Текст книги "Заклятый враг. Наша война со смертельными инфекциями"

«Самой большой проблемой, – вспоминает Крис, – была попытка определить этиологический фактор и каким образом люди попадали под его воздействие. Далее шел вопрос от том, насколько велика пораженная группа и какая часть сообщества затронута».

Первое, что мы должны были сделать по приезде в Брейнерд той ночью, – это изучить истории болезней пациентов, попавших в клинику по причине диареи за последние шесть месяцев. Если это действительно вспышка заболевания, то нам предстояло определить, когда начали появляться эти случаи. Также мы использовали клинические данные по пациентам, прошедшим обширные медицинские обследования, чтобы приступить к разработке диагностических критериев.

Мы определили заболевание как диарею неизвестной этиологии, продолжающуюся четыре недели или более. По мере того как в течение последующих недель у нас накапливалось больше информации об этих случаях и о вспышке заболевания в целом, это определение оставалось чувствительным, охватывающим все случаи, и специфичным, не включающим случаи диареи, вызванной какой-либо другой причиной. Поскольку инфекционной или химической причины заболевания мы не обнаружили, то пришлось использовать результаты разных клинических исследований для определения случаев, связанных со вспышкой, и отличать их от случаев, причина которых известна, таких как болезнь Крона или рак толстой кишки.

Мы быстро проверили тридцать с лишним случаев заболевания, которые Рон описал нам по телефону, и ограничились первыми двадцатью тремя пациентами, которые соответствовали нашим диагностическим критериям и начало заболевания у которых пришлось на период с апреля по июнь 1984 г. Мы также выделили контрольную группу из сорока шести человек соответствующего пола и возраста, у которых в данный период диареи не было, – итого шестьдесят девять человек. Мы задавали всевозможные вопросы о том, что происходило в жизни человека за определенный месяц. В частности, обо всем, что они употребляли внутрь в течение предыдущего месяца, включая лекарства.

Крис занималась клиническими и микробиологическими аспектами исследования, а я сосредоточился на эпидемиологии.

Нам повезло почти сразу. Первые три пациента, незнакомые друг с другом, сообщили, что регулярно пили сырое молоко с местной молочной фермы, расположенной в ближайшем пригороде Брейнерда. Мы понимали: при опросах других пациентов следует проявлять большую осторожность, чтобы не подталкивать их к воспоминаниям об употреблении в пищу сырого молока, что приведет к искажению результатов, и тем не менее эта зацепка была весьма и весьма значимой.

Важная взаимосвязь между заболеванием и потреблением сырого молока быстро стала очевидной и убедительной. Исследование методом «случай-контроль» показало, что потребление сырого молока является единственным обращающим на себя внимание фактором из сотен, которые мы рассматривали. Фактически вероятность употребления сырого молока с местной фермы среди заболевших более чем в двадцать восемь раз превышала такую вероятность в контрольной группе.

В 1864 г. Луи Пастер обнаружил, что подогрева пива и вина разной продолжительности без доведения до точки кипения достаточно, чтобы убить большинство бактерий. Данная технология помогала предотвращать порчу напитков, не меняя при этом их качества и вкуса. В наши дни процесс пастеризации широко используется в молочной и пищевой промышленности для подавления микробов, обеспечивая тем самым безопасность и сохранность молока.

Сырое молоко, которое кое-кто до сих пор считает более полезным и питательным, не подвергается пастеризации. До наступления эры повсеместной пастеризации многие люди, особенно дети, становились жертвами ряда опасных заболеваний.

Итак, ответ на вопрос, почему это произошло в Брейнерде, мы получили. Но многого мы еще не знали. Что вызывало эту болезнь? Относилась ли она к инфекционным, а если да, то заражены ли коровы? Могут ли те, кто не пил сырое молоко, заразиться от уже заболевших? Существуют ли методы лечения, способные облегчить симптомы или даже вылечить болезнь? Не является ли это лишь верхушкой айсберга?

Главная задача исследования – остановить вспышку. После того как было подтверждено, что источник вызвавших вспышку микробов или химикатов – молоко с местной фермы, первым делом нужно было проследить за тем, чтобы больше с той фермы молоко не продавалось. Фермер быстро понял, что у нас есть веские доказательства наличия связи между его молоком и диарейным заболеванием. Он согласился не продавать сырое молоко, а отправлять его прямиком на завод для пастеризации. Наблюдения и эпидемиологические исследования позволили нам «убрать с колонки ручку», хотя пока мы даже не обнаружили конкретную причину вспышки. Когда продажа сырого молока прекратилась, новые случаи болезни возникать перестали.

