Электронная библиотека » Майкл Дж. Лакс » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 2 мая 2024, 16:00


Автор книги: Майкл Дж. Лакс


Жанр: Философия, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Строгий номинализм

Если вопросы адекватности объяснений и теоретической простоты составляют самую суть отрицания номиналистами существования многократно экземплифицируемых сущностей, то вполне можно ожидать от них заявления, что метафизическая теория, постулирующая лишь партикулярии, на самом деле является не менее адекватным объяснением, чем метафизический реализм. Обосновать его они могут, сказав, что то, что мы могли бы назвать партикуляристской онтологией, обеспечивает нас всем необходимым для понимания явлений совпадения атрибутов, предикации и абстрактной референции, которые мы обсуждали в предыдущей главе. Именно так и поступают номиналисты – но в этот момент между ними возникают разногласия. В то время как можно указать единую общую форму теории, разделяемой всеми метафизическими реалистами, которые спорят друг с другом лишь о деталях, номиналисты отстаивают несколько особых и очень отличающихся друг от друга онтологических схем. Конечно, все эти схемы сходятся в том, что постулируют только партикулярии; но они постулируют партикулярии совершенно разных видов, и столь же различны их подходы к явлениям, составляющим суть дебатов об универсалиях. Чтобы показать, как разнообразны номиналистские теории, я расскажу о четырех довольно сильно отличающихся друг от друга системах номиналистской метафизики.

Первая форма номинализма, о которой пойдет речь, – это наиболее строгая его версия. Согласно ей, существуют только конкретные партикулярии. Обычно в качестве примеров конкретных партикулярий называют отдельных людей, отдельные растения, отдельных животных, отдельные неодушевленные материальные объекты. Но, решая, что именно считать существующим, философ, придерживающийся этой строгой версии номинализма, пользуется значительной свободой. Если он руководствуется принципами здравого смысла и считает, что знакомые нам из повседневного опыта объекты совершенно реальны, то в его перечень существующего войдут перечисленные выше стандартные примеры. Если же он, напротив, является правоверным научным реалистом элиминативистского толка и считает, что на самом деле существуют лишь предметы, постулируемые наилучшей физической теорией, а то, что с точки зрения здравого смысла считается объектами, в действительности не существует, то его перечень существующего сведется к таким вещам, как отдельные кварки, отдельные глюоны и отдельные мюоны. Важнейшая особенность строгого номинализма, о котором я хотел бы поговорить, состоит в том, что, какие бы типы объектов ни числились в его рамках реальными, все это вещи, считающиеся конкретными партикуляриями. Для простоты я предположу, что номиналисты считают абсолютно реальными партикулярии нашей ненаучной картины мира, и стану опираться на эти объекты и наши утверждения о них, чтобы очертить контуры данного решения проблемы универсалий. Но мои конструктивные замечания об онтологических рамках строгого номинализма не будут зависеть от такого выбора материала. Все сказанное мною о той версии строгого номинализма, что опирается на здравый смысл, будет очевидным образом применимо к строгому номинализму, исповедуемому научными реалистами, придерживающимися элиминативизма в отношении схемы, строящейся на принципах здравого смысла.

Суть концепции строгого номинализма состоит в том, что онтология конкретных партикулярий дает основания для объяснения всех феноменов, которые, по мнению метафизических реалистов, предполагают истинность онтологии многократно экземплифицируемых сущностей. Таким образом, мы, во-первых, не нуждаемся в универсалиях для объяснения такого явления, как совпадение атрибутов. Но как же тогда нам его объяснить? Ответ строгих номиналистов прост: мы вовсе не будем его объяснять. Вместо этого следует принять совпадение атрибутов в качестве фундаментальной и не поддающейся анализу характеристики мира[46]46
  С этим утверждением мы встречаемся в знаменитом эссе Куайна «О том, что есть», в котором он пишет: «Можно признавать, что есть красные дома, розы и закаты, но отрицать, что они имеют между собой что-то общее, допуская разве что, что такова распространенная и вводящая в заблуждение форма речи… То, что дома, и розы, и закаты красные, можно считать основной и нередуцируемой характеристикой». См.: Quine W.V. From a Logical Point of View. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1954. P. 10; Куайн У.В.О. О том, что есть / пер. А.З. Черняк // Куайн У.В.О. Слово и объект. М.: Логос, Праксис, 2000. См. также: Price H.H. Thinking and Experience. London: Hutchinson, 1953; Rodriguez-Pereyra G. Resemblance Nominalism: A Solution to the Problem of Universals. Oxford: Oxford University Press, 2002.


