Текст книги "Красная площадь"

На одном углу военной техники не было, зато на другом – предостаточно. В районе Красной Пресни Беговая улица была перекрыта танками, моторы на холостых оборотах урчали, словно в глубоком раздумье. Милиции в форме на улицах не наблюдалось. Аркадий оставил машину и присоединился к пешеходам. Поток мужчин и женщин хлынул к реке. Вероятно, некоторые из них знали друг друга: они тихо переговаривались между собой. Большинство же шли молча, будто каждый берег дыхание для ходьбы, и будто самого этого дыхания, видимого на дожде, хватало для общения. Никто не указывал и не смотрел с подозрением на окровавленную рубаху Аркадия. Он с облегчением отметил, что нога более или менее в порядке.

Аркадий подчинился воле толпы. Ускорив шаг, он заметил, что бежит вместе со всеми по боковой улице, оказавшейся тупиком, перегороженным армейскими грузовиками, поставленными буфер к буферу. Кто-то стащил с одного из грузовиков брезент, и люди, словно альпинисты, стали перебираться на другую сторону, помогая друг другу.

По другую сторону грузовика перед Белым домом изгибалась широкая Краснопресненская набережная. Белый дом представлял из себя сравнительно новое здание – мраморную коробку с двумя крыльями, которые словно парили в свете тысяч зажженных людьми свечей. Группа, в которой шел Аркадий, цепочкой прошла между автобусами и бульдозерами, составлявшими часть баррикады.

Чего только он не наслушался по пути: Кремль окружен танками, готовыми двинуться по проспекту Калинина к Белому дому; мятежные войска расположились у Большого театра; Комитет доставляет на барже к набережной баллоны с газом; десантники нашли туннели, ведущие в Белый дом; штурмовые группы высадятся с вертолетов на крышу; находящиеся внутри здания агенты КГБ по тайному сигналу расстреляют из пулеметов его защитников; будет как в Китае или Румынии, и даже хуже.

Люди наклонялись к небольшим кострам, собирались вокруг уставленных свечами временных алтарей. Многие из них никогда прежде не ходили на демонстрации, не участвовали ни в каких митингах. И вот теперь ноги привели их сюда.

К Белому дому было мало подходов, потому что мост через реку был забаррикадирован с обеих сторон. Среди подъезжавших с проспекта Калинина Аркадий заметил Макса. На расстоянии он выглядел не так уж и плохо, если принять во внимание их стычку. Одну руку он сунул в карман пиджака, но двигался так уверенно, что толпа расступалась.

На углу Белого дома стоял увешанный гирляндами цветов танк, прибывший на его защиту. Солдаты на броне – мальчишки с запавшими глазами, в которых светились решимость и страх. Башня танка была повернута в сторону проспекта Калинина, откуда Аркадию был слышен треск автоматных очередей.

Студенты играли на гитарах и пели надоевшие всем песни о березках и снегах. Любители поп-музыки поддерживали себя записанным на пленку тяжелым роком. Дряхлые ветераны, взявшись под руки, выпячивали груди с орденскими ленточками. Армия уборщиц – женщин в темных пальто и платках – выстроилась в ряд, готовая дать отпор кому угодно.

Аркадий передвигался, не упуская из виду Макса, который, по всей видимости, знал, куда идти. Он обошел баррикаду, возведенную из строительных лесов, старых матрацев, железных загородок и скамей. Строили ее мужчины с «дипломатами» и женщины с хозяйственными сумками, пришедшие на передовую прямо со службы или из булочной. Девушка в плаще взбиралась на это временное сооружение, чтобы повыше прикрепить российское трехцветное знамя. Это была Полина. Она глянула вниз со своей командной высоты, не видя внизу Аркадия. Щеки ее пылали, волосы были распущены. Парень, которого Аркадий видел с ней в аэропорту, карабкался следом, но с опаской, так как снова стали доноситься звуки перестрелки.

Макс направился к ступеням Белого дома. Догоняя его, Аркадий разглядел своего рода план обороны. Перед баррикадами собрались женщины – нечто вроде внешнего заслона, который в первую очередь придется прорывать солдатам. Затем размещались «ударные войска» из невооруженных граждан – скопление людей, которых будут разгонять водометами. За ними – мужчины помоложе и покрепче, организованные в подразделения примерно по сто человек. У подножия лестницы Белого дома группами по десять человек стояли ветераны-афганцы. Выше находился внутренний заслон из людей в закрывавших лицо темных лыжных масках и с оружием за плечами. На самом верху лестницы виднелись освещаемые вспышками микрофоны, фото– и видеокамеры.

– И вы здесь? – схватил Аркадия за руку коренастый милиционер.

– Не понял, – Аркадий не узнавал его.

– На прошлой неделе вы чуть меня не сбили. Застали, когда я брал деньги.

– Ах да! – вспомнил Аркадий, – после похорон.

– Теперь видите, что я не только беру взятки.

– Конечно, нет. А кто эти, в лыжных масках?

– Разные люди – личные телохранители, добровольцы, – однако все внимание офицера обратилось на Аркадия. Он представился: назвал фамилию, имя и отчество, настоял на том, чтобы Аркадий их повторил и пожал ему руку. – Только сегодня ночью можно узнать, кто есть кто. Я пьян, как никогда в жизни, хотя во рту не было ни капли.

Всех объединяло написанное на лицах выражение изумления, но все они, каждый в отдельности, решились сбросить с себя маску, которую носили всю жизнь, и открыть лицо. Учителя средних лет, мускулистые водители грузовиков, нелюбимые народом аппаратчики и беспечные студенты бродили вокруг, будто узнавая друг друга. Как в игре «Я тебя знаю». И на всю толпу русских – ни одной бутылки. Ни одной!

По периметру патрулировали ветераны-афганцы с красной повязкой на рукаве. Многие были в полевой форме, у одних были рации, у других – сумки с бутылками, наполненными зажигательной смесью. Болтали, что там, в Афганистане, они стали наркоманами и потому проиграли войну. Здесь были те, кто потерял друзей в пыльных Хосте и Кандагаре, кто с боями долго шел по Салангскому шоссе и избежал безвестного возвращения домой в цинковом гробу.

У Макса были опалены волосы и одно ухо, и ему пришлось сменить пиджак, но выглядел он на удивление невозмутимым, хотя недавно сжег себе руку. Он остановился рядом с верующими, сгрудившимися вокруг священника, который, стоя у лестницы Белого дома, раздавал благословения. Обернувшись, Макс увидел Аркадия.

Из громкоговорителя раздалось:

– Нападение неминуемо. Мы соблюдаем затемнение! Выключите повсюду свет! У кого есть противогазы, приготовьте их! У кого нет, закрывайте нос и рот мокрой тканью.

Свечи исчезли. Во внезапно наступившей темноте ощущалось движение тысяч людей, надевающих защитные очки и завязывающих лица косынками и носовыми платками. Священник, не испугавшись, продолжал благословлять, надев противогаз. Макс улизнул.

Громкоговоритель призывал:

– Репортеры, пожалуйста, не пользуйтесь вспышками.

Но в этот момент кто-то вышел из дверей Белого дома, и верхние ступени озарились в ответ светом вспышек и софитов. Аркадий увидел среди репортеров Ирину и поднимавшегося к ней по лестнице Макса.

На набережной было темно, но посреди нее развернулось яркое театральное действие. Ступени были залиты светом и полны перекликающихся между собой на итальянском, японском и немецком языках журналистов. Путчисты не выдавали официальных пропусков для прессы, но репортеры были профессионалами, привыкшими к потасовкам, а русские были привычны к беспорядку.

На полпути Макса остановили двое в масках. У него сгорела бровь, а на шее виднелся свежий ожог, но он по-прежнему оставался невозмутимым. С обеих сторон вверх и вниз по лестнице носились фото– и телерепортеры. Макс вступил в разговор с охраной с той уверенностью, которая всегда помогала ему завладеть ситуацией и обойти какое угодно препятствие.

