Текст книги "Роботы наступают: Развитие технологий и будущее без работы"

Семь губительных тенденций

1973 г. в истории США был насыщен событиями. Администрация президента Никсона увязла в разбирательствах, связанных с уотергейтским скандалом, а в октябре ОПЕК ввела нефтяное эмбарго, что очень скоро привело к появлению длинных очередей озлобленных автомобилистов на заправках по всей стране. Закат политической карьеры Никсона совпал с еще одним событием, которого никто не ждал, но которое стало важной отправной точкой в истории США – наверное, даже более важной, чем Уотергейт или нефтяной кризис: в 1973 г. зарплата обычного американского рабочего достигла своего максимального значения. В ценах 2013 г. рядовой рабочий, занятый на производстве в негосударственном секторе экономики, получал в среднем $767 в неделю. При этом к числу таких рабочих относилась половина экономически активного населения Америки. Уже в следующем году реальная средняя заработная плата пошла вниз и продолжает снижаться с тех самых пор. Четыре десятилетия спустя точно такой же рядовой рабочий зарабатывает всего лишь $664, т. е. его зарплата за это время уменьшилась приблизительно на 13 %{53}53
  Перечень средних зарплат рядовых сотрудников, занятых в промышленном производстве, см.: Table B-47 в The Economic Report of the President, 2013 по адресу http://www.whitehouse.gov/sites/default/files/docs/erp2013/full_2013_economic_report_of_the_president.pdf. Как уже отмечалось во введении, согласно данным таблицы, максимальное значение недельной заработной платы в 1973 г. составляло около $341, тогда как в декабре 2012 г. оно равнялось $295 (в ценах 1984 г.). Я скорректировал эти показатели, приведя их к ценам 2013 г. с помощью калькулятора инфляции Бюро трудовой статистики, располагающегося по адресу: http://www.bls.gov/data/inflation_calculator.htm.


[Закрыть].

Если мы посмотрим на медианный доход домохозяйств, то получим менее пессимистическую картину. С 1949 по 1973 г. медианный доход американских домохозяйств практически удвоился – приблизительно с $25 000 до $50 000. Рост медианного дохода за этот период почти полностью повторял рост ВВП на душу населения. В течение трех следующих десятилетий медианный доход домохозяйств увеличился приблизительно до $61 000, т. е. всего лишь на 22 %. Однако основным фактором этого роста стало увеличение количества женщин в составе экономически активного населения. Если бы рост доходов в точности повторял рост экономики – как это происходило до 1973 г., – медианный доход домохозяйств сегодня был бы намного больше $90 000, т. е. превышал бы на 50 % те $61 000, которые они получают на самом деле{54}54
  Подробнее о соотношении медианного дохода домохозяйств и ВВП на душу населения см.: Tyler Cowen, The Great Stagnation: How America Ate All the Low-Hanging Fruit of Modern History, Got Sick, and Will (Eventually) Feel Better (New York: Dutton, 2011), p. 15; также см.: Lane Kenworthy, «Slow Income Growth for Middle America», September 3, 2008, http://lanekenworthy.net/2008/09/03/slow-income-growth-for-middle-america/. Я скорректировал все значения, приведя их к ценам 2013 г.


[Закрыть].

{55}55
  ¹³ Lawrence Mishel, «The Wedges Between Productivity and Median Compensation Growth», Economic Policy Institute, April 26, 2012, http://www.epi.org/publication/ib330-productivity-vs-compensation/.


[Закрыть]

На рис. 2.1 приводится график, иллюстрирующий связь между производительностью труда[13]13
  Производительность труда характеризует выработку (объем произведенных товаров или оказанных услуг) в стоимостном выражении на одного работника в час. Это один из ключевых показателей общей эффективности экономики; во многом именно им определяется богатство нации. В высокоразвитых индустриальных странах этот показатель находится на высоком уровне благодаря тому, что в них работники имеют доступ к большему количеству передовых технологий, лучше питаются, живут в более безопасной и здоровой среде, а также в целом лучше образованы и обучены. В бедных странах нет многих из этих слагаемых, а потому производительность труда в них ниже; их населению приходится работать дольше и более интенсивно, чтобы добиться того же уровня выработки. – Прим. авт.


