Текст книги "Куриный бульон для души. Я победил рак! Истории, которые дарят надежду, поддержку и силы для самого сложного испытания в жизни"

Джек Кэнфилд, Марк Виктор Хансен, Дэвид Табатски
Куриный бульон для души. Я победил рак! Истории, которые дарят надежду, поддержку и силы для самого сложного испытания в жизни

© Кваша Е.А., перевод на русский язык, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Предисловие

Для целого мира ты – всего лишь один человек,

но для одного человека ты можешь быть целым миром.

– Автор неизвестен

Мне хотелось бы, чтобы этой книги вообще не существовало. Мир был бы лучше, если бы никто в нем не болел раком. Но болезнь бушует во всем своем многообразии, и мы ведем с ней активную борьбу.

И мы побеждаем. Книга, которую вы держите в руках, – тому свидетельство.

Авторы этого сборника очень разные люди. Мужчины и женщины, молодые и пожилые, богатые и бедные. Их реакция на болезнь тоже очень разная. Кого-то парализует страх, а кто-то находит в себе силы, о которых не подозревал. Кто-то обретает веру, утрачивает ее и обретает вновь. Кто-то начинает по-настоящему ценить любовь и заботу близких, а кто-то понимает, что он абсолютно одинок.

Все истории о раке разные, но одинаково искренние.

Когда мне предложили стать составителем сборника о раке, я испугался. Понимая, что мне придется прочесть тысячи историй, пропустить через себя страдания тысяч людей. Безрезультатно пытаться найти во всем этом смысл. Но в конце концов истории подарили мне силы. Невероятные признания дали мне вдохновение.

Мелисса Соренсен из Вудбриджа, штат Вирджиния, написала о своем муже: «Скотт любил шокировать людей словами: “Я решил попробовать четыре разных рака, чтобы понять, какой мне понравится больше всего”».

Дориан Солот из Олбани, штат Нью-Йорк, привыкла, что люди таращились на ее лысую голову. Но однажды, когда незнакомая женщина с сочувствием шепнула ей: «Вы облысели?», она улыбнулась и ответила: «Облысела? Нет, что вы. У меня просто невидимые волосы». Незнакомка так и уставилась на нее – а потом захихикала. Дориан тоже посмеялась и пожелала ей хорошего дня.

Бонни Дэвидсон из Мэриона, штат Массачусетс, которая боролась с последствиями рака, случайно услышала, как ее дочь сказала своему парню: «У моей мамы нет груди, матки и волос, но папа все еще любит ее. Вот такой любви я хочу».

Такую любовь я нашел в этой книге. Теперь ваша очередь.

– Дэвид Табатски

Глава 1. Не так быстро

Я знаю, что Господь не даст мне того,

с чем я не справлюсь. Я лишь желаю,

чтобы Он не был так уверен во мне.

– Мать Тереза

Что заставляет тебя улыбаться?

– Кто расскажет, чего пожелал? – спрашивает Лэм. Все дети, набившиеся в комнату, поднимают руки. Директор по поддержке Гэри Лэм показывает на Эндрю, шестилетнего мальчика с кудрявыми каштановыми волосами, похожего на ангелочка.

– Поплавать с дельфинами! – выкрикивает Эндрю, сияя.

Несколько десятков воспитанников лагеря так хотят поделиться похожими идеями, что подпрыгивают на месте.

– Встретить Микки Мауса! – кричит Джордан.

– Купить все, что пожелаю, в магазине игрушек! – отвечает Кендалл.

После каждого озвученного желания по комнате эхом разносятся стоны зависти.

– Что хорошего принесла вам болезнь?

В дальней части круга сидит мальчик постарше – ему около одиннадцати. Он поднимает руку.

– Когда я заболел, моя семья стала ближе. Теперь мы больше времени проводим вместе и делаем всякие веселые штуки.

– Если бы я не попала в детскую больницу, – отвечает следом девятилетняя девочка в розовой бандане, прикрывающей ее лысую голову, – я никогда бы не встретила свою лучшую подружку!

Она держит за руку девочку с косичками в такой же бандане.

