Текст книги "Почти нормальная семья"

31

Агнес Телин подождала, пока я не размешал сахар в чашке.

Неужели Линда Лукинд провела меня? Стало быть, это она сошла с ума, а не Ольсен и обвинила его в избиениях, чтобы отомстить.

– Ведь скорее правило, чем исключение, что мужчины, избивающие своих жен, уходят от правосудия? – спросил я.

– Чаще всего трудно бывает найти весомые доказательства, – сказала Агнес Телин. – Но в данном случае обнаружилось так много неясностей, что я советую вам осторожно относиться к сведениям, полученным от Линды Лукинд. К сожалению, больше я ничего не могу сказать.

Этого и не требовалось. Она не сомневалась, что Линда Лукинд солгала по поводу Кристофера Ольсена. Я тоже был убежден, что Линда что-то скрывает.

– Однако это мало что меняет. Если Линда Лукинд готова была выдвинуть против бывшего сожителя лживые обвинения, то с таким же успехом могла и применить насилие. Вы ведь это понимаете?

Агнес Телин попыталась скрыть ладонью вздох:

– Я слышу, что вы говорите, Адам.

Я стиснул зубы. Она слышала, что я говорю, но не намеревалась ничего предпринимать.

– Когда вы в последний раз разговаривали со Стеллой по телефону? – спросила она.

Какое это имеет отношение к делу?

– На самом деле я точно не помню. Мы почти никогда не разговариваем по телефону. Я перестал звонить – она все равно не отвечает. Переписываемся эсэмэсками или в мессенджере.

– Вы сказали, что связывались с ней по эсэмэс в пятницу вечером.

– Ну, не совсем связывался. Я послал ей сообщение, но не получил ответа.

– Вы уверены?

Я не спешил отвечать. Может быть, полиции удалось восстановить сообщения Стеллы? Или они конфискуют у меня мобильный и исследуют его содержимое? Не стоит попадаться на лжи, которая в дальнейшем не будет иметь ровно никакого значения.

– Честно говоря, не помню. Может быть, ответила, а может, и нет.

Комиссар откашлялась.

– Когда вы в последний раз видели мобильный телефон Стеллы?

Что? Я отвернулся, чтобы скрыть изумление. Полиция не обнаружила мобильник Стеллы? Я считал само собой разумеющимся, что они забрали его во время обыска.

– К сожалению, не помню.

Агнес Телин сделала отметку в блокноте.

– Вы видели телефон после того, как Стеллу задержали?

Что все это значит? Где же телефон Стеллы, если полиция его не нашла?

– Нет, – ответил я.

Агнес Телин резко втянула носом воздух:

– Это очень важно, Адам. Вы помните, что было надето на Стелле, когда она вернулась домой в пятницу вечером?

Меня прошиб холодный пот.

– Это что – допрос? Я имею право не отвечать на ваши вопросы.

Телин молча смотрела на меня.

– Я не обращаю внимания на одежду. Моя жена всегда сердится на меня, что я не замечаю ее обновки.

Агнес Телин делано улыбнулась:

– Но ведь вы разговаривали со Стеллой, когда она вернулась домой? Вы видели, в чем она была одета?

– Да, пожалуй.

– Вы не обратили внимания на что-нибудь необычное? Пятна или что-нибудь еще?

– Было темно. Не помню точно…

Не помнить – это не совсем то же самое, что лгать. Я использовал малейшую лазейку, чтобы отвертеться. Тем временем Телин нервными пальцами перелистывала свои бумаги.

– Когда вы впервые услышали имя Кристофера Ольсена?

– В субботу, – честно ответил я. – Когда узнал, что вы задержали Стеллу.

– Стало быть, до этого момента вы о нем не знали?

Я потер глаза:

– Насколько мне известно, нет.

– Адам, это простой вопрос. Вы слышали об Ольсене или нет?

– Нет, не слышал.

– Стало быть, Стелла не называла его имени. Говорила ли она о ком-то, не называя по имени, как о своем бойфренде? Вам было известно, что она с кем-то встречается?

– У Стеллы не было бойфренда. Можете спросить кого угодно. Насколько я понимаю, она пару раз встречалась с Ольсеном случайно. Зачем ей желать ему смерти? Это нелогично.

– Человеческое поведение не всегда поддается логике.

– Но чаще все же поддается.

Агнес Телин взяла со стола одну из своих бумаг.

