Текст книги "Метафизика. Современное введение"

Дальнейшие ограничения: определенные и неопределенные предикаты

Как я писал, большинство реалистов одобрило бы ограничения, которые мы уже наложили на метафизический реализм; но некоторые из них захотят наложить дальнейшие ограничения. Возьмем, к примеру, предикат «холостяк». Согласно теории реалистов (как мы сформулировали ее выше), существует универсалия, коррелирующая с этим предикатом. Что это за универсалия? Можно предположить, что это свойство «быть холостяком». Но эта универсалия – свойство, которым вещь может обладать лишь при условии, что она обладает также свойством «быть существом мужского пола», свойством «быть человеком» и свойством «быть неженатым». Так сколько же здесь свойств? Чтобы приписать вещи предикаты «существо мужского пола», «человек» и «неженатый», она должна обладать свойствами «быть существом мужского пола», «быть человеком» и «быть неженатым». Но нужно ли здесь также дополнительное свойство – «быть холостяком»? Мы можем вполне удовлетворительно охарактеризовать предикат «холостяк», сославшись на три других (по-видимому, более фундаментальных) свойства. Не окажется ли тогда добавление в наш перечень четвертого свойства избыточным? Не будет ли оно бесполезным и ненужным? Но сомнения в необходимости введения дополнительного свойства для предиката «холостяк» можно вполне естественным образом распространить на предикат «неженатый». Если мы признаем, что нуждаемся в свойстве, соответствующем предикату «женатый», то нужно ли нам вводить дополнительное противоположное свойство в случае предиката «неженатый»? Нельзя ли вместо этого сказать, что данный предикат является истинным в отношении вещи как раз в том случае, когда она лишена свойства, соответствующего предикату «женатый»? И опять-таки не является ли избыточным добавление противоположного качества к нашей онтологии? И, разумеется, если мы согласимся (как, по-видимому, должны) с тем, что предикат «женатый» можно определить посредством других, более фундаментальных предикатов, то наши сомнения относительно предикатов «холостяк» и «неженатый» можно распространить и дальше.

Данные вопросы вынудили некоторых реалистов наложить очень жесткие ограничения на описанный выше анализ предикации. Они настаивают на существовании различия между предикатами, которые называют неопределенными и определенными[29]29
  См., например: Donagan A. Universals and Metaphysical Realism. Р. 128–129; Bergmann G. Two types of linguistic philosophy // Bergmann G. The Metaphysics of Logical Positivism. Madison, WI: University of Wisconsin Press, 1954. P. 122.


[Закрыть]. Идея состоит в том, что существуют некоторые предикаты, никак не определенные посредством других предикатов; эти элементарные предикаты обретают значение благодаря своей непосредственной корреляции с универсалиями. Все остальные предикаты являются определенными посредством этих элементарных предикатов. Тогда, согласно данному представлению, не существует конкретных особых универсалий, коррелирующих с каждым семантически неравноценным предикатом, – так происходит лишь в случае предикатов элементарных, или неопределенных. Семантические свойства определенных предикатов можно объяснить, сославшись на универсалии, коррелирующие с элементарными предикатами, посредством которых они определяются.

Хотя на первый взгляд наложение таких ограничений на реалистский анализ предикации может показаться перспективным, он не лишен недостатков. Основная проблема в том, что невозможно четко разделить предикаты на фундаментальные, или элементарные, и определенные. Философы вынуждены сами делить их на группы, и, вероятно, любое подобное деление будет в известной мере произвольным. То, что при одном способе формализации языка оказывается фундаментальным, или неопределенным, предикатом, при другой с не меньшим основанием становится определенным выражением. Это вызывает сомнения в метафизической состоятельности любой попытки разделить предикаты на элементарные и определенные. Если различие между неопределенными и определенными предикатами должно указать нам, какие существуют универсалии, оно вряд ли должно определяться чьей-то произвольной формализацией.

