Текст книги "100 арт-манифестов: от футуристов до стакистов"

М20
Филиппо Маринетти и другие
Футуристский синтез войны (1914)

Впервые опубликован Каталогом футуристского движения 20 сентября 1914 г., миланской ячейкой. Год спустя переиздан футуристским изданием Poesia. Манифест подписали Боччони, Карра, Маринетти, Пьятти и Руссоло.

Слова-на-свободе. Манифест-плакат. Плакат-политика.

* * *

М21
Мина Лой
Феминистский манифест (1914)

Датируется ноябрем 1914 г., впервые был опубликован после смерти автора в 1982 г. Единственный экземпляр этого текста, по-видимому еще недоработанный, Лой отправила своей подруге Мейбл Додж Лухан с пометкой на полях: «Вот грубый черновик нового абсолютного обоснования вопроса феминизма – нужно твое мнение – конечно, его легко опровергнуть – правды не существует – нигде». А в следующем письме написала: «Кстати – тот фрагмент феминистской тирады, который я тебе отправила, – пресный? Мне кажется, разрушение девственности – так смело, не правда ли? – уже предложила другая женщина много лет назад – см. Хэвлок Эллис [британского сексолога] – ощущаю себя безнадежно в преданности женскому вопросу – и рабы поверят, что цепи их защищают… они служат лишь трусам».

«Феминистский манифест» Лой, несомненно, стал пощечиной Маринетти и печально известному «презрению футуристов к женщинам» (см. М1, п. 9). Возможно, это была альтернатива выступлениям Валентины де Сен-Пуант (см. М7 и М9) на тему феминизма, где она высказывает иную концепцию добродетели и страсти.

См. также ее «Афоризмы о футуризме» (М14).

* * *

Феминистское движение в своем нынешнем состоянии Неадекватно.

Женщины, если вы хотите осознать самих себя, – вы находитесь на пороге разрушительного психологического переворота – все ваши излюбленные иллюзии необходимо разрушить – вековую ложь пора прекратить – вы готовы к рывку –?

Ни одна полумера – НИ ОДНА иголка в стоге сена, а точнее – в мусорной куче традиций, – не приведет к Реформе. Единственный метод – Абсолютное Уничтожение.

Хватит доверять законам экономики, крестовым походам безнравственности и единому образованию – они лишь скрывают от нас Реальность.

Перед вами открывается профессиональная и деловая карьера – но разве это все, чего вы хотите?

Если вы искренне хотите найти свое место без предубеждений – будьте Храбрыми и сразу насторожитесь – эта жалкая женщина, боевым кличем зазывающая вас в ловушку, равна мужчине, – потому что это не так!

Мужчина, живущий жизнью, где его деятельность соответствует общественному кодексу, защищающему элемент женственности, уже не мужествен. Женщины, приспосабливающиеся к теоретической оценке своего пола как относительной безличности, еще не Женственны.

Хватит определять себя относительно мужчин, чтобы понять лишь то, чем вы не являетесь, – ищите у себя внутри, и поймете, кто вы есть.

В условиях сегодняшнего дня у вас есть выбор между Паразитизмом и Проституцией – и Отрицанием.

Мужчины и женщины – враги, и между ними враждебные чувства эксплуатируемых к паразитам, паразитов к эксплуатируемым – и смягчают это лишь преимущества, которые каждый может извлечь из сексуальной зависимости другого. Единственная точка, в которой интересы полов пересекаются, – это сексуальные объятия.

Первая иллюзия, которую в ваших же интересах разрушить, – это разделение женщин на два класса – любовницу и мать, – каждая уравновешенная и развитая женщина знает, что оно неверно. Природа наделила полноценную женщину способностью выражать себя во всех своих ипостасях – нет таких ограничений, по которым женщина, не полностью развитая и не до конца осознающая себя в сексе, ограничивала бы каким-либо образом следующее поколение; если женщина – плохая любовница, она и матерью будет некомпетентной – низшим разумом – и будет неадекватно воспринимать Жизнь.

Чтобы получить результаты, нужно принести жертвы, и первой и величайшей из них станет ваша «добродетель». Фиктивная ценность женщины, отождествляемая с ее физической чистотой, – ведь бездействовать слишком легко – вызывает у нее нежелание развивать внутренние достоинства личности, которые придали бы ей настоящую ценность, – таким образом, первым законом для женского пола в качестве защиты от навязанной мужчинами ложной ценности – основного инструмента подчинения женщины – было бы безусловное хирургическое разрушение девственности у всего женского населения в период полового созревания.