– Послушайте вот это, – произнесла она и прочла вслух: – «Думаю о тебе двадцать четыре на семь. Сам понимаешь, как я скучаю». Или вот это: «Ты самое прекрасное, самое сексапильное существо на земле. Безумно рада, что повстречала тебя».

От отвращения в горле встал ком. Как она может так со мной поступать? Это вопреки всем правилам, совершенно аморально.

– Это сообщения в чате, которые Стелла посылала Кристоферу Ольсену. Мы нашли много подобных сообщений в его компьютере.

Я крепко сжал руки в кулаки под столом:

– Откуда вам известно, что это писала Стелла? Кто угодно мог создать аккаунт от ее имени.

Телин не обратила внимания на мои слова:

– Я понимаю, как вам тяжело, Адам. Но все образуется, мы пройдем этот путь вместе.

– Вы о чем? Вам не нужно ничего проходить. Вечером вы пойдете домой и обнимете своих сыновей. А моя дочь сидит под замком в камере!

– Знаю, знаю. Но единственный способ продвинуться – это решиться сказать правду. Вы действительно не спали, когда Стелла пришла домой?

– Не спал.

– Сколько было времени?

Я сделал глубокий вдох.

– Без четверти двенадцать, – сказал я так сдержанно, как только мог. – Двадцать три сорок пять.

Агнес Телин кратко кивнула и отодвинулась от стола вместе со стулом. Откинувшись на спинку, она устремила взгляд в потолок.

– Адам, Адам… – проговорила она. – Я понимаю, почему вы так поступаете. Возможно, на вашем месте я поступила бы точно так же.

Я не ответил. Она понятия не имеет, каково мне сидеть здесь.

– Наши дети для нас все, – продолжала она. – Стелла – ваша доченька. Ужасно обнаружить, что мы не можем защитить наших детей.

Я снова подумал об Иове.

– Я вовсе не пытаюсь вас осуждать, – проговорила Агнес Телин. – Но мне кажется, это не самый лучший способ. Это неправильно, Адам.

Я прикрыл глаза. Неправильно защищать своего ребенка? Свою семью? Разве это может быть неправильно?

– Мы закончили, – сказал я и поднялся.

Агнес Телин вздохнула, глядя мне вслед.

Я должен поговорить с Аминой.

Найдя в мобильном ее телефон, я позвонил. После первого же сигнала металлический голос сообщил, что такого абонента больше не существует.

32

Я поспешил в сторону «Арены». Тренировка у девчонок вот-вот закончится, и у меня есть шансы встретить там Амину.

Как правило, мне нравилось приходить в «Арену». Этот спортзал стал для меня вторым домом. Запах пота из раздевалок, прилипающие к полу подошвы, свистки и постукивание мяча. Входя через эти двери, я как бы принимаю другую роль. И я уже не пастор, а тренер, но в первую очередь папа Стеллы.

На этот раз, потянув за ручку двери и втянув ноздрями знакомый запах, я испытал только неприятное чувство. В кафетерии сидели несколько подростков в спортивной одежде, какая-то женщина пронеслась мимо меня к парковке. Внезапно все во мне стало сопротивляться. Взгляды, вопросы, ощущение того, что все знают. Ведь все и правда знают? Все что-то думают, полагают, представляют себе, имеют готовые версии. Мозг затуманился, сердце колотилось где-то в горле. Мысль о том, чтобы повстречать здесь знакомых, стала невыносимой.

Вывалившись из здания, я вышел на велосипедную парковку и спрятался за деревом. Там я стоял, прижавшись спиной к шершавому стволу, закрывшись от всего мира, в ярости из-за всего этого, чего просто не должно происходить. Такого в Швеции не бывает! Здесь невинного не выставляют на всеобщее обозрение и не судят до суда.

Я чувствовал себя обманутым. Как я мог позволить настолько промыть себе мозги – поверить, что можно слепо доверять шведской правовой машине?

Через некоторое время из дверей хлынул поток девочек. Товарищи Амины по команде. Я выглянул из-за дерева, не выдавая своего убежища.

Наконец появилась и Амина и направилась к велосипедной парковке. Она прицепила на багажник спортивную сумку и наклонилась вперед, чтобы отстегнуть замок, когда я окликнул ее.

– Ой, как ты меня напугал!

Она отпрыгнула назад.

– Прости, я не хотел. Я пытался позвонить, но…

– У меня украли телефон.

Она забросила замок в корзинку и стала задним ходом выводить велосипед с парковки.

– Мы можем поговорить? – спросил я.

– Мне нужно домой, – ответила она, не глядя мне в глаза. – У меня очень много дел, занятия начинаются через три дня.

– Я могу тебя проводить, – предложил я. – Если ты поведешь велосипед.

Она вздохнула и повела велосипед вперед, положив обе руки на руль, – так поспешно, что мне пришлось почти бежать, чтобы не отстать.

– Почему ты не хочешь разговаривать со мной? – спросил я.

– В смысле? Мы же сейчас разговариваем.

Я пошел следом за ней по пешеходному мосту через Рингвеген. Амина смотрела далеко вперед и продолжала идти быстрым шагом.

– Тебе что-то известно, Амина?

Она не ответила.

– Пожалуйста, ты должна мне рассказать! – с мольбой в голосе попросил я.

– Я ничего не знаю! Я все рассказала полиции.

Сделав несколько быстрых шагов, я поравнялся с ней:

– Ты знала, что Стелла общалась с Кристофером, не так ли?

– Да, – коротко ответила она.

Мы зашли в Городской парк.

– Они были вместе? У Стеллы были отношения с этим мужчиной?

Мы как раз миновали кафе, когда она резко затормозила и уставилась на меня.

– Нет, ничего такого не было. Они встречались пару раз в баре, знали друг друга достаточно поверхностно. Не более того.

Ее глаза блестели в полумраке. Она убрала одну руку с руля, и велосипед пошел неровно.

– Ты тоже с ним знакома? – спросил я.

Она снова обернулась, решительно схватилась за руль и покатила велосипед по гравийной дорожке.

– Амина! – проговорил я. Мой голос прозвучал суровее, чем мне бы того хотелось. – Стелла сидит в изоляторе. Ты когда-нибудь бывала в камере? Знаешь, какая там обстановка?

Меня чуть не сбил с ног бегун с наушниками, который пробормотал что-то типа «проклятый старикашка», но я тут же снова догнал Амину. Она чуть замедлила шаг. Беззвучные слезы текли по ее щекам, болью отзываясь в моем сердце. Мое первое движение было – обнять ее, как ребенка, ведь она и была ребенком. Вместо этого я попросил прощения.

– Мне плохо, Амина. От всего этого я просто схожу с ума.

– Я знаю, – проговорила она, всхлипывая. – Мне тоже очень хреново.

– Расскажи, – попросил я.

33

У нас с Аминой всегда были особенные отношения. Случалось, она предпочитала обратиться ко мне, а не к своим родителям. Думаю, я знаю об Амине такое, чего не знает никто из взрослых.

Это произошло четыре года назад. Поздняя осень после конфирмации. Девочки учились в девятом классе, и наша команда возглавляла рейтинг своего региона среди женских команд.

Однажды утром на лестнице приходского дома стоял Рогер Арвидсен, в меховой шапке. Вид у него был потерянный и расстроенный.

Рогер Арвидсен выглядел старше, чем был на самом деле. Ему только что исполнилось пятьдесят, но пренебрежение к гигиене и плохая наследственность в сочетании с малоподвижным образом жизни, курением и постоянным употреблением кофе придавали ему весьма своеобразный вид. Его очень портили коричневые зубы, двойной подбородок и грязные пальцы. Дети в нашем квартале прозвали его Монстром.

Каждое воскресенье Рогер честно сопровождал в церковь свою маму, у которой жил. У меня вскоре вошло в привычку беседовать с ним каждый раз, когда мы встречались, поскольку я предполагал, что, помимо матери, с ним мало кто общается. Ясно было, что умом Рогер обижен, однако он производил впечатление человека доброго и скромного, заслуживающего хорошего отношения.

Ни разу Рогер сам не обращался ко мне, и, когда мы беседовали, каждое слово приходилось тянуть из него буквально клещами. Поэтому я сразу понял, что что-то случилось, увидев его на церковной лестнице без мамы.

Я спросил, чем могу ему помочь.

В следующую минуту Рогер уже сидел в моем кабинете, по-прежнему в меховой шапке. Зубы у него стучали. От его рассказа я испытал почти физическую боль.

