Текст книги "Краткая история семи убийств"

Питер Нэссер говорит, что надо посильней надавить на районы ННП, и мы надавливаем. Надавливаем сильнее, чем есть сил у Шотта Шерифа без поддержки Бантин-Бэнтона и Тряпки. Тогда премьер-министр выступает с идеей, чтобы люди для охраны своих домов и улиц нанимали частную охрану. На это в телевизоре появляются люди вроде Питера Нэссера и говорят: «Ямайцы, для описания таких мер у нас есть всего два слова: тонтон-макуты. Вы это понимаете?» Нэссер звонит мне затем, чтобы зачитать какую-то статейку из американской газеты, название которой «Уолл-стрит джорнал».

– «Ямайка не становится коммунистической. Она лишь становится банановой». Ха-ха-ха! Ну, а ты чего не смеешься, старый крот? Смешно же! Ей-богу, бомбоклат, смешно!

Затем наступает двадцать четвертое января. Семнадцать человек гибнет от отравленной муки.

Десятое февраля. На дело выходят Джоси, Доктор Лав и Тони Паваротти. В Джонстауне и Тренчтауне один за другим гремят взрывы. В этом же месяце «Уэнг-Гэнг» учиняет стрельбу на дискотеке в Дахани-парк и убивает пятерых, ранено восемь.

Март. Конкретный день не помню. Полиция замечает белый «Датсун» Джоси Уэйлса и следует за ним до самого Копенгагена. Здесь она требует, чтобы водитель вышел, потому что автомобиль конфисковывается. На выручку Джоси вышел весь Копенгаген – кто с камнем, кто с палкой, кто с бутылкой, кто еще с чем, – и полицейские чуть не приняли смерть, как та блудница из Библии. Я помню две вещи. Чтобы спасти полицейских, приехал сам глава партии. А второе: Джоси в этот день стал вроде как народным героем.

Милые приличные люди, и все-таки я от вас кое-что утаиваю. Вы небось думаете, что кровь мне обрыдла после того, как я убил того старшеклассника? Возможно, да, но только отчасти. И то, что я перестал пользовать свой ствол, еще не означает, что я возражаю против того, чтобы свой стал чаще использовать Джоси или даже Тони Паваротти, который пуль на ветер не пускает никогда. Но этот Кубинец, этот проклятый Доктор Лав…

Девятнадцатое мая. Этой даты мне не забыть. Они с Джоси Уэйлсом отправляются к многоквартирке на Орандж-лейн и все там вынюхивают, как крысы. Но на этот раз берут с собой и меня. Может, для того, чтобы я кое-что увидел, причем не только и не столько взрыв. Из снаряги у Кубинца с собой лишь кусок какой-то белой замазки и моток провода. Во дворе он отыскивает газовый баллон и прилепляет ту замазку к нему. Замазка похожа на жвачку, и у меня мелькает мысль, что это еще за детские шалости и почему Джоси Уэйлс радуется так, что подпрыгивает, как девчонка со скакалкой, но тут Кубинец говорит ему: «Ты взрываешь, а мы в укрытие». Затем он крепит к замазке две жилы провода, а остальной моток разматывает аж за забор.

Со взрывом у дома целиком рушится стена, а то, что не рушится, факелом загорается от газа. У Джоси наготове ствол, чтобы любой, кто попытается спастись, получил пулю, а равно и пожарники, если попытаются спасать погорельцев. Грохнуло так, что я невольно сорвался, бежал. Опасаюсь, как бы после этого некоторые не стали коситься на меня как на труса.

За май, июнь и июль городу пришлось вынести много треволнений. Много перестрадали и братья, и сестры. Война в нашем Вавилоне перекинулась на Испанский квартал. Полиция прознала секрет, хранимый так, что даже я сейчас говорю о нем впервые. У нас в Копенгагене была своя больница. Была на протяжении нескольких лет. ННП о ней не знала. Не знал и Шотта Шериф; он просто думал, что народ в Копенгагене крепок до неодолимости. Сказать по правде, больница наша снабжалась лучше, чем клиника у богачей в Моне. Не знаю, кто ее сдал, нашу больницу, но фараоны выяснили насчет нее в июне. Они и не знали, что раны там лечат лучше, чем любой доктор на Ямайке. Я до сих пор так и не знаю, кто выдал этот секрет, но этому гаду лучше уповать, что я сыщу его раньше, чем Джоси Уэйлс. Я хотя бы дам ему шесть часов форы на то, чтобы бежать. На своих двоих. Но вот чего я не знал до той поры, пока мне задним числом не сообщила газета.