Ценность мужчины определяется исключительно по той пользе, которую он приносит обществу, и по заинтересованности общества в нем, в то время как ценность женщины полностью зависит от случая – ее успеха или неуспеха в деле заполучения мужчины, который возьмет за нее пожизненную ответственность. Преимущества брака смехотворно велики – по сравнению с остальными занятиями, – потому что при текущих условиях женщина может принять роскошь содержания от мужчины (не давая ничего взамен, даже потомства) в качестве благодарности за свою девственность.

Женщине, которой не удалось заключить такую выгодную сделку, запрещается любая реакция на жизненные стимулы, кроме скрытой, и для нее полностью исключается материнство.

Каждая женщина имеет право на материнство –

Каждая женщина с высшим интеллектом должна осознавать свою ответственность перед человеческим родом, рождая детей в адекватной пропорции к количеству непригодных и неполноценных представительниц своего пола –

Каждый ребенок высокоразвитой женщины должен быть результатом определенного периода психического развития в ее жизни, а не необходимости в утомительном и изжившем себя союзе – изначально созданном непосредственно для воспроизведения жизни, но необязательно гармонично сбалансированном, так как каждая сторона в нем пошла по своему собственному пути развития. Для гармонии человечества каждый индивид должен стать выражением простого и богатого взаимопроникновения темпераментов мужчины и женщины, свободного от стресса.

Женщина должна взять на себя больше ответственности за ребенка, чем мужчина –

Женщины должны уничтожить в себе желание быть любимыми – Чувство личного оскорбления за то, что мужчина переводит внимание с нее на другую женщину.

Желание комфортной защиты вместо разумного любопытства и храбрости для того, чтобы смотреть жизни в лицо и сопротивляться ей. Секс, или так называемую любовь, нужно свести к его изначальному элементу, а честь, горе, сентиментальность, гордость и, как следствие, ревность нужно от него отделить.

Женщина ради своего же счастья должна сохранить не только внешнюю обманчивую хрупкость, но и неукротимую волю, несокрушимое мужество и крепкое здоровье как результат крепких нервов. И еще одна великая иллюзия, ради разрушения которой женщине понадобится вся самосозерцательная ясность ума и беспристрастная храбрость – ради самоуважения, – это нечистота секса. Вопреки суевериям, нужно осознать, что в сексе нет ничего нечистого – за исключением психологического отношения к нему, – и это осознание приведет к более непредсказуемому и обширному возрождению общества, чем наше поколение может себе представить.

М22
Карло Карра
Живопись-война (1915)

Выдержки из Guerrapittura Карло Карры (Милан: Poesia, 1915).

Биографические сведения о Карре см. в примечании к М12.

* * *

 
La peinture lâche est
la peinture d’un lâche
 

Делакруа

Иллюстрационизм в пластическом искусстве

Мы, футуристы, долго размышляли о многих вещах (а делать мы это можем по-настоящему хорошо, даже в компании шлюх и под веселый шум ночных гуляний, так что, пожалуйста, не представляйте нас в торжественной позе Маццини) и пришли к выводу, что Великое и Славное Искусство Прошлого на самом деле вещь очень тривиальная.

Его главный недостаток – своего рода иллюстрационизм, преобладавший во всем искусстве без исключения, начиная с Античности и до наших дней.

Под словом «иллюстрационизм» я подразумеваю не то, что обычно называется «иллюстрацией» (как, например, в газетах, романах, рассказах и т. д.).

Художник, подверженный влиянию иллюстрационизма, никогда не доходит (и даже не пытается) до выражения своих чувств в пластическом мире формы и цвета, потому что линии, планы, цвета для него ничего не выражают. Он принимает все (и иногда это очень мало), что служит материализации его видения, его собственных аллегорических, символических или философских тем, которые никогда не бывают чисто изобразительными, и доволен уже тем, что воспроизводит сцены вечной жизни, хоть, возможно, и видит, что помещает субъект в современный контекст.

Он опирается на своего рода традиционную, общепринятую идеографию и испытывает безграничный ужас перед антропоморфной арабеской, той арабеской, что заставляет нас ощущать и придавать большую ценность выразительности света, объектов и существ в их отношении к движению и неподвижности.

Художник, по сути, являющийся иллюстратором или декоратором, довольствуется традицией пояснения, ограниченной чисто внешними изображениями, рассказанными в одной плоскости при помощи цвета.