– …вы можете мне помочь, – услышал Аркадий, приближаясь. – Я спешил присоединиться к своим коллегам с «Радио „Свобода“, когда мою машину намеренно столкнули с дороги. При взрыве один человек погиб, а я получил телесные повреждения, – он обернулся и указал на Аркадия: – Вот он, водитель другой машины. Он гнался за мной.

На охранниках были шерстяные лыжные шапочки с прорезями для глаз, которые контрастировали с их блестящими синтетическими костюмами. Один из охранников был большой и неуклюжий, второй небольшого роста. Оба имели при себе обрезы, которые они небрежно направили в сторону Аркадия. У него не было с собой отцовского нагана, к тому же отступать было некуда.

– Он не из прессы. Попросите его предъявить удостоверение, – сказал Аркадий.

Макс завладел обстановкой, как режиссер фильма. Все вокруг было похоже на декорации: мокрые мраморные ступени, софиты – один ярче другого, – сказочные следы трассирующих пуль на облаках.

– Удостоверение сгорело в машине. Это не важно, потому что за меня может поручиться дюжина репортеров. Во всяком случае, я узнаю этого типа. Его зовут Ренко, он из банды прокурора Родионова. Лучше у него спросите удостоверение.

Сквозь прорези смотрели темные глаза. Аркадий был вынужден признать, что момент выбран Максом весьма удачно: здесь его удостоверение его же и погубит.

– Он лжет, – ответил Аркадий.

– Что его машина разбита? Что мой друг убит? – в шуме голосов на лестнице шепот Макса звучал еще более эффектно. – Ренко – опасный человек. Спросите, убивал ли он кого-нибудь. Видите, он не отрицает.

– Кто был ваш друг? – спросил сквозь маску тот, что поменьше. Хотя Аркадий не видел лица, ему показалось, что он уже слышал этот голос раньше. Может быть, какой-нибудь милиционер или чей-то телохранитель?

– Боря Губенко, бизнесмен, – ответил Макс.

– Боря Губенко? – охраннику, казалось, было знакомо это имя. – И близкий был друг?

Макс поспешил ответить:

– Нет, не близкий, но он пожертвовал собой, чтобы я попал сюда, и факт остается фактом, что Ренко зверски убил его и пытался сделать то же самое со мной. И вот мы здесь, в окружении фото– и телерепортеров из разных стран. Весь мир сегодня смотрит на эти ступени, и вы не можете позволить, чтобы рядом находился агент реакционных сил Ренко. Главное – убрать его с глаз долой. Если вы по ошибке всадите ему пулю в спину, для человечества не будет большой потери.

– Случайно я этого не делаю, – заверил его охранник.

Макс шагнул в сторону, чтобы двинуться дальше, но ему преградили путь.

– Я же говорил, что у меня здесь коллеги.

– Знаю, – охранник скинул маску. Это был Бено, внук Махмуда. Его смуглое лицо осветилось улыбкой. – Вот мы и пришли сюда на случай, если попробуешь к ним присоединиться.

Тот, что покрупнее, потянул Макса за борт пиджака.

Бено сказал:

– Мы и Борю искали, но, если Ренко о нем позаботился, тогда мы возьмемся за тебя. Начнем с того, что спросим о наших двоюродных братьях, которые были убиты в твоей берлинской квартире.

– Ренко, о чем он говорит? – спросил Макс.

– А потом поговорим про Махмуда и Али. У нас целая ночь, – добавил Бено.

– Аркадий! – взмолился Макс.

– Но из-за того, что через час здесь станет опасно, – продолжал Бено, – мы потолкуем в другом месте.

Макс высвободился из пиджака и побежал по диагонали вниз по ступеням. Внизу он поскользнулся, врезался в цепочку ветеранов-афганцев, удержался на ногах и стал проталкиваться сквозь толпу верующих, окруживших священника. Чеченец покрупнее погнался за ним. Бено невозмутимо махал группе лиц, стоявших в толпе, и показывал в сторону Макса. Его белую рубашку было хорошо видно.

Бено посмотрел на Аркадия:

– Ты остаешься? Здесь пахнет кровью.

– У меня здесь друзья.

– Уведи их, – Бено надвинул на лицо шапочку и поправил прорезь для глаз. Спустился на один шаг.

– Если не уходишь… удачи тебе!

И растворился в толпе.

Аркадий поднялся наверх, где все было залито морем света, как раз в тот момент, когда в окружении телохранителей с пуленепробиваемыми щитами появился очередной оратор. В окружении камер он пробыл ровно столько, чтобы сообщить, что на крышах соседних зданий видели снайперов. Он нырнул назад, а журналисты встали поближе к свету, чтобы просмотреть свои записи.

Через некоторое время вышла Ирина и осталась на улице.

– Приехал, – сказала она.

– Я сказал, что буду.

Ее глаза ввалились от усталости и в то же время радостно блестели.

– Стас внутри, на втором этаже. Звонит в Мюнхен. Связь до сих пор не прервана. Он сейчас ведет передачу.

Аркадий сказал:

– Тебе надо было остаться вместе с ним.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет. Я хочу быть с тобой.

В небе появилось больше трассирующих пуль, а громкоговорители тщетно продолжали призывать к полному затемнению. Однако, несмотря на это, кое-где засветились огоньки сигарет. «Истинно русское затемнение», – подумал Аркадий. По реке приближался рокот моторов, и у противоположного берега показались фонари колонны катеров. Женщины во внешней линии запели, часть толпы подхватила песню, раскачиваясь в такт, так что в темноте людская масса казалась поверхностью моря или колышущейся на ветру травой.

– Давай побудем с ними, – сказала Ирина.

Они спустились по ступеням, прошли сквозь кольцо афганских ветеранов, мимо рядов вновь зажженных свечей. На инвалидных колясках прибыло новое пополнение ветеранов, продернув сквозь спицы колес цепи. Женщины прикрывали их зонтиками. «Вот это был настоящий парад, когда они двигались сюда», – подумал Аркадий.

– Давай походим, – сказала Ирина. – Я сюда еще не спускалась. Хочу посмотреть.

Люди, словно на ярмарке, сидели, стояли, медленно расхаживали туда-сюда. Аркадий был уверен, что у каждого из них в памяти останутся совсем непохожие воспоминания. Одни будут говорить, что вокруг Белого дома царила атмосфера спокойствия и целеустремленности; другие будут вспоминать все это, как какой-то удивительный спектакль. Если будут живы.

Всю свою жизнь Аркадий избегал шествий и демонстраций. Это был первый случай, когда он пошел вместе с толпой по доброй воле. Он был уверен, что то же самое можно сказать и о других москвичах, собравшихся здесь: о небритых и безоружных строителях баррикад. О женщинах-врачах, которые ухитрились раздобыть бинты из пустующих больничных подсобок. О робких аппаратчиках, которые, положив на землю портфели, взялись за руки и образовали кольцо. Вокруг Белого дома было полсотни таких колец.

У него возникло желание посмотреть каждому в лицо. И не только у него. Вдоль рядов ходил священник, отпуская грехи. Аркадий заметил художников, рисовавших белым карандашом портреты на черной бумаге и раздававших их на память.

Тайна не в том, как мы умираем, а в том, как живем. Мужество, данное нам природой, прячется, увядает, исчезает бесследно. С годами мы становимся все более одинокими. Но в данный момент, этой ночью, держа в своей руке руку Ирины, Аркадий чувствовал, что он в состоянии перевернуть мир.

В другой его руке оказался лист бумаги. Погляди на это лицо, оно тебе знакомо – то самое, с которым ты родился. Сквозь шум дождя нарастал свист вращающихся винтов. Над головой пролетел вертолет, выпустив осветительную ракету – свет зажженной спички в глубине колодца.