Текст книги "Метафизика. Современное введение"

Реализм и абстрактная референция

Реалисты полагают, что онтология универсалий позволяет нам объяснить нечто большее, чем предикация. По их мнению, с помощью предложенной ими метафизической теории можно дать интуитивно удовлетворительное объяснение феномену абстрактной референции[21]21
  Более подробно об абстрактной референции и ее онтологических основаниях см. в кн.: Loux M.J. Substance and Attribute. Chap. IV.


[Закрыть]. Яснее всего этот феномен проявляется в использовании того, что называется абстрактным уникальным понятием. Примерами абстрактных уникальных понятий являются «треугольность», «мудрость», «человечество» и «отвага». Это уникальные понятия, которые могут выступать в роли субъекта. Кроме того, они обычно образуют пары с понятиями, которые могут выступать в роли предиката, – общими понятиями: «треугольность»/«треугольный», «мудрость»/ «мудрый», «человечество»/«человек», «отвага»/«отважный» и «красный» (в значении существительного) / «красный» (в значении прилагательного). Интуитивно кажется, что составляющие каждую из этих пар понятия вступают друг с другом в весьма примечательные отношения: складывается впечатление, что абстрактное уникальное понятие является выражением, истинным в отношении всех объектов, экземплифицирующих данное свойство или вид (или соответствующим им). Реалисты утверждают, что это интуитивное объяснение верно, и заявляют, что если мы не считаем абстрактные уникальные понятия механизмом, позволяющим отсылать к универсалиям, то невозможно удовлетворительным образом описать предложения, в которых они появляются. Приведем несколько примеров таких предложений:

(9) Отвага – нравственная добродетель.

(10) Треугольность – это форма.

(11) Хилари предпочитает красный синему.

(12) Человечество – это вид.

(13) Мудрость – цель жизни философа.

Сюда же относятся предложения, на которые мы ссылались при обсуждении референтного значения предикатов:

(1′) Сократ экземплифицирует отвагу.

(6′) Эта монета экземплифицирует округлость.

Реалисты указывают, что обычно такие предложения являются истинными, и утверждают, что лишь метафизический реалист способен объяснить, как именно им удается быть истинными. По мнению реалистов, если мы хотим сообщить, что говорится в этих предложениях, нам следует помнить, что в том виде, в котором абстрактные уникальные понятия в них появляются, они функционируют в точном соответствии с нашими интуитивными представлениями. Такие понятия исполняют самую однозначную референтную роль – функционируют в качестве имен универсалий. Но если они исполняют подобную роль, то предложения, в которых они появляются, могут быть истинными, лишь когда именуемые универсалии действительно существуют. Поэтому лишь философ, придерживающийся онтологии, постулирующей существование универсалий, может объяснить истинность предложений, в которых есть абстрактные уникальные понятия.

Возьмем предложение (9), в котором называется определенное свойство (экземплифицируемое всеми отважными индивидами – и только ими) и говорится, к какому виду оно принадлежит: оно является нравственной добродетелью. Таким образом, предложение (9) – это утверждение об определенном свойстве, которое (как нам интуитивно ясно) названо в честь абстрактного уникального понятия «отвага». Это утверждение может быть истинным, только если само свойство существует, – ведь заявление, что отвага принадлежит к определенному виду, несомненно, не могло бы быть истинным, если бы не было такой вещи, как отвага. Равным образом в предложении (10) называется свойство, экземплифицируемое всеми треугольными объектами, и только ими, и говорится, что это свойство – форма. Итак, предложение (10) является утверждением об определенном свойстве – свойстве, которое мы интуитивно считаем референтом абстрактного уникального понятия «треугольность». Истинность предложения (10) предполагает существование такого референта. В конце концов, вряд ли может быть истинным утверждение, что треугольность принадлежит к определенному виду, если треугольности не существует. То же самое можно сказать о предложениях (11) – (13), (1′) и (6′). В каждом из этих случаев перед нами абстрактное уникальное понятие, и рассматриваемое предложение может передать сказанное в нем только потому, что соответствующее абстрактное понятие функционирует именно так, как мы интуитивно ожидаем, – исполняет референтную роль, именуя универсалию. Следовательно, каждое из этих предложений может быть истинным лишь при условии существования универсалии, именуемой соответствующим абстрактным понятием. И, разумеется, есть множество других предложений; как и в приведенных нами примерах, их истинность предполагает существование универсалий, которые, как мы интуитивно предполагаем, являются референтами задействованных в них абстрактных понятий. Очевидно, что многие из этих предложений являются истинными, и лишь метафизический реалист – философ, убежденный в существовании универсалий, – может объяснить нам, как это возможно.