Таким образом, архитектурная и музыкальная лирика формы и цвета в сочетании с законами оттенка, света и тени не имеет для него значения. Для нас же это и есть живопись, и только это оправдывает ее существование.

Ошибка, которой до сих пор подвергалось все пластическое искусство, не только наблюдается в западном искусстве (хотя и стоит признать, что, начиная с Курбе, некоторые пытались ее исправить, робко изучая проблему художника в поиске чистого пластического выражения), но также является заметным недостатком в живописи Востока (китайской, японской и т. д.), по-прежнему полностью ею парализованной.

Именно это отсутствие чувствительности к иллюстрационизму убедило стольких людей в том, что Сикстинская капелла и даже Лоджии Рафаэля – работы, которые еще не удалось и никогда не удастся превзойти.

Все они – просто глупые диктаторы, писаки, философы, журналисты и прочие, кому не дано понять и йоты этого и кто отказывается видеть основное отличие живописи вчерашней от сегодняшней.

Благодаря необходимому синтетическому лиризму, изображению без струн и словам-на-свободе рождается настоящая поэзия, никогда прежде не существовавшая.

Благодаря нашему изобразительному Динамизму рождается настоящая живопись, тоже никогда прежде не существовавшая.

Открытые и незашоренные, мы, Футуристы, как всегда, продолжим разрушать и воссоздавать, потому что мы убеждены, что разум, как и истина, на нашей стороне.

Искусство прошлого следует рассматривать как огромную шутку, основанную на морали, религии, этике и политике. Только у нас, Футуристов, родится настоящее ИСКУССТВО.

Искажения в живописи

Одним из наиболее характерных признаков, общих для всех современных течений в живописи – и определяющих величие современных произведений, – без сомнения, является элемент искажения, преобладающий фактор в построении картины.

Любой, кто проявляет разумный интерес к современной живописи, точно знает, что без этого элемента искажения произведение искусства существовать не может.

Объективное изображение вещей, которое, наряду с художественным коллективизмом, так дорого сердцу натуралистов, отныне ограничивается своей законной областью – фотографией.

Поиск динамико-пластических искажений в живописи. Поиск политональной музыки без квадратуры. Поиск искусства звуков. Поиск слов-на-свободе.

Мы с радостью предоставляем объяснение значения этих слов педагогам. Они непонятны лишь идиотам. Любому же, кто хоть немного знаком с искусством, они кристально ясны.

Искажение – это высотомер, измеряющий степень пластической выразительности, которой может достичь произведение искусства.

Прилагательные типа «примитивный», «великий» и пр. слишком пространны, неопределенны и растяжимы и потому не могут использоваться однозначно.

При такой расплывчатой, аморфной терминологии любой может назвать самую идиотскую и буржуазную живопись в мире «примитивной» или «великой».

Итальянцы, как обычно, не знают, что происходит в остальных странах в последние тридцать лет.

В работах старых мастеров, в том числе Джотто и Тициана, любой пластический элемент оказывался результатом случайной интуиции.

Пластические элементы их живописных иллюстраций можно найти в мельчайших незначительных фрагментах их картин, и для художника они не важны. Обычно они встречаются лишь в драпировках, пейзажных фонах и т. д.

И не суйте нам в лицо работы старого домоседа Рембрандта или Эль Греко – они оба хоть и делали попытки формального искажения, но попытки эти не удались из-за мерзкой буквальной психологии.

Такие попытки формального и буквально-психологического искажения мы, Футуристы, должны решительно отвергнуть. Формы, выполненные инертно и статично, основанные на концепциях, далеких от настоящего ощущения жизни, работы этих старых художников нужно полностью вычеркнуть из списка объектов, достойных сохранения. Их нужно убрать из поля зрения всех, кто еще не заразился тупым идолопоклонничеством, и тех, кто хочет стать настоящим ценителем искусства.

И мы снова возвращаемся к чудесному Бруно [sic] Курбе – первому пластическому художнику, отказавшемуся от какого бы то ни было отношения к тысячелетнему морализму или романтическому сентиментализму в живописи.

Три главных художника-постимпрессиониста – Матисс, Дерен и Пикассо – продолжили традиции трех великих предшественников – Мане, Ренуара и Сезанна, и фактор искажения при определении пластичности в живописи стал учитываться смело и с большей осознанностью.