[Закрыть] (стоимостью того, что один сотрудник делает за час) и вознаграждением (включая зарплату и другие выплаты), выплачиваемым рядовому сотруднику в негосударственном секторе, с 1948 г. по настоящее время. Первый сегмент графика (с 1948 по 1973 г.) соответствует тому, как экономисты представляют себе работу экономики. Рост вознаграждения находится практически в прямой зависимости от роста производительности труда. Благосостояние стремительно растет, и все участники экономической деятельностью получают свою долю в нем. С середины 1970-х гг. разрыв между двумя кривыми начинает увеличиваться, наглядно демонстрируя тот факт, что плоды инновационной деятельности во всех секторах экономики теперь практически в полном объеме оседают в карманах владельцев бизнеса и инвесторов, а не рядовых сотрудников.

Несмотря на всю наглядность приведенного графика, многие экономисты до сих пор отказываются признавать разрыв между оплатой труда и ростом производительности труда. Рис. 2.2 показывает разницу между темпами роста оплаты труда и производительности труда в различные периоды, начиная с 1947 г. Как видим, с 1980 г. по настоящее время производительность труда росла намного быстрее оплаты. Особенно заметна эта разница был в период с 2000 по 2009 г.; при этом, несмотря на то, что рост производительности почти в точности соответствует росту в 1947–1973 гг., т. е. в «золотой век» послевоенного процветания, темпы роста оплаты труда намного ниже. Глядя на этот график, трудно не заметить, что прибавки к зарплате, которые получают большинство работников, не идут ни в какое сравнение с тем, насколько растет производительность их труда.

{56}56
  ¹⁴ Сайт Бюро трудовой стастистики США: «The Compensation-Productivity Gap», February 24, 2011, http://www.bls.gov/opub/ted/2011/ted_20110224.htm.


[Закрыть]

При этом авторы большинства университетских учебников по экономике упорно отказываются признавать этот факт. Взять, например, учебник начального уровня «Принципы экономики» (Principles of Economics) Джона Б. Тейлора и Акилы Уирапана{57}57
  John B. Taylor and Akila Weerapana, Principles of Economics (Mason, OH: Cengage Learning, 2012), p. 344. В частности, обратите внимание на диаграмму и комментарии на полях слева. Тейлор – экономист с мировым именем, получивший наибольшую известность в связи с «Правилом Тейлора», используемым центральными банками (включая Федеральную резервную систему) в качестве одного из принципов монетарной политики при определении процентных ставок.


[Закрыть], который должен быть прочитан каждым, кто хочет начать знакомство с экономической наукой на лекциях профессора Тейлора в Стэнфордском университете. В нем есть гистограмма, которая очень похожа на ту, что приведена на рис. 2.2, но при этом авторы все равно настаивают на тесной связи между зарплатами и производительностью труда. А как же быть с тем фактом, что с начала 1980-х гг. производительность труда оторвалась от зарплат? Тейлор и Уирапана отмечают, что «прямой зависимости нет». Представляется, что они несколько недооценивают масштаб происходящих изменений. Еще в одном учебнике (в издании 2007 г.) с тем же названием{58}58
  Robert H. Frank and Ben S. Bernanke, Principles of Economics, 3rd ed. (New York: McGraw Hill/Irwin, 2007), pp. 596–597.


[Закрыть], одним из авторов которого является профессор Принстонского университета и бывший председатель Совета управляющих Федеральной резервной системы Бен Бернанке[14]14
  Бернанке Б., Френк Р. Экономикс. Экспресс-курс. – СПб.: Питер, 2012.