В июне впервые за долгое время к нам как из ниоткуда нагрянула полиция и поволокла всех нас в тюрягу. К двери на стук подошла моя женщина, но дверь уже распахнули пинком, а женщину саданули дубинкой по лицу. Я собирался сказать: «Кто это сделал, до завтра не доживет», но это только дало бы им повод открыть огонь: они по нему за годы изголодались. Я только слышал, как дверь слетела с петель, а моя женщина завопила. Я выскочил из ванной и тут увидел, что на меня уставлено полтора десятка автоматных дул. «Каждый ствол здесь голодает по ганмену. Дай нам только повод, говноед», – сказал один из непрошеных гостей. И тут я увидел, что это солдаты, а не полиция.

Солдаты в пятнистом камуфляже и черных блестящих сапожках. Солдаты, они ведут себя не так, будто мы – преступники, а они – блюстители закона. Они ведут себя так, будто идет война, а мы в ней – враги. Они проходят по всем домам и дворам, заходят даже в клуб. Причина одна, точнее две: примерно в то же время, как они находят в Копенгагене больницу, в Реме они находят еще и две камеры, которые используют как тюрьму. Ганмены из Ремы, что держат передо мной отчет, похищают из Восьми Проулков двоих олухов и держат их там девять часов, попутно поколачивая. И вот солдаты налетают на нас, выволакивают из домов – кто-то из наших еще в одних трусах, другие вообще обмотаны только полотенцем. Лично я против камеры в Реме не возражаю: есть где поучить уму-разуму мудаков от ННП. Опять же, прошу понять меня правильно: в этой стране Джа мне не нужно никаких «шизмов» и «измов», особенно если речь идет о коммунизме. Не хочу я ни социализма, ни коммунизма, ни трибализма – не хочу ничего, где восседает ННП. Но беда в том, что мы о планах полиции призвать на подмогу армейцев ничегошеньки не знали. И вот фараоны отволокивают нас в тюрьму и запирают на трое суток – время достаточное, чтобы завонять, зассать и засрать всю камеру выше крыши. В помещении всего одно оконце, я сижу возле него и не говорю ни слова. Ни Джоси, ни Ревуну, никому. А пока мы сидим в тюрьме, в Садах Элизиума взрываются две бомбы.

Доктор Лав, кто же еще.

Алекс Пирс

То есть это, что ли, и есть суть? Насчет того, что Певец может быть причастен к афере со скачками в «Кайманас-парке»? Было у них такое событие сколько-то месячной давности. У ямайцев есть поговорка насчет того, что если говно не плывет в определенную сторону, то правду следует искать где-нибудь поблизости. «Если это не так, значит, это примерно так». Я на дух не верю, что Певец мог принимать участие в какой-либо афере – любой; это просто безумие. Но при этом я уверен, что кто-то осмотрительно собирает дерьмо и подбрасывает ему за ограду, чтобы воняло. Мой источник рассказал, что однажды среди дня, недели две назад, Певец возвратился из Форт-Кларенс-Бич, что уже само по себе не вяжется со смыслом, потому как даже я, белый и знаток Вавилона, знаю, что по утрам он как часы наведывается на Бафф-Бэй. И похоже, мало кто был в курсе насчет той его поездки в Форт-Кларенс, что тоже любопытно. Туда он отправился с людьми, которые приехали за ним; местные признали из них всего одного. А часа через три он возвратился такой разъяренный, что до скончания дня у него с лица не сходила густая краснота.

