Текст книги "Достоевский (и еврейский вопрос в России)"

Часть первая
Достоевский – человек и гражданин

«…Не старейтесь никогда сердцем и не теряйте (что б ни случилось в жизни) ясного взгляда на жизнь. Да здравствует вечная молодость! Верьте, что она настолько же зависит от власти времени и жизни, насколько и от нашей…»

(Федор Достоевский в альбом Ф. Г. Загуляевой)

О Федоре Михайловиче Достоевском написано так много, что что бы я ни рассказал – это будет обязательно повторение пройденного. Тем более, когда речь идет о жизни, о биографических сведениях.

Филологи, литературоведы «изобрели» даже некую область литературоведения – достоевсковедение. Меня интересует не писатель Достоевский, а прежде всего человек. Так что все, что я буду сообщать далее, следует воспринимать как некий дайджест – краткое резюме о важнейших событиях в жизни Ф.М., которые сформировали его как личность, создавали, а затем круто меняли его гражданскую позицию.

И. В. Сталину принадлежит весьма оригинальная и, на мой взгляд, верная мысль, которую он высказал в беседе с Лионом Фейхтвангером. Говоря о роли писателя (речь, кажется, шла об А. Толстом), он предлагал отделять личность творца от созданного им.

Величие созданного дает лишь часть, и порой небольшую, для понимания личности писателя. Это различие еще рельефнее выглядит, когда речь идет о гражданской позиции писателя и восприятии разными слоями общества его литературного наследия.

Составляя некий проспект жизни и деятельности Ф.М., я попытался выделить те моменты, которые, как мне кажется, являются важными, самодовлеющими в формировании как личных человеческих черт героя, так и его гражданского «я» на разных этапах жизни и деятельности, в первую очередь творчества.

Наша личность, наше Я – это множество ячеек, которые формируют:

а) генетика;

б) близкие;

в) события.

То, что складывается в целостную, но противоречивую картину мира и создает нашу неповторимость.

_____ «_____ «_____

Старинные документы дают сведения о том, что род Достоевских пошел от человека «служивого» – Данилы Ртищева. Отец писателя (личности и гражданина) – Михаил Андреевич Достоевский – из этих людей служивых (власти) вышел. Пинский князь из рода Ярославичей пожаловал имением и селом Достоевым далеких предков Ф. М. Отсюда и Достоевские[5]5
  Такую мысль высказывает Ю. Селезнев в своей работе «Достоевский», ЖЗЛ, «Молодая гвардия», 1985 г., Москва.


[Закрыть] – землевладельцы. Были среди предков и православные, и католики. Но уже с конца XVII века предки – люди исключительно православные, люди русские. Таким образом, сам Ф.М. – дворянин лишь во втором поколении. Не будем об этом забывать. Дворянство – знак качества. Другое дело, какого. Это будет выясняться и уточняться по мере изучения личности. Не будем забывать и о том, что всякое суждение, когда речь идет о живом изменчивом, – субъективно. А каждый читатель, основываясь на приведенных реальных фактах (подтвержденных рядом независимых источников), вправе иметь свое суждение.

Мать же его, Мария Федоровна, вела родословную из людей посадских Калужской губернии. Уже к веку XVIII предки матери числились среди людей торговых – купцы третьей гильдии.

Весьма важно, что ближайшие предки люди деловые: служивые, торговые.

Близость у Ф. М. была больше с матерью, чем с отцом, о чем говорят письма, переписка с отцом и матерью. От первых веет делом и прохладой. От вторых – теплом и уютом. Мать любила Жуковского и Пушкина, читала их и делилась впечатлениями с детьми. Мать познакомила юного Феденьку с Державиным, Карамзиным. А до Вальтера Скотта и Шиллера он добрался уж самостоятельно.

От отца пришла любовь к труду, дисциплине и порядку. От матери – любовь к книгам, искусству и добру. «Потомственное служилое дворянство» пришло к Ф. М. от отца. Штабс-лекарь Михаил Андреевич Достоевский заслужил честь «навечно вместе с сыновьями» быть вписан в книгу московского потомственного дворянства.

Ни рабства крепостного права, ни подлинной нищеты предки ближайшие Ф. М. не знали. Так что «испуг нищеты» и любовь к «униженным и оскорбленным» пришли позднее, от обстоятельств, рожденных не предками, а жизнью.