В итоге нами было подтверждено 122 случая хронической диареи среди тех, кто употреблял в пищу сырое молоко с указанной молочной фермы. Первый случай заболевания зарегистрирован в декабре 1983 г., последний – в июле 1984-го. Департамент здравоохранения Миннесоты и ЦКЗ объединили усилия и бросили все лабораторные ресурсы на анализ этой вспышки, но мы так и не смогли определить даже предположительно, какой патогенный вирус, бактерия, паразит или химическое вещество вызывает болезнь у человека или у крупного рогатого скота на молочной ферме. И причина заключалась не в том, что не хватало свежих образцов.

После продолжительных обсуждений с коллегами из департамента здравоохранения Миннесоты, ЦКЗ и с персоналом медицинского центра Брейнерда мы решили, что этой болезни необходимо присвоить имя. Мы назвали ее диареей Брейнерда, следуя современной практике использования географических названий, как, например, болезнь Лайма (город в штате Коннектикут) или вирус Норуолк (местность в штате Огайо). Диарея Брейнерда – официально признанное название этого состояния, используемое в медицинской литературе.

«Несмотря на то что было проведено безупречное обширное исследование с использованием самых современных методов контроля, возбудителя мы так и нашли, – говорит Крис. – И все же мы способствовали расширению знаний об этой болезни».

Благодаря активной работе, направленной на выявление ранее не зарегистрированных вспышек или единичных случаев заболевания, мы обнаружили аналогичные клинические случаи среди употреблявших сырое молоко в штатах Миннесота (1978–1979 и 1984 гг.), Орегон (1980 г.), Висконсин (1981–1983 гг.), Айдахо (1982 г.), Массачусетс (1984 г.) и Южная Каролина (1984 г.). Кроме того, после вспышки в Брейнерде произошло еще как минимум десять вспышек, в том числе крупные в Иллинойсе и Техасе. Во всех случаях болезнь была обусловлена употреблением сырого молока или загрязненной воды.

Я убежден, что диарея Брейнерда вызвана возбудителем инфекции и что в итоге мы все-таки выясним, каким именно.

На примере ВИЧ/СПИДа, инфекционно-токсического шока и диареи Брейнерда мы видим, что практически ничто в этой жизни нельзя вынести за пределы компетенции эпидемиолога. Она простирается от самых сокровенных и личных вопросов, касающихся биологии человека, до самых широких и масштабных геополитических коллизий.

Из работы в Брейнерде я вынес следующий урок: не обязательно иметь ответы на все вопросы, чтобы получить самый важный ответ. Как и Джон Сноу, мы в силах остановить или ограничить распространение инфекционных заболеваний и их последствий, не имея исчерпывающих знаний о них. Я часто слышу, что нельзя принимать меры в отношении того или иного происшествия, потому что у нас нет всех ответов. Это чушь. Мы должны быть готовы вступить в бой с теми знаниями и ресурсами, которые есть в нашем распоряжении, начиная с простых наблюдений.

И это в наших силах!

В первые дни вспышки лихорадки Зика в 2015–2016 гг. на Американском континенте меня неоднократно раздражали заявления ученых и журналистов, никогда не участвовавших в практическом исследовании эпидемий, о том, что у нас нет доказательств, что вирус Зика вызывает микроцефалию и синдром Гийена – Барре, а значит, все рекомендации здравоохранения основываются не на убедительных доказательствах. Мой опыт позволял мне считать доказательства достаточными и убедительными, а любая задержка реагирования была безответственной и неоправданной позицией.

Меня и моих коллег политики и СМИ часто упрекали за то, что мы «все придумываем на ходу», и в этом я полностью признаю себя виновным. Имея дело с внезапно разразившейся вспышкой серьезного заболевания неясного происхождения или масштаба, мы действительно все придумываем на ходу. Если вы сотрудник системы общественного здравоохранения и ведете расследование вспышек серьезных инфекционных заболеваний, то вам часто приходится моментально принимать решения о дальнейших действиях, чтобы предотвратить возникновение других случаев и даже гибели людей. Главное – не ошибиться, потому что в противном случае ваш авторитет будет подорван навсегда.