[Закрыть], делается предположение, что невысокие темпы роста заработной платы после 2000 г. объясняются «низкой активностью на рынке труда после рецессии 2001 г.» и что темпы роста зарплат «выровняются с темпами роста производительности труда, как только рынок труда вернется в нормальное состояние». Иными словами, авторы этого учебника, судя по всему, отказываются замечать то обстоятельство, что тесная взаимосвязь между ростом заработной платы и ростом производительности труда начала разрушаться задолго до рождения нынешних студентов колледжей[15]15
  При обсуждении несовпадения темпов роста заработной платы и производительности труда также необходимо учитывать один технический момент. И показатели оплаты труда (или шире – вознаграждения), и показатели производительности труда должны корректироваться с учетом инфляции. Стандартный подход к решению этой проблемы, которого придерживается Бюро трудовой статистики США, заключается в использовании двух разных показателей инфляции. Корректировка заработных плат осуществляется с использованием индекса потребительских цен (CPI), поскольку он отражает цены на товары и услуги, на которые работники фактически тратят свои деньги. Данные по производительности труда корректируются на основе дефлятора ВВП (или косвенного дефлятора цен), представляющего собой более широкий показатель инфляции в масштабах всей экономики. Иными словами, в дефляторе ВВП учитываются цены на многое из того, что потребители на самом деле не покупают. Что особенно важно, эти два показателя по-разному реагируют на изменение цен на компьютеры и информационные технологии, которые существенно снизились, подчиняясь закону Мура: дефлятор ВВП намного более чувствителен к ним, чем СPI (для большинства домохозяйств расходы на компьютерную технику не являются столь уж значимой статьей расходов, тогда как бизнес закупает ее в больших объемах). Некоторые экономисты – в особенности те из них, которые придерживаются более консервативных взглядов, – настаивают, что дефлятор ВВП должен использоваться при корректировке и оплаты труда, и производительности. В этом случае разрыв между ростом зарплат и производительности оказываются намного меньшим. Однако при таком подходе происходит явное занижение уровня инфляции, влияющего на жизнь наемных работников. – Прим. авт.


[Закрыть].

В начале XX в. британский экономист и статистик Артур Боули проанализировал показатели национального дохода Великобритании за несколько десятилетий и выяснил, что доля национального дохода, достающаяся труду, и доля, которую получает капитал, остаются относительно постоянными, по крайней мере в долгосрочной перспективе. Предположение о постоянном соотношении этих долей в конечном итоге получило статус универсального экономического принципа под названием «закон Боули». Джон Мейнард Кейнс – наверное, самый именитый экономист в истории – позже скажет, что закон Боули является «одним из самых удивительных, но при этом еще и наиболее хорошо доказанных фактов среди всех показателей экономической статистики»{59}59
  Джон Мейнард Кейнс; цит. по: David Hackett Fischer, The Great Wave: Price Revolutions and the Rhythm of History (New York: Oxford University Press, 1996), p. 294.


[Закрыть].

{60}60
  ¹⁸ Источник данных для графика «Доля труда в национальном доходе США»: База данных по экономической статистике Федеральной резервной системы (Federal Reserve Economic Data, FRED), Федеральный резервный банк Сент-Луиса: Торговля и промышленность (кроме сельского хозяйства): доля труда, индекс 2009 г. =100, с учетом сезонных колебаний [PRS85006173]; Бюро трудовой статистики Министерства торговли США; https://research.stlouisfed.org/fred2/series/PRS85006173; данные по состоянию на 29.04.2014. Вертикальная ось – индекс (100 – в 2009 г.). Показатели доли труда в процентах (65 и 58 %) были добавлены на график для наглядности. См. также: Margaret Jacobson and Filippo Occhino, «Behind the Decline in Labor's Share of Income», Federal Reserve Bank of Cleveland, February 3, 2012 (http://www.clevelandfed.org/research/trends/2012/0212/01gropro.cfm).


[Закрыть]

Как видно из графика на рис. 2.3, в послевоенный период доля труда в национальном доходе США колебалась в достаточно узком диапазоне в точном соответствии с законом Боули. Однако с середины 1970-х гг. закон Боули перестал работать: сначала начался период постепенного снижения доли труда, за которым на рубеже столетий последовал резкий спад. Снижение это становится еще более очевидным, если учесть, что в доле труда учитывается зарплата всех, кто работает. Иными словами, огромные зарплаты директоров, шишек с Уолл-стрит, звезд спорта и кино – все это считается трудом, а уж зарплаты этих людей, конечно, и не думали снижаться: они взлетели до небес. Если бы на графике отражалась только доля национального дохода, достающаяся рядовым работникам – или, если брать картину в целом, тем 99 %, которые занимают нижние строчки в иерархии распределения доходов, – падение было бы еще более стремительным.

