Текст книги "Борода. Искусство мужского шика"

Марвин Гроссвит
Борода. Искусство мужского шика

Marvin Grosswirth

The Art of Growing a Beard

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2018

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2018

* * *

Предисловие

На протяжении многих лет мне время от времени поступают предложения написать книгу о бороде. Во многом потому, что занят другими делами, я каждый раз отказываюсь и откладываю эту затею со смутным намерением вернуться к ней как-нибудь на старости лет.

Тем не менее я рад написать предисловие к труду Марвина Гроссвита на эту тему.

Я познакомился с автором, когда он, будучи председателем Нью-Йоркской Менсы[1]1
  Менса – крупнейшая, старейшая и самая известная некоммерческая организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта. Имеет национальные группы в 50 странах мира.


[Закрыть], пригласил меня выступить перед членами группы с докладом на любую тему по моему выбору. Я ухватился за возможность на практике проверить верность тезиса, который был положен в основу книги, над которой я тогда работал. «Человеческий фактор – как добиться успеха, стараясь по-настоящему» – я часто затрагивал эту тему в своих выступлениях. Теперь же, когда я решил дополнить и расширить текст выступлений так, чтобы получилась книга, для меня было очень ценно обсудить мои идеи с людьми, чей IQ выше чем у 98 процентов населения страны.

Хотя в моей будущей книге почти ничего не говорилось о бородах, кое-какие совпадения все-таки есть. Например, я кратко упоминаю о бородах в главе «Стиль», хотя мне больше нравится другое, устаревшее слово «панаш», что означает «блеск, щегольство». Я считаю стиль, или панаш, важным качеством успешного человека в любой области. (Я определяю «успех» не как самовозвеличивание или приобретение богатства и власти, а как саморазвитие и в конечном счете самореализацию.)

В Средние века слово «панаш» означало «пучок перьев или плюмаж, служащий для украшения шлема». Не будет преувеличением перевести его на современный язык как пучок волос, растущих на подбородке. Таким образом, борода вполне отвечает современному проявлению стиля, или панаша. Автор затрагивает этот вопрос, и я бы хотел еще раз особо это подчеркнуть; тем более что большинство мужчин, настроенных следовать советам, приводимым в этой книге, наверняка также ищут способы добиться успеха в жизни.

Для меня этот аспект является неотъемлемой частью процесса выращивания бороды и параллельно затрагивает вопрос соответствия. В наше время, когда бороду носят далеко не все, ее способность придавать оригинальность, делать непохожим на остальных является еще одним аргументом в пользу бороды.

Я активный сторонник независимого мышления, личной инициативы, умения придерживаться собственной позиции. Люди, добившиеся успеха на любом поприще, как правило, обладают не только сильным характером, но и ярко выраженной индивидуальностью. Ничем не примечательные конформисты попадаются среди них крайне редко. При этом у кого-то есть незначительные особенности, кто-то является всем известным оригиналом, ну а полных сумасбродов – cranks – единицы.

Это еще более очевидно в Британии, где мы намного более спокойно воспринимаем, если не сказать поощряем, эксцентричность. Но в Англии под словом «crank» понимается не совсем тот вздорный, брюзжащий тип, обычно обозначаемый таким образом в этой стране. По выражению Джорджа Бернарда Шоу, сумасброд – это человек, способный решиться на все что угодно. Но Шоу был слишком строгим критиком.

Пожалуйста, не подумайте, будто я выступаю за эксцентричность саму по себе. В необоснованной чудаковатости нет ничего достойного похвалы. Но я целиком и полностью поддерживаю тех, кто придерживается собственной позиции в одной сфере, при условии, что он не изменяет ей и в других областях. Я настаиваю на необходимости действовать независимо, не доверять слепо мнению большинства, сохранять способность мыслить критически, принимать решения на основании собственных выводов и следовать им до конца.

Такое независимое мышление может проявляться разными способами; ношение бороды – один из них. Важно помнить, что склад ума наилучшим образом проявляется в поступках. Внешность сама по себе мало что значит. Я против того, чтобы все, кому не лень, отращивали бороду.

Много лет назад Митч Миллер, когда мы и несколько наших друзей, все бородатые, собрались обсудить тему его программы на радио, рассказал мне, что отрастил бороду, когда играл в оркестре на гобое. Его друзья были удивлены, что он пытался выразить себя подобным образом, и он бы, вероятно, сбрил бороду, если бы не его жена, которая сказала: «Ты прекрасно играешь на гобое; оставь ее».

Для меня это послужило еще одним прекрасным доводом против того, чтобы бороду отращивали все подряд. Человек должен, по крайней мере, начать самоутверждаться, научиться проявлять мужество, прежде чем бросать столь демонстративный вызов.

Обнаружив, что все чаще мне приходится выступать в роли судьи в различных – как правило, телевизионных – конкурсах и соревнованиях бородачей, я заметил, что мое предубеждение против повального отращивания бороды постепенно усиливается. Стало совершенно очевидно, что некоторые люди просто не способны отрастить бороду, и не нужно пытаться их к этому подталкивать. Сейчас я твердо уверен, что этот мужской эквивалент главного украшения любой женщины (единственное, что на сегодняшний день могут позволить себе только мужчины) следует разрешить иметь только тем мужчинам, которые хотя бы создают видимость, что по их жилам течет огонь, что им присущи храбрость и мужество, мужчинам, которые испытывают стремление бороться с несправедливостью, мужчинам, которые готовы нести ответственность.

В те дни, как и сейчас (в меньшей степени), благообразная борода была не в моде. Существовала только дерзкая – торчащая против ветра – ее вариация. Этот элемент непокорности, или надменной самоуверенности, скрывается за каждой бородой, и так и должно быть. Борода и вызов – едины.

Я лучше процитирую, по памяти, ответ Джорджа Бернарда Шоу на письмо от производителей популярной электрической бритвы. Они писали, будто бы до них дошли слухи, что писатель собирается сбрить бороду. Было бы лестно, если бы мистер Шоу воспользовался одним из их приборов, писали они. К письму прилагалась новейшая модель бритвы. Ответ Шоу, написанный на открытке – он никогда не писал много, если только ему за это не платили, – был примерно следующим:

«Возвращаю вашу бритву, поскольку не имею намерения воспользоваться ею или же избавиться от бороды. Я сохраняю ее по той же причине, по которой отпустил. Я отпустил ее по той же причине, по какой отпустил ее мой отец. Я хорошо помню, как задал ему тот же вопрос и что он мне ответил. Мне тогда было лет пять, и я стоял рядом с отцом, когда тот брился. Я спросил его: «Папа, зачем ты бреешься?» Он молча смотрел на меня целую минуту, а потом выбросил бритву в окно, воскликнув: «Какого черта я делаю?» И больше никогда не брился».

С момента моего приезда в Нью-Йорк прически американских мужчин претерпели значительные изменения. В редакционной статье на эту тему в журнале «Лайф» однажды утверждалось, что виной тому «Битлз» и я. Независимо от того, были ли их обвинения в адрес британцев обоснованными или нет, но они определенно оказались правы, когда утверждали, что бороды распространились в Америке, как сорняк на газоне в летнюю пору.

Это не согласуется с моими целями и убеждениями. Но если вы, дорогой читатель, можете назвать себя целеустремленным человеком, который намерен привлечь к себе внимание и занять собственную нишу, вперед!

Желаю успеха.

Эдвард Уайтхед, кавалер ордена Британской империи 2-й степени

У кого есть борода, тот уже не юноша; у кого ее нет, тот еще не мужчина.

У. Шекспир. Много шума из ничего, акт III, сцена II

Украшение лица в бороде.

Талмуд

Вступление

Как-то вечером, совершая обычные гигиенические процедуры перед сном, я вдруг почувствовал, что начинаю злиться на мою бороду, которую по какой-то необъяснимой причине мне никак не удавалось подстричь ровно. В конце концов, дойдя до крайней степени раздражения, я схватился за ножницы и бритву и через несколько секунд был уже гладко выбрит. (К счастью, когда дело дошло до усов, вмешалось Провидение, и я вовремя остановился.) Моя жена, с которой мы тогда были женаты меньше года, отказывалась пускать меня в постель. Но в конце концов врожденное чувство сострадания победило, и она сжалилась надо мной.

И ее трудно винить за это. Обычное благоразумие требует, чтобы привлекательная молодая женщина, обладающая здравым смыслом, не ложилась в постель с мужчиной, который, по сути, является незнакомцем. А я и был таким незнакомцем. Во-первых, я выглядел теперь совершенно иначе: жена никогда не видела меня без бороды. Во-вторых, вместе с пучками густых волос, забившими сток в раковине, я отхватил солидную часть моей индивидуальности. Боль была неописуемой. Я и понятия не имел, какой важной частью моей личности была моя борода, и сразу же захотел вернуть себе прежний вид, что в конце концов мне, с помощью огромного терпения, все же удалось. Я поклялся никогда больше не сбривать бороду, если только не буду вынужден сделать это по причине каких-то неведомых и пока невообразимых несчастий.

Но боль, которую я испытывал, имела не только психологический характер. Я забыл, каково это – скрести узкой полоской заточенного металла по коже. Раньше я шутил, что мне нужно восемь минут, чтобы побриться: три на то, чтобы удалить отросшую щетину, и еще пять на то, чтобы остановить кровь. К моему огорчению, эта неудачная шутка вернулась, чтоб мучить меня в реальности.

Моей бороде около семи лет. Я стал отращивать ее примерно в то же время, когда распался мой первый брак. То, что я связываю эти два события между собой, имеет очень большое значение, и вы тоже в этом убедитесь.

Вскоре после того, как пустился в плавание по бурному морю холостяцкой жизни, я решил поддаться желанию, которое время от времени охватывает каждого мужчину, а именно отрастить украшение для лица. У меня уже были усы, которыми мог бы гордиться любой гусар или балканский фельдмаршал, но отращивание бороды – это совсем другое дело. Я понимал, что на какое-то, пусть даже непродолжительное время я буду кем-то вроде парии (см. главу 7), и это не самое простое испытание для новоявленного холостяка на грани срыва. После полугода успеха – который варьировался от умеренного до скромного – у противоположного пола мне предстояло подвергнуть опасности имевшиеся на тот момент призрачные связи, появившись на публике с небритым подбородком, который несправедливо, но неизменно ассоциируется с самыми нежелательными элементами общества. Это требовало от меня определенной доли храбрости – как потребует и от вас, – но я совершил счастливое открытие, что оно того стоило, и не сомневаюсь, что и вы испытаете то же самое чувство.

Моей бороде потребовалось примерно три недели, чтобы приобрести более или менее приличный вид. Моя светская жизнь стала быстро и ощутимо меняться. Если прежде я общался в основном со скучными, даже какими-то пресными девушками, зацикленными на поисках мужа, то теперь я общался и проводил время с женщинами – утонченными, искушенными женщинами, у которых были опыт и знание жизни, которые требовали от своих мужчин интеллекта, остроумия, страсти и сострадания; и еще кое-что. Ни одна из них ни разу не поставила мне в вину то, что я «красивый» или «привлекательный». Но почти все они называли меня «интересным». Быть интересным в глазах женщины – это то же самое, что иметь ключ, открывающий множество дверей. (См. главу 9.)

Женщины – не единственные, кто находит мое лицо интересным. Меня просят позировать художники, фотографы и скульпторы – все сплошь незнакомые, – которые подходят ко мне на вечеринках, на улице, в музеях и в концертных залах. Ни разу никто не отнесся ко мне неуважительно. Я всегда буду помнить немного неряшливо одетую даму с сильным акцентом, которая подошла ко мне однажды в Музее современного искусства в Нью-Йорке и спросила с явным благоговением: «Это вы?» Я заверил ее, что это действительно я, и удалился, оставив ее размышлять, с кем же это она сейчас разговаривала. Не все преимущества ношения бороды имеют отношение к светской жизни. Примерно в то же время, когда я снова размышлял о тяготах своего холостяцкого положения, у меня появилась новая работа. Я устроился в маленькую, но амбициозную издательскую фирму (не ту, где работаю сейчас), которая занималась подготовкой для другого издательства книг религиозного содержания. Я, как полагается, уведомил своего прежнего работодателя и сразу же убрал подальше свою бритву, так как к тому времени, как я был готов приступить к новой работе, моя борода выглядела уже вполне презентабельно. Это оказалось весьма ценным качеством. Большинство людей, с которыми я контактировал на профессиональной почве, по-видимому, считали, что борода добавляет моим рекламным образам правдоподобия. Некоторые даже думали, что я настоящий священник, ну или, по крайней мере, ученый-богослов. Я никак не поощрял подобные ошибочные суждения и даже пытался опровергать их, когда они высказывались вслух; но понял, что люди хотят верить в то, во что они хотят верить, и только низкий человек будет стремиться разрушить их веру без серьезной на то причины. В мудрости подобного подхода я убедился как-то у входа в Израильский музей в Иерусалиме.

Исполненный самых лучших побуждений охранник музея, чьи намерения были прекрасными, в отличие от его английского, пытался объяснить некоторые аспекты древнееврейского фольклора приходской группе, прибывшей с американского Среднего Запада. Позже, вновь столкнувшись с этими людьми на лестнице, я взялся прояснить некоторые неточности, допущенные охранником. Когда я закончил, они горячо поблагодарили меня и спросили, сотрудником какого университета я являюсь. Заверив этих милых людей, что я не ученый и приехал в Израиль по делам, распрощался с ними, но, уходя, услышал, как руководитель группы объясняет своим подопечным: «Он сказал, что не преподаватель. Тогда он, должно быть, работает в музее». Я решил, что по социальным и экуменическим причинам не стану разрушать этот миф.

Даже в моменты одиночества моя борода служила мне утешением. Она теплая и мягкая, и ее так приятно гладить или легонько почесывать. В качестве хобби борода приносит гораздо больше удовлетворения по сравнению, скажем, с коллекционированием марок, поскольку она живая, динамичная и постоянно меняющаяся. Сохраняя базовые контуры, я могу менять бороду каждые две-три недели, нося длинную или короткую, густую или редкую, с усами или без них, с баками или без; короче говоря, когда ментальные блоки и физическая усталость мешают мне проявлять креативность на бумаге, я всегда могу обратиться к своему подбородку. (См. главу 10.)

И вы тоже. Ухоженная, хорошо выглядящая борода является признаком мужества, индивидуальности, решительности и уверенности в себе. Разве каждый мужчина, и особенно вы, заслуживает меньшего?

Глава 1. Краткая история бороды

В истории западной цивилизации бороде с самого начала уделялось особое внимание. В изобразительном искусстве Господа Бога, который создал человека по образу и подобию своему, принято изображать с бородой. Однако самые ранние первоисточники, в которых содержатся упоминания о бороде, относятся к Древнему Египту, где бороды отращивали и любовно завивали, украшали и красили хной. Даже когда натуральная борода вышла из моды, египетские цари и царицы носили искусственную бороду из золота или другого металла, которую прикрепляли с помощью ленточек, завязывавшихся вокруг головы. Такие накладные бороды были в моде с 3000 до 1580 г. до н. э.

В древней Месопотамии бороде уделялось огромное внимание. Персы и ассирийцы красили бороды и так же, как халдеи, вавилоняне и мидийцы, проводили много часов, умащивая, завивая, заплетая и украшая свои бороды, часто с помощью золотых нитей и золотой же пудры. Благовония и порошки для бороды пользовались особым спросом в дни празднеств. В Древней Индии и в Турции борода являлась символом высокого общественного положения и мудрости. Лица брили только крестьяне и рабы, а оттаскать кого-то за бороду означало обречь себя на смерть.

Древние греки носили кудрявые, густые бороды до 323 г., когда Александр Македонский приказал своим солдатам побриться, чтобы врагам не за что было хватать их в бою. Несомненно, в те времена противники сходились на поле битвы намного ближе, чем сейчас.

Римляне, верные своей привычке заимствовать у греков все самое лучшее и романизировать его, носили прямые бороды, считая эллинский стиль немужественным. Согласно энциклопедии Британника «…бритье не было широко распространено примерно до 540 г. до н. э., когда несколько брадобреев из сицилийских греков перебрались на материк». Это говорит о том, что у почтенных итальянских брадобреев давняя история.

Византийцы тоже носили бороды, и, хотя мода менялась, наиболее традиционным оставалось сочетание длинной восточной бороды и короткой стрижки, унаследованной от римлян. Однако к концу XII в. главными законодательницами стиля стали Флоренция и Венеция, которые превратились в центры моды в Европе.

Бороды также были популярны у англосаксов, но с приходом христианства в VII в. служителям церкви полагалось ходить гладко выбритыми. Вильгельм Завоеватель, первый король Англии из Нормандской династии (1066–1087), заставлял знатных англичан сбривать свои бороды и, в соответствии с нормандской модой, не иметь никакой растительности на лице; так продолжалось до начала Крестовых походов, когда рыцари, как и любые солдаты, не видели необходимости следить за модой на поле боя. Кроме того, они, вероятно, испытывали на себе влияние культурных традиций жителей покоренного Востока, которые придавали бороде большое значение. До сего дня борода служит одним из основных отличительных признаков, по которым можно узнать мусульманина.

На протяжении следующих пяти столетий в Европе бороды то входили в моду, то выходили из нее. Стили были самые разные – от обрамляющей лицо короткой бороды Генриха VIII до миниатюрной бородки «а-ля муш», небольшого кустика волос на подбородке, которые носили французские и голландские кавалеристы. Из этого хаоса в конце концов возник порядок. Французский король Людовик XIII (1610–1643) начал лысеть и ввел моду на напудренные парики. Очевидно, было слишком сложно ухаживать за этими пышными головными уборами и одновременно уделять внимание бороде и усам, и растительность на лице исчезла почти на двести лет.

В конце концов парик преодолел бурные воды Атлантического океана и обосновался в американских колониях. Испанские конкистадоры, великие голландские и английские мореплаватели, Джон Кабот, Самюэль Шамплен, капитан Джон Смит – все они были обладателями густой бороды. Но к тому времени, когда колонии были готовы объявить независимость, мода на напудренные парики и гладкие подбородки окончательно укоренилась. Ни у кого из подписантов Декларации независимости и Конституции на лице не было никакой растительности. (В качестве исключения иногда называют Эдварда Ратледжа из Южной Каролины. Мистер Ратледж носил довольно длинные волосы, которые укладывал таким образом, чтобы они частично прикрывали лоб и щеки. Однако это вряд ли можно считать бородой и усами; его верхняя губа и подбородок были чисто выбриты.) В период становления нации борода была столь необычным явлением, что Элизабет Дринкер, описывая в 1794 г. поездку в Филадельфию, в числе прочих диковинок упоминает слона и двух бородатых мужчин, которых она видела на улицах. Если бы автор побывала в городе в недавнем прошлом, то обнаружила бы, что, за исключением слона, тут почти ничего не изменилось.

Как это случается со всеми экстравагантными вещами, напудренные парики вышли из моды. Появившись во Франции, там же они и канули в Лету, когда организованное после революции Национальное учредительное собрание запретило в одежде стили, призванные подчеркивать социальные различия. Пришла мода на короткие волосы, которая быстро перекинулась за океан. Борода, однако, не возвращалась на сцену еще примерно полстолетия.

Точно неизвестно, что послужило толчком к появлению моды на бороды. Тенденция возникла в викторианском Лондоне в 1840 г., но, чтобы этот стиль утвердился в США, понадобилось еще 15 лет. Дядя Сэм, символ Соединенных Штатов Америки, до 1858 г. изображался без бакенбард, а Авраам Линкольн, первый президент, носивший бороду, отрастил ее в промежутке между выдвижением на пост президента и инаугурацией. Во времена Линкольна, особенно в годы Гражданской войны, в моде были самые разные бороды и усы. Один изобретатель не только оставил след в истории Америки, но подарил языку свое имя, правда, довольно замысловатым способом. В 1843 г. молодой кадет Эмброуз Э. Бернсайд поступил в Военную академию Соединенных Штатов Америки в Вест-Пойнте, имея на щеках густую растительность. В конечном счете он дослужился до генеральского чина и сыграл заметную роль в Войне Севера и Юга. Его знаменитые бакенбарды получили название «бернсайдс», по фамилии своего изобретателя, но в народе, не разобравшись, что к чему, решили, что правильнее называть их «сайдбернс» (потому что они растут по бокам). С тех пор это слово стало обозначать волосы, растущие от висков вдоль щек.

В эпоху правления Линкольна и в годы, последовавшие сразу после нее, борода была у всех и каждого. Ни один врач и помыслить не мог обойтись без бороды; борода была у солдат и банкиров; ею щеголяли актеры и профессора; крупные и мелкие политики отращивали бакенбарды; растительность имелась на лицах всех состоятельных мужчин. К сожалению, случалось и так, что бороду носили и разные подлые личности, мошенники и шарлатаны, предлагавшие патентованные средства от всех болезней, в надежде, что она придаст им солидный и респектабельный вид.

В ожидании дам

Среди типов бород царило такое же разнообразие, как и среди их носителей: широкие и окладистые, раздвоенные, кудрявые, подкрученные вверх, подкрученные вниз, полные, частичные (небольшой округлый участок кожи на подбородке, по бокам обрамленный бородой); тонкая, заостренная борода в сочетании с длинными, свисающими вниз усами, обязанная своим появлением императору Наполеону III, которую носили также неудачливый генерал Кастер и знаменитый Буффало Билл; длинные баки, опускающиеся вниз, а затем резко поднимающиеся вверх и соединяющиеся с густыми усами, стиль, получивший название «Франц-Иосиф» в честь австрийского императора; все эти и многие другие типы бород украшали подбородки американских мужчин после Гражданской войны. Предприниматели быстро заметили новую моду, придумали возникшие в связи с ней потребности и принялись их удовлетворять. Появились средства, гарантировавшие потребителю полную бороду за шесть недель. Для закрашивания седины предлагались краски Бэкингема для бороды и усов и средства ухода за волосами от «Ayer’s Hair Vigour». Были даже разработаны особые правила этикета, связанные с ношением бороды. В 1879 г. вышли в свет «Правила социального и делового этикета», в которых автор, Томас Эди Хилл, наставлял своих читателей: «Никогда не допускайте, чтобы на усах оставалось масло, суп или другая еда. Чаще пользуйтесь салфеткой». Совет не утратил своей актуальности и сегодня.

Всплеск погонофилии, или погономании (см. следующую главу), начал затихать к концу столетия. После Линкольна все президенты носили бороды, за исключением невезучего Эндрю Джонсона. Затем в 1884 г. место в Белом доме занял Гровер Кливленд, носивший густые усы, но не имевший бороды. В последний раз полноценная борода на президентском лице появилась в 1888 г., когда президентом был избран Бенджамин Гаррисон; но четыре года спустя на выборах победил пользовавшийся всеобщим уважением Кливленд, и никогда больше рука, держащая кормило власти в государстве, не оглаживала бороду.

На рубеже веков бороды почти вышли из моды, их носили только представители некоторых профессий и ученые, художники и писатели. Вскоре бороды стали ассоциироваться с радикалами, большевиками, представителями богемы, иностранцами и прочими сомнительными элементами. Эта тенденция сохранялась на протяжении двух мировых войн, и в рамках не столь глобальных, но всегда значимых вооруженных конфликтов XX в., и вплоть до сегодняшнего дня, когда борода переживает очередную волну популярности.

Читатели, достаточно взрослые, чтобы носить бороду, наверняка знакомы с новейшей историей этого украшения мужского лица, так что нет необходимости излагать ее здесь подробно. А если вкратце, то: в 50–60-х гг. XX в. битники ввели моду, в конце 60-х подхваченную хиппи. Одно время на Мэдисон-авеню воцарились аккуратно подстриженные бороды, но это было скорее поветрие, нежели мода. Когда большинство битников и хиппи устали «отвергать» и вновь вернулись к истеблишменту, то привнесли с собой некоторые эксцентричные обычаи и привычки, характерные для их бывшей контркультуры, в том числе традицию не брить бороду. Поначалу пришедшаяся ко двору только в таких элитарных сферах, как книгоиздательство, журналистика, искусство и некоторые области образования, борода постепенно становилась все более популярной; сейчас нет ничего необычного или удивительного в том, чтобы встретить ее в самых консервативных учреждениях, таких как банки, брокерские фирмы и страховые компании.

В этом, возможно, заключается еще одна причина нынешней популярности бороды. В последнее время индустрии мужской моды наконец удалось достигнуть своей заветной цели: внедрить высокий стиль в мужской одежде. Как часто случалось в истории западной цивилизации, мужчины вновь дали волю основному павлиньему инстинкту. Разве не естественно, что мужчина, готовый – а на самом деле жаждущий – украсить свое тело искусственными волокнами, захочет использовать для этого и свои собственные волосы? Таким образом, многие мужчины, отрастившие бороду ради новизны или желания быть «в тренде», находят в том, чтобы иметь покрытый густой растительностью подбородок, много преимуществ и радости, о которых мы расскажем вам в следующих главах.