Как говорит Билл Фоге, «вы должны принимать адекватные решения, основываясь на неадекватной информации». Такова природа эпидемиологического исследования. Важно, чтобы люди это понимали и не сомневались в том, что этим занимаются грамотные и преданные своему делу мужчины и женщины, что они точно сообщают вам все, что выяснили и не выяснили, и рассказывают, что они делают для того, чтобы «убрать с колонки ручку».

Глава 4
Матрица угроз

Как и Авраам Линкольн, я твердо верю в людей. Если они знают правду, на них можно положиться в любой национальный кризис. Самое важное – донести до них реальные факты.

ГЕНЕРАЛ ДУГЛАС МАКАРТУР, 1944 Г.

Матрица угроз – это график, который показывает, о чем нам следует беспокоиться. В эпидемиологии мы используем несколько способов построения матрицы угроз.

Иногда на вертикальной оси отображается серьезность последствий, а на горизонтальной – вероятность возникновения. Так, потенциальный патогенный фактор, серьезность последствий которого высока, а риск возникновения низок, окажется в более низком секторе, чем патогенный фактор, имеющий серьезные последствия и высокую вероятность возникновения.

Матрица, которую я считаю не менее важной, имеет горизонтальную ось, определяющую возможную тяжесть патогенного события, и вертикальную ось, отображающую степень готовности. С помощью этой матрицы угроз можно определить вероятность встречи с угрозой, что бы она собой ни представляла. Однако не все так просто, тут необходимо учитывать множество переменных.

Общественное здравоохранение как наука основывается на статистических данных и вероятностях. Но мы, люди, в своих рассуждениях такими категориями не пользуемся. В противном случае никто и никогда не стал бы покупать лотерейные билеты. Нашими мыслями скорее управляют эмоции, особенно если речь идет о таких вещах, как болезнь и смерть. Поэтому наша личная матрица угроз вряд ли будет соответствовать качественно и количественно только что упомянутым угрозам.

К примеру, умом мы все понимаем, что в пересчете на мили воздушный транспорт гораздо безопаснее автомобильного. Но те, кто боится летать, каждый день садятся в машину, совершенно не думая о рисках, связанных с дорогой. Точно так же мы спокойно миримся с мыслью о том, что за год на автомагистралях США гибнут порядка 40 000 человек, но когда в 2007 г. неподалеку от моего офиса в Миннеаполисе обрушился мост через Миссисипи и погибли тринадцать человек, мы все были страшно потрясены и возмущены. Мы не встроили обрушения мостов и тоннелей в свои личные матрицы угроз.

После гибели свыше 3000 граждан в терактах 11 сентября 2001 г. Соединенные Штаты бросили много триллионов долларов на борьбу с угрозой терроризма, что привело к реорганизации большей части правительства и глубоким изменениям в нашем образе жизни, в том, как мы путешествуем, защищаем себя, участвуем в международных конфликтах и живем повседневной жизнью. Безусловно, эти усилия, скорее всего, предотвратили теракты и удержали кого-то от вступления в ряды террористов. Конечно, я понимаю, что фактор страха существенно перевешивает цифру, обозначающую количество смертей. Однако при этом трудно спорить с тем, что ответ был соразмерным – по сравнению с тем, как мы реагируем на другие угрозы.

Нам нужна реальная оценка угрозы инфекционных заболеваний.

В своем выступлении на конференции TED[7]7
  TED (аббревиатура от англ. technology, entertainment, design – «технологии, развлечения, дизайн») – американский частный некоммерческий фонд, проводящий ежегодные конференции. Миссия конференции состоит в распространении уникальных идей, часть лекций доступна на веб-сайте конференции. Темы лекций: наука, искусство, дизайн, политика, культура, бизнес, глобальные проблемы, технологии и развлечения. – Прим. ред.


[Закрыть] в 2015 г. Билл Гейтс утверждал: «Если что-то и убьет более 10 млн человек в ближайшие десятилетия, это, скорее всего, будет особо опасный вирус, а не война. Не ракеты, а микробы. Отчасти это объясняется тем, что мы потратили огромные деньги на средства ядерного сдерживания. Зато очень мало вложили в систему, способную остановить эпидемию. Мы не готовы к следующей эпидемии».

В здравоохранении, как и в других сферах жизни, невозможно спланировать все. Посмотрим на примеры из области обеспечения готовности к стихийным бедствиям и планирования непрерывности бизнеса. После терактов 11 сентября некоторые крупные корпорации в Нью-Йорке решили, что лучше иметь автономное электроснабжение на случай, если подобный ужас повторится. Поэтому в подвалах своих зданий они разместили аварийные генераторы, хорошо защищенные от возможной воздушной атаки. Но в своих планах они не учли такого события, как ураган «Сэнди», который случился в октябре 2012 г. и вызвал затопление нижнего Манхэттена и даже части нью-йоркского метро.