Пока наемные работники стремительно беднели, с доходами корпоративного сектора все было в полном порядке. В апреле 2012 г. в The Wall Street Journal была опубликована статья под заголовком «У больших компаний все замечательно», в которой говорилось о поразительно высоких темпах восстановления благосостояния компаний после одного из самых тяжелых экономических кризисов со времен Великой депрессии. Пока миллионы людей оставались безработными или были вынуждены соглашаться на понижение зарплаты и сокращение оплачиваемого рабочего времени, корпоративный сектор не просто пережил спад, а еще и «стал более эффективным и прибыльным, увеличил объем денежных средств и уменьшил долговое бремя»{61}61
  Scott Thurm, «For Big Companies, Life Is Good», Wall Street Journal, April 9, 2012, http://online.wsj.com/article/SB10001424052702303815404577331660464739018.html.


[Закрыть]. За время мирового экономического кризиса корпорации поднаторели в оптимизации производства, производя больше продукции с меньшими затратами человеческого труда. В 2011 г. средняя выручка крупных компаний в расчете на одного сотрудника составила $420 000, что на 11 % выше показателя 2007 г., составлявшего $378 000{62}62
  Scott Thurm, «For Big Companies, Life Is Good», Wall Street Journal, April 9, 2012, http://online.wsj.com/article/SB10001424052702303815404577331660464739018.html.


[Закрыть]. Расходы компаний из списка S&P 500 на основные средства, включая информационные технологии, удвоились по сравнению с предшествующим годом. Таким образом, доля капиталовложений в выручке вернулась на докризисный уровень.

Прибыль корпораций в процентном отношении к ВВП также резко выросла в послекризисный период (рис. 2.4). Стоит отметить, что, несмотря на стремительное падение доходов во время экономического кризиса 2008–2009 гг., темпы восстановления доходности в последующем были беспрецедентными и не шли ни в какое сравнение с предшествующими рецессиями.

{63}63
  График «Прибыль корпораций в процентном отношении к ВВП»: источник данных: База данных по экономической статистике Федеральной резервной системы (Federal Reserve Economic Data, FRED), Федеральный резервный банк Сент-Луиса: прибыль корпораций после уплаты налогов (без IVA и CCAdj), в миллиардах долларов, в годовом исчислении с учетом сезонных колебаний [CP]; валовый внутренний продукт, в миллиардах. долларов, в годовом исчислении с учетом сезонных колебаний [GDP]; http://research.stlouisfed.org/fred2/graph/?id=CP; данные по состоянию на 29.04.2014.


[Закрыть]

США – не единственная страна, в которой наблюдается снижение доли труда в национальном доходе. В июне 2013 г. два экономиста из Бизнес-школы Бута при Чикагском университете – Лукас Карабарбунис и Брент Нейман – опубликовали статью{64}64
  Loukas Karabarbounis and Brent Neiman, «The Global Decline of the Labor Share», National Bureau of Economic Research, Working Paper No. 19136, issued in June 2013, http://www.nber.org/papers/w19136.pdf; см. также: http://faculty.chicagobooth.edu/loukas.karabarbounis/research/labor_share.pdf.


[Закрыть], в которой показали на основе анализа данных по пятидесяти шести странам, что в тридцати восьми из них отмечается значительное снижение доли труда. Более того, авторы исследования выяснили, что снижение в Японии, Канаде, Франции, Италии, Германии и Китае за последнее десятилетие было большим, чем в США. Снижение доли труда в Китае, стране, которая, как принято считать, забирает себе всю работу, было особенно резким, в три раза превысив соответствующий показатель в США.

Карабарбунис и Нейман пришли к выводу, что снижение доли труда по всему миру является результатом «экономии от повышения эффективности в секторах, производящих средства производства, часто связанной с прогрессом в области информационных технологий и веком компьютеров»{65}65
  Loukas Karabarbounis and Brent Neiman, «The Global Decline of the Labor Share», National Bureau of Economic Research, Working Paper No. 19136, issued in June 2013, http://www.nber.org/papers/w19136.pdf; см. также: http://faculty.chicagobooth.edu/loukas.karabarbounis/research/labor_share.pdf, с. 1.