– Я начал заново ценить жизнь, – говорит Джейк, консультант и бывший участник лагеря. Ему немного за двадцать. – За последние пять лет я пережил больше, чем многие люди за всю жизнь.

Джейк – не просто гитарист и комедиант, любимец всего лагеря. Он прошел ту же битву, которую эти дети ведут прямо сейчас. Лэм благодарно кивает:

– Как по-вашему, что самое лучшее в раке?

В воздух вновь взмывают руки, и ответить предлагают Мэтью, непоседливому десятилетке с непослушными светлыми волосами. Он ухмыляется и гордо заявляет:

– Лучше всего – возможность посмотреть Раку прямо в лицо и сказать: «Ха-ха, я тебя победил!»

Все смеются.

Семилетняя Элла, которая яростно махала рукой уже несколько минут, не может сдерживаться больше ни секунды.

– Самое лучшее в раке – это возможность попасть в лагерь! – взвизгивает она и застенчиво прикрывает ладошкой рот.

Элла имеет в виду «Хорошие времена» – лагерь педиатрической онкологии, расположенный в исследовательском лесу Университета Британской Колумбии в Мэйпл-Ридж. Он вполне может побороться с Диснейлендом за звание «самого счастливого места на Земле».

Я узнала про лагерь «Хорошие времена» четыре года назад, когда прочитала рассказ в книге «Куриный бульон для души волонтера» и решила посмотреть на это чудо собственными глазами. Увиденное навсегда меня изменило.

У меня на коленях сидит маленькая девочка, легкая, как перышко. Она ерзает и внезапно привлекает мое внимание. Дэни внимательно слушала обсуждение, но не принимала в нем активного участия. Трудно поверить, что эта милая девчушка – тот же грустный болезненный ребенок, который ворвался в мою хижину в первый день, озлобленный на весь мир и нисколько не счастливый.

– Это самый больной ребенок в лагере, – предупредил меня один из волонтеров. – Но пусть это не помешает ей замечательно провести время.

Первые несколько дней Дэни отмалчивалась, но потихоньку прониклась атмосферой лагеря и вскоре расцвела.

Гэри Лэм обходит комнату по кругу, вручая каждому ребенку квадратик бумаги и предлагая написать или нарисовать то, что заставляет их улыбаться.

Дэни хмурит брови и грызет кончик фломастера. Потом она плюхается на живот, меняет фломастер на розовый карандаш и начинает аккуратно выводить печатные буквы.

– Хочешь я тебе помогу? – нервно шепчу я. Бедный ребенок столько перенес за последний год – тяжелое лечение, операции на мозге. Что же может заставить ее улыбнуться?

Она нетерпеливо трясет головой – я мешаю ей думать.

Я обвожу взглядом круг, глядя на Эндрю, Эллу, Мэтью и остальных новых членов моей лагерной семьи. Всего через несколько дней мне придется с грустью с ними попрощаться, покинуть зачарованный лес и вернуться в реальный мир.

– Тебе, наверное, ужасно грустно со всеми этими умирающими детьми, – будут спрашивать друзья.

А я буду в очередной раз объяснять, что процент исцеления детского рака на самом деле довольно высок, поэтому многие из детей выживут и спустя годы вернутся в лагерь уже в качестве консультантов.

Я думаю о том, чем мы занимались все лето. Катались на байдарках в утреннем тумане. Готовили печенье в пижамах. Устраивали эпические сражения из водяных пистолетиков. Пели и плясали, когда душа этого пожелает.

– Пора поделиться нашими улыбками с остальным миром, – сообщает Гэри детям. Ребята следуют за мной по гравийной дорожке к озеру, держась за руки и стискивая в руках десятки шариков, танцующих на ветру и хлопающих их по головам с глухим стуком.

Мы встаем на колени на скрипучих мостках и, начинаем обратный отсчет: «3… 2… 1!» и отпускаем шарики.

– Дуйте! – кричит Гэри, и мы послушно выполняем его команду, глядя на цветные шары, пока они, наконец, не исчезают из вида. Рассматривая толпу малышей, задравших головы, я дивлюсь способности Гэри превратить разговор о детском раке в такой позитивный опыт. Никто даже не задумывается о трудностях. Никто не думает о том, кто вернется следующим летом, а кто – нет.

Дэни смотрит на меня и улыбается. Несколько секунд назад она по секрету позволила мне заглянуть в ее сложенную бумажку с посланием.

Там было написано ярко-розовыми буквами: «Я улыбаюсь, потому что я живая».

– Кэсси Сильва

Жизнь в числах

100 000 000 000 хороших клеток

10 000 плохих

Они пожирают мою жизнь как призраки

7 тонких иголок колют меня

По 1 в день

Я похожа на подушечку для булавок

1200 миллиграммов беспощадной желтой жидкости

2 полных больших мешка

Яд в моих венах

100 раз в день я боюсь

и в 100 раз больше того, что ждет впереди

Мое тело – тюрьма

86 таблеток глотаю в неделю

60 – за один день

Они убивают все плохое и хорошее

10 000 000 волосков вырастают

1 000 000 выпадает

Я – как собака, которая постоянно линяет

10 спинномозговых пункций позади

6 еще предстоит

Каждые 3 месяца из меня выжимают сок

1100 в анализе крови значат, что я иду в школу

500 – остаюсь дома

Числа, как диктаторы, управляют моей жизнью

100 раз в день спрашиваю

«Почему это случилось со мной?»

100 раз не получаю ответа

Как будто кричу на американских горках,

и никто не отзывается

130 недель чистых пыток

39 уже стали историей

Как будто моргаю в замедленной съемке

Сотни людей встретились на моем пути

Шестеро помогают мне,

Мои личные ангелы-хранители

10 наборов чисел, которые управляют моей жизнью

1 болезнь под названием «рак»

Как внезапная контрольная, которую никто не ждал

8 букв в слове «лейкемия»

И только 5 в «жизни».

– Ниша Драммонд, 12 лет

Большое маленькое достижение

– Вы уже помочились?

– Нет. Я пытался, но пока не удалось.

– Если к шести утра не получится, нам придется ввести катетер.

Этот неприятный разговор состоялся вскоре после моей тироидэктомии[1]1
  Один из видов оперативных вмешательств на щитовидной железе, полное ее удаление.


[Закрыть]– лечения рака щитовидной железы. Мне было пятнадцать лет. Уже не мальчик, но еще не совсем мужчина.

После операционного наркоза мне было тяжело открыть глаза, как будто веки придавили сверху бетонными блоками. Я мог приподнять их всего на долю секунды, чтобы оценить обстановку и быстро взглянуть, что происходит, пока меня переводили из послеоперационной в больничную палату.

По телевизору шла игра команды «Лейкерз». Свет был приглушен. Мои операции всегда заканчиваются затемно. Сосед по палате находился за шторкой. Родители были в коридоре с дядей Майком и тетей Мэри.

Меня затошнило от анестезии. Я позвал на помощь, но мне не успели вовремя подставить судно. Я ничего не ел шестнадцать часов, поэтому меня вырвало не сильно, но достаточно, чтобы запачкать халат и постельное белье. Очевидно, сестра была слишком занята и не могла меня переодеть, поэтому мне пришлось сидеть в облаке вони.

У моего соседа были свои проблемы – что-то с почками. С ним работала другая медсестра. Я увидел ее одним глазком, когда она шла мимо моей кровати к нему. Она шествовала, как самый важный человек на свете или, по крайней мере, в этой больнице.

Я не обращал внимания на напряженный разговор за шторкой, пока он не достиг пика.

– Мне придется ввести катетер.

– НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!

– Я нанесу смазку и постараюсь сделать это безболезненно.

– Пожалуйста, не надо. Дайте еще разок попробовать.

– Мне очень жаль.

После этого раздались гортанные стоны и крики, издаваемые медсестрой и пациентом. Я смирился с тем, что буду спать в собственной рвоте, но поклялся себе, что сделаю все возможное, чтобы мне ни за что не поставили катетер.

