Текст книги "Крушение «Италии»: История арктической экспедиции Умберто Нобиле"

Глава 4
«Она наверняка будет доносить о наших разговорах»

К сентябрю 1925 года, когда был заключен договор о покупке дирижабля, у Нобиле оставалось всего шесть месяцев для подготовки судна к условиям полярного круга. Ему требовалась вся доступная помощь. «Можете ли вы остаться для нас на зиму и поработать? – спросил Нобиле у Лисе Линдбек, когда она по его просьбе приехала на авиазавод. – Нам понадобится кто-нибудь, кто говорит по-норвежски… Да, и вы ведь сказали, что немножко занимаетесь журналистикой? В Норвегии вы получите приоритет во всем, что касается полярной экспедиции»{283}283
  Lise Lindbæk, Brennende Jord, trans. Kathryn Pearson (Oslo: Tiden,1958), 54.


[Закрыть]. Норвежская пресса почти ежедневно публиковала корреспонденции Линдбек, изнутри наблюдавшей приготовления к путешествию.

Потом Нобиле сделал молодой норвежской студентке-археологу, журналистке, машинистке, переводчице, исследовательнице и, возможно, даже информатору спецслужб[45]45
  Боманн-Ларсен указывает, что желание Нобиле взять Линдбек на «Норвегию» в качестве переводчицы норвежские члены экипажа восприняли как попытку внедрить человека, который, по Рисер-Ларсену, доносил бы на них. См.: Tor Bomann-Larsen, Roald Amundsen, trans. Ingrid Christophersen (Stroud, UK: History Press, 2011), chap. 41, Kindle.


[Закрыть] предложение, от которого она не могла отказаться. По утрам Линдбек, учившаяся в недавно открывшемся Шведском институте археологии, изучала римский форум и этрусские памятники, а днем работала на авиазаводе. За это Нобиле выделил ей полноценную заработную плату.

Он явно нуждался в ее услугах – а она была явно увлечена им. «Я сразу же прониклась к моему начальнику большой симпатией, и у меня никогда не было повода пересматривать это впечатление, – писала впоследствии Линдбек. – В свои сорок лет он выглядел прекрасно – почти классический красавец с чистыми, благородными чертами, вдохновенными карими глазами и высоким, ясным лбом. Вскоре я выяснила, что подчиненные охотно пошли бы за ним на край света. Никто никогда не роптал из-за неоплачиваемой сверхурочной работы, не слышалось ни сердитого слова, ни недовольного замечания»{284}284
  Lindbæk, 55.


[Закрыть].

Авиазавод располагался на правом берегу Тибра, где были оставлены в младенчестве Ромул и Рем, легендарные основатели Рима. На занимавшем огромную площадь заводе работало около четырехсот человек. «Там имелись кузнечная и столярная мастерские, швейные цеха, большие цеха для разнообразных слесарных работ, склады и конторские помещения»{285}285
  Lindbæk, 56.


[Закрыть]. Нашлось место даже для летного поля и небольшого ангара. (Иногда Нобиле этим пренебрегал. Ему нравилось удивлять рабочих, приземляя прямо посреди завода «самый маленький в мире»{286}286
  Flight International, September 4, 1924, 550.


[Закрыть] экспериментальный дирижабль Mr[46]46
  От англ. most rigid, «наиболее жесткий». – Прим. пер.


[Закрыть], которым он мог управлять в одиночку{287}287
  Lindbæk, Brennende Jord, 56.


[Закрыть].)

С авиазавода комплектующие части, необходимые для модернизации «Норвегии», сорок пять минут везли к гигантскому эллингу в Чампино, где собирали дирижабли. С того же завода работники вместе с материалами отправятся в Северную Германию, Норвегию, СССР и даже в Кингсбей, за Северный полярный круг, чтобы возвести там необходимые для дирижабля причальные мачты и ангар.

Лишь немногие из персонала завода приветствовали друг друга фашистским «римским салютом» (сам Нобиле не делал этого никогда). На стенах – всего одно-два изображения Муссолини{288}288
  Lindbæk, 56.


[Закрыть]. Было бы разумно, учитывая постоянные подозрения в адрес Нобиле, повесить еще несколько плакатов.

Рабочие с трудом привыкали к независимому характеру Линдбек. «Это было совершенно неслыханно для молодой женщины – идти домой после наступления темноты одной, без брата или матери, – вспоминала она. – Матери, ждавшие в конце рабочего дня у завода, выглядели потрясенными. Но вскоре коллеги пожали плечами и разумно рассудили, что все иностранцы слегка сумасшедшие, и с тех пор я не испытывала никаких затруднений»{289}289
  Lindbæk, 56.


[Закрыть].