Итак, по утверждению реалистов, лишь они способны объяснить тот факт, что предложения, содержащие абстрактные уникальные понятия, могут быть истинными. Однако они настаивают, что то, что мы называем абстрактной референцией, относится не только к предложениям наподобие рассмотренных выше. Существуют предложения, не содержащие абстрактных уникальных понятий, но тем не менее предполагающие референцию к таким вещам, как свойства, виды и отношения[22]22
  См., например, статью Родерика Чизолма «Свойства и положения дел, рассматриваемые сознательно» (Properties and states of affairs intentionally considered) в кн.: Chisholm R. On Metaphysics. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1989. P. 141–142; а также работу: Van Inwagen P. A Theory of Propositions // Oxford Studies in Metaphysics. 2006.


[Закрыть]. Вот примеры предложений того рода, о котором говорят реалисты:

(14) Этот помидор и этот брандспойт одного цвета.

(15) Некоторые виды способны к перекрестному опылению.

(16) Существуют еще неизвестные науке отношения, связывающие элементарные частицы.

(17) Этой чертой характера он похож на своего двоюродного брата.

И

(18) Эта форма была неоднократно экземплифицирована.

Хотя ни одно из этих предложений не включает уникального понятия, именующего универсалию, по словам реалистов, все они являются утверждениями об универсалиях – цветах, чертах характера, общих для множества вещей формах, биологических видах, к которым они принадлежат, и отношениях, в которые вступают. Реалисты настаивают на том, что ни одно из этих предложений не может быть истинным, если упомянутых универсалий на самом деле не существует. Так, (14) – (17) – недвусмысленные заявления о существовании универсалий, отвечающих определенным условиям; ни одно из них не может быть истинным, если отвечающих этим условиям универсалий не существует. И хотя предложение (18) не является прямым заявлением о существовании универсалии, его истинность предполагает существование по крайне мере одной неоднократно экземплифицирующейся сущности – определенной формы. Таким образом, мы возвращаемся к мысли, что существуют предложения, чья истинность подразумевает существование такого рода вещей, которые реалисты называют универсалиями. Реалисты отмечают, что многие предложения, подобные (14) – (18), являются истинными, и делают из этого вывод, что объяснить данный факт может лишь философ, считающий, что универсалии существуют.

Итак, в число предложений, дающих пример абстрактной референции, входят предложения, как содержащие, так и не содержащие абстрактные уникальные понятия. Но в обоих случаях реалисты отстаивают один и тот же тезис: чтобы объяснить истинность этих предложений, следует придерживаться онтологии метафизического реализма. Здесь стоит сделать пару замечаний. Во-первых, данный тезис независим от предлагаемого реалистами описания феномена предикации. Утверждения реалистов о предложениях, подобных (9) – (18), не предполагают существования какой-либо определенной теории предикации. Даже если допустить, что единственное связанное с предикатами семантическое свойство – это свойство быть истинным в отношении предметов, предикатами которых они являются, или соответствовать им, тем не менее использование предложений, подобных (9) – (18), интуитивно означает, что мы говорим о сущностях, отличающихся от конкретных партикулярий, знакомых нам из повседневного опыта. Можно подумать, что такое рассуждение подразумевается анализом предикации с позиций реализма. Как мы видели, когда реалисты пытаются объяснить и обосновать утверждение, что универсалии являются референтами предикатов, они ссылаются на тот факт, что стандартные субъектно-предикатные предложения вида «a есть F» можно парафразировать, получив предложения вида «a экземплифицирует свойство F». Но мы воспринимаем отсылку к этим парафразам как доказательство предлагаемой реалистами теории предикации лишь потому, что предложения вида «a экземплифицирует свойство F» включают абстрактные уникальные понятия, а также потому, что истинность включающих такие понятия предложений убеждает нас в существовании универсалий.

Во-вторых, нельзя должным образом оценить заявления реалистов касательно предложений с абстрактной референцией, игнорируя альтернативные представления о роли механизмов абстрактной референции: если альтернативные способы анализа предложений наподобие (9) – (18) окажутся несостоятельными, это станет обоснованием таких заявлений. Если же существует убедительное описание содержания и условий истинности таких предложений с точки зрения номинализма, то утверждение реалистов, будто истинность таких предложений вынуждает нас признать существование универсалий, необоснованно. То же верно и в отношении приведенного ранее довода относительно субъектно-предикатной истины. Убедительное объяснение того, как субъектно-предикатные предложения могут соответствовать неязыковому факту, при котором между предикатами и универсалиями не устанавливается референтная связь, поставило бы под вопрос утверждение реалистов, что мы нуждаемся в универсалиях для объяснения субъектно-предикатной истины. Таким образом, оба довода становятся гораздо понятнее, если интерпретировать их как поставленные перед номиналистами задачи – разработать систематические и интуитивно убедительные теории предикации и абстрактной референции, которые объяснили бы нам метафизические основания субъектно-предикатной истины и использования механизмов абстрактной референции, не отсылая к общим или разделяемым многими предметами сущностям. Как мы увидим в следующей главе, номиналисты признали две проблемы, сформулированные реалистами, и приложили существенные усилия, доказывая, что возможно альтернативное решение. А если учесть то, как именно реалистская теория абстрактной референции согласуется с реалистской теорией предикации, не стоит удивляться, что более всего номиналистов заботило объяснение роли абстрактных уникальных понятий. Как мы увидим, утверждение реалистов, будто наше интуитивное понимание предложений наподобие (9) – (18) предполагает существование универсалий, – это только первый шаг. Реалисты понимают, что им нужно дать ответ на альтернативные описания таких предложений. Однако они готовы сделать это и уверены, что исследование номиналистской теории абстрактной референции подтвердит их анализ.

Налагаемые на реализм ограничения: экземплификация

Может показаться, будто метафизические реалисты представляют собой единую группу, отстаивающую одну доктрину, но на деле между ними существуют разногласия по множеству вопросов. Наиболее важный из них касается степени всеобщности теории. Из нашего описания реализма можно сделать вывод, что его сторонники желают повсеместно применять платоновскую схему, так что каждому случаю того, для обозначения чего мы использовали дофилософское понятие совпадения атрибутов, реалист приписал бы особую универсалию. Аналогичным образом мы предположили, что каждое общее понятие, которое может выступать в роли предиката в истинном субъектно-предикатном предложении, выражает или коннотирует особую универсалию и что каждое семантически определенное абстрактное понятие называет уникальную универсалию. Но многие реалисты не готовы принять такой – лишенный ограничений – вариант теории. Они настаивают на необходимости таких ограничений теории, при которых универсалии соответствовали бы лишь некоторым из описаний способов существования вещей, лишь ограниченному набору общих понятий и лишь некоторым из абстрактных понятий нашего языка. Более того, между налагаемыми на теорию ограничениями есть различия, и, исследуя разные способы ограничения теории и основания для наложения каждого из ограничений, мы можем продемонстрировать разнообразные формы метафизического реализма.

Следует начать с того, что не существует такой версии метафизического реализма, в рамках которой последовательно и без всяких ограничений применялась бы платоновская схема или считалось бы, что любой безэквивалентный предикат или абстрактное понятие ассоциируется с отдельной и конкретной универсалией. При отсутствии всяких ограничений такая теория приводит к печально знаменитому парадоксу. Продемонстрировать парадоксальную природу ничем не ограниченного реализма можно, сосредоточившись на реалистском анализе предикации. Предположим, мы согласились с таким анализом безо всяких оговорок и полагаем, что каждому общему понятию, которое может занять место предиката в субъектно-предикатном предложении, соответствует какая-нибудь универсалия. Теперь рассмотрим общее понятие «не экземплифицирует себя». Конечно же, с точки зрения синтаксиса это сложное понятие, но, если мы того захотим, можно ввести одно-единственное выражение, заменяющее сложный предикат, чтобы сложность синтаксической конструкции оказалась незначительной деталью. Тогда у нас будет вполне приемлемое общее понятие, истинное в отношении всех вещей, которые не экземплифицируют себя (или соответствующее им), – и только таких вещей; и это будет общее понятие, которое может выступать в роли предиката в истинных предложениях. К примеру, данное выражение истинно в отношении Билла Клинтона, числа два и Тадж-Махала. Поскольку ни одна из этих вещей не экземплифицирует саму себя, то каждой подходит предикат «не экземплифицирует себя» и все соответствующие субъектно-предикатные предложения будут истинными. С другой стороны, существуют вещи – определенные универсалии, – к которым этот предикат неприменим. Можно предположить, что таково свойство быть бестелесным: вещь лишена тела и, следовательно, бестелесна. Равным образом, если существует такая вещь, как бытие самотождественным, то она тождественна самой себе и, стало быть, экземплифицирует себя. Следовательно, предикат «не экземплифицирует себя» не подходит ни одной из этих вещей.

Итак, если существуют истинные субъектно-предикатные предложения, в которых данное понятие выступает в роли предиката, то из той версии реалистской теории предикации, на которую не налагаются никакие ограничения, следует, что существует свойство, выражаемое или коннотируемое таким предикатным выражением. Ради удобства назовем его свойством не экземплифицировать себя. Предположение о существовании такого свойства немедленно приводит к парадоксу, ибо это свойство должно либо экземплифицировать, либо не экземплифицировать себя. Предположим, что оно себя экземплифицирует. Тогда, поскольку это свойство, которое вещь проявляет именно в том случае, когда она не экземплифицирует себя, получается, что оно себя не экземплифицирует. Таким образом, если оно себя экземплифицирует, то оно себя не экземплифицирует. С другой стороны, предположим, что оно себя не экземплифицирует. Тогда получается, что, будучи свойством не экземплифицировать себя, оно себя экземплифицирует. Итак, если оно не экземплифицирует себя, то оно себя экземплифицирует. Но в этом случае оно экземплифицирует себя именно тогда, когда не экземплифицирует, – итог неутешительный[23]23
  Это всего лишь частный случай так называемого парадокса Рассела. В более известной версии парадокс подводит к выводу, что не существует множества для каждого условия принадлежности ко множеству. Будь это не так, существовало бы множество, в которое входили бы все множества, не входящие в самих себя, – и только они. Но если бы такое множество существовало, то оно либо входило бы в себя, либо не входило бы, – в любом случае это привело бы к противоречию.


[Закрыть]. Чтобы избежать парадокса, мы вынуждены отрицать существование универсалии, соотносящейся с общим понятием «не экземплифицирует себя». Реалистская теория предикации не работает для всех общих понятий, выступающих в роли предикатов субъектно-предикатных предложений.

Часто говорят, что на эту теорию нужно наложить еще некоторые ограничения, поскольку без них она приведет к бесконечной регрессии. Это очень старый спор: его можно обнаружить в платоновском «Пармениде», и со времен Платона он повторялся снова и снова[24]24
  См.: Платон. Парменид. 131E–132B. Более современные рассуждения о реализме и бесконечной регрессии см. в работах: Strawson P.F. Individuals. Chap. V; Donagan A. Universals and Metaphysical Realism. P. 135–139; Loux M.J. Substance and Attribute. P. 22–27; Armstrong D. Universals. P. 53–57.


[Закрыть]. Проблема, которая, предположительно, встает перед реалистами, касается ключевой идеи экземплификации. Одна из формулировок этой проблемы восходит к использованию реалистами платоновской схемы для объяснения совпадения атрибутов. Согласно этой схеме, там, где некоторое число объектов совпадает в том, что все они являются F, такое совпадение обусловлено множественной экземплификацией в них универсального «атрибута F». Проблема заключается в том, что при любом применении данной схемы она объясняет лишь один конкретный случай совпадения атрибутов – то, что все исходные объекты являются F, – лишь для того, чтобы столкнуться с другим – тем, что все они экземплифицируют «атрибут F». Но тогда мы вынуждены ссылаться на еще одну универсалию (экземплификацию «атрибута F») и говорить, что второй случай совпадения атрибутов возникает для наших исходных объектов в силу того, что они совместно экземплифицируют эту вторую универсалию. Но в этом случае мы объясняем второй случай совпадения атрибутов лишь для того, чтобы столкнуться с третьим: все наши исходные объекты совпадают в том, что экземплифицируют экземплификацию «атрибута F». Значит, нужно ссылаться на третью универсалию, которая, в свою очередь, породит еще один случай совпадения атрибутов, в результате которого понадобится следующая универсалия, – и вот перед нами бесконечная регрессия случаев совпадения атрибутов и обосновывающих их универсалий. Какой отсюда вывод? Если мы разделяем платоновскую схему, то объяснение, которое эта схема, казалось бы, должна предоставлять, никогда не будет доведено до конца.

