоциональное или рациональное начало личности. Такие безадресные высказывания обычно относятся к внешней ситуации и никак не задевают внутреннего состояния героя, представляя собой его оценку какого-либо аспекта этой неречевой ситуации, о чем уже говорилось ранее.

С точки зрения своей коммуникативной направленности краткие реплики могут быть представлены всеми тремя кардинальными коммуникативными типами предложения: повествовательным, побудительным и вопросительным. Помимо них среди кратких реплик часто встречаются предложения, представляющие собой промежуточные коммуникативные типы: вопросительно-повествовательный (риторический вопрос), вопросительно-побудительный и повествовательно-побудительный.

She looked at her reflection in the mirror long, carefully and critically.

"If Jim doesn't kill me", she said to herself, "before he takes a second look at me, he'll say I look like a Coney Island chorus girl. But what could I do – oh! what could I do with a dollar and eighty-seven cents?" [61, p. 34].

Героиня рассказа О. Генри «Дары волхвов», глядя в зеркало, небезосновательно опасается, что мужу не понравится изменение ее внешности – короткие кудряшки вместо роскошных длинных волос. Следующая ее реплика, структурно и семантически не связанная с предыдущей, понятна читателю из контекста – героиня продала волосы, чтобы купить мужу подарок на Рождество. Драматический эффект высказывания усиливается за счет стилистического контраста обеих реплик: первая из них нейтральна, вторая отличается повышенной эмоциональностью, которая создается риторическим вопросом, повтором части предложения и эмфатическим междометием.

Сочетание риторического вопроса с восклицательным предложением можно признать типичной конструкцией краткой реплики, настолько часто подобная структура встречается в художественных текстах. Например:

By the time he had got all the bottles and dishes and knives and forks and glasses and plates and spoons and things piled up on big trays, he was getting very hot and annoyed.

"Confusticate and bebother these dwarves!" he said aloud. "Why don't they come and lend a hand?" [62, p. 217].

Весьма распространенным коммуникативным типом кратких реплик являются побудительные предложения. Отправителем сообщения является в данном случае второе «Я» индивидуума, которое обычно выступает как рациональное начало его личности, трезво оценивающее ситуацию и близкое к логическому мышлению. Например:

Yet, miserable or not (and he was), he still wanted to live. Think about it, goddammit! Jesus Christ, are you already so cowed you can't even try? [43, p. 30].

Попавший в трудное положение, измученный болью, совершенно упавший духом герой слышит ободряющие слова лишь от своего второго «Я», пытающегося направить мысли и энергию персонажа на поиски выхода из сложившейся ситуации. В другом эпизоде разум предостерегает героя об опасности, когда он, достигнув желаемого результата (упаковки обезболивающих таблеток), позволяет себе расслабиться и даже посмеяться над своим двусмысленным положением. Однако внутренний голос не дает ему забыть о возможности попасться на месте преступления:

He looked into the carton, trying to calculate how many of the sample boxes he might be able to take without her realizing that a little mouse named Paul Sheldon had been nibbling away at the supply…

Get moving, idiot! You have no time to enjoy being stoned [43, p. 94].

Важно отметить, что с точки зрения эмоциональной окрашенности краткие реплики часто представлены восклицательными предложениями. Подобные предложения могут быть оформлены в виде специфических для английского языка конструкций, выражающих восклицание типа What a…! How…! Однако в большинстве случаев восклицательные предложения отличаются от нейтральных лишь графическим оформлением – наличием восклицательного знака в конце предложения, имея при этом идентичную с ними структуру. Например:

Poor Toad sprang to his feet and pelted away again, his heart in his mouth. "Oh my!" he gasped, as he panted along, "what an ass I am! What a conceited and heedless ass! Swaggering again! Shouting and singing songs again! Sitting still and gassing again! Oh my! Oh my! Oh my!" [31, p. 158].

No doubt for lack of wax, this note was unsealed, which explained why it was couched in governess French. … The French! Varguennes!

Charles crumpled the sheet of paper in his clenched hand, … But it was too much! After such a day! [29, p. 180].

Особым типом кратких реплик следует признать междометия – непосредственные сигналы эмоционального состояния индивидуума в момент их произнесения. Междометия «срываются» с его уст бессознательно, обычно как реакция на какое-либо неожиданное происшествие, как результат испуга, удивления, радости, отчаяния и т. д. Стандартный набор междометных высказываний в произведениях англоязычной литературы составляют слова God! Good Gracious! My Goodness! Damn! Hell! etc. Например:

«Oh my God!» she gasped. Her heart beat so! It beat so! And she put her hand to her chest. Was there some stoppage there? Even at her age the heart could stop, couldn't it? [63, p. 148]

His eyes seemed to be filling with tears again. «Oh hell,» said Danby aloud. He shook the tears away and took off his jacket and his tie [58, p. 287].

С точки зрения формальной представленности краткие реплики пунктуационно выделяются из авторского повествования с помощью скобок, тире, кавычек или их сочетаний. Формально невыделенные краткие реплики непременно имеют в своем составе эмоционально и/или стилистически окрашенные лексические единицы, которые и служат своеобразными маркерами плана персонажа в художественном тексте.

В заключение следует отметить сравнительно редкое использование «кратковременных вкраплений» внутренней речи в тексте художественного произведения. Мы объясняем этот факт длительностью и сложностью речемыслительного процесса индивидуума, который может быть адекватно передан лишь в различных формах развернутой внутренней речи. Однако краткие реплики незаменимы в ситуациях, требующих мгновенной речевой реакции индивидуума на происходящее, что подтверждается многочисленными примерами из произведений художественной литературы.