Нобиле было нужно максимально облегчить дирижабль – и сделать это надо было как можно скорее. Каждый дополнительный килограмм сэкономленной массы позволил бы путешественникам взять больше топлива и увеличить дальность полета, а это было исключительно важно, учитывая огромные полярные расстояния, которые они собирались пересечь. Кроме того, тогда на борт можно было бы взять больше снаряжения и припасов (на этом настаивали норвежцы): продовольствие, сани, лыжи, надувные лодки и так далее. Все это могло спасти им жизнь во льдах в случае падения дирижабля.

Исчезли достойные короля отделка и инвентарь, да и сама большая рубка. Вместо гондолы, приспособленной для монарших прогулок и экипажа из четырех человек, на дирижабле появилась новая укороченная рубка, стены которой больше напоминали палаточные перекрытия, так как легкие металлические трубки и толстая обшивка из парусины проектировались с целью минимизировать вес судна, а не обогревать экипаж. (Несмотря на необходимость экономить массу, трон у иллюминатора оставили{290}290
  Tor Bomann-Larsen, Roald Amundsen, trans. Ingrid Christophersen (Stroud, UK: History Press, 2011), chap. 42, Kindle.


[Закрыть]. Возможно, Нобиле мечтал по окончании экспедиции о триумфальном возвращении дирижабля в Италию.)

Когда испытания показали, что N-1 способен поднять на 750 килограммов груза сверх запланированного, Нобиле добавил еще два дополнительных топливных бака. Кроме того, дополнительная грузоподъемность позволила оснастить судно мощной радиостанцией. Радио необходимо для получения метеосводок, в аварийной ситуации и, конечно, для отправки новостей. (На первом этапе полета от Шпицбергена к Северному полюсу будет отправлено более ста пятидесяти радиограмм.)

«Радиус действия рации "Норвегии" – 3220 километров», – объявила газета The New York Times. Нобиле не был единственным лучшим в мире инженером-итальянцем. Гульельмо Маркони (родился в Болонье в 1874 году) после бесчисленных экспериментов создал действующую систему радиосвязи. В 1899 году он учредил компанию, которая впоследствии стала называться «Маркони». В 1901 году радиосигнал был отправлен из Корнуолла (Англия) и получен на военной базе на Ньюфаундленде. Восемь лет спустя, в 1909 году, Маркони разделил [с немцем Карлом Фердинандом Брауном] Нобелевскую премию в области физики. Компания Маркони стала главенствовать в радиотехнической промышленности. Он помог организовать Британскую вещательную корпорацию (Би-би-си) и связать в единое целое Британскую империю. Женился Маркони на дочери [ирландского] барона.

Как и Нобиле, Маркони был патриотом Италии. Во время Первой мировой войны он служил в итальянских вооруженных силах. В отличие от Нобиле, Маркони привлекал фашизм, и он стал убежденным сторонником Муссолини и его режима. В 1923 году Маркони вступил в партию и через семь лет вошел в состав Большого фашистского совета. Когда в 1937 году Маркони умер, ему за счет государства устроили пышные похороны, а самый большой венок в Рим прислал Адольф Гитлер.

Вполне естественно, что компания Маркони построила для N-1 особую длинноволновую радиостанцию с дальностью работы 1600–3200 километров – таким, как предполагалось, будет радиус действия дирижабля. Радиостанцию бережно утеплили, чтобы она выдержала большие перепады температур. Прибор был разработан так, чтобы отремонтировать его мог «человек с полуокоченевшими пальцами»{291}291
  «2,000 Mile Range for Norge's Radio,» New York Times, May 12, 1926, https://timesmachine.nytimes.com/timesmachine/1926/05/12/98376975.pdf.


[Закрыть], поэтому детали можно было легко снять и заменить. Станцию также оборудовали радиопеленгатором для определения положения дирижабля методом триангуляции{292}292
  «2,000 Mile Range for Norge's Radio.»


[Закрыть].

Одним из самых заметных изменений первоначального проекта N-1 стала похожая на насекомое антенна, выставленная позади судна. Снаружи был установлен небольшой пропеллер, чтобы подзаряжать аккумуляторы рации: он походил на аварийную авиатурбину, которая используется на современных лайнерах в качестве аварийного источника питания.

В конструкции «Норвегии» было еще одно заметное изменение: носовую часть усилили жестким конусообразным каркасом, благодаря чему дирижабль, подобно морскому судну, мог причалить к 14-метровой металлической мачте, которую пришлось сконструировать Нобиле. Причальные мачты требовались для удерживания дирижабля у земли и позволяли обойтись без многочисленной наземной команды. Они были исключительно важны, чтобы сохранить «Норвегию» целой и невредимой даже при сильном ветре. Итальянцы в сравнительно мягких погодных условиях Средиземноморского бассейна не пользовались причальными мачтами, и, прежде чем Нобиле построил ее для «Норвегии», ему пришлось съездить в Великобританию для изучения мачт конструкции майора Джорджа Герберта Скотта{293}293
  Garth James Cameron, From Pole to Pole: Roald Amundsen's Journey by Flight (Stroud, UK: Pen & Sword Discover, 2013), 91.