Заслуга этой группы художников в том, что они привнесли в живопись антиэпизодический конструктивный синтез, совершенно неизвестный у старых художников.

Они порвали со схемами перспективы, расширили и углубили свои эксперименты с пространством и пластичностью тел и света, исказив всю видимую реальность. Таким образом, эти великие предшественники проложили путь Футуристской живописи.

Потребность во все большем и большем архитектурном искажении объектов и предметов заставила живописца Курбе выступить против:

Линейно-статического искажения изображения, каким пользовались египтяне, древние греки, Микеланджело и Эль Греко.

У Курбе мы впервые наблюдаем пластическое искажение в сочетании с принципами динамизма. Надо отдать ему должное за то, что он стал первым инноватором современной живописи.

Все это мы подробно обсудили с Соффичи и нашим другом Пикассо в студии у последнего. Изложив свои футуристские принципы, мы убедили Пикассо в необходимости начать – в том, что касается искажения, – со страстного принятия современности, а также популярного искусства. Еще мы показали ему абсурдность искажений, вдохновением которым служили отжившие чувства, несомненно, статичные и ложные. Такого рода искажения приводят к возникновению произведений, создающих лишь видимость современности, где жизнь попросту иллюзорна.

Наши же динамические искажения в живописи будут использоваться для борьбы:

с малейшей склонностью к «красивости», «нежности», «сентиментальности» (БОТТИЧЕЛЛИ, ВАТТО)

с малейшей склонностью к «буквальному героизму» (ДЕЛАКРУА)

с малейшей склонностью к «буржуазности» или «академичности» (РАФАЭЛЬ, ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ)

с малейшей склонностью к «гармонии», «равновесию», «симметрии», «декоративности», «чистому иллюстрационизму» (ВЕРОНЕЗЕ)

с малейшей склонностью к «аналитической», к «научной или рационалистической перспективе», к «объективизму и природному правдоподобию» (СЕРА, СИНЬЯК, ГРО)

Несмотря на то что работы наших славных предшественников, Курбе, Мане, Сезанна и Ренуара, демонстрируют определенную фрагментарность, их работа служит сигналом к бунту против всего гангренозного тысячелетнего художественного традиционализма.

Художественный бунт, начатый этими художниками, целиком реализуем мы, художники-футуристы, и это новое искусство, едва замеченное ими, МЫ реализуем ради собственного удовольствия и удовольствия тех немногих единомышленников, которые окажутся способны наслаждаться им.

М23
Владимир Маяковский
Капля дегтя (1915)

Впервые речь опубликовал писатель и критик Осип Брик (1888–1945) в альманахе «Взял. Барабан футуристов» (Петроград) в 1915 г.

Владимир Маяковский (1893–1930) – один из вдохновителей русского революционного авангарда. Его личный и поэтический стиль, яркий и декламационный, оказал огромное влияние на русскую литературу XX века и образ русского поэта за рубежом. На разные лады склоняемое изречение «Ленин – жил, Ленин – жив, Ленин – будет жить» принадлежит Маяковскому: оно из элегии «Владимир Ильич Ленин» (1925). В 1908 г., в возрасте пятнадцати лет, Маяковский вступил в большевистское крыло социал-демократической рабочей партии. Впитав в себя футуристскую любовь к эффектным выступлениям, Маяковский гастролировал по провинциальным городам, декламируя свои стихи. После революции он работал в Народном комиссариате просвещения и Российском телеграфном агентстве. В некоторых кругах за активное участие в агитпропе его прозвали тринадцатым апостолом. В 1920-х гг. он стал соучредителем и редактором радикального модернистского журнала «ЛЕФ» (сокращенно от «Левого фронта искусств»), но все больше разочаровывался в политике сталинского Советского Союза и своем романе с Лилей Брик (1893–1978), женой Осипа Брика.

В 1930 г. Маяковский совершил свой последний революционный акт – покончил с собой. После смерти его поносили как «формалиста» и «попутчика» (и это после официально признанного титула «пролетарского поэта»). В 1935 г. Лиля Брик пожаловалась Сталину на эту клевету, и Сталин заявил, что Маяковский «был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», зловеще добавив: «Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление». Это заявление привело к официальной канонизации поэта. Эти же слова стали «его второй смертью», по выражению его друга Бориса Пастернака.

Для многих как участников, так и свидетелей тех событий самоубийство Маяковского стало символом смерти русского футуризма и тяжелого положения русского авангарда в целом. В суровом климате сталинского режима общение с итальянскими футуристами, в частности с Маринетти, поднимало вопросы более фундаментальные, чем культурное превосходство или интеллектуальная независимость. Товарищ Маяковского, рогоносец Осип Брик пародировал этот спор: «Что такое “ЛЕФ”? – Футуристы. Что такое футуристы? – Маринетти. Что такое Маринетти? – Итальянский фашист. Следовательно… Вывод ясен». Возможно, это всего лишь пародия, но логика в ней сокрушительная.

См. также «Манифест летучей федерации футуристов» (М27).

* * *

Речь, которая будет произнесена при первом удобном случае

Милостивые государыни и милостивые государи!

Этот год – год смертей: чуть не каждый день громкою скорбью рыдают газеты по ком-нибудь маститом, до срока ушедшем в лучший мир. Каждый день тягучим плачем голосит петит над множеством имен, вырезанных Марсом. Какие благородные и монашески строгие выходят сегодня газеты. В черных траурных платьях похоронных объявлений, с глазами, блестящими кристальной слезой некролога. Вот почему было как-то особенно неприятно видеть, что эта самая облагороженная горем пресса подняла такое непристойное веселье по поводу одной очень близкой мне смерти.

Когда запряженные цугом критики повезли по грязной дороге, дороге печатного слова, гроб футуризма, недели трубили газеты: «Хо, хо, хо! так его! вези, вези! наконец-то!» (Страшное волнение аудитории: «Как умер? Футуризм умер? Да что вы?»)

Да, умер.

Вот уже год вместо него, огнеслового, еле лавирующего между правдой, красотой и участком, на эстрадах аудиторий пресмыкаются скучнейшие когано-айхенвальдообразные старики [литературные критики на должностных позициях]. Год уже в аудиториях скучнейшая логика, доказывание каких-то воробьиных истин вместо веселого звона графинов по пустым головам.

Господа! Да неужели вам не жалко этого взбалмошного, в рыжих вихрах детины, немного неумного, немного некультурного, но всегда, о! всегда смелого и горящего. Впрочем, как вам понять молодость? Молодые, которым мы дороги, еще не скоро вернутся с поля брани; вы же, оставшиеся здесь для спокойного занятия в газетах и прочих конторах; вы – или неспособные носить оружие рахитики, или старые мешки, набитые морщинами и сединами, дело которых – думать о наиболее безмятежном переходе в другой мир, а не о судьбах русского искусства.

А знаете, я и сам не очень-то жалею покойника, правда, из других соображений.

Оживите в памяти первый гала-выход российского футуризма, ознаменованный такой звонкой «пощечиной общественному вкусу». Из этой лихой свалки особенно запомнились три удара под тремя криками нашего манифеста.

1. Смять мороженицу всяческих канонов, делающую лед из вдохновения.

2. Сломать старый язык, бессильный догнать скач жизни.

3. Сбросить старых великих с парохода современности.

Как видите, ни одного здания, ни одного благоустроенного угла, разрушение, анархизм. Над этим смеялись обыватели как над чудачеством сумасшедших, а это оказалось «дьявольской интуицией», воплощенной в бурном сегодня. Война, расширяя границы государств, и мозг заставляет врываться в границы вчера неведомого.

Художник! тебе ли тоненькой сеточкой контуров поймать несущуюся кавалерию. Репин! Самокиш! [художники-реалисты] уберите ведра – краску расплещет.

Поэт! не сажай в качалку ямбов и хореев мощный бой – всю качалку разворотит!

Изламыванье слов, словоновшество! Сколько их, новых во главе с Петроградом, а кондуктрисса! умрите, Северянин [культовый поэт-эгофутурист]! Футуристам ли кричать о забвении старой литературы. Кто за казачьим гиком расслышит трель мандолиниста Брюсова [писателя-символиста]. Сегодня все футуристы. Народ футурист.

Футуризм мертвой хваткой ВЗЯЛ Россию.

Не видя футуризма перед собой и не умея заглянуть в себя, вы закричали о смерти. Да! футуризм умер как особенная группа, но во всех вас он разлит наводнением.

Но раз футуризм умер как идея избранных, он нам не нужен. Первую часть нашей программы – разрушение мы считаем завершенной. Вот почему не удивляйтесь, если сегодня в наших руках увидите вместо погремушки шута чертеж зодчего и голос футуризма, вчера еще мягкий от сентиментальной мечтательности, сегодня выльется в медь проповеди.