Мы как общество все же можем выработать общий план реагирования на стихийные бедствия, учитывающий приостановку подачи электроэнергии, прекращение оказания услуг, случаи, требующие оказания неотложной медицинской помощи в условиях недоступности ресурсов, и самостоятельное выживание до прибытия помощи. Как говорил президент Дуайт Эйзенхауэр, «при подготовке к бою я всегда убеждался, что планы бесполезны, но планирование обязательно».

В 1990-е гг. мой соавтор Марк Олшейкер вел исследование и писал сценарий для фильма в формате IMAX о природных опасностях – ураганах, торнадо и муссонах. Во время посещения Национального ураганного центра в Майами (Флорида) вместе с продюсером и режиссером Грегом Макгилливрэем Марк поинтересовался у уважаемого директора центра Боба Шитса, какой из ночных кошмаров самый страшный для метеоролога.

– Все просто, – ответил Шитс. – Ураган пятой категории – прямой удар по Новому Орлеану.

29 августа 2005 г. на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина». Ко времени встречи с побережьем он ослабел до шторма третьей категории. И все же в одной только Луизиане из-за него погибло 1577 человек, еще несколько тысяч были вынуждены покинуть места проживания, а жизнь этого величественного американского города была полностью разрушена, что сделало этот ураган самым дорогостоящим стихийным бедствием в истории Америки.

Несмотря на то что предупреждение Шитса было общеизвестным в научных кругах и среди тех, кто занимается ликвидацией последствий чрезвычайных ситуаций, никто не был в достаточной мере подготовлен к такому стихийному бедствию. Упущенная возможность принять упреждающие меры? Именно с этим сталкиваемся и мы в сфере общественного здравоохранения в плане подготовки к инфекционным заболеваниям в XXI в.: одна упущенная возможность за другой.

* * *

Только четыре события действительно способны оказать негативное влияние на всю планету. Первое – тотальная термоядерная война. Второе – столкновение Земли с астероидом. Третье – глобальное изменение климата. Четвертое – инфекционная болезнь.

Термоядерная война говорит сама за себя, а нам лишь остается надеяться, что благоразумие и просвещенность мировых лидеров позволят избежать этой катастрофы. К счастью, террористы пока не в состоянии устроить подобный ужас, даже если им представится случай завладеть одним таким устройством.

Столкновение с астероидом крайне маловероятно, и в любом случае мы практически никак не можем на это повлиять.

Парниковых газов у нас уже выброшено столько, что изменение климата можно считать доказанным фактом. Даже при нынешних уровнях это приведет к мировому кризису, который растянется на десятилетия. Однако за это время мы сможем разработать планы по борьбе с прибрежными наводнениями, с последствиями слишком большого или слишком малого количества осадков, а также с воздействием, которое изменение температуры окажет на численность животных, растений и насекомых.

Из всех четырех событий в XXI в. инфекционные заболевания, на мой взгляд, обладают наибольшим потенциалом, чтобы привести к внезапному кризису во всем мире одновременно – к пандемии, или всемирной эпидемии.

На данном этапе нашу общую озабоченность должна вызывать пандемия гриппа, хотя, как мы видели на примере ВИЧ/СПИДа, могут неожиданно появиться и другие микробиологические факторы.

В отличие от сверхмощного шторма «Сэнди», урагана «Катрина», землетрясения в Лома-Приета в 1989 г., торнадо или любого другого стихийного бедствия, которое приводит к массовым разрушениям и быстро заканчивается, вслед за страняется по всему миру и продолжается в течение длительного периода времени. Это не тот случай, когда поражается только одна местность, а у всех остальных есть возможность прийти на помощь. Пандемия поражает одновременно множество регионов, и все они нуждаются в экстренной помощи. Для нее характерен эффект набора оборотов, поскольку сначала она наносит удар по отдельным людям, затем по органам власти, по бизнесу, по межрегиональной или международной торговле или по всем разом. Ее воздействие немедленное и сокрушительное, а последствия долгосрочные.

Когда все вовлечены в пандемию, ни у кого не будет избыточных человеческих или материальных ресурсов, продовольствия или медикаментов, которые можно отправить в помощь другим. Такое возможно только при условии надлежащего заблаговременного планирования. Кое-кто наивно верит, что материалы, необходимые для борьбы с пандемией, такие как медицинские изделия, лекарства, вакцины и респираторы N95, часто называемые защитными масками, можно будет приобрести в интернете одним щелчком мыши. Это не так.