[Закрыть]. Тот командовал английским жестким дирижаблем R-34 во время перелета через Атлантический океан и обратно.

После этого Скотт потратил много времени на проектирование впечатляющих 60-метровых причальных мачт для гигантских дирижаблей, которые строили англичане. В Британской империи теперь возводились четыре таких сооружения, выглядевшие как гибрид маяка и Эйфелевой башни. У каждой такой мачты для пассажиров была своя 12-метровая палуба и лифт, а также три мощных паровых машины для притягивания дирижаблей. Было запланировано строительство еще семи мачт{294}294
  «Map of the Imperial Airship Scheme,» Imperial Airship Scheme, accessed March 26, 2021, https://www.airshipsonline.com/airships/imperial/images/Imperial%20Map.gif.


[Закрыть].

Нобиле, увлеченный приготовлениями, не заметил, что норвежцы больше не обсуждают с ним свои решения. Поняв это, он поручил Лисе Линдбек выяснить, что происходит. Для начала она подписалась на крупнейшие скандинавские газеты, чтобы перевести заметки о подготовке экспедиции{295}295
  Lindbæk, Brennende Jord, 57.


[Закрыть]. Кроме того, Нобиле, по словам Линдбек, «очень хотел» получить в переводе рассказы о прошлых путешествиях Амундсена. Наконец, ее попросили почти ежедневно контактировать с норвежской делегацией. Обмен информацией был обоюдным. После одной особенно жестокой вспышки фашистского насилия редакторы норвежских газет, в том числе Рольф Томмесен, предложили Линдбек регулярно готовить для них корреспонденции и отправлять в Осло по телеграфу и почтой{296}296
  Lindbæk, 57.


[Закрыть].

В феврале, за месяц до передачи итальянцами дирижабля, норвежцы прибыли в Рим для летной подготовки. Густав Амундсен (племянник великого путешественника и член резервного экипажа) сначала огорчился – «Норвегия» в ангаре выглядела не такой большой, как он думал, – но воодушевился, заметив в глубине эллинга другой дирижабль, «Эсперию» (Esperia)[47]47
  Жесткий пассажирский дирижабль «Эсперия», построенный на верфях германской компании Zeppelin Luftschiffbau в 1919 году, изначально назывался LZ 120 Bodensee и работал на коммерческих пассажирских рейсах компании DELAG, совершая пассажирские перевозки между Берлином и Фридрихсхафеном. В качестве военных репараций цеппелин был передан итальянскому флоту, где был переименован в «Эсперию». – Прим. науч. ред.


[Закрыть]: ведь он наконец увидел один из знаменитых дирижаблей Хуго Эккенера. Позднее Амундсен и остальные норвежцы с изумлением наблюдали еще более впечатляющее зрелище – «Эсперию», летящую над городом.

Итальянцы радушно встретили гостей с Севера. Во время одного испытательного полета «Норвегия» прошла над старинными римскими крышами так низко, что норвежцы увидели взволнованные лица горожан. Участие в одном из полетов принял сам король, демонстрируя уверенность в Нобиле, – и наедине предостерег его об опасностях высоких широт. В другой раз, во время первого ночного полета, норвежцы наблюдали серебристый силуэт «Норвегии», подсвеченный морем римских огней. Норвежцев даже пригласили на аудиенцию к папе римскому. На сделанном тогда фотоснимке норвежцы-лютеране в костюмах-визитках застыли в неловких позах{297}297
  Roald Amundsen and Lincoln Ellsworth, The First Flight Across the Polar Sea (London: Hutchinson & Co, 1929), фото: некоторые участники экспедиции после аудиенции у папы римского, 60.


[Закрыть].

Но осмотр красот не мог снять напряженность в отношениях норвежцев и итальянцев. Многие северяне, приехавшие учиться управлению дирижаблем, ждали восторгов и приключений, но вместо этого столкнулись с необъяснимыми отсрочками и скукой. Норвежцы, должно быть, догадывались, что итальянцы не торопятся их обучать, пока не закончатся переговоры касательно состава экипажа и требований Нобиле. Многие грозили следующим же поездом отправиться домой, в Осло{298}298
  Bomann-Larsen, Roald Amundsen, chap. 41.


[Закрыть].

Рисер-Ларсен, правая рука Амундсена, предложил ему заменить итальянцев по пути на Шпицберген, во время стоянки в английском Пулхэме, если те не подчинятся норвежцам. Там к команде могли присоединиться как будто более надежные англичане. А если переворот не удастся в Пулхэме, его можно осуществить и в Кингсбее, где будет много преданных Амундсену людей. Норвежцы сумели бы долететь до Аляски, если потребуется, даже без итальянцев{299}299
  Bomann-Larsen, chap. 41.


[Закрыть].

Проблемой оказалось и «смехотворное» предложение Нобиле взять Лисе Линдбек в полет до Шпицбергена. Норвежцы увидели в этом не просто покушение на естественный патриархальный порядок. Они заподозрили, что Нобиле намерен внедрить в команду шпиона. Рисер-Ларсен неосторожно признался Томмесену: «[Оскар] Омдаль [моторист, с которым подружилась Линдбек]{300}300
  Lindbæk, Brennende Jord, 57.


[Закрыть] сказал, что слышал то же самое; она наверняка будет доносить Нобиле о наших разговорах»{301}301
  Bomann-Larsen, Roald Amundsen, chap. 41.


[Закрыть]. Норвежский штурман забыл (или не знал), что на переговорах с Амундсеном его соотечественник поддерживал Нобиле и что Линдбек почти ежедневно передавала Томмесену новости.

Конечно, у Рисер-Ларсена были причины беспокоиться о «доносительстве». Тем не менее, несмотря на вероятный заговор его спутников против Нобиле, именно Амундсен год спустя станет обвинять Нобиле в предательстве.

В тот момент «нейтральный» шведский ученый Финн Мальмгрен, участвовавший в экспедиции, оценил ее шансы на успех так: пятьдесят на пятьдесят{302}302
  Umberto Nobile, With the Italia to the North Pole, trans. Frank Fleetwood (London: Allen & Unwin, 1930), 50.


[Закрыть].

Ангары для дирижаблей относятся к крупнейшим на планете сооружениям. Многие эллинги настолько велики, что на вершине собираются облака. В наши дни бывшие ангары служат кинопавильонами и даже укрывают искусственные тропические парки развлечений.

Ангар в Кингсбее не обманул ожиданий: «В 1926 году он был, вероятно, самым большим сооружением такого рода в мире»{303}303
  Mark Piesing, «The Giant Hangar Built for an Arctic Airship,» BBC Future, September 12, 2018, http://www.bbc.com/future/story/20180911-the-giant-hangar-built-for-an-arctic-airship.


[Закрыть]. Две его нависавшие над заливом деревянные, обтянутые парусиной стены напоминали контрфорсы средневекового замка. С некоторых ракурсов сооружение походило на устройство для коммуникации с инопланетянами. Эллинг в Кингсбее стал инженерным чудом – тем более что его возвели в полярную зиму 1925/26 года. (Выбирать, правда, не приходилось: без ангара экспедиция окончилась бы ничем. Арктические бури разбили бы и пришвартованный у мачты дирижабль.)

Договор о подготовке экспедиции был подписан только в сентябре 1925 года. На то, чтобы доставить персонал и припасы в Кингсбей до начала зимы, когда море замерзнет, отрезав бригадира плотников Фердинанда Арильда и его людей от внешнего мира, оставалось менее двух месяцев{304}304
  Piesing.


[Закрыть].

Первое судно привезло цемент, стальные штанги [для причальной мачты] и крепеж, второе – 600 кубических метров пиломатериалов, 50 тонн железных изделий, продовольствие (в том числе 193 литра бренди) и другие припасы для более чем тридцати человек на три месяца. Если бы любую деталь забыли или сломался бы инструмент, нельзя было рассчитывать на замену еще пять месяцев. Французский ангарный брезент (10 035 квадратных метров) для крыши доставили в начале следующего года, когда лед начал трескаться.

Переместить все это от причала к месту строительства аэродрома было непросто. Пришлось протянуть ветку от узкоколейной дороги на конной тяге, соединявшей гавань с шахтой Кингсбейской угольной компании. Чтобы обеспечить строительную площадку электричеством, от рудника (там имелся собственный, защищенный от непогоды генератор) провели кабели{305}305
  Piesing.


[Закрыть].

Тем, кто трудился над сооружением ангара, мешали сугробы настолько высокие, что они скрыли стены, бури настолько сильные, что они грозили разрушить постройку, и настолько глубокая вечная мерзлота, что даже теперь строители за Северным полярным кругом не могут обойтись без отбойного молотка.

Кроме того, было очень, очень холодно – цемент замерзал, а строители отмораживали руки. Стояла круглосуточная тьма полярной зимы, которая может свести с ума и сделать работу невозможной без электрического света – а ведь в то время домá, как правило, освещали газовые фонари. Работа была особенно изнурительной, потому что выполнять ее приходилось в основном вручную: в распоряжении рабочих имелись всего одна электропила и одна дрель. И все же, трудясь по десять часов в день и семь дней в неделю, к середине февраля они в целом закончили деревянный каркас ангара.

«Все, кто видел ангар в Кингсбее, были ошеломлены и поражены гигантским трудом, выполненным в труднейших условиях, – вспоминали Амундсен и Элсуорт. – Подобного ему строения нигде еще не возводилось»{306}306
  Amundsen and Ellsworth, The First Flight Across the Polar Sea, 50.


[Закрыть].

29 марта 1926 года во время торжественной церемонии на аэродроме Чампино итальянский флаг был спущен – и поднят норвежский. Стоявший в ангаре дирижабль передали Норвегии. Присутствовали все главные герои: Руаль Амундсен, Яльмар Рисер-Ларсен, Линкольн Элсуорт, Рольф Томмесен, Умберто Нобиле, посол Норвегии в Риме Йоханнес Иргенс и сам Бенито Муссолини.

Последний театрально сжал итальянский флаг, два последних года развевавшийся на кормовой части киля, и, передавая его Нобиле, заявил: «Это надлежит сбросить на лед полюса»{307}307
  Alexander McKee, Ice Crash: Disaster in the Arctic, 1928 (London: Souvenir Press, 1979), 45.


[Закрыть].

Тем, кто сомневается в значении для фашистов экспедиции Амундсена – Элсуорта – Нобиле, стоит взглянуть на снимки. Хотя сам Муссолини явился на церемонию в штатском, невозможно было не заметить все эти эффектные мундиры, гирлянды медалей и блестящие, как на параде, сапоги.

На обоих бортах дирижабля к обозначению N-1 большими черными буквами было добавлено: Norge («Норвегия»). На корме такими же буквами написано: N-1. Это было совпавшее с итальянским новое, норвежское название судна. Амундсен жаловался, что дирижабль несет и норвежское, и итальянское названия и что итальянцам позволили оставить на корпусе цвета национального флага{308}308
  McKee, 45.


[Закрыть].

Самолеты в те времена были невелики, поэтому их можно было доставить в Кингсбей морем (как сделали Амундсен и Элсуорт), и достаточно просты, поэтому их можно было заново собрать вручную. Учитывая, что Шпицберген лежал вне зоны досягаемости многих летательных аппаратов, их транспортировка по морю и сборка на месте оставались самым безопасным вариантом.

Привезти на Шпицберген по частям такой крупный летательный аппарат, как дирижабль, было непросто – в отличие от самолета. Единственным выходом было доставить его к воротам на Северный полюс по воздуху.

Амундсен и Элсуорт решили не лететь на Шпицберген на дирижабле, а добираться туда по железной дороге и морем. Нобиле в одиночку руководил судном на первом (43-часовом) извилистом этапе пути: из Рима (над Тирренским морем) к южному побережью Франции, далее в английский Пулхэм, через Северное море в Осло (родной город Амундсена), а после через Балтийское море в Ленинград. «Норвегия» останется в Ленинграде до тех пор, пока не будет построен ангар на Шпицбергене. Затем дирижабль попытается пересечь Норвежское море и достичь Кингсбея.

Позднее Амундсен объяснил – не очень-то убедительно – решение добираться до Шпицбергена порознь тем, что они с Элсуортом «интересовались полетом в неизвестное, но нас мало привлекало увидеть Европу с воздуха, а также людские толпы в Англии, Германии и России».

Вышло так, что Амундсен в своем противостоянии с Нобиле допустил ужасный просчет. Норвежец решил, будто Нобиле «чуть не испортил все дело»{309}309
  Roald Amundsen, My Life as an Explorer (London: Forgotten Books, 1927), 162.


[Закрыть], позволив трем журналистам и другим гостям, пожелавшим участвовать только ради известности, отправиться с собой в Пулхэм и Ленинград. На самом деле это был очень умный ход. В начале экспедиции репортеры не имели никакого представления о полковнике Умберто Нобиле. К финалу десятки тысяч людей, видевших дирижабль над своим городом или на земле (многие из них читали газеты и смотрели кинохронику), знали имя Нобиле.

«Перед самым отлетом… царила суматоха, и у меня находилось все меньше и меньше времени для археологии, – писала Лисе Линдбек. – Нередко мы почти круглыми сутками работали на авиазаводе. Для некоторых из нас в наших кабинетах устроили спальные места, и мы оставались там на ночь»{310}310
  Lindbæk, Brennende Jord, 58.


[Закрыть].