Очевидно, что та же проблема возникает, когда реалисты пытаются объяснить субъектно-предикатную истину. Реалисты заявляют, что любое субъектно-предикатное предложение

(19) a есть F

является истинным лишь при условии, что референт a экземплифицирует универсалию («атрибут F»), выражаемую F. Но тогда наше первоначальное предложение (19) является истинным лишь при условии истинности нового субъектно-предикатного предложения

(20) a экземплифицирует «атрибут F».

Складывается впечатление, что наше объяснение истинности предложения (19) не будет закончено, пока мы не обоснуем истинность этого нового предложения. Однако в предложении (20) есть новый предикат («экземплифицирует „атрибут F“»), выражающий новую универсалию (экземплификацию «атрибута F»). Согласно теории реалистов, предложение (20) может быть истинным, только если референт а экземплифицирует новую универсалию. Но это условие исполняется только в том случае, если истинным является предложение

(21) a экземплифицирует экземплификацию «атрибута F».

Поэтому наше объяснение истинности предложения (19), по-видимому, требует разъяснения истинности предложения (21). Кажется, мы снова сталкиваемся с бесконечной регрессией и снова приходим к выводу, что теория реалистов не работает.

Может показаться, что вывод из двух описанных нами регрессий прост: следует отвергнуть предлагаемое метафизическими реалистами объяснение совпадения атрибутов и предикации – философы-номиналисты часто ссылались на них, чтобы подвести именно к такому выводу. Однако реалисты отвечают, что нужно сделать другой вывод. Они соглашаются, что следует избегать регрессий, но полагают, что избежать их несложно: достаточно наложить ограничения на использование платоновской схемы и связанную с ней теорию предикации. Столкнувшись с первой регрессией, мы можем отрицать, что каждая конкретная форма совпадения атрибутов предполагает наличие особой и определенной универсалии. В частности, можно отрицать, что там, где совпадение образовано некоторым количеством объектов, экземплифицирующих универсалию, наличествует еще одна универсалия, обосновывающая совпадение. Равным образом в случае второй регрессии можно отрицать, что каждое семантически обособленное общее понятие выражает отдельную универсалию. Соглашаясь с тем, что существует универсалия, соответствующая предикату любого предложения, имеющего ту же форму, что и (19), можно отрицать, что есть последующие универсалии, соответствующие предикатам предложений, имеющих ту же форму, что и (20) и любые другие, следующие за ним.

Таким образом, получается, что, ограничив применение платоновской схемы и реалистской теории предикации, можно избежать описанных выше регрессий. Однако можно поставить под сомнение идею, что здесь подойдет любое ограничение. Если эти регрессии реальны, сложно понять, почему они должны беспокоить реалистов. Рассмотрим утверждение, что использование платоновской схемы ведет к дурной бесконечности. Реалисты заявляют, что располагают схемой, обеспечивающей исчерпывающее объяснение любого конкретного случая совпадения атрибутов. Но предполагаемая регрессия никак не ставит это утверждение под вопрос. Если за каждым конкретным случаем совпадения атрибутов лежит бесконечное количество таких совпадений, это никак не компрометирует использование реалистами платоновской схемы для обеспечения полного и исчерпывающего объяснения первоначального случая совпадения атрибутов. Когда реалисты говорят, что все взятые нами для примера объекты являются F, ибо все они экземплифицируют «атрибут F», они дают нам исчерпывающее объяснение исходного случая совпадения атрибутов. Если, как следует из рассуждения, при объяснении вводится новый случай совпадения атрибутов, реалисты легко могут применить платоновскую схему и к нему – но вовсе не обязаны это делать. В частности, успех первоначального применения схемы для объяснения первого случая совпадения атрибутов никак не зависит от объяснения второго случая; то же самое можно сказать и о каждом случае совпадения атрибутов, предположительно следующем за первым. Поэтому если бесконечная регрессия реальна, то это – не дурная бесконечность. Следовательно, не нужно налагать никаких ограничений на использование платоновской схемы.

То же самое можно сказать в ответ на утверждение, что реалистам следует наложить ограничения на применение их теории субъектно-предикатной истинности. Даже если бесконечная регрессия, предположительно требующая соответствующих ограничений, реальна, это – не дурная бесконечность. Если, как следует из рассуждения, из реалистского объяснения истинности предложения (19) выводится новое истинное субъектно-предикатное предложение (20), то успешное объяснение реалистами истинности предложения (19) не предполагает объяснения истинности предложения (20). Если бы цель состояла в устранении или полном разложении в ходе анализа субъектно-предикатной формы дискурса, то возникновение предложения (20) и в самом деле стало бы проблемой. Но реалисты вряд ли предполагают, что возможно устранить такую форму дискурса. В действительности, если здесь существует регрессия, то это регрессия, возникающая при любой попытке очертить онтологические основания субъектно-предикатной истины – независимо от того, предпринимают ли ее реалисты или номиналисты[25]25
  Это хорошо изложено в работе: Armstrong D. Universals. P. 54–55.


[Закрыть]. Возьмем номиналистскую теорию субъектно-предикатной истины. Для каждого субъектно-предикатного предложения, имеющего форму «a есть F», она определяет некоторое условие C и сообщает, что исходное предложение является истинным, лишь когда С выполняется. Но затем возникает новое субъектно-предикатное предложение («a таково, что С выполняется»), и наше первоначальное предложение может быть истинным лишь при условии, что истинно это второе предложение. Следовательно, данная теория будет регрессивной не в меньшей степени, чем теория реалистов. И ни в одном из случаев бесконечность предполагаемой регрессии не окажется дурной. Так что даже если здесь и существует регрессия, не требуется накладывать никаких условий на пределы применимости реалистской теории предикации.

Тем не менее, если мы не имеем дела с дурной бесконечностью, по-видимому, из двух описанных выше регрессий следует, что за любым случаем совпадения атрибутов или за любым истинным субъектно-предикатным утверждением скрывается бесконечный ряд отдельных универсалий. Некоторым реалистам это может внушить тревогу, и, чтобы свести число универсалий к минимуму, они могут подумать, что на реалистские теории совпадения атрибутов и предикации следует наложить соответствующие ограничения. Но, если реалистов беспокоит переусложненная онтология, они могут отрицать саму реальность соответствующих регрессий. Они могут поставить под сомнение идею, будто, говоря, что объекты, совпадающие в том, что являются F, совместно экземплифицируют универсалию «атрибут F», мы тем самым выявляем второй случай совпадения атрибутов. Можно сказать, что, применяя платоновскую схему к определению онтологических оснований конкретного случая совпадения атрибутов, мы не вводим новый случай, а даем абсолютно четко сформулированное и более точное с точки зрения метафизики описание старого. Сходным образом можно утверждать, что предикат предложения (20) «экземплифицирует „атрибут F“» отличается от предиката F предложения (19) лишь синтаксически или грамматически: семантически оба предиката равнозначны, а потому имеют одни и те же онтологические основания.

Итак, ни одна из двух первых попыток доказать, что реалистская теория приводит к регрессии, требующей наложения на эту теорию ограничений, не увенчалась успехом. Однако есть третий способ обосновать данный тезис. Согласно мнению большинства реалистов, он порождает для их теории настоящие проблемы, которые невозможно разрешить, всего лишь ограничив область ее применения. По их мнению, чтобы партикулярия а была F, и партикулярия а, и универсалия F обязательно должны существовать. Но нужно и еще кое-что – а именно: чтобы а экземплифицировала «атрибут F». Однако, в соответствии с нашей формулировкой теории реалистов, экземплификация партикулярией а универсалии «атрибут F» – вопрос отношения: а и «атрибут F» вступают в отношение экземплификации. Но реалисты настаивают, что отношения сами являются универсалиями и что два объекта могут иметь друг к другу отношение, только если они экземплифицируют отношение, вступая в него. Из этого следует, что, если нам в результате нужно получить, что а есть F, мы нуждаемся в новой, более высокого уровня форме экземплификации (назовем ее экземплификацией₂), функция которой – обеспечить, чтобы а и атрибут F вступили в экземплифицируемое отношение. К сожалению, сама экземплификация₂ является дополнительным отношением, так что нам может понадобиться экземплификация еще более высокого уровня (экземплификация₃), которая должна обеспечить установление между а, атрибутом F и экземплификацией отношения посредством экземплификации₂. Очевидно, что таким образом мы будем постоянно нуждаться во все новых уровнях экземплификации. И снова получается, что единственный способ, которым мы когда-нибудь сможем добиться желаемого результата (а есть F), – отрицать применимость теории реалистов к понятию экземплификации.

Приведенное выше рассуждение является вариантом известного аргумента Ф.Г. Брэдли[26]26
  Bradley F.H. Appearance and Reality. Oxford: Oxford University Press, 1930. P. 17–18.


[Закрыть]. Целью Брэдли было показать, что не может быть такой вещи, как отношения, тогда как цель нашего рассуждения скромнее – показать, что реалистское описание того, что у вещи есть свойство, она принадлежит к виду или вступает в отношения, неприменимо к самому себе. Итак, некоторые реалисты полагали, что, хотя описанная выше бесконечная регрессия и реальна, это не дурная бесконечность[27]27
  См.: Wolterstorff N. On Universals. P. 102.


[Закрыть]. По их мнению, эта регрессия угрожает их теории не больше, чем две описанные нами ранее. Однако такие реалисты находятся в меньшинстве: с точки зрения большинства, бесконечность этой регрессии является дурной. Не вполне понятно, почему именно это так: на первый взгляд, у нее та же формальная структура, что и у двух предыдущих. Разумеется, иногда реалисты ошибочно полагали, что первые две регрессии представляют проблему, – неудивительно, что и третья внушала им опасения. Удивляет то, что реалисты, которых совершенно не тревожат первые две регрессии, могут беспокоиться о третьей. Вероятно, им казалось, что она, в отличие от первых двух, делает невозможным объяснение того, что мы хотели объяснить изначально, – что а есть F. Или же они подозревали, что, если реалисты не смогут отыскать некий соединительный механизм, связующая роль которого не зависит от какого-то дополнительного соединительного механизма более высокого уровня, им не удастся успешно объяснить, почему партикулярия а является F. Однако их правота совершенно неочевидна. Разумно полагать, что, заявив, что а есть F потому, что а и «атрибут F» вступают в отношение экземплификации, реалисты завершили свое объяснение того, что а есть F. Разумеется, появится новый факт, который им может захотеться объяснить, – то, что а и «атрибут F» вступают в отношение экземплификации. Однако похоже, что неспособность объяснить этот новый факт никак не компрометирует объяснение первоначального факта – того, что а есть F.

Но независимо от того, находим ли мы эти соображения убедительными или нет, третья регрессия все равно занимает видное место в истории метафизического реализма. Как правило, реалисты верили, что единственным остававшимся им вариантом действий было остановить регрессию еще до ее начала[28]28
  См., например: Donagan A. Universals and Metaphysical Realism. Р. 138; Strawson P.F. Individuals. P. 169; Bergmann G. Meaning // Bergmann G. Logic and Reality. Madison, WI: University of Wisconsin Press, 1964. P. 87–88.


[Закрыть]. Чтобы остановить регрессию, они настаивали на том, что теория реалистов неприменима к самому понятию экземплификации. Очевидно, что подобное ограничение нуждается в некотором обосновании, и таким обоснованием является утверждение, что экземплификация – это не отношение. Реалисты утверждают, что если отношения могут связывать объекты только посредством уз экземплификации, то экземплификация связывает объекты, устанавливая между ними отношения, без каких-либо дополнительных посредников. Она, – говорят нам, – представляет собой непосредственное связующее звено; этот факт рассматривается как элементарная категориальная характеристика понятия экземплификации. Итак, если до сих пор мы говорили об экземплификации как об отношении, связывающем партикулярии с универсалиями, а универсалии друг с другом, то наше воспроизведение представлений реалистов об этом понятии будет более корректным, если мы вслед за ними будем воспринимать экземплификацию как «узы» или «связь» (использование здесь этих терминов позволяет выявить нереляционную природу связи, обеспечиваемой этим понятием).

Итак, как правило, реалисты отрицают, что их собственная теория применима к экземплификации. Независимо от того, находим ли мы это ограничение достаточно обоснованным или нет, нам следует признать, что у него есть дополнительное преимущество: если теория реалистов неприменима к понятию экземплификации, то сделанное нами выше заявление о неприменимости платоновской схемы к предикату «не экземплифицирует себя» выглядит не столь уж отчаянной и ситуативной попыткой избежать парадокса. Если есть основания полагать, что эта схема неприменима к понятию экземплификации, то вполне естественным будет предположить, что она неприменима и к понятиям, выводимым из него. И поскольку утверждение, что экземплификация не является отношением, дает реалистам некоторые основания отрицать применимость к ней платоновской схемы, может показаться, что у них есть веские и независимые от угрозы парадокса основания исключать из области применения этой схемы понятие «быть несамоэкземплифицирующимся».