Рогер сообщил, что его дважды навещала юная девушка. Оба раза это происходило сразу после того, как его мать уезжала играть в бинго. Он знал, что девушка приходила не одна. Он видел ее подружку, которая стояла в подъезде на карауле.

Девушка спросила, не угостит ли Рогер ее кофе, что он и сделал. Его так воспитали. Когда приходят гости, им предлагают кофе. В первый раз они лишь немного поболтали, и девушка снова исчезла. Но в следующий свой приход в разгар беседы она попросила Рогера снять брюки. Само собой, он отказался. Он не понимал, каковы намерения у этой девушки, но догадывался, что вряд ли она влюблена в него. После долгих уговоров Рогер все же разрешил девушке посидеть у него на коленях. Она засняла эту сцену своим мобильным телефоном.

– А потом потребовала у меня тысчонку, – пояснил Рогер. – Если я не дам ей тысячу, она распространит эти фотографии и заявит в полицию. Сказала: тогда все подумают, что я педофил. Якобы обо мне уже слухи ходят.

Так что он дал ей тысячу крон. По поводу этой части рассказа его трудно было в чем-то упрекнуть. Он не первый человек на свете, пытавшийся откупиться от лживых обвинений.

Однако теперь он нашел в почтовом ящике записку от той девушки, где она требует еще тысячу крон, иначе фотографии окажутся в полиции.

– Я не хочу, чтобы у нее были неприятности, – проговорил он. – Я тоже виноват.

Решительно поднявшись, я заверил Рогера, что немедленно займусь этим делом.

Я даже не стал спрашивать имя девушки. И так было предельно ясно, о ком речь.

Я сказал диаконисе Монике, что у меня мигрень, понесся домой и стал так колотить в дверь Стеллы, что она тут же открыла мне.

– Какого дьявола ты натворила?

Я никогда не ругаюсь. Стелла была буквально раздавлена. Она тут же во всем призналась. Поклялась, что вернет деньги и попросит прощения. Это была просто дурацкая игра, которая вышла из-под контроля. Ничего подобного никогда больше не повторится.

Ульрике я ничего не рассказал. С одной стороны, мне казалось, что я ее обманываю, – такими вещами вроде бы положено делиться с супругой. С другой стороны, я пожалел ее, следуя пословице, что то, о чем мы не знаем, не может нам навредить. Задним числом вынужден признать, что за всем этим стоял стыд. Я не мог примириться с тем, что моя дочь могла так поступить, и не желал, чтобы кто-нибудь другой, даже моя жена, об этом узнал.

В следующее воскресенье после службы я отвел Рогера в сторонку. И снова мне пришлось тянуть из него каждое слово.

– Тебе вернули деньги?

– Угу.

– Все?

– Да.

– Стелла попросила прощения? Она раскаивалась? – спросил я.

– Да, – снова кивнул Рогер, нервно переступая с ноги на ногу. – Но это была не она.

– Что?

Он опустил голову.

– То была не Стелла, – сказал он, – а та, вторая, темненькая.

34

Мы с Аминой шли бок о бок по Городскому парку. Мы уже почти добрались до Сванегатан и слышали шум проезжающих по ней машин.

– Когда Стелла познакомилась с Крисом, я тоже была с ней, – сказала Амина. – Это было в баре «Тегнерс». Он показался нам самым обычным парнем. Ничего подозрительного. Кроме того, что он был намного старше нас. Но тогда мы этого не знали.

– Когда это было?

Она пожала плечами:

– Несколько месяцев назад.

– Но что Стелла могла делать у него дома? Полиция нашла доказательства, что она побывала там.

– Наверное, зашла в гости.

Я уже пожалел, что задал этот вопрос. Не желал больше ничего слышать.

– Может быть, решили выпить по бокалу после вечеринки, – проговорила Амина. – Точно не знаю. В последний раз я видела Стеллу в прошлые выходные.

Велосипед покачнулся, и я приготовился его подхватить, если она выпустит руль.

– Вы и тогда встречались с Кристофером Ольсеном?

Амина повернула руль.

– Да, в прошлую пятницу.

– Это был день рождения Стеллы.

– Мы коротко повидались с ним, а потом пошли со Стеллой на площадь, чтобы выпить по бокалу вина. В субботу у меня был матч, так что особо мы не гуляли.

– И с тех пор вы не встречались? Но ведь вы разговаривали? Писали друг другу?

– Да нет, не особо. Но в пятницу она написала мне. Вечером мы должны были встретиться, но у меня была тренировка, и я почувствовала себя неважно. А в субботу я свалилась с температурой.

– Так ты совсем ничего не знаешь о том, что случилось в пятницу?

Она поспешно покачала головой. Я ощутил некоторые сомнения.

– Что же ты сказала полиции, когда тебя допрашивали?

– Ясное дело, сказала все как есть. Я же не могла им соврать?

Я не ответил.

С годами я понял, что ложь – искусство, которым некоторые владеют в совершенстве, а некоторые не владеют вообще. Аналогично другим талантам, можно натренировать и отточить свои умения, однако, по сути, это вопрос генетической предрасположенности. Стелла всегда великолепно умела лгать. Еще в младших классах мне трудно было уличить ее во лжи даже в самых банальных вещах.

«Стелла, ты убралась в своей комнате?»

«Да, папочка».

Один раз это оказывалось правдой, другой – она лгала мне прямо в глаза. Невозможно было определить, когда она говорит правду, когда нет.

Амина же неумелая лгунья. После происшествия с Рогером Арвидсеном она со слезами просила у меня прощения и вырвала обещание никогда ничего не рассказывать Дино и Александре. Обещание, которое я, разумеется, сдержал.

И на этот раз у нее не получилось солгать. Сомнений быть не могло – она что-то скрывает. Кого она пытается защитить? Саму себя или Стеллу?

Или меня? Может быть, она думает, что я не вынесу правды?

Мы свернули налево, на Сванегатан. Мимо на полной скорости пронеслась машина.

– Амина, ты считаешь, что Стелла… Как ты думаешь, Стелла могла это сделать?

Она резко остановилась:

– Нет! Стелла ничего такого не делала!

Как Амина может быть в этом так уверена?

– Пожалуйста, – попросил я, когда она села на седло, чтобы проехать последние пятьдесят метров до дома. – Я должен знать.

– Знать – что?

– Все.

– Я тоже всего не знаю. – Поставив ноги на педали, Амина слегка надавила на них. – На самом деле я знаю не больше твоего. Возможно, всего не знает и Стелла.

Она помахала мне рукой через плечо, направляясь к дому.

Я знал, что она солгала мне.

35

Когда в тот вечер я вернулся домой, Ульрика стояла в спальне и смотрела в окно. Мои мысли едва ворочались в голове. Все мышцы болели, словно я покорил гору.

– На что ты смотришь? – спросил я.

Она не ответила. Обняв ее за талию, я увидел на ее лице тени – словно бы слезы проложили бороздки на щеках, высушили губы.

– Любимая, – прошептал я.

– Где ты был?

Голос ее дрожал.

Я пояснил, что с работы меня отправили домой, уговорив остаться на больничном еще неделю. Ульрика никак не отреагировала. Ее глаза казались пустыми и безжизненными. За окном была лишь темнота. Черная непроглядная тьма.

– Ты ведь слышала об Иове? – спросил я.

– Имя знакомое. – Я прижался подбородком к ее плечу, она вздрогнула и обернулась. – Ты ведь не можешь всерьез верить, что все это – испытание, посланное нам Богом?

Я не знал, что ответить.

– Иов был самым праведным человеком на земле, – сказал я. – Но лукавый заявил, что легко верить в Бога, когда у тебя все так хорошо, как у Иова.

– Лукавый?

– Так сказано в Библии. Имеется в виду Сатана.

Несмотря на все несчастья, я разглядел на лице жены подобие улыбки.

– Как у адвоката, у меня нет возражений по этому пункту.

Когда я пересказал ей предание об Иове – как Господь позволил лукавому отнять у того все, чем он владел, убить его скотину и его десятерых детей, сделав его самого тяжелобольным, Ульрика кивнула.

– Стало быть, ты Иов? – сказала она.

Трудно было понять, шутит она или говорит это с презрением.

– Разумеется, нет. Жена Иова считала, что он должен был бы отвернуться от Бога после всех несчастий, случившихся с ним. И знаешь, что ответил Иов?

– Нет. Что же сказал Иов?

– Он ответил, что если мы берем от Бога все доброе, то должны принимать и злое.

Ульрика усмехнулась. Я не совсем понял, что это значило.

Затем она вздохнула:

– Мы не сможем тут оставаться.

– Что?

Ульрика смотрела мимо меня, снова устремив взгляд в окно.

– Ты видел сегодняшние новости в Сети?

– Да, мама звонила.

– Лунд – город маленький. Большинство знает, кто мы такие.

Мы продолжали стоять, глядя в темноту.

– Ну зачем же так драматизировать? – проговорил я.

– Ты даже не представляешь себе. Я столько раз с этим сталкивалась. Людям приходилось бежать, все побросав, и начинать жизнь с нуля в другом месте.

– Так ты думаешь, что Стеллу осудят?

Она взглянула на меня так, словно я ребенок, которого она вынуждена разочаровать:

– Возможно, суд первой инстанции ее оправдает. Пока рано строить догадки. Но это, собственно говоря, не имеет значения. Людской суд куда суровее. И народу вообще наплевать на выводы суда.

С этим я не мог согласиться:

– Ты все же преувеличиваешь.

– Вовсе нет. Неделя в изоляторе – и в глазах окружающих ты уже преступник. Даже если Стеллу оправдают, у тех, кто ее знает, навсегда останется зерно сомнений. Во всяком случае, если за это преступление не осудят никого другого.

Звучало это цинично. Возможно, сказывался горький опыт двадцати лет работы адвокатом по уголовным делам. И наверняка в ее рассуждениях была доля истины. Достаточно спросить самого себя: сколько раз я не воспринимал как данность, что подозреваемый виновен, хотя суд пришел к противоположному выводу? Если Стеллу оправдают, но никого другого не осудят за это преступление, многие, безусловно, усомнятся в ее невиновности.

– Ты серьезно? Ты хочешь, чтобы мы уехали из Лунда?

Ульрика кивнула:

– Микаэль предложил мне одно дело в Стокгольме.

– Микаэль?

– Блумберг.

Я несколько раз сморгнул:

– А что за дело?

– У него есть для меня работа – большой процесс, который займет немало времени, несколько месяцев. Мы сможем жить в служебной квартире нашего адвокатского бюро в центре города, пока не подыщем себе что-нибудь свое.

– Переезжать?

Она обняла меня за шею:

– Если мы останемся в этом городе, нам будет только хуже.

От тепла ее рук я размягчился:

– А как же Стелла?

– Само собой, она поедет с нами. Пока не отправится в свое азиатское путешествие.

– Но она сидит под замком.

– После суда, – уточнила Ульрика, уткнувшись носом мне в шею.

– После?..

– Конкретно сейчас мы ничего не можем сделать. Скорее всего, дело дойдет до суда.

– Ты так думаешь?

Я завертелся, но Ульрика крепко обняла меня, прижав мою щеку к своей груди.

– Мы знаем, что она невиновна, – сказал я.

– Дорогой, мы ничего не знаем.

– Что ты имеешь в виду?

Я высвободился из ее объятий. Ульрика казалась невыносимо бессильной. Все это, по-видимому, измотало нас куда больше, чем я мог предполагать.

– У нее алиби! – воскликнул я. – У Стеллы есть алиби!

Ульрика протянула ко мне руку:

– Дорогой мой, я тоже не спала, когда Стелла вернулась домой в пятницу вечером. Я прекрасно знаю, во сколько это было.

Во мне что-то оборвалось. Почему она ничего мне не сказала? Все это время она знала, что я лгу полиции.

А что еще ей известно? Я подумал о запятнанной блузке и телефоне.

– Что произошло с телефоном Стеллы?

– О чем ты?

– Я думал, что полиция конфисковала его, но у них его нет. Что ты с ним сделала?

– Я… я…

Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Я чувствовал себя одиноким и всеми покинутым – мне пришлось сдерживаться, чтобы не произнести слов, о которых потом придется пожалеть.

– Что ты сделала с телефоном? – снова спросил я.

Она провела рукой по моей щеке:

– Телефона нет.

Я охнул. Что она натворила? Выбросила его? Если это всплывет, ее карьера навсегда загублена.

– Чем закончилась история с Иовом? – тихо спросила она.

– Она закончилась счастливо. Бог послал ему десять новых детей.

Я выдавил из себя улыбку, и Ульрика поцеловала меня.

– Мы должны держаться вместе, мой дорогой, – сказала она. – Ты, я и Стелла. Мы должны поддерживать друг друга.

Меня не покидало острое чувство, будто она что-то от меня скрывает. Даже моя жена.