Отлет дирижабля назначили на 3 апреля. В то утро к отбытию явился даже Муссолини, днем ранее переживший покушение и все еще страдавший от боли[48]48
  Богатая пятидесятилетняя ирландка Вайолет Гибсон стреляла в Муссолини и промахнулась (пострадал только его нос). Полицейским удалось спасти Гибсон от толпы, но причину ее поступка выяснить так и не удалось. Муссолини просто сказал: «Подумать только: женщина!» Позднее по его настоянию Гибсон освободили, не предъявив обвинений, и выслали в Англию. Остаток жизни она провела в психиатрической лечебнице.


[Закрыть].

Увы, утром 3 апреля Нобиле пришлось набраться смелости и сказать дуче, что погода неподходящая и вылет необходимо отложить. Поскольку Муссолини отправлялся на следующий день в Триполи, он обнял Нобиле: «Отправляйтесь – и возвращайтесь с победой»{311}311
  McKee, Ice Crash, 46.


[Закрыть]. За отлетом 10 апреля наблюдал брат Муссолини, Арнальдо.

На борт «Норвегии» поднялись также майор Джордж Герберт Скотт, готовый помочь с приземлением в Англии, капитан Мерсье (французский дирижаблист, которого попросили сопровождать судно на случай вынужденной посадки в его стране) и итальянский журналист{312}312
  Umberto Nobile, My Polar Flights: An Account of the Voyages of the Airships Italia and Norge, trans. Francis Fleetwood (London: Frederick Muller, 1961), 31.


[Закрыть]. (Позднее Амундсен утверждал, что дирижабль вместо Нобиле вели два других пилота.)

На судне имелся и один безбилетник. Нобиле вспоминал: «Кроме перечисленных людей на борту с момента отлета из Рима присутствовал дополнительный пассажир, остававшийся на посту до самого Теллера… Он занимал очень мало места и почти ничего не весил: я имею в виду Титину, ростом четверть метра и весом девять килограммов – и только-то»{313}313
  Nobile, 31–32.


[Закрыть].

Перед самым отлетом Нобиле принял еще одно решение, приведшее Амундсена в ярость: он сообщил норвежцам, что им придется оставить сшитые на заказ в Берлине авиационные костюмы, подбитые овечьей шерстью: те слишком много весили. Хотя Нобиле весь полет одержимо следил за массой «Норвегии», Амундсен об этом тревожился меньше. В лучшем случае это «свидетельствовало о грубом невнимании со стороны Нобиле»{314}314
  Amundsen, My Life, 163.


[Закрыть] к потомкам викингов, которые отправились на Северный полюс, «стуча зубами от холода», в обычной одежде в рубке без всякого отопления. Амундсен отметил, что сами итальянцы «появились на арене в прекрасных меховых куртках и снабженные всевозможной удобной одеждой», и расценил это как проявление небывалого «высокомерия и эгоизма»{315}315
  Amundsen, 164.


[Закрыть].

10 апреля в 9:30 Нобиле отдал приказ: «Поехали!» Дирижабль поднялся в воздух. Под рубкой трепетал итальянский флаг{316}316
  McKee, Ice Crash, 47.


[Закрыть]. Лисе Линдбек, чья работа теперь закончилась, разочарованно наблюдала, как судно исчезает вдали{317}317
  Lindbæk, Brennende Jord, 58.


[Закрыть].

На следующий день к полудню дирижабль достиг «мыса Канаверал» того времени{318}318
  «Norfolk Village Celebrates First Transatlantic Flight, 100 Years On,» BBC News, July 13, 2019, https://www.bbc.co.uk/news/uk-england-norfolk-48954974.


[Закрыть]. База в Пулхэме (Норфолк) попала в заголовки мировой прессы дважды: когда в 1919 году туда прибыл английский дирижабль R-34, совершивший первый перелет через Атлантический океан и обратно, – и когда там остановилась «Норвегия».

Сейчас территорию знаменитого аэродрома занимают в основном фермерские поля. Бетонные фундаменты ангаров – вот почти все, что осталось от некогда крупной военной базы. В Пулхэме стояло два огромных ангара с воротами настолько большими, что их открывал старый танк времен Первой мировой войны, и один ангар поменьше. На базе имелись крупная фабрика с дымящей трубой, отводная ветка железной дороги, собственная узкоколейка и пятитысячный персонал, военные и гражданские: множество людей, которые могли пригодиться в составе швартовной партии{319}319
  The scale of RNAS Pulham can be sensed in this Pathé film of the arrival of the R-34. R-34 Airship (1919), YouTube, uploaded April 13, 2914, https://youtu.be/lvp8XqNmHps.


[Закрыть]. Позднее один из ангаров, разобрав, перевезли в Кардингтон для нужд Имперской дирижабельной службы.