Аиша ушла с час назад. Я у себя в номере все еще валяюсь в постели, занимаясь созерцанием своего живота. Вся эта гребаная поездка – сплошное мудозвонство. Даже не знаю, что я здесь делаю. В смысле, знаю, но… Напоминаю себе папарацци из «Нэшнл инкуайер», чья газетенка стремится сорвать куш на скандальном интервью очередного Дэниела Эллсберга[103]103
  Дэниел Эллсберг – бывший американский военный аналитик, в 1971 г. передавший прессе секретный сборник «Документы Пентагона».


[Закрыть].

Только я, пожалуй, еще хуже: мелкий подонок, титрующий фото какого-то уебища всего с одной хитовой песней, которую он все отдрачивает в студии. Вся эта работенка – голимая липа. Все-таки, наверное, не мешало бы перестать пялиться на свой живот и сосредоточиться. Кроме того, чувствовать к себе жалость – это настолько пахнет семьдесят пятым годом… Что-то такое назревает, я это чувствую. Простыни на постели пахнут парфюмом Аиши. Я смотрю на бьющие в окно снопы солнечного света, когда неожиданно звонит телефон.

– Не отвлек от чего-нибудь или кого-нибудь? – спрашивает бойкий голос.

– Здрасте жопожалуйте. Небось все утро эту фразу сочинял?

– Ха-ха. И тебя, Пирс, тем же концом по тому же месту.

Марк Лэнсинг. Надо будет при случае узнать, как эта шахна выцепила мои координаты.

– Хороший денек, правда? Хороший же?

– Отвечу так: из моего гостиничного окна он здорово похож на все остальные.

– Придержи свое гребаное эго. Ты все еще валяешься? Хотя после такой жаркой трудяги-девки немудрено. Тебе, чел, не мешало бы смотреть на жизнь шире.

Что до меня, то я даже не знаю, то ли это оттого, что я здесь единственный из известных ему американцев, то ли он по большому заблуждению думает, что мы с ним кореша.

– Ты что такое несешь, Лэнсинг?

– Да вот думал нынче утром о тебе.

– Чем обязан такому акту благотворительности?

– Да здесь многое. Ты, конечно, чувак пафосный, но ведь я твой друг, так что считаю нужным тебе это сказать.

Хочется сказать, что он мне не друг и что я не подружился бы с ним даже из страха быть отделанным насухую в задницу Сатаной и десятью его многочленными демонами, но Лэнсинг сейчас в таком настрое, который делает его интересным. Когда ему от тебя чего-то нужно, но спесь мешает озвучить это в открытую.

– В общем, вчера вечером я находился с Певцом в одной комнате.

– Какой такой комнате? Что за бредятину ты несешь, Лэнсинг?

– Я говорил бы с гораздо большей охотой, если б ты меня не перебивал на каждом слове. Тебе мама что, не читала книжек Эмили Пост[104]104
  Эмили Пост (1872–1960) – американская писательница, автор «Энциклопедии этикета».


[Закрыть], когда ты рос?

– Я рос с волками, Лэнсинг, они меня и вскормили. Как Маугли.

Я чувствую в себе соблазн не сходить с этой глумливой темы и даже ее усугубить, потому что знаю: ничто его так не злит, как когда я не слушаю, что он там буровит.

– Я вот только недавно размышлял, как это делала моя мать: сама ловила и убивала четырехногое мясо. Не, серьезно, если рассуждать об Эмили Пост, то моя бывшая подр…

– Ну какого хера, Пирс. Твоя гребаная мамаша мне по барабану, да и твоя бывшая подруга вместе с нею.

– Жаль. Она была очень даже ничего. Правда, не в твоем вкусе.

Серьезно, я в таком духе могу продолжать хоть весь день. Эх, сейчас бы видеть, как багровеет его рожа.

– Пирс, ну реально – какого хера, hombre?

Hombre? Это что-то новое. Не хватало еще дать ему повод подумать, что он только что положил начало какому-то новому жаргону. «Придержи свое эго» – это нас никуда не приведет.

– Ты заикался о сегодняшнем утре. Твои мысли по какой-то причине уткнулись в меня?

– Что? А, ты об этом… Как ни странно, да. Про это утро. В общем, я там был с одним парнем из «Ньюсуик». А еще была какая-то девчонка из «Биллборд» и еще одна, кажется, из «Мелоди мейкер». Ну да. Они все пытали Певца вопросами насчет этого концерта за мир, хотя говорил в основном его менеджер. Да, это была конференция у него на дому.

Врет как срет. Не могло быть никакой пресс-конференции, чтобы я о ней заранее не знал. И почему Лэнсинг ни с того ни с сего вдруг заговорил на кокни?

– Да, все пошло как-то быстро, так что у них, возможно, просто не было времени связаться с тобой. Но ты не беспокойся, чел. Там от «Роллинг стоун» был какой-то парень; во всяком случае, он сказал, что от «Роллинг стоун», я даже подивился. А ты что, на тех ребят разве больше не работаешь?

– Тот парень из «Роллинг стоун» – как, он сказал, его звать?

– Да бог его ведает; не помню. В ту же секунду, как он сказал «Роллинг стоун», я сразу же подумал о своем добром приятеле Алексе Пирсе.

– Приятеле… Как мило с твоей стороны.

Я напряженно думаю, как бы мне по-вежливому отшить этого жопника и позвонить моему боссу убедиться, правда это или нет. От такого дерьма, как Лэнсинг, всего можно ожидать; подстава вполне в его духе. Как типичный одиночка без друзей, он не умеет объективно оценивать, какая шутка заходит слишком далеко, а какая и вовсе таковой не является. Но если он сказал правду, то это лишь опускает мой драгоценный журнал ниже плинтуса, клянусь Богом. Дерьмо. Гребаное, вонючее дерьмо. Получается, они препоручают журналистику… кому? Кому, блин? Роберту Палмеру? ДеКёртису? А меня тем временем отряжают писать о том, как Бианка Джаггер, эта гребаная фря с ногтями, точит пилкой свои когти, пока ее супруг записывает какую-то хрень в стиле регги… Нет, в самом деле, если это все, чего от меня хотят, то почему не послать туда просто-напросто гребаного фотографа, с которым, кстати, я еще только должен встретиться?.. Ну их всех на хер. Нет, правда: поголовно и повально.

– И тут я подумал: какой это, наверное, удар для моего кореша Алекса, который все никак не может совершить прорыв…

– Лэнсинг, чего ты хочешь?

– Ну, во-первых, чтобы меня называли Марком.

– А если по правде, то чего тебе надо?

– Я больше думал над тем, что нужно тебе, Пирс.

Спустя полчаса я сижу под зонтиком у бассейна отеля «Пегас». Белые мужчины в плавках здесь нажористей, а их жены загорелей – и то и другое означает «богаче», особенно учитывая, насколько эти женщины моложе своих мужчин. Я не знаю, кто они – Кингстон на самом деле не считается раем для туристов, и если люди сюда приезжают, то в основном по бизнесу. Лэнсинг был так убежден, что у него есть нечто, нужное мне, что он каким-то образом убедил и меня. И вот я сейчас внутренне лавирую между «что за хрень, Алекс» и «может, у него действительно есть что-то, нужное мне». Мне по-всякому любопытно.

Я жду возле бассейна этого отеля, посматривая на мужчину, не уделяющего никакого внимания двум своим толстожопым детям, сигающим плашмя в воду. Старший только что грянулся пузом так, что эхо от шлепка разнеслось на весь бассейн. Я смотрю, как он, прихрамывая, выбирается на бортик и у него от желания разреветься трясутся губы. Он плаксиво шмыгает носом, но тут оглядывается и видит меня. Плакать при постороннем, само собой, недостойно, но еще позорней реветь перед своим младшим братишкой. На такие повадки маленького толстяка я хочу рассмеяться, но отворачиваюсь, давая бедолаге совладать с собой. Третье декабря тысяча девятьсот семьдесят пятого года, одиннадцать утра. Ровно полчаса с того момента, как меня уволили из «Роллинг стоун». Во всяком случае, так полагаю я. Дело было так. Разговор с шефом у меня все же состоялся.

– Алло?

– Что за хренью, Пирс, ты там занимаешься?

– Привет, босс. Как оно, твое ничего? Как жена, дети?

– Ты, мне кажется, слишком уж переоцениваешь близость наших отношений, Пирс.

– Извини, босс. Чем могу служить?