Через несколько часов меня перевели в частную палату. Старшая медсестра убедилась, что меня переодели и помыли, и заставила мою медсестру извиниться. Она сделала это, в общем-то, неискренне и пригрозила мне катетером. Мне дали около четырех часов на то, чтобы пописать, иначе ее угроза будет выполнена.

Мама провела ночь со мной в палате. Она слышала разговор в другой палате между пациентом с почками и другой медсестрой, видела, как мне страшно, и, естественно, хотела помочь. Поспать нам так и не удалось. Мы не представляли, что именно сделать, чтобы избежать ужасного катетера.

Когда мама ходила в столовую за кофе, она наткнулась на ординатора, который посоветовал помассировать мне живот над мочевым пузырем, чтобы стимулировать процесс мочеиспускания. Я был согласен на все. Очень странно, когда мама тебе, пятнадцатилетнему, трет низ живота, а ты держишь между ног контейнер и пытаешься пописать. Мне хотелось повести себя во всей этой ситуации по-взрослому, но я был совершенно неспособен позаботиться о себе.

Это не помогло. Наверное, потому, что я нервничал от мысли о катетере.

Наконец я уснул, утомленный стрессом, перенесенным за день. Хирург пришел на обход около 6:30 утра (злая медсестра, видимо, опоздала) с новой командой из стажеров, ординаторов и студентов-медиков. Я рассказал им про угрозу катетера, и мне ответил один из парней. Не помню, как его звали и почему он пришел, но я навсегда запомнил его слова.

– Когда вы в последний раз мочились в постель? – вежливо спросил он.

– Не знаю, может быть лет десять назад? – ответил я.

– Вот именно, – сказал он, как бы между прочим. – Вы не привыкли мочиться лежа. Поэтому встаньте и идите в туалет. Мы все равно хотим, чтобы вы начали ходить, и я гарантирую, что это поможет.

– Ну ладно, как скажете, – ответил я в надежде, что он прав.

Когда они ушли, я поплелся в туалет. Казалось, я простоял над унитазом целую вечность. Мысль о катетере сводила меня с ума. Я ждал. И ждал. Я думал, что уже никогда не пописаю. В жизни.

Наконец кран открылся. Я почувствовал, что напряжение в моем животе спадает, а плеск в унитазе становится громче. Возможно, это был лучший звук на свете. Все мое тело расслабилось. Это было восхитительное чувство. Я испытал невероятное облегчение – и по очевидной причине, и от осознания, что катетер не потребуется. Впервые в жизни моим серьезным достижением стал поход в туалет по-маленькому.

– Джейсен Циммерман, 15 лет

Менопауза

Менопауза – это время в жизни женщины, когда она меняется навсегда. Когда менопауза случается в подходящем возрасте и условиях, можно сказать, что она даже приятна.

Мне говорили, что в идеале качество жизни женщины только улучшится – она станет сексуально раскрепощенной, сможет всегда носить белые одежды, распивать чай на верандах и посещать садовые вечеринки. Какой благостный опыт!

Некоторые мои знакомые женщины в возрасте утверждали, что менопауза не так плоха, как ее описывают. Они заверяли, что я едва ее замечу, и по секрету рассказывали о сухости и целебных мазях, которые устраняют ее без следа.

Я также слышала, что с менопаузой к женщине приходят мудрость и несгибаемая сила. Этого я особенно ждала. На многих моих подруг мудрость и сила как будто разом свалились после менопаузы. Они кажутся очень уверенными в себе, и я часто завидую их храбрости.

Я тоже буду храброй! Я – женщина! Услышьте мой рык!

Только я оказалась не такой женщиной. Меня тащат в менопаузу[2]2
  Менопауза обычно наступает между 49 и 52 годами, но ее симптомы могут проявиться раньше, если у женщины были удалены яичники или она проходила некоторые виды химиотерапии.


[Закрыть]всего в сорок лет, а я отбиваюсь и брыкаюсь. Видите ли, судьба не уготовила мне плавного перехода. Для преодоления болезни, угрожающей моей жизни, мне придется пожертвовать той частью меня, которая делала меня женщиной. Это разновидность химической кастрации. Я чувствую, что для меня это добром не кончится.

Я ведь ненавижу носить белое – оно меня полнит и легко пачкается. Я не хожу на садовые вечеринки – у меня аллергия на пыльцу. Я никогда не была сексуально закрепощенной, да и где взять время на то, чтобы целыми днями хлебать чай на веранде? У кого вообще есть веранда? Какие там еще преимущества? Где эти хваленая мудрость и храбрость? О да, а как же потеря памяти, которая у меня появилась из-за того, что, по словам доктора, я больше не произвожу эстроген? Меня о ней предупреждали? Наверное, я просто забыла.

Сухость, небольшая вспышка на радаре менопаузы, ни в какое сравнение не идет с ночной потливостью и приливами. Женщины от начала времен придумывали милые эвфемизмы и вежливые фразы для описания побочных эффектов менопаузы. Мне совсем не кажется милым потребность остужаться под промышленным вентилятором, когда температура в помещении – всего 10 градусов тепла.

«Мое персональное лето» или «моя взрослая жизнь». Эти выражения совсем не кажутся изящными и остроумными, когда ты насквозь пропотела новую шелковую блузку на встрече с красивыми двадцати-тридцатилетними женщинами по имени Эмбер или Скай, которые никак не возьмут в толк, почему мне каждые пятнадцать минут приходится выходить подышать воздухом.

Я вся горю!

Но они не виноваты. Надеюсь, их менопауза будет плавной и спокойной.

Я признаю, что стала немного сильнее и мудрее, и уж точно храбрее! Но я не могу в полной мере приписать эту заслугу менопаузе. Опыт болезни во многом научил меня ценить отведенное мне время и показал, что жить нужно на полную. Я стала сильнее, потому что нельзя быть слабым и проявлять слабость, если хочешь полностью выздороветь.

Я стала мудрее, потому что нашла интересные способы мотивировать себя вставать по утрам и идти на работу.

Большую часть дней мне хочется сидеть в кровати и смотреть канал CNN. Я лихо научилась рассказывать о том, как пережила рак, при этом не плакать и не врать, но и не пугать людей до полусмерти. А если мне приносят не то блюдо, я прошу его забрать. Жизнь слишком коротка, чтобы есть непрожаренный стейк за кучу денег.

Менопауза, без всяких сомнений, изменила меня.

– Зазетт Скотт

Правильный выбор

Я заметил на шее шишку, когда брился, и решил, что это просто киста, которую надо удалить. И пришел в ужас, когда оказалось, что это рак шеи и головы.

Когда со мной случается что-то плохое, я первым делом ищу виноватого, чтобы выместить на нем свой праведный гнев. Но рак – не тот случай. Вначале я думал, что он появился из-за пассивного курения, потому что у моей мамы всегда при себе была зажженная сигарета. Или я подвергся влиянию канцерогенных химикатов, когда семь лет работал у деда в химчистке, пока учился в старших классах и колледже.

К счастью, я сразу понял, что эта обожаемая мной парочка, которая, возможно, стала причиной моего рака, ответила бы: «Рак? Подумаешь. Разберись и живи дальше». И они были бы правы. Неважно, как и почему.

Рак быстро научил меня смотреть вперед и отважно решать неизбежные проблемы. В конце концов я подумал, разузнал детали и понял, что причина рака нисколько не важнее способа от него избавиться.

Как и многие люди в подобных обстоятельствах, я облазил весь интернет в поисках всевозможной информации и сделал очень много подсчетов. В итоге вышло, что всего треть людей с таким диагнозом может прожить пять лет. Не очень хорошая новость для сорокалетнего мужчины с женой, пятилетними близнецами (девочкой и мальчиком) и кучей счетов, которые потом придется оплачивать. Мне повезло, что болезнь обнаружили рано и что я отправился лечиться в мемориальный онкологический центр имени Слоуна-Кеттеринга, статистика которого, как я потом выяснил, существенно лучше, чем в среднем указана в интернете.

Мне сказали, что мне удалят кусок шеи – одну мышцу, вену и шестьдесят один лимфоузел. Моя левая рука должна была потерять пятьдесят процентов подвижности. Конечно, врачи не давали никаких гарантий, но, по крайней мере теоретически, я должен был выжить.

Поскольку мои дети были очень малы, я хотел сделать все возможное, чтобы побороть рак – победить или проиграть. Даже если они запомнят только то, что я не сдавался, этого будет достаточно. Я очень боялся оглянуться и обнаружить, что сделал не все, что было в моих силах. Поэтому я легко согласился на более агрессивный из двух предложенных методов лечения моего рака. Все остальное означало бы слабину. Поэтому мне легко было выбрать, удалить только опухоль и подождать, или отрезать половину шеи, а потом пойти на радиацию и химиотерапию.

Зная это, я должен был как можно быстрее найти наилучший выход. Кому-то нужна поддержка, кому-то – нет. Я всегда разбирался с трудностями в одиночку. Много лет я бегал на длинные дистанции. Это больно и одиноко. Так вот рак – это тоже больно и одиноко. Поэтому я прекрасно понимал, что к концу пути мне может стать совсем худо, зато я буду знать, что боролся изо всех сил и чего-то достиг.

Мое лечение включало в себя две операции, семь недель радиации и несколько суточных сеансов химиотерапии – как сказал мой сын, «не прикольно». Целых полгода я не мог спать лежа. Я пережил наркотическую ломку, когда поспешил слезть с лекарств и вернуться на работу. Я исхудал с 81 килограмма до минимальных 52.

Только моя жена и несколько человек с работы знали, что происходит, пока не прошло шесть недель с прекращения радиации. Я даже не признался братьям или родителям. Дома были маленькие дети, требующие и заслуживающие внимания, поэтому мне меньше всего хотелось, чтобы мою жену каждый день донимали телефонными звонками с вопросами о том, как у меня дела. Плохо у меня дела! И мне совершенно не хотелось по сто раз говорить об этом всем подряд.

Моя жена поняла, что мне нужна возможность пресечь любой шум от семьи и друзей, даже если они желают только хорошего. Я должен был сконцентрироваться на лечении. Держать под контролем все возможное, а остальное доверять другим. На четыре месяца я переехал в другую комнату – переживать радиацию, химиотерапию, ночную потливость и в целом неспособность спать по ночам. Благодаря этому моя жена смогла высыпаться, а дети – жить нормальной жизнью, насколько это вообще было возможно.

Несколько лет назад я сделал самый лучший выбор из возможных – женился на очень сильной женщине, которой не требовалась группа поддержки, которая уважала мое желание быть в одиночестве и справлялась с детьми и жизнью без моего участия. Мы боролись с моим раком каждый своим способом, но как команда. Сильный партнер жизненно необходим любому, кто оказался на этом пути.

Наши дети знают, что я болел. Сейчас им девять, и они ничего особенного не помнят и не переживают. Однако все это время они были моими мотиваторами. Каждый день я думал о том, что хочу им сказать на их жизненном пути от детского сада до свадьбы. Я понимал, что, возможно, не смогу их поругать или подбодрить в нужный момент, а значит, нужно было успеть это сделать, пока они растут. Я составил список ситуаций, в которые они, скорее всего, попадут на каждом году их жизни, и записал свои советы для них. Люди должны сами делать выбор, и даже из ошибок им стоит извлекать максимум пользы. Я понял, что слова, которые я хотел бы сказать им в шестнадцать лет, могут быть полезны уже в четырнадцать. Но надеюсь, что теперь у меня есть шанс высказать им все это лично.

Три года назад я закончил лечение и теперь несколько раз в год хожу на осмотр. Хотя у меня сохранилась стопроцентная подвижность, шея постоянно заклинивает и хронически болит, но для меня это фантастический результат. Рак всегда будет частью моего прошлого, но с тех пор я стал смотреть на жизнь по-новому и изо всех сил стараюсь не думать о нем каждый день. Теперь меня не так беспокоит то, что могут подумать другие люди. Меня больше заботит мнение жены и детей. Я не считаю себя религиозным, но верю в Бога – в Высшее Существо. Испытание, которое я прошел, сделало мою жизнь полнее, и в конечном счете я думаю, что стал лучше как муж, друг и отец.

– Роберт Гелнау