Все дальнейшие суждения о личности Ф. М. и его гражданской позиции предлагаю строить на событиях в его жизни, которые, кажутся мне существенными (многие из них так же оценивал и сам Ф. М. в письмах и художественных образах героев).

_____ «_____ «_____

Событие. Произошло оно, когда Ф. М. было всего три года. Но осталось в его памяти. Мне оно тоже кажется существенным. Тогда юному Феденьке пришлось читать молитву по памяти перед гостями. Няня привела его. Гостям его чтение очень понравилось. Умиление и восторг взрослых от «умного мальчика» залегли в память ребенка. Став взрослым, Ф. М. будет долго держать в памяти и ценить это чувство: восторга и умиления от соприкосновения с возвышенным, неземным.

Событие. «Наша няня, Алена Фроловна, была характера ясного, веселого и всегда нам рассказывала такие славные сказки!..» Это написал уже зрелый писатель в 1876 г., когда ему было уже 55 лет. То, что происходит с нами в юности и оставляет след, – событие. Писатель Ф. М. весьма активен в творческих фантазиях. Гиперболы, метафоры…, – они еще от детских сказок Фроловны. Семья Достоевских большая – 8 детей – братья, сестры. Без кормилиц, нянь не обойтись. Они обычно из крепостных крестьянок. Но вот в памяти только своя «Арина Родионовна» – правда, имя иное. Женщина в памяти Ф. М. не крепостная, а «гражданка» из мещан. Человек в памяти писателя удивительного «душевного благородства… и доброты». Об этом вспоминает писатель не раз.

Событие. В 1831 году (Ф.М. – 10 лет) отец, врач Мариинской больницы в Москве и новоиспеченный дворянин (три года «во дворянстве»), покупает два села (Даровое и чуть позже Черемошну) и становится помещиком. Теперь у семьи 500 десятин земли, по более сотни «душ». Обращает внимание, хоть и вскользь: врач больницы может выложить 12 тысяч серебром – деньги не малые – и перейти из служивых в класс господ.

Теперь весна и лето для Ф. М. (и братьев) на селе. Он узнает, какова она – жизнь в самом низу. Пусть и в роли наблюдателя.

Особенно ясно проявилось различие в отношении к крепостным со стороны отца – строгость и даже деспотизм – и со стороны матери – доброта, заступничество.

Событие. Два-три события сельской жизни новоиспеченного помещика М. А. Достоевского (каковым так и не стал Ф.М., отказавшись от владения «душами» впоследствии) отложились в памяти писателя (существенный факт! Личность, гражданин).

Это его испуг от встречи с волком (то ли настоящим, то ли мифическим) и радостная эйфория от общения с мужиком (крепостным) Мареем. Об этом событии писатель оставил очерк и о нем же вспоминает в письмах и биографических заметках. Он говорит о «глубоком и просвещенном человеческом чувстве» крепостного мужика. «Ить ведь испужался, ай-ай – качал он головой. Полно, родной… Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке… Я понял наконец, что волка нет…» Для просвещения не всегда необходимы знания. Иногда подобное в нас заложено свыше. Кем? Не знаю! Просвещенные говорят: генетикой, предками. Верующие утверждают – Богом. Оставлю это на волю читателя. Но помните: как много значит вовремя протянутая рука!!!

Здесь же встретил он «обиженную» дурочку, ищущую своего умершего сыночка. Какой-то сукин сын надругался над бедной девчушкой. Это сохранилось в памяти. Ф. М. всегда будет помнить об униженных и оскорбленных, будет их защитником, надеждой, опорой.

А через год случилось: «Несчастье… вотчина сгорела…»

Как ни странно, но первой по воспоминаниям Ф. М. откликнулась на это событие Фроловна, предложив свои отложенные «на потом» сбережения.

Но тут проявились лучшие порывы души родителей:

– Ладно, – сказал отец решительно, как умел говорить только он, – поезжай, Григорий (Григорий Васильев – дворовый человек из села Дворового, «единственно грамотный» – М. П.), да передай мужикам: последнюю рубашку поделю с ними – несчастье общее, вместе и расхлебывать будем…

«Каждому погорельцу маменька выдала по пятидесяти рублей – немалые деньги, – вспоминает Ф.М., – будут, так и отдадите, а нет – так и нет…»[6]6
  Цитируется по: Ю. Селезнев. Достоевский. ЖЗЛ, М., «Молодая гвардия», 1985 г.


[Закрыть]

Такое надолго сохраняется в памяти и порождает в юноше ответную реакцию – стремление к состраданию, сочувствию, доброте, что не раз проявится в Ф. М. впоследствии.

Однако не все в юности был столь возвышенно и благостно.

Событие. «Меня с братом свезли в Петербург, в Инженерное училище и испортили нашу будущность, – вспоминал под конец жизни Достоевский, – по-моему, это была ошибка».[7]7
  Цитируется по: Л. Гроссман. ЖЗЛ. Достоевский. М., «Молодая гвардия», 1962 г.


[Закрыть]

Было ему в ту пору 16 лет. Это был юноша, погруженный в мечты, склонный к самоанализу. «Мы с братом стремились тогда в новую жизнь, мечтали… обо всем прекрасном и высоком…» Ему явно недоставало времени задуматься о будущем. За него это сделал прагматичный и далекий от юношеских фантазий отец.

У Ф.М., по его признанию, не было никакого призвания ни к армейской службе, ни, тем более, к военному строительству. Но во всяком плохом можно при желании разглядеть и хорошее. Армия, военная служба, так или иначе приучила мечтательного и пока слабовольного юношу к порядку и дисциплине. Этим не раз ему придется воспользоваться, чтобы выполнять кабальные условия издателей, куда он сам будет загонять себя мечтами и порывами.

Училище располагалось в Михайловском замке. Это было прекрасное архитектурное сооружение, с внутренним убранством. Оно способствовало формированию художественного вкуса юноши. Кроме того – это было одно из лучших учебных заведений своего времени. Но человеку, склонному к литературному творчеству, имеющему интерес к филологии, стоило больших усилий, чтобы сохранить свой внутренний мир.

Событие. В инженерное училище вместе с братом Михаилом, другом и главным соучастником в журналистике, Ф. М. попал в январе 1838 г., а годом ранее умерла маменька, друг и исповедник юношеских тайн и мечтаний. А годом позже не стало и папеньки, которому можно было пожаловаться на бремя и тяжесть армейской службы и испросить финансовой помощи.

Все шло к тому, что пора становиться мужчиной и взять на себя часть тягот и забот о младших.

Событие. Для любого человека смерть родителей – трагедия (правда, бывают и выродки. Но эту тему не будем затрагивать). Ф.М. – юноша очень впечатлительный, задумчивый, мечтательный. Маменьке он мог «исповедоваться» в сокровенном. От отца ждать помощи. Мать была стержнем, добрым гением семьи. Она гасила все конфликты в зародыше, благотворно влияла на своевольный нрав отца.

Вот обращение к «маменьке»: «Любезная маменька! Когда вспомню о Вас, то на меня нападает такая грусть… если бы Вы знали, как мне хочется Вас увидеть, я не могу дождаться сей радостной минуты…» (апрель, после 20 – начало мая 1834. Москва). Такого вы не найдете в письмах к «любезному папеньке». Здесь сухое перечисление, как и чему учился, денежные жалобы и просьбы и всегдашнее окончание, привычное и сухое – «С глубоким почтением и преданностью пребываем…» (23 июля 1837 г., С.-Петербург).

Теперь, после смерти маменьки, и Ф.М., и братья были в полном подчинении воле отца. А незадолго до гибели отца Феденька просил финансовой помощи, поддержки. Но получил в ответ наставления. Вскоре подтвердились слухи о том, что смерть отца – не случайность. Он был убит дворовыми людьми в ответ на жестокость. К тому же, отец воспринял смерть жены столь трагически, что стал чрезмерно пить. Уехал в имение и стал жить с горничной, совсем юной девчушкой. История получилась грязная, и дело по желанию опекуна и семьи замяли. Будем помнить о том: доброта и мягкость матери и жестокость и порывистость отца будут уживаться в Ф. М. двумя противоположностями.

По смерти отца опекунство над детьми Достоевских взяли богатые родственники «маменьки» – Куманины. Однако вскоре, буквально через несколько месяцев, Куманины приняли решение обручить (выдать замуж) совсем юную сестру Ф.М. – Вареньку – с вдвое старшим П. А. Карепиным, и опекунство перешло к нему. Ф. М. до конца жизни подозревал в этом что-то сомнительное.

Сама же Варенька, судя по ее переписке с братом Андреем, была в браке счастлива, что не мешало самому Ф. М. считать Карепина, мужа Вареньки, «пошлым дельцом». Что было в этом, простое человеческое чувство зависти к более успешному или оскорбленное самолюбие «бедняка», мы так и не узнаем. Но нелюбовь к делячеству и дельцам сохранится на всю жизнь.

Однако эти трагические события, последовавшие одно за другим, сильно повлияли на характер Ф. М. Впечатлительным он был и до этих событий. Теперь к этому добавился фатализм. А о любви к порядку, привитому отцовским деспотизмом, можно и забыть.

К тому же опекун стал реализовывать часть имущества, наводить порядок в имении и присылать значительные суммы на содержание.

Событие. В 1841 г. подходит к концу обучение. Ф. М. производят в офицеры. Появляется свободное время. Он пробует писать. Пока это подражание тому, что он читает запоем.[8]8
  Ф. М. работает над историческими драмами «Борис Годунов» и «Мария Стюарт». Тексты не сохранились, но об этом пишут все исследователи творчества Ф.М.


[Закрыть] А в 1843 следует зачисление в инженерный корпус после верхнего офицерского класса. Теперь это государева служба с оплатой, которой всегда не хватает. Прежде всего из-за безалаберности расходов, чему способствуют молодость и увлечение биллиардом. Вскоре после поступления на государеву службу в инженерный корпус Санкт-Петербурга, получив постоянный заработок (август 1843 г.), дворянин Ф. М. Достоевский официально отказывается от своих наследственных прав на владение землей и крестьянами. Теперь вся надежда только на свою волю и способность. Поступок!

Событие. В 1843 году в Россию приезжает Оноре де Бальзак (для встречи с Эвелиной Ганской). Всеобщая эйфория от этого события (в обществе). Для Ф. М. это важное событие; он активно участвует в общественной жизни.

Столь же заметен этот факт для формирования личности, как гибель Пушкина, последовавшая через несколько месяцев после смерти маменьки. Или знакомство с первыми постановками «Ревизора» на сцене.

В середине 1844 выходит первая публичная журнальная работа Ф.М. – это перевод «Евгении Гранде» Бальзака на русский язык.

А буквально через 2–3 месяца Ф. М. увольняется со службы инженер-поручиком (по семейным обстоятельствам), и начинается частная жизнь начинающего литератора.

Событие. Собственно, это даже и не событие, а так, рядовой бытовой случай, который будет иметь важное значение для характеристики героя (Ф.М.) и последующего изложения. Я бы охарактеризовал то, что произошло, как юношеский максимализм, если не начинающийся национализм.

Наиболее близкий человек по смерти «маменьки», брат Михаил, став офицером, как и Ф.М., после окончания того же училища поехал служить в Ревель и в юных годах вопреки воле родителей невесты и своих опекунов женился на ревельской немке Эмили Дитмар. Вскоре он познакомился и сдружился со студентом медико-хирургической академии А. Е. Ризенкампфом. Ризенкампф – человек весьма достойный. Он свободно говорил на нескольких европейских языках, знал латынь, хорошо рисовал, был пианистом и даже писал музыку, увлекался ботаникой. Так вот: по рекомендации брата Михаила Ф. М. снял квартиру для проживания на паях с Ризенкампфом. Как-то Ризенкампф пригласил Ф. М. в семейство немцев, своих друзей, где собирались писатели, художники, музыканты; творческие люди. Ф. М. все время сидел тихо, где-то в стороне. Слушал, наблюдал, был тих и незаметен. Вдруг вмешался в разговор, разгорячился и разразился гневной речью против иностранцев. Он был похож на невменяемого. Испуганные гости быстро разошлись. Ризенкампф решил, что Ф. М. ненавидит всех иностранцев. Это, однако, не так! С поляками, друзьями Ризенкампфа по учебе в академии, Ф.М., напротив, сдружился. Было ли сему действу в помощь то, что далекие предки Ф. М. были из поляков? Этого мы уже не узнаем! Но горячность его ответов на письма, приведенные в «Дневнике» писателя, это кое-что объясняет и, порой, заставляет задуматься.

Событие. Следующее, возможно, одно из главных событий его жизни – участие в кружке Петрашевского – и последующий за этим эшафот, «расстрел», тюрьма и ссылка заслуживают особого внимания. Ибо именно они послужили с многими своими фактами и событиями, сюжетами и героями всех литературных шедевров Ф.М.

Однако еще до этого произошло одно важное событие в литературной жизни героя (Ф.М.) и страны, которое заслуживает быть отмеченным. Я намеренно упустил это событие, ибо пишу не о великом русском писателе Достоевском, а о Ф.М. – человеке и гражданине. Поразмыслив, я пришел к заключению: это неверно. И не потому, что трудно (а может быть, и неверно) отрывать профессиональную деятельность человека (не просто, а литератора) от его личности и гражданской позиции. Герои литератора – это зачастую он сам или то, с чем он столкнулся в тех или иных условиях жизни. И, кроме того, литератор создает героев, он их буквально лепит. Эти герои, порой, говорят о личности их сотворившего не меньше, чем он сам.

_____ «_____ «_____

В октябре 1844 он увольняется с военной службы и уже в мае 1845 (и года не прошло) он читает своему другу Григоровичу рукопись «Бедных людей». Тот бежит на завтра делиться восторгами с Некрасовым. Некрасов бежит буквально к Белинскому: «Новый Гоголь явился! У вас Гоголи-то как грибы растут», – строго заметил ему Белинский…[9]9
  Цитируется по Ю. Селезневу, см. сноску 6.


[Закрыть]

А благотворный отзыв Белинского означал выход в большую литературу, в жизнь общества.

Второе авторское отступление

Для меня весьма интересна реакция простого частного, ничем не примечательного в сущности человека, который в силу событий или обстоятельств вдруг становится человеком публичным, приковывающим к себе внимание людей, социума. Она, эта реакция, много говорит о личности.

«Бедные люди» вышли в свет в некрасовских альманахах («Петербургский сборник») в январе 1846 года. Вскоре в «Отечественных записках» выходит большая рецензия Белинского. Рецензия более чем положительная – просто хвалебная. Белинский любит открывать миру таланты. Совсем недавно был Гоголь, и, как говорит современный «классик» языка: «никогда не было и вот опять». У Белинского в рецензии вообще есть такое: «какое умение, какой талант». Однако ругательных отзывов было не меньше (в «Северной пчеле», в «Иллюстрации»).

В письме брату (1 февраля 1846 г.)[10]10
  Здесь и далее все письма приводятся по: Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений. Том 15. Санкт-Петербург, «Наука», 1996 г.


[Закрыть]: «В Иллюстрации» я читал не письма, а ругательства… В «Северной пчеле» было черт знает что такое… Сунул же я им всем собачью кость! Пусть грызутся… Ругают, ругают, ругают ужасно… Пусть грызутся – мне славу, дурачье, строят… Зато какие похвалы слышу я, брат! Наши говорят, что после «Мертвых душ» на Руси не было ничего подобного, что произведение гениальное…» (наши – это Одоевский, Соллогуб, Никитенко – все те, кто дает положительные отзывы, – М. П.).

У Ф. М. эйфория от успеха, для критиков – «собачья кость». Он, бедный человек (в его представлении), впервые получает сотни и тысячи серебряных рублей. Издатели готовы платить. Но вдруг сквозь радостную эйфорию от успеха, денег проскальзывает искреннее признание: «Живу-то я беспорядочно – вот в чем вся штука!..» Многое для понимания событий того времени и происходящих с Ф. М. и рядом (вокруг) дает переписка с братом Михаилом, с которым он был особенно близок, вместе учился, постоянно общался, а позднее издавал общий журнал на паях. А события нарастают. Ф. М. вскоре ждет сокрушительный удар. Одновременно с «Бедными людьми» Ф. М. работает над новым романом – «Двойник». В письме к брату мы читаем: «В «Отечественных записках» он займет 11 листов… С какими надеждами они все смотрят на меня… Действительно, Голядкин (герой нового романа – М. П.) удался мне донельзя…». И далее все в подобном духе. Холодный душ еще впереди.

Белинский ожидал очередной шедевр от Ф. М. Ожидания основывались на прослушиваниях отдельных частей, которые автор читал по мере написания. Но это только первые главы, начало.

Ф. М. бомбардирует брата письмами по мере написания «Двойника». Временами называет свою новую работу поэмой, другой раз – романом и даже новеллой. В сущности, его «Двойник» – это и сам автор. У него постоянное раздвоение личности. То он нищий и постоянно жалуется на свою бедность. То получает тысячи, а его камердинер живет за его счет, да еще любовницу содержит. Есть еще Ф. М. такой скромный, застенчивый молодой человек, то вдруг вспылит и непонятно за что и почему начинает громыхать. У него успех от написанного, явный успех. Сам Белинский признал, не говоря уж о друзьях. Да и все его герои подобны ему.

Первая публикация «Двойника» появилась в феврале 1846 года в «Отечественных записках». Работа имела подзаголовок «Приключения господина Голядкина». Издавал журнал Стелловский, который все время подгонял Ф. М. Нарушение условий договора грозило автору финансовыми потерями.

Рецензии на эту работу были разгромные. Автор, в сущности, скопировал сюжет Гоголевского «Носа». Анри Труайя приводит в своей работе о Достоевском чуть ли не дословные совпадения в поведении титулярного советника Голядкина с его прототипом коллежского асессора Ковалева. Подобные параллели, пишет Труайя, можно провести через весь текст. Видно, Стелловский подгонял Ф.М., и у того вместо «светлой и серьезной идеи», как напишет Ф. М. в 1877 г., получилось то, что получилось.

Новелла «Двойник» – повесть о Голядкине – получилась сплошным подражанием Гоголю. С высоты пьедестала, на которую Ф. М. поднял Белинский, Голядкин опустил писателя на землю. Белинскому пришлось оправдываться: «Очевидно, что автор «Двойника» еще не приобрел себе такта меры и гармонии…» А Константин Аксаков, горячий поклонник Гоголя, и вовсе обвинил Ф. М. в плагиате: «Вся Россия знает Гоголя, знает его чуть не наизусть; и тут, перед лицом всех, г. Достоевский переиначивает и целиком повторяет фразы Гоголя…» Приходится опускаться с небес на грешную землю. В письме брату (1 апреля 1846 г.) опять высвечивается двойственность натуры – личности Ф.М.: «Слава моя достигла до апогеи… обо мне… было говорено свыше 35 раз в различных изданиях. В иных хвала до небес, в других с исключениями, а в третьих руготня напропалую… Но вот что гадко и мучительно: свои, наши, Белинский и все мною недовольны за Голядкина. Первое впечатление было безотчетный восторг, говор, шум, толки. Второе – критика… Что же касается до меня, то я даже на некоторое время впал в уныние. У меня есть ужасный порок: неограниченное самолюбие и честолюбие…» Не будем об этом забывать в дальнейшем. Это важное признание Ф.М. – человека.

В этом письме чуть ниже есть и еще одно интересное признание: «Явилась целая тьма новых писателей. Иные мои соперники…» Ф. М. называет имена Герцена и Гончарова. Но добавляет при этом: «Первенство остается за мной покамест, и надеюсь, что навсегда…»

Вообще эти 4–5 лет с 1845 и до трагедии дела Петрашевского для Ф.М. – годы расцвета, литературного начала, творческих успехов и падений – годы двойственности, как и многое в личности героя моего повествования. После первого блестящего отзыва Белинского, который поднял Ф. М. на уровень Гоголя – нашего «все» в литературе 2-3-х десятилетий, – начинается активное вхождение Ф. М. в литературное общество того времени. Некрасов знакомит Ф. М. с Панаевой. Начинающий писатель знакомится с Тургеневым. Григорович расширяет круг общения Ф. М. Часто он выступает как пропагандист творчества Ф. М. Это далеко не всегда удачно, успешно. Бывают и казусы. В одном из писем того времени брату: «Ну, брат, никогда, я думаю, слава моя не дойдет до такой апогеи, как теперь… Я познакомился с бездной народу самого порядочного. Всюду почтение неимоверное…» И опять непрерывная двойственность оценок, неуравновешенность какая-то. Непрерывно: то в жар, то в холод! Вот письмо (8 октября 1845 года) из Петербурга брату: «Так все было скверно и гадко… Во-первых, дражайший единственный друг мой, все это время я был без копейки и жил на кредит, что весьма скверно…» И чуть ниже: «…мой Голядкин пойдет, по крайней мере, в 1500 рублях ассигнациями…» (деньги немалые – М. П.).

Он уже вполне освоился в литературном мире и порой позволяет себе в письмах к брату весьма небесспорные суждения о людях, которые занимают весьма достойные и прочные места в этом мире: «Некрасов – аферист от природы, иначе он не мог бы и существовать, он так с тем и родился…» (письмо от 8 октября 1845 г.). Столь вольное суждение основано на том, что Некрасов предложил проект «летучего маленького альманаха».[11]11
  Журнал должен был издаваться совместно Некрасовым, Ф. М. и Григоровичем на средства Некрасова. Достоевский написал в шутливой форме объявление об издании. Журнал был запрещен цензурой.


[Закрыть] Для Ф. М. это был провальный проект.

Впрочем, его вины здесь не было. Некрасов ввел Ф.М., тогда модного, но еще юного и начинающего литератора, в литературный салон Панаевой. Он совместно с мужем Панаевой издает литературный журнал. Некрасов и сам только пробивается на литературный олимп. Он поссорился с отцом, отказавшись от военной службы. Это не его; его влечет поэзия. И, как все поэты, он немного романтик. Но самую малость. В нем много здорового прагматизма. Но не на скудной почве средней дворянской семьи. В нем скрыт литературный талант, причем, как правильно заметил Ф.М., не лишенный сорняка «авантюризма».

Некрасов нашел и занял в литературе (особенно в поэзии) место защитника сирых и обиженных, певца горя народного. На этом поприще весьма успешен, у него практическая складка ума плюс талант. Замечен и поддержан Белинским, открывателем и собирателем литературных талантов. О Некрасове, впрочем, у «неистового Виссариона» своеобразное мнение, пограничное с злословием: «Никогда не был ни идеалистом, ни романтиком, на наш манер… он человек, у которого будет капитал, который будет богат». Ну что ж, Ванга еще не родилась, но ее предвестники уже рядом. Белинский как в воду глядел. Некрасов будет богат, успешен и самого министра финансов обыграет в карты на весьма внушительную сумму. Пока же, издавая с весьма посредственным литератором И. И. Панаевым журнал «Современник»[12]12
  Журнал «Современник» первоначально был арендован у его первого издателя П. А. Плетнева.


[Закрыть], он не менее успешно увел у него жену, которая стала гражданской женой Некрасова. Но это уже другая история. И вам лучше познакомиться с воспоминаниями самой Панаевой. Именно И. И. Панаев в ноябре 1845 года привел Ф. М. в литературный салон А. Я. Панаевой, где «весь Петербург литературный», чтобы представить его обществу. Из воспоминаний Панаевой: «…видно было, что это страшно нервный и впечатлительный человек… он, видимо, был сконфужен… Все старались занять его…» Теперь он становится постоянным членом кружка Панаевой и бывает здесь постоянно. Он знакомится с Тургеневым. И тотчас в письме к брату следует: «Тургенев влюбился в меня. Но, брат, что это за человек?.. Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован… Я тоже едва ль не влюбился в него…» Но будем помнить о «болезни» Ф.М.! Я бы назвал ее «двойственность» суждений и оценок. Пройдет немного времени, Ф. М. рассорится с Тургеневым и со всей горячностью начнет его судить.

Вскоре, однако, наступит охлаждение Ф. М. в отношениях с кружком («салоном») Панаевой, что не помешает безмерно влюбчивому писателю влюбиться в А. Я. Панаеву. Брату он так и написал: «Я был влюблен не на шутку в Панаеву». И было в кого! Блестящая, умна, красивая, да и литератор не из последних. Но это уже для другой книги.

В воспоминаниях Панаевой содержится весьма любопытная информация, расширяющая представление о Ф. М. как о человеке и гражданине. Когда вслед за неудачей с «Двойником» и «Хозяйкой» литературная деятельность Ф. М. подверглась серьезной критике Белинского, это вызвало раздражение и даже обиду со стороны писателя. Сказался его непростой характер. О «Романе в девяти письмах», написанном Ф. М. для некрасовского «Современника» чуть ли не «за одну ночь», Белинский так написал: «Достоевского переписка шулеров, к удивлению моему, мне просто не понравилась, – насилу дочел… Это общее впечатление». Об этом упоминает в своей работе о Достоевском Анри Труайя[13]13
  На самом деле это не роман, а рассказ. Он был вчерне написан в 1845 г. Ф.М., но опубликован в номере «Современника» в 1847 г., так что написание за ночь, скорее всего, гипербола.


[Закрыть]. У Ф. М. явно период спада в начавшейся столь успешно литературной деятельности. Он работает в 1846 году над двумя повестями, чтобы рассчитаться за долг – аванс, полученный от Краевского под будущую обещанную работу. Это «Сбритые бакенбарды» и «Повесть об уничтоженных канцеляриях», «обе с потрясающим трагически интересом… Публика ждет моего с нетерпением…», которые так и не будут завершены и опубликованы. Мы узнаем об этом из письма брату: «…все мои издания лопнули и не состоялись… Издание я сделаю к будущей осени…» (письмо от 26 ноября 1846 г.).

А уже в письме от октября мы читаем: «Я все бросил: ибо все это есть не что иное, как повторение старого, давно уже мною сказанного… Я пишу другую повесть, и работа идет… свежо, легко и успешно…» Но критика Белинского не осталась без ответа. Пока не публичного. Это еще впереди. В письме к брату (26 ноября 1846 г.) он жалуется: «Что же касается до Белинского, то это такой слабый человек, что даже в литературных мнениях у него пять пятниц на неделе». А с Некрасовым он и вовсе рассорился «Скажу тебе, что я имел неприятность окончательно рассориться с «Современником» в лице Некрасова… Некрасов же меня собирается ругать…»

Если рассуждать честно и здраво, то в эти 4–5 лет писатель Достоевский только начинал учиться ремеслу. «Бедные люди» – это, пожалуй, единственно удачная работа. Все остальное слабо, написано без раздумий, ради серебряных рублей и ассигнаций, от которых было много ожиданий, которые быстро исчезли без меры и вкуса и побуждали к дальнейшей гонке за призрачным «златом». Рукописи-долги-рукописи… и снова долги. Неудачи порождали критику. К этому Ф. М. не был готов, мешали честолюбие, заносчивость, гордыня, как противовес скромности.

Много позже (1871–1873 гг.), в частности, в «Дневнике писателя», Ф. М. напишет, что он пересмотрел, переосмыслил свои отношения с Белинским. Трудно сказать: то ли Ф. М. действительно перерос Белинского, вышел за пределы прогрессивных в тот момент «догм» критика, то ли это обида уже признанного писателя за того, прошлого, начинающего, с его пробами пера и ошибками. Я же полагаю, что это не рост писательского мастерства, а коренное изменение личности Ф. М. и его гражданской позиции, о чем пойдет речь позднее. На смену чувству благодарности за поддержку пришло иное чувство. Он начинает критически относиться к Белинскому, осуждать его атеизм и даже негативное отношение к христианству. Скорее всего, послужили этому последующие годы: «расстрел», тюрьма и каторга. Но рассорился Ф. М. не только с Белинским, но и со всем кругом людей «Современника».

Интересные факты об этом периоде жизни Ф. М. приводят в своих воспоминаниях И. И. Панаев и А. Я. Панаева. Так А. Я. Панаева вспоминает: «С появлением молодых литераторов в кружке беда была попасть им на зубок, а Достоевский, как нарочно, давал к этому повод своей раздражительностью и высокомерным тоном, что он несравненно выше их по своему таланту… Тургенев – он нарочно втягивал в спор Достоевского и доводил его до высшей степени раздражения. Тот лез на стену и защищал с азартом иногда нелепые взгляды на вещи…» Запомним эти черты характера: раздражительность, высокомерие, азарт и порой нелепые взгляды на вещи. Мы еще вернемся к этому, когда будем оценивать его «антисемитизм» в переписке, изложенной в «Дневнике писателя».