– А еще ты по наивности думаешь, что я без конца готов выслушивать твою трепотню. Где от тебя, язви его, репортаж?

– В работе.

– Два абзаца насчет того, прилетел ли Мик сраный Джаггер на Ямайку с Бианкой или без? И ты все еще не соизволил мне их прислать? Что, это так уж сложно физически?

– Ищу угол сцепления, босс.

– Он, видите ли, ищет угол… А ну-ка подтверди, что я не ослышался: ты ищешь угол? Я посылал тебя туда не разговоры разговаривать на прессухах, Пирс. А составить всего-навсего хренов фотоотчет, который должен вот уже несколько дней как лежать у меня на столе.

– Босс, прошу, выслушай меня, пожалуйста. Как раз сейчас я оседлал крутую тему. Реально крутую. Просто отвал башки.

– Хватит вилять, Пирс. Возомнил о себе невесть что. Напомню: ты из Миннесоты.

– А вот это ранит, серьезно. Однако суть вот в чем. Вокруг Певца затевается какая-то серьезная возня…

– Ты вообще читаешь журнал, для которого пишешь? Об этом у нас уже было в марте. Почитай сам.

– При всем уважении, босс, тот материал – цельнолитой кусок говна. А парень, что его писал, попросту тащился сам от себя и от своей значимости. В том пасквиле нет ничего ни о Певце, ни о том, что реально здесь происходит. А у меня, между прочим, через полчаса встреча с сыном начальника ЦРУ. Да-да: я сказал, ЦРУ. Босс, здесь вот-вот готова рвануть бомба «холодной войны», и…

– Минуточку. Ты, видимо, не расслышал ни одного моего слова. Повторяю, никакой гельветики – всё, кроме гельветики, – и ради бога, хоть какой-нибудь снимок Карли Саймон[105]105
  Карли Саймон – американская поп-исполнительница 1970-х, певица и автор песен.


[Закрыть] в таком ракурсе, будто она собирается сделать минет Стивену Тайлеру[106]106
  Стивен Тайлер – рок-певец, лидер группы «Аэросмит».


[Закрыть]. Алекс, ты слышишь?

– Я здесь, босс.

– Я сказал: о нем материал мы уже делали, о Ямайке тоже. Если же ты хочешь продолжать маяться дурью и не хочешь выполнять то, за чем я тебя туда послал, то, может, тебе следует позвонить в «Крим»[107]107
  «Крим» (Creem) – американский ежемесячный рок-журнал, впервые опубликованный в марте 1969 г.


[Закрыть].

– А, ну ладно. Может, я в самом деле так и поступлю.

– Не играй со мной в глухой телефон, Пирс. Джексон говорит, что ты до сих пор с ним так и не связался.

– Что за Джексон?

– Фотограф, чума на оба ваши дома.

– А больше сюда ты никого не посылал?

– Тебе там голову напекло? Что ты несешь?

– Ты меня слышал. Здесь от «Роллинг стоун» есть еще кто-то.

– Я в свою вахту таких команд не отдавал.

– Нет, в самом деле. Ты не стал бы посылать сюда какого-нибудь реального журналиста, если б учуял какую-нибудь жареную тему?

– Ямайка, драть ее, не тема. Если кто-то хочет что-то написать от себя самого и при этом не находится у меня на балансе, то флаг ему в руки. Тебе же я, совсем наоборот, плачу. Пока.

– Ага. То есть это не тот случай, что, мол, для Пирса эта тема тяжеловата, он слишком зелен, пошлю-ка я туда настоящих профи?

– «Зеленый» – не тот цвет, Пирс, который ассоциируется у меня с тобой.

– В самом деле? А какой тогда цвет?

– Гм. Через два дня у меня на столе должно лежать фото с Джаггером, хватающим за сиськи какую-нибудь телку. Иначе считай себя уволенным.

– А знаешь что? Знаешь что? Я, пожалуй, сливаюсь с этой темы.

– Не тогда, когда я оплачиваю твою гребаную поездку, Пирс. Но не беспокойся: как только ты притащишь свою отожравшуюся на бананах жопу в Нью-Йорк, я доставлю себе удовольствие лично по ней пнуть, чтобы ты вылетел с работы.

На этом он повесил трубку. Так что технически я уволен, или, во всяком случае, мне это светит. Собственные ощущения по этому поводу мне до конца еще не ясны. Привез ли Джаггер сюда свою жену? Или блондинку, с которой щемится последнее время? И как это скажется на его охоте за черными шлюхами? В эту непростую минуту рядом с собой я увидел Марка Лэнсинга. Смотрелся он в точности как белый человек на обложке разговорника «Говорим по-ямайски». Оливково-зеленые парусиновые штаны закатаны до середины икр; черные кроссовки, майка-алкоголичка в красно-зелено-золотистую полосу не доходит до пупа. Ну а из заднего кармана небось торчит еще и платок. А на голове-то, бог ты мой, растаманская пидорка с торчащими из-под нее светлыми прядями! Ну просто ветеран движения «Гомы против Вавилона», не иначе. Эх, если бы это занимало меня больше, чем проблема потери работы…

– Мир Алексу Пирсу.

Как-то незаметно он успел сесть на соседний шезлонг, снять штаны, обнажив под ними лиловые «бикини», и заказать себе «Май-тай»[108]108
  «Май-тай» – алкогольный коктейль на основе рома.


[Закрыть] – а я всего этого как-то и не заметил.

– Джимбо, и еще пачку сигарет, – скомандовал Лэнсинг официанту. – «Мальборо», а не какой-нибудь там дрючный «Кэмел».

– Сию же минуту, мистер Брандо.

Официант засеменил прочь. Неохотно я подумал, что оправдывается мое подозрение насчет того, что каждый мужик на Ямайке из сферы туризма посасывает конец.

– Алекс, парнище.

– Лэнсинг?

– Должно быть, та мохнажка прошлой ночью обаяла тебя не на шутку, раз ты все еще о ней грезишь. Я ведь тебя трижды окликнул. Криком.

– Отвлекся.

– По тебе видно.

Возвратился с сигаретами официант.

– Эй, Джимбо, я просил «Мальборо». А ты мне что принес – «Бенсон и Хеджес»? Я, по-твоему, что, британский гомосек?

– Никак нет, сэр. Тысяча извинений, сэр, но «Мальборо» у нас нет.

– Блин. Тогда за это дерьмо я платить не буду.

– Как скажете, сэр, мистер Брандо.

– Вот так. И замени мне это пойло, пока ты здесь. Вкус как у воды с добавлением «Май-тая».

– Сию же минуту. Приношу извинения, мистер Брандо.

Официант подхватил коктейль и заспешил к бару. Лэнсинг повернулся и выразительно мне улыбнулся: мол, «наконец-то мы одни».

– Ну так что, Лэнсинг?

– Для друзей я Марк.

– Марк… А что это еще за Брандо?

– Кто?

– Брандо. Он же так тебя три раза назвал.

– Правда? Я и не заметил.

– Ты не заметил, что человек трижды назвал тебя не тем именем?

– Да кто понимает хотя бы половину из того, что они лопочут?

– И вправду…

Учитывая, кто он такой, использование подложного имени должно было активировать во мне инстинкт теории заговора до максимума. Но это же Марк Лэнсинг. О Джеймсе Бонде он, должно быть, слышит впервые.

– Так что там насчет пресс-конференции?

– Это был скорее пресс-брифинг. Я в самом деле думал, что увижу там тебя.

– Видно, не такого я высокого полета птица.

– Ты туда попадешь.

«Пошел ты, синьор Козлини в лиловом бикини».

– Что за крендель был там от «Роллинг стоун»?

– Не знаю. Но он задавал много вопросов о бандах и о всяком таком. Как будто всем не терпится услышать насчет этого именно от Певца.

– О бандах?

– Да, о бандах. О какой-то там перестрелке в Кингстоне и всякое такое. В самом деле. А затем он спросил, как близко Певец сошелся с премьер-министром.

– Во как.

– Ага. А я все это время изводил себя мыслями: где же мой дружок Алекс?

– Как мило с твоей стороны.

– Да, я такой. Милый. И могу включить тебя в работу. Эту неделю я находился с Певцом, в сущности, каждый день. Душа моя парит так высоко, что даже воздушный змей шипит от зависти. Познакомился я с Певцом месяц назад, когда босс его лейбла нанял меня сколотить для этого концерта съемочную группу. Я даже презентовал ему ковбойские сапоги из Фрая – большие, блестящие, кирпично-красные. Ты, наверное, в курсе, что у ямайцев в большом фаворе их собственные ковбойские фильмы. Такие сапожки, скажу тебе, тянут на целое состояние.

– Ты их, что ли, покупал?

– Да ну. С какого еще перепугу.

– А кто?

– Так мы заполучили на съемку концерта эксклюзивные права.

– То есть тебя наняли снимать концерт? Я и не знал, что ты киношник.

– О-о… Ты обо мне вообще многого не знаешь.

– Понятное дело.

– Хочешь «Май-тай»? Он здесь дерьмовый, зато бесплатный.

– Да не надо, мне и так хорошо. Так какую ты мне хочешь оказать услугу? И чего за это хочешь?

– Ты всегда такой беспардонный? Эй, а где мой коктейль?.. Глянь, дружище, я хочу всего лишь тебя выручить. Вот в чем дело. Ты хочешь подлезть поближе к Певцу? Оказаться с ним наедине?

– Ну да.

– Так вот, я могу сделать тебя частью нашей группы. Ты будешь репортером или еще кем-нибудь.

– Я и так репортер.

– Вот видишь? Значит, и будешь великолепным образом играть сам себя. Брат, у меня к Певцу совершенно неограниченный доступ. Ни у кого такого не было и никогда не будет, и в частности у съемочной группы. Нас нанял сам босс лейбла, и наша задача все снимать. Вплоть до, черт возьми, его сидения на унитазе или траханья ливийской принцессы, которую он хочет научить сексу мандинго. Я отсниму какое-нибудь твое интервью для фильма, но ты сможешь его использовать для всего, чего захочешь.

– Уау. Звучит круто, Марк. Но что я должен сделать взамен?

– Ты путешествуешь налегке?

– Всегда. Так легче бегать.

– А у меня есть дополнительный багаж, который кому-то нужно переправить обратно в Нью-Йорк.

– Почему бы просто за него не доплатить?

– Нужно, чтобы он прибыл раньше, чем я.

– Как так?

– А вот послушай. Я ввожу тебя в свою съемочную группу. Когда ты полетишь обратно в Нью-Йорк, то прихватишь для меня одну из моих сумок. Все просто.

– С тем исключением, что просто ничего не бывает. Что в той сумке?

– Да всякое барахло к фильму.

– А взамен за багажный ярлык ты даешь мне Певца.

– Точно.

– Имей в виду, Лэнсинг, внешность обманчива. Я лишь смотрюсь как идиот. Кокаин или героин?

– Ни то ни другое.

– Тогда «травка»? Только не придуряйся.

– Чего? Алекс, ну что за херь ты несешь. Ту сумку в аэропорту Кеннеди у тебя сразу перехватят.

– Ты что, шпион, вернувшийся с холода?

– Раста на ЦРУ не работает.

– О-ой.

– Мы с тобой, я вижу, насмотрелись лишку Джеймса Бонда. В сумке будет отснятый материал.

– Материал чего?

– Как понять «чего»? Документалки, само собой. Это же экстренный заказ, кореш. Босс Певца хочет, чтобы материал пошел в эфир буквально назавтра после съемки. И как только мы его отснимем, то сразу отправим.

– Понятно.

– Надеюсь. Я не доверяю чужакам, а обалдуи на таможне могут засветить к хренам всю пленку, если только кто-нибудь белый не объяснит им все доходчиво. Ну что, хочешь сегодня вечером попасть на Хоуп-роуд, пятьдесят шесть?

– Драть твою лети! А то нет.

– Я могу или за тобой заехать, или давай встретимся у ворот.

– Лучше заедь. Во сколько?

– В семь.

– Супер. Спасибо, Марк. Правда.

– Ньет пробльем. Когда ты должен улетать?

– В конце недели. Хотя планировал остаться подольше.

– Не делай этого. Улетай.

– А?

– У-ле-тай.