[Закрыть]. Авторы также отмечают, что постоянная доля труда в доходе по-прежнему является «одной из фундаментальных характеристик макроэкономических моделей»{66}66
  Loukas Karabarbounis and Brent Neiman, «The Global Decline of the Labor Share», National Bureau of Economic Research, Working Paper No. 19136, issued in June 2013, http://www.nber.org/papers/w19136.pdf; см. также: http://faculty.chicagobooth.edu/loukas.karabarbounis/research/labor_share.pdf, с. 1.


[Закрыть]. Другими словами, подобно тому, как экономисты, судя по всему, не до конца осознали последствия начавшегося приблизительно в 1973 г. отставания роста заработной платы от роста производительности труда, они, по всей видимости, до сих пор продолжают включать закон Боули в формулы, которые используют при моделировании экономики.

Еще одной тенденцией стало сокращение доли экономически активного населения. После кризиса 2008–2009 гг. зачастую падение уровня безработицы было обусловлено не созданием большого количества новых рабочих мест, а выходом из состава экономически активного населения потерявших всякую надежду людей. В отличие от показателя уровня безработицы, учитывающего только тех, кто занимается активным поиском работы, показатель доли экономического активного населения дает наглядное представление о количестве тех, кто сдался.

Как показано на графике на рис. 2.5, в период с 1970 по 1990 г. доля экономически активного населения стремительно росла за счет вливания в его состав огромного количества женщин. На фоне общей тенденции оказывается в тени одно чрезвычайно важное обстоятельство: процент мужчин, входящих в состав экономически активного населения, непрерывно уменьшается с 1950 г., опустившись с максимальной отметки 86 до 70 % в 2013 г. При этом пик экономической активности женщин пришелся на 2000 г., когда 60 % из них входили в состав экономически активного населения. В том же году достиг своего максимального значения – 67 % – и общий показатель доли экономически активного населения{67}67
  График «Изменение доли экономически активного населения»: источник данных: База данных по экономической статистике Федеральной резервной системы (Federal Reserve Economic Data, FRED), Федеральный резервный банк Сент-Луиса: доля гражданского экономически активного населения, в процентах, с учетом сезонных колебаний [CIVPART]; http://research.stlouisfed.org/fred2/graph/?id=CIVPART; данные по состоянию на 29.04.2014.


[Закрыть].

{68}68
  См. графики, демонстрирующие долю экономически активного населения среди мужчин и женщин, на сайте Базы данных по экономической статистике Федеральной резервной системы: http://research.stlouisfed.org/fred2/series/LNS11300001 и http://research.stlouisfed.org/fred2/series/LNS11300002 соответственно.


[Закрыть]

С тех пор показатель продолжает падать. Отчасти это объясняется выходом на пенсию людей послевоенного поколения, а также стремлением молодых людей получить более основательное образование. Однако одними лишь демографическими процессами объяснить эту тенденцию невозможно. Доля работающих в возрасте 25−54 лет, т. е. тех, кто уже отучился в колледже или даже закончил университет, но при этом еще не достиг пенсионного возраста, снизилась с 84,5 % в 2000 г. до всего лишь 81 % в 2013 г.{69}69
  См. график доли экономически активного населения в возрастной группе 25–54 года: http://research.stlouisfed.org/fred2/graph/?g=l6S.


[Закрыть] Другими словами, как доля экономически активного населения в целом, так и доля работающих среди взрослого населения, находящихся в наиболее активной фазе своей трудовой жизни, снизились приблизительно на три процентных пункта с 2000 г. – и примерно половина этого падения пришлась на период до начала финансового кризиса 2008 г.

Падение доли экономически активного населения сопровождалось взрывным ростом числа заявлений на включение в Программу социального обеспечения для нетрудоспособного населения, которая призвана служить своего рода «страховочной сеткой» для работников, получивших травмы, несовместимые с продолжением трудовой деятельности. В период с 2000 по 2011 г. количество заявлений более чем удвоилось – приблизительно с 1,2 млн до почти 3 млн в год{70}70
  Подробнее о значительном росте числа заявлений на получение льготных выплат в связи с нетрудоспособностью см.: Willem Van Zandweghe, «Interpreting the Recent Decline in Labor Force Participation», Economic Review – First Quarter 2012, Federal Reserve Bank of Kansas City, p. 29, http://www.kc.frb.org/publicat/econrev/pdf/12q1VanZandweghe.pdf.


[Закрыть]. Учитывая отсутствие каких-либо данных о внезапном росте производственного травматизма с начала столетия, многие аналитики высказывают предположение, что программа выплаты пособий по нетрудоспособности используется не по назначению, превращаясь в своего рода последнюю – и теперь уже бессрочную – программу страхования на случай потери работы. Таким образом, есть достаточные основания полагать, что отказываться от участия в экономической деятельности людей заставляют не только факторы демографического характера или цикличность экономического развития.

С каждым новым десятилетием в течение последних пятидесяти лет экономика США все хуже и хуже справляется с задачей создания новых рабочих мест. Лишь в 1990-е гг. американцам удалось – да и то не в полной мере – удержать тот же темп роста количества рабочих мест, что и в предшествующем десятилетии, во многом благодаря технологическому буму во второй половине десятилетия. Начавшаяся в декабре 2007 г. рецессия и последовавший за ней финансовый кризис поставили крест на планах создания достаточного количества новых рабочих мест в 2000-е гг.: к концу десятилетия в экономике было практически столько же рабочих мест, сколько в 1999 г. Впрочем, еще до наступления мирового экономического кризиса первое десятилетие нового столетия уже имело все шансы стать худшим по показателю роста занятости со времен Второй мировой войны.

Как показывает график на рис. 2.6, по состоянию на конец 2007 г. число рабочих мест в экономике увеличилось всего лишь на 5,8 %. В пересчете на все десятилетие это означает, что, если бы даже экономического кризиса не было, к концу 2000-х, скорее всего, количество рабочих мест увеличилось бы приблизительно на 8 %, т. е. рост был бы более чем вдвое меньшим, чем в 1980-е и 1990-е гг.

{71}71
  Источник данных: База данных по экономической статистике Федеральной резервной системы (Federal Reserve Economic Data, FRED), Федеральный резервный банк Сент-Луиса: все наемные работники: общие показатели для торговли и промышленности (кроме сельского хозяйства), в тысячах человек, с учетом сезонных колебаний [PAYEMS]; Бюро трудовой статистики Министерства торговли США; https://research.stlouisfed.org/fred2/series/PAYEMS/; данные по состоянию на 10.06.2014.


[Закрыть]

Столь скромные результаты вызывают особую озабоченность в свете того факта, что экономике требуется большое количество новых рабочих мест – от 75 000 до 150 000 в месяц в зависимости от исходных предпосылок – только лишь для того, чтобы справиться с ростом населения{72}72
  Подробнее о количестве рабочих мест, которое требуется с учетом роста населения, см.: Catherine Rampell, «How Many Jobs Should We Be Adding Each Month?», New York Times (Economix blog), May 6, 2011, http://economix.blogs.nytimes.com/2011/05/06/how-many-jobs-should-we-be-adding-each-month/.


[Закрыть]. Даже если исходить из минимальной оценки, дефицит рабочих мест в 2000-е гг. составил около 9 млн.

Кроме того, данные последних лет красноречиво свидетельствуют о том, что, когда экономика начинает оправляться от нокаута рецессии, на восстановление рынка труда уходит все больше и больше времени. Временные увольнения уступили место восстановлению экономики, не сопровождающемуся созданием рабочих мест. Согласно данным отчета Федерального резервного банка Кливленда за 2010 г., последние рецессии характеризировались значительным удлинением периода поиска уволенными работниками новых рабочих мест. Другими словами, проблема не в том, что спады приводят к исчезновению все большего числа рабочих мест, а в том, что в периоды восстановления их создается все меньше и меньше. Когда в 2007 г. разразился мировой экономический кризис, уровень безработицы продолжал расти почти два года, увеличившись на полных пять процентных пунктов – до 10,1 %. Аналитики Федерального резервного банка Кливленда пришли к выводу, что этот скачок в уровне безработицы был на 95 % обусловлен возросшими трудностями при поиске новой работы{73}73
  Murat Tasci, «Are Jobless Recoveries the New Norm?», Federal Reserve Bank of Cleveland, Research Commentary, March 22, 2010, http://www.clevelandfed.org/research/commentary/2010/2010-1.cfm.


[Закрыть]. Это, в свою очередь, привело к колоссальному скачку в уровне длительной безработицы, который достиг максимума в 2010 г., когда доля тех, кто сидел без работы более шести месяцев, достигла 45 %{74}74
  Center on Budget and Policy Priorities, «Chart Book: The Legacy of the Great Recession», September 6, 2013, http://www.cbpp.org/cms/index.cfm?fa=view&id=3252.


[Закрыть]. График на рис. 2.7 показывает, сколько месяцев понадобилось рынку труда, чтобы восстановиться после рецессии. За мировым экономическим кризисом последовал провальный для рынка труда период восстановления: на то, чтобы вернуться к докризисному уровню, понадобилось шесть с половиной лет, если считать с начала рецессии до мая 2014 г.

{75}75
  Источник данных: База данных по экономической статистике Федеральной резервной системы (Federal Reserve Economic Data, FRED), Федеральный резервный банк Сент-Луиса: все наемные работники: общие показатели для торговли и промышленности (кроме сельского хозяйства), в тысячах человек, с учетом сезонных колебаний [PAYEMS]; Бюро трудовой статистики Министерства торговли США; https://research.stlouisfed.org/fred2/series/PAYEMS/; данные по состоянию на 10.06.2014.


[Закрыть]

Отсутствие работы в течение продолжительного периода времени – серьезная проблема, грозящая деградацией. Проходит время, и люди начинают терять профессиональную квалификацию. Они теряют надежду и перестают искать работу. При этом во многих случаях те, кто работает, активно выступают против найма людей, находящихся без работы длительное время, зачастую отказываясь даже рассмотреть их резюме. Это подтверждается результатами эксперимента, проведенного Рэндом Гхаяд, работающим над диссертацией по экономике в Северо-Восточном университете, который показал, что претендент, находящийся без работы в течение непродолжительного времени и не обладающий никаким практическим опытом, имеет большие шансы получить приглашение на собеседование, чем тот, у кого есть необходимый опыт, но кто сидит без работы более шести месяцев{76}76
  Описание эксперимента Гхаяда см.: Mathew O'Brien, «The Terrifyi ng Reality of Long-Term Unemployment», The Atlantic, April 13, 2013, http://www.theatlantic.com/business/archive/2013/04/the-terrifying-reality-of-long-term-unemployment/274957/.


[Закрыть]. По данным другого отчета, подготовленного Институтом городского развития, те, кто находится длительное время без работы, практически ничем не отличаются от работающих. Иными словами, чтобы попасть в ряды не работающих долгое время – и стать жертвой стереотипов, закрепившихся за этой категорией, – достаточно простого невезения{77}77
  Подробнее об отчете Института городского развития о длительной безработице см.: Mathew O'Brien, «Who Are the Long-Term Unemployed?», The Atlantic, August 23, 2013, http://www.theatlantic.com/business/archive/2013/08/who-are-the-long-term-unemployed/278964; также см.: Josh Mitchell, «Who Are the Long-Term Unemployed?», Urban Institute, July 2013, http://www.urban.org/uploadedpdf/412885-who-are-the-long-term-unemployed.pdf.


[Закрыть]. Если, к несчастью, вы потеряете работу в особенно неудачный момент и не сможете найти новую до наступления страшного шестимесячного водораздела (что более чем вероятно в условиях резкого экономического спада), с этого момента ваши шансы на успех начинают стремиться к нулю, какой бы высокой ни была ваша квалификация.

Пропасть между богатыми и всеми остальными неуклонно растет с 1970-х гг. В период с 1993 по 2010 г. более 50 % прироста национального дохода США приходилось на 1 % тех, кто находится на самой верхней ступени в иерархии распределения доходов{78}78
  «The Gap Widens Again», The Economist, March 10, 2012, http://www.economist.com/node/21549944.


[Закрыть]. С тех пор ситуация только ухудшилась. В аналитической работе, опубликованной в 2013 г., экономист Эммануэль Саез из Калифорнийского университета в Беркли пришел к выводу, что ни много ни мало 95 % всего прироста доходов в 2009−2012 гг. оказались в руках 1 % самых богатых{79}79
  Emmanuel Saez, «Striking It Richer: The Evolution of Top Incomes in the United States», University of California, Berkeley, September 3, 2013, http://elsa.berkeley.edu/~saez/saez-UStopincomes-2012.pdf.


[Закрыть]. Даже несмотря на уход со сцены движения «Захвати Уолл-стрит», данные со всей очевидностью показывают, что неравенство доходов в США не просто велико – оно продолжает расти.

Даже с учетом того, что неравенство растет практически во всех промышленно развитых странах, США все равно заметно выделяется на их фоне. По данным ЦРУ, неравенство доходов в США приблизительно сопоставимо с ситуацией на Филиппинах, существенно превышая аналогичные показатели в Египте, Йемене и Тунисе{80}80
  CIA World Factbook, «Country Comparison: Distribution of Family Income: Gini Index», https://www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/rankorder/2172rank.html; данные по состоянию на 29.04.2014.


[Закрыть]. Исследования также показывают, что экономическая мобильность – показатель, оценивающий вероятность успешного продвижения детей из бедных семей по шкале распределения доходов, – в США намного ниже, чем практически в любой европейской стране.

Другим словами, одна из фундаментальных идей, определяющих американский характер, а именно вера в то, что каждый может добиться успеха тяжелым трудом и упорством, на самом деле не имеет ничего общего с реальностью, по данным статистики.

Отдельно взятому человеку может быть очень трудно заметить неравенство. Внимание большинства людей обычно сосредоточено на ближайшем окружении. Они с большей вероятностью будут сравнивать себя с соседом, чем с управляющим хеджевого фонда, с которым они, скорее всего, даже никогда и не встретятся. Опросы показывают, что большинство американцев очень сильно недооценивают масштабы существующего неравенства, а при ответе на вопрос об «идеальном» распределении национального дохода отдают предпочтение модели, которая в реальности существует только в скандинавских странах, живущих по принципам социал-демократии{81}81
  Dan Ariely, «Americans Want to Live in a Much More Equal Country (They Just Don't Realize It)», The Atlantic, August 2, 2012, http://www.theatlantic.com/business/archive/2012/08/americans-want-to-live-in-a-much-more-equal-country-they-just-dont-realize-it/260639/.


[Закрыть][16]16
  Причем это относится к сторонникам всех политических партий. В рамках исследования, проведенного Дэном Эриели из Университета Дьюка, свыше 90 % республиканцев и 93 % демократов предпочли американской модели распределения доходов модель, аналогичную шведской. – Прим. авт.


[Закрыть].

Тем не менее реальные последствия неравенства выходят далеко за рамки простого чувства неудовлетворенности в связи с тем, что у вас не получается жить не хуже соседей. Главное из них заключается в том, что головокружительный успех тех, кто находится на самом верху, судя по всему, коррелирует с сокращением возможностей для всех остальных. Старый афоризм, гласящий, что прилив поднимает все лодки, теряет всякий смысл для тех, кто не получал сколь-нибудь значительной прибавки к зарплате со времен никсоновской администрации.

Нельзя забывать и об очевидном риске захвата политической власти финансовой элитой. В США, как ни в какой другой стране развитой демократии, деньги являются практически главным движущим фактором политики. Богатые люди и подконтрольные им организации могут формировать государственную политику путем финансирования политических партий и лоббирования, зачастую добиваясь результатов, которые явно противоречат желаниям общественности. По мере отдаления тех, кто находится на верхушке иерархии распределения доходов и живет в своего рода «пузыре», изолирующем практически от всего, с чем приходится сталкиваться в повседневной жизни простым американцам, появляется реальный риск того, что эти люди перестанут поддерживать инвестиции в общественные блага и инфраструктуру, от которой зависит жизнь всех остальных.

Стремительное обогащение верхушки в конечном счете может стать угрозой для демократической формы правления. Впрочем, для большинства представителей среднего и рабочего классов более актуальной проблемой является повсеместное сокращение возможностей на рынке труда.