[Закрыть]
. В данном случае ни к чему не сводимым и элементарным фактом о мире является то, что у разных объектов совпадают атрибуты, поскольку все они – желтые; или что у разных объектов совпадают атрибуты, поскольку все они – отважные; или что у разных объектов совпадают атрибуты, поскольку все они – треугольные. Нет никаких априорных фактов, с помощью которых можно было бы это объяснить: такие факты являются фундаментальными элементами, из которых мы выстраиваем нашу картину мира. Значит, строгий номиналист убежден, что в любой онтологической теории должны содержаться какие-то факты, рассматриваемые как фундаментальные или основные. Так, метафизический реалист обращается к платоновской схеме и говорит нам, что объекты являются, скажем, треугольными, потому что все они без исключений экземплифицируют свойство треугольности, настаивая на том, что экземплификация этими объектами треугольности есть фундаментальный факт, не нуждающийся в дальнейших объяснениях. Строгий номиналист просто предлагает нам обратиться к понятию элементарного или фундаментального факта этапом раньше и считает основополагающим тот изначальный факт, что некоторые вещи являются треугольными.

Строгие номиналисты часто отстаивают эту стратегию, ставя под вопрос объяснительную силу платоновской схемы. Если она должна обеспечивать подлинное объяснение совпадения атрибутов, то универсалии должны быть вещами, которые можно определить и охарактеризовать независимо от фактов, для объяснения которых они введены. В противном случае любое применение такой схемы представляет собой пресловутое псевдообъяснение, в котором феномен сна объясняется посредством virtus dormitiva – способности, которую можно определить только как то, что является причиной сна. Однако строгие номиналисты будут настаивать на том, что универсалиям реалистов недостает необходимого независимого способа их идентификации[47]47
  Тезис о том, что теория реалистов неизбежно двигается по кругу, отстаивал Пирс, см.: Pears D.F. Universals // Philosophical Quarterly. 1951 // Loux M.J. Universals and Particulars. 2nd edn. Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press, 1976.


[Закрыть]
. Реалисты начинают с замечания, что у вещей совпадают атрибуты в силу того, что они являются, например, круглыми, и настаивают, что этот факт нуждается в объяснении. Затем они говорят нам, что такое объяснение обеспечивает новый факт – то, что все объекты, о которых идет речь, экземплифицируют универсалию «округлость». Строгие же номиналисты убеждены, что нам лишь кажется, будто здесь нужно какое-то объяснение. Они спрашивают: «Что такое эта „округлость“, якобы объясняющая сущность, и что означает для вещи экземплифицировать эту сущность?» Единственный возможный ответ на этот вопрос – сказать, что «округлость» – это универсалия, общая для всех без исключения круглых вещей, и что экземплифицировать ее – значит быть круглым. Но тогда тот факт, который, по мнению реалистов, что-то объясняет, – это ровно тот факт, который они хотели объяснить. Иллюзия объяснения появляется у нас лишь потому, что реалисты обрядили первоначальный факт совпадения атрибутов в новые языковые одежды. Отсюда строгий номиналист делает вывод, что нам лучше с самого начала не отступать от истины и просто отрицать, что есть какие-то факты, предшествующие хорошо известным нам фактам совпадения атрибутов. Последние являются основополагающими фактами и ни к чему не могут быть сведены.