Поэтому, чтобы избежать упрека в произвольности своего выбора, реалисты, считающие данное различие полезным, должны будут дать какое-то философское обоснование решению считать некоторые предикаты фундаментальными. Одним из важных видов таких обоснований будет эпистемологическое. Реалисты, принимающие сильную эмпирическую программу теории познания, настаивают, что фундаментальные, или элементарные, предикаты – это предикаты, выражающие черты или характеристики, являющиеся, по мнению эмпириков, фундаментальными с точки зрения эпистемологии. Таким образом, речь идет о предикатах, выражающих цвета, звуки, запахи, простые формы и т. п. Каждому такому безэквивалентному предикату соответствует конкретная особая универсалия. По утверждению таких реалистов, все остальные предикаты можно определить, сославшись на эти универсалии.

Хотя изложенное выше мнение было популярно среди реалистов в первой половине XX века, сегодня у него не так уж много сторонников. Те, кто его разделял, обнаружили, что значительное число предикатов невозможно проанализировать лишь посредством чувственно воспринимаемых свойств. Теоретические предикаты науки и нравственные или этические предикаты – это лишь два случая, представляющих проблему для реалистов-эмпириков. Поняв, что проанализировать данные предикаты с точки зрения исключительно чувственного восприятия невозможно, они были вынуждены отрицать наличие у предикатов какого-либо подлинного дескриптивного содержания и принять в высшей степени неправдоподобные теории об их роли в языке. Таким образом, они заявляли, что теоретические предикаты науки являются не чем иным, как орудиями или инструментами, позволяющими нам перейти от одного набора утверждений, в которых используются исключительно предикаты, связанные с чувственным восприятием, к другому подобному набору, и что этические предикаты – не более чем лингвистические механизмы, позволяющие нам выразить чувства или эмоции относительно людей, их действий и образа жизни.

Впрочем, не только эмпиристский лейтмотив этой теории вызывает у философов скептицизм в отношении идеи, будто различие между определенными и неопределенными предикатами является важным с точки зрения онтологии. Как бы мы ни делили предикаты на элементарные и определенные, мы станем придерживаться мнения, что любой неэлементарный предикат можно целиком и полностью определить посредством предикатов, считающихся элементарными. Но на самом деле лишь немногие предикаты нашего языка можно, подобно предикату «холостяк», определить, прибегнув к более простым предикатам. Известное рассуждение Витгенштейна о предикате «игра» делает очевидной таящуюся здесь проблему, хотя изначально цели его были несколько иными.

Рассмотрим, например, процессы, которые мы называем «играми». Я имею в виду игры на доске, игры в карты, с мячом, борьбу и т. д. Что общего у них всех? – Не говори: «В них должно быть что-то общее, иначе их не называли бы „играми“», но присмотрись, нет ли чего-нибудь общего для них всех. – Ведь, глядя на них, ты не видишь чего-то общего, присущего им всем, но замечаешь подобия, родство и притом целый ряд таких общих черт. Как уже говорилось: не думай, а смотри! – Присмотрись, например, к играм на доске с многообразным их родством. Затем перейди к играм в карты: ты находишь здесь много соответствий с первой группой игр. Но многие общие черты исчезают, а другие появляются. Если теперь мы перейдем к играм в мяч, то много общего сохранится, но многое и исчезнет. – Все ли они «развлекательны»? Сравни шахматы с игрой в крестики и нолики. Во всех ли играх есть выигрыш и проигрыш, всегда ли присутствует элемент соревновательности между игроками? Подумай о пасьянсах. В играх с мячом есть победа и поражение. Но в игре ребенка, бросающего мяч в стену и ловящего его, этот признак отсутствует. Посмотри, какую роль играют искусство и везение. И как различна искусность в шахматах и в теннисе. А подумай о хороводах! Здесь, конечно, есть элемент развлекательности, но как много других характерных черт исчезает. И так мы могли бы перебрать многие, многие виды игр, наблюдая, как появляется и исчезает сходство между ними[30]30
  Витгенштейн Л. Философские исследования / пер. М.С. Козловой, Ю.А. Осеевой // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I / пер. с нем., сост., вступ. ст., примеч. М.С. Козловой. М.: Гнозис, 1994. См. также: Wittgenstein L. Philosophical Investigations / G.E.M. Anscombe (trans.). London: Macmillan, 1953. P. 66.


[Закрыть].

Вполне очевидно, что «игра» не будет элементарным предикатом. Но если Витгенштейн прав, то попытка выявить ряд наиболее фундаментальных предикатов, связанные с которыми качества позволят обеспечить необходимые и достаточные условия для применения предиката «игра», обречена на неудачу. У «игры» более рыхлая, менее строгая семантическая структура, чем у таких понятий, как «холостяк», – структура, которую невозможно описать с помощью какого-либо формального определения. Витгенштейн заявляет, что это характерно для большинства предикатов нашего языка.

В свете замечаний Витгенштейна неудивительно, что различие между элементарными и определенными предикатами не играет заметной роли в работах современных реалистов. Некоторые попросту считают неуместными ограничения, которые исследователи, обращающиеся к этой дистинкции, желают наложить на реализм[31]31
  См., например: Loux M.J. Substance and Attribute. P. 20–21.


[Закрыть]. Они придерживаются холизма в отношении универсалий, то есть отвергают любые попытки свести один набор универсалий к другому. С другой стороны, их глубоко впечатляет, что там, где можно провести формальное различие между предикатами, любые попытки разделить предикаты на определенные и неопределенные обречены оставаться произвольными. Поэтому (возможно, соглашаясь, что платоновская схема и связанная с ней теория предикации неприменимы к понятию экземплификации) они настаивают, что универсалии, связанные с такими предикатами, как «холостяк» и «неженатый», не менее приемлемы и реальны, чем те, что связаны с такими предикатами, как «синий» и «красный». С другой стороны, они соглашаются с Витгенштейном в том, что многие предикаты сопротивляются формальному определению посредством других, более фундаментальных предикатов. Однако, в отличие от Витгенштейна, они не считают данный факт проблематичным для реалистов. Так, в ответ на требование Витгенштейна указать на универсалию, общую для всех явлений, называемых играми, они указывают на свойство быть игрой и полагают, что невозможность свести это свойство к иным, более привычным универсалиям не порождает каких бы то ни было проблем.

При этом другие современные реалисты настаивают, что необходимо наложить ограничения на применение платоновской схемы[32]32
  См., например: Armstrong D. Universals. P. 87.


[Закрыть], даже если с точки зрения онтологии разделение предикатов на элементарные и определенные окажется неудачной попыткой наложить ограничения на теорию реалистов. Поэтому они согласны с тем, что использование нами лишь некоторых предикатов имеет подлинный онтологический смысл, и утверждают, что эмпирики ошиблись не тогда, когда пытались ограничить область применения реализма, – их ошибкой было называть интересными с точки зрения онтологии предикатами лишь те, что связаны с чувственным восприятием и наблюдением, и настаивать, что отношения между онтологически значимыми предикатами и другими предикатами – вопрос определения или перевода. Такие реалисты обвиняют своих склонных к холизму или антиредукционизму коллег в априоризме – представлении, будто можно определить, какие универсалии существуют, просто поразмыслив на досуге о структуре нашего языка. По мнению холистов, чтобы определить, какие универсалии существуют, нужно просто бросить взгляд на совокупность имеющихся у нас предикатов: каждому безэквивалентному предикату соответствует конкретная особая универсалия. В противоположность такому предполагаемому априоризму, можно сказать, что вопрос о том, какие универсалии существуют, – это эмпирический вопрос, на который мы способны найти ответ в ходе научного исследования. Неудивительно, что метафизические реалисты, выступающие против лингвистического априоризма, как правило, также оказываются научными реалистами. Это означает, что, по их мнению, эмпирические науки, и в частности физика, являются критерием бытия для всего сущего. Таким образом, они утверждают, что предикаты, имеющие значение с точки зрения онтологии, – это те, что необходимы для формулировки корректной физической теории. Следовательно, онтологическое значение имеют только предикаты физики в ее окончательном варианте.