Сегодня мы живем в мире, где поставки обеспечивают по принципу «точно в срок», практически ничего не хранят на складах для будущих продаж и уж тем более не делают запасов для критических ситуаций. Даже комплектующие и детали, необходимые для производства этих важнейших товаров, не хранят на складах и не оставляют про запас. Например, если набирающая обороты глобальная пандемия наносит удар по трудоспособному населению того или иного города в Азии, то продуктов и материалов, которые производят в этом городе – и, возможно, больше нигде – и которые необходимы для реагирования на быстро развивающуюся пандемию, не будет в наличии. Ни за какую сумму невозможно купить то, чего не существует. Вот почему недавно созданный Всемирным банком Фонд экстренного финансирования при пандемии, предназначенный для обеспечения глобального финансирования мероприятий по реагированию в случае пандемии, в условиях глобальной чрезвычайной ситуации не сработает.

Если грянет крупная пандемия, то, где бы мы ни жили, в большинстве случаев нам останется надеяться только на самих себя. В 2015 г. единственный случай лихорадки Эбола в г. Далласе (Техас) породил волну паники во всем городе. А если бы в Далласе и по всему миру одновременно были зарегистрированы тысячи случаев?

Несмотря на то что пандемия относится к природным явлениям, она гораздо ближе к войне, чем любая другая катастрофа природного характера. Как и во время войны, во время пандемии каждый день разрушений становится все больше, при этом возможности для восстановления нет.

Даже если вспышка не распространяется за пределы региона, она все равно может быть ужасающей. Такие вспышки я называю «вспышками исключительной региональной значимости». Именно такой была вспышка SARS 2003 г. Она затронула мало городов. В их числе Гонконг и – благодаря воздушным перевозкам – Торонто. Тем не менее она вызвала гибель людей, стала причиной невыразимых человеческих страданий в этих районах и имела серьезные экономические последствия.

В начале 2015 г. я выступал на конференции в Институте медицины в Вашингтоне, на которой предсказал, что коронавирус MERS – ближневосточный респираторный синдром, дальний родственник SARS, – в самом ближайшем будущем вызовет серьезные вспышки за пределами Аравийского полуострова. Конечно, я не мог предсказать, где именно, но знал, что это обязательно случится.

И действительно, через несколько недель он появился в южнокорейском Сеуле, одном из самых технологически развитых городов Тихоокеанского региона. Из-за одного «суперраспространителя» закрылся медицинский центр Самсунг, одна из самых современных больниц в мире, что привело к правительственному кризису. Можете себе представить, что будет, если из-за одного контагиозного человека закроют больницу Бельвью, Массачусетс Дженерал, Седарс-Синай или клинику «Мэйо»[8]8
  Бельвью – больница в Нью-Йорке, старейшая государственная больница в США; Седарс-Синай – некоммерческая больница в Лос-Анджелесе; клиника «Мэйо» – некоммерческая организация, один из крупнейших частных медицинских и исследовательских центров мира, Рочестер, Миннесота. – Прим. ред.


[Закрыть]?

Каждый раз, когда происходит крупная вспышка – лихорадка Эбола в 2014 г., MERS в 2015 г., лихорадка Зика и желтая лихорадка в 2016 г., мне звонят представители американских и мировых СМИ и просят дать пояснения, рекомендации и прогнозы. Как правило, я счастлив сотрудничать, но должен признать, что в таких случаях у меня часто возникает состояние дежавю, когда я думаю обо всех упущенных нами возможностях принять упреждающие меры, которые могли бы предотвратить любую возникшую ситуацию и кризис и, безусловно, смягчить их последствия.

Все битвы против нашего смертельного врага стоят того, чтобы сражаться, но в некоторых из них нужно действовать более быстро и решительно, чем в других. Речь идет не о противопоставлении инфекционных и хронических заболеваний или эпидемии и эндемии[9]9
  Эндемия – постоянное наличие в какой-то местности заболеваемости людей определенной болезнью, обусловленное соответствующими социальными и природными условиями региона. – Прим. ред.


[Закрыть]. И дело даже не в том, сколько ресурсов тратится на медицину и здравоохранение, а сколько – на борьбу с терроризмом. Каждая смерть или серьезная болезнь вследствие инфекции – это катастрофа для отдельного пациента, его семьи и близких, а также для лечащего врача и его помощников. Но некоторые инфекционные заболевания имеют катастрофические последствия для регионов, стран или всего мира, угрожая социальной, политической и экономической стабильности.

Поскольку невозможно активно заниматься всем подряд, мы выдвигаем четыре приоритета, которые, как мы настаиваем, влекут за собой девять отдельных, но взаимосвязанных направлений деятельности, в совокупности именуемых нами Антикризисной программой.

Первый приоритет отдается непосредственной борьбе с микробами, вызывающими смертельно опасные пандемии, или, как мы их называем в нашей профессиональной среде, с патогенами с пандемическим потенциалом. Это самые опасные из наших смертельных врагов. Есть только две микробиологические угрозы, которые, на мой взгляд, подходят под это описание. Первая – грипп: инфекция, проникающая через дыхательные пути, способная в кратчайшие сроки распространиться по всему миру и нанести смертельный удар.

Вторым патогеном с пандемическим потенциалом, по сути, является растущее число вирулентных микробов, передача которых происходит более незаметно, но которые все равно будут оказывать серьезное воздействие на здоровье людей и животных во всем мире. Это угроза резистентности к противомикробным препаратам и та самая реальная возможность приближения к «постантибиотической эре». Представьте себе мир, больше похожий на мир наших предков, где смерть от инфекционных заболеваний, которые мы теперь считаем излечимыми, вновь стала обыденным явлением.

Второй приоритет – предотвращать имеющие серьезные последствия региональные вспышки, такие как лихорадка Эбола и коронавирусные инфекции, включая MERS, а также возможное возвращение SARS, лихорадки Зика и других заболеваний, переносчиками которых являются комары и которые все еще оказывают катастрофическое воздействие на бедные слои населения мира, подрывают национальные экономики и управление.

Третий приоритет – не допускать использования микроорганизмов для нанесения умышленного вреда, не допускать случайной утечки микроба, усовершенствованного учеными с тем, чтобы облегчить его передачу, повысить вероятность причинения смерти или возникновения серьезного заболевания и исключить предотвращение его действия путем вакцинации или лечения антимикробными лекарственными препаратами. Этот приоритет включает проблемы биотерроризма и исследований двойного назначения (DURC), а также исследований с приобретением новых функций (GOFRC).

Термин DURC преимущественно относится к научным разработкам, в отношении которых, исходя из сегодняшнего понимания, можно обоснованно предположить, что они могут быть использованы не только во благо, но и во вред – в результате преднамеренного либо случайного применения. По данным Национальных институтов здоровья (НИЗ), «надзор со стороны правительства Соединенных Штатов Америки за разработками двойного назначения направлен на сохранение выгод от исследований в области медико-биологических наук при одновременном сведении к минимуму риска злонамеренного использования знаний, информации, продукции или технологий, доступных в связи с проведением таких исследований».

Термин GOFRC описывает научные исследования или эксперименты, направленные на повышение способности патогенного микроорганизма вызывать болезнь и передаваться от человека к человеку или усугублять тяжесть заболевания и (или) затруднять его лечение.

Четвертым приоритетом является профилактика эндемических заболеваний, которые продолжают оказывать серьезное воздействие на здоровье людей во всем мире, особенно в развивающихся странах. К ним относятся малярия, туберкулез, диарейные заболевания и СПИД, которые, несмотря на достигнутые успехи, можно отнести к медленно распространяющейся пандемии.

Мы будем говорить об этих приоритетах на протяжении всей книги, а заодно охватим проблемы, которые действительно стоят того, чтобы о них беспокоиться. Но прямо сейчас я хочу обратить внимание на одну вещь: это не просто вопрос науки.

Начиная с главы 9 мы организовали книгу в порядке возрастания приоритетов Антикризисной программы, а в заключение остановились на тех двух проблемах, которые способны существенно изменить нашу повседневную жизнь: резистентности к противомикробным препаратам и пандемическом гриппе.

CIDRAP – это аббревиатура от названия «Центр исследований и политики в области инфекционных заболеваний» (Center for Infectious Disease Research and Policy), организации, которую я основал и возглавляю в Миннесотском университете. Исследования и политика: между ними существует естественная связь, как между шоколадом и арахисовым маслом. Если мы будем подходить к науке без политики, мы ничего не добьемся. А если попытаемся проводить политику без хорошей опоры на науку, то напрасно потратим драгоценное время, деньги и жизни.