В Пулхэме Нобиле и его пассажиров ждали норвежские и английские политики – и бюрократы. Пришлось иметь дело с таможенниками, и Нобиле вынужден был поместить Титину в «собачью тюрьму». Когда один из итальянцев ее выпустил, полицейские объяснили Нобиле: «Будьте добры держать собаку под замком! Если ее увидят снаружи, мы будем вправе ее убить, а вас оштрафовать на двести фунтов стерлингов». Титина очень скоро снова оказалась за решеткой{320}320
  Nobile, My Polar Flight, 35.


[Закрыть].

К этому времени метеоусловия улучшились настолько, что Нобиле решил лететь прямо в Кингсбей. К счастью, до отлета его известили телеграммой: база и причальная мачта в Вадсё еще не готовы. Вадсё – приморский городок на севере Норвегии, у границы с Россией.

13 апреля, в пятницу, они за ночь долетели до Осло еще с двумя журналистами, в том числе норвежцем Фредриком Раммом. Над Северным морем «Норвегию» встретили самолеты. Тысячи людей на улицах, площадях, даже крышах наблюдали за плывущим над головой дирижаблем.

При ярком солнце «Норвегия» ошвартовалась у причальной мачты (сохранился ее фундамент) в Экеберге, южном пригороде Осло. Там путешественников встретил король, пожелавший, как отметил Нобиле, осмотреть «наш дирижабль».

Затем Нобиле пообедал с Томмесеном в «Гранд-отеле» – именно там Амундсен устроил банкет в честь своей победы над капитаном Скоттом в гонке к Южному полюсу. Встреченные здесь метеорологи посоветовали Нобиле немедленно отправляться в Ленинград: погода ухудшалась.

Тем вечером («Норвегию» освещали прожекторы) Нобиле дал команду: «Отцепить!» Теперь дирижабль удерживался только крепким пеньковым тросом. «Отдать канат!» – крикнул Нобиле, и великан медленно поднялся в ночное небо. Наконец, после команды «Режь!» судно, поднявшись над горами и фьордами, быстро исчезло из виду{321}321
  Nobile, 38.


[Закрыть].

«Норвегия» летела в густом непроницаемом тумане, над гористой местностью, не имея радара (их изобретут только через десять лет), и сумела избежать столкновения с вершинами близ города.

После того как дирижабль пересек Балтийское море, туман начал рассеиваться. Показалась заснеженная равнина с множеством маленьких озер. Что это: Финляндия? Эстония? Латвия? Радиогониометрические данные (примитивный метод определения местоположения судна, снабженного радиостанцией) и выполненные штурманом Рисер-Ларсеном астрономические наблюдения не были убедительны.

Нобиле дал команду снизиться. В своей книге он довольно пренебрежительно отзывается о предположении Рисер-Ларсена, что, судя по цвету замеченного внизу почтового ящика и направлению текущей реки, они, вероятно, оказались в Финляндии{322}322
  Nobile, 38.


[Закрыть]. Нобиле приказал сбросить восхищенным крестьянам написанную по-шведски, по-русски и по-немецки записку: «Какая это страна? Финляндия? Если да, поднимите руки!» Увы, люди внизу ничего не поняли. Потом озадаченные аэронавты увидели церковь, по виду православную. В конце концов Нобиле приказал снизиться, чтобы прочитать название ближайшей железнодорожной станции. Они оказались не в Финляндии. Это была Валга (Валка) на границе Эстонии и Латвии – всего в нескольких часах полета от Ленинграда. Рисер-Ларсен ошибся{323}323
  Nobile, 39.


[Закрыть].

15 апреля в 20:00 они прибыли на базу. Менее чем через двенадцать часов The New York Times сообщила: «Преодолев туман, „Норвегия“ благополучно приземлилась на ленинградской базе». Ниже, буквами помельче, значилось: «После долгих проволочек дирижабль Амундсена в 20:00 прибыл в свой русский ангар», а еще ниже – «В The New York Times с борта дирижабля «Норвегия» экспедиции Амундсена – Элсуорта – Нобиле [передал] по радио Фредрик Рамм»{324}324
  «2,000 Mile Range for Norge's Radio.»


[Закрыть]. «Я чувствовал себя обессиленным, – вспоминал Нобиле. – Позади были шестьдесят часов без сна, во время которых я не сомкнул глаз ни на минуту. Хорошая тренировка для полета к полюсу!»{325}325
  Nobile, My Polar Flight, 40.


[Закрыть]

Журналист Рамм, может, и был доверенным лицом Амундсена, но теперь, когда американцы прочитали (неважно, насколько мелким шрифтом) об «экспедиции Амундсена – Элсуорта – Нобиле», оказалось, что последний выиграл этот раунд. Итальянец определенно не был «наемным работником».

После приземления Нобиле на санях доставили в Гатчину[49]49
  В 1923–1929 годах город назывался Троцком. – Прим. пер.


[Закрыть] (около 45 километров южнее Ленинграда), в бывший императорский дворец. Это было роскошное место для ночлега. До революции дворец в стиле классицизма был одной из любимых резиденций царской семьи, и его даже называли «цитадель самодержавия». С тех пор дворец стал свидетелем победы Керенского в 1917 году. Сейчас Большой Гатчинский дворец открыт для туристов.

Гатчину Нобиле выбрал потому, что здесь имелся большой деревянный, еще времен Первой мировой войны, ангар для дирижаблей. Четырьмя месяцами ранее, в январе 1926 года, Нобиле приезжал в Ленинград и заключил, что сооружение нуждается в серьезном ремонте и что он совершенно необходим, поскольку это ближайший к Шпицбергену ангар, способный принять «Норвегию». Большевистское правительство согласилось починить ангар за свой счет – и сделало это в условленный срок.

Кроме того, в Ленинграде располагался всемирно известный Научно-исследовательский институт по изучению Севера (ныне Арктический и антарктический научно-исследовательский институт), занимавший бывший дворец[50]50
  Вероятно, имеется в виду бывший дворец Шереметьевых (Фонтанный дом). Всесоюзный арктический институт переехал туда только летом 1931 года, а до этого находился на Васильевском острове (Съездовская улица, дом № 1/3). – Прим. ред.


[Закрыть]. В этих нарядных залах Нобиле читал студентам лекции, делился собранными научными данными и крепил дружбу со знаменитым начальником института, советским полярным исследователем Рудольфом Самойловичем. В 1912 году Самойлович сделал себе имя геологической экспедицией на Шпицберген с целью разведать запасы угля на архипелаге. Как и многих коллег Самойловича, во время политических репрессий в СССР его расстреляли{326}326
  Nobile, 42.


[Закрыть].

В дни после прилета на дирижабль в ангаре посмотрели тысячи солдат, крестьян, студентов, школьников и учителей. Молодежь задавала много вопросов. Некоторые просто желали увидеть итальянский флаг. Когда минуло более недели, Нобиле стал терять терпение. «Норвегия» была готова продолжать путь, но не двигалась с места.

Задержка была вызвана бушевавшей два дня сильной вьюгой, а также тем обстоятельством, что основная часть итальянского персонала прибыла в Кингсбей лишь 25 апреля. Нобиле телеграммой распорядился сосредоточиться на подготовке ангара и забыть о причальной мачте.

Амундсен в Кингсбее, видя силу снежной бури, проявил нерешительность: она могла разрушить дирижабль. Он уже прибыл на Шпицберген. В телеграмме норвежец советовал Нобиле отложить полет до лета, когда (с презрением писал последний) «опасность образования на дирижабле льда будет меньше».

«Меня ошеломила [его] телеграмма, – вспоминал Нобиле. – Это мнение… полностью противоречило утверждениям специалистов по метеорологическим условиям Арктики и даже его собственным прежним заявлениям. Если мы отложим полет на месяц, то, по-моему, это будет равносильно поражению»{327}327
  Nobile, 43–44.


[Закрыть]. Из-за повышения температуры судно просто не смогло бы взять на борт столько топлива, сколько требовалось для перелета к мысу Барроу на Аляске.

Амундсен снова передумал. Наконец Нобиле получил телеграмму: ангар и мачта в Кингсбее будут готовы к 4 мая. Не теряя времени, 5 мая, спустя тринадцать дней после прибытия в Ленинград, «Норвегия» отправилась на Шпицберген.

Во время подъема дирижабля русские солдаты кричали: «Да здравствует Италия!» Оркестр исполнял итальянский гимн до тех пор, пока гигантский аппарат не скрылся из виду. В ярких лучах солнца дирижабль на высоте 210 метров проплыл над Зимним дворцом и Невским проспектом.

Утром 7 мая 1926 года в 6:15 «Норвегия» прибыла в Кингсбей. Опасения, что мокрый, тяжелый, как свинец, снег притянет дирижабль к земле, не оправдались. Моряки с норвежского судна «Хеймдаль» (Heimdal) приветствовали «Норвегию» национальным гимном. Ангар украшали флаги США, Италии и Норвегии. Амундсен, Элсуорт, капитан «Хеймдаля», итальянцы тоже встречали дирижабль. Все они вместе с моряками посадили судно на мягкий ковер из свежего снега. «Незабываемый момент! – писал Нобиле. – Мы, наконец, стояли у ворот Северного полюса»{328}328
  Nobile, 38.


[Закрыть].

Увы, в Кингсбее была не только экспедиция Амундсена – Элсуорта – Нобиле.