Но если мы с этим согласимся, то что же делать с предикатами, не играющими никакой роли в физической теории? По очевидным причинам идея существования правил перевода, позволяющих перейти от сугубо физических предикатов к нефизическим, не показалась жизнеспособной философам, стремившимся дополнить метафизический реализм строгим научным реализмом. Вместо этого мы наблюдаем, как философы отстаивают две формы реализма, высказывая различные и противоречащие друг другу суждения о связи между обладающей онтологическим значением структурой физической теории и ненаучной структурой здравого смысла. Приведем два таких суждения. Согласно первому, выражающему менее радикальную точку зрения, коррелирующие с предикатами универсалии и не являющиеся частью физической теории абстрактные термины действительно существуют; но онтологический приоритет остается за физическими свойствами, видами и отношениями. Эти универсалии считаются онтологически первичными или фундаментальными, а другие – зависящими от них. Идея в том, что, хотя не задействованные в физической теории универсалии, возможно, не сводятся к тем, что в ней задействованы, и их нельзя проанализировать посредством последних, тем не менее универсалии, задействованные в физической теории, их фиксируют или определяют. То, к какому физическому виду принадлежит вещь, какими физическими свойствами она обладает и в какие физические отношения вступает, однозначно определяет, какие нефизические виды, свойства и отношения она проявляет. Обычно говорят, что нефизические универсалии находятся в отношении супервенции к физическим. Согласно этому представлению, идентифицировав все физические факты (то есть все факты, признаваемые корректной физической теорией), мы фиксируем все факты, как физические, так и нефизические. Таким образом, хотя нефизические свойства, виды и отношения, возможно, и не поддаются анализу посредством универсалий физики, последние обеспечивают онтологические основания для существования первых[33]33
  Полезное обсуждение понятия супервентности содержится в главе «Концепции супервентности» (Concepts of supervenience) кн.: Kim J. Supervenience and Mind. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 53–78.


[Закрыть].

Второе, более радикальное, мнение принадлежит элиминативистам, отказывающимся считать онтологически значимыми те предикаты и абстрактные термины, которые невозможно приписать, сославшись на универсалии, задействованные в физической теории[34]34
  Обсуждаемые здесь проблемы обычно составляют предмет философии сознания, в которой статус качественных признаков сознания оказывается проблематичным для философов, принимающих сильный материализм и считающих, что существующие вещи – это просто объекты, постулируемые нашими лучшими физическими теориями. Основательное обсуждение этих проблем и изложение элиминативистской стратегии см. в кн.: Churchland P. Matter and Consciousness. Cambridge, MA: MIT Press, 1990. Chap. II.


[Закрыть]. С точки зрения элиминативистов, наша повседневная ненаучная речь является выражением теории, описывающей устройство мира, и подобно любой другой теории ее можно заменить теорией, дающей более точное представление о структуре реальности. Согласно взглядам элиминативистов, лучшая из наших теорий о природе мира – та, что формулируется современной физикой. В той мере, в какой наши ненаучные представления о мире несовместимы с современной физической теорией, они ошибочны. Ее предикаты и абстрактные понятия, подразумевающие отсылку к универсалиям, которые невозможно ввести в проецируемую физикой картину мира, – это понятия, лишенные референции. Универсалий, которые они стремятся выразить или назвать, попросту не существует. Элиминативисты отрицают, что здесь есть какая-то загадка. Это просто еще одна ситуация, в которой теоретические постулаты одной теории отвергаются в пользу постулатов теории более адекватной.

Возможны ли неэкземплифицированные атрибуты?

Хотя отмеченные нами различия играли важную роль в истории метафизического реализма, наиболее важный вопрос – яблоко раздора для реалистов – связан с идеей неэкземплифицированных универсалий. Намечая основные контуры реализма, мы фокусировались на конкретных случаях совпадения атрибутов и на использовании общих понятий и абстрактных единичных понятий в предложениях, действительно являющихся истинными. Однако существует важная традиция, последователи которой настаивают на том, что эта приверженность в действительности существующему ошибочна – она подводит нас к предположению, что на самом деле все универсалии являются реализованными на практике или экземплифицированными. Но сторонники этой версии реализма утверждают, что помимо экземплифицированных универсалий существует множество свойств, видов и отношений, которые не являются экземплифицированными и никогда не были и не будут таковыми[35]35
  См., например: Donagan A. Universals and Metaphysical Realism. Р. 131–133; Loux M.J. Substance and Attribute. Chap. V.


[Закрыть]. У некоторых из них конкретное воплощение отсутствует лишь условно – то есть они таковы, что могут быть экземплифицированы, но в действительности не экземплифицированы. Так, без сомнения, существует множество сложных форм физических объектов, которые могли бы существовать, но никогда не существовали. По мнению таких реалистов, все соответствующие формы являются условно неэкземплифицированными универсалиями. Но многие из таких реалистов далее заявляют, что помимо лишь условно неэкземплифицированных универсалий существуют атрибуты, которые не экземплифицированы по необходимости: эти атрибуты таковы, что ничто и никогда не может их экземплифицировать. Так, например, не может существовать вещь, одновременно круглая и квадратная. Ничто не может совмещать обе эти формы. Эти реалисты настаивают, что есть соответствующий такому совмещению атрибут – атрибут, по необходимости неэкземплифицируемый.

Таким образом, некоторые реалисты убеждены в существовании нереализуемых в конкретных примерах свойств, видов и отношений. Поскольку есть фрагменты, свидетельствующие, что в это верил и Платон, назовем таких реалистов платониками[36]36
  См.: Plato. Phaedo // Plato: The Collected Works / eds E. Hamilton, H. Cairns. New York: Pantheon Books, 1961. 73A–81A; Plato. Republic // Plato: The Collected Works. 507B–507C.


[Закрыть]. Им возражают реалисты, полагающие, что каждая универсалия в тот или иной момент – по крайней мере однажды – реализовывалась на практике. Вполне обоснованным представляется утверждение, что в онтологии Аристотеля было место лишь экземплифицированным универсалиям, ибо он учит нас, что, будь все здоровы, не было бы на свете болезней, а будь все вещи белы, – не существовало бы черного цвета[37]37
  См.: Aristotle. Categories // The Basic Works of Aristotle / ed. R. McKeon. New York: Random House, 1941. 11, 14а8–10. Современную версию аристотелизма отстаивает Армстронг в кн.: Armstrong D. Universals. P. 75–82.


[Закрыть]. А потому назовем отвергающих неэкземплифицированные универсалии Платона реалистов аристотеликами.

Что именно является яблоком раздора для реалистов аристотелевского и платоновского толка[38]38
  Большинство важнейших для дискуссий, о которых пойдет речь ниже, вопросов обсуждается в работах: Donagan A. Universals and Metaphysical Realism; Loux M.J. Substance and Attribute; Armstrong D. Universals; Chisholm R. Properties and states of affairs intentionally considered // Chisholm R. On Metaphysics. P. 141–142.


[Закрыть]? Чтобы ответить на этот вопрос, спросим для начала, почему аристотелики возражают против существования неэкземплифицированных универсалий. Обычно они говорят, что принимать платонический вариант реализма – значит отрицать, что свойства, виды и отношения обязательно должны быть укоренены в пространстве и времени. По их мнению, платоновские универсалии являются онтологическими «поплавками», условия существования которых не зависят от конкретного пространственно-временнóго мира. Но разделить такое представление об универсалиях, – полагают аристотелики, – значит принять онтологию двух миров наподобие той, которую мы находим у самого Платона. Согласно ей, мы сталкиваемся с радикальным раздвоением реальности, при котором универсалии и конкретные партикулярии находятся в отдельных и не связанных друг с другом областях мироздания. Аристотелики считают, что такое раздвоение приводит как к метафизическим, так и к эпистемологическим проблемам. Сложно понять, как возможна какая-либо связь между пространственно-временными объектами и сущностями, находящимися всецело вне пространства и времени. Тем не менее реалисты убеждены, что такие связи существуют. В конце концов, согласно краеугольному камню метафизического реализма – реалистской интерпретации совпадения атрибутов, – пространственно-временные партикулярии таковы, каковы они есть, принадлежат к тем видам, к которым принадлежат, и соотносятся друг с другом так, как соотносятся, лишь на том онтологическом основании, что они связаны или сопряжены со свойствами, видами и отношениями. Более того, в высшей степени удивительно, как подобные нам существа, всецело принадлежащие к пространству-времени конкретных партикулярий, вообще могут помыслить существующие вне времени и пространства сущности, – каковы, по словам платоников, свойства, виды и отношения. Поскольку кажется, что между такими пространственно-временными партикуляриями, как мы, и сущностями, находящимися вне пространства и времени, не может быть никаких причинно-следственных отношений, складывается впечатление, что единственный способ объяснить наше знание об универсалиях – это заявить, что такое знание является врожденным или априорным. Но аристотелики, как правило, относятся к идее врожденного знания скептически. Они настаивают, что, как и любое наше знание, наше знание о свойствах, видах и отношениях имеет эмпирическое происхождение. Действительно, аристотелики отрицают, что можно отделить наше знание об универсалиях от нашего знания о конкретных пространственно-временных партикуляриях. По их мнению, мы постигаем партикулярии, лишь постигая виды, к которым те принадлежат, проявляемые ими свойства и отношения, в которые они друг с другом вступают; и, в свою очередь, соответствующие виды, свойства и отношения мы постигаем лишь посредством эпистемологического контакта с экземплифицирующими их партикуляриями.

А как же платоники обосновывают идею невоплощенных или неэкземплифицированных универсалий? Одна из важных стратегий состоит в утверждении, что ровно те семантические соображения, которые приводят нас к постулированию экземплифицированных универсалий, подтверждают и тезис о существовании универсалий неэкземплифицированных. Платоники заявляют, что универсалии не просто являются референтами предикатов истинных субъектно-предикатных предложений. То же самое верно и в отношении ложных субъектно-предикатных предложений. Предположим, что существуют объект a и человек P, причем P ошибочно уверен в истинности предложения

(19) a есть F.

P может с утвердительной интонацией произнести предложение (19). Хотя сказанное в (19) ложно, P нечто утверждает. Но что? Если бы (19) было истинно, то, утверждая (19), P утверждал бы, что объект a экземплифицирует универсалию F. Платоник скажет, что то, что утверждает P, произнося предложение (19), не может зависеть от истинности или ложности (19), а потому P утверждает то же самое, что P утверждал бы, будь (19) истинным. Таким образом, P утверждает (и, как получается, ошибается), что a экземплифицирует свойство F. Но, – продолжает платоник, – F могло бы быть общим понятием (скажем, предикатом, описывающим форму), которое не соответствует или не является истинным в отношении никакого существующего ныне, в прошлом или в будущем объекта. Таким образом, семантические соображения, подводящие нас к предположению о существовании экземплифицированных универсалий, обосновывают также и онтологию неэкземплифицированных универсалий. Далее платоник мог бы заявить, что F с таким же успехом мог бы быть предикатом, по необходимости не являющимся истинным в отношении чего бы то ни было, так что сложилось бы впечатление, что тот же довод подкрепляет веру в существование по необходимости неэкземплифицированных свойств, видов и отношений.

Обычно платоники настаивают, что все универсалии, экземплифицированы они или нет, являются необходимыми сущностями. В отличие от тех партикулярий, которые существуют условно, но не обязательно, свойства, виды и отношения таковы, что не могут не существовать. Чтобы продемонстрировать это, платоники говорят, что для каждого свойства утверждение, что это – свойство, не просто истинно, но истинно по необходимости. Затем они заявляют, что, подобно тому как истинность утверждения об объекте предполагает существование этого объекта в действительности, необходимость истинности утверждения о том или ином объекте предполагает необходимость существования этого объекта. По словам платоников, необходимая истина – это истина, которая не может оказаться ложной; а если необходимая истина является утверждением о конкретном объекте, то этот объект не может не существовать. Таким образом, каждое свойство таково, что не может не существовать; каждое свойство является необходимой сущностью. То же самое верно для видов и отношений. Итак, платоники настаивают, что мы должны различать существование свойства, вида или отношения и его экземплификацию или воплощение. Если экземплификация может быть условной, то существование никогда условным не бывает.

Критикуя аристотеликов, платоники говорят, что, поскольку те не могут провести такое различие, существование универсалии оказывается у них зависимым от существования чего-то, ее экземплифицирующего; таким образом, все переворачивается с ног на голову. К универсалиям обращаются, чтобы объяснить совпадение атрибутов у партикулярий и то, почему конкретные партикулярии таковы, какими являются. Следовательно, предполагается, что с точки зрения онтологии универсалии предшествуют экземплифицирующим их партикуляриям. Однако, если следовать за аристотеликами, все переворачивается с ног на голову. Получается, что существование универсалий зависит от того, что партикулярии принадлежат к тому или иному роду вещей, так или иначе характеризуются либо тем или иным образом связаны друг с другом. Подобные воззрения разрушают центральную идею метафизического реализма.

Наконец, хотя некоторые реалисты (в том числе, возможно, и сам Платон) готовы одобрить онтологию «двух миров», многие платоники скажут, что аристотелики совершенно ошибаются, полагая, будто онтология неэкземплифицированных универсалий будет неизбежно заражена метафизическими проблемами теории «двух миров». Они настаивают, что, по их мнению, узы экземплификации связывают универсалии и партикулярии, и утверждают, что, хотя данное понятие с точки зрения онтологии является базовым или элементарным, это вполне достойная идея, в равной мере дорогая сердцу как аристотеликов, так и платоников. Они считают надуманным убеждение аристотеликов, будто перед платониками встают неразрешимые эпистемические проблемы. Как утверждают платоники, хотя для некоторых универсалий примеры реализации в пространственно-временнóм мире и отсутствуют, для многих других такие примеры есть; наше знание об экземплифицированных универсалиях может быть доступно благодаря последовательному эмпиризму. По их мнению, мы способны помыслить эти универсалии просто потому, что воспринимаем пространственно-временные партикулярии, которые их экземплифицируют; любое иное наше знание об универсалиях основано на нашем знании об этих экземплифицированных универсалиях. Таким образом, мы узнаем о некоторых неэкземплифицированных универсалиях, экстраполируя наши основанные на опыте знания о реализуемых в конкретных случаях свойствах, видах и отношениях. Если существуют универсалии, которые никаким поддающимся познанию образом не связаны с экземплифицированными универсалиями, встречаемыми нами при повседневном взаимодействии с миром, то платоники признают, что мы ничего о таких универсалиях не знаем, но не согласятся с тем, что в этом есть что-то удивительное. Скорее, они скажут, что именно этого и следовало ожидать.