На этом строгие номиналисты не останавливаются и заявляют, что если мы вслед за ними признаем, что совпадение атрибутов является элементарным и ни к чему не сводимым феноменом, то у нас будет все необходимое для объяснения того, как субъектно-предикатные предложения могут быть истинными. Из главы 1 мы узнали, что, по убеждению метафизических реалистов, любая адекватная теория субъектно-предикатной истинности должна обладать определенной формой. Во-первых, в ее рамках субъектно-предикатная истинность должна представлять собой соответствие между определенными языковыми и неязыковыми структурами. Во-вторых, теория должна демонстрировать, как такое соответствие зависит от референтных отношений, связывающих понятия, из которых состоят субъектно-предикатные предложения, и существующие в мире объекты. Реалисты утверждают, что в любой теории, обладающей такой формой, предикаты должны быть связаны с универсалиями референтной связью. Строгие номиналисты соглашаются с налагаемыми реалистами теоретическими ограничениями, но считают, что им удовлетворяет теория, соответствующая их собственным аскетичным онтологическим принципам.

Выдвигаемая строгими номиналистами теория проста. Они говорят, что истинными субъектно-предикатные предложения, имеющие форму «a есть F», делает только то, что a есть F[48]48
  См. о теории предикации у Куайна в кн.: Quine W.V. From a Logical Point of View. P. 10–11; о теории, отстаиваемой Уилфридом Селларсом в работе «Называя и говоря», в кн.: Sellars W. Science, Perception, and Reality. London: Routledge and Kegan Paul, 1963. См. также: Price H.H. Thinking and Experience.


[Закрыть]
. Так, истинным предложение «Сократ отважен» делает то, что Сократ отважен, а предложение «Платон мудр» истинно потому, что Платон мудр. По мнению строгих номиналистов, эта теория удовлетворяет обоим выдвигаемым реалистами условиям. Во-первых, она делает истинность субъектно-предикатных предложений вопросом соответствия: согласно ей, если предложение «Сократ отважен» истинно, то происходит это в силу того, каким является некий неязыковой объект – Сократ. Поскольку Сократ и в самом деле отважен, предложение «Сократ отважен» истинно. Таким образом, субъектно-предикатные предложения могут быть истинными потому, что вещи таковы, какими они представлены в этих предложениях. Следовательно, истинными субъектно-предикатные предложения делает то, что существующие в мире вещи таковы, каковы они есть, – отважные, мудрые, треугольные, желтые и т. д. Но если мы согласимся с утверждением строгих номиналистов, что то, что объекты являются треугольными, желтыми и т. д., – это фундаментальные, несводимые к другим факты, для своего объяснения не требующие обращения к фактам более простым, то получим теорию субъектно-предикатной истинности, основанную на понятии соответствия и никак не отсылающую к универсалиям. Во-вторых, из этой теории ясно, что соответствие, на котором основана субъектно-предикатная истинность, является производной от референтных связей между понятиями, из которых состоят субъектно-предикатные предложения, и неязыковыми объектами. Тот факт, что предложение «Сократ отважен» сообщает нам, как устроен мир, обусловлен тем, что его субъект «Сократ» (i) является именем определенного объекта, его предикат «отважный» (ii) является истинным в отношении определенных объектов или соответствует им, а предмет (iii), именем которого является субъект предложения, относится к предметам, соответствующим его предикату. Итак, основой соответствия между языком и миром является именование и выполнение условий. И то и другое – референтные понятия. Оба связывают языковые выражения с неязыковыми объектами, и именно из-за того, что они связывают подходящие языковые выражения с подходящими неязыковыми объектами, конкретная последовательность слов соответствует миру. Таким образом, строгие номиналисты могут продемонстрировать, как референтное значение понятий, из которых состоят субъектно-предикатные предложения, позволяет этим предложениям соответствовать миру. Их теория отвечает на данный вопрос, утверждая при этом, что единственным предметом, связанным с предикатом референтной связью, является конкретная партикулярия, в отношении которой истинным является данный предикат.

Выдвинутая строгими номиналистами теория может показаться нам примитивной и банальной. Когда нас спрашивают, почему предложение «Сократ отважен» истинно, мы, казалось бы, отвечаем тавтологией: «Потому, что Сократ отважен». Строгие номиналисты согласны с тем, что теория банальна, но настаивают, что именно в этом ее преимущество. Когда нас спрашивают, почему предложение «Сократ отважен» является истинным, мы не хотим отвечать: «Потому, что черника – это куст» или «Потому, что формула воды – H2O». Когда мы говорим, что предложение «Сократ отважен» истинно, поскольку Сократ отважен, то указываем на единственную вещь, которую можно назвать неязыковым основанием истинности этого предложения: мы говорим, что именно из существующего в мире делает это предложение истинным. Строгие номиналисты согласятся, что реалистская теория субъектно-предикатной истинности может показаться менее банальной, но будут настаивать, что, если пойти чуть дальше, она окажется столь же тривиальной, сколь и теория строгих номиналистов. Реалисты говорят, что предложение «Сократ отважен» истинно, поскольку Сократ экземплифицирует отвагу. Когда реалисты так говорят, кажется, что их невозможно упрекнуть в банальности, ибо, объясняя субъектно-предикатную истинность, они не используют то же самое предложение, истинность которого желают объяснить. Но тут строгие номиналисты повторяют сказанное несколькими абзацами выше: они напоминают, что у утверждения «Эта вещь экземплифицирует отвагу» нет иного значения, кроме того, что данная вещь отважна. Но если говорить об экземплификации отваги – значит просто говорить о бытии отважным, то реалистское объяснение истинности предложения «Сократ отважен» столь же банально и примитивно, как и объяснение строгих номиналистов. И, – повторяют строгие номиналисты, – это не опровергает ни одну из теорий.

Таким образом, строгие номиналисты считают фундаментальным с точки зрения онтологии тот факт, что конкретные партикулярии совпадают в том, что они отважные, треугольные или являются людьми. Их теория предикации – это естественное следствие такой интерпретации совпадения атрибутов. Как же тогда они объясняют третий феномен, сыгравший определенную роль в аргументации реалистов в поддержку существования свойств, видов и отношений, – феномен абстрактной референции? Напомню, что важнейший факт здесь заключается в том, что существуют такие истинные предложения, как

(3) Отвага – это нравственная добродетель.

(4) Треугольность – это форма.

(5) Хилари предпочитает красный синему.

И

(6) Красный – это цвет.

В состав данных предложений входят элементы, представляющиеся именами собственными универсалий. Кажется, что эти и другие подобные им предложения являются способом высказываться об универсалиях, имена которых суть входящие в них абстрактные единичные понятия. Поскольку это истинные высказывания, создается впечатление, что мы уверены в существовании таких вещей, как свойства, виды и отношения.

Конечно, строгие номиналисты признают, что подобные предложения позволяют нам делать истинные заявления, но настаивают на том, что это не те заявления, о которых говорят метафизические реалисты. По мнению строгих номиналистов, кажется, будто в предложениях сообщается нечто об универсалиях, но на самом деле они – лишь завуалированный способ делать заявления о привычных нам конкретных партикуляриях. Чтобы убедить нас в истинности своей интерпретации предложений (3) – (6), строгие номиналисты, вероятно, еще раз напомнят об отношениях между, с одной стороны, такими предложениями, как

(7) Сократ экземплифицирует отвагу

и

(8) Платон экземплифицирует мудрость,

и, с другой стороны, такими предложениями, как

(9) Сократ отважен

и

(10) Платон мудр.

Как мы видели, строгие номиналисты утверждают, что, если у таких предложений, как (7) и (8), есть какой-то смысл, то это тот же смысл, что заключается в таких предложениях, как (9) и (10). Они настаивают, что предложения (7) и (8) не значат ничего большего, чем (9) и (10): последние – лишь другой способ сказать то, что говорится в первых. Но тогда в предложениях (7) и (8) не содержится никаких заявлений об универсалиях. Несмотря на то, что кажется иначе, они являются выражением вполне прямолинейных заявлений об известных конкретных партикуляриях. Абстрактные единичные понятия «отвага» и «мудрость», появляющиеся в предложениях (7) и (8), на самом деле единичными понятиями не являются – они ничего не именуют. В предложениях, передающих смысл (7) и (8), эти понятия уступают соответствующим общим понятиям «отважный» и «мудрый». И, как показывают строгие номиналисты, использование данных понятий не означает, что мы верим в существование чего-либо помимо конкретных партикулярий, в отношении которых они являются истинными.

Строгие номиналисты хотят сказать, что так же, как с предложениями (7) и (8), можно поступить и со всеми другими предложениями, содержащими абстрактные единичные понятия[49]49
  Эти представления восходят к сочинениям Уильяма Оккама, считавшего, что подобным образом можно поступать с предложениями, содержащими многие (но не все) абстрактные понятия. См.: Loux M.J. Ockham’s Theory of Terms… P. 58–68.


[Закрыть]
. Они утверждают, что абстрактные единичные понятия никогда не следует считать именами собственными универсалий – их всегда можно элиминировать из речи. Для каждого предложения, содержащего абстрактное единичное понятие, можно подобрать предложение, в котором этого понятия не будет, но его заменит соответствующее общее понятие таким образом, что второе предложение передаст смысл первого. Это – смелое утверждение. Если любое предложение можно преобразовать предлагаемым строгими номиналистами образом, то под вопросом оказывается убеждение метафизических реалистов в том, что истинность таких предложений, как (3) – (7), вынуждает нас верить в существование универсалий. По-видимому, у нас появляются веские основания утверждать, что там, где, казалось бы, речь идет об универсалиях, на самом деле мы говорим об известных конкретных партикуляриях. То, что, как кажется, говорится о треугольности, можно вполне убедительно представить как разговор о треугольных партикуляриях; то, что, как кажется, говорится о человечестве, – как беседу о конкретных людях; а то, что, как могло бы показаться, говорится об отваге, можно понять просто как рассуждение об отважных личностях.

Но прежде чем они смогут убедить нас в правоте этого решительного заявления, строгим номиналистам следует предоставить предлагаемые ими преобразования предложений, содержащих абстрактные понятия, или, по крайней мере, дать нам веские основания поверить, что это возможно. Трудность состоит в том, что строгие номиналисты слишком часто приводят такие предложения, не давая подробных объяснений того, как именно следует их преобразовывать в конкретных случаях. А с этим возникают серьезные проблемы.

Для некоторых содержащих абстрактные понятия предложений преобразование будет таким же простым, как в случае предложений (7) и (8). Так, строгие номиналисты, вероятно, захотели бы, чтобы предложение (4) читалось как

(4а) Треугольные объекты – это объекты, обладающие формой.

А предложение (6) преобразовывалось бы в

(6а) Красные объекты – это объекты цветные.

Однако в иных случаях требуемые преобразования не так просты. Например, можно предположить, что строгий номиналист прочитал бы предложение (3) как

(3а) Отважные люди являются людьми нравственно добродетельными.

А предложение (5) как

(5а) Хилари предпочитает красные объекты синим.

К сожалению, ни одно из этих преобразований в таком виде не будет удовлетворительным. Если одно предложение должно быть преобразованием другого или иметь то же самое значение, то оба должны по меньшей мере обладать одинаковыми условиями истинности. Однако предложенные преобразования в обоих случаях могут не соответствовать истине – в отличие от преобразуемого предложения. Так, предложение (3) выражает то, что кажется непреложной истиной, но (3а), несомненно, может быть ложным. Все, что требуется, – это чтобы существовали отважные люди, которым не хватает некоторых других нравственных добродетелей, в силу чего их нельзя было бы считать нравственно добродетельными. Равным образом предложение (5) может быть истинным, в то время как предложение (5а) – ложным. Хилари может предпочитать красный цвет синему, но, поскольку многие красные объекты (или большинство из них) обладают другими свойствами, которые Хилари считает неприемлемыми, она предпочитает синие объекты.

Может показаться, что у строгих номиналистов есть простой способ решения таких проблем. Им нужно только сослаться на то, что философы называют оговоркой ceteris paribus («при прочих равных»), и сказать, что предложения (3) и (5) значат

(3b) При прочих равных отважные люди являются нравственно добродетельными.

(5b) При прочих равных Хилари предпочитает красные вещи синим.

Да, может статься, что предложения (3b) и (5b) удовлетворительным образом преобразуют (3) и (5). Но если это и так, вовсе не очевидно, что они воплощают собой победу строгого номинализма. Проблема возникает, когда строгие номиналисты стремятся объяснить смысл оговорки ceteris paribus в предложениях (3b) и (5b). Конечно, совсем несложно объяснить его на интуитивном уровне. Когда мы говорим, что при прочих равных отважные люди являются нравственно добродетельными, мы имеем в виду, что при условии, что они обладают всеми остальными добродетелями, отважные люди являются нравственно совершенными. Говоря же, что при прочих равных Хилари предпочитает красные вещи синим, мы имеем в виду, что, если у пары вещей совпадают все атрибуты, кроме цвета, Хилари предпочтет красную синей. Однако должно быть ясно, что строгие номиналисты не могут принять это интуитивное прочтение оговорки ceteris paribus; они явным образом отсылают именно к тому роду сущностей, который строгие номиналисты своим преобразованием пытаются элиминировать из речи.

Может показаться, что строгие номиналисты могли бы объяснить значение ceteris paribus в предложениях (3b) и (5b), обратившись к обсуждению объектов, соответствующих предикатам. Они могли бы интерпретировать (3b) так: отважные люди добродетельны при условии, что соответствуют всем предикатам добродетелей. А (5b) тогда означало бы, что там, где красные и синие объекты удовлетворяют всем остальным предикатам, не имеющим отношения к цвету, Хилари предпочитает красные объекты синим. Однако проблема с этим подходом заключается в том, что нет гарантии, что наш язык содержит достаточное количество предикатов, чтобы предложения (3b) и (5b) всегда оказывались истинными, когда истинны (3) и (5). Возможно (и, на самом деле, весьма вероятно), что наш этический лексикон ограничен и не содержит общих понятий, которые соответствовали бы всем особенностям характера добродетельных людей, но тогда мог бы существовать человек, удовлетворяющий всем имеющимся предикатам добродетели и тем не менее не являющийся нравственно добродетельным, – так что снова бы оказалось, что результат предлагаемого строгими номиналистами преобразования предложения (3) ложен в случае, когда само предложение (3) истинно. И можно с полной уверенностью ожидать, что наш язык не содержит предикатов, соответствующих всем тем способам, которыми у объектов могут совпадать атрибуты. Правда, тогда красные и синие объекты могут удовлетворять одним и тем же предикатам, не имеющим отношения к цвету, но тем не менее так отличаться друг от друга, что Хилари предпочтет синий объект красному, несмотря на то что предпочитает красный синему. Итак, опять окажется, что у преобразуемого предложения и его преобразования, предложенного строгими номиналистами, будут разные значения истинности.

Насколько я могу судить, единственная остающаяся строгим номиналистам стратегия, – это отрицать, что при прочих равных условиях (ceteris paribus) предложения, подобные тем, которые мы находим в (3b) и (5b), полностью поддаются анализу. В этом случае использовать ceteris paribus – значит наложить на высказывание ограничение, показав, что его можно произнести, лишь введя разнообразные условия или ограничения. Хотя говорящий может привести примеры видов условий или ограничений, при которых используется оговорка ceteris paribus, не существует исчерпывающего списка абсолютно всех условий, при которых эта оговорка используется. В самом деле, оговорка ceteris paribus так удобна именно потому, что в этом отношении ее применение ничем не ограничивается. Сообразно с этим, – скажут нам строгие номиналисты, – требование устранить ceteris paribus из предложений (3b) и (5b), указав, при каких именно условиях следует прибегать к данной оговорке, ничем не обосновано. Использование оговорки в каждом случае оправданно именно потому, что невозможно заранее сказать, о каких условиях пойдет речь. Таким образом, с предложениями (3b) и (5b) все в порядке, и в дальнейшем анализе нет нужды.

Однако проблематичными для строгих номиналистов оказываются не только предложения с абстрактными единичными понятиями. Обсуждая в главе 1 феномен абстрактной референции, мы отметили, что истинность таких предложений, как

(11) Этот помидор и этот брандспойт одного цвета

и

(12) Он обладает теми же особенностями характера, что и его двоюродный брат,

кажется, убеждает нас в существовании универсалий. В предложениях (11) и (12) нет никаких абстрактных единичных понятий – напротив, они содержат то, что представляется общими понятиями («цвет» и «особенность характера»), истинными в отношении универсалий. Также кажется, что оба предложения подразумевают существование объектов, соответствующих этим общим понятиям. Очевидно, здесь невозможно применить обычную стратегию, к которой прибегают строгие номиналисты, сталкиваясь с тем, что представляется отсылкой к универсалиям, – заменить абстрактное единичное понятие соответствующим общим понятием. Если строгие номиналисты желают утверждать, что предложения (11) и (12) представляют собой завуалированный способ высказываться о конкретных партикуляриях, то нам придется сказать, что они представляют собой высказывания о конкретных партикуляриях, которые совпадают в разных отношениях – цветом или характером. Задача состоит в том, чтобы найти какой-нибудь способ выразить данное совпадение, не ссылаясь (как мы это только что сделали) на универсалии, в отношении к которым совпадают соответствующие конкретные партикулярии. Здесь можно ввести обороты, модифицирующие глагол «совпадать». Тогда строгий номиналист мог бы сказать, что предложение (11) равнозначно предложению

(11а) Этот помидор и этот брандспойт совпадают по цвету,

а предложение (12) равнозначно предложению

(12а) Он и его двоюродный брат совпадают по характеру.

К этому, конечно, нужно добавить, что выражающие разные формы совпадения наречия являются выражениями, не подлежащими анализу.

Однако неясно, как далеко может завести нас подобная стратегия. Чтобы оценить сложности, с которыми здесь встречаются строгие номиналисты, предлагаю читателю преобразовать, руководствуясь установленными ими правилами, еще два упомянутых в главе 1 предложения:

(13) Некоторые виды способны к перекрестному опылению.

И

(14) Данная форма была неоднократно экземплифицирована.

Изобретательный читатель может в конечном счете найти удовлетворительные объяснения предложений (13) и (14), но это будет непросто. И, разумеется, как только строгие номиналисты предложат такие объяснения, метафизические реалисты найдут новые предложения, и их противникам придется решать новые – и отличающиеся от предыдущих – задачи. В итоге оказывается попросту непонятно, можно ли вообще реализовать проект, предложенный строгими номиналистами. Конечно, стоит отметить, что среди них есть и те, кто не особенно бы встревожился, если бы оказалось, что некоторые предложения, выражающие наши дофилософские убеждения, невозможно переформулировать, преобразовав в высказывания о конкретных партикуляриях. Такие строгие номиналисты сочли бы невозможность преобразования уликой, изобличающей не строгий номинализм, а те убеждения, выражением которых являются вызывающие затруднения предложения[50]50
  С подобным ревизионизмом мы встречаемся в сочинениях Куайна. См., например: Quine W.V. Word and Object. P. 122–123.


[Закрыть]
. По их мнению, статус наших дофилософских убеждений может быть оспорен. Не будучи готовыми отринуть все или даже большинство из этих убеждений, они считают, что выстраивание философской теории предполагает не более чем общее согласие с дофилософскими данными. По их мнению, там, где возникает напряжение между философской теорией, обладающей значительной объяснительной силой и дополнительными теоретическими достоинствами, и некоторыми из наших обыденных убеждений, вполне может оказаться разумным пересмотреть наши убеждения, а не отвергать теорию. И в таком случае эти строгие номиналисты полагают, что у теории, несомненно, должно быть преимущество перед данными. С их точки зрения, однокатегориальную онтологию, согласно которой существуют лишь конкретные партикулярии, несомненно, следует предпочесть вычурной двухкатегориальной онтологии с ее крайне сомнительными сущностями, лишенными четких условий тождества, причудливыми и потенциально регрессивными метафизическими отношениями и объяснениями, как минимум, спорной ценности. Для того чтобы одобрить громоздкую конструкцию метафизического реализма, нужно нечто большее, чем просто тот факт, что наши дофилософские убеждения и однокатегориальная онтология не вполне согласуются друг с другом. Таких строгих номиналистов не удивляет и то, что некоторые из наших убеждений имеют неисправимо платоническое звучание. Они напомнят нам, что уже на заре истории философии метафизические реалисты успешно продавали свой товар, и заявят, что странно было бы, если бы наши повседневные убеждения не оказались в известной степени «заражены» платонизмом. Вряд ли можно упрекать номиналистов в том, что они не могут исцелить этот недуг.

Строгие номиналисты, которых мы обсуждали выше, придерживаются метафилософских взглядов, отличающихся от взглядов строгих номиналистов из предыдущего абзаца. Первых встревожило бы то, что наши дофилософские убеждения нельзя непротиворечивым образом включить в онтологию, согласно которой существуют лишь конкретные партикулярии, – такой результат подталкивал бы к принятию онтологической системы реалистов. Однако предположим, что для наших строгих номиналистов все оборачивается к лучшему, то есть весь обсуждавшийся выше проект преобразования на самом деле можно осуществить. Важно понимать, что у любого успеха, достигнутого строгими номиналистами на этом пути, своя цена. Во-первых, в обмен на однокатегориальную онтологию, согласно которой существуют только партикулярии, но не универсалии, строгие номиналисты вынуждены рассматривать множество вещей как не поддающиеся анализу или элементарные. То, что вещи являются красными, треугольными, людьми, – и, по всей видимости, бесконечное число подобных фактов – следует признать фундаментальными фактами, которые невозможно свести к другим. Не поддающимися анализу следует считать оговорки ceteris paribus, которые мы встречаем в предложениях наподобие (3b) и (5b), а также бесчисленное множество языковых оборотов, которые строгие номиналисты вводят, чтобы справиться с такими предложениями, как (11) – (14). Напротив, реалисты в каждом случае предлагают нам объяснение и анализ. Таким образом, цена отказа от универсалий – это понимание вещей, которые нам может захотеться объяснить или проанализировать, как элементарных или само собой разумеющихся.

Во-вторых, предлагаемое строгими номиналистами объяснение предложений, содержащих приемы абстрактной референции, носит в известной степени фрагментарный характер. Они вынуждают нас искать к каждому такому предложению новый подход и не дают общих указаний относительно того, каким образом в каждом конкретном случае следует искать преобразование. Единственное, что нам говорят, – это то, что наше преобразование должно быть предложением о конкретных партикуляриях. Но в результате объяснение, которое мы по требованию строгих номиналистов даем любому конкретному предложению, казалось бы сообщающему об универсалиях, не обязано быть методически связанным с объяснением, которое мы по их требованию даем любому другому предложению. Однако вероятным кажется предположение, что предложения, подобные (3) – (8) и (11) – (14), имеют одну исходную структуру и что все они являются выражением одного и того же семантического паттерна. Но если строгий номинализм не способен обнаружить здесь единый паттерн, то реализм со своей двухкатегориальной онтологией дает нам совершенно последовательную теорию абстрактной референции. Реалистская теория согласуется с нашими дофилософскими интуициями, согласно которым такие предложения, как (3) – (8) и (11) – (14), имеют